«Неделя 20-я по Пятидесятнице. Праздник в честь Иверской иконы Божией Матери». Прот. Федор Бородин, Максим Калинин

В нашей студии были настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин и шеф-редактор портала «Иисус» Максим Калинин.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения в ближайшее воскресенье, а также о памяти святых отцов VII Вселенского собора, мученика Лонгина Сотника, апостола и евангелиста Луки и о праздновании в честь Иверской иконы Божией Матери.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире программа «Седмица» — наш совместный проект с интернет-порталом «Иисус». С вами Марина Борисова, шеф-редактор портала «Иисус» Максим Калинин —

М. Калинин

— Добрый вечер.

М. Борисова

— И наш гость — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин.

Прот. Фёдор Бородин

— Добрый вечер, здравствуйте.

М. Борисова

— И с его помощью мы, как всегда по субботам, постараемся разобраться в смысле и особенностях богослужений наступающего 20-го воскресенья после Пятидесятницы и предстоящей седмицы. Как всегда, мы стараемся понять смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из Апостольских посланий и Евангелия, которые будут читаться завтра за Литургией. В частности Послание апостола Павла к Галатам, 1-я глава. Отрывок, который завтра будет прочитан на службе, вызывает очень много вопросов, потому что в отрыве от контекста, не понимая, почему и к кому обращался апостол, трудно понять, почему в этом отрывке он подчёркивает, что он получил откровение именно от Самого Иисуса Христа. Более того, он пишет, что «и не пошёл в Иерусалим к предшествовашим мне Апостолам, а пошёл в Аравию, и опять возвратился в Дамаск». И «ходил я в Иерусалим видеться Петром... Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня». Вот почему апостолу Павлу так важно это подчеркнуть и что это значит для нас?

М. Калинин

— Вот если смотреть на контекст Послания к Галатам, на его содержание, то апостол Павел там стремится показать, что обращённым из язычников нет необходимости соблюдать Закон Моисеев, потому что во Христе они получили всецелое искупление и прощение. И Закон сам по себе не может их оправдать. То есть ситуация здесь конкретная историческая, для нас сейчас малопонятная, потому что сейчас, как правило, вопрос о роли Закона Моисеева для практического исполнения не поднимается. Хотя я знаю людей, которые в поисках подлинного изнутри христианства очень глубоко уходили в изучение иудаизма или даже переходили в иудаизм. В целом для нас эта ситуация неактуальна, но для того времени она была крайне горячая, потому что вот есть община, есть люди, которые приняли Христа как Мессию, как Спасителя. Они понимают, что Христос пришёл к народу Израиля, что есть Священные Писания народа Израиля, которые для них тоже священные. Но при этом читая их, читая Пятикнижие, они понимают, что их образ жизни... что они не следуют этим обрядам, и для них это что-то совершенно новое. А в то же время есть люди, которые говорят: «Ну как же? Закон дан Моисею. Если ты принимаешь Христа, ты должен принять закон и его исполнить». Их это очень беспокоило. Христиан из иудеев тоже очень беспокоил этот вопрос, потому что они не могли есть одну трапезу с теми, кто не соблюдает закона. И вот здесь апостолу Павлу важно сказать, что, да, Иерусалимская община очень авторитетна. А Иерусалимская община по преимуществу как раз состояла из иудеев, и она была оплотом соблюдения закона. То есть если говорить про так называемое иудеохристианство, то есть форму христианского благочестия, при которой закон Моисеев соблюдается, то главный и мощный, и очень авторитетный его центр — это, конечно, Иерусалим. И там столпы Церкви: там апостол Пётр, там Иаков, брат Господень — и авторитет их велик. И вот апостол Павел, с одной стороны, не хочет с ними тягаться, не хочет доказывать, что он лучше или умнее апостола Петра. Он, наоборот, говорит, что «я гнал Церковь Божию, я изверг». Он себя всячески хулит, он говорит, что он сам недостоин. Но при этом он горячо убеждён, что для христиан, обращённых из язычников, нет необходимости в законе. И что в принципе в законе нет необходимости. Сам апостол Павел закон соблюдает, потому что он воспитан в этом, но он не признаёт его объективной спасительной необходимости. На какой авторитет ему опереться? Не на свой — он себя авторитетом не считает. А на авторитет Бога, Который ему явился, на авторитет Христа, Который ему явился на пути в Дамаск. Поэтому он подчёркивает, что его Евангелие (имеется в виду не книга, а благовестие), весть, которую он несёт, оно не человеческое, а он получил его от Бога. Поэтому, да, Иаков и Пётр велики, это столпы Церкви, но они не выше Христа, а его Христос послал к язычникам, ему Христос сказал проповедовать вот это Евангелие, которое он им доносит. Поэтому он так это подчёркивает.

М. Борисова

— Отец Фёдор, а что это значит для нас сегодня?

Прот. Фёдор Бородин

— Вообще, в Послании к Галатам апостола Павла чувствуется очень серьёзное напряжение. Как раз потому, Максим, я позволю с вами немножко не согласиться. Потому что Иерусалимская община не считала этот вопрос важным и животрепещущим, а считала его уже решённым, что, да, всем надо всё соблюдать — и всё. А Павел, который создавал общины из бывших язычников, ставших христианами, понимал, что так нельзя, что это невозможно. Невозможно и богословски, и практически житейски это практически невозможно. И в этом Послании есть определённое напряжение против святых апостолов Иерусалима, что этим надо заниматься, братья, а вы этим не занимаетесь, вы должны понять, насколько это актуально. И даже в связи с этим датировка Послания к Галатам очень разнится у разных исследователей, потому что очевидно, что те формулировки, которые он... и можно сказать, что не только формулировки, но даже какая-то обида в этом звучит, она невозможна после Апостольского Собора 52-53 года, который обычно датируют.

М. Калинин

— А когда он говорит, что «великие на меня ничего более не возложили», когда он говорит, что ходил в Иерусалим через 14 лет, то тоже здесь непонятно, к Собору это относится или не к Собору.

Прот. Фёдор Бородин

— Да. Но видно, что апостол Павел настолько болеет любовью к этим, казалось бы, внешним людям, которые были второсортными для иудеев, что он и с Петром готов спорить. И мы знаем, что они вступали в споры, есть некоторые следы этого недоумения, оставшегося после этого спора, и в текстах Петра, и в текстах Павла.

М. Калинин

— В Послании к Галатам и описывается, как он Петра обличил за то, что он позволял себе есть с язычниками, но при иудеях, пришедших из Иерусалима, начал стыдиться. И даже отцы Церкви не все могли поверить, что Павел и Пётр могли спорить. То есть блаженный Иероним считал, что это педагогическая была ссора. То есть явно, действительно, да, батюшка, я, конечно, здесь всецело соглашаюсь, то есть даже отцам Церкви было трудно поверить, что апостолы могли спорить, но это так и было.

Прот. Фёдор Бородин

— Что для нас это значит? Марина, спасибо за этот вопрос. А то, что те люди, которые могли бы услышать о Христе, если бы мы с такой силой не цеплялись за внешнее в нашей вере, за второстепенное и третьестепенное, что мы должны, конечно, как Павел, выходить к ним из нашей общины с её привычным укладом и проповедовать Евангелие, не меняя его сути, так, как они готовы услышать и выполнить. И наши миссионеры, например, великий миссионер Николай (Касаткин) Японский, он же от практической стороны благочестия очень сильно отказался. Он вынужден был это сделать. И Церковь, канонизировав его, признала, что это было правильно. А ещё мне хотелось бы внимательно прочитать строчку, которая обычно ускользает от нас. Это первая глава, с 15-го стиха: «Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам...» — и так далее. Вот обращение к вере — это Бог благоволил в человеке открыть Своего Сына. Вот какие удивительные слова. И вот посмотреть на своё христианство через эти слова: а вот во мне Сын Божий открыт, Он вообще кому-то виден, можно по мне судить, каков Христос? Открыл ли Бог, захотел ли это сделать, я позволил Ему открыть во мне Сына Божия, или я остался таким, каким был? — страстным, гневным, просто поменял какую-то свою часть жизни, какую-то символику, антураж, и всё, и больше ничего. Мне кажется, что вот так медленно прочитывать со внимание слова апостола очень полезно, чтобы просто себя как-то оценить правильно.

М. Борисова

— Обратимся теперь к евангельскому отрывку, который будет читаться завтра за Литургией. Это отрывок из Евангелия от Луки, 7-я глава. Это история, хорошо тоже известная православным верующим людям, потому что достаточно часто упоминается и в проповедях для примера и часто звучит в толкованиях. Отрывок небольшой, позволю себе прочесть его целиком: «После сего Иисус пошёл в город, называемый Наин; и с ним шли многие из учеников Его и множество народа. Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города. Увидев её, Господь сжалился над ею и сказал ей: не плачь. И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань! Мёртвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его. И всех объял страх, и славили Бога, говоря: великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой». Достаточно известная сцена евангельская, но мне, с вашего позволения, хотелось бы взглянуть на неё глазами протоиерея Вячеслава Резникова, который в своей проповеди, посвящённой этому евангельскому отрывку, писал следующее: «Навстречу друг другу шли две процессии: за Иисусом шли многие из учеников Его и множество народа, и за покойником и его матерью много народа. Вот эти две процессии соприкоснулись своими главами: впереди одной — Иисус Христос, впереди другой — мертвец. И Он всё равно не имел бы права обойти смерть, обойти эту главнейшую проблему человеческой жизни. Он всё равно должен был остановиться и сказать на эту тему хотя бы несколько слов. Только разве бедной вдове нужны были философские осмысления смерти? Ей нужен был её единственный сын. И только Сам Бог мог его вернуть».

Прот. Фёдор Бородин

— Вы знаете, недавно стал участником полемики в «Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» по поводу поста священника о том, что его пришлось отпевать младенца — какая это страшная служба, как нечего сказать утешительного родителям, и как остаётся только, с точки зрения одних полемистов, явить твёрдое упование на Бога, чтобы за этот образ твёрдо верующего священника родственники могли удержаться, схватиться и выстоять; а другие говорили, что нужно плакать с плачущими и радоваться с радующимися: просто подойти, обнять и что-то сказать. И вот удивительно в конце написал отец Владимир Вигилянский — он сказал, что надо просто в конце отпевания спеть три раза «Христос Воскресе!». И некоторые священники откликнулись и написали, что они так и делают. И действительно, понимаете, Он воскресил сына этой несчастной вдовы. И все святые отцы говорят, что это временное, маленькое утешение — все понимают, что он всё равно умрёт. А та радость, которая звучит в победе над смертью в словах о Воскресении Христа и нашем причастии, что мы умерли со Христом в крещении и веруем, что воскреснем и жить будем с ним, — вот только это может утешить нас. Вот это вечное и окончательное разрушение смерти, когда последний враг упразднится — смерть, как апостол говорит. Вот причастие вере в это или отсутствие этой веры и есть тот камень, на котором всё христианское благовестие. Потому что если Христос не воскрес, как апостол Павел говорит, то тщетна наша вера и проповедь тщетна. Поэтому об этом надо говорить.

М. Борисова

— Вы слушаете программу «Седмица». С вами Марина Борисова, шеф-редактор православного интернет-портала «Иисус» Максим Калинин, и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. На этой неделе мы будем иметь повод ещё раз вспомнить о борьбе с иконами и о иконопочитании, которое идёт не от головы, а буквально от какого-то народного естества. Мы будем вспоминать святых отцов Седьмого Вселенского Собора завтра, а 26 октября мы будем отмечать праздник в честь Иверской иконы Божией Матери, — наверное, самой тепло любимой чудотворной иконы Матери Божией на Руси, особенно в Москве. Вот по поводу отцов Седьмого Вселенского Собора, наверное, надо вкратце вспомнить, почему так долго не удавалось побороть преследователей иконопочитания. Ведь потребовалось почти сто лет прежде, чем вернулись к нормальному отношению к иконам.

М. Калинин

— Очень часто звучит удивление: как вообще в христианском государстве могло возникнуть гонение, которое по масштабам в чём-то превосходило, наверное, те гонения, которые были в Римской империи, даже то, что было в начале IV века. И, может быть, как раз и причина в том, что государство было христианское. Когда люди не могут договориться о том, как они веруют, или, если сказать по-другому, когда люди не могут определиться, что в духовной жизни главное, что приоритетное, споры могут оказаться для Церкви даже гораздо более губительными, чем внешние преследования. Опорная точка нашего рассуждения — это 787 год, это Седьмой Вселенский Собор, который иконопочитание утвердил. Иконоборчество за полвека до этого возникло. Инициатором его был император Лев Исавр. Разные точки зрения высказываются, почему в принципе такая реакция возникла. С одной стороны, объясняют иконоборчество желанием Льва Исавра и Константина V прийти к какому-то соглашению с мусульманами, у которых есть запрет на изображения. То есть это как бы незначительный элемент, это не посягательство на христианскую догматику как бы, а вместе с тем это такой камень преткновения при религиозном диалоге. С другой стороны, говорят о том, что это была попытка секуляризировать общество византийское, попытка государственного вмешательства в дела Церкви. И действительно, те отцы, которые обличали иконоборчество, они же одновременно обличали вмешательство императоров в церковные дела. Иоанн Дамаскин, один из самых выдающихся защитников иконопочитания, указывал на невозможность императора вмешаться и одновременно на богословскую значимость иконопочитания. Позднее Феодор Студит, описывая все эти события, постоянно повторяет эту мысль, что император не имеет полномочия в делах, относящихся к вероучению, не имеет полномочия в делах, относящихся к духовной жизни людей. То есть какие бы факторы не назывались, очевидно, что здесь была попытка извне вмешаться в жизнь Церкви и переформатировать христианство так, как это удобно, в силу текущей политической повестки. И эта идея была, конечно, для христианства опасной.

М. Борисова

— Отец Фёдор, а разве не было своего резона у иконоборцев, когда они говорили, что, вообще-то, образ Христа нужно в сердце хранить. А перенос почитания на некие внешние изображения ничем не отличается от язычества. Это, конечно, может быть, слишком сильно сказано, но разве в этом нет своего рационального зерна?

Прот. Фёдор Бородин

— Знаете, рациональное зерно появляется в словах иконоборцев тогда, когда они сталкиваются с совершенно неумным, чрезмерным почитанием икон, которое и сейчас, к сожалению, есть. Я, например, помню, что в течение сорока минут пытался убедить женщину, что можно помолиться не обязательно перед Казанской иконой Божией Матери, которой у нас не было в храме тогда, об исцелении от глазной болезни, а можно перед любой другой, что это Та же Самая Божия Матерь. Женщина ушла на меня очень обиженной, говоря, что как же такие есть необразованные священники, чему их в семинариях учат. Когда с этим сталкиваешься, действительно это может послужить таким поводом — не причиной, а поводом. Допустим, люди счищали краски с чудотворных икон, размельчали и всыпали в Причастие, считали, что таким образом оно становится более важным, чем обычное. Но с другой стороны, всё-таки, если глядеть в сущность иконоборчества, то оно не об иконах. Иконоборчество в конце концов против самого главного, что есть в христианстве — против того, что Слово стало плотью, против Богочеловечества Христа. Потому что иконописание основано на том, что Бог и человек во Христе неразделимы. Изображая Его по человечеству, мы неизбежно изображаем и Его божество, поскольку уже нельзя разделить во Христе Иисусе одно с другим. И поэтому икона освящается таинственным присутствием Божьим через изображение того, что до воплощения Христа не могло бы быть изображено.
И сейчас, конечно, есть поводы для обличения теми же словами, например, преподобный Иоанн Дамаскин в одном из своих полемических текстов говорит, что «если бы мы попытались изобразить Бога Отца, то все ваши обвинения были бы действительны, но мы же так не делаем», — говорит он. И после этого стоит покрыться стыдом, потому что мы-то сейчас как раз так и делаем: у нас полно храмов, которые даже восстановлены с этим неканоничным изображением Бога Отца, против слов великого Иоанна Дамаскина. Я думаю, что всё-таки икона, тем более православная икона, которую мы иногда называем пятым Евангелием, это такое откровение. Вы знаете, мне посчастливилось 12 лет назад быть в Риме. И почти в каждом храме, который украшен — тут Караваджо, тут Перуджино — в общем, все самые знаменитые имена, которые там присутствуют в своих творениях, а на аналое посередине храма для прихожан лежит приклеенная и залаченная репродукция Владимирской иконы Божией Матери, Спаса Нерукотворного новгородская или какая-то ещё. И я разговаривал с одним священнослужителем, который, когда я спрашивал, почему, он говорит: «Ну как? Мы понимаем, что это великие шедевры искусства живописи, но когда мы хотим молиться, мы на них молиться не можем». Всё-таки икона очень действительно помогает в молитве — икона, которую написал молящийся человек. Почему самые лучшие иконописцы — это святые: Алипий Печерский, преподобные Андрей и Даниил Чёрный. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Вот когда чистый сердцем художник, любящий Бога, начинает изображать Того, Кого он знает, мне потом значительно легче перед этой иконой молиться. Поэтому война за икону — это война, во-первых, за самый центр догматики — Боговоплощение, и за помощь всем нам, чтобы нам, таким корявым и неумелым в молитве, было это делать легче.

М. Борисова

— И вот как раз пример этой удивительной помощи в молитве — это Иверская икона Матери Божией и то, чем она стала для русских православных. Удивительно, что её воспевали в стихах даже абсолютно неверующие поэты Серебряного века. Потому что это было просто потрясение для всех — это часовня у Воскресенских ворот. И собственно, праздник установлен в честь встречи списка привезённой с Афона иконы Иверской Богоматери, заказанной Патриархом Никоном. И встреча эта состоялась как раз 26 октября 1648 года у Воскресенских ворот. Поэтому там потом была впоследствии выстроена часовня, там помещён список с чудотворной иконы. Сама чудотворная икона

хранилась в Новодевичьем монастыре до революции, потом долго странствовала по запасникам всевозможных музеев и в последнее время была возвращена, уже в 2012 году, в Новодевичий монастырь. Восстановлена часовня Воскресенская. И вот удивительный круг какой-то прошёл: ведь тоже были времена иконоборчества советского и разрушения всего, что можно было только разрушить, и всё равно всё вернулось на круги своя — и та же часовня, и та же икона, и та же молитва. То есть какой-то есть вечный круг.

М. Калинин

— Да. А для этой иконы круг начался, по преданию, как раз в иконоборческое время. Все помнят, что на Иверской иконе вот эта струйка крови на щеке у Божией Матери. И по преданию, это византийский солдат — опять же солдат-христианин — ударил топором по иконе, потому что он, исполняя приказ, должен был уничтожить иконописные изображения. Причём эта икона хранилась у женщины-христианки в Никее, в том самом городе, в котором состоялся Седьмой Вселенский Собор, утвердивший иконопочитание. И дальше эта икона прибывает на Афон. Она становится известной, о ней становится широко известно именно после инцидента, связанного с иконоборчеством. Так что действительно этот круг замкнулся, спустя много веков.

М. Борисова

— Вы слушаете программу «Седмица». С вами Марина Борисова, шеф-редактор православного интернет-портала «Иисус» Максим Калинин, и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин. Мы прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова, шеф-редактор православного интернет-портала «Иисус» Максим Калинин, и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. На предстоящей неделе мы будем вспоминать великих святых: мученика Лонгина сотника, которому посвящён отдельный придел храма Гроба Господня в Иерусалиме; и известного каждому православному верующему христианину преподобного Андрея Критского, Великий канон которого мы каждый раз слушаем и читаем Великим постом, и, собственно, о самом каноне и его авторе много и часто говорим. А вот о мученике Лонгине сотнике мы говорим очень редко. И, собственно говоря, многих приводит в недоумение, когда они первый раз оказываются в Иерусалиме, то, что там отдельный придел римскому воину, который, по преданию, как раз пронзил копьём Спасителя, который пребывал на Кресте. Почему он занимает такое важное место в нашем восприятии Евангелия и вообще всей евангельской истории?

М. Калинин

— Это удивительный совершенно участник истории, при том, что в Евангелии он тоже безымянный — говорится о том, что это сотник. Мы видим в Евангелии, что Христос не часто контактирует с язычниками. Когда Он исцеляет дочь сирофиникиянки, мы видим, из Евангелия от Марка в частности, что это воспринимают, как необычное событие. То есть Христос говорит ей, что послан к погибшим овцам дома Израилева. Он говорит ей, казалось бы, даже оскорбительные слова про то, что нельзя взять хлеб у детей и бросить его псам. Но эти слова нужно понимать в контексте того, что Христос очень часто парадоксальные образы приводит, которые должны взбудоражить, пробудить сознание его слушателей. Потому что, когда Он, например, говорит в притче о судье неправедном, Он Бога сравнивает с неправедным судьёй — тоже ведь это парадокс. То есть мы видим, что Он, если контактирует с язычниками, то всё равно подчёркивает, что Он послан в первую очередь к народу Израиля. И общее место — говорить, что Христос проповедовал среди народа Израиля, а дальше апостолы, и в первую очередь апостол Павел, обращают свою проповедь к язычникам. Хотя согласно Книге Деяний, первым был даже Пётр, который Корнилия сотника обратил. Но при этом всём — при том, что в Евангелии от Марка этот эпизод описан с сирофиникиянкой, подчёркивающий, что язычники пока что внешние по отношению к этой общине, тот же Марк говорит, что сотник, воин — после того, как он описывает сцену унижения распятого Христа, — видя всё произошедшее, сказал, что это был Сын Божий. При этом он... опять же в Евангелии от Марка из чудес, которые произошли после момента распятия, говорится только про раздирание одежды. Это очень сильный момент, об этом Сергей Лёзов писал очень здорово, что про раздирание завесы и разверзение небес в Крещении один и тот же глагол употреблён. То есть сначала разверзаются небеса, в начале служения Христа, а при Его смерти завеса раздирается. То есть это тоже Богоявление, но с отрицательным знаком, которое показывает всю тяжесть ситуации. И Христос говорит: «Господи, Ты меня оставил. Зачем Ты Меня оставил?» Но в этот момент Он испускает дух.
И говорится, что сотник, увидев, что Он, так возгласив, испустил дух, сказал: «Истинно сей был Сын Божий». То есть, согласно Марку, этого римского солдата, который принимал участие в распятии Христа, потрясло, что Христос проявил такую власть над жизнью и смертью. Он возгласил слова, которые сотник, видимо не понял, по-арамейски, но возгласив, Он предал Свой дух Богу, то есть Он умер как власть имеющий. Он и учил как власть имеющий, и умер как власть имеющий. И сотника это потрясло — не какие-то чудеса, которые выходят за рамки нашего воображения. Это говорит о его внутренней готовности, о его способности внимать и видеть... даже не скажешь, что Божественный свет в другом человеке — это был особый Человек, но не все во Христе разглядели Бога, а он почувствовал что-то, в нём что-то изменилось. И дальнейшие сведения мы знаем из Предания, но вот даже такое лаконичное свидетельство Марка центральное просто положение занимает, то есть язычник, который исповедует Христа Сыном Божьим (про Бога он не сказал) задолго до того, как многие представители народа Израиля уверуют во Христа. А так Предание ещё очень много интересных вещей говорит: что сотник Лонгин и сторожил гроб Христа, и был свидетелем явления Ангела, и что он отказался лжесвидетельствовать, что ученики похитили тело. Отдельная история связана с преданием о том, что глаза его исцелились, когда он пронзил копьём Христа, и кровь попала на них. То есть здесь отдельная легенда про Грааль, в который сотник набрал кровь Христову, отдельная история с копьём сотника Лонгина.

М. Борисова

— Хотелось бы про копьё поподробнее, потому что копьё у нас... наводит на такие сомнения, что ли. Дело в том, что в различных общинах хранится до шести святынь, которые считаются копьём сотника Лонгина.

М. Калинин

— Мне кажется, этот факт и укладывается, и получает объяснение в словах отца Фёдора, которые он сказал про поводы к иконоборчеству. Что действительно мы можем такие поводы подавать. И, с одной стороны, понятно значение символа. Копие для нас символ, он просто постоянно присутствует с нами в богослужебной реальности, потому что священник ту просфору, из которой извлекается Агнец, евхаристический хлеб, разрезает копием. Каждую проскомидию вспоминается прободение ребра Христова копием. И почитание такого копья вполне понятно. И желание иметь подлинное копие тоже понятно. Но когда возникает ситуация, что человеку нужно непременно иметь материальное подтверждение евангельского события, вместо того, чтобы Евангелие носить в своём сердце, — когда одно подменяется другим, тогда и возникают такие ситуации, которые действительно соблазнительны сами по себе. При том, что христианство никак не страдает от того, что люди почитают шесть копий сотника, потому что христианство не в этом и сила Евангелия не в этом. Но действительно, подобные пристрастия к материальной связке — а это же попытка иметь какую-то связь с миром Евангелия, как будто это было что-то давно, это какая-то Священная история, и в нашей жизни она уже не повторяется, но мы хотя бы через священный предмет будем иметь связь. Но ведь христианство про другое — про то, что в нашей жизни повторяется как раз эта жизнь, что Христос продолжает жить в Своих учениках. И с этой точки зрения, христианство ничего не теряет от почитания шести копий, но этособлазн, безусловно, для тех, кто с этим фактом сталкивается.

М. Борисова

— Отец Фёдор, как вам кажется, вот история этого сотника — она достояние Священной истории или это всё-таки достаточно современный пример? Я, когда о нём думаю, представляю себе, от чего человек, помимо этого высокого такого воспарения духа, в принципе должен был отказаться. В римской армии сотник — это достаточно высокий чин. И, собственно, смысл служения на протяжении длительных вот этих походов и отказ от нормальной семейной жизни, был обусловлен тем, что человек, уходя в отставку с военной службы в Римской империи, получал полное государственное обеспечение. И несколько десятилетий своей жизни он жертвовал на то, чтобы потом иметь возможность достойной жизни, уже ни о чём не заботясь. И вот в одночасье это легло на одну чашу весов, и то, что он пережил на Голгофе, — на другую. И всё.

Прот. Фёдор Бородин

— Я думаю, что на Голгофе он об этом не думал, потому что этот выбор у него, если возник, то позже. А у римских воинов он возник через 150 лет, когда вступили в силу эдикты императоров о том, что или так, или так. Мне кажется, что в подвиге сотника Лонгина, который описан в Евангелие, нам не надо забывать как бы о его старте. Вот в рассказе об авве Арсении есть ропот учеников, которые говорят, что они все спят на камнях, а он спит на рогоже. И духовник обители отвечает: «А вы на чём спали в миру?» Ученики говорят, что на рогоже. А он спал на перинах, потому что был воспитателем царских детей. Вот у каждого есть свой старт. Понимаете, каков «старт», если здесь употребимо это слово, от чего отталкивался на своём вот этом стремительном пути к вере Лонгин? От своей работы. Работа римского воина — это работа дознавателя, следователя и палача в мирное время. Если мы будем читать жития святых, мы увидим, что обычно все пытки осуществляют воины. И именно подчинённые Лонгина пытали Христа, именно им был отдан Пилатом Иисус Христос для того, чтобы они его мучили кнутами и палками, издевались над ним. И это, конечно, приводило к такому огрубению душ, которое описано в Евангелии, но мы обычно его не слышим. У Креста есть те, кто страдают и молятся — это Иоанн, Пресвятая Богородица и жёны-мироносицы будущие. У Креста есть те, кто поносят Христа. И у Креста есть люди, рядом с которыми капает Его святая Кровь, а им совершенно всё равно — они заняты тем, что делят одежду ещё живого человека, умирающего. И вот они принимают решение не раздирать хитон, потому что он тканный весь, без швов. А ткань тогда делалась вручную и стоила очень дорого. Вот им совершенно всё равно. И это та среда, из которой вышел Лонгин. Услышать, увидеть в этом умирающем позорной, страшной смертью человеке Сына Божия и сказать об этом — это подвиг веры. Вполне возможно, что он сказал это, конечно, не в том смысле, в котором мы это употребляем в нашей догматике, а имея в виду языческое понимание Сына Божия, как Геракл, например. Но это такое предположение, мы не знаем об этом. Но всё равно он был потрясён этой смертью. И Предание говорит о том, что он потом узнал настоящую веру и стал святым человеком. И для него вот этот путь, так коротко совершившийся, это, конечно, удивительный подвиг. И надо сказать, что те, кто нас слушают в Москве, что в Москве есть придел, есть алтарь Лонгина сотника. Он есть в незакрывавшемся храме иконы «Всех скорбящих» Пресвятой Богородицы на Ордынке. И в день его памяти там всегда очень много людей. И если есть возможность, то надо, конечно, в этот день или в любой другой прийти и помолиться ему.

М. Борисова

— Там есть ещё один сюжет из его жития — это то, как описана его кончина. Когда к нему пришёл отряд, посланный для того, чтобы его схватить и казнить, то его не узнали. Он принял их у себя дома, посадил за стол, они провели в приятной беседе какое-то время, а потом он сказал, что вот, собственно «вы пришли за мной». Это как-то не очень укладывается в то, что возникает в сознании современного человека — это не тот ответ. Мы воспринимаем вызов, когда появляются гонители, — значит, надо им противостоять. Что это за удивительный пример непротивления злу насилием?

Прот. Фёдор Бородин

— Да, знаете, мы — люди маленькие, слабые в вере, поэтому наша задача максимум — сохранить свою веру, не предать Господа Иисуса Христа. И мы боимся, что у нас не хватит на это сил. Задача людей такого масштаба, как мученик Лонгин, это попытаться обратить гонителей ко Христу. Как их можно обратить? Явив им что-то, что многократно превосходит их мир светом, любовью и правдой Божией. Явить им вот эту самую любовь, вопреки тому кровавому делу, вершить которое они пришли. И из житий других святых мы знаем, что именно это «работает», если здесь употребимо это слово. Да, это помогает, когда вдруг этот одержимый злобой или равнодушием гонитель сталкивается с тем, что его и такого любят. И он понимает, что, да, вера Христова — это о любви. И она и на него может распространиться. И тысячи раз в житиях мучеников повторяется этот сюжет, когда палачи-воины отказываются дальше выполнять эти приказы, говорят, что они тоже христиане, и тут же бывают усечены мечом. И они причислены к лику святых: мученик такой-то и столько-то воинов. Хотя даже имён их мы не знаем, они не успели принести ни покаяния перед крещением, ни принять святое крещение. Но они крещены кровью, как в Церкви есть такое выражение «крещение кровью» — мученическое крещение, и искуплены Христом, потому что явили, что для них это стало самым главным.

М. Борисова

— Вы слушаете программу «Седмица». С вами Марина Борисова, шеф-редактор православного интернет-портала «Иисус» Максим Калинин, и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Наша неделя начинается с отрывка из Евангелия от Луки и завершается памятью евангелиста Луки 31 октября. Совершенно отдельно стоящие четыре евангелиста — каждый, как отдельный мир, отдельный пример восприятия. Они же, в общем-то, об одном и том же, но насколько все по-разному. И евангелист Лука особенно, если тут уместно такое слово, популярен, потому что он событиен — он рассказывает историю. Вообще, фигура евангелиста Луки, наверное, требует хотя бы краткого рассказа о том, что же это был за человек и откуда он взялся среди апостолов.

М. Калинин

— Да, но при этом мы о происхождении Луки знаем немного, то есть мы, скорее, по текстам можем судить о нём. И видно, что он был образованным человеком, имел эллинистическое образование. И специалисты по Священному Писанию, исследователи-библеисты часто проводят параллели, например, между предисловиями к Евангелию от Луки и к Книге Деяний. А если мы читаем Евангелие, то мы, конечно, обращаем внимание, что Евангелие от Луки выделяется на фоне Евангелий от Марка, от Матфея. Матфей начинает с упоминания Сына Давидова, Сына Авраамова, в ветхозаветных традициях приводит родословие. Марк сразу говорит: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия». А Лука начинает как бы вести светскую беседу, обращается к некоему человеку Феофилу, который, казалось бы, к нам прямого отношения не имеет, то есть это его друг, вероятно благодетель — хотя тоже спорят: то ли это реальная личность, то ли это греческое слово, означающее «Боголюбец», то есть обращение к любому читателю. Но святой Лука здесь следует образцу научных трактов, медицинских трактатов, известны тексты подобного же рода: поскольку уже многие писали о лекарственных растениях, то вот я решил дополнительно обобщить имеющиеся сведения и изложить это более обстоятельно. То есть он был явно образованным человеком. При этом в Евангелии от Луки очень много семитских особенностей синтаксических, то есть такое чувство, что это перевод с еврейского или с арамейского. Но принято считать, что здесь апостол Лука демонстрирует свою начитанность в Септуагинте, в переводе Ветхого Завета на греческий язык. И хотя, с одной стороны, Септуагинта, которая как раз еврейский текст очень буквально передаёт, хотя она была для образованных греков и римлян не идеалом стиля, то есть Священное Писание для них было написано безыскусным языком; этот Лука, который имеет образование, который начитанный в античных источниках, он именно Библию, именно греческий перевод Септуагинты, который был неказистым, с точки зрения учёных эллинов, он его берёт как литературный образец для своего Евангелия. То есть образованный человек, при этом спорят, был он из иудеев или язычников. Есть предание, что он апостол от семидесяти, и в календаре церковном он так и значится. То есть он, получается, был свидетелем проповеди Иисуса Христа. Есть очень распространённое предание о том, что именно Луке и Клеопе Иисус Христос явился на дороге в Эммаус. Хотя в Евангелии от Луки только Клеопа назван, но считается, что вторым был Лука.
Но при этом, например, святой Епифаний Кипрский в IV веке очень необычную точку зрения излагает. Вообще, у святого Епифания можно найти очень много неожиданных суждений и очень много ценного материала, например, про жизнь палестинского христианства его времени или более раннего периода. И вот святой Епифаний считает, что Лука был одним из тех учеников Христа, который соблазнился после слов Христа о хлебе, сошедшем с небес. Помните в Евангелии от Иоанна этот момент, когда Христос сказал, что должно вкушать Его Тело, и многие сказали: «Как это можно слушать?» — и многие от Него отошли. И Христос ученикам говорит: «Вы не хотите тоже уйти?» А Пётр говорит: «Ты имеешь глаголы вечной жизни». И святитель Епифаний считает, что тогда Лука как раз соблазнился и отошёл. А потом апостол Павел, уже после воскресения Христа, встретил его и снова обратил. Интересное предание, и здесь трудно судить о том, кто более прав. Но то, что Лука связан с апостолом Павлом — это безусловно.
Опять же ещё интересная особенность: если Книгу Деяний читать, то там с определённого момента появляется слово «мы». Сначала рассказ идёт про Павла, про его путешествия, и вдруг автор без предупреждения говорит «и мы отправились». То есть с какого-то момента Лука стал спутником Павла и его биографом. Поэтому уже этот путь неординарный. То есть его отношения с апостолом Павлом, его знания еврейских обычаев и то, что он при этом в Евангелии от Луки стремится текст разгрузить от упоминаний о еврейской обрядности, если с тем же Матфеем сравнивать, то есть он явно для читателей из язычников при этом пишет. А Деяния — это совершенно потрясающий текст. Там тоже у него есть особенности стилистические такие — можно много об этом говорить. Если, например, апостол Лука считает значимым какой-то момент, он его повторяет несколько раз. Вот прочитайте подряд Книгу Деяний — там раза три или четыре рассказывается об обращении Корнилия сотника. Сначала Лука рассказывает, потом сотник ему рассказывает, потом Пётр на Соборе рассказывает. И три раза рассказывается об обращении апостола Павла — прям буквально, без сокращений. Там у него очень интересная есть тоже повествовательная манера. И как апостол Лука в Книге Деяний хочет показать единство, целостность, мирность и всемирность христианства. В начале передачи отец Фёдор сказал справедливо, что апостол Павел даже как будто-то бы с обидой пишет про апостола Петра, про Иерусалимскую общину. А в Книге Деяний Лука стремится примирить все позиции. С одной стороны у него Иерусалимская община — центральное значение, двенадцать для него — это такой главный авторитет. В то же время Павел для него самый любимый персонаж. И он показывает, что двенадцать приняли путь Павла, и что первого язычника Пётр обратил, а не Павел. То есть евангелист Лука стремится смягчить эту остроту, которую мы в Послании к Галатам видим, и показать эту картину универсального христианства. В общем, говорить можно до бесконечности, но человек этот совершенно гениален. Мне кажется, это видно...

Прот. Фёдор Бородин

— Да. И говорит он такими словами — чего стоит только: «Не горело ли в нас сердце наше?» — о воскресшем Христе, Который явился им по дороге в Эммаус. Вот это горение сердца — такой удивительный поэтический образ, то, чего другие писатели священные боялись, не позволяли себе, а Лука позволяет. И интересные такие детали есть. Например, когда евангелисты рассказывают об исцелении кровоточивой, они говорят о том, что она издержала на врачей всё своё имение, а Лука это опускает, потому что он сам врач и ему обидно за своих коллег — и он об этом не говорит.

М. Борисова

— Я знаю, что вы у себя на приходе читаете даже отдельный курс лекций по Деяниям святых Апостолов. Почему это так важно сейчас для наших прихожан?

Прот. Фёдор Бородин

— Мы его практически закончили. Два года мы читали эту великую книгу. И несмотря на то, что перед этим я раз десять её читал, она для меня открылась совершенно заново. Потому что это икона того, какой Церковь должна быть и может быть сейчас для меня лично и для каждого человека. Это действительно икона Церкви. Например, знаменитый 42-й стих второй главы: «И они каждый день пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах». Вот схема того, как должен быть устроен приход. У нас приход устроен в преломлении хлеба и в молитвах, учение апостолов у нас представлено очень мало, мы не изучаем его со взрослыми прихожанами — чаще всего в основном с детьми. А уж по поводу общения ведутся жаркие споры: нужно ли оно или нет. Так вот, апостолы и первые христиане пребывали в нём — это устраняет всякие сомнения в том, что нужно общение, что это неотъемлемая часть жизни христианского сообщества. И благодаря Луке, мы всё это знаем. Конечно, мы его очень любим и благодарны ему. И вообще, благодаря Луке, и образ апостола Петра, и особенно образ апостола Павла, как величайшего гения миссионерства, становится настолько понятным, значимым, любимым и конкретным, что молитва этому апостолу и день его памяти совершенно становится другим праздником. Поэтому всем советую Книгу Деяний изучать — читать медленно, слово за словом.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали программу «Седмица». С вами были: Марина Борисова, шеф-редактор православного интернет-портала «Иисус» Максим Калинин, и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин.

Прот. Фёдор Бородин

— Спасибо за внимание.

М. Борисова

— До свидания, до новых встреч.

М. Калинин

— Большое спасибо. Всего доброго.