
Гостем рубрики «Вера и дело» был Начальник управления информационных технологий компании «Сургутнефтегаз», клирик храма святых мучениц Веры, Надежны, Любови и Софии в Сургуте диакон Никита Гимранов.
Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере и о том, как в его жизни соединились работа в крупной компании и служение в Церкви.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Христос Воскресе, дорогие слушатели! У микрофона Мария Сушенцова и мы продолжаем наш цикл передач под названием «Вера и дело», в рамках которого мы встречаемся с бизнесменами, экономистами, чиновниками и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. Представляю вам с радостью сегодняшнего нашего гостя: диакон Никита, в миру Ринат Гимранов, клирик храма в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии города Сургута, кандидат экономических наук и начальник управления информационных технологий компании «Сургутнефтегаз». Добрый вечер.
о. Никита
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Вы знаете, отец Никита, вообще, по моему опыту, нечасто можно встретить человека, который бы имел и духовный сан, и достаточно крупную управленческую должность. На моей практике это редкость большая, именно если мы говорим о реальном управлении, а не о проверяющих органах или каких-то научных проектах. Вот я знаю, что в «Сургутнефтегазе» у вас полжизни прошло, если не больше...
о. Никита
— Больше.
М. Сушенцова
— Больше даже, да? Вы с 1989 года, если не ошибаюсь, там трудитесь, и вот в 2024 году вы были рукоположены, опять же, поправьте, если где-то ошиблась...
о. Никита
— Да, на Николу Зимнего.
М. Сушенцова
— Замечательно. И вот хочется спросить, что вас привело к принятию священного сана? Сразу так, извините, в лоб.
о. Никита
— Ну да, к этой теме невозможно подобраться так в лоб, потому что, на самом деле, я же не рожден был в христианской семье, скорее в атеистической, и умудрился прожить до двадцати с лишним лет, вообще ни разу не то что не задумавшись, а даже на глаза мне храм не попадался, потому что в Сургуте храма не было, а в Уфе, где я родился и жил до семи лет, все храмы были переделаны под кинотеатры, и они тоже мне на глаза не попадались, хотя все-таки некоторые сохранились, но в то время я их даже не видел. И поэтому я умудрился прожить, даже не задумываясь о религии, о Боге совсем. И любимой моей пословицей было: «с точки зрения физики все элементарно», то есть все можно объяснить с точки зрения физики. Потом, когда советская власть закончилась в стране, и появилась масса разной литературы и разные возможности, хотя тоже не сразу это было так доступно. Я помню, первую свою Библию купил в 92-м году в Лондоне, нас туда отправили в командировку, и я там приобрел вот эту маленькую, на рисовой бумаге Библию, начал читать. Мне тогда казалось, что все религии одинаковые, что нужно просто почерпнуть эту мудрость, купить Коран, купить Библию, эзотерическую какую-то литературу и все это я взялся читать рьяно. Ну и потом в какой-то момент пошел и крестился. Это не было, к счастью, результатом какого-то процесса сравнения или логического вывода, ни в коей мере, но я пытался там что-то действительно сравнить, понять. Самое интересное у меня было в этой связи изумление — это когда я открывал Евангелие, читал его и не понимал. Это какой-то был непонятный для меня процесс, то есть я открываю Евангелие от Матфея, читаю первую страницу, переворачиваю, читаю дальше, потом возвращаюсь и читаю как по новой — совершенно не мог вникнуть в смысл. Но с удивлением обнаружил там очень много выражений, которые я слышал от родителей с детства, хотя они не в религиозном контексте были сказаны: «в своем глазу бревна не замечаешь, а в чужом соломинку видишь», «не рой другому яму» и так далее — оказывается, это все библейские были выражения. Но вот не мог понять смысл, и это меня, конечно, сильно задело тогда, но потом вдруг крестился в 1994 году и через некоторое время понял, что я спокойно читаю Библию и, в общем, понимаю её, как любой другой текст. И уже потом, через время я прочитал о том, что, когда человек приступает к Таинству Миропомазания, ему в том числе дается благодать Святого Духа на понимание Священного Писания. Но это не было результатом какого-то мгновенного озарения, просто я потом вдруг сообразил: о, я же сижу и читаю, и понимаю, оказывается, а раньше-то не мог! Ну, это вот начало такое веры. В Сургуте тогда был единственный храм, и меня сразу заинтересовали вопросы и культа, и сути самой веры, религии, и мне, конечно, хотелось во всем разобраться и, как любому, наверное, айтишнику надо же все по полочкам разложить, в систему привести, поэтому корпус знаний был нужен, и я начал искать различные источники этих знаний. Хорошо, тогда достаточно много начало появляться литературы православной и по-неофитски, понятное дело, что вообще покупаешь все на свете, и «Добротолюбие», и жития, и какие-то другие книжки, и Катехизис, и Закон Божий, все это читаешь залпом, с удовольствием все это запоминается, но бессистемно. И, соответственно, хотелось какого-то образования системного, я начал искать пути к этому, понял, что в тот момент были только семинарские варианты, а я уже тогда был начальником управления и совмещать это с учебой в семинарии было невозможно. И тогда мне встретился уже на просторах интернета институт дистанционного обучения Свято-Тихоновского университета. Тогда он не был институтом, это было в составе факультета дополнительного образования. Я познакомился с отцом Геннадием Егоровым, который сейчас этот институт возглавляет, и поступил сначала на вступительный курс «Православное вероучение», а уже потом на программу «Теология», она тогда длилась два с половиной года, это потом ее до четырех с половиной продлили. Это было довольно трудно, потому что предметы шли в параллели, нужно было и учиться, и работать, и семейная жизнь, это был такой своего рода подвиг. И когда назад уже оглядывался после завершения, понял, что в этом был какой-то Божий промысл, потому что так сложить обстоятельства в своей жизни самостоятельно невозможно, чтобы все это совместить, но с Божьей помощью закончил. А после мне отец Геннадий предложил преподавать, и я с тех пор, с 2008 года преподаю Ветхий Завет, сейчас еще у меня есть один курс в магистратуре, но он как раз связан именно с моей основной профессией на «Сургутнефтегазе», это «Методы и модели в принятии управленческих решений». Единственное, он адаптирован для некоммерческих организаций. В общем, я всегда к церкви тянулся и в какой-то момент почувствовал тягу к тому, чтобы служить. Это произошло не по моей воле, то есть это не то, что я специально себе выбрал. На самом деле, здесь была история интересная, связанная с одним юродивым у нас в Сургуте, это был инок Кукша, он на самом деле был никакой не сумасшедший, и те, кто близко его знал, понимали это, догадывались, по крайней мере, а он изображал из себя такого слегка сумасшедшего дядечку. Он сидел на входе в храм, и вот я захожу, а он все время мне: «А, ты священник?» Я говорю: «Нет. — «Ну, будешь священником». И вот так каждый раз, как захожу в храм, он мне одно и то же говорит на протяжении долгого времени. Потом спрашивает: «Ты хочешь быть священником?» Я говорю: «Нет. Это как Бог даст». Он говорит: «А ты хоти». Вот такие были диалоги интересные, я уже потом это вспоминал. И действительно, в какой-то момент появилось такое стремление, я его долго не мог реализовать в силу разных причин. Ну, вообще все лучше делать вовремя. Когда в восемнадцать лет не выбрал семинарию, то достаточно трудно уже, работая столько лет... Я же начинал свою трудовую деятельность в «Сургутнефтегазе» с первого своего дня, то есть больше нигде никогда не работал. И управление информационными технологиями, которое я сейчас возглавляю, оно было создано тоже при моем участии, собственно, я и стал его первым начальником, много было разной работы. Но в какой-то момент уже пришло понимание, что я же не вечный и когда-то уже надо на это решаться. Ну и с Божьей помощью это произошло, и владыка поддержал, что можно и трудиться, и служить, благословение есть на это. Вот я теперь таким образом и провожу свое время, можно так сказать. Это совсем недавно, с декабря, так что я в этот уклад в полной мере не уложился, и не чувствую себя очень уверенно, пока в процессе. Можно будет, наверное, через год или через два какие-то выводы делать. Сейчас пока еще рано.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, что поделились вашей историей. Скажите, пожалуйста, вот приход к вере и впоследствии недавнее рукоположение изменило как-то ваш взгляд на управление людьми, процессами, на ваш подход к работе в целом?
о. Никита
— Рукоположение этого никак не изменило. Я вообще об этом задумывался давно. И вот то, что у меня есть образование техническое, потом я закончил MBA (Школа бизнеса) в МГИМО по направлению от «Сургутнефтегаза» и есть образование религиозное — на самом деле хорошо, потому что это позволяет мне, как руководителю, сложить комплекс компетенций, потому что руководитель — это тот, кто работает с людьми. Хоть со своими подчиненными, хоть с коллегами, хоть с руководством, но это работа с людьми. Сейчас я уже в меньшей степени работаю с технологиями, хотя знания, конечно же, нужны. Без знаний в области информационных технологий в нашей отрасли невозможно руководить. И здесь как раз религиозное образование очень сильно помогает, потому что вот сейчас модное очень увлечение психологией. Я, честно говоря, не очень его поддерживаю, потому что, во-первых, психологов развелось таких, к которым лучше бы и не ходить. А во-вторых, потому что самые лучшие психологи — это авва Дорофей, Иоанн Златоуст, Иоанн Лествичник и другие святые отцы Их книги написаны несколько сотен лет назад, тысячи лет назад. «Премудрость Соломона» написана тысячи лет назад. Вот самая лучшая психология, а если ты еще к тому же пытаешься ее в своей жизни реализовать, жить по-евангельски, что называется, — вот вся гармония, которая нужна человеку. И эти же принципы применять и в работе.
М. Сушенцова
— Я напомню, что сегодня у нас в гостях диакон Никита, кандидат экономических наук, начальник управления информационных технологий компании «Сургутнефтегаз», в миру по прежнему имени — Ринат Гимранов.
о. Никита
— Ну, не по-прежнему, меня и так зовут.
М. Сушенцова
— И так и так зовут, два имени. Отец Никита, может быть, вы поделитесь какими-то практическими вещами, как связано искусство управления и Библия? Возможно, какие-то конкретные сюжеты приведете из практики или, наоборот, как раз из Библии. Вот что вам помогает, что работает?
о. Никита
— Если вы хотите подвести меня к мысли, что есть какие-то особые библейские подходы к управлению или к православному менеджменту, скажем так, то я не соглашусь с вами, потому что, если зреть в корень, то Библия все-таки — это книга о спасении души. И она написана, она обращена к каждому из нас на спасение души. Мы можем, конечно же, проводить какие-то параллели, можем брать оттуда какие-то примеры. Скажем, притчу о тех, кто приходил на виноградник, кто пришел в первый час, кто пришел в одиннадцатый час, все получили одинаковую плату, ну и так далее. Там есть целые даже исследования о том, какие есть в Библии примеры управления, как Моисей ставил тысяченачальников, как Иосиф распределял зерно и другие. Я считаю, что есть так называемая общественная мораль, человеческая мораль, она в любом случае базируется на десяти заповедях, и в этом вопросе она объединяет несколько религий. Но это не особенный какой-то православный взгляд, это просто нормальный, порядочный взгляд на свое поведение в обществе. И если человек имеет вот эту нормальную, обычную порядочность, он будет нормальным, обычным, порядочным руководителем. И здесь, на мой личный взгляд, нет какого-то особого православного аспекта, потому что это все-таки о спасении души. И вот я недавно слушал лекцию Александра Александровича Ауза́на уважаемого, у него очень интересные лекции, и мы, конечно, с ним непосредственно не обсуждали глубоко эту тему, но я с удовольствием послушал его лекцию, где он говорил о культурных отличиях, об исследованиях Хофстеде и сделал вывод, что наши культурные отличия не позволяют нам зарабатывать много денег и быть успешными в экономике. А вот если бы мы по-другому относились друг к другу, больше доверяли там, еще что-то, то у нас бы получилось бы заработать, быть более богатыми. И я подумал: слава богу, что у нас не получается, потому что, если бы получалось, наверное, мы не были бы той страной, какой мы являемся, были бы чем-то другим. Все-таки не надо жить ради зарабатывания денег, это не наш путь.
М. Сушенцова
— Да, и здесь хочется вспомнить слова Христа о том, что «отдавайте Богу Богово, а кесарю кесарево», то есть это разные сферы и не надо пытаться притянуть за уши одно к другому.
о. Никита
— Да, вот вы правильно сказали, это действительно выглядит как притянутость за уши. Хотя изначально я тоже увлекался этой идеей, несколько исследований проводил на эту тему и руководил этими исследованиями, но потом как-то все сложилось в общую картину, что не надо это путать. Они разные, по-разному подходят.
М. Сушенцова
— А вот, знаете, меня заинтересовало: вы упомянули, что лучшие психологи — это святые отцы, надо читать их творения, и тогда мы лучше поймем природу человека. А вот для вас, как для управленца, что надо знать о человеке реалистичного, что вам позволило почерпнуть из творений святых отцов, для того, чтобы управлять мудро?
о. Никита
— Вообще-то я так не говорил. Я не говорил, что это позволит нам природу человека понять, не факт, что нам надо ее понимать. Но действительно психологи лучшие — наши святые отцы, которые оставили прекрасные учения на эту тему, потому что они-то были как раз знатоки души человеческих, и действие греха и добродетели знали не понаслышке, а практически. И именно поэтому все, что они советуют, работает в нашей жизни, помогает нам вести жизнь добродетельную, двигаться к спасению души. Это не то, что помогает нам лучше зарабатывать деньги, или лучше руководить.
М. Сушенцова
— Нет-нет, я имела в виду не аспект заработка, а аспект отношений с сотрудниками, понимания человека, его обстоятельств и так далее. То есть про то, что нам нужно важного знать и понимать про человека, не философские рассуждения, а очень реалистичные вещи о его природе, чтобы хорошие и добрые отношения складывались, но в то же время это были все-таки отношения, предусматривающие какую-то иерархию, безусловно, потому что в управлении без этого никуда.
о. Никита
— Конечно, иерархия есть, она присуща нашей жизни, и она есть в Церкви, она есть везде, и это нормально. Но при этом подход к иерархии — пример которой нам дал Христос, Он сказал: «Кто хочет быть самым главным из вас, тот пусть будет всем слуга», когда умывал ноги ученикам, и это, мне кажется, прекрасно, потому что, когда ты воспринимаешь свою деятельность как служение, на любом уровне иерархии, то возникают правильные взаимоотношения. Это не значит, что не нужно никого наказывать за проступки, когда ты вообще-то обязан это делать, если ты следишь за хозяйством, на которое поставлен. Но при этом не приводит к тому, что ты чувствуешь себя особенно достойным только из-за того, что находишься на какой-то должности. Я воспринимаю должность как обязанность. Это ярмо. Это не приз.
М. Сушенцова
— Это ответственность в первую очередь.
о. Никита
— Да, это ответственность, это определенный круг обязанностей, и в меньшей степени это какие-то права или привилегии. И здесь гармония, мне кажется, она именно в этом направлении находится. И святые отцы, как психологи, здесь помогают именно тем, что говорят о путях смирения, о том, что думать нужно в первую очередь о своих грехах и так далее. При этом я не считаю, что было бы правильным в общении производственном использовать какие-то религиозные мотивы, они должны быть тоже к месту. Поэтому здесь нет такого, что если я дьякон, то я теперь хожу и на работе всем проповедую, это было бы, наверное, неправильно. Здесь надо все-таки это разделять. И взаимоотношения начальник-подчиненный, они выстраиваются гармонично, опять же, тогда, когда ты понимаешь, что тот, кто хороший начальник, он же должен быть и хорошим подчиненным, потому что у него тоже есть свой начальник, и здесь тоже своего рода гармония работает.
М. Сушенцова
— Да, это к вопросу о смирении: тебя всегда смирит твой начальник, если понадобится. (смеется)
о. Никита
— Да, это точно.
М. Сушенцова
— Вы работаете с айтишниками, поскольку вы руководите, по сути, айти-управлением, подразделением. А вот кто такой настоящий айтишник? Его портрет, кто это? Какими качествами должен обладать такой человек? И почему айтишников постоянно не хватает? Вот кого ни послушай: «айтишников мало, айтишники утекают за рубеж». Как нам взрастить и удержать наших айтишников?
о. Никита
— Ну, если философски на эту проблему посмотреть (а всегда лучше философски, и это, наверное, тоже одна из особенностей айтишника), есть такое западное выражение: think globally, act locally, то есть «думай глобально, действуй локально». И вот я это в другом ключе рассматриваю, в диалектическом. Если смотреть на мир диалектически, то есть в развитии, то нужно сначала понять в целом законы, какие-то движения. И вот если посмотреть на развитие нашей цивилизации, мне кажется, очень меткие выводы сделал Бердяев в своей работе «Человек и машина», в 1933 году он ее написал. И он писал о том, что человечество создало «пятое царство» — царство машин. Это наше творение, и мы его все время развиваем. Это царство постоянно прирастает какими-то новыми сущностями, какими-то новыми технологиями, это требует от нас все время новых знаний. То есть это такая, получается, деятельность, которая никогда уже теперь не закончится, мы будем постоянно приращивать это царство. И вот сейчас эра, последние несколько десятилетий с момента кибернетики, когда основная область приращения этого царства машин — это как раз кибернетические машины так называемые, то есть продукты, связанные с цифрой, с информационными технологиями. Поэтому специалисты, которые в этом разбираются, которые могут это делать, они сейчас востребованы. Я думаю, что диалектика процесса именно в этом. Когда была эпоха бурного развития электричества, электрических машин, очень были потребны специалисты, которые разбирались в этом. Сейчас это все рутинизировалось, стандартизировалось, мы не замечаем электричество, которое вокруг нас, простые розетки, простые выключатели, мы просто ими пользуемся и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы подключить эту розетку к проводам. При этом силовые машины по-прежнему продукт высокотехнологичный и требует своих специалистов. А в области IT это как раз просто на злобу дня, что называется. Мне кажется, это пройдет. Какую-то следующую область откроем или снова переключимся на космические технологии, еще на что-то такое, но все же в полной мере это не исчезнет никогда. И вот когда говорят нам, что «все, сейчас искусственный интеллект придет, и мы все останемся без работы» — мы не останемся без работы, мы будем постоянно наращивать это царство машин, и оно нам не даст расслабиться, потому что все экспонаты, экземпляры этого царства нужно обслуживать, развивать, опять же, ремонтировать, поддерживать эту деятельность. И здесь, с одной стороны, я не разделяю тех, кто говорит о том, что мы скоро останемся без работы. С другой стороны, понятно, что эта деятельность сейчас на волне хайпа, но через пару-тройку десятилетий будет другая картина. В этом особенность айтишников, востребованность их сегодня. При этом есть такой вот обобщающий термин «айтишники», хотя на самом деле там же сегодня внутри огромное количество специализаций и они очень сильно отличаются. То есть, если взять специалиста по информационной безопасности и, скажем, какого-нибудь специалиста по базам данных, по обработке данных, то это очень разные области компетенции, и они не могут один другого заменить даже на десять процентов. То есть там уже много разных профессий, много разных специальностей, это открывает большие горизонты для молодежи. Что их обобщает, вы спросили, кто такой настоящий айтишник: здесь мне кажется, что одна из основных характеристик, которая присуща айтишнику — это системность. Вот не знаю я несистемных айтишников. То есть айтишники все системно устроены, им всем хочется разложить все по полочкам, понять, что с чем взаимосвязано, что куда идет. И второй момент, который я отмечу, это то, что айтишник — тот человек, который все время что-то изучает, потому что в нашей отрасли меняется все с такой частотой, что иногда хотелось бы «чуть помедленнее, кони», но никуда от этого не денешься, изменения быстрые, их нужно осваивать, поэтому учиться нужно всегда. Если мозг ригиден или психологически человек не расположен к тому, чтобы постоянно что-то изучать, то нужно искать другую сферу деятельности. Потому что айтишник, который ничего нового не изучал три-четыре года, он выпадает из контекста, он уже не наш и уже где-то какой-то другой.
М. Сушенцова
— Замечательно вы описали, кстати. Будем наблюдать за своими детьми и замечать, есть ли у них к этому способность. Просто вы так здорово это обобщили, как такая наглядная линейка, с которой можно увидеть какие-то зачатки такого действительно мышления, склада определенного.
о. Никита
— Родители, которые внимательно наблюдают за своими детьми, они хорошо понимают, к чему их способности направлены.
М. Сушенцова
— Я напомню, что у нас в гостях сегодня диакон Никита Гимранов, клирик храма святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии города Сургута, кандидат экономических наук, начальник управления информационных технологий компании «Сургутнефтегаз». Не переключайтесь, продолжим после короткой паузы.
М. Сушенцова
— Христос Воскресе, дорогие слушатели! Мы продолжаем наш эфир. У микрофона Мария Сушенцова, и сегодня у нас в гостях диакон Никита Гимранов, клирик храма в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии города Сургута, кандидат экономических наук, начальник управления информационных технологий компании «Сургутнефтегаз». И мы остановились на интересной теме: кто такой айтишник, сейчас модно стало так называть людей, которые занимаются цифровыми технологиями, и немножко расширили нашу тематику. Вот отец Никита погрузил нас в диалектический процесс развития и смены технологий: одни уходят, вторые приходят, и на каждое время приходится бум определенных специальностей. Действительно, вот то, что вы перечислили, напоминает так называемую череду научно-технических революций. Есть разные классификации, подходы, на западе принята такая вот сейчас пятиэтапная классификация, по которой четвертая как раз революция связана с цифровизацией, а пятая, она вот грядет, и это что-то новое, связанное как раз искусственным интеллектом, с тотальной неопределенностью. И у меня вот какой вопрос в связи с этим, мы сейчас отвлекаемся от айтишников, а вообще говорим о человеке, о сотрудниках, которые будут нужны: как вы думаете, какие навыки вот точно никакой искусственный интеллект не заменит в ближайшем обозримом будущем, которые в условиях вот этих постоянных изменений, постоянной вынужденности к адаптации к этим меняющимся условиям будут точно нужны?
о. Никита
— Хороший вопрос. Вообще я бы сначала попытался рассказать о том, что я думаю про искусственный интеллект, а потом уже перейти тому, что человек никогда не потеряет в себе. Искусственный интеллект — понятие не новое, математически родилось достаточно давно, где-то в середине прошлого века, и это всегда движущаяся цель. Дело в том, что мы не можем дать четкое определение интеллекту вообще человеческому, мы не знаем сами себя еще в полной мере, как наш интеллект устроен, но уже пытаемся делать точно такой же искусственный. Именно поэтому мы не можем дать и определение искусственному интеллекту. Если вы почитаете литературу, вы найдете там десять, двенадцать, пятнадцать определений, каждый со своей точки зрения смотрит, кто-то связывает его с технологией, кто-то — с когнитивностью, кто-то — с решением задач классификации и так далее. Для меня отношение к искусственному интеллекту прагматично, потому что искусственный интеллект, на мой взгляд, это движущаяся цель, это то, что мы всегда себе ставим где-то немножко впереди, что вот-вот сейчас что-нибудь в человеке возьмет и заменит. Но если мы возьмем какого-нибудь простого крестьянина из 80-х, 70-х годов прошлого века, заведем его, например, в туалет, извините, и он скажет: «Какая умная лампочка, она поняла, что я зашел и зажглась! Какой умный кран, он понял, что мне нужна вода и открыл воду!» Он будет для него умным, а для нас это ничего умного, это просто технология, просто фоторезистор, просто задвижка, все, никакого ума. Несколько лет назад были споры: доверять или не доверять автоматической коробке передач, когда ее сделали уже с искусственным интеллектом, то есть она там подбирала стиль вождения, а сегодня нас это вообще не заботит, хотя это тоже в свое время воспринималось как достижение искусственного интеллекта. То же самое можно сказать про поисковые машины. Недавно проводили опрос на предприятиях, кто использует искусственный интеллект, и там сказали: 37% предприятий используют искусственный интеллект. Я услышал, думаю: ну как это смешно, ведь они на 100% используют искусственный интеллект, потому что у всех есть поисковые машины, но мы уже не смотрим на них, как на машины с искусственным интеллектом. Поэтому это всегда движущаяся цель, и заметим, что в движении к этой отодвигающейся от нас цели мы все время что-то себе автоматизируем или, скажем так, заменяем искусственным интеллектом какую-то нашу деятельность, но при этом остаемся людьми, и у нас не становится от этого меньше забот, меньше какой-то интересной или неинтересной деятельности не становится. И здесь сложно что-то такое выделить, всегда будет всего полно, что мы будем делать сами. Но если с другой стороны к этому подойти процессу, то мне кажется, надо опираться на онтологические свойства человека. Человек сотворён по образу Божию, и он отличается от остальных тварей, например, тем, что он творит что-то постоянно вокруг себя, то есть он улучшает жизнь вокруг себя, он всё время что-то создаёт. Животное не улучшает жизнь, не творит что-то такое, чего бы не было заложено. И этим мы всегда будем отличаться, этому мы не научим никакой искусственный интеллект, потому что можно сделать генератор случайных чисел, можно заложить законы гармонии, но вот креативности, мне кажется, научить компьютер невозможно. Хотя я знаю, что есть люди, которые со мной поспорят в этом вопросе. Я, например, заметил, что генераторы изображений, они сначала работают очень здорово, а потом, через несколько месяцев или лет начинают вырождаться, их произведения уже не такие. А почему? Потому что изначально их кормили произведениями человеческих рук, и они делали выводы на основании того, что сделали люди. А потом они начинают учиться на своих собственных изображениях и вырождаются, потому что внутри вот этой креативности нет. А в человеке она есть, он всегда что-нибудь придумывает. Вот это как один из моментов, который никогда на машину не будет заменен. А так, в целом этого бояться не надо. Мы же не переживаем из-за того, что калькулятор считает лучше нас. Ну нисколько не переживаем, да?
М. Сушенцова
— Конечно. Знаете, я бы ещё к этому добавила: всё, что связано с общением, с искусством общения, искусство коммуникации. Конечно, сейчас многие говорят о том, что «вот, не учите вы уже своих детей иностранным языкам, скоро будут очень удобные переводчики, это пустая трата времени, всё машины заменят», но всякий раз убеждаюсь, что в каких-нибудь международных, научных кругах общения или каких-то других владение языком сразу даёт другое качество общения и уровень понимания. Это просто как пример того, что машины не будут общаться лучше нас, и у общения есть свои особые цели. Это тоже наше человеческое, мне кажется, неотъемлемое.
о. Никита
— Ну, про цели, мне кажется, вы верно заметили, а про общение... Вы с Алисой разговариваете?
М. Сушенцова
— Конечно! Каждый вечер. (смеются)
о. Никита
— Вот, и мы не чувствуем себя какими-то ущербными в этом вопросе, да? Так что тут общение, в принципе, они уже освоили, а вот всё, что касается таких действительно эмоциональных сторон и глубинных смыслов, то это, конечно. Вот «кузькину мать» не переведёшь ни на какой язык.
М. Сушенцова
— Да. Ну и в принципе, мне кажется, что в работе, в деятельности, в развитии проектов девяносто процентов держится на коммуникации.
о. Никита
— При этом, понимаете, диалектически мы всё время стараемся автоматизировать то, что рутинно, и чем меньше там человека, тем лучше оно автоматизируется. Человек же мешает машине выполнять свой алгоритм, поэтому она его старается оттуда вытеснить. И когда это уже полностью происходит, тогда мы, в общем, особенно не переживая, оставляем это, и всё. Но какая-то часть всегда будет, потому что человек не алгоритмичен по своей природе и поэтому у него всегда будет что-то такое, что не уложится ни в какой искусственный интеллект, ни в какую рамку, ни в какую технологию.
М. Сушенцова
— Отец Никита, а вот прозвучало недавно мнение гостя в нашем эфире, который занимается образовательными программами, выращивает управленцев, и он говорил, опираясь и на результаты исследований, что русскому человеку нужны большие цели. Мы разговаривали о том, чем мотивировать сотрудников, молодёжь в том числе, для того, чтобы не было просадки в рутинных процессах, вот вы тоже как-то ссылались, по-моему, на Прохорова, его исследование о русской модели управления, и мне тоже так откликнулась мысль его о том, что в условиях мобилизации мы замечательно все силы подтягиваем, можем двойной и тройной результат выдать, но вот на рутинных процессах, требующих регламентации, чёткого контроля и исполнения вот этой самой хорошо отлаженной рутины мы начинаем проседать.
о. Никита
— Скучаем сразу, да.
М. Сушенцова
— Вот, и в связи с этим вопрос: как вам кажется, как управленцу с более чем 30-летним опытом, вот чем людям, скажем, глаза зажигать, чтобы они в рутину вот эту не падали низкоэффективную?
о. Никита
— Ну, рутины, конечно, нужны, они в любом случае должны быть, при этом должен быть баланс. И я не согласен с тем, что прямо все люди обязательно хотят вот этой творческой деятельности, чтобы всё время было что-то новое, какие-то великие цели — не все, и даже, наоборот, не большинство. Здесь нужен какой-то хороший разумный баланс, и это на самом деле хорошо, что есть люди, которые спокойно и уверенно делают свое дело, на них можно в этом положиться, оно может быть не совсем рутинное, но требует определённой усидчивости и не содержит кучу креативности, скажем так. А другие есть люди, которым действительно нужно всё время что-то новое, куда-то стремиться, искать какие-то новые проблемы, иметь новые достижения, и это тоже хорошо, потому что в нашей работе такое есть. И это, конечно, искусство определённое — найти вот этот баланс. В целом, мне кажется, это международное какое-то было исследование, что, когда люди понимают цель деятельности, и когда эта цель значительна, не так, чтобы прямо гигантская, но значительная, то они работают лучше, более производительно. И это хорошо, потому что мы не работаем ради зарплаты, а мы работаем всё-таки, чтобы быть полезными, чтобы работать для других людей, не только для самого себя. И когда это гармонично поддержано, с системой мотивации, организацией, ценностями, которые в коллективе есть, то это всегда очень хорошо и эффективно отражается и на деятельности руководителей, и исполнителей. Но, с точки зрения Прохорова и вот этой «маятниковой системы», как он описал её, она действительно нам присуща. И что интересно, мы его приглашали на конференцию про ИТ-суверенитет, и он озвучил, что рассматривает это как наше конкурентное преимущество. То есть это наша национальная модель, которая позволила нам выжить среди других национальных моделей и состояться в стране и части цивилизации. Поэтому это не проблема, это достижение. А то, что мы в рутине скучаем, мне кажется, это, знаете, с чем ещё связано? Это моё предположение, я никак не исследовал этот вопрос, но здесь, когда мы помогаем кому-то уйти от беды, не быть человеком бедным или имеющим какие-то неприятности, то это благое дело, и мы находим энергию внутреннюю к тому, чтобы это делать. А когда уже вот это всё сделано и нужно просто преувеличивать это богатство — это нашему национальному самосознанию претит, потому что это как-то уже на мамону работать. И мне кажется, что именно поэтому мы не можем прямо всё на рельсы поставить и просто спокойно зарабатывать на этих качественных автомобилях, например, да?
М. Сушенцова
— Да, да, или на смартфонах, или на холодильниках.
о. Никита
— На чём угодно, да. То есть вот другие государства, другие народы делают это лучше, а у нас не получается, и мне кажется, это связано именно с этим, что само по себе вот это стяжательство только ради того, чтобы быть богатым, оно нашему сознанию не соответствует, и слава богу, что не соответствует.
М. Сушенцова
— Но это приводит нас к выводу о том, что нравственная компонента, которую вы упомянули — сделать добро, человеку помочь, из беды достать — она мотивирует нас на свершения в том числе и в экономическом плане, так получается. Интересный вывод для нашей цивилизации.
о. Никита
— Обязательно, в мотивационной модели это обязательно должно быть. И именно поэтому взаимопомощь, взаимовыручка какая-то, то есть чувство локтя в коллективе важно, потому что оно именно направлено на то, чтобы быть полезным, помогать друг другу.
М. Сушенцова
— Я напомню, что у нас в гостях диакон Никита Гимранов, кандидат экономических наук, начальник управления информационных технологий компании «Сургутнефтегаз». И мы подошли к очень интересной точке в нашем разговоре, вспомнив про наш национальный характер, наши особенности, и вот хочется мостик такой пробросить к нынешнему времени. Ведь мы сейчас тоже находимся в ситуации, если Прохорова вспоминать эти термины, в мобилизационной такой скорее фазе, поскольку имеются внешние ограничения очень серьезные, это вызов нам определенный к развитию. И вот что мы из себя представляем, что мы готовы предложить себе, во-первых, как замену в рамках импортозамещения, а может быть, и всему миру можем предложить. И вот тут хотела бы у вас спросить, как вы себе видите наши перспективы, назовем это так оптимистично, в связи с вот этими внешними ограничениями? Ну, можем вот поговорить об информационной среде.
о. Никита
— Начнем с того, что вопросы импортозамещения, действительно, сейчас это вызов. И в моей деятельности производственной это сегодня девяносто девять процентов от всего того, чем я занимаюсь, и это действительно очень сложно. Проблем много, наши продукты не подходят по уровню зрелости под западные, их приходится на ходу доделывать, это нам очень нравится. Знаете, есть такой знаменитый анекдот: «после сборки доработать напильником», когда из паровоза истребитель получался, вот это прямо то, чем мы сейчас занимаемся. Но это очень здорово, потому что по-другому мы не были бы мотивированы на национальные какие-то достижения. Вот американцам, вместо того, чтобы санкциями нас облагать, надо было нас закормить. Вот если нас закормить, то мы перестанем достигать чего-то, мы перестанем стремиться к чему-то, а когда нам вызов бросают, тут наоборот подъем начинается. Они сами не поняли, какое благо они сделали для нас, потому что мы стремимся сейчас к чему-то, разрабатываем это все. Мне кажется, это полезно. Они сделали для нас полезную штуку. А что будет и куда это дальше пойдет, я не берусь делать таких прогнозов, просто работаю и все. Мы, каждый на своем месте, решаем проблемы национального суверенитета, обеспечиваем импортонезависимость, в частности, программных продуктов.
М. Сушенцова
— Спасибо. А позвольте вам такой провокационный вопрос задать. Дело в том, что, когда я двадцать лет назад поступила на экономический факультет МГУ, я очень хорошо помню тот период, начало двухтысячных. У нас как-то такой красной линией сквозь все предметы проходило, что «вот, наша экономика отстала, и мы сидим на нефтяной игле (той самой, которой вы занимаетесь непосредственно) и „голландская болезнь“, ах, как это плохо, и когда же мы с этой иглы слезем», то есть с зависимости от ресурсного проклятия, так называемого. Вот вы, как человек, знающий хорошо эту сферу (по своей компании, по крайней мере уж точно), как вы себе видите, может быть, это ваша мечта или вы считаете это утопией, но вот как вам кажется, мы можем от этого отойти в какой-то перспективе? Не говорю, что в близкой, конечно, но нам надо вообще от этого отходить? Куда нам нужно двигаться, по вашему личному мнению?
о. Никита
— Я все-таки не макроэкономист, какого-то серьезного мнения на эту тему у меня нет. С точки зрения экономики в целом, нефтяная отрасль, в которой я работаю, это все-таки благо. Во-первых, потому что это тот товар, который мы успешно продаем, и нефтепродукты, и нефтепереработки, на мировом рынке они востребованы, мы их продаем. Во-вторых, потому что добывать нефть — это не простая работа, это технологически очень сложное производство, оно требует развитых компетенций, организованных процессов, то есть это тяжелый труд, тяжелый и умственно, и физически, и организационно, это непростая задача. И поэтому для того, чтобы это сделать, необходим уровень технологического развития страны, то есть нужны буровые установки и насосные установки, и системы управления, и так далее, куча компонент, технологий, которые являются развитыми, и мы у себя в стране, нефтянка, являемся заказчиками этого всего, и электрические машины, ну и так далее, я не буду перечислять, много всего. И поэтому это высокотехнологическое производство является своего рода внутренним мотором для развития других отраслей промышленности, и я не вижу в этом ничего плохого, это нас не введет в какой-то каменный век, вовсе нет. Вот говорят: «А, вы там страна-бензоколонка!» — да ты попробуй, вот если вы сейчас возьмете в руку керн (это просто камень, керн — это кусок породы, который выбуривают, когда нефть ищут, камень, пропитанный нефтью) — попробуй, из него эту нефть достань, это очень непростая задача.
М. Сушенцова
— Ну, тут да. Мой вопрос, он скорее про стратегическое видение будущего, ведь ресурс-то, мы понимаем, он исчерпаемый, бесконечно мы не сможем на нем ехать. По-моему, сто лет — длительность разработки одного месторождения приблизительно.
о. Никита
— Жизненный цикл месторождения — десятки лет, и месторождения пока есть, извлекаемые запасы, они глубже, более тяжело их достать. Пока нельзя сказать, что в таком-то году они все закончатся, и мы видим месторождения, татарские, башкирские, которые худо-бедно, но до сих пор приносят нефть, хотя на них был крест поставлен давно уже. Но это исчерпаемый ресурс, я думаю, что человечество придумает что-то другое. Тот же самый Бердяев говорил о напряжении духа, что любая проблема, связанная с царством машин, вызывает в нас напряжение духа, и мы этим напряжением преодолеваем те проблемы, которые есть. И вот здесь то же самое: ну придумаем какой-то другой способ энергии, мы же умные, придумаем.
М. Сушенцова
— Да, это запустит в нас тот самый, мне кажется, божественный импульс креативности, о котором мы говорили.
о. Никита
— Да, конечно. А может быть, даже кто-то уже придумал, просто сейчас пока еще не время, достанут.
М. Сушенцова
— Знаете, что еще интересно у вас спросить: у вас необычная компания в том смысле, что в ней культивируется преемственность поколений — вот, допустим, даже если взять ваш путь.
о. Никита
— Ну да, у меня мама отработала программистом в «Сургутнефтегазе» двадцать пять лет.
М. Сушенцова
— Вот, то есть у вас это уже семейное предприятие, вся жизнь связана с этим предприятием.
о. Никита
— У нас очень много семейных династий, действительно. И у меня сейчас, например, работает сын человека, с которым я когда-то работал программистом много лет назад, так что это нормально.
М. Сушенцова
— А вот такая преемственность, можно сказать, семейственность — это больше про ценности или это про эффективность в том плане, что в этом есть какие-то свои, может быть, и плюсы для работы предприятия?
о. Никита
— Это безусловные плюсы. Вот я здесь даже минусов не вижу, потому что это же мы же не привязываем, это же не значит, что его заставили сюда прийти вслед за отцом или за матерью. А плюс в том, что человек не подведет и на столько сил, сколько у него есть, он будет стараться не подвести, потому что здесь его родители работали или работают. Я в этом вижу положительный момент. Во-вторых, положительный момент еще и в том, что это своего рода преемственность, потому что есть так называемое «неявное знание», оно все равно присутствует. Всё на свете в регламенты не заложишь, в приказах не опишешь и вот эта преемственность передачи из поколения в поколение каких-то вещей, она очень полезна. Она, конечно, передается и не обязательно по родственной линии, и просто люди приходят, потихонечку осваиваются, но именно по родственной линии, когда есть династии так называемые, и у нас их много, мне кажется, это хорошо. Но еще есть региональный аспект, все-таки мы региональная компания, и если хочешь работать в «Сургутнефтегазе», то, как правило, это Сургут. Есть еще, конечно, Восточная Сибирь, но в основном это Сургут, поэтому рынок труда достаточно замкнут.
М. Сушенцова
— То есть выбор достаточно ограничен.
о. Никита
— Да. Сейчас, правда, с дистанционкой айтишников переманивают. Раньше так было в Сургуте: мы присматриваемся к человеку: так, женился, ипотеку взял, детей нарожал, родители в Сургуте — все, можно спокойно на него рассчитывать, он никуда не денется. А сейчас он уходит, не уезжая из Сургута, а работает на другую компанию, просто удаленно. В этом проблема, да.
М. Сушенцова
— То есть получается, что это позволяет накапливать, а не расплескивать вот тот опыт и знание, который люди получили внутри компании?
о. Никита
— Хорошая аналогия, да, пожалуй.
М. Сушенцова
— Мы уже близимся к финалу нашей программы, и хочется спросить вас: о чем вы мечтаете? Наверное, мы будем иметь в виду не совсем какие-то личные моменты, а вот, может быть, касательно вашего дела.
о. Никита
— Если говорить про мою работу в «Сургутнефтегазе», то я, конечно, мечтаю завершить вот эту программу тяжелую, которую мы сейчас начали, по импортозамещению. Хочется уже переключиться на задачи развития. Но эта мечта, она такая, не эфемерная, мы ее превратили в программу действий, поэтому у меня особых сомнений нет в том, что мы это сделаем. Просто это тяжелый труд. Ну а так, в целом, все, наверное, мечтают о счастье — и о личном, и о семейном, и о том, чтобы в коллективе это было, и на приходе в такой же степени, здесь обобщать можно только это.
М. Сушенцова
— Как вам сейчас удается совмещать все эти аспекты, которые вы перечислили: ведь, действительно, и служение, и семья, и работа?
о. Никита
— Ну, я не хотел бы погружаться в детали, но это трудно.
М. Сушенцова
— Пожелаем вам помощи, помолимся вместе с нашими слушателями дорогими, чтобы у вас все получилось, было гармонично и ко всеобщему счастью во всех тех коллективах, с которыми вы взаимодействуете.
о. Никита
— Спаси Господи.
М. Сушенцова
— Спасибо вам большое, отец Никита. Я напомню нашим слушателям, что сегодня у нас в гостях был диакон Никита Гимранов, клирик храма в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии города Сургута, кандидат экономических наук, начальник управления информационных технологий компании «Сургутнефтегаз». У микрофона была Мария Сушенцова. Еще раз Христос Воскресе! Спасибо вам большое, отец Никита, за этот разговор.
о. Никита
— Воистину Воскресе Христос! Спасибо.
М. Сушенцова
— И на этом мы с вами прощаемся, до новых встреч.
Все выпуски программы Вера и Дело
- «Экономика семьи». Татьяна Буцкая
- «Вера и дело». Алексей Гончаров
- «Из бизнеса в социальную сферу». Александра Синяк
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Юрий Волков. «Кризис прошёл»

— О, Паша, привет! Молодец, что пришёл! Давай я тебя покормлю.
— Здравствуй, дядя Андрей! Да я на минуточку. Чайку хлебну и опять побегу в больницу.
— Чай — только после голубцов! Они через пять минут готовы будут, мой руки. Как мама?
— Доктор сказал, что кризис миновал. Но она слабая, бледная лежит. Я её такой никогда не видел. Ты же знаешь — она у нас боец!
— Скоро наш боец вернётся в строй! Кризис прошёл — замечательные новости! Кстати, картина есть таким названием, очень светлая.
— Картина? «Кризис прошёл»?
— Да, её написал живописец Юрий Волков в 1954 году. У меня есть альбом с цветными иллюстрациями, посвященный его творчеству, называется «Подвиг души художника». Сейчас найду! Издание выпустили в 2021 году в Крыму, на родине Волкова, к столетию со дня его рождения. Вот он, альбом! А вот и репродукция картины «Кризис прошёл».
— Хм, интересно! Больничная палата. Молодая женщина лежит на кровати. Тихо улыбается, что-то говорит доктору.
— Отличается стационар пятидесятых годов прошлого века от современного?
— Оборудованием! У мамы кровать — как в космическом корабле! Кнопкой можно положение менять. Вокруг какие-то мониторы, пульты, датчики. А на полотне Юрия Волкова — старинная койка с железной спинкой. Но и сходство старой и новой больницы есть!
— И в чём же оно?
— В отношении медиков к больным. На картине седой врач держит пациентку за руку, слушает её внимательно, смотрит ласково. Как и медсестра, что стоит рядом. И сейчас сотрудники в больнице замечательные. У мамы доктор молодой совсем, но очень участливый. Ты бы слышал, как тепло он произнёс эти слова: «Кризис прошёл!».
— Это не мудрено представить, когда перед глазами произведение Юрия Волкова. Художник постарался показать, что чуткость, милосердие — важная часть врачебного искусства. Во все времена!
— А ведь и маме, наверное, помогли не только лекарства, но и доброта медиков! Я только сейчас это осознал, глядя на картину «Кризис прошёл». А где она хранится, не знаешь?
— Знаю, конечно. В Крыму, в Симферопольском художественном музее.
— Обязательно туда сходим! Мы с мамой как раз договорились в Крым поехать, как только она окрепнет.
— Тогда настоятельно рекомендую побывать ещё и в Евпатории, где Юрий Волков прожил много лет. В городском краеведческом музее есть немало интересных работ художника. И обязательно сходите в Свято-Николаевский собор. Там под куполом сохранились росписи, выполненные Юрием Васильевичем в начале шестидесятых годов.
— Церковные росписи? Художник был верующим?
— Да, веру во Христа Волков унаследовал от деда, тот был священником. Художник не скрывал своего отношения к Богу, и потому не смог сделать карьеру в советское время. Но смиренно принял эти обстоятельства. Жил бедно, всего себя посвятил творчеству.
— Я так рад, что узнал про него! И познакомился с картиной «Кризис прошёл». Она мне как будто сил придала!
— Полотно Юрия Волкова дышит надеждой, и потому питает уставшую от переживаний душу. И на вот, поешь голубцов. Это тоже укрепит. А то ты совсем исхудал, племянник.
— Спасибо тебе, дядя Андрей! А можно я альбом «Подвиг души художника» к маме в больницу возьму?
— Конечно, можно! Думаю, картина «Кризис прошёл» её порадует. А значит, и скорому выздоровлению послужит!
Картину Юрия Волкова «Кризис прошёл» можно увидеть в Симферопольском художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
Поленов Василий Дмитриевич. «Старая мельница»

— Да, Саша, у меня тоже в голове звучит эта песня. Каждый раз, когда я стою здесь, в Серпуховском художественном музее, перед полотном Василия Поленова «Старая мельница».
— Ох, хороша картина, Андрей! Дикие заросли по берегам водоёма. Лето в зените — зацвёл иван-чай. Раннее утро, всё тонет в тумане. В самом центре полотна — водяная мельница. Вот бы изображение стало интерактивным, чтобы посмотреть, как она работает!
— Включи воображение! Видишь — речушку перекрыли плотиной, создали перепад воды. Усиленное течение крутит вот эти гигантские колёса, они приводят в движение жернова. Зерно превращается в муку, которая хранится тут же, в амбарах.
— Принцип действия я хорошо представляю! Полюбоваться хочется! Никогда в жизни не видел водяную мельницу в работе. Почему-то кажется, что зрелище завораживающее.
— И не только зрелище! Константин Паустовский писал в рассказе «Ильинский омут»: «Сколько поэзии в этом сооружении! Шум падающей воды, скрип деревянного колеса, милые запахи смолы и хлеба...». Всё это ощущаешь, глядя на картину Василия Поленова.
— Где же художник запечатлел такую красоту?
— Он точно не указал. Мы можем только предполагать. Картина написана в 1880 году. В то время Поленов часто гостил в усадьбе Абрамцево, принадлежавшей меценату Савве Мамонтову.
— Художник ездил туда на пленэры?
— Да, к абрамцевскому периоду относится немало проникновенных работ живописца. Именно тогда сложилась особая творческая манера Поленова. Его стали называть родоначальником интимного пейзажа. Это такая подача материала, которая задевает сокровенные струны души.
— Когда, глядя на изображение, слышишь запахи и звуки?
— Да-да! И вспоминаешь поэтические строки, а то и сам сочиняешь стихи.
— И остро хочешь оказаться в том месте, что запечатлел художник! А в Абрамцево сохранилась мельница?
— Нет, Саша. Хотя в стародавние времена их немало было в тех местах. Это северо-восток Подмосковья, окрестности Троице-Сергиевой лавры. Монахи ещё в 14-м веке при князе Дмитрии Донском ставили колёса с жерновами на реке Воре. Но к середине двадцатого века мельниц практически не осталось.
— Ах, как жаль! Не удастся, значит, окунуться в атмосферу, что так проникновенно передал Василий Поленов!
— Всё не так безнадежно, Саша! Если хочешь полюбоваться водяной мельницей, давай съездим в Коломенское. В этнографическом комплексе воссоздали гидротехническое сооружение по старинному образцу.
— А где найти местечко, как на картине «Старая мельница»? Чтобы посидеть с удочкой в зарослях иван-чая, в тиши для души?
— Заповедных уголков немало в Подмосковье. Пусть там не будет водяной мельницы, но можно испытать те же чувства, что передал Василий Поленов в своём пейзаже. Когда сердце сладко замирает от нежных полутонов русской природы, от любви к родному краю.
— Пожалуй, это и есть главное. Как там, в песне? «Старая мельница, всё перемелется, только любовь никогда...»
Картину Василия Поленова «Старая мельница» можно увидеть в Серпуховском историко-художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
Лукиан Попов. «Портрет жены художника Иерофия Мехеда»

— Лукиан Попов. Портрет жены художника Иерофея Мехеда. Андрюша, тебе не кажется, что я похожа на женщину, которая изображена на этой картине?
— У вас, безусловно, много общего — мягкий овал лица, серые глаза, курносый нос. И взгляд у тебя, Алла, такой бывает — робкий и в то же время испытующий. Когда ты спрашиваешь о чём-то важном, преодолевая природную застенчивость. Хотя героиня полотна жила в девятнадцатом веке — автор запечатлел её в 1897 году.
— Лукиан Попов был тонким психологом! А я ничего не знаю об этом художнике. Расскажи о нём?
— С радостью! Тем более это уместно здесь, в Оренбургском музее изобразительных искусств. Когда галерея открылась в 1960 году, картины Попова стали основой её коллекции.
— Правда? А почему?
— Местным жителям работы Лукиана Васильевича особенно дороги, поскольку Оренбург — его малая родина. Здесь подростком художник получил первые уроки рисования.
— Родители нанимали ему учителей?
— Нет. Попов был из бедной семьи. В двенадцать лет его отдали прислуживать в писчебумажный магазин, где продавались кисти, краски, бумага и холсты. Мальчик познакомился с покупателями — местными художниками. Один из них — Иерофей Мехед, чью жену мы видим на портрете, заметил у Лукиана способности к рисованию. И стал с ним заниматься.
— Бесплатно?
— Да, совершенно бескорыстно! Иерофей Романович был человеком верующим и добросердечным, он преподавал иконопись в Оренбургской духовной семинарии. В семье Мехедов Лукиан нашел душевное тепло, поддержку, дружбу. И талант мальчика развился. Так, что на его рисунки обратил внимание столичный художник Аполлинарий Васнецов.
— А где они познакомились?
— В том же писчебумажном магазине. Будучи по делам в Оренбурге, Васнецов заказал здесь раму для картины. Лукиан осмелился показать маститому гостю свои работы. Апполинарий Михайлович посоветовал подростку получать образование в Санкт-Петербурге.
— Попов прислушался?
— Да! За время работы в магазине он накопил денег, перебрался в Петербург и поступил в Высшее художественное училище при Императорской академии художеств. Успешно его окончил, позднее стал академиком живописи. Но на родину всегда возвращался. И непременно навещал Иерофея Мехеда. В один из таких визитов Лукиан Попов и создал портрет супруги своего первого учителя.
— А что она была за человек?
— О Марии Саввичне Мехед почти ничего не известно. Пожалуй, больше всего поведать о ней может портрет, написанный Лукианом Поповым. Смотришь, и понимаешь, какой была героиня полотна — кроткой, нежной, мягкой.
— И скромной! На ней тёмно-серое закрытое платье, и никаких украшений, кроме кружевного шарфа, наброшенного на голову, струящегося по плечам.
— Портрет Марии Саввичны и о своём авторе, Лукиане Попове, свидетельствует красноречиво. Бедный провинциальный мальчик стал успешным художником, но никогда не забыл своих благодетелей, супругов Мехедов. Эта картина — памятник человеческой благодарности.
Портрет жены художника Иерофея Мехеда кисти Лукиана Попова можно увидеть в Оренбургском музее изобразительных искусств.
Все выпуски программы: Краски России