Одним из главных литературных событий начала нового века явилось для меня — в 2003 году — присуждение Литературной премии Александра Солженицына поэту Юрию Кублановскому. Формулировка жури гласила: «...за языковое и метафорическое богатство стиха, пронизанного болью русской судьбы; за нравственную точность публицистического слова». В конце своего Ответного выступления, Кублановский упомянул того, чьё имя — в названии премии.
«...Быстро уходит из сознания непоколебимая прежде убеждённость в предназначении. А без неё какая ж поэзия? И уж ежели сам поэт недопонимает, зачем, собственно, пишет, то тем более не знает этого теплохладный читатель. Так в лирическом слове гаснет энергетийный заряд и остаётся один муляж. И сам творческий процесс, и его результат уже отдают никчемностью. Творить с таким размагниченным сознанием сложно. Но ведь „сверхзадача“ всё же имеется!.. Лет десять тому назад Солженицын написал мне: „Вместо красного колеса по России катится теперь жёлтое“. В связи с чем хочу дать один совет молодым: мы крепчали в противостоянии красной идеологии. Крепчайте в противостоянии жёлтой, бульварной. Именно крепость духа и чистота языка споспешествуют рождению настоящей поэзии...»
Из финала своего Ответного слова на церемонии вручения Литературной премии Александра Солженицына нам читал лауреат 2003 года — Юрий Кублановский.
...А в 2006-м, в серии книгоизданий, посвященных той премии, вышел том избранной поэзии и публицистики Кублановского. В сборник «На обратном пути» вошло и большое эссе «Поверх разборок», написанное в конце 1990-х, куда автор включил старинное (Юрию Михайловичу было тогда 28 лет), пылкое обращение «Ко всем нам», написанное в день рождения Александра Солженицына и пущенное в 1975 году в «самиздат» — по случаю двухлетия высылки писателя из России. Давайте послушаем строки из того давнего открытого письма-обращения поэта Кублановского о писателе Солженицыне:
«...Он принадлежит к редкому и потому особенно драгоценному в русской истории типу православного делателя. Существуй такой человек в начале столетия, много бы потрудился во спасенье России, увлекая других, талантливых, порой гениальных, чьё молчание ввиду наступающей революции звучит в наши дни особенно оглушительно. И ныне в таких, как он, чувствуется надежда. Да, надо признать, что ничего более ясного, твёрдого и реального, чем говоримое Солженицыным, от наших современников мы уже не услышим. Где найдётся человек, совмещающий в себе такой опыт, талант и независимость от доминирующей тенденции века?
И если мы не отзовёмся на это, то не отзовёмся более ни на что.
Но может быть, всё только кажется неподвижным?
Может быть, где-нибудь в глубине, „под глыбами“, истина и чувство свободы завоевывают всё новые души и небесполезны призывы писателя, целителя, снявшего с наших глаз последние бельма? 11 декабря 1975 года...»
Я попросил, друзья, перечитать Юрия Кублановского эти старинные строки ещё и потому, что и в новом веке — пусть и с выпавшими спицами, да спущенной шиной — то самое «красное колесо», о котором в 1990-х наш классик русской прозы писал современному поэту, — увы, ещё продолжает катиться.
Губительная ностальгия по безбожной коммунистической религии (иначе этот морок и не назовёшь), подпитываемая клеветническими поношениями трудов и личности Солженицына («злостный-де графоман», «наймит, мол, антисоветчик», «развалил-де СССР») растёт — сужу хотя бы по видеоблогам — как на дрожжах. Всё это звучит на пошлом и безответственно-лживом русском языке, повторяя зады ушедшей, казалось бы, в прошлое, агрессивной риторики охранительной совпропаганды. ...Очень надеюсь, что эти поношения не смогут быть принятыми на веру моими — особенно молодыми — соотечественниками, давно научившимися жить своим умом. ...Теми, кто издавна и самостоятельно берёт в руки книги, кто не разлюбил и не утратил, завещанное классиками, «великое русское слово».
Напомню, что у стихотворения Анны Ахматовой, откуда я вытащил сей оборот, — выразительное название: «Мужество».
Все выпуски программы Закладка Павла Крючкова
Сказ о том, как Владимир Даль словарь составлял
Многие знают имя Владимира Ивановича Даля как составителя «Толкового словаря живого великорусского языка», а некоторые имеют эту книгу в своей библиотеке... Я же хочу рассказать пару историй о том, как Владимир Иванович свой словарь создавал. Начну с того, что Даль по первому образованию — морской офицер, мичман. Прослужив 6 лет на корабле, он решил сменить род деятельности и... — выучился на медика. Став хирургом, Владимир Даль участвовал в русско-турецкой войне 1828-29 годов в качестве полевого врача. И если мы с помощью фантазии перенесёмся в то время и в место его службы, то увидим удивительную картину: возле госпитального шатра стоит верблюд, навьюченный мешками. А в мешках — исписанные Владимиром Далем листки. Здесь, в этих свитках — настоящее сокровище: слова, пословицы, сказки и прибаутки, собранные военным врачом в беседах с простыми служаками. Очарованный с юности красотой и меткостью русской речи, общаясь с матросами и солдатами, Владимир Даль записывал забавные сюжеты и не знакомые ему русские слова. В пору врачебной службы его записи составляли уже немалый объем. Поэтому начальство и выделило ему для перевозки верблюда. Правда, Даль чуть не потерял все свои богатства, когда верблюд внезапно попал в плен к туркам. Но обошлось — казаки отбили. Так вот получилось, что гордый корабль пустыни возил на своём горбу бесценное русское слово.
В течение жизни Даль записывал не только слова, но и сказочные сюжеты. В итоге его увлечения появилась книга сказок. Будучи в Петербурге, с экземпляром этого издания Даль направился прямиком... Ну конечно, к Пушкину! Там, у поэта дома они и познакомились. Пушкин сказки похвалил. Но более всего восхитился он далевским собранием русских слов. Особенно понравилось Пушкину слово «выползина» — сброшенная змеиная шкурка. Так Александр Сергеевич впоследствии и стал в шутку называть свой сюртук. Именно Пушкин уговорил Даля составить словарь. Благодаря этой встрече мы можем держать в руках словарь Даля, погружаться в стихию живой русской речи того времени и пополнять свой лексикон интересными словами. Например, узнать, что такое «белендрясы» и «вавакать, «мимозыря» и «жиразоль».
Приятного чтения, друзья!
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
Григорий Суров
В конце XIX-го — начале ХХ века врачи-офтальмологи, специалисты по глазным болезням, были в России на вес золота. Один из представителей этой редкой в то время специализации — Григорий Иванович Суров, окулист из Симбирской губернии — посвятил жизнь тому, чтобы сделать офтальмологию доступной для всех.
Уже в старших классах гимназии Григорий решил стать врачом. В 1881-м он успешно сдал вступительные экзамены на медицинский факультет Казанского университета. Первым местом работы Сурова была уездная больница в городе Спасске Казанской губернии. Там Григорий Иванович впервые обратил внимание, как широко распространены среди крестьян глазные болезни. У каждого второго пациента наблюдалась трахома — инфекционное заболевание, которое передаётся через предметы гигиены — например, полотенца, а распространителями являются мухи. Свои наблюдения и неутешительные выводы Суров записывал в дневник: «Эти болезни у нас в России распространены вследствие бедности, невежества, и малодоступной медицинской помощи». Офтальмологи, как уже говорилось, были в те годы большой редкостью. Поэтому Григорий Иванович решил специализироваться именно в этой области. За несколько лет работы в Спасской больнице он получил богатый практический опыт. Затем некоторое время Суров служил военным врачом. И опять же, занимался на этой должности преимущественно офтальмологией. В 1902-м он поступил в Петербургскую Военную Медицинскую академию — «для усовершенствования в медицинских науках по глазным болезням». Там с успехом защитил докторскую диссертацию.
А в 1906-м году Григорий Иванович вновь приехал в город Симбирск. Его назначили заведующим военного лазарета. Офтальмологического отделения в нём не было. И Суров его открыл. Сразу же к «глазному доктору» потянулся народ. «Главный контингент из страдающих болезнями глаз — крестьянство и необеспеченный рабочий люд», — отмечал Суров. С таких пациентов денег за лечение доктор не брал. Наоборот, помогал из собственного кармана — на лекарства, на изготовление очков. Вскоре Григорию Ивановичу удалось убедить местные власти выделить средства на глазной стационар в 50 коек. В 1911-м году стараниями Сурова в Симбирске открылась школа-приют для слепых детей.
А через несколько лет Россия стала Советской. Григорий Иванович не уехал за рубеж. Остался служить своей стране. В те годы о деятельном докторе нередко упоминали в прессе. Вот, например, как в 1923-м описывала его работу симбирская газета «Красный путь»: «Летом в разных районах губернии можно было увидеть фургон, в котором ехал доктор Суров. Он ездил обследовать сельское население. Оказывая помощь, он переезжал из села в село». После таких поездок и работы в госпитале, Суров принимал пациентов ещё и на дому, по вечерам. Симбирский учитель Алексей Ястребов в своих воспоминаниях писал: «Проходя по Беляевскому переулку, я вижу дом. И знаю: вечером у этого дома будет толпиться народ, потому что здесь живет замечательный врач, друг народа Григорий Иванович Суров».
Простой народ искренне любил своего доктора. Когда в 1920-м году большевики осудили Сурова и приговорили к году тюрьмы за то, что он взял на работу в госпиталь бывшего белогвардейского офицера — нищего больного старика, горожане встали на его защиту. Испугавшись волнений, власти восстановили доктора в правах. Впоследствии Григорий Иванович получил высокое государственное признание: в 1943-м году ему было присвоено звание Заслуженного врача РСФСР, а в победном 1945-м — орден Трудового Красного Знамени. Но не ради наград трудился доктор Суров. Однажды в своём дневнике он написал: «Я смотрю в мир глазами тысяч людей, которым помог избавиться от страданий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
21 ноября. О пшенице и плевелах
В 13-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы».
О пшенице и плевелах, — епископ Тольяттинский и Жигулёвский Нестор.