«Неделя 17-я по Пятидесятнице. Отдание Воздвижения Креста Господня». Прот. Максим Первозванский

прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников, главный редактор молодежного портала Naslednick.online  протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о ближайшем воскресенье, в которое празднуется отдание Воздвижения Креста Господня; а также о памяти святителя Димитрия Ростовского, святителя Иннокентия — митрополита Московского, преподобного Сергия Радонежского, святой Параскевы Дивеевской, апостола и евангелиста Иоанна Богослова, святителя Тихона — патриарха Московского и всея Руси, священомученика Петра (Полянского) — митрополита Крутицкого. Наши гости объяснили, в чем смысл Евангельского чтения и отрывка из Деяний святых апостолов в воскресный день.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире программа «Седмица», в которой  мы каждую неделю по субботам говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский.

Прот. Максим Первозванский

— Здравствуйте.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в церкви завтра, в 17-е воскресенье после Пятидесятницы, и на наступающей седмице. Как всегда мы стараемся понять смысл воскресенья по тем чтениям евангельским и апостольским, которые читаются за Литургией. Очень много всего будет читаться завтра, поскольку завтра у нас чтение Недели по Воздвижении, чтение 17-го воскресенья после Пятидесятницы и чтение, посвящённое памяти святителя Димитрия Ростовского. И во всех этих отрывках из апостольских посланий и Евангелий, несмотря на то, что многие из них мы все достаточно хорошо знаем, каждый раз встречаются какие-то мысли, какие-то фразы, которые, сколько ни читай, всё равно вызывают вопросы и недоумения. Так в чтении Недели по Воздвижении есть фраза, которая меня, например, заставляет остановиться и задуматься. Это Послание апостола Павла к Галатам, вторая глава, и такие слова: «Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак. Ибо если я снова созидаю, что разрушил, то сам себя делаю преступником. Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога». И вот тут я застываю в недоумении, потому что я совершенно не понимаю, что в данном контексте означает «законом я умер для закона»?

Прот. Максим Первозванский

— Необходимо вспомнить о контексте, потому что, к сожалению, значительная часть вообще такой традиции толковательной Священного Писания толкует тот или иной отрывок сам по себе. И только не очень многие толкователи пытаются взглянуть на тот или иной отрывок в полном контексте. Понятно, что совсем полного контекста мы увидеть не можем, но хотя бы что-то. речь идёт о том, что апостол Павел рассуждает и полемизирует с осмыслением, осознанием роли ветхозаветного закона в жизни христианина. Напомню, что, с точки зрения Ветхого Завета, исполнение заповедей, причём во всех их проявлениях, во всех мелочах, досконально и буквально, было важнейшей составной частью восприятия угождения Богу, крайней степени, конечно, достигавшей в движении фарисейства. Я сейчас это имею в виду не в отрицательном смысле, а наоборот, в положительном, то есть фарисеи — это люди, которые старались максимально исполнить закон во всём. И в этому было основание в самом законе, потому что в Священном Писании в Законе есть такие страшные слова: «Проклят всяк, кто не исполняет всегда всего, что написано в Книге Закона». То есть человек, хотя бы что-то не исполнивший, попадал под проклятие. Что такое проклятие? Это анафема, то есть отвержение от Бога.
И тут уже всё зависело, условно говоря, от степени религиозной ревности, как и сейчас: есть люди, которые допускают, что что-то есть; есть которые в общем верят в Бога, но надеются, что Бог достаточно милостив, чтобы сквозь пальцы смотреть на наши мелочи, которые, может быть, и не мелочи; и есть люди, которые очень болезненно воспринимают любое отступление от Бога и действительно страдают от этого, буквально ощущая кожей, что грех отрывает и удаляет их от Бога. Так вот, это понятие греха, ветхозаветное вполне — я в хорошем опять-таки смысле сейчас употребляю слово «ветхозаветное», — как неисполнение всегда и всего, что написано в Книге Закона, это вот такое фарисейское восприятие. И вместе с тем мы с вами, люди Нового Завета, к которым принадлежал уже собственно и апостол Павел, глубоко убеждены, что мы спасаемся Господом нашим Иисусом Христом, что Он, вознеся грех человеческий на древо, спас и избавил нас от власти и губительства греха и привёл нас в жизнь вечную.
И вот это противопоставление — да, мы веруем, что Христос умер за нас, что Он вознёс наши грехи на древо, что, веруя в Него, мы спасены. Где здесь, куда деваются заповеди? Священное Писание ведь очень честная книга на самом деле, и мы видим сохранившуюся полемику между апостолом Павлом и апостолом Петром в Послании к Галатам, где подробно Павел рассказывает, что Пётр, когда находился в Антиохии, ел и пил с язычниками, а закон запрещает общую трапезу с язычниками. А когда пришли посланные от Иакова, то есть иудеи из Иерусалима, он стал уклоняться. То есть вот это колебание было свойственно даже апостолу Петру, когда непонятно, что делать, как жить. И вот буквально на эту ситуацию и отвечает апостол Павел в этом отрывке, который вы только что прочитали. Что, если мы надеемся, что мы спасаемся делами закона, то что же мы, собственно, делаем тогда, зачем нам вера во Христа, в чём тогда вообще Христос?

М. Борисова

— Перекликается отчасти, на мой взгляд, с тем, о чём мы сейчас говорим, чтение евангельское, посвящённое воскресному дню. Это отрывок из Евангелия от Матфея, из пятнадцатой главы, это история встречи Христа с женщиной Хананеянкой. В общем, достаточно известный сюжет о том, как женщина, выйдя, кричала Ему: «Помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется». И Он ничего не ответил, и потом ученики Его, приступив, просили Его отпустить её, потому что она кричит и всем мешает. «Он же сказал в ответ: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева». А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: «Господи! помоги мне». Он же сказал в ответ: «Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Она сказала: «Так, Господи. Но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их». И тогда Иисус сказал ей в ответ: «О, женщина! велика вера твоя, да будет тебе по желанию твоему». И исцелилась дочь её в тот час». Вот Он говорит, что послан только к израильтянам, только к верующим иудеям. И тут же происходит нечто, противоречащее тому, что Сам Господь только что сказал. Вот что это для нас? Есть очень много толкований, но чем ценна эта история для нас сейчас?

Прот. Максим Первозванский

— Я понимаю, что я сейчас скажу странные вещи, но эта история изложена в разных Евангелиях. И мне больше нравится окончание этой истории в Евангелии от Марка, где евангелист Марк отвечает, что весь этот разговор между Христом и сирофиникиянкой идёт по линии «дети и псы». Не господа, как в том отрывке, который вы сейчас прочитали. Она говорит, что «и псы едят крошки, падающие со стола детей». Надо понимать, что в Ветхом Завете, да и вообще в тот период истории человечества — сейчас мы можем сказать, что какой ужас, расизм такой явный какой-то, неприкрытый: люди разного сорта, одни сыновья, другие псы. Но надо понимать, что ветхозаветное восприятие мира таково и было, в этом нет чего-то такого. Вообще, если внимательно читать Ветхий Завет, даже если и не внимательно, то мы увидим это. Люди, впервые сталкивающиеся с миром Ветхого Завета — почему мы детям не даём его читать в подлиннике, а только в каких-то пересказах, — там же просто кошмар. Там прямые повеления Божьи есть уничтожить целые народы, просто потому, что они... То есть буквально ветхозаветная история — это... я даже не знаю, как это назвать. Там, конечно, не вивисекция, но такая селекция, чёткое ограждение. И вспомним полемику между Христом и иудеями в Евангелии от Иоанна. Они говорят, что они дети Авраама, не от блудодеяния рождены. А раз дети Авраама, то отец их Авраам, и Бог — Отец их. А Христос говорит им, что отец их диавол. Вот это размышление дети — не дети... безусловно, иудеи считали себя детьми Божьими, а всех остальных — нет. И мы видим, что Христос в земной жизни проповедовал только среди этого народа, как бы мы это не пытались переосмыслить, в земной жизни это было так. И только после Воскресения Он сказал: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа». То есть распространение  Евангелия в других народах, за исключением этих единичных случаев, началось только после Воскресения.

М. Борисова

— Тут есть ещё один смысловой акцент. Я позволю себе процитировать проповедь протоиерея Вячеслава Резникова, посвященную именно этому отрывку из Евангелия. Он писал: «Но как часто подошедший к церковной ограде видит перед собой непроходимую стену. Иногда это стена непонятности, иногда кажется, что это стена враждебности. Иногда эта стена пугает высотой требований, а иногда отталкивает кажущейся примитивностью. Но если всех отталкивает разное, значит, дело вовсе не в стене. То же, что и с Евангелиями: иные не считают их подлинными, потому что они, якобы, противоречат друг другу; иные потому, что они слишком схожи. Но особенно неприступной эта стена казалась в ветхозаветные времена». Дальше он говорит о том же, о чём и вы, и заключает: «Сама же эта женщина в один миг прошла сквозь стену религиозной и национальной отчуждённости. Невозможно войти в Церковь Христову, если до конца не осознаёшь, что там, за невидимой оградой, дети Божьи; крохи там дороже сокровищ здесь. И если я не войду туда, то так и останусь псом, никому ненужным и всеми презираемым. Задумаемся, проверим себя: смог бы выстоять до конца, как эта женщина?

Прот. Максим Первозванский

— Конечно, это необыкновенно сложно. И сейчас мне пришла в голову мысль, после того, как вы прочитали эти замечательные слова. Помните тоже очень соблазняющий многих отрывок, когда Мать и братья Христа пришли к Нему и стояли вне, не имея возможности войти за многолюдством. А Господь сказал: «Кто Мать Моя, кто братья Мои? — слушающие слово Божие и исполняющие его». Вот это очень важный момент — там речь не шла о язычниках, ещё о чём-то, а что, действительно, детьми Божьими, братьями Христу становятся те люди, которые через эту стену, о которой вы сейчас только что прочитали, проходят, не обращая буквально на неё внимания, потому что им, собственно, нужно к Богу. Когда человеку нужно к Богу, тогда человек воистину становится чадом Божьим, независимо от национальных и каких-то прочих особенностей. Удивительные слова, мне они очень близки — по поводу того, что крохи, там падающие, становятся величайшим сокровищем, по сравнению с сокровищем здесь.

М. Борисова

— Напомню нашим радиослушателям, что сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмице. На следующей неделе у нас очень много дней памяти просветителей, очень значимые для истории русского Православия имена — так как-то сложилось. Это память святителя Димитрия Ростовского 4 октября, святитель Иннокентий, митрополит Московский, апостол Сибири и Аляски — это 6 октября память. И преподобный Сергий Радонежский, куда же без него, — 8 октября. Можно с преподобного Сергия и начать, в том смысле, что он как раз, положив начало, благодаря тому, что его ученики по его благословению двинулись на миссионерское освоение новых земель и основали массу монастырей и воспитали массу учеников, можно сказать, что начальником всего этого монашеского делания был как раз преподобный Сергий.

Прот. Максим Первозванский

— Действительно дело учеников преподобного Сергия и распространение монашества не случайно получило наименование «Северной Фиваиды». Фиваида — это древняя египетская пустыня, родина монашества такая. И что важно тут сказать — дело в том, что во все времена, за редчайшим исключением (кстати, Иннокентий Московский — это исключение, так же, как и апостол Павел, безусловно, исключение), в большинстве случаев распространение Слова Божия совершалось не потому, что его решили распространять. Точно так же, как апостолы сидели в Иерусалиме до тех пор, пока на них не обрушились гонения, точно так же, я глубоко убеждён, что ученики преподобного Сергия не ставили перед собой целью распространять Слово Божие, они просто уходили всё дальше и дальше в лес, всё дальше и дальше от людей. Потому что они искали Бога и жизни с Богом, а люди, тянущиеся к Богу, находили их там и, собственно, мешали их уединению — они уходили ещё дальше, сами или следующие поколения. И это прекрасно видно, кстати говоря, как в житиях древних пустынников, так и всей нашей этой замечательной Северной Фиваиды. А сколько их оказалось неизвестных, не прославленных, не найденных людьми, потому что не на каждого же отшельника, живущего где-нибудь за 50 километров от жилья в девственном лесу случайно наткнётся крестьянин и расскажет о нём своим близким, знакомым, друзьям, односельчанам, и они потянутся к нему туда. Потом образуется посад, который в дальнейшем превратится во что-то большое, придут ученики. То есть это такая история, когда люди не ищут. И это особенно важно, кстати, понимать молодым, жаждущим подвига. Их немного, конечно, таких молодых в наше время, которые жаждут распространять Слово Божие, но они есть. И тут важно видеть, что основные миссионеры, добившиеся максимального успеха, всегда начинали с себя. И уже потом Бог решал через них привести к Себе множество людей.

М. Борисова

— Вот святой, которого мы будем вспоминать завтра, конечно, не подходит под этот образ, хотя он тоже был монахом. Я имею в виду митрополита Димитрия. Кстати, мало кто знает, что именно в честь митрополита Димитрия Ростовского, а он был первым канонизированным святым в Синодальный период, была названа крепость, которая стала потом Ростов-на-Дону. Это, собственно говоря, крепость во имя этого святого. Он, очень рано попав в Киево-Печерскую лавру в XVII веке, был благословлён писать жития святых. Он их писал всю жизнь. И к чему это привело? К тому, что академик Лихачёв писал, что последним писателем, который имел огромнейшее значение для всей православной Восточной и Южной Европы, был святитель Димитрий Ростовский. А Достоевский писал, что по всей земле Русской распространён дух Четьи-Миней, что их читают, рассказывают и пересказывают так, что трудно найти ошибку, то есть фактически буквально наизусть. И Достоевский писал, что в этих рассказах заключается для русского народа нечто покаянное и очистительное. Вот такой просветительский подвиг на много веков.

Прот. Максим Первозванский

— Я всё равно убеждён, что Дмитрий Ростовский не ставил перед собой глобальных миссионерских целей. По крайней мере в тот период, когда он начинал свои Четьи-Минеи. Когда он был уже святителем, когда он действительно уже в Ростове боролся с расколом, например, или ещё что-то...

М. Борисова

— И с пьянством.

Прот. Максим Первозванский

— Да, это, кстати, любопытно читать. Там в один ряд, по-моему, стоит раскол, пьянство, что-то ещё. Он тогда действительно был уже человеком, который на это поставлен Церковью. Когда же он был молодым монахом, он получил простое послушание, типичное для монаха всех времён — это приведение в порядок тех или иных рукописей, сведение воедино. Напомню, что у нас на этот момент, безусловно, уже имелись Четьи-Минеи Макарьевские. Но он, будучи выходцем, как вы уже сказали, с Южной Руси, с Юго-Западной Руси, достаточно тесно соприкасался с европейским миром и с европейской культурой. Можно по-разному к этому относиться, но он всю традицию, в том числе и западного житописания — писания житий тех святых, которых жития мы не знали, допустим, или не было каких-то подробностей, — вот так вдруг получилось, что из его вполне частной такой работы выросло громадное дело всей его жизни, когда действительно был создан целый корпус по сути дела, охватывающий всех святых, чьи жития на тот момент были, конечно, известны. Я помню, что первое, что в 90-е годы бросились переиздавать православные издательства и что наиболее активным образом покупалось, как раз были «Жития святых» Дмитрия Ростовского. Другой вопрос, что очень быстро оказалось, что, к сожалению, в наше время достаточно трудно их читать. В отличие от времён Достоевского, когда люди действительно заучивали, знали, воспроизводили, были проникнуты духом, сейчас стоит просто колоссальная, мне кажется, по важности задача — это актуализация и донесение житий святых до современного поколения. Я неоднократно сам был свидетелем этих попыток. Лет 10 назад Новоспасский монастырь предпринял просто титанические усилия — под руководством Сергея Васильевича Харлова были изданы аудиоверсии, начитанные, безусловно серьёзно отредактированные, приспособленные под современное ухо, как детское так и взрослое. Но я вижу, что и они сейчас не всегда доходят. И в частности авторы, с которыми я часто взаимодействую, пытаются таким образом излагать хотя бы фрагменты житий святых, чтобы это было доходчиво, понятно и, главное, до сердца добивало наше подрастающее поколение, которое растёт на покемонах.

М. Борисова

— Вот всё-таки есть в этой когорте, которую мы будем вспоминать на следующей неделе, истинный миссионер, миссионер с большой буквы, даже огромной буквы. Это святитель Иннокентий Московский. Фантастическая жизнь, рассказать про которую ни в одной передаче невозможно — это надо читать. Потому что сколько читаешь, столько просто поражаешься и изумляешься. Ему было 26 лет, он был простым клириком Благовещенской церкви в Иркутске.

Прот. Максим Первозванский

— Женатым белым попом.

М. Борисова

— Да, женатым белым попом. Предложили: кто готов ехать на Алеутские острова миссионером, потому что там вот есть такая необходимость? И он сам вызвался. И дальше следует потрясающая история, как вместе со старушкой матерью, женой, годовалым сыном и братом он отправился сначала на родину в деревню свою. Потом доплыл на барже по Лене до Иркутска, потом тысячу вёрст через горы, леса, болота до Охотска. И потом уже морем до места назначения.

Прот. Максим Первозванский

— Он год ехал до места назначения.

М. Борисова

— Причём он был не один. Это вся вот эта команда по немыслимым совершенно дорогам, в немыслимых условиях.

Прот. Максим Первозванский

— «Дорога» — это тут, вообще, очень громкое слово, мне кажется.

М. Борисова

— Это уже один этот подвиг, не говоря уже о том, что всю жизнь с какими народами ни работал как миссионер, он же им всем создавал письменность. И собственно только после кончины супруги он принял предложение принять монашество, потому что он не мог оставить детей. Государство взяло на себя попечение о его детях.

Прот. Максим Первозванский

— И это тоже удивительный момент Промысла Божия. На тот момент у него уже было шестеро детей. Он, как вы правильно сказали, просвещал разные народы, с совершенно разными языками, разной традицией, разной культурой, разным отношением к этой проповеди — от доброжелательного у алеутов до резко отрицательного и враждебного у других народов. И в какой-то момент силы реально стало не хватать — поле непаханое. Он приехал-таки в столицу для того, чтобы просить об увеличении миссии. И уже в столице его настигло известие о кончине жены. И общение с митрополитом Филаретом Московским как раз его привело к мысли... точнее, его просто убедили, что детей его не оставят. Все его дети на тот момент были уже взяты на казённый счёт и на государственное обеспечение. А он приехал в Москву священником, а уехал уже архиереем. Меня ещё, знаете, что поражает? А это всё занимало-то не год и не два — это десятилетия жизни. И удивительно, что, уже будучи стариком, которому было за 70, он становится митрополитом Московским.

М. Борисова

— И он болен был, и уже почти ослеп.

Прот. Максим Первозванский

— Да. И он больше 10 лет, несмотря на это, пробыл митрополитом Московским. Представляете, с каким колоссальным авторитетом был этот человек? И удивительно скромный, смиренный, как жил, так и умер — очень скромно и смиренно.

М. Борисова

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Вот удивительную святую мы будем вспоминать 5 октября. Это святая блаженная Параскева Дивеевская. Вообще, когда разговор заходит о женщинах, взявших на себя подвиг юродства Христа ради, обычно в голову приходит блаженная Ксения Петербургская и блаженная Матрона Московская. И удивительно, почему забыта совершенно Паша Саровская. Ведь ещё чуть больше ста лет назад её знала вся Россия. Это совершенно удивительная женщина, очень простая, из крепостных, с очень тяжёлой такой женской судьбой. До того, как она приняла тайный постриг и благословение на юродство, она хлебнула женского горя в полной мере. И когда она после этого тайного своего пострига вернулась к своим хозяевам, они посмотрели на это безобразие и выгнали её просто вон за ненадобностью. Она несколько лет просто ходила по деревне, побиралась и терпела насмешки, естественно. Но дальше её, как и Серафима Саровского, Господь направил в лес, в отшельничество — такой удивительный для женщины подвиг. Ходила она на службы в Дивеево, ходила в Саров и как-то так прибилась. Хотя её так же, как и преподобного Серафима, грабили в лесу, пытались ограбить, думая, что у неё есть пожертвования какие-то. Так что это совершенно удивительная женщина. Когда она уже обосновалась в монастыре, выяснилось, что она обладает даром пророчества. И о ней знали вообще все буквально, вплоть до государя. Потому что когда было прославление мощей преподобного Серафима и государь с семьёй и со двором был в Сарове, он лично с ней общался. Уж о чём они говорили — это только предания сохраняют эти рассказы, но беседа была, и по-видимому, достаточно длительная, поскольку рассказы эти тянут на отдельное повествование. Что вообще значат эти женщины удивительные?

Прот. Максим Первозванский

— Вообще, если говорить про феномен уродства — а именно так правильно по-современному было бы их называть. Знаете, «юродивый» — звучит красиво, а вообще надо понимать, что если так, по-русски, то это «уроды»... даже не от слова «уродились», то есть это люди, которые действительно вызывали... ну, сумасшедшие, короче говоря, всё очень просто — уроды, уроды сумасшедшие. Что мне здесь очень важно сказать, мне кажется? Дело в том, что мы, общаясь с разными людьми — между собой, со священниками, — общаемся по-человечески, что называется. Кто-то нам нравится, кто-то нам меньше нравится, но иногда встречаются люди, прикасаясь к которым, просто постоять рядом, ты ощущаешь реальное веяние Духа Святаго. Я много видел всяких сумасшедших, в том числе живущих при храмах. Я вовсе не утверждаю, что имею дар испытания духов, но я честно говорю, что не встречал именно среди современных юродивых, современных уродов, тех людей, которые... в отличие от Паши Дивеевской, о чём сохранилось множество свидетельств, когда люди, просто взглянув в её глаза, открывали для себя Бога. Они после этого уходили с сознанием того, что Бог есть. Хотя иногда речи её могли звучать грубо, она могла обличать, она могла... ну, как это всегда ведут себя юродивые, но человек, пришедший не просто поглазеть, или не случайно мимо проходивший, чётко и безошибочно... ну, зашёл бы к ней государь, если бы вот уже даже и молва об этом так не распространилась, что вот святая она. А в чём она святая? А в том, что Бог с ней. Вот это важно понимать, что Бог может быть с самыми разными людьми, в том числе и с совершенными уродами.

М. Борисова

— Святой, память которого мы будем отмечать на этой неделе 9 октября, уж точно святой. И никаких нет ни у кого сомнений по этому поводу. Это день преставления апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Значение его как апостола столько раз описано, столько проповедей по этому поводу сказано. Но мне хотелось бы вот о чём поговорить — о значении его именно как евангелиста и апостола для нас. Вот владыка Лука (Войно-Ясенецкий) писал о нём так: «Его Евангелие поистине изумительное. Но не одно только Евангелие написал святой апостол Иоанн Богослов, он написал ещё три чудных Соборных послания. И только из Первого его послания узнаём то, что важнее всего для нас: узнаём, что Бог есть любовь. В древнем мире богов представляли только грозными владыками, карателями и мстителями. И никто не знал до того, как нам открыл святой Иоанн, что Бог есть любовь. Его послания — сплошной гимн любви». Вот об этом мы очень часто забываем, даже когда читаем, цитируем, обращаемся к каким-то источникам, — мы забываем вот это главное и что авторство этой формулы — его.

Прот. Максим Первозванский

— Вы знаете, не забываем. И об этом достаточно много говорят. Но мне кажется, что, действительно, читающий Иоанна Богослова — Евангелие читающий, те самые удивительные... да даже просто самое коротенькое Третье послание, которое на страничку-то всего умещается, или пространное, очень точно богословски выверенное Первое послание. Мы понимаем, что он говорит то, что знает. Вот не просто сообщает некую истину, и мы узнаем от него о том, что... а мы узнаём... Вот есть в Священном Писании такое слово «познал». «И познал Адам жену свою Еву, и она зачала». То есть вот это узнавание, познавание, в библейском смысле этого слова, это действительно по-настоящему соединение и прочувствование. И апостол Иоанн этим даром вне всяких сомнений обладал. И сейчас мы, не имея возможности с ним лично поговорить, просто чувствуем в каждой строчке, что то, что он говорит — это правда, что он это знает, он это прочувствовал, проболел. Буквально позавчера мне подарили книжку митрополита Антония Сурожского «Пастырство», где собраны всевозможные выступления, проповеди, ответы на вопросы митрополита Антония на вопросы, касающиеся пастырства, в частности проповеди, например. И он там говорит: «Почему наша проповедь не доходит до сердца? Ведь мы говорим правильные вещи. Потому что мы говорим то, чего сами не знаем, что нас по-настоящему не волнует и то, что мы сами не пережили». И поэтому я, правда, это наблюдаю — и в своей жизни, и в жизни своих собратьев-проповедников, когда говорятся абсолютно правильные слова, которые совершенно не трогают тех, кто их слушает. Потому что они просто правильные, но они не... даже иногда эмоционально прочувствованные, но это не есть свидетельство твоего собственного переживания, твоей боли, твоей любви, твоих даже сомнений. Вот у Иоанна Богослова его слово о любви, так же, как 13-я глава в Послании апостола Павла к Коринфянам, тоже называемая гимном любви, ты понимаешь, что можно это читать, можно над этим зависать, можно это думать, можно плакать, потому что люди писали, что знали. Примерно, как Сам Христос сказал самарянке: «Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся», — то есть они знали. И прочитав... интересно, у меня в разные времена были разные советы людям, которые брались за Новый Завет, с чего начать. Я помню, что давным-давно я советовал начать с Нагорной проповеди, вот сейчас я уже достаточно давно на вопрос, с чего бы начать, рекомендую читать апостола Иоанна Богослова, причём даже не Евангелие, поскольку оно сложное, а его Послания, потому что сразу можно почувствовать, что такое христианство по-настоящему, каким оно, по крайней мере, должно быть.

М. Борисова

— А почему всё-таки Иоанн Богослов был любимым учеником Христа? Ведь на самом деле трудно представить себе, что Господь по-разному относился к своим ученикам, наверняка любовь была по отношению ко всем.

Прот. Максим Первозванский

— Нет, как раз очень легко это себе представить. Я, как многодетный отец, могу сказать, что это... трудно представить, что кого-то любили больше, кого-то меньше — это да, потому что Господь есть любовь и, безусловно, изливает свою любовь на всех в равной мере, но по-разному — это да. Я по-разному отношусь к своим детям. И я думаю, что Господь тоже по-разному относиться к каждому из нас. Про апостола Иоанна, я думаю, что, как апостол Павел сказал: «Кого предузнал, того и предызбрал». То есть он предузнал в этом юноше не просто ревностного последователя, не просто очень верующего человека, не просто человека, который готов был идти за ним до конца, — таковыми, мы знаем, были, в общем, все апостолы, — а действительно человека, который Его уже любит и будет любить до конца. Мы же видим, что апостол Иоанн был единственный человек, который и в доме первосвященника пребывал с Господом и Петра-то он провёл. Возможно, это такое стечение обстоятельств, потому что он был родственником, но Господь, я думаю, просто предузнал в нём эту любовь. И когда мы говорим, что Господь его любил — об этом, кстати, говорится только в самом Евангелии от Иоанна. И там нет слова «больше», там просто сказано, что «его же любил», «егоже любляше Иисус» — тот, кого Иисус любил. Ну, любил.

М. Борисова

— Удивительно, что именно ему, который был тогда младше всех апостолов, Он поручил заботу о своей Матери.

Прот. Максим Первозванский

— Да: «Жено, се, сын Твой»,  «Се, Мати твоя», — это слова Христа.

М. Борисова

— И это удивительно, потому что ведь на самом деле Он не мог не знать, что их всех ждёт. И, казалось бы, Матери Божией нужна будет защита, потому что Бог знает, какие притеснения грядут от тех же иудеев.

Прот. Максим Первозванский

— Но не сразу. Напомню всё-таки... когда мы читаем, у нас возникает тоже некая ошибка восприятия: мы воспринимаем всю эту историю евангельскую и уже апостольскую как бы единым целым. Мы не понимаем, что они отстоят, как мы только что с вами говорили про митрополита Иннокентия, что это занимало десятилетия. И ситуация менялась радикальнейшим образом, и, если мы сейчас говорим уже про апостолов, отношения с иудейской общиной Иерусалима тоже складывались очень по-разному. Напомню историю апостола Иакова, брата Божия, который был почитаемым.

М. Борисова

— И очень трагически закончилась эта история, несмотря на всё почитание.

Прот. Максим Первозванский

— Это понятно. Но опять-таки это достаточно сильно оказалось разнесено всё во времени.

М. Борисова

— В любом случае, когда всё происходит на месте казни, то определённый трагизм в видении грядущего вполне обусловлен.

Прот. Максим Первозванский

— Конечно. Я не знаю ответа на этот вопрос: почему?

М. Борисова

— Вот у вас ваши дети — вы видите своих подрастающих сыновей. И представьте себе, что вот 18-летний ваш сын, и на него возлагается такая ответственность. А как он её понесёт? 

Прот. Максим Первозванский

— Я очень хорошо это понимаю. В жизни моей семьи, правда не в моей личной жизни, а в жизни моей прабабушки, была именно такая история, когда в 20-м году мой прадед, отец Вячеслав, умирает, у него остаётся восемь детей, а старшему сыну было 16 лет. И как раз на него легла обязанность ни много ни мало построить дом, потому что они были вынуждены покинуть дом, в котором они жили, при храме, и началась совершенно другая жизнь. Я иногда думаю так вот... простите, что я сейчас про личную историю своей семьи. Моей прабабушке было тогда 40. восемь детей, она — вдова, и можно представить себе, что, наверное, она считала, что жизнь уже кончилась. Так она прожила после этого ещё 56 лет и умерла в возрасте 96 лет в 1976 году. И я понимаю, что это моё ощущение длинности жизни как раз у меня от моих прадедов: от прабабушки, прадеда, который воевал ещё в русско-японской, а я его застал. То есть вот это — что жизнь может очень серьёзно меняться. Да и мы с вами уже пожили в разных странах: мы жили и в Советско Союзе, мы жили и в России 90-х; сейчас мы живём, условно, в путинской России — это совершенно разные истории. И дай Бог нам ещё пожить долго и увидеть самое разное.

М. Борисова

— Хотелось бы!

Прот. Максим Первозванский

— Хотелось бы, да.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, что сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мною клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Вот разговор, который хочется сейчас мне с вами повести, очень трудный. Не знаю, может быть, потому, что эти люди мне очень близки. Я вообще с таким внутренним трепетом отношусь к истории Русской Православной Церкви в XX веке и к тем людям, которые ценою своей жизни, ценою подвига своего, спасли её, буквально искупав в крови. Мы будем на этой неделе вспоминать двух святителей. Это Патриарх Тихон — память его 9 октября. И митрополит Пётр (Полянский) — память его 10 октября. Чтобы понять, что это такое, наверное, надо прочесть какое-то количество статей или хотя бы «Википедию», чтобы представить себе то время, когда Господь призвал их на это архиерейское служение. Это время чудовищного слома, когда мозги у целого народа набекрень, когда крови уже пролито столько, что люди перестали понимать, что такое убийство и вообще, что такое грех. Всё перепуталось, всё вздыбилось, всё встало с ног на голову, все ценности поменяли свои знаки на противоположные. И вот в этом хаосе и кошмаре, казалось бы, по человеческой логике, возглавить Церковь должен такой Георгий Победоносец или Архангел Михаил — воин.

Прот. Максим Первозванский

— Шанс был.

М. Борисова

— Да. Но, несмотря на то, что на Соборе был избран Антоний (Храповицкий), и собственно он-то и был одним из инициаторов восстановления патриаршества, и казалось бы, — вот он.

Прот. Максим Первозванский

— И сила, и авторитет, и всё, да.

М. Борисова

— И вдруг жребием Патриархом становится Тихон...

Прот. Максим Первозванский

— Тоже избранный, хотя и меньшим количеством голосов. Напомню, что среди трёх архиереев, набравших наибольшее количество голосов, проходило голосование. И Тихон был на третьем месте.

М. Борисова

— Да. Но уж на воина он никак не походил.

Прот. Максим Первозванский

— Да. Хотя, напомню нашим радиослушателям, что он был какое-то время митрополитом Американским, то есть продолжал дело святителя Иннокентия, и опыт у него был большой. Но человеком он был, конечно, тихим, смиренным и не таким ярким, как митрополит Антоний.

М. Борисова

— Так вот, почему же именно он в это страшное время? Ведь поразительно, как их всех хотели убить. Казалось бы, власть, которая вообще не считалась с человеческой жизнью. Ну что, подумаешь, сколько уже убили священников — ну, Патриарх. Но убить Патриарха так и не поднялась рука даже у руководителей советского правительства, у того же Дзержинского. Сколько раз они откладывали процесс — им нужно было, чтобы он был не убит, а казнён, и по суду, и как бы волей народной. Почему? Казалось бы, слабый человек — и в тюрьму его заточили, и всего его лишили... Главное, поразительно, что, в отличие от нашего восприятия сегодняшнего, когда можно написать блог в интернете, есть масса способов донести свою мысль до окружающих, а у Патриарха Тихона не было их вообще никаких. И при этом, уже после того, как он как бы признал советскую власть, то есть пошёл на какой-то компромисс, его освободили из тюрьмы, так народ его буквально на руках понёс. Тогда как раз было погребение отца Алексия Мечёва, и народ буквально на руках нёс Патриарха. То есть, казалось бы, невозможно: народу десять раз объяснили из всех источников: из газет, из листовок, с митингов, что это вот страшный контрреволюционер и вообще кровопийца.

Прот. Максим Первозванский

— Он служил, так же, как служил Алексий Мечёв. И это для православных людей на самом деле лучший способ донесения... уж интернет-то тут точно даже рядом не стоит, потому что люди чувствовали то, о чём мы сегодня говорили, вспоминая Параскеву Дивеевскую, — они чувствовали его святость. Вот это очень важно бывает, особенно в смутные времена. Мы и сейчас с вами являемся свидетелями — вот в последние годы я просто поражаюсь, сколько появилось новых удивительных проповедников, которые появляются в том числе и у нас здесь, на радио «Вера», и на телеканалах всевозможных, и в личных блогах собирают сотни тысяч подписчиков. И это просто какой-то взрыв, как раз связанный, мне кажется, с информационной эпохой, с тем, что новое поколение молодых священников, да и старых тоже. Они как бы раскрываются как проповедники. Но у меня всегда остаётся вопрос, не в смысле, что... это просто замечательно — вопросов к ним нет. Но является ли это свидетельством святости? Вот в какие-то некритические времена этого оказывается достаточно — правильно, хорошо проповеданного Слова Божия, может быть, с силой даже, с властью, убедительностью, и хайп большой, и внимания много. А много ли проповедовал, допустим, отец Кирилл (Павлов)? Да нет. Я смотрю, что многие отцы, которых люди считали святыми, — от них почти не осталось записанных проповедей или ещё чего-то. Люди приходили к ним и прикасались к святости. И это было, мне кажется, главное. И вот Патриарх Тихон был просто святым. Не прославленный как святой после смерти, а живым святым, чья святость ощущалась простым народом. И вот эти колебания даже духовенства, которые уходили к обновленцам, потом возвращались назад. Мне кажется, вот это влияние личности Патриарха, реальное веяние святости, было лучше любой проповеди, лучше любого меча, копья, лучше любых призывов. Поэтому и казнить его было невозможно. Ну как казнить очевидного святого? Это практически невозможно сделать, поэтому и не могли.

М. Борисова

— Я думаю, что личность Патриарха Тихона сыграла роль и в судьбе другого святого, которого мы будем вспоминать 10 октября. Это совершенно трагическая фигура — местоблюститель патриаршего престола, митрополит Крутицкий Пётр (Полянский).

Прот. Максим Первозванский

— Да. И его же Патриарх Тихон призвал из мирян.

М. Борисова

— Он вообще ни монахом не хотел быть, не собирался, он был, вообще, преподавателем.

Прот. Максим Первозванский

— Ну вот кто бы пошёл вот так?

М. Борисова

— В 1918 году...

Прот. Максим Первозванский

— Он же понимал, что его ждёт, и он прямо сказал...

М. Борисова

— Я позволю себе просто процитировать. Когда он соглашался на предложение Патриарха Тихона принять постриг, священство и епископство, стать его помощником в делах церковного управления, он сказал: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви. Но когда соглашусь, я знаю, я подпишу себе сам смертный приговор».

Прот. Максим Первозванский

— Да. Вот как человек может подписать сам себе смертный приговор? Когда вы только что сказали, что это, конечно, произошло под влиянием личности Патриарха Тихона, то вот оно и есть, — когда человек ощущает абсолютную необходимость и прямое указание от Бога.

М. Борисова

— Подвиг его был ещё удивителен тем, что он был как бы под спудом. Потому что, собственно, весь подвиг долгие годы заключался в том, что, когда в завещании Патриарха Тихона было названо три возможных местоблюстителя патриаршего престола до законных выборов следующего Патриарха, он был третьим. Но в тот момент, когда скончался Патриарх Тихон, двое первых оказались в заключении. И ему ничего не оставалось, как стать законным местоблюстителем. И все последующие  чудовищные преследования и гонения, вплоть до мнимой смерти, были связаны с тем, что его вынуждали от этого отказаться.

Прот. Максим Первозванский

— То есть дальше нужно было просто быть в любых условиях, совершенно нечеловеческих, которые ему пришлось пережить.

М. Борисова

— А то, через что его прогнали — там просто перечислять количество ссылок, болезней, которые он приобрёл в этих ссылках. Буквально человека сослали за Полярный круг. А что такое сослать в те времена? Сейчас очень трудно объяснить, что ведь когда человека ссылали, в отличие от заключённых в лагерях, ссыльных никто не обеспечивал. Они должны были ещё сами каким-то образом найти себе, где жить и как прокормиться. А кому нужны были старые, больные пожилые монахи за Полярным кругом? И чудовищные мучения, которым его подвергали в заключении. Это просто невозможно представить себе — больного человека в конце концов довели до того, что его удар хватил, то есть инсульт практически от этих бесконечных допросов и, Бог знает, каких издевательств. Но если больного человека перестали выводить на прогулку в тюрьме в общий двор для прогулок заключённых и стали выводить на какой-то задний двор, куда выходили нечистоты. И он на первой этой прогулке упал в обморок.

Прот. Максим Первозванский

— Вы знаете, что меня больше всего поражает в его жизни? Вот когда вы говорили про Патриарха Тихона, про его оторванность от средств информации, с помощью которых он мог бы донести свои мысли, свою позицию, в жизни митрополита Петра это была обратная ситуация. Он был по сути дела лишён информации. И это та самая ситуация, когда ты в каждый конкретный момент можешь сказать: «Ну да, наверное, так оно и есть. Я уже старый, больной монах, — как вы правильно сказали, — делайте, что хотите». И от тебя бы, что называется, отвязались. А в условиях отсутствия всякой информации... а напомню вам, что ситуация была такая, что в 1925 году умирает Патриарх Тихон, а митрополит Пётр остался местоблюстителем патриаршего престола по сути дела до 1937 года.

М. Борисова

— Да. Патриарх Сергий был заместителем местоблюстителя.

Прот. Максим Первозванский

— Очень такой странный, шаткий титул, который много обсуждался, но важно, что это позволяло сохранить легитимность, что называется, его власти. И пусть не до 37-го, когда он был реально расстрелян, до 36-го, когда ложное известие о его смерти было уже распространено и...

М. Борисова

— Так это было официальное известие, даже панихиду совершили.

Прот. Максим Первозванский

— Да. Но важно, ещё раз говорю, что, в условиях полной оторванности от информации, ты мог в любой момент сказать: «Ну ладно, делайте, что хотите. Это уже не моё дело». И мне кажется, что весь подвиг его состоял в том, что он не дрогнул, он не отошёл в сторонку. Не то что не предал — и никто бы и не сказал, что это предательство, я думаю. Ну что можно спросить-то в этой ситуации? А вот оказывается, что можно просто быть, просто стоять до конца и не отказаться от того, что тебе поручил и дал Господь. Это, конечно, удивительный пример стояния. Он для меня тоже очень важен, потому что это было одно из первых житий новомучеников, которое я в начале 90-х годов для себя открыл. И вот эта известная его фотография, необыкновенно трогательная, в заполярном посёлке. Вот чтобы прочувствовать не просто весь ужас гонений, пыток, расстрелов, а весь ужас изоляции и того, как в этой ситуации оставаться верным Богу, оставаться верным себе, не сдаться, не отступить. Сколько людей тогда просто уходило. Кто-то снимал сан, кто-то сан не снимал, но вот закрыли церковь — куда деваться бедному священнику или бедному диакону, или монаху? Уходили в какие-то мирские профессии, ещё что-то — и кто их осудит-то? Да нет, конечно, невозможно ни в коем случае. Но здесь мы видим удивительный этот пример, когда человек никуда не ушёл и ни на шаг не отступил.

М. Борисова

— И, наверное, этому можно и научиться отчасти.

Прот. Максим Первозванский

— Я могу только благоговейно смотреть на это, потому что собственное восприятие...

М. Борисова

— Но если это возможно, значит, это возможно.

Прот. Максим Первозванский

— Значит, это возможно, да.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были: Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Прот. Максим Первозванский

— До свидания.