«Светлые истории: пасхальные»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Марина Борисова, Анна Леонтьева, а также наш гость — клирик храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне протоиерей Дионисий Лобов — поделились светлыми историями, связанными с Пасхой и Светлой Седмицей.

Ведущие: Кира Лаврентьева, Марина Борисова, Анна Леонтьева

---

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Христос воскресе, дорогие наши зрители и слушатели! Мы поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Жизнь жительствует, и сегодня мы собрались здесь рассказывать интересные истории. И в гостях у Светлого радио протоиерей Дионисий Лобов, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне. Здравствуйте, отец Дионисий. Христос воскресе!

Протоиерей Дионисий

— Воистину воскресе Христос! Здравствуйте, дорогие радиослушатели и ведущие.

К. Лаврентьева

— Также мои коллеги, Марина Борисова. Марина, Христос воскресе!

М. Борисова

— Воистину воскресе!

К. Лаврентьева

— И Анна Леонтьева.

А. Леонтьева

— Воистину! Добрый вечер!

К. Лаврентьева

— Да, привет, дорогая! Давайте начнем прямо с комментария, потому что он совершенно потрясающий, прилетел не так давно. Под нашими «Светлыми историями» иногда оставляют прекрасные комментарии ВКонтакте, в группе ВКонтакте. Кстати, друзья, не забывайте об этом, пожалуйста, потому что мы очень ждем этих комментариев, и некоторые читаем прямо в эфире. Пишет нам наша постоянная зрительница и слушательница из Сербии, Катарина. «Благовещение — день особенно радостный, день, когда нам была возвещена благая весть о нашем спасении. А для нашей семьи эта весть принесла пятикратную радость, свидетельствую это всем на утешение и укрепление. Я —первенец в семье, и когда мне было всего восемь месяцев, моя мама неожиданно вновь забеременела. Гинеколог, родственники и другие люди оказывали на нее давление с целью прерывания беременности. Ведь все говорили, что слишком тяжело, когда между детьми такая маленькая разница, был дефицит всего и так далее. Это было на фоне распада СССР. Жили родители тогда в Москве. Мама русская, а папа серб, и на его родине тогда шла война. Что на самом деле значит аборт, мама тогда не понимала. Это было начало 90-х, мама была только что крещена, но еще не воцерковлена. Однако внутренний голос не давал ей покоя принять решение, и она ухватилась за соломинку спасения. Она решила пойти в церковь, чтобы взять благословение у священника на «операцию», в кавычках. Шла служба, она даже не поняла какая, но решила уж подождать окончания и задать вопрос священнику. Когда она в конце изложила молодому священнику свою просьбу, в нем пробудился праведный гнев, и он воскликнул: «Ты пришла просить у меня благословения на убийство своего ребенка в день Благовещения?» Увидев мою маму в шоке, испуганную и с непониманием в глазах, он все ей подробно объяснил. А на ее вопрос: «Как же рожать в такой нищете?» он ответил: «Если Бог дает ребенка, даст и на ребенка». Говорил он это из собственного опыта, ведь у него самого было пятеро детей. Мама вышла из церкви наполненная радостью, любовью к Богу и еще к нерожденному младенцу. Она пошла в больницу, чтобы отменить аборт. Врач удивленно посмотрел на нее и подчеркнул, что внесенные деньги за аборт возврату не подлежат. А мама ответила: «Пусть деньги останутся у вас, а у меня будет ребенок». Так на свет появилась моя сестра, а с ней и наш зять, и плоды их любви — три ангелочка. Поэтому этот праздник для нас пятикратная радость. Глубокий поклон всей команде Радио ВЕРА за их неизменный труд. Сердечный привет из братской Сербии от Катарины«. Вот такой прекраснейший комментарий. Отец Дионисий, вижу, что вы хотите что-то сказать.

Протоиерей Дионисий

— Да, у меня просто как раз тоже возникла ассоциация такая. Не знаю, она и пасхальная, и такая немножко сербская, и вообще интернационально-православная. Потому что вспомнилась мне одна история по этому поводу, когда я крестил, так получилось, двух взрослых женщин: одну из Сербии, а другую — внимание, — из Японии. Но вот сербскую девушку я видел впервые. Она пришла, видимо, готовилась как-то самостоятельно к крещению. В те времена, еще это было, наверное, лет двадцать назад не было, как теперь уже, обязательного такого вот процесса оглашения в храмах по благословению Святейшего Патриарха. Поэтому я надеюсь, что она самостоятельно готовилась к крещению. А вот девушку из Японии я уже хорошо знал, потому что это была чудесная вообще история. Она не имела никакой связи с Россией и просто заинтересовалась, живя в Японии, в японской семье, русской культурой. Она решила поехать, учась русскому языку в Японии, сюда, в Россию, чтобы посмотреть на эти чудеса воочию. И заинтересовалась в том числе иконописью, стала изучать иконопись русскую, и поняла, что она хочет стать православной. Вот такая была история. И они, значит, где-то вот это было какое-то, кстати, это было точно пасхальное время, и поэтому в крещении мы назвали эту девушку, которая совершенно японское имя, Юко, мы ее назвали Иоанна, в честь жен-мироносиц. И поэтому каждый раз теперь, когда бывают пасхальные дни и приближается день святых жен-мироносиц, я не только вспоминаю Иоанну, но и поздравляю ее с именинами. Однажды она пришла к нам в приход в кимоно в праздничном на пасхальную службу, и это было просто удивительно. Вот такие какие-то странные сочетания удивительные, когда русская совершенно Пасха и совершенно нерусское облачение теперь уже нашей, православной японки, которая до сих пор она живет здесь, в России, она совершенно переехала сюда и, это удивительно, она занимается только иконописью. И живет только иконописью. У нее там папа, мама, сестра в Японии, большое хозяйство. Но вот это вот такая очень евангельская на самом деле история, она очень пасхальная в моем восприятии. Потому что в пасхальные дни, всякий раз на пасхальные недели я вспоминаю, что у нас это вот было такое, что и кимоно, и крещение. И еще была сербка, я, к сожалению, не знаю, как сложилась ее жизнь, но надеюсь, что у нее тоже все хорошо.

К. Лаврентьева

— Да, действительно, очень пасхальная история.

А. Леонтьева

— Правда. И, знаешь, я хочу сказать, что вот эта наша постоянная слушательница и зрительница, можно так сказать, да? Такие удивительные присылают истории.

К. Лаврентьева

— Одна интереснее другой. Да, Аня, ты с чем сегодня к нам пришла?

А. Леонтьева

— Слушайте, я ехала на программу, и у меня какое-то возникло ощущение, я такой рефлексирующий человек, что, знаешь, я какие-то вот рассказываю мелочи иногда. Хочется чего-то очень масштабного, глобального, но я просто очень уверена, что чудеса происходят не только такие масштабные, и маленькие чудеса тоже очень хочется заметить. И хотела рассказать про одно абсолютно реальное, маленькое чудо размером с хомяка. Но прежде я скажу два слова вообще, что такое хомяки. Хомяки это такие, вот с моей точки зрения, у меня просто все детство были хомяки, поэтому у моих детей тоже были хомяки — такие, сякие, разных окрасов. Они, к сожалению, очень недолго живут. И приносят очень много радости, но очень быстро приносят очень много горя. И все равно, наверное, нужно заводить вот этих маленьких животных, потому что это такие маленькие тренажеры любви для детей, прежде чем они там попросят у вас собаку. И я, прежде чем рассказать историю, хочу прочитать стихотворение своего друга любимого и поэта Игоря Федорова. И, пользуясь случаем, расскажу, что вот есть такое творческое объединение, оно называется «Куфега». Там входят, значит, три поэта: Михаил Кукин, который часто бывает на Радио ВЕРА, Константин Гадаев и вот Игорь Федоров. И их издатель Николай Филимонов, наш друг. Вот такое замечательное творческое содружество. И вот стихотворение Игоря Федорова бессмертное, переведенное на многие языки, называется «Умер хомяк».

Умер хомяк, умер во сне.

Не объяснил, почему.

Вечером был бодрый вполне.

Утром — гляжу, не пойму.

Умер хомяк, что за дела?

Ладно уж, скорбь, помолчи.

А за окном Пасха была,

Люди несли куличи.

Яйца несли, Пасха была,

Муха долбила стекло.

Как хорошо — дочка спала,

Можно сказать, повезло.

Я ей скажу: он убежал,

Дырку прогрыз — и пока.

Мне самому, знаешь, как жаль

Маленького хомяка.

Вот так я немножко разогрела чувства наших слушателей, потому что, действительно, как бы очень переживаешь, когда вот эти хомяки уходят от нас, очень переживаешь за детей. И вот у нас была такая Пасха, очень большое собрание в большом доме, большое собрание народа. Все веселились, радовались жизни, и среди наших гостей была такая девочка-подросток. Знаете, в каком-то чудовищном возрасте вот этом подростковом и еще с каким-то таким особенно чудовищным характером. И вот как-то мне, как многодетной мамочке, мне казалось, что она вообще много себе позволяет. И я как-то, знаете, сочла себя вправе немножко ее одернуть в каких-то местах. А она такая, вот родители ее совсем не трогали, вот она такая, вот свободный человек. И она приняла мое, так сказать, замечание, но я почувствовала, что она затаила какую-то обиду, и что-то будет из этого. У нас был хомяк. Значит, и вот я провожаю гостей, значит, дверь открывается-закрывается, там как бы все гуляют, я возвращаюсь в комнату и вижу, что дверка у клетки хомяка приоткрыта. Эта милая девочка перед тем, как уехать, она приоткрыла дверку, и хомяк ушел. И ну как бы все спят, уже дети спят, уже так поздно, что уже рано. И я хожу вот по этому дому, и я понимаю, что дверь уже много раз открывалась-закрывалась, что на улице у соседки семь кошек, что дом очень большой, там есть и погреба, и как бы в общем найти его просто невозможно. И я думаю: ну как я детям-то вообще отчитаюсь перед детьми утром? И я, значит, помню, матушка мне одна говорила, надо «Верую» читать, когда что-то потерялось. Я читаю «Верую», потом все псалмы, которые я помню — псалом 50-й, псалом 90-й. Я очень хочу спать, но я хожу по этому дому, и я сажусь уже в такой большой зал с камином. Я сажусь и сижу, и я вообще не знаю, что мне теперь делать. И в этот момент откуда-то из угла выходит в жутком стрессе очень уставший хомяк. И я понимаю, что мне надо его сейчас поймать каким-то образом еще. Я иду к нему, и он, знаете, он настолько стрессанул от всей этой ситуации, что он просто, уставший, падает мне на ладошки. И это, знаете, для меня это было такое чудо. Я понимаю, что дети проснутся, и никто...

К. Лаврентьева

— Не будет рыдать.

А. Леонтьева

— Не будет рыдать, да, потому что это же всегда такое горе. Вот такая вот маленькая пасхальная история.

М. Борисова

— Это не маленькая пасхальная история, это готовый сценарий мультфильма.

К. Лаврентьева

— Так и есть, да, что-то вспоминается Бианки сразу.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Христос воскресе! Мы сегодня празднуем Пасху. Дорогие наши друзья и слушатели, обязательно смотрите выпуски «Светлых историй» на сайте https://radiovera.ru/ и в группе Радио ВЕРА ВКонтакте. А сегодня свои истории рассказываем мы — протоиерей Дионисий Лобов, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, мои коллеги — Марина Борисова, Анна Леонтьева, а меня зовут Кира Лаврентьева. История про хомяка кажется какой-то с первого взгляда незначительной, но кто видел страдания детей, когда умирали какие-то животные, те, конечно, поймут, что это действительно такое настоящее маленькое пасхальное чудо.

А. Леонтьева

— Чудо о хомяке.

К. Лаврентьева

— Да, чудо о хомяке. Действительно, Анечка, спасибо тебе большое, это очень трогательно было. Очень трогательно. Отец Дионисий, вы как, животных заводите, разрешаете детям?

Протоиерей Дионисий

— Знаете, я боюсь признаться даже про животных. Боюсь признаться, потому что у нас в хозяйстве три собаки и два аквариума.

К. Лаврентьева

— Их же чистить надо, эти аквариумы. Да, это труд.

Протоиерей Дионисий

— В общем да, но это вот вообще очень какая-то естественная история. Это не отдельная история, собаки вот и рыбки, и кролики...

К. Лаврентьева

— Попугай.

Протоиерей Дионисий

— И крыски, и попугайчики, да. Потому что каждый на какой-то праздник я с некоторым трепетом ожидаю всякий раз какого-то большого праздника, Рождества или Пасхи, потому что, да, что же потребует в этот раз? Змею, ящерицу или еще какого-нибудь. Но выручает, знаете, нет худа без добра, к сожалению, у детей бывает эта вот пресловутая аллергическая реакция на какие-то вещи, поэтому мы сейчас сказали: ребята, подождите, вот сейчас вот мы дальше уже все. Трех собак пока хватит. Но одна, правда, живет на улице, у нас хозяйство прямо настоящее. Поэтому две в доме, и этого достаточно для драйва.

К. Лаврентьева

— Отец Дионисий, с животными понятно. А вот давайте к нашей главной теме пододвинемся. Как вы встречали Пасху? Какие у вас традиции встречи Светлого Воскресения Христова?

Протоиерей Дионисий

— Традиция номер один — доползти до дома. Это важнейшая задача. Духовенство — это, конечно, у всех радость, у всех праздник, у нас это самое, это вообще, конечно, потрясающе, очень здорово. Люди активизируются вообще вот все эти дни, начиная там особенно с Вербной недели, на Страстной седмице, Пасхальная неделя — это, конечно, подъем прямо. Поздравляют, звонят, пишут сообщения и все такое прочее. Ну, священникам иногда просто это вау как. И, конечно, главная задача... Знаете, в какой-то момент я для себя понял, что у меня бывали какие-то годы, когда я после ночной службы садился за руль, ехал домой. И потом я понял, что этого делать категорически нельзя. Потому что я даже когда еду с ночной службы с детьми, если они присутствовали со мной в моем храме, то я понимаю, что я не могу убедить свой организм, что точно нельзя спать за рулем. Потому что как-то он не понимает, что я от него хочу больше. Вот все, он говорит, я отключаюсь, и все, как хочешь.

К. Лаврентьева

— Это опасная такая ситуация.

Протоиерей Дионисий

— Это опасная ситуация. Поэтому я понял, что все, я с этим завязываю, это опасно. И поэтому я остаюсь в храме, ночую, потом приползаю, приезжаю уже более-менее бодренький домой. И тогда уже собирается моя семья. Мы стараемся в самый день Пасхи по возможности собраться все вместе, потому что не все в один храм мы приходим. И тогда бывает веселье, кутерьма, и вообще не хватает стульев. Мы каждый раз считаем, сколько же у нас человек село за стол, там — восемнадцать...

К. Лаврентьева

— Сколько у вас детей сейчас?

Протоиерей Дионисий

— Одиннадцать.

К. Лаврентьева

— Одиннадцать детей?

Протоиерей Дионисий

— Да, поэтому вот вы представляете, да, то есть если это одиннадцать детей, папа с мамой, дедушки, бабушки...

А. Леонтьева

— Уже узкий семейный круг.

Протоиерей Дионисий

— Узкий семейный круг разрастается так, что...

К. Лаврентьева

— Своим тихим кругом сидим на Пасху.

Протоиерей Дионисий

— Да. Так что, в общем, это такая самая главная традиция — то есть собраться всем вместе просто.

К. Лаврентьева

— Собаки, хомяки, рыбки.

Протоиерей Дионисий

— Пообедать, поужинать, вот и все.

К. Лаврентьева

— Это главная задача. И уже Пасху, считай, что встретили.

Протоиерей Дионисий

— Все, да, точно.

К. Лаврентьева

— Да, спасибо, отец Дионисий. И действительно очень теплое у вас какое-то такое повествование, и теплая компания.

Протоиерей Дионисий

— Не то слово.

К. Лаврентьева

— Да. Марина, расскажите, пожалуйста, свою пасхальную историю, мы ее с трепетом ждем.

М. Борисова

— Почему же такой трепет-то?

К. Лаврентьева

— С трепетом ждем, потому что очень любят вас слушать. Наши дорогие зрители «Светлых историй», слушатели всегда пишут, что голос ваш их успокаивает. Успокойте, пожалуйста, наших слушателей.

М. Борисова

— Наше «Спокойной ночи, малыши».

К. Лаврентьева

— Нет-нет, тут про другое. Тут про мир, такое умиротворение, спокойствие.

М. Борисова

— Вот наслушалась тут всех ваших историй про рыбок, хомячков. И подумала, что я ведь, как большинство моих сверстников, росла в абсолютно нерелигиозной семье и абсолютно нерелигиозной атмосфере. Поэтому никто мне ничего про Пасху не рассказывал. Первый раз я поняла, что есть такой праздник в славном городе Париже, где папа работал. И я училась тогда в четвертом классе, и на меня больше всего произвело впечатление то, что везде зайцы. Вот зайцы и яйца. Почему-то не в нашей традиции, а почему-то желтые какие-то, зеленые — в общем, веселенькие такие. И я совершенно не поняла, при чем тут зайцы, почему, что за заячий праздник такой, но мне понравилось. Потом, когда уже я вернулась на любимую родину, никто мне тоже ничего не рассказывал. У нас единственный человек в семье был верующий — это была моя бабушка, папина мама. Она была старообрядкой, к ней относились, немножечко так, к ее странностям религиозным относились с терпением, но немножечко с таким...

К. Лаврентьева

— Напряжением.

М. Борисова

— Нет, по-доброму, но вот немножко с усмешкой. И, конечно, она это понимала, чувствовала. Поэтому она жила с семьей моего дяди, а к нам приезжала только на праздники. И, приезжая к нам, она уже не привозила ни куличей, ни пасок. Ну зачем людей искушать? Но яйца привозила. Самое интересное, что в воспоминаниях моих сверстников очень часто приходится слышать, что никто не красил яйца и не пек куличей из тех, кого они знали. Ну в семье не было, и вроде как и соседи тоже нет. Я думаю, наверное, они правы, те люди, которые вспоминают свое детство так. Но я точно помню, что на Пасху весь двор был засыпан крашенной яичной шелухой. Вот откуда она в таком количестве бралась, если люди не красили яйца?

А. Леонтьева

— Тайна.

М. Борисова

— Я совершенно не понимаю. Но такое атеистическое воспитание, оно, конечно, хорошо промыло мозги. И очень долго, даже вот в школьные годы, когда кто-нибудь из ребят в классе говорил: а пойдем посмотрим, там вроде крестный ход, это так интересно. Я никогда не ходила, у меня не было никакого любопытства. А когда ребята предлагали в какую-нибудь действующую церковь заглянуть —интересно же, там огоньки какие-то горят, что-то там слышно оттуда. И я всегда говорила, что я не пойду, потому что неудобно. Там люди вроде пришли за делом каким-то, а я чего, приду на них смотреть, как в зоопарке? Ну как-то это все не комильфо. И я в таком состоянии дожила до 23 лет, и потом разные события в жизни что-то, по-видимому, проясняли потихонечку. Но вот часто говорят: я пришел в церковь, потому что были какие-то испытания, были какие-то сложности. Пришел вроде за утешением, и так и остался. А у меня все было совершенно шикарно. Ну вот так замечательно, что просто остается только удивляться. И я в то время познакомилась с большой компанией художников, очень сильно старше меня, и мне было с ними очень интересно, и мне хотелось все время с ними общаться. И Пасха в тот год была очень близка к майским праздникам, у меня образовалось несколько свободных дней на работе, и я думала, куда бы их употребить. Позвонила одной из своих новых знакомых, и она говорит: слушай, Великая Суббота, мне нужно покрасить яйца, мне нужно убраться хоть немножко — у нее двое детей было, — детей куда-то распихать, чтобы они заснули уже где-то в приличное время, и еще на службу успеть. Я ей говорю: слушай, давай я приеду, мы с тобой будем общаться, а я тебе помогу. Ну замечательно. Я приехала к ней. И мы, действительно, в четыре руки все быстренько как-то сделали и детей уложили. Самое удивительное, что дети заснули. И я ей говорю: ну ты езжай, наверное, в свою церковь, а я вот тут с детьми посижу. Она говорит: слушай, я точно знаю, что они до двух часов ночи точно не проснутся. Мы с тобой быстренько съездим на заутреню, вернемся, и все будет хорошо. А целый день две женщины — ля-ля-ля, вот это вот, языками уже зацепились. Ну и вроде как, ну и ладно, ну и поехали за компанию. У меня никаких не было религиозных исканий, у меня не было никаких размышлений на эту тему. Я, к стыду своему, даже Евангелие целиком, ну какие-то отрывки я читала, и из Ветхого Завета какие-то читала отрывки, но чисто в познавательных целях. Я ни одного Евангелия целиком не прочла. И мы приехали в церковь Николы в Кузнецах. Я ничего не понимаю, толпа народа, все как-то...

А. Леонтьева

— Ну да, все как начинается.

М. Борисова

— Да, свет какой-то притушенный, куда-то она меня поставила, как мебель, сама куда-то нырнула в толпу, потом вынырнула, дала мне свечку в руки. Все замечательно. И вдруг погас свет, начали потихоньку что-то совершенно для меня непонятное петь где-то там далеко, и люди от свечки к свечке начали зажигать свои свечки. До меня дошло, я вот тоже протянула свою свечу, зажглась она. Потом пение становилось все более громким, потом вроде как все запели и все куда-то пошли. И я пошла вместе со всеми, и у меня было абсолютно физиологическое чувство, что у меня повторение этого вот огонька, этой свечи, в организме сдублировалось. И вот почему я так подробно рассказываю эту историю и считаю себя вправе рассказывать — для меня это было чудо. И с того момента, когда я прошла в этом крестном ходе... Мы потом приехали к этой моей приятельнице, она мне дала молитвослов, я сидела, в тетрадку школьную переписывала 50-й псалом. Поняла, что ничего более красивого я в жизни не видела. И у меня единственная была мысль теперь: я хочу креститься, больше мне ничего не надо. Ну эпопею с крещением не буду пересказывать, слишком затянется мой рассказ, но покрестилась я на Радоницу. То есть вот...

К. Лаврентьева

— Очень быстро. Через десять дней, фактически.

М. Борисова

— Ну у меня просто вот ничего не было в жизни, кроме желания вернуться вот туда, где я была, зажечь эту свечку и уже никуда не уходить.

К. Лаврентьева

— Действительно чудесная история.

А. Леонтьева

— Потрясающая.

Протоиерей Дионисий

— Да, причем я готов как бы подписаться под этим опытом. В том смысле, что вот есть очень разные, естественно, люди, которые никогда в жизни раньше не пересекались, но какое-то обращение что ли или вот это вот благодатное воздействие на душу человека, оно, с одной стороны, каждый раз уникально, а с другой стороны, есть нечто общее.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Пасхальные истории на Радио ВЕРА, мы их рассказываем вам сегодня. Протоиерей Дионисий Лобов, клирик храма, Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, Анна Леонтьева, Марина Борисова, Кира Лаврентьева. Мы вернемся к вам очень скоро. Пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются. Христос воскресе, дорогие друзья!

Протоиерей Дионисий

— Воистину воскресе Христос!

К. Лаврентьева

— Да, конечно же, воистину воскресе, отвечает мне наш дорогой батюшка и ведущие. И надеюсь, что отвечаете нам вы. Смотреть, слушать «Светлые истории» вы можете на сайте https://radiovera.ru/ и в группе Радио ВЕРА ВКонтакте. Оставляйте, пожалуйста, свои пасхальные истории, может быть, какие-то воспоминания о Пасхе, подобно тому, что сейчас рассказала Марина, хотя этот опыт уникальнейший. И, конечно, сложно его, в принципе, анализировать. Потому что настоящее чудо очередное, когда Господь вот касается сердца человека именно вот одному Ему известным способом.

А. Леонтьева

— И зажигает его, как свечу. Потрясающая история.

К. Лаврентьева

— Абсолютно. Тем более Марина сделала акцент на том, что она не нуждалась как бы, она не чувствовала нужды в храме. Вот это удивительно, и попала туда, как будто бы случайно. Но с этого момента совершенно изменилось ее сознание, изменилась ее жизнь. Отец Дионисий, знаю, что у вас есть история буквально про вас подобная, да?

Протоиерей Дионисий

— Ну я тоже вот хотел бы как раз вторить Марине. Потому что моя история по форме совершенно другая, потому что мое обращение к вере, оно не в пасхальные дни происходило, а в летние и связано было с какими-то совсем другими обстоятельствами. Но мне кажется, что вот, по сути, это очень близко. Потому что я тоже пришел в храм совсем не по какой-то нужде, у меня не было никакого ни религиозного искания, никаких религиозных потребностей, мне просто нужно было выполнить техническое задание. Попросили сходить в церковь, я туда сходил, чтобы просто выяснить какие-то детали там чего-то. Неважно. И когда я оказался — насколько я сейчас понимаю, это был просто конец Божественной литургии, воскресной, наверное. И когда я оказался за богослужением, совершенно ничего, конечно, не понимая, просто я оказался в храме во время службы, и я понял то же самое, о чем сейчас говорила Марина, потому что мне не хотелось уходить. И поскольку это было летнее время, я был на каникулах у бабушки, то я просто стал ходить на все службы. Я был уже крещенным человеком к этому времени.

К. Лаврентьева

— Сколько вам было лет?

Протоиерей Дионисий

— Пятнадцать.

К. Лаврентьева

— То есть самый такой еще возраст...

А. Леонтьева

— Да, когда, наоборот, все уходят из Церкви.

К. Лаврентьева

— Наоборот все уходят из Церкви, а отец Дионисий пришел.

Протоиерей Дионисий

— Нет, ну я же только пришел, меня не было. Может быть, если бы я... Я не знаю, что было бы, если бы я воспитывался в каких-то строгих церковных правилах или вообще в церковных каких-нибудь, но я был вне. Я был крещен в детстве, но я воспитывался вне церковного благочестия.

А. Леонтьева

— Многие из нас.

Протоиерей Дионисий

— И поэтому для меня это просто был очень странный опыт, в том смысле, что он, во-первых, был совершенно неожиданный — то есть я себя не настраивал, я себе не говорил, что там будет хорошо, что там, да, что должен там... Этого ничего не было. Просто хотелось возвращаться и возвращаться, и не уходить. И я иногда себя ловлю и сейчас, по прошествии, получается, там тридцати четырех лет примерно, чуть меньше, на мысли, что, в общем-то, и сейчас у меня внутреннее переживание храма и богослужения примерно такое же — то есть мне не хочется уходить. При том что физически человек, конечно, устает, иногда что-нибудь прихватывает, и ты там стоишь, и думаешь, может быть, уже богослужение поскорее бы закончилось. Но чтобы уходить — этого не хочется. И это какое-то переживание, на мой взгляд, ну просто рая, наверное, такого вот. Потому что Церковь — это Царство Божие на земле, и думаю, что счастливы те люди, которые это хоть как-то в своей жизни ощутили, краешком это дыхание почувствовали, этого райского сада, через богослужения православные, через просто храм, и дальше... Собственно, это и есть основание для изменения жизни, для какого-то дальше уже опыта. Думаю, что все, кто это почувствовал, как-то прикоснулся к этому, уже совсем вернуться в прежнее не могут.

А. Леонтьева

— А меня, знаешь, в рассказе, Марина, поразило, вот этот твой образ — он очень прямо стал понятным таким, наглядным, что вот загорелась свечка, и, как ты сказала, что организм как бы повторил это действие. Вот это вот потрясающе, какое понятное такое сравнение.

К. Лаврентьева

— А я, честно говоря, постеснялась спросить, но я вот как-то это не поняла. Организм повторил тепло этой свечи?

А. Леонтьева

— Горение такое.

К. Лаврентьева

— Что это? Это душевное переживание или это физическое переживание?

М. Борисова

— Нет, это даже не переживание. Это ощущение, что у тебя вот эта свеча горит уже внутри. То есть я ее держу перед стенкой, а там внутри, за стенкой, она тоже загорелась.

А. Леонтьева

— Да, потрясающе.

К. Лаврентьева

— Вот такое откровение, честно говоря.

А. Леонтьева

— Напали мы на Марину.

К. Лаврентьева

— Напали, напали.

М. Борисова

— Да, пожалуйста, пожалуйста.

А. Леонтьева

— У меня еще один вопрос. Вот я от Кости, нашего замечательного коллеги, слышала, что когда ты пришла в церковь, то, что ты делала — это просто решила ходить на все, на что положено ходить, вот просто как бы чисто механически, чтобы понять, что...

М. Борисова

— Нет, не чисто механически. Во-первых, было то же самое, о чем говорил отец Дионисий, мне просто там было очень хорошо. Я очень любила на всенощные ходить. Я приходила на всенощную, становилась к какому-нибудь подсвечнику в углу, и я ничего не понимала. На слух — тем более. Ну если я из всей службы там слов шесть пойму — это уже великое достижение. Но мне очень нравилось. И так совпало, что Господь послал нас всех друг к другу — у нас было три женщины, которые начинали входить в церковную жизнь, а у меня не было детей, а у них были дети маленькие. И мы договаривались, договаривались каждое воскресенье или каждый праздник, вот созваниваясь. Тогда, к счастью нашему, не было мобильных телефонов, не было компьютеров. Если ты договорился по телефону — ты точно знаешь, что они будут стоять у какого-то метро и тебя ждать, даже если снег пойдет. И тебе же неудобно. И там можно полениться самому одному, а так...

А. Леонтьева

— Ну да, сейчас можно позвонить и сказать, я что-то плохо себя почувствовала...

М. Борисова

— И вот мы втроем целый год. И мы решили, поскольку мы ничего не понимаем, и нам некому объяснить, потому что понять, что тогда, в 80-е годы, было прийти в Церковь — вокруг никого, пустыня, никто не ответит ни на один твой вопрос.

А. Леонтьева

— Негде подсмотреть, да, и прочитать.

М. Борисова

— Ну да. Ну были какие-то брошюрки, всенощные бдения и Божественная литургия, были молитвословы, но все это вот очень дозированно. И мы всем этим колхозом с детьми ходили. Потом в Москве было не так много храмов, и мы старались, нам интересно было, мы старались в одно воскресенье в один храм, в другой — вот те, которые в центре, и до которых удобно было добираться. А что касается вот этого подхода, поскольку мы ничего не знали, мы решили так: вот мы год себе даем тренировочный — то есть мы будем по прописям, вот как написано в каких-нибудь там листовках, брошюрках. Вот ничего мы не понимаем, зачем, мы не понимаем, как. Мы решили, что если на протяжении тысячи лет люди это делали, значит, в этом есть какой-то смысл. И мы решили методом погружения, как английский язык.

К. Лаврентьева

— Очень логично.

А. Леонтьева

— Очень логично и очень полезно, мне кажется, вообще, да, для людей, которые начинают, просто походить, и как-то...

М. Борисова

— Да, ну вот год продержались, дальше наши дороги начали расходиться. Одна из нас вообще закончила жизнь монахиней. Ну дети выросли там, все как-то разрешилось, ее семейная ситуация, она вот скончалась уже в монастыре.

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное, Марина, за эту историю. Действительно, она такая очень благочестивая: три подруги, которые ежедневно, еженедельно посещали богослужение. Ну а отец Дионисий, который с 15 лет не прекращал ходить в храм — тоже ведь потрясающая история.

А. Леонтьева

— Потрясающая.

К. Лаврентьева

— Подросток, который сам, без всякого принуждения, выбрал просто себе вот такую дорогу — ходить в храм постоянно.

Протоиерей Дионисий

— Это, понимаете, это не совсем был выбор даже. То есть это, конечно, я в сознании был, я помню все очень хорошо, это не лишало меня свободной воли, но это притягивало как магнит. То есть это не был выбор, что я вот, я решаю, что я там. Потом бывают в жизни человека разные эпизоды, когда, да, надо, ты себе говоришь: нет, я должен пойти. Мне не хочется, но я должен пойти. Но вот это первое ощущение, с которым сталкиваются, между прочим, я думаю, что многие так называемые неофиты — то есть человек, который обратился вот только к вере, он чувствует, что просто его влечет, что ему радостно. Эта радость такая, настолько она необычная и настолько она какая-то такая, очень какая-то простая — то есть ты себя не накручиваешь, там тебе не играют, не знаю, на гитаре, да, там тебе не аплодируют, тебя в этом не подбадривают, там ничего нет, ничего нет. Но и тем более это удивительное чувство, что тебе как-то светло, хорошо и как-то очень просто и органично, главное. То есть ты чувствуешь себя как-то, ну дома что ли. Есть такая замечательная, кстати, книжка, я недавно про нее вспомнил, потому что, в общем, рекомендовал одному человеку, который очень долгое время был крещен в Православной Церкви, но как-то вот ушел в протестантские сообщества, и сейчас вот, слава Богу, возвращается. И я ему порекомендовал книжку с очень характерным названием — эта книжка была издана еще где-то в самом начале 90-х годов в США, это сборник рассказов о том, как протестанты возвращаются, в смысле приходят в православие. Для США это тем более интересно. Книжка так и называется по-английски «Coming Home» — то есть «Возвращаясь домой». И главная идея издателя, который сам проделал этот путь, что на самом деле люди, которые, ну кто-то там разные-разные, в Америке вы понимаете, что там очень разные протестантские сообщества, они в разных этих протестантских общинах. И каждый из этих людей, который проделал путь в православие, они именно так к этому относились, что они вернулись домой просто. Они где-то были там, где-то ходили вокруг...

А. Леонтьева

— Где-то рядышком, да.

Протоиерей Дионисий

— Рядом, да. И там тоже есть что-то такое, там есть свои радости, там тоже звучит слово Божие, это здорово по-своему. Многие из них, они там совсем не собирались там проклинать тот опыт, который у них там был. Но они пришли домой, они вернулись. И это тоже какая-то очень такая отзывающаяся тема. Мне кажется, что это вот то, что тоже можно почувствовать, что мы возвращаемся домой. И когда ты чувствуешь себя дома, уже не важно, ругает тебя бабушка за то, что ты там что-то повернулся не так...

К. Лаврентьева

— Ну да.

Протоиерей Дионисий

— Да, как бы это же неважно. Ты же дома.

К. Лаврентьева

— Пасхальные истории. На Радио ВЕРА их рассказываем вам мы — протоирей Дионисий Лобов, клирик Храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, Анна Леонтьева, Кира Лаврентьева, Марина Борисова. Пытаемся передать как-то все наши внутренние переживания на предмет Пасхи, рассказываем истории о приходе к вере. Вот тут совершенно неожиданно история отца Дионисия озвучена была, а отец Дионисий вдохновлен был историей Марины, поэтому вспомнил и свою историю. И это, конечно, все действительно потрясающе. Каждый раз это чудо, когда жизнь человека вот так кардинально меняется. Отец Дионисий, а вы помните свою самую вот такую яркую Пасху? Какая у вас была самая запоминающаяся Пасха?

Протоиерей Дионисий

— Спасибо. Вы знаете, даже я стал сам вспоминать, думаю: какая же вот? Даже до вашего вопроса, что же я... Я, к сожалению, не могу сказать, что вот я помню хорошо какую-то Пасху, которая была вот в самом начале моего обращения. Но поскольку как-то это все было и стремительно, и очень по-разному, я вот ходил в храм в Подмосковье, и мне как-то, не знаю, вот мне, я понимаю сейчас, что это, наверное, очень запомнившаяся Пасха, хотя она, конечно, была не первой. Она запомнилась мне потому, как это, немножко тоже в этом есть грусть, некоторая толика грусти в этой истории. Но она для меня запомнилась, эта Пасха, особенно потому, что мне пришлось, будучи мирянином, алтарником — я помогал батюшке в храме, мне пришлось читать Евангелие. Это вообще-то, я так на всякий случай скажу, что это прерогатива священника, ну и диакона, если есть. Но почему я говорю, что тут немножко это было грустно? Это тоже уже какое-то начало или середина 90-х годов, может быть, там 94−95-й год. Я уже ходил в храм, умел читать по-церковнославянски. Храм подмосковный, в котором батюшка служил один, Царство ему Небесное, он уже скончался, он был первым моим духовником, отец Андрей. И в этот подмосковный храм набивалось такое количество людей, что просто это было фантастикой. Батюшка один. Он нес такой подвиг, который я никогда понять не мог, хотя он был моим духовником, но он не ел где-то, по-моему, со среды, он совсем ничего не ел. Он вот причащался, но ничего вообще не ел. И на пасхальный день, когда вот прямо ночью совершалось богослужение, и было очень много людей, и батюшка, ему стало плохо просто. Он служит литургию — ему плохо. Он дальше не может. Он начинает читать Евангелие — ему плохо. И больше никого то есть. И он подзывает меня: читай, я посижу просто. И он дает мне вот Евангелие чуть ли не в руки, я даже не помню каких-то деталей, потому что это все было совершенно...

К. Лаврентьева

— Стихийно.

Протоиерей Дионисий

— Стихийно, просто очень быстро. И невозможно как-то это было что-то там для себя тоже решать. Вот говорит: я подойду к окну, читай. И я читаю Евангелие, которое должен читать в этот день священник: «Вначале было Слово...» — потому что другого варианта нет. И это как-то для меня, конечно, запомнилось особенно, вот это пасхальное такое.

К. Лаврентьева

— Ну это неожиданно, да.

Протоиерей Дионисий

— Да, это неожиданно, да, и это не предложение, это был как бы приказ.

А. Леонтьева

— Это был крик о помощи на самом деле.

Протоиерей Дионисий

— Это был крик о помощи, да, это было такое благословение, которое вообще, конечно, никогда такого не может быть и не должно быть. Да, все, кто понимают, как устроено церковное богослужение, понимают, что так вообще оно не делается. Но, видимо, просто вот настолько была безвыходная ситуация, батюшке настолько было нехорошо, что вот я попал в такую историю. И вот, больше ничего.

К. Лаврентьева

— Это просто действительно очень еще пророческая Пасха. Вы же тогда не были священнослужителем...

Протоиерей Дионисий

— Далеко.

К. Лаврентьева

— То есть это пророческая такая для вас была Пасха.

Протоиерей Дионисий

— Ну в каком смысле, может быть, да.

К. Лаврентьева

— Вы уже читали Евангелие напрестольное, которое вообще-то нельзя было вам читать. Но там, конечно, не было другого выхода.

Протоиерей Дионисий

— Ну конечно. Абсолютно.

К. Лаврентьева

— Иначе прервалась бы литургия пасхальная. А это вообще, ну это никуда не годится.

Протоиерей Дионисий

— Это уже было бы совсем как-то нехорошо. Не знаю, вот что... Мы с ним даже больше никогда к этому... Ну то есть это не подвергалось никакому анализу, разговору. Батюшка, слава Богу, он смог продолжить литургию, все дальше было хорошо. Но как-то... Ну вот такой инцидент.

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное, отец Дионисий. А я вот вспоминаю истории разные пасхальные, думаю, какую бы рассказать. Их, честно говоря, очень много, и сразу вспоминаются истории трагично известного 2020 года, когда Пасха была для нас в общепринятом смысле в храме на богослужении просто недоступна, поэтому мы ее в основном все проводили по своим домам. Эти истории мы рассказывали много, не раз их повторяли. И это было запоминающееся дело, удивительное, потому что, помимо прочего, та Пасха выпала на мой день рождения. Мне тогда исполнялось 30 лет, 19 апреля, у меня иногда выпадает на Пасху. Иногда на Страстную, а иногда на Пасху. И, короче говоря, это был еще мой день рождения, мне было еще 30 лет, это еще был 2020 год — то есть все как бы нули все сошлись. И еще, значит, полный ковид, и в этот год умер папа. То есть прямо было все очень остро и очень глубоко. И я вот сейчас думаю об этом, и когда мы говорим: смерти нет. Вот действительно, смерти нет. И вот до какого-то момента ты говоришь это просто потому, что тебя научили в храме. До тех самых времен, пока ты не теряешь близких людей. И потом, когда ты теряешь этих близких людей, ты начинаешь действительно опытно чувствовать, что смерти нет. Это не сразу происходит. Это, наверное, нужно пережить острое горе, потом это нужно прожить какие-то стадии, но иногда и сразу утешения какие-то приходят от того же близкого, по попущению Господню, какие-то знаки, какие-то там, я не знаю, согретые сердца в какой-то момент, какое-то тепло, какое-то воспоминание. И такое ощущение, что это все живет до сих пор в пространстве, вся ваша жизнь и вся ваша коммуникация. И вот я вспоминаю, как на какую-то Пасху я приехала с мужем к родителям, с детьми. Они в Нижегородской области у меня живут, папа жил там. И мы остались там на Пасху. И я вот вспоминаю, как дети мои христосовались с дедушкой. Он еще, понятное дело, был жив, мы же к нему приехали. Вот сижу и вспоминаю сейчас, как они христосовались с дедушкой, как они бились этими яйцами пасхальными. И все время страдали, что у дедушки самая крепкая вот эта пасхальная скорлупа. И она вообще не пробивается. И вы знаете, и он всегда так смеялся, у него такой смех был мощный, масштабный был человек. И вот, значит, они вокруг него бегают, эти маленькие мои дети, и, значит, эти яйца. И вы знаете, вот это столько радости в этом. И я вот думаю сижу и думаю: неужели это все в прошлом? Вот неужели это все — раз, ушло, пылью поросло, в былины куда-то все превратилось и все, и все прошло, и ничего нет. И все-таки чувство у меня, что нет, ничего не ушло никуда. И все это живет в пространстве, все это живет в вечности, и душа его есть, и он тоже, наверное, это все помнит. И мне, конечно, это тяжело вспоминать, просто потому что человека физически рядом нет. Но, с другой стороны, мне это радостно вспоминать, потому что я понимаю, что есть вещи, которые мы несем с собой всю жизнь. И вот они, наверное, уникальны для нас и пронзительны. И вот это тепло пасхальное, которое я тогда получила у своих родителей, оно же действительно может согревать в трудные минуты, да и вообще, и не в трудные, потом в течение всей жизни. Наверное, вот это вот вечность. Я однажды задумывалась вообще об этом. Человек же не может ощутить вечность, потому что мы ограничены, понятно, своей природой, и это в принципе очень легко понять, почему мы не можем ее ощутить. И вот был у меня потрясающий тоже священник в гостях, и я даже ему потом позвонила. То есть он столько уделил внимания в разговоре вечности, что я ему даже позвонила и говорю: как это возможно? То есть вы представляете, у меня как будто вот... Ну всю жизнь знаешь, ну вечность — вечность, вечная жизнь, Царствие Небесное — вечно, все вечно, все, Господь вечен. Ты как бы это понимаешь, просто как аксиому. А когда начинаешь об этом думать, там просто лучше не думать. И вот я ему звоню, говорю: как это можно понять — вечность? Он, такой, говорит: слушай, ну вот ты помнишь свои самые сильные моменты радости? Я говорю: конечно, помню. Ну вот это вечность и есть, понимаешь? Вот самые мощные твои моменты радости в твоей жизни. Там времени не было. Ты это понимаешь? Я говорю: понимаю. Он говорит: вот ты помнишь, как тебе там вот ребенка дали после родов, помнишь? Помню. Он говорит: ну ты понимаешь, что времени ты тогда не ощущала.

А. Леонтьева

— Слушай, точно. Как точно сказано, потрясающе.

К. Лаврентьева

— Я такая: точно не было. Я думаю: вот это да. И вот эти воспоминания безвременные, которые живут в нашем сознании, мне кажется, это еще одно маленькое свидетельство того, что действительно Господь открыл вот эти двери ада. Мы можем войти в Царствие Божие, и можем действительно пребывать и блаженствовать там с Ним в вечной жизни. И это огромное утешение для тех, кто теряет близких, для тех, кто просто сам задумывается о смерти, кто осознает, что жизнь конечна. Нет, не конечна, то есть ты просто переходишь из одного состояния в другое. Да, это трудно понять, но это наша реальность.

А. Леонтьева

— Слушайте, а вы почувствовали, что во время программы вот эти вот все моменты, которые рассказал отец Дионисий, Марина, вот ты рассказала, и даже наш хомяк, с которым стартовала наша программа, это все какие-то прикосновения вечности как будто к нашей жизни?

К. Лаврентьева

— Ну да, есть такое ощущение. Есть такое ощущение, совершенно пасхальное. Спасибо вам, дорогие коллеги. Спасибо, отец Дионисий. Действительно у нас очень светлые пасхальные сегодня получились истории, не побоюсь этого слова, не для красного словца говорю, очень как-то тепло по-человечески. Спасибо. Дорогие друзья, оставляйте свои комментарии в группе Радио ВЕРА ВКонтакте, смотрите «Светлые истории» на сайте https://radiovera.ru/. Мы очень ждем, мы читаем ваши комментарии. Будьте с нами в эту Пасху, и, пожалуйста, радуйтесь, радуйтесь о Воскресшем Господе. Мы вас поздравляем. Христос воскресе!

Протоиерей Дионисий

— Христос воскресе!

Все

— Воистину воскресе!

К. Лаврентьева

— И в этой студии сегодня с нами были протоирей Дионисий Лобов, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, Анна Леонтьева, Марина Борисова. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующей недели. С Пасхой Христовой!

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Странное дело»
• «Необычное путешествие»
• «Ссора» с Богом»

---

При поддержке VK