«29-е воскресенье по Пятидесятнице. Рождество Христово». Священник Стахий Колотвин

У нас в гостях были настоятель храма святого равноапостольного князя Владимира в городе Коммунар Ленинградской области священник Алексей Дудин и его супруга Ольга.

Мы говорили о том, как люди объединяются в общины при храмах, как это помогает семьям вести церковную жизнь, раскрывать свои таланты и помогать ближним.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

Все выпуски программы Семейный час

• «Семья и церковная община». Священник Алексей и Ольга Дудины
• «Дети и церковная жизнь». Священник Михаил Словцов
• «Ценность семейных традиций». Священник Дмитрий и Ника Кузьмичевы

В программе «Пайдейя» на Радио ВЕРА совместно с проектом «Клевер Лаборатория» мы говорим о том, как образование и саморазвитие может помочь человеку на пути к достижению идеала и раскрытию образа Божьего в себе.

Гостьей программы была психолог, мама восьми детей, бабушка восьми внуков Евгения Ульева.

Мы говорили о том, почему всё более распространяется гиперопека и повышенная тревожность за детей и как найти правильный подход к воспитанию и образованию детей.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

Кира Лаврентьева

— Дорогие друзья, здравствуйте. В эфире программа «Пайдейя». У микрофонов мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Этим красивым словом пайдейя древние греки называли целостный процесс образования и воспитания. О том, как образование может помочь человеку на пути к достижению идеала и раскрытию образа Божьего в себе, мы будем говорить сегодня. Мне кажется, не только мы будем говорить сегодня об образовании, дорогие друзья, но сохраним интригу. Напомним, что эти беседы мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который объединяет учителей, руководителей школ и детских садов, родителей и всех тех, кто работает с детьми, занимается их духовно-нравственным развитием. С трепетной радостью представляем вам нашу сегодняшнюю гостью. Евгения Ульева сегодня в студии Светлого радио, психолог, мама восьми детей и бабушка, внимание, восьми внуков. Дорогие друзья, кто знает Женю, конечно, понимает, что в это крайне сложно поверить, и в такие минуты я жалею, что у нас нет видео в этой программе, но оно обязательно когда-нибудь появится. А вообще вы можете посмотреть про Женю всю информацию, увидеть, как она молодо и прекрасно выглядит, конечно, восхититься лишний раз. Здравствуй, Женя, дорогая.

Евгения Ульева

— Здравствуйте, мои дорогие.

Кира Лаврентьева

— Долго думала, с чего начать эту программу, по счастливому случаю, мы встретились с тобой на стоянке перед программой и уже успели поговорить о грядущем часе. И ты тогда сказала: почему-то сейчас стоит вопрос, что каждый должен искать себя, а где мы потерялись, сказала ты. Давай, наверное, с этого и начнем. Почему настолько актуальна сейчас тема поиска себя, для христиан поиска образа Божьего в себе, раскрытие своего Логоса. Понятно, что это самое главное, но это почему-то стало проблемой. Почему-то это стало целым испытанием для человека, найти свой Логос. Это может продолжаться долго, это может продолжаться много лет. Самое страшное для нас свой Логос так и не найти, всю жизнь прожить в иллюзиях каких-то о себе, о Боге, о вере, о жизни, как во сне прожить и печально все это завершить. Не хотелось бы. Поэтому отчасти и для этого есть программа на Радио ВЕРА, где мы ищем смысл жизни, ищем себя, ищем свой путь. Поэтому, Женя, пожалуйста, скажи, что ты об этом думаешь. У меня такое длительное, занудное приветствие было, надо завершать уже.

Константин Мацан

— Хорошее такое оптимистическое вступление Киры.

Кира Лаврентьева

— Светлое радио у нас сегодня, друзья.

Евгения Ульева

— Итак, поработаем сегодня навигатором с хорошими голосами, когда все садятся в машину, все уже привыкли: налево, направо, перестройтесь. Действительно, когда я ехала на передачу, на запись и слушала Радио ВЕРА свой любимый, там как раз говорили, что мужчина должен в себе разглядеть свой мужской образ, женщина — женский. У меня такая простая мысль пришла: Господи, а куда все потерялись, что происходит? Почему все такие потеряшки сегодня? Действительно, это так.

Константин Мацан

— Это точно как навигатор, вы ушли с маршрута.

Евгения Ульева

— Да. Хорошая эта метафора, я могу ее продолжить. Сказать о чем? Сейчас же плохо нас видит навигатор и очень часто как бы теряет вашу геопозицию. Вы-то едете в нормальном направлении, но он почему-то начинает вам рассказывать, что «перестройте маршрут» или «вам надо развернуться». И тут четко надо понимать, откуда и куда вы едете, более или менее представлять дорогу. Чтобы в этот момент, когда кто-то начинает вам механическим голосом записанным рассказывать, что вы не там, разобраться, когда вы не там, и вам нужно поменять маршрут, вы действительно заблудились, а когда вам надо стоять на своей линии.

Кира Лаврентьева

— Кстати, очень глубокая мысль.

Евгения Ульева

— Да, да, да.

Кира Лаврентьева

— Метафора такая хорошая.

Евгения Ульева

— У меня внезапно так получилось. И тут как раз в современном мире, я думаю, что проблема в огромном количестве входящей информации, которую современный человек должен обрабатывать. Никогда такого не было, никогда. Если мы возьмете всю историю человечества, не было возможности в маленьком гаджете потреблять все, что только можно, терабайты, там даже цифр нормальных нет, 10 в икс степенях, какое количество информации потребляет современный человек, и ребенок, и взрослый, и любой. Естественно, он начинает запутываться, эти тысячи голосов, которые там кричат со всех сторон, самореализовывайся, вливайся, наливайся, ты достоин или ты не достоин. Голоса рекламы, голоса социума, тик-ток. Интересно, что мы сейчас все живем в каких-то своих информационных пузырях, это тоже очень интересный феномен, потому что у нас у каждого своя какая-то лента новостей, свое любимое радио. Если включать Радио ВЕРА, когда вы едете куда-то, у вас будет совершенно одно настроение в машине. Если вы переключите на другие программы, совершенно другой пойдет заряд и энергетический и информационный, рекламный. Поэтому этот момент, я это могу сравнить с гигантскими потоками воды, которая мутная, она всякая разная, и каждый из нас должен ставить очень хорошие фильтры, какую информацию вы потребляете и зачем. Этот четкий маршрут в Царствие Небесное. «Стяжите прежде всего Царствие Небесное, остальное вам приложится». А стяжание Царствия Небесного может быть только в своей собственной душе. Это не какое-то конкретное место, конкретное место будет потом, на том свете нам все покажут, обители, мы все понимаем. Но когда мы здесь находимся на земле, нам очень важно внутри этот мир, это состояние духа мирного хранить, как будто мы в гигантской толпе людей, базар какой-нибудь восточный. Преподобный Амвросий Оптинский, вы помните, когда он говорил мужичку, как мужичок через базар идет. Все орут, купи-купи, а он свой лошадке: но да но. Тогда же не было навигаторов, но Амвросий показал, что ты иди свой путь, тебе надо туда дойти. И такое сравнение давал Паисий Святогорец, он приводил пример торговцев. Крестьянин деревенский греческий когда приезжает, очень простой, необразованный, кода он приходит, ему надо что-то конкретное купить, его начинают в эти лавки зазывать и обманывать, впихивать какие-то товары плохие, деньги все забирать. И он говорит: не будьте таким крестьянином, будьте внимательны, будьте осторожны, понимайте, что вы делаете, для чего вы делаете. Хороший индикатор — внутренне ваше состояние, что у вас внутри. Я сейчас в каком духе, в мирном или не в мирном? Я разозлился? Да, допустим, я разозлился, но откуда что пришло? Мысль какая-то или ситуация какая-то? Это умение себя анализировать, понимать приходит постепенно. Естественно, маленький ребенок это не отфильтровывает, мы это прекрасно видим. Вот он заплакал, упал, ушибся; через минуту он засмеялся, ему конфетку дали; еще через минуту с кем-то подрался — он не анализирует и не отфильтровывает, что там, почему он сделал. Он за этим идет к вам. Если вы родитель или воспитатель или педагог, он идет к вам. Это тоже моя любимая метафора, я это сравниваю с роботом-пылесосом. У всех сейчас это есть. Мама — базовая зарядная станция. Вот он где-то ездит, ездит, какой-то мусор собирает, собирает, всякую гадость набрал, приехал, разрядился, без батарейки уже, на последнем издыхании. Главное, чтобы он понял, где, что к вам точно можно подзарядиться. И спокойно начал заряжаться, мама этот контейнер в мусорку выбросила, копаться в нем не обязательно, что там он принес, какую гадость с улицы, помыли, почистили, по головке погладили, все объяснили. Маршрут навигаторский мы же создаем, он не сам катается, куда хочет. Эти вещи надо понимать и потихонечку навыкать. Это целая жизненная стратегия, я бы ее так назвала.

Кира Лаврентьева

— Женя, я знаешь, о чем думала, когда мы собирались записывать эту программу? Однажды в «Вечере воскресенья» по-моему, ты сказала такую вещь, что я очень долго была зарядной станцией для своих детей, я всех контролировала, я о каждом переживала ужасно, все на мне висело. Понятно, что муж там тоже подключался.

Евгения Ульева

— Нет, он не подключался, мы прям два в упряжке.

Кира Лаврентьева

— Естественно, аналогичная ситуация, просто у меня меньше детей, а когда их восемь...

Евгения Ульева

— Они же растут, это же не значит, что они все восемь сразу все маленькие.

Кира Лаврентьева

— Мне больше понравилась другая мысль. О том, что когда ты заболела, не секрет, что ты пережила определенные трудности со здоровьем.

Евгения Ульева

— Я в них живу.

Кира Лаврентьева

— Мы об этом много говорили на Радио ВЕРА, ты сейчас несешь эти последствия, все понятно. И об этом нужно и важно говорить, потому что это многих поддерживает. Но ты сказала тогда, что ты полностью пересмотрела свое отношение к жизни. Не пересмотрела, а пришлось пересмотреть, потому что не было уже тех сил, которые были до этого, контролировать, следить, беспокоиться, соломочку каждому подстилать. То есть дети уже сами включились в этот процесс. Ты скажи, пожалуйста, Женя, как премудро распределять свои силы родительские, чтобы это не было на такой грани. Мы все в той или иной степени находимся на определенной грани, что мы должны своих деточек полностью окружить заботой и вниманием, чтобы они не дай Бог, не ошиблись, чтобы они, не дай Бог, не оступились, нашли свой путь.

Евгения Ульева

— Не соглашусь, чтобы полностью окружить заботой и вниманием.

Кира Лаврентьева

— Я не об этом, не о гиперконтроле невротическом, а, скорее, об этом: вот это сделаем, давай мы это вместе с тобой сделаем.

Евгения Ульева

— Нет, Кира, это, может быть, с возрастом пришло, я абсолютно теперь, я насмотрелась на все эти гиперконтроли, давай это сделаем, давай то. У него начинается выученная беспомощность, он без тебя вообще уже ничего не может делать. Мама аниматор. Я говорю, почему я пересматриваю теперь?

Кира Лаврентьева

— Мама аниматор, это я у своих детей.

Евгения Ульева

— Я говорю, это все, сейчас завышенные требования к бедным мамам, и самое главное никто их не предъявляет, они сами себе их предъявляют, эти мамы бедные. Они сами придумывают себе историю, что она должна на каждый крик бежать и, как некоторые пишут, психологи говорят: я же кричу на ребенка, у него будет детская травма. Все уже сам себе психолог, какие детские травмы, Боже мой. Раньше детские травмы были — вышел, упал, коленку разодрал.

Константин Мацан

— Это детская травма, когда упал, тогда у меня все детство прошло в травмах.

Евгения Ульева

— Да, вот это была детская травма. Понимаете, сейчас подмена понятий, подмена слов, слово обесценилось и мы все время о разных вещах, мы говорим одно, люди слышат по-другому, пересказывают по третьему. К сожалению, сейчас какая-то путаница пошла серьезная. Детские травмы это не про это вообще.

Константин Мацан

— А про что?

Евгения Ульева

— Детские травмы? Это такое условное название ситуации, которая может у взрослого всплыть не у всех вообще, это довольно редкая штука, когда всплывает какой-то поведенческий паттерн, в детстве... Я вам сейчас самый простой пример приведу. Хроническая семья тяжелых алкоголиков, ребенка там на мороз выгоняли босиком, он ночевал в подъезде, и у него это все закрепилось как нормативное поведение. У него такие мама с папой были, другого не видел, не знал, что бывает по-другому. И когда он вырастает, конечно, он в очень серьезных психологических проблемах находится, но и то не все. Иногда потрясающие бывают люди, они просто святые.

Кира Лаврентьева

— От обратного будто.

Евгения Ульева

— Они перетерпливают, они как-то Бога находят. Я много разговаривала с такими людьми, они говорят: я почему-то молился, мне никто не объяснял, я просто Бога просил. Я говорю: а как ты в этом подъезде выживал? Ну, вот соседка, слава Богу, увидела, накормила, напоила чаем. Для человека это послужило невероятным... Он у этой соседки увидел, что бывает скатерть, что бывает чашка, блюдце, что можно не орать, а спокойно есть, не объедки, а чистую приготовленную еду. Он говорит: для меня это было стимулом, что я так жить не буду, как мои несчастные родители, я выучусь, я заработаю. Вполне успешный состоявшийся, кстати, человек. Да конечно, могут эти вещи потом вылезать, когда своих детей воспитываете, что вы видели в своей собственной семье, как правило, то и продолжаете делать. Но не надо обвинять в этом предков. С утра сегодня смеялась, прислали как раз видео очень смешное «Обыкновенное чудо»: это не я, это бабка.

Константин Мацан

— Постоянно вспоминаю этого короля в исполнении Леонова.

Евгения Ульева

— Потрясающе, гениально, я опять пересмотрела: гениальный актер и гениально все это высмеяно. Надо брать ответственность за свою жизнь на себя.

Кира Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю, что у нас в гостях Евгения Ульева, психолог. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

Константин Мацан

— Пользуясь тем, что у нас в студии очень опытный психолог, я хочу спросить, тема очень обширная, но она все чаще всплывает и в связи с воспитанием детей и в связи с воспитанием взрослых. Она в общем виде звучит так. Как мы раньше жили без психологии? Часто говорят, что поколение мам, бабушек как-то выжили, не зная ничего о травмах, о личных границах, об абьюзерах. Я вовсе не хочу обесценивать совсем психотерапию, когда она нужна, когда она помогает. Но при этом какая-то, что ли, грань должна быть или какое-то равновесие между тем, чтобы не обесценивать, но и не видеть в этом панацею от всего. Что вы об этом думаете?

Евгения Ульева

— Костя, была бытовая психология, я бы ее так назвала, были очень хорошие штуки, которые передавались из поколения в поколение, предание такое. Есть церковное предание, а были просто педагогические. Очень простой приведу вам пример, который все знают, это пальчиковые игры. «Сорока-ворона кашку варила, деток кормила, этом удала, этому не дала». Этих игр было очень много. Сейчас современная нейропсихология вдруг открыла, что это совершенно потрясающая стимуляция развития и мозга и моторики мелкой. В таких пальчиковых играх было много присказок, прибауток, которые с детства закладывались. В семье было очень много детей, все это слышали, пропевали. Та же колыбельная мамы, сейчас очень большая проблема со сном у детей, не могут уложить, мамы не спят, целая история, мамы выгорают, потому что она беспрерывно этого ребенка укачивает, он напряженно, нервно пытается маму не упустить, чтобы она не ушла. А раньше была колыбельная, и как только ее запевали, у ребенка четко формировался паттерн, что это спать, это песенка на сон, у него все расслаблялось, отключалось, он засыпал. Эта колыбельная была из поколения в поколение. Представляете, как это было наработано, нейронные связи хорошие в мозгу. Когда, условно, мама начинала запевать или бабушка старенькая, и уже дружно вся изба засыпала под эту песенку. Сейчас психология есть всякое, в том числе и голосовая, много всего сейчас изучают. И у нас сейчас почему такая история с психологией? Потому что как весеннее половодье, все разлилось, мы дорвались, у нас пошли эти книги, психологи. Можно сейчас любого пригласить, любую мировую знаменитость, выступают они, очень большие конференции, это все здорово. Но поскольку много информации лишней, современный обыватель как бы завален этим всем, тут же начинается на этом и спекуляции, и реклама, и продажа: сейчас я вас всех всему научу, сейчас вы все научитесь делать. Если пойти к бабушкам... Я приведу очень простой пример, может быть, кому-то пригодится. У меня бабушка, которая давным-давно уже умерла, Царство ей Небесное, Евгения, как и я, меня в честь нее называли. Она, например, рассказывала, а ей рассказывали ее бабушки, прабабушки, то есть это не она придумала, ей самой молодой рассказали. Простым языком пересказываю деревенским, они говорили: девка, будут мысли про самоубийство, я не знаю, как они их называли, не было слово суицид, но какое-то свое было деревенское слово, я уже, естественно, его не помню, ты язык-то прикуси до крови. Странный такой совет. Современная психология говорит о чем? Что такое прикусить язык до крови? Это значит, я здесь и сейчас, возвращаюсь от этих помыслов, я просто вернулся сюда.

Кира Лаврентьева

— В осознанность через боль.

Евгения Ульева

— И я не начинаю обдумывать дальше, почему мне пришло в голову. Люди знали деревенские, что такое бывает, что это может прийти, и ребенок с самого малого... И таких штук было тысячи, таких маленьких штучек. Еще один расскажу пример, тоже бабушка рассказывала. Естественно, в деревне очень много было живности. Естественно, эта живность, простите, совокуплялась на виду у всех. Как хранили целомудрие? Говорили: не смотри, на глазу чирей вскочит. И ребенок, как только видел что-то похожее, раз, моментально отворачивался, не задумываясь, почему я отворачиваюсь, что случилось, просто, раз. И может, даже просмеивали, у кого чирей вскочил, ага, это ты смотрел, куда не надо.

Константин Мацан

— Смотрите, вы очень важные вещи говорите, они нас подводят напрямую к вопросам воспитания, образования, отношений с детьми. Даже этот пример, не смотри, это пример некого запрета, некоторого ограничения. У меня есть ощущение, что сегодняшняя культура, атмосфера, в которой мы живем, любая тема, которая что-то запрещает или ограничивает, воспринимается как авторитарность и репрессивность. И это табу, потому что мы же все хотим свободным людьми, мы личности и должны быть уважаемы. Но это, во-первых, очевидная, логическая нестыковка, потому что любое правило подразумевает... нет картины без рамки. Чтобы была картина, нужны какие-то границы, в которых эта картина существует. Нет красоты без этой границы, в которой она существует. И свободы нет без тех правил, о которых мы договорились. Но это логика, философия, а что с этим делать? Что бы вы сказали человеку, который уже привык, потребляя ту самую массовую психологию, я еще раз подчеркну, что я совсем не пытаюсь поставить под вопрос профессиональную качественную психотерапию тем, кому она нужна и помогает. Но мы разделяем профессиональных психологов, христианских, глубоких и вот таких массовых блогеров, которые что-то о чем-то сказали, человек это посмотрел и для себя выводы сделал. Но поскольку их так много...

Евгения Ульева

— Много, какой-то информационный пузырь. Костя, смотрите, вам надо этот фильтр очень четкий ставить.

Константин Мацан

— Для человека, который нас сейчас слушает, вполне естественна мысль, что все, что про запрет, это все репрессивное, это все про травму. Что вы такому слушателю скажете?

Евгения Ульева

— Я не думаю. Ты думаешь, сразу репрессивно? Мне кажется, это разумно. У комнаты есть стены, крыша. Эта рамка нормальна для человека, я вижу, и педагоги все со мной согласятся, что современные дети крайне страдают от отсутствия правильных границ, а современные родители... Почему такие есть психозы, неврозы и непонимания, что делать? Потому что эта история, что разрешите все, а когда люди упираются в то, что если ты все разрешил, извините за грубое слово безмозглому ребенку, потому что он маленький. Я смеюсь, говорят, он не захотел, я говорю, вы с ним советуетесь, например, кому вам сделать перевод в онлайн, какую сумму вам заплатить здесь или там. — Ха-ха-ха, ну нет, конечно. Я говорю: почему вы тогда принимаете его точку зрения, что ему сегодня съесть, что ему надеть. Он не понимает, какая температура, куда вы идете, надолго, ненадолго, на прогулку. Или вы смотрите прогноз погоды, видите, что будет ливень, вам надо его как-то защитить, а он начинает снимать: я не хочу шапку, я не хочу то. Это хотение и отсутствие терпения в современных детях приводит к огромному количеству психозов, неврозов. Сейчас учителя не знают, что с детьми делать, потому что они вообще ничего не слышат, вот прям физически не слышат, им говорят, как будто мимо них все проходит. Плюс наушники, телефоны, они все время скролят эти картинки с самого детства.

Константин Мацан

— Важнейшая тема, сейчас вернемся к ней. У нас сегодня в гостях Евгения Ульева, православный психолог, мама восьми детей, бабушка восьми внуков. Не переключайтесь.

Кира Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, у нас в гостях Евгения Ульева, мама восьми детей, бабушка восьми внуков, психолог. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

Константин Мацан

— Тут очень важная тема про то, что дети не слышат. Причем, физически. Я думаю, что все мы с этим сталкиваемся, иногда такое ощущение, что ребенок, пятиклассник, к которому ты обращаешься с каким-то простым посланием, на тебя смотрит, глазами моргает, но ты понимаешь, что там как будто на лбу экран, отталкивающий любую мысль, там замок. Что с этим делать?

Евгения Ульева

— В моменте, если вам надо пятикласснику что-то сказать, вопрос, кто он вам, это ученик или это ваш ребенок?

Константин Мацан

— Я говорю про ребенка, с которым мы в отношениях родитель и сын.

Евгения Ульева

— Тогда надо какой-то физический контакт с ним, за руку взять, за плечо, привлечь внимание, то есть здесь и сейчас немножко вернуть его в реальность.

Константин Мацан

— Заземлить.

Евгения Ульева

— Что ты смотрел или слушают они, все сейчас делают уроки и слушают совершенно что-то другое. Юлий Цезарь у нас в каждом доме, пишу, читаю и еще общаюсь с кем-то.

Кира Лаврентьева

— Абсолютно.

Евгения Ульева

— Возможно, я не очень жестко против этого, потому что есть понятие цифровой среды, и по первому образованию у меня кибернетика МИФИ и программирование, цифровой мир мне не страшен, мне он понятен, я знаю, как он устроен. Я считаю, что человеческая психика адаптивна и эти дети, я разговаривала с нейропсихологами, они точно другие. Нет запретов, они более свободны, они нарушают эту рамку. Где-то, может быть, это поможет. Мне очень понравились слова патриарха нашего Кирилла, который когда-то сказал, выступая, что этим детям придется держать этот мир в руках. Он очень сложный, этот мир; он очень технологичный, этот мир. Любое отключение электричества, интернета, и могут быть катастрофы серьезные. И он говорит: эти дети должны вырасти и научиться с этим миром обращаться. Поэтому, конечно, у них должны быть другие компетенции, не такие, как у нас, это нормально, в этом нет ничего плохого. Есть, конечно, консервативная часть, это тоже хорошо, кто читает книжки бумажные, учит детей думать, анализировать, синтезировать информацию, такие люди нужны. Они будут управлять, кто самый умный, будет управлять теми, кто в гаджетах сидят, скролят. Кто-то должен и скролить, кто-то должен быстро, например, моментально, любой родитель знает, ребенок вам очень быстро что-то найдет в ютубе, они прямо моментально умеют обращаться с компьютерами, с телефонами, быстро обновление какие-то читают. Это тоже нужно детям, не нужно пугаться. Особенно я мам призываю, сейчас большая проблема — мамы и подростки. Мальчик подросток, папа где-то зарабатывает на жизнь или ушел из семьи, не важно, папа вне дома.

Кира Лаврентьева

— Два варианта.

Константин Мацан

— У вас большой разброс получился.

Евгения Ульева

— Ну да. Я имею в виду, что большую часть жизни папа вне дома, он где-то там, на СВО, например, ушел. Папа вне зоны контроля, ребенок не под контролем у отца.

Кира Лаврентьева

— И мама и за папу и за маму.

Евгения Ульева

— Когда папа контролирующий есть и мама, мама не так сильно в это включается. А у мамы, которая одна по каким-то причинам с подростком или с несколькими детьми, естественно, гипертревожность, она начинает переживать: я должна контролировать, я должна все понимать, что он смотрит. У них очень много страхов, они прям очень боятся. А ребенок, я с мамой поговорила, потом я с ребенком разговариваю, я вижу, что он не то что обижен, он не понимает, почему такое подозрение. Почему к нему так относятся, я же нормальный, я не пью, не курю, я делаю уроки, подумаешь, я пошел в какую-то игру играть, почему мама ко мне так относится. А мама с ужасом пытается найти всякую гадость, в которую он вдруг, не дай Бог залез, в интернет плохой какой-нибудь. Конечно, тут нужна золотая середина. Нельзя просто бесконтрольно оставить, понятно, потому что это опасная среда, токсичная среда интернет. Это детям надо объяснять, как мы объясняем правила движения: посмотри налево, направо, пешеходный переход, красный цвет, зеленый цвет — это всем объясняют. То же самое в интернете, мы должны объяснять, какие люди могут добавляться, что это могут быть преступники, мошенники, не дай Бог, педофилы, еще какие-то люди нехорошие. Это мы должны детям все объяснять, показывать, говорить, что если что-то, ты насторожился, что-то с тобой не так, приди ко мне. Как я всегда своим детям говорила: я сначала покричу, я поругаюсь, ты не пугайся, я на эмоциях скажу: а-ха-ха. Но потом мы с тобой этот вопрос решим. Я заранее это говорю.

Кира Лаврентьева

— Это интересно, кстати.

Евгения Ульева

— Ну, я же эмоциональный, как и ты, Кира, человек, конечно, я могу и покричать. Тут надо эмоции отделять от ситуации. Просто папы менее эмоциональны, они более спокойно могут объяснить и сказать. А мама, конечно, сразу: вот, куда ты полез — неважно, я не буду цитировать, но смысл именно в этом, что нам нужно ребенку показать, что сюда можно ходить, сюда нельзя. Я узнавала у людей, которые постоянно разбираются с самыми страшными историями, когда дети залетают в какие-то нехорошие истории. Когда разговариваешь с профессионалами, кто уже таких детей вытаскивает из всех этих вещей, они говорят: если есть контакт с ребенком, если он слышит и знает, что если что, приходи... Но это надо в спокойной обстановке, когда вы не ругаетесь, когда вы не ссоритесь, не один раз, а сто пятьдесят один раз сказать: сынок, доченька, если что, я у тебя есть, ты можешь всегда ко мне прийти. У твоего друга, подруги что-то случилось, тоже приходите, мы разберемся, мы взрослые, мы поймем, что с этим делать, куда идти, кому звонить. Этот момент ребенок должен знать, что если что, меня спасут. Мне понравилось, вчера я видела картинку смешную, две мышки идут, одна маленькая мышка и мышка-папа. У мышки-папы на хвосте такое огромное количество мышеловок прицеплено. А ребенок говорит: пап, я же говорил, что ничего тут опасного, тут нормально же все. Понимаешь, да? Эти безобразия взрослый на себя возьмет и поможет и защитит ребенка, но ребенок должен это понимать. Всегда, когда втягивают преступники ребенка в любые неприятные истории, группы, соцсети, это всегда под девизом: маме, папе не говори, это наш секрет, они взрослые, они плохие, а вот мы хорошие, и мы тебя любим.

Кира Лаврентьева

— Они не поймут.

Евгения Ульева

— И ребенок, как правило, идет за вниманием. Он хочет, он интересен, его там слушают, его принимают, бомбардировка любовью, так называемая, этот момент надо отсечь.

Константин Мацан

— Это сектантский прием.

Евгения Ульева

— Конечно.

Константин Мацан

— Еще одна вещь важная у вас прозвучала еще в прошлой части программы, что когда мамы, хотя я думаю, это касается не только мам, и пап тоже, вообще родители находятся в позиции, что я должен быть хорошим мамой-папой, чтоб все успеть, все дать, а то иначе что-то такое. Это мы себе выставляем некие критерии, именно мы себе выставляем.

Евгения Ульева

— Жюри в голове у нас.

Константин Мацан

— Нас никто не обязывал так себя судить, какие-то ставить нормативы, которые мы должны сдавать, мы их сами себе поставили, а потом мы с ними не справляемся. А потом у нас портится настроение, мы из-за этого срываемся на ребенке. Что с этим делать? Что бы вы сказали человеку, который сейчас себя в этом узнает? Я почему еще этот вопрос задаю. Казалось бы, если у тебя тревожность, осознай это как симптом, который нужно вылечить, от которого нужно избавиться, чтобы он не мешал. На практике, по крайней мере я по себе сужу, другая логика включается. Я на словах говорю, что ах, я такой тревожный родитель, я не должен быть таким, потому что от этого всем хуже. Но внутри-то я думаю, какой я хороший, я так тревожусь, я такой неравнодушный, я молодец, и я с этой тревожностью не расстанусь, она мне повышает самооценку. Что с этим делать?

Евгения Ульева

— Отлично, Костя, ты описал, прям замечательно эту историю про тревожность. Поскольку мы на Радио ВЕРА, я вам скажу так. Тревожность — это грех.

Константин Мацан

— Спасибо. Следующий вопрос, пожалуйста.

Евгения Ульева

— Это грех, то есть вы не осознаете это как грех, когда говорите себе внутри: я молодец, я такой молодец родитель, я сто раз позвоню ребенку или я все время буду его держать под контролем. Тут очень важно понять такую штуку. Есть такая добродетель, которая называется мужество. Если мы посмотрим, у нас же все плюс-минус, у нас все плохое-хорошее. Чревоугодие-воздержание.

Кира Лаврентьева

— Добродетель-страсть. Добродетель-страсть.

Евгения Ульева

— Совершенно верно. Если мы посмотрим на мужество и на терпение, с другой стороны что у нас будет? Нетерпеливость, раздражительность и, в том числе, и тревожность. Что такое тревожность? Если мы берем чистую психологию. Страх — это я боюсь реальной угрозы. Собака бежит, я боюсь, она опасна, и это нормальное состояние, правильно, что я боюсь, потому что она может укусить, мне, может быть, на другую сторону улицы надо перейти. А тревожность — это когда я тревожусь, сам не знаю о чем. Я просто в таком состоянии, это наследственность, кстати, про детские травмы говорили, это привычное состояние, потому что это генерируется в нескольких поколениях семейных. Если мы возьмем с вами 20-й век, который был крайне сложен для нашей страны. Погибшие, многие поколения мужчин, ушедшие и не вернувшиеся, на фронт, в тюрьму. Мамы, бабушки и прабабушки, которые оставались, вынуждены были жить в режиме высокой гиперответственности, но у них не было гаджетов и у них не было геолокаций. Мы все утром уходили из дома и приходили вечером. У нас даже телефона не было никакого. И мама понятия не имела, дошла ли я до школы, вернулась ли я из школы. Естественно, уровень тревожности был другой. А сейчас этот гиперконтроль над детьми и тревожность зашкаливающая, потому что дети бедные в телефоне, или часы у всех. Я смотрю, в детских садах воспитательницы под камерами, ни одного слова нельзя сказать, ничего нельзя сделать, потому что все ходы записаны, все под колпаком у Мюллера. Это уже все границы переходит. У людей тревожных, к сожалению, какая проблема есть? Они это разгоняют на всех окружающих. Тревожная какая-нибудь бабушка никогда не может сама с собой быть тревожной, ей надо на уши поставить всех окружающих. Позвонить.

Кира Лаврентьева

— Конечно, чтобы не приходилось терпеть.

Евгения Ульева

— В это время она прокачивает свою социальную значимость: я такая молодец, потревожилась, а вы-то все тут такие, вас не пнешь, вы сидите равнодушные и не знаете, что с сыночкой или с дочечкой или с внучком. И у нас это приняло масштабы нездоровые.

Кира Лаврентьева

— Я, знаешь, о чем думаю? О том, что тревожность глобально может сильно препятствовать и поиску своего пути в жизни. Тебе хочется чем-то заняться, но вот эти тревожные материнские голоса, отцовские, свои, голос учителя начальной школы из твоего детства говорят тебе: нет, лучше синичка в руках, чем журавль в небе, куда ты пойдешь? Можно не перечислять помыслы, которые приходят от тревожности, они всем понятны, они предсказуемы, легко их опровергнуть. Но, тем не менее, они могут препятствовать человеку заниматься своим собственным развитием. В рамках этой программы и вообще мы много говорим о том, как узнать волю Божию о себе, как найти свой путь, как помочь ребенку найти свой путь. Если ты сам не понимаешь, довольно сложно будет помочь ребенку.

Евгения Ульева

— Про помочь ребенку, я вообще считаю, что в современном мире надо минимально это делать.

Кира Лаврентьева

— Помогать ребенку.

Евгения Ульева

— Потому что мы не понимаем. Есть классическая история, 20 лет назад всех родители отправляли в юристы, в экономисты.

Кира Лаврентьева

— Да, да, абсолютно. Женя, я про помочь ребенку не про то, что тебе надо, сыночек, становиться экономистом или юристом, нет. А дать ему возможность пойти и узнать себя в разных родах каких-то секций, каких-то занятий, дать ему возможность как-то себя прощупать что ли. Я об этом говорю. Помочь ему организовать свое время. Не самой организовывать, помочь ему организовать свое время. Рассказать ему о том, что есть из направлений, куда можно пойти, чтобы узнать, но вести его туда. Я об этом говорю, это более здоровый подход.

Евгения Ульева

— А зачем это все рассказывать и показывать?

Кира Лаврентьева

— Если мы с тобой ничего делать не будем, они будут просто сидеть в телефонах, простите.

Евгения Ульева

— Знаешь, Кира, если он смотрит, например, какие-нибудь проповеди батюшки хорошие.

Кира Лаврентьева

— Если бы, это просто идеальный вариант.

Евгения Ульева

— Это не идеальный вариант, я тебе просто объясняю. Мне кажется, что это ошибочное представление. Есть такое понятие как всемогущество, это у детей такое бывает, ему кажется, что он все умеет и все может, у него волшебная палочка, он повелитель мира и все вокруг него кружится. Современные родители, мягко сказать, инфантильные ребята, они этим всемогуществом, почему-то им кажется, и плюс они еще себя нагружают, это внутренне жюри, которое выставляет только плохие оценки. Ваше внутреннее жюри беспощадное, вы так ни одного человека не осудите, ни одного знакомого, когда вы приложите ситуацию. Я всегда говорю: переложите ситуацию, когда это не вы сделали, а ваша соседка или ваша подружка. Вы скажете: да ладно, нормально все. А себе нет, ты опять недоработала. Я вспоминаю сказку «Морозко», помните: я Марфушеньку сватаю-сватаю, а все смотрят на Настьку проклятую. И эта проклятая Настька — это мы. И эта бабка, которая все время эту Настьку, фильм с этого начинается, помните, она там вяжет, что-то делает.

Кира Лаврентьева

— Конечно.

Евгения Ульева

— Вот это наше внутренне состояние и вечный голос критика внутреннего, можно так его назвать, которое православные путают с правильным, правильно надо себя совсем.

Кира Лаврентьева

— Самоукорение.

Евгения Ульева

— Самоукорение, самоуничижение, но это не правильно. Это совершенно другое, это невротические истории, которые люди очень плохо переживают, им плохо и физически и психически, они выгорают. Поэтому детям вот это всемогущество, что я сейчас ребенку все, что должен, правильно объясню. Раньше жили, и у них не было задач. Жили просто, были дети, взрослые занимались своим, дети занимались, они росли. Какие-то правильные книжки читали, объясняли. Я не помню, чтобы мама бегала за мной с томиком Достоевского, я сама его нашла в 6-м классе, с увлечением почитала, моя мама сказала: ого, ничего себе, а ты что-нибудь поняла вообще, нормально Достоевский тебе зашел? Я сказала: да, мам, так интересно. И это счастье моей жизни, что я успела это прочитать до того, как он пошел в школьной программе, для меня Достоевский — это отдельная внутренняя история, которую я сам нашел. А если бы мама бегала за мной: деточка, посмотри, вот это тебе надо или не надо. Я бы инстинктивно сказала: мама, я сама знаю, что мне почитать. Это так работает психика.

Кира Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Светлом радио. Дорогие друзья, у нас в гостях Евгения Ульева, психолог, мама восьми детей и бабушка восьми внуков. Ты говоришь о томике Достоевского, мне это знакомо, потому что мама спрятала Гюго, например, и сказала: тебе это читать ни в коем случае нельзя.

Кира Лаврентьева

— И этот «Собор Парижской Богоматери» это было мое вожделенное желание скорее его прочитать.

Евгения Ульева

— Вот видишь. Внутренний ребенок не будет, если вы ему диктуете... Мы говорим про свободу, Костя, это же очень глобальный вопрос внутренней свободы человека, которую дает ему Христос, и Он его не насилует, мы не ходим так, что нам каждую секунду являются ангелы и кричат: быстренько пошел в храм, ты что пошел в магазин, давай, давай, спасайся. Нет же этого. Тихий голос ангела, каждый верующий знает, который молится, что ангельский внутренний посыл, а может быть вот это, настолько деликатен, что мы, как правило, говорим: да нет, не надо. А потом думаешь, вот было же у меня это чувство. Он крайне деликатен, ангельский посыл. А вот дьявольский злобный вас просто задолбит, как дятел: иди, иди, ты плохой. Мы не умеем это различать, это надо научиться тихий глас ангельский слышать в себе, а не навязчивый такой противный.

Константин Мацан

— Мы сегодня уже обратились к теме, что мы иногда формируем у ребенка выученную беспомощность, когда пытаемся за него заниматься, за него делать уроки.

Кира Лаврентьева

— Причинить добро.

Константин Мацан

— Сидеть рядом и как-то мотивировать. Наверное, есть ситуации, в случае какого-то характера ребенка, действительно, надо быть рядом и мотивировать. Если ребенку надо помочь с математикой или с фортепиано.

Евгения Ульева

— Если он к вам пришел, попросил.

Константин Мацан

— А вот если не пришел и не попросил? Это первая часть моего вопроса. А вторая: а если это уже состоялось, у ребенка к какому-то возрасту, предположим, 11 лет, сформировалось такое, что если родителям надо, они придут и меня смотивируют. А если не приходят и не мотивируют, значит, мне это тоже не надо. Что делать, чтобы эту ситуацию переломить?

Евгения Ульева

— То есть сделать по-нашему, все равно по-нашему.

Константин Мацан

— Нет, я имею в виду, если ты уже навредил.

Евгения Ульева

— Что значит навредил? Костя, ты что сейчас имеешь в виду?

Константин Мацан

— Сформировал у ребенка выученную беспомощность. Если я хочу, чтобы она у него прошла, что мне сделать?

Евгения Ульева

— Она не прошла. Опять мы смотрим с тобой два полюса: минус-плюс. Что такое выученная беспомощность? У меня нет собственной инициативы, за меня все решают, что я надену, что я ем. На каком-то этапе, пока ребенок маленький, это нужно делать. У нас как раз все путают, когда он маленький, ему начинают выбор предоставлять, который он не может вывезти, он не понимает, как надо. А потом, когда он уже должен выбор делать, он сидит в этом состоянии. Или негативизма, есть серьезный негативизм сейчас у современных детей. Они в партизанское подполье уходят. Внешне они вроде нормальные, молодцы все делают, а внутри: этот томик Гюго, я дорвусь. Тот же интернет — это тоже уход детей, там же он чемпион в этой игре, ему дают призы, а тут мама что-то пристала со своей математикой. Мне кажется, сейчас пошла очень серьезная история про сбитый навигатор. Потому что те же мамы и папы, с которыми я разговаривала, я все время задаю вопрос: зачем? Сейчас у нас дети готовятся к ЕГЭ, готовятся к поступлению в хорошие ВУЗЫ, бесплатно-платно. Я всем говорю: а зачем? Это точка «В», куда вы едете. Сейчас точка «А», вы вот здесь находитесь, в 10-м классе, в 5-м классе. Сейчас же уже ЕГЭ чуть ли не с первого класса начинают детей мучить какими-то ВПРами. Я спрашиваю: а зачем? Какая цель? Куда вы направлены? Почему вам надо встрять в этот поток, в этой пробке пробиваться первыми на светофоре, а вы не понимаете, куда вы едете? Мне почти никто... Один диалог прямо воспроизведу. Очень-очень высокопоставленный папа, у дочки проблемы серьезные, не важно что, у нее проблемы в этой школе, она не хочет в эту школу, ей там плохо. И, действительно, как психолог, я бы рекомендовала: не надо, ей будет там плохо, уберите ребенка оттуда. И я задаю такой вопрос: зачем ей туда? Он говорит: чтобы она была в престижной школе. Я говорю: зачем? Он так потерялся и говорит: чтобы поступила в престижный ВУЗ. Я говорю: замечательно, она поступила в престижный ВУЗ, дальше? — Ну, она сделает карьеру. Я говорю: прекрасно, она сделала карьеру, какую? Он высокопоставленный менеджер в крупной очень корпорации. Я говорю: какую сделает карьеру? Он говорит: ну, будет... С каждым разом он как бы вставал в тупик, придумывал мне ответ. Супер, она сделала карьеру, ваша взрослая дочь. Вы кто? Он говорит: я, там, генеральный директор. Я говорю: у вас вокруг наверняка же женщины, которые сделали карьеру. Он говорит: да, у меня есть женщины рядом. Я говорю: теперь представьте на их месте вашу дочь. Он говорит: ой, нет, не надо, они несчастные абсолютно. Я говорю: теперь вы понимаете, куда вы выставили навигатор. Вы через коленку ломаете ребенка, чтобы он пошел туда, где вам кажется престиж, деньги, не знаю что, успех. Но видя вокруг таких женщин, которые все это сделали, вы не хотите. Он аж испугался: нет ни в коем случае, несчастные, на женщин не похожие.

Константин Мацан

— А какой ответ этого человека для вас бы свидетельствовал, что он осознанно, осмысленно и правильно отвечает?

Кира Лаврентьева

— То есть как правильно?

Константин Мацан

— Тут правильно условно.

Евгения Ульева

— Правильно, чтобы человек понимал, что он делает.

Константин Мацан

— Что было бы свидетельством того, что он понимает?

Кира Лаврентьева

— Здоровая позиция какая?

Евгения Ульева

— Немножко по-другому отвечу. Есть тактика, есть стратегия. Современные родители — супертактики.

Константин Мацан

— Если бы он сказал: я хочу, чтобы моя дочь нашла себя.

Кира Лаврентьева

— Была счастливой.

Евгения Ульева

— А тогда бы я задала вопрос: а почему именно в этой школе, в этом ВУЗе она должна найти? Я-то его привела к тому, что он работает на свой престиж. Он хочет гордиться ее успехами. Он хочет сидеть в компании, говорить: а моя дочка учится в высшей школе...

Константин Мацан

— Я почему этот пример привожу? Если я хочу, допустим, чтобы мой ребенок был счастлив или он нашел себя, прекрасные слова, но они настолько абстрактные, что за ними ничего не стоит. Я понимаю родителей, которые волей-неволей себе пытаются какую-то эмпирику найти. Хорошо, чтобы найти себя, наверное, нужна хорошая школа.

Евгения Ульева

— Тактика.

Константин Мацан

— Это очень важная тема, я пытаюсь нащупать, какое умонастроение у родителя свидетельствует, что он не вредит.

Кира Лаврентьева

— Что у него здоровый подход.

Константин Мацан

— Что он не по поводу себя и своего желания о ребенке, а по поводу ребенка?

Евгения Ульева

— Ответить себе на вопрос пять раз: зачем? зачем?

Кира Лаврентьева

— Пять раз?

Евгения Ульева

— Ну, семь раз. Это чисто психологически, не моя придумка.

Кира Лаврентьева

— К чему мы должны прийти в идеальном варианте?

Евгения Ульева

— К корневому ответу, вы себе ответьте на этот вопрос. Что такое тактика? Я здесь и сейчас понимаю, что мне надо в этот класс или в тот, хорошая учительница. Но когда я общаюсь с современными родителями, они заботятся о максимальном комфорте для ребенка, они не понимают, зачем. Иногда ребенку должно быть очень дискомфортно, и он должен пережить этот дискомфорт.

Кира Лаврентьева

— Тогда где мерило, скажи?

Евгения Ульева

— Мерило? Он говорит: мой ребенок должен быть счастлив. Ну, начни с себя, ты-то сам счастлив? Ты закончил все эти ВУЗы престижные, получил работу, и каждый увидит, что путь был удивительный. У каждого нашего слушателя, я уверена, был какой-то свой уникальный путь, где его случайно в коридоре встретил какой-то знакомый, сказал: пошли туда поступать. В нашей жизни было много неслучайных случайностей. Мы даем Богу действовать. А так мы все зарегулировали, только туда, навигатор едет туда.

Кира Лаврентьева

— Вот ответ, мы его ждали.

Евгения Ульева

— Ужас в том, что мы не понимаем, куда. Я говорю родителям: ребята, а вы куда поехали, вам что там делать? А почему именно этот ВУЗ? Почему именно эта специальность?

Константин Мацан

— А не получается ли тогда так, что мы это можем сформулировать следующим образом: тактика — в какой класс, в какую школу — это некий здравый смысл. Есть во дворе хорошая школа, идите туда, зачем возить на другой конец Москвы, если рядом есть хорошая школа? А стратегия — это по сути отдать это Промыслу Божиему.

Евгения Ульева

— Понимаешь, стратегия — это понимание, куда я иду и зачем, то есть смыслы, ценности. Мы говорим о ценностях, не о целях. Цель, ценность — это разные вещи. Вот есть цель, мне надо заработать или престижно. А есть ценность, я ценю, я попала на музыкальный концерт и думаю: какие прекрасные люди музыканты, как они играют, я тоже хочу так же. Понимаешь, да?

Константин Мацан

— Очень хорошо понимаю.

Евгения Ульева

— Ценность. Но я считаю, что надо идти за глобальными ценностями: это любовь, это семья, это дети. Я бы вот это вкладывала. И если я мальчика мотивирую на какую-то престижную учебу, я бы вкладывала не престижную учебу, а семью, которую тебе надо будет содержать, у тебя будут детки.

Кира Лаврентьева

— Ракурс развернуть.

Евгения Ульева

— Ракурс развернуть на более... Поэтому дети упираются, потому что они не понимают, почему вы их через коленку ломаете учить химию или физику, которую он ненавидит всей душой, и не понимает, зачем. Если у вас нет ответа зачем, и у ребенка, естественно, этого ответа нет. Вам надо обязательно внутренние ценности у себя сформулировать, раз вы взрослый человек, ответственный. Сядьте, ручку возьмите шариковую, в телефоне хотя бы в заметках напишите: зачем я живу, какие цели у меня на ближайшие 5-10 лет? Цели, ценности разделяйте, это важно. Ценность, например, у меня Царство Небесное, остальное приложится. Цель: стяжевать добродетели. Каким образом я могу это делать? Если я мать семейства, это моя обязанность, мои дети, воспитание, что я им донесу? У Паисия Святогорца была абсолютно необразованная деревенская мама, которая читала Иисусову молитву, пока чистила картошку, и он это запомнил, что мама читала Иисусову молитву. И у нас Паисий Святогорец. Вообще никакого образования у нее не было. Я напоминаю, сейчас такой перекос только в сторону ОГЭ, ЕГЭ, образования и все. Непонятно, зачем, почему все в эту свернули сторону и туда уперлись, как бараны, простите меня? И школа бедная не вывозит уже, педагоги, учителя, родители, все в неврозах, психозах. Я работаю сейчас сентябрь-октябрь, дети уже: ЕГЭ, как я сдам, а я не смогу, а я смогу. Ребенок попадает прямо в психоз.

Кира Лаврентьева

— В область невроза, конечно.

Евгения Ульева

— Зачем? Он не понимает, зачем? А потом, когда он молодец, все сдал и в престижный ВУЗ поступил, у него такой же невроз: Боже мой, как я сдам зачеты, я вылечу. И, кстати, разочарование очень сильное, очень сильное разочарование между тем, что хотел, и тем, что получил.

Кира Лаврентьева

— То есть ты закончил престижный ВУЗ и ты думал, что перед тобой все двери откроются.

Евгения Ульева

— Уже на первом курсе начинаются проблемы, потому что не бьется картинка с ожиданиями.

Константин Мацан

— А вот закольцовываем то, о чем мы сегодня говорим. Когда родитель вот так прилагает усилия, чтобы ребенок поступил в хорошую школу, потом в хороший ВУЗ, он чем-то мотивирован. Мы сейчас говорим, как я по крайней мере это слышу и суммирую: есть вещи, которые ты не можешь рационально сконструировать, ценности мы принимаем на каком-то внутреннем духовном уровне, а потом уже от них что-то отстраиваем. И тогда чуть проще можно ко всему относиться. Ну, не поступил твой ребенок в эту престижную школу, это не конец жизни, может быть, ему туда и не надо было. Но ведь это все, опять же, сталкивается, я просто предвижу эту реакцию слушателей, ну это же равнодушие.

Евгения Ульева

— Нет, конечно, ценности.

Константин Мацан

— Если я не убьюсь ради того, чтобы...и так далее.

Евгения Ульева

— Не убьешься, и слава Богу. Хорошо, молодец. И ребенок тебе будет благодарен. Мир современный потерялся, даже эти глобальные истории, которые происходят — это же борьба за ценности, это же не про деньги история, это ценности. Христос или сатана, блуд или целомудрие и чистота. Молитва или бесконечный наркотический угар этих всех дискотек или та же виртуальная реальность, куда люди уходят и сутками там пропадают. Потому что у них нет, а для чего жить? Базовые ценности, я напомню слушателям — это еда, жилье, безопасность. Как правило, у современного ребенка все закрыто, если раньше детям надо было выживать во многих сообществах. Поделюсь историей личной. У меня пришел ребенок из школы, 14 лет у меня младшей дочери, им показали фильм по Диккенсу «Оливер Твист», классика английская, у нее прямо детская травма была, она в ужасе была от этого фильма, от всего. И вообще зачем это написали, зачем это сняли, какой кошмар, как можно так с детьми обращаться и какой ужас? Я вспоминаю, как я читала эти книжки, я очень сочувствовала, я, конечно, плакала, но у меня не было этого жуткого отторжения. Картинка у ребенка уже не бьется, я такой мир не хочу, он ужасен, детей нельзя обижать. Кстати, опять, сверхценность ребенка у нас в обществе, где переоценено это отношение к ребенку.

Кира Лаврентьева

— Сначала было недооценено, теперь переоценено, качели такие.

Евгения Ульева

— У нас, к сожалению. Я помню, еще отец Дмитрий Смирнов говорил: что за советы с подростками, у них нет еще ни понимания, ни опыта, что с ним советоваться? Он выдает чужие шаблоны, что на ютубе услышал или в тик-токе увидел и пересказывает, рекламные, как правило, какие-то штуки. Те же, как назвать тех психологов, которые из тик-тока, они такие же молодые и рассказывают друг дружке. Но ценности — это то, чем вы обладаете, если вы в себе это взращиваете как родитель, как педагог. Я считаю, что педагоги, которые обладают внутренними ценностями, этой базой, на вес золота сейчас. Я всегда им говорю, когда они ко мне приходят: один педагог нормальный может все эти сотни детей, которые через вас проходят, запомнят, что у нас была такая классная учительница, которая говорила про добро.

Кира Лаврентьева

— Женя, но чтобы понятный итог подвести нашей программе, скажи мне, когда ты говоришь о ценностях, имеешь ли ты в виду, что родитель в своей здоровой христианской позиции дожжен в первую очередь выстраивать свои отношения со Христом, становиться в мирном духе.

Евгения Ульева

— Безусловно.

Кира Лаврентьева

— И все остальное выстроится, не надо голову себе вскрывать, чтобы придумать что-то новенькое.

Евгения Ульева

— Конечно, если вы начинаете ругаться и драться с ребенком, извините, насиловать его секциями, образованием.

Кира Лаврентьева

— А собой мы при этом не занимаемся.

Евгения Ульева

— И вам кажется, что вы причиняете добро, нет свободы в этом. Свобода нужна все равно, свобода выбора ребенка, дать ему хотя бы пространство, где он может шаг сделать влево, вправо, не надо каждую секунду ему вот этим навигатором в ухо долбить: ты не туда пошел, ты не туда свернул, ты опять не туда пошел. Мы же что-то пробовали свое, искали, читали, у нас было какое-то внутренне свободное пространство жизни. Современный ребенок всего этого лишен абсолютно.

Кира Лаврентьева

— Спасибо огромное. Это программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА. Напомню, что наши регулярные беседы об образовании мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который собирает лучшие и самые интересные опыты работы в области образования и воспитания. Узнать подробнее об этом проекте и стать участником или поддержать его вы можете на сайте clever-lab.pro. У микрофонов были Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Сегодня в гостях у Светлого радио была Евгения Ульева, психолог, мама восьми детей и бабушка восьми внуков. Мы всегда с радостью встречаем Женю в нашей студии. Дорогая Женечка, спасибо тебе огромное за эту очередную интереснейшую беседу. Ждем тебя в нашей студии еще.

Евгения Ульева

— С удовольствием приду.

Кира Лаврентьева

— До свиданья.

Евгения Ульева

— До свиданья.

---

Все выпуски программы Пайдейя

• «Здоровое отношение к образованию детей». Евгения Ульева
• «Интерес к науке и знаниям». Александр Молчанов
• «Благотворительные образовательные проекты для детей». Никита Загускин

Изумительная, прекрасная весна! Робкие лучики солнца. Нежные, хрупкие зелёные побеги кустарников, нежные, словно кожа младенца, маленькие зелёные листочки. Хочется стать художником и нарисовать всё, что видишь вокруг: каждое дерево, каждый угол, белые, словно морщинами, изрезанные трещинами башни монастыря и тёплый домашний тёмно-кирпичный цвет этого домика, который под лучами заходящего солнца становится живым и горящим. Тепло, уют, дом, рай. Вовне. А внутри Бог.

---

Все выпуски программы Утро в прозе

• «Весна»
• «У лесного озера»
• «Скоротечность жизни»