«Битва у мыса Гангут». Дмитрий Володихин

18.08.2024

Поделиться

Дмитрий Володихин

В этом выпуске вместе с доктором исторических наук Дмитрием Володихиным мы говорили о знаменитом морском сражении у мыса Гангут 1714 года, которое считается первой в истории России победой русского военного флота.

Ведущий: Дмитрий Володихин

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и никаких гостей сегодня нет, но я надеюсь быть для вас интересным и небесполезным собеседником в течение целого часа, тем более что и тема у нас с вами, можно сказать, ударная. Мы поговорим об одном из легендарных сражений русского военно-морского флота — о сражении у мыса Гангу́т. И в этом году, летом, как раз исполняется 310 лет этой замечательной победе. Мы поговорим с вами прежде всего не о том, кто куда стрелял и как шел абордаж, мы поговорим о том, что подготовило эту самую победу, и что сделало ее трудной. У нас с вами будет длительное предисловие, поговорим о флоте, о Петре I, о Северной войне, и только после этого выйдем на Гангу́тское сражение. Понимаете, очень многие вещи в этом сражении без предисловия просто непонятны, поэтому нам придется забирать в сторону, и начнем мы аж с первой половины 90-х годов XVII века. Собственно, вопрос в том, когда у России появился флот, очень сложный, и корабли заводили государи из династии Романовых задолго до Петра I. Своя каперская команда на Балтике была у Ивана Грозного, у Михаила Федоровича был корабль «Фредерик», у Алексея Михайловича был корабль «Орёл» и более того, целая флотилия небольших судов, собственно, участвовали они в боевых действиях, то есть все это не стояло на месте, все это плавало, все это схватывалось с разницами и, кроме того, достаточно неожиданная, на мой взгляд, информация, для меня она была удивительным делом, почти что чудом — оказывается, при Алексее Михайловиче в 1656 году русским морякам удалось одержать победу в морском бою над шведской флотилией у острова Ко́тлин. Проблема вся в том, что есть корабли, а флота нет, есть люди, а флота нет, и мы говорим об этом прежде всего потому, что флот, ведь это не много кораблей, не много пушек, и не много людей, которые их обслуживают так или иначе, хорошо или плохо, но обслуживают — это система, которая сама себя воспроизводит и может воспроизводить себя на протяжении столетий. Понимаете, какая вещь, флот — это в очень значительной степени инфраструктура, то есть должны быть верфи, которые корабли производят, должны быть ремонтные заводы, которые их чинят, должны быть училища, которые выпускают грамотных офицеров, должны быть места, где проходит обучение костяк матросской части команд, должны быть заводы, которые обеспечивают корабли орудиями артиллерийскими, должны быть заводы, которые обеспечивают огромным количеством металлических изделий, а в эпоху парусников — пеньковыми веревками, канатами, парусиной, огромным количеством запасов. Должны быть склады, на которых все это хранится, должно быть адмиралтейство, которое командует всем этим, должны быть хорошие толковые командиры адмиральского ранга, то есть те, кто командует не отдельными кораблями, а флотилиями и эскадрами, и способен проводить их в движение, способен вести их в бой, добиваться победы. Но и это еще не все. Проблема состоит в том, что должна быть практика навигации, то есть люди должны плавать по морю и они должны опираться при этом на достижения гидрографии, то есть им должна быть ясна береговая линия, ветра, где находятся отмели, где находятся глубокие места, где фарватеры, где фарватеров нет, какие ветра в какое время дуют и когда море небезопасно, может грозить шторм, и когда море схватывается льдом, и корабль может быть затерт во льдах. То есть, иными словами, офицеры-моряки должны очень многое знать о том, что ждет их в море и для этого нужны обслуживающие учреждения, то есть мало училищ, нужны еще отделы хозяйственные, навигационные, гидрографические, должна быть служба маяков, и каждое поколение должно постоянно вот эту махину флота нести на себе и воспроизводить, потому что флот, который не существует на протяжении нескольких десятилетий, восстановить уже до крайности сложно. Все, ну или многое, во всяком случае, приходится начинать с нуля. У Михаила Федоровича был боевой корабль, но не было флота. У Алексея Михайловича была группа кораблей, были моряки, были пушки, были плаванья, но флота не было, и те корабли, которые участвовали в плаваниях и сражениях, после того, как завершились боевые действия, были просто брошены и сгнили, элементарно сгнили. Так вот, собственно, Петр создал флот как систему, и начиналось создание флота чрезвычайно долго. Часто говорят о том, что верфи Воронежа обеспечили флот на Дону и на Азовском море, и с помощью этого флота Петр I решил первую крупную боевую задачу — взял турецкую крепость Азов, это так. Но было кое-что раньше. Во-первых, существовали традиции битв казачьего флота — донских казаков, запорожских казаков — на море с татарскими, ну и прежде всего с турецкими кораблями. И казаки, бывало, на своих лёгких судёнышках «чайках», на парусно-гребных судёнышках, атаковали высокие турецкие галеры, у них были, у этих турецких галер, тяжёлые орудия, казаки шли вообще без пушек в бой или с маленькими пушечками, и добивались успеха! Они брали эти корабли, делали их своими трофеями. Собственно, казачья угроза на протяжении многих десятилетий для Османской империи и для Крымского ханства была чрезвычайно серьёзной и опасной. И это ещё не всё. Собственно, казачьи эскадры существовали на протяжении нескольких поколений, гораздо дольше существовали флотилии монастырские. Они существовали не на юге, они, собственно, не выходили из Дона или, скажем, Днепра на морские просторы Черноморья и Азовского моря, нет, они все были на северных морях, прежде всего на Белом море. Это флотилии монастырей, в частности, Соловецкого монастыря, у него были настоящие, ну, я бы не сказал, что это вооружённые силы, нет, это настоящий флот, очень значительный. Многие десятки кораблей, в том числе достаточно крупных, корабли разных видов, корабли, которые обеспечивались складами, корабли, которые обеспечивались хорошо подготовленными командами русских северных моряков, корабли, которые постоянно строились, которые постоянно подвергались починке, к которым прикладывались карты, их называли чертежами лоций, то есть был опыт плавания на так называемых «староманерных», не европейских судах, по северным, по арктическим морям. И Россия вступала в Петровскую эпоху, дважды потерпев поражение с созданием флота, состоящего из европейских кораблей при Михаиле Фёдоровиче и при Алексее Михайловиче, но она входила в Петровскую эпоху с опытом казачьих плаваний по морю, причём плаваний боевых, плаваний, отмеченных многочисленными победами, и опытом мореходства по арктическим морям, ну и по большим озёрам, по Ладоге, скажем, по Онежскому озеру. Это мореплавание прежде всего организовано было крупными монастырями, в меньшей степени — светскими хозяевами кораблей. Плавали до Гру́монта — до Шпицбергена, плавали далеко на восток, осваивали морской ход, направленный в глубины Сибири по морям, в обход сухопутных дорог, и добивались — ну, истинного совершенства в этой науке, но не ставили орудий на свои корабли. Могли перевозить стрельцов, перевозили, конечно же, вооружённых казаков, достаточно обычное дело для арктических плаваний русских моряков, но так, чтобы была эскадра, которая готова была к бою — вот этого не водилось. Что сделал по сравнению со всем этим нового Пётр: он взял северный морской опыт, использовал, может быть, и казачий опыт, и создал боевой флот на европейский лад: новоманерные суда, иная тактика, больший размер кораблей, бо́льшая их вооружённость, это не пушечка-другая на казачьей «чайке», это десятки тяжёлых орудий, и, собственно, придал всему этому характер государственной машины. Но почему мы с вами всё-таки начинаем с начала 90-х годов? А когда Пётр I совершил первое крупное морское плавание? Это ведь не что-нибудь, а плавание по Белому морю, плавание на корабле «Святой Пётр» — это была роскошная яхта, но это, между прочим, был и боевой корабль, на котором стояли артиллерийские орудия. И впоследствии Пётр ещё несколько раз совершал плавание по Белому морю, бывал на Соловках, был в буре, чуть не погиб от неё, но Бог его уберёг, и он велел строить на этом море целый ряд боевых кораблей, то есть, помимо «Святого Петра» появилась настоящая небольшая эскадра, она могла в случае необходимости эскортировать торговые суда, русские или зарубежные, которые плыли в Поморье, она могла бороться с пиратами, если такие найдутся, и во время Северной войны были попытки по переволокам перетащить её с Белого моря на Балтику. Так вот, когда мы говорим о том, что Пётр — вроде бы новатор, создатель флота, мы должны делать оговорку: флот в России создали до него, военно-морской флот создал именно он, и он знал русский старый опыт, и вместе с тем он положился на опыт европейский. Что, собственно, происходило, когда Пётр начал строить флот на Балтике? Ведь это же была эпоха великих надежд, колоссальных необычайных проектов, которые казались несбыточными! Собственно, Пётр грезил не только Балтикой, он грезил дальними морями, тропиками, владениями России далеко за пределами её континентальных территорий. Даже была запланирована экспедиция на остров Мадагаскар, и чтобы вы почувствовали дух того времени, дух времени отчаянного медь, послушайте песню: музыка Анны Ветлугиной — «Мадагаскар», как раз посвящена той эпохе.

В эфире звучит музыкальное произведение

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, мы говорим о Гангутской битве, которая произошла летом 1714 года. И настало время подобраться, собственно, уже к Северной войне. Она началась в 1700 году, шла с переменным успехом, главными ее участниками были Россия, на ее же стороне — Дания. Главным противником России и Дании была Швеция, ну и, кроме того, в этой титанической борьбе участвовало еще несколько государств: Польша, Саксония, северно-германские государства, да, впрочем, кто только не участвовал. И мы не должны упускать из виду того факта, что для создания русского флота на Балтике требовалось решить еще несколько крупных промежуточных задач. Прежде всего, нужно было забрать у шведов побережье Невы и Финского залива, и первые несколько лет Северной войны были посвящены именно этому. С большими потерями, с трудом Петр отобрал у шведов Ладогу, город Но́тебург, бывший град Ореховец русский, самим Петром переименованный в Шлиссельбург — «ключ-город», побережье Невы, забрал крепость Ни́еншанц и велел строить на острове Котлин крепость, которая в будущем станет Кронштадтом. Наконец, в 1703 году началось строительство Санкт-Петербурга. Так вот, проблема того времени состояла в том, что вышли на Балтику — верфей нет. Поставили верфи, потратили на это огромные средства. В Петербурге постепенно начнет формироваться адмиралтейство. Но этого недостаточно для того, чтобы родился флот, нужно больше кораблей, больше людей, больше орудий. Россия на широкую ногу ставит производство меди и литьё пушечное. Мало! Она заказывает корабли за рубежом. И, понимаете, какая вещь, особенно хорошо дела начинают идти, когда Дания на первом этапе, в первом же году войны, выброшенная шведами из боевых действий, вновь становится союзницей России. Все вы помните прекрасно: в 1709 году Петр выиграл генеральное сражение под Полтавой у Карла XII, он получил преимущество на суше, на море ситуация была пока в пользу Швеции, причём абсолютно в пользу Швеции. Но датчане возвращаются в войну и сейчас же на стороне России начинает играть чрезвычайно важный фактор: Дания — это сильнейшая морская держава, великая держава, может быть, даже более сильная, чем Швеция, и она в войнах со Швецией на море неоднократно достигала успеха. И поскольку Дания контролирует два так называемых датских «зунда»: проливы Каттегат и Скагеррак, которые отделяют Балтику от Атлантического океана, то они разрешают России проводку кораблей, которые она покупает в Англии и в Голландии, и Россия начинает тратить огромные деньги на закупку новых-новых-новых кораблей, выписывает новых-новых-новых офицеров, ставит иностранцев на адмиральские позиции, собственно, Корне́лиус Крюйс — норвежец, Фа́нгофт, Бо́цис — это всё иностранцы, которые служили Петру, командовали Балтийским флотом в эпоху, когда он был ещё новорождённым младенцем. В дальнейшем, постепенно начинают появляться собственные морские кадры, русских офицеров учат за рубежом, они и сами учатся, воюя на кораблях новоприобретённых или построенных на небольших верфях, собственно, русских, появляются такие таланты, как Наум Сеня́вин, он выиграет впоследствии у шведов битву у острова Э́зель, появляется такой талант, как Ко́нон Зо́тов — замечательный капитан, получивший великолепное военно-морское образование, да и не только военно-морское, но и гораздо более широкое за рубежом и участвующий во многих битвах. Так вот, люди постепенно появляются, но давайте посмотрим на то, что такое флот того времени, он состоит из двух частей: флот корабельный и флот гребной. Корабельный флот — это линейные корабли, корабли-гиганты, тяжелые, громоздкие, нагруженные артиллерией, основная сила в морских баталиях того времени. У них с чрезвычайно толстой обшивкой борта, ядрами малого калибра их просто не пробьешь, у них могучая артиллерия, в несколько ярусов поставленная или, если угодно, на нескольких деках. Фрегаты — сильные корабли, не столь тяжело вооруженные и с не столь толстыми бортами, но маневренные, способные быстро передвигаться и участвовать в боях на дальних морских коммуникациях противника. Вот главная сила. И Россия закупила и построила достаточное количество паруcников такого типа, фрегаты, линейные корабли у нее есть, уже в начале 10-х годов XVIII столетия Петр ими располагает. Есть команды, есть офицеры, но отправлять это в бой до крайности рискованно. Почему, собственно? Да потому что наука обращения с парусным кораблем чрезвычайно сложна, она постигается годами и даже при большом количестве иностранных офицеров, и при некотором количестве толковых русских офицеров, все равно экипажи должны долгое время учиться, тем более должна быть боевая слаженность, то есть умение действовать вместе, держать линию, совершать одни и те же маневры на море, а это достигается долгим трудом. Петр, конечно, полон надежд и упований, но время такое, вы по песне слышали, что это время великих проектов, и он чрезвычайно огорчен, когда корабельный флот России в первых своих делах оказывается, скажем так, наполнен болячками, это болезнь роста. Понимаете, невозможно сделать так, чтобы корабельный флот сразу, с первого года начал служить идеально. Так называемая Ревельская погоня 1713 года, командует опытный моряк Крюйс, он не трус, он храбрец, он участвовал в боевых делах, он царю предан, он не изменник, но тем не менее, по результатам этой Ревельской погони ему присуждают смертную казнь, только по милости Петра, замененную ссылкой в Казань. Крюйс во время погони за небольшим отрядом шведских боевых единиц, шведских кораблей, имея абсолютное подавляющее численное превосходство, посадил два линейных корабля на мель — «Ригу» и «Выборг», и приостановил погоню. Любопытно то, что Пётр не вменил ему в вину то, что посажено два корабля на мель, ну нет у российского флота карт и нет опыта у моряков, используя которые можно было бы понять, что здесь мели. «Ригу» с трудом сняли, «Выборг» пришлось уничтожить, чтобы он не достался врагу — тяжелая потеря, потеря целого линейного корабля, он стоит состояние. Пётр винил Крюйса в том, что он не продолжил погоню, не догнал шведов и не уничтожил их, по-прежнему, даже с потерей двух линейных кораблей, имея над ними численное превосходство. Не знаю, что ему говорил Крюйс, очевидно, он мог бы сказать: «Великий государь, но если бы я продолжил погоню, я бы мог посадить на мель все остальные корабли». Поэтому вот до 1719 года корабельный флот России учится, не одерживает побед, вот эта неудача в Ревельской погоне больно ударила по гордости Петра и морских военачальников в России, шведы могли смеяться над тем, что, оказывается, офицеры российской службы обучены морскому делу не так-то хорошо, как им надо. Но, повторяю, это болезнь роста, и пока корабельный флот учится, ему надо много лет, чтобы научиться, и тот же Наум Сенявин покажет, что русские могут этому учиться, и после выигрыша при Эзеле он впоследствии Петром I первым из русских будет введен в адмиральский ранг, но пока мы еще не добрались, до Эзеля нам еще далеко, несколько лет до него, пока Петр решает попробовать использовать против шведов другой инструмент — гребной флот. Он состоит из галер, полугалер, скампавей, это уменьшающиеся, так сказать, гребные суда, самая большая — галера, поменьше — полугалера, еще меньше — скампавея. В русском флоте не часто использовали галеры, это действительно тяжелый корабль, характерный в большей степени для Средиземноморья, но вот полугалеры и скампавеи строили массово. Были еще шхербо́ты, пра́мы, шхербо́т — это маленькое судно для разведки и связи, прам — это почти плоскодонное судно с очень неглубокой осадкой, которое может действовать в шхерах, то есть в узких извилистых заливчиках береговой линии Балтийского моря, в архипелагах малых островов, преодолевать мели, не попадать на подводные камни, потому что, повторяю, сидит неглубоко, но при этом нагруженное артиллерией очень основательно, притом артиллерией тяжелой. Это такая плавучая батарея, она в мореходном плане очень слабая, но она может бомбардировать чужие укрепления, бить по чужому флоту и делать это с позиций, которые крайне неудобны для крупных кораблей, фактически с мели. Ну вот всё это наличествовало на Балтике, и Пётр в 1714 году решает использовать свой гребной флот. Ситуация такова: западные ворота Финского залива, они достаточно узкие, это как горлышко бутылки, и вот оформляется с севера это горлышко мысом, который называют по-разному, сейчас привычнее всего название «Гангут», но другие названия — «Ханко», «Ганге» использовались в разное время. Близ этого мыса, который уходит достаточно глубоко в Финский залив, стоит шведская эскадра Лилье́ — это корабельный флот, достаточно сильный, при этом флоте находится флотилия гребных судов: один прам, шесть галер, два или три шхербота, то есть лёгкие силы, которые могут передвигаться вне зависимости от ветра и от глубины, галеры ведь и прамы — мелкосидящие боевые единицы, но у шведов эта флотилия очень невелика. Что делает Пётр? Он показывает то, что хочет выйти на просторы Балтики мимо этого бутылочного горлышка, построив переволоку, по ней он через перешеек небольшой на деревянных катках грозит перетащить свой флот в Ботнический залив. Ботнический залив — это ворота в континентальную Швецию, собственно, в будущем они будут неоднократно использоваться, Россия будет посылать через воды этого залива свои десанты, и те будут нападать на коренные шведские области, то есть это очень серьёзная угроза. Если пустить русский военно-морской флот в воды Ботнического залива, то это смертельно опасно для шведской короны. Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, мы буквально на одну минуту прерываем наш с вами разговор для того, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях никого нет, мы с вами разговариваем, можно сказать, приватно, я рассказываю о битве на море 1714 года близ мыса Гангут, шведы также называют эту битву «сражением в Рилакс-фьорде», и то, и другое можно использовать в равной степени, это правильно, в русской традиции, скорее, это все-таки битва при Гангуте. Что происходит, когда намерения Петра были обнаружены шведским военно-морским командованием? Угроза того, что эскадра шведов, стоящая у входа Финский залив, не поможет, она заставила шведское командование, флотилию гребных судов во главе с шаутбенахтом Реншёльдом (шаутбена́хт — это нечто вроде контр-адмирала, может быть, немного ниже, чем контр-адмирал) так вот, отправить эту флотилию в Рилакс-фьорд, к тому месту, где переволока должна выходить к морю. То есть, иными словами, приготовить флотилию к тому, что на деревянных катках поползут русские корабли и их можно будет легко и безопасно расстрелять издалека. Во главе флотилии стоял флагманский корабль «Элефант», то есть слон, и вооружён он был 18-ю тяжёлыми орудиями, этого хватило бы для того, чтобы разнести в щепы любую галеру, полугалеру, скампаведу и, в общем, на лёгкий фрегат вполне хватило бы этой артиллерии. Помимо него шесть галер и три шхербота. Реншёльд стоит, ждёт того момента, когда можно будет начать действовать, и в этот момент Пётр понимает, что идея с переволокой не удалась, но попробуем сыграть иначе, и Пётр I использует фактор погоды. Установилось достаточно долгое безветрие, штилевая погода лишила шведскую эскадру возможности передвигаться, гребные суда все ушли, остаются корабли тяжёлые, линейные корабли и фрегаты, и вот они стоят очень близко к берегу — отлично! Отряд галер Петра Великого обходит их мористее, то есть далеко в море, и сколько ни стреляют из своих тяжёлых орудий линейные корабли шведского флотоводца, они поразить русских галер не могут. Ну что ж, шведы начинают контригру, они буксируют шлюпками свои корабли дальше в море, но делают ошибку: они буксируют все корабли, оттаскивают весь флот, и в результате остаётся дыра между ними и берегом, а для гребного флота, для галер это, в общем, достаточно нормальная ситуация — пройти по узкому проливу, мимо мелей, мимо подводных камней, поскольку они мелко сидят. На галеры посадили русскую пехоту, опытную, уже побывавшую в боях, обстрелянную, в качестве абордажных команд, и двинули последний отряд по этому узкому проходу между шведским флотом и берегом. Шведы буксируют свои корабли назад, ближе к берегу и не успевают, последний отряд русского гребного флота проходит мимо них, и единственная галера, которая была подбита шведским огнём, была потеряна, потерян был, к сожалению, её капитан. Прошло девяносто восемь галер! Ну, я говорю «галеры», в действительности это были, скорее, немного более лёгкие корабли, полугалеры и скампавеи, и можно говорить о том, что это очень серьёзный, очень значительный отряд, который оказался в тылу у шведской корабельной эскадры и который устремился к Рилакс-фьорду. Фьорд — узкий залив, и здесь получилась ситуация перевёрнутая с Финским заливом. Понимаете, какая вещь, в данном случае русские корабли закупорили горлышко этого залива, и шведские корабли, во главе с «Элефантом» Реншёльда, встали на том месте, где были максимальные глубины, позволявшие оборону. Рискованная ситуация и для шведов, и для русских. Ну, давайте обсудим, собственно, что происходит. Реншёльд выстроил оборону так: в центре поставил свой главный козырь — прам 18-орудийный «Элефант», по флангам, чуть-чуть выдвинув их в сторону русских галер, — по три своих галеры, сзади убрал два шхербота, они в большом сражении абсолютно не нужны, один шхербот был, видимо, русской гребной эскадрой взят еще до начала Гангутского боя. Таким образом, у Реншёльда в его распоряжении девять боевых единиц, фактически настоящей ценностью обладают из них семь, но у них очень серьезный бортовой залп, они повернуты бортами, а русские могут атаковать только в лоб, и все галеры русские одновременно атаковать не могут. Во главе флота стоит Петр I, и его доверенное лицо — Федор Матвеевич Апраксин, доверяет ему Петру не только потому, что это блистательный исполнитель, полководец и флотоводец, но еще и потому, что это его брачный свойственник, он был братом жены старшего брата Петра, царя Федора Алексеевича, Марфы Апраксиной. Так вот, Апраксин у Петра в доверии, формально он возглавляет морскую силу России в этом сражении, и постепенно определяет то, что атаковать могут только двадцать три галеры, остальные должны быть в резерве, резерв — могучая сила, но если русские галеры будут потоплены губительным шведским огнем, тогда не получится никоим образом эту атаку возобновить, потому что их остовы будут преграждать путь. Хорошо, русское командование само начинает контригру, и контригру довольно интересную. Собственно, против главного корабля, против «Элефанта» никто не направляет атаки, а решают атаковать фланги, которые послабее. По узкому заливчику отправляют небольшой отряд — три скампавеи, маленькие галеры, они должны зайти в тыл и ударить. Шведы не ожидают, что кто-то может зайти в тыл, потому что там сущее мелководье, но легкая скампавея может, и действительно, одна русская скампавея зашла шведам в тыл и действительно успела поучаствовать в битве. Что касается всех остальных, тут начинается довольно сложная дискуссия между специалистами-историками как раз по проблемам военно-морских битв. Одни говорят, что галеры Петра Великого были вооружены только одной пушкой на носу — это неправда, на каждой гребной единице было по несколько орудий, они были оснащены артиллерией гораздо лучше, но тем не менее, они не могли пустить её всю в ход. Ну и противник мог пользоваться не всеми своими орудиями, а только теми, которые на носу и с одной стороны. В результате русские уступали шведам по силе бортового залпа и должны были претерпеть смертельно опасный огонь в начале сражения, но впоследствии у них начинал работать другой козырь. Вот это превосходство шведское в артиллерии было не столь уж значительным, а вот на русской стороне было превосходство в виде абордажных команд, они были напичканной, великолепной, хорошо обученной, опытной отважной пехотой, и это давало серьёзный козырь, гораздо больше, чем можно подумать. Ну что же, всё это будущее поле битвы, оно может дать новые надежды для шведского флотоводца по одной простой причине — просто изменится погода, поднимется ветер, и тогда шведская корабельная эскадра выйдет в тыл русскому гребному флоту, поставит его в катастрофическое положение. Реншёльд надеется до конца: «мы достоим, русские не смогут нас атаковать с необходимой силой, они нас не возьмут, мы продержимся, мы отважные, мы хороши в навигации, мы спаяны боевой дисциплиной, у нас выучка — дай бог каждому», и на предложение русского военно-морского командования сдаться, Реншельд отвечает с отвагой человека, преданного своему государю: «Не для того мне мой король вверил корабли, чтобы я сдал их без единого выстрела», то есть он отказывается от сдачи, и сражение становится неизбежным. Ну что же, русские корабли готовы к атаке, и начинается канонада, две стороны осыпают друг друга ядрами. Пока вот эта пальба не даёт кому-то серьёзного перевеса, даже учитывая восемнадцать орудий «Элефанта», он тяжелее вооружён, чем любая боевая единица в русской гребной эскадре, тем не менее он находится дальше от атакующих русских галер, чем все остальные боевые единицы шведов, и поэтому он не может по-настоящему сильно поразить русские боевые корабли. Это в какой-то степени трагичная ситуация для шведов, Реншёльд не может её преодолеть, пальба продолжается, скоро начнётся атака русских галер, и он понимает, что его оборонительная позиция, такая хорошая, такая удачная, решающего преимущества не дала. Ну что ж, ему остаётся надеяться на мощь шведской артиллерии в ближнем бою, когда русские подойдут поближе, возможно, удастся сбить их с курса, возможно, удастся повредить их корпуса так, что одна-две галеры потонут, а остальные просто не смогут пройти мимо них.

Д. Володихин

— Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, никого больше здесь нет, я рассказываю вам о том, как происходило сражение при Гангуте летом 1714 года. Итак, начинается русская атака! Русские атакуют, как я уже говорил, на фланге шведов, и здесь выясняется то, что пехотные абордажные команды тем хороши, помимо ярости их атаки на борт вражеского корабля, что они вооружены тяжелыми фузе́ями — ружьями, у которых калибр доходит до восемнадцати миллиметров, и залп умелой пехоты в такой ситуации просто гибельный. Представьте себе, хорошая пехота в то время может выстрелить один раз в тридцать секунд, великолепная пехота — один раз в двадцать секунд, скверная пехота — один раз в минуту, но при сближении кораблей даже два залпа достаточно для того, чтобы на палубе шведской галеры полегло всё живое, и мощные удары пуль — это тяжелые куски свинца — порубили бы такелаж, попортили бы всё, что можно на палубе, ранили и убили защитников-моряков. В результате русская пехота, встреченная теми, кто ещё всё-таки оставался в живых и дал несколько залпов из орудий, быстро преодолела сопротивление шведских экипажей. Рассказывали по итогам того боя, что многие были убиты при выстреле фактически в лицо из пушки не потому, что в них попала картечь, а потому, что раскалённые пороховые газы уничтожали человека. Тем не менее, русская пехота прошла через эти газы, через эту картечь, взяла одну галеру, вторую, третью, четвёртую, пятую, шестую — шесть галер пало! Остаётся царский приз — прам «Элефант», который в России иногда даже склонны были называть «лёгким фрегатом», по всей видимости, потому, что прам, он ведь достаточно тяжело вооружён, как я говорил, и мощь артиллерии вроде бы даёт основания считать, что в этом смысле он равен лёгкому фрегату. Борт у него, конечно, повыше, чем у любой галеры, идти на абордаж рискованно, шведы настроены защищаться до последней крайности, Реншёльд всё ещё ждёт — погода переменится, и где-то там, вдалеке, покажутся шведские паруса и шведские военно-морские флаги, его выручат, его спасут. Он ещё может из последних сил на последнем корабле выиграть это сражение, и шведы на «Элефанте» сопротивляются с большой отвагой. Надо отдать им должное, шведские моряки храбро дрались, у них были хорошие офицеры, они стояли до последнего, но в какой-то момент становится понятно, что это их сопротивление обречено, им уже не спасти «Элефант», поскольку русская пехота облепила его со всех сторон, и она льётся на палубу шведского корабля неостановимым потоком, она берёт под контроль палубу, Реншёльд пытается бежать, он на шлюпке, с небольшим количеством доверенных людей, гребёт к берегу — может быть, гостеприимное побережье Финляндии даст ему спасение, но по дороге его перехватывают и берут в плен. Итог Гангу́тского сражения 1714 года — полный, абсолютный разгром шведской флотилии, лишение шведской эскадры отряда лёгких гребных сил и девять боевых трофеев, которые достались морякам русского грибного флота: один прам «Элефант», он же лёгкий фрегат, шесть тяжёлых галер, два шхербота. Шведские моряки полностью или почти полностью оказались в русском плену, ну те, которые не погибли, можно предполагать лишь, что какая-то незначительная их часть спрыгнула с бортов их судов в море, доплыла до берега и там спаслась бегством, как боевая сила флотилия Реншёльда прекратила существовать. Собственно, сами шведы впоследствии в анналах своей военно-морской истории напишут, что «русские атаковали трижды и первые два раза, это была неудача», на самом деле всё это неправда. Взяли, хоть и с серьёзным боем, были убитые, были раненые, всё-таки достаточно быстро, упорным давлением, которое вовсе не разбивается на три атаки, атака была одна, долгая, яростная, энергичная, приведшая к победе безо всяких перерывов. Корабли отвели в Санкт-Петербург, торжественно провели их как трофеи по Неве, показав этому городу, ему всего-то было к тому времени одиннадцать лет, он ещё был в колыбельке, так вот его младенческим глазам показали первый большой военно-морской трофей Русского Балтийского флота, а пленных моряков шведских провели по улицам и площадям Санкт-Петербурга. Откуда, как вы думаете, этот обычай водить пленных по городам? Ну, помните, во время Великой Отечественной в Москве, по советской столице провели огромную толпу немецких пленных. Ну вот, собственно, традиция уходит именно в 1714 год, когда впервые всё это проделал Пётр I, он очень Рейншёльдом дорожил, в течение Северной войны Рейншёльд был у него в плену, Пётр приглашал его к себе, беседовал с ним, обеспечил ему достаточно комфортные условия жизни, и, конечно, для человека, который проиграл главное сражение всей своей судьбы, эта милость царская, милость вражеская была, наверное, горше скверной еды и ранней смерти, у Рейншёльда впоследствии не будет шансов так или иначе отыграться за это его поражение, но всё же надо отметить, что царь Пётр к шведским пленникам был милостив, он их не мучил, не унижал, он дал им возможность жить, в общем, в сносных условиях и к их командиру относился уважительно. Ну, а теперь давайте подумаем, много ли значит Гангутское сражение в общем ходе Северной войны? Все главные морские сражения со шведами выиграла Дания, она нанесла сокрушительный удар корабельному флоту Швеции при Фермарне, четыре линейных корабля, два фрегата потеряли шведы, она нанесла через несколько лет сокрушительный удар гребному малому флоту Швеции при Дюнекилене, это внутренние воды Норвегии, которая тогда принадлежала датской короне, и в общем, помимо этого, Дания показала боеспособность своего флота очень высокую в других морских столкновениях со шведами. То есть на долю России доставалось на протяжении Северной войны столкновение не со всем шведским флотом, а с силами сдерживания, которые из Стокгольма направляли на восток Балтики, ну и тем не менее, даже учитывая то, что Россия на Балтике работала совместно со столь мощным союзником, который оттягивал на себя основные силы шведского флота, надо отдать должное Петру I и русским полководцам того времени, они шли с именем Господа Бога на устах в гибельных атаках на шведские корабли и добились успеха трижды: Гангут, собственно, 1714 год, битва у Эзеля, о которой я уже говорил, 1719 год, и лето 1720 года — Гренга́мская битва, тогда было захвачено четыре вражеских фрегата, она произошла день в день с победой при Гангуте, и здесь Пётр I, о котором часто говорят, что он был чуть ли не верующий, чуть ли не отринул христианство и ударился в безбожие — нет, вовсе нет. Пётр склонялся, конечно, к протестантизму у него была этакая любовь к той религии, которая больше всего подходила для государственной машины, для всеобщей регламентации, да, но он не уходил из православия и он не уклонялся от религиозных обрядов, и более того, ведь он в Санкт-Петербурге основал Александро-Невскую обитель. Так вот, очевидно, Пётр увидел в этих победах при Гангуте и при Гренгаме, которые произошли в один день, нечто промыслительное, поскольку в честь этих побед был построен морской храм святого Пантелеймона, он покровитель моряков, и Пётр с благодарностью, очевидно, к Отцу Небесному отнёсся после этих морских триумфов, отблагодарил Господа Бога так или иначе вот этой постройкой. Ну, а теперь результаты Гангутской битвы тактические: Ботнический залив был открыт для русского флота, и достаточно быстро начались десанты на шведское побережье. Понимаете, какая вещь, русский флот вышел на оперативный простор. Датчане оттянули на себя корабельный флот Швеции, а гребной флот Швеции погиб в Рилакс-фьорде, во всяком случае, та его часть, которая могла противостоять эскадрам Петра I, и в результате российская сторона неоднократно нанесла удары по континентальной части Швеции, нанесла их так, что шведы начали меняться в своём мнении о том, что следует продолжать, продолжать и продолжать войну с врагом, который всё равно до внутренних областей Швеции не достанет, не поразит их своей военной силой — увидели, что достанет и поразит, увидели, что военно-морской флот Швеции уже не в состоянии парировать те удары, которые наносит, в общем, почти новорожденный Русский Балтийский флот. И с этого момента начинается колебание в шведском обществе: может быть, всё-таки пойти на переговоры? Борются две партии — партия мира и партия войны. Проигрыш на водах, на волнах морских, он значит очень много для шведской короны и для шведского общества, и чем дальше прокатываются волны морских десантов России в Швецию, тем убедительнее звучат голоса: «а давайте мы завершим войну, надо всё-таки пойти на уступки, поскольку выиграть не получается». Ну вот Гангут здесь был, конечно, первым звоночком. Финальную точку поставит Гренгамское сражение 1720 года, и в 1721 году всё-таки будет заключён долгожданный мир. Понимаете, шведы надеялись, что, может быть, сильный союзник позволит им перейти в наступление в войне с Россией, Петром I, очень надеялись на покровительственную в отношении них позицию англичан. Англичане начинали Северную войну в качестве друга, доброго союзника для России, а финал Северной войны прошёл под мотивы английских достаточно агрессивных заявлений в пользу Швеции. Но, понимаете, какая вещь, что бы там Швеции ни обещали, а на море она терпела поражение за поражением, начали Гангутом, закончили Гренгамом, и шведские дипломаты склонились к тому, что мир должен быть заключён. Ништадтский мир 1721 года отдал России территории, населённые русскими православными людьми, которые были отторгнуты у неё более ста лет назад по окончанию Смуты времён начала XVII столетия. Все эти территории очень значительные, это Ижорская земля, то есть побережье Невы, оба её берега, это значительная часть Карелии, это то, что сейчас называют северной частью Ленинградской области, и помимо этого часть Финляндии, значительная часть Прибалтики также были переданы Швецией России. Мне хотелось бы обратить внимание: одними сухопутными силами этой победы достигнуть было в принципе невозможно, применение морской силы было единственной возможностью одолеть в этой войне. И вспомним, с чего начиналось, а начиналось с того, что молодой Пётр прибыл на Белое море и оказался на борту яхты «Святой Пётр», почувствовал ветер, почувствовал морскую волну, и мечта о победах на море, о создании собственного флота, морских портовых городов, о величии России на море победила царя, охватила его и повела к победам. Благодарю вас за внимание, до свидания.

Все выпуски программы Исторический час

• «Живые былины». Арсений Миронов
• «История Ярославля». Сергей Алексеев
• «Русские инженеры начала ХХ века». Александр Музафаров

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов