Top.Mail.Ru
Москва - 100,9 FM

«Неделя 11-я по Пятидесятнице. Обретение мощей святителя Митрофана Воронежского». Прот. Федор Бородин

* Поделиться

В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое празднуется обретение мощей святителя Митрофана Воронежского, о перенесении мощей преподобных Зосимы, Савватия и Германа Соловецких, а также о памяти святых апостола Матфия, преподобного Саввы Сторожевского, преподобного Феодора Острожского и святителя Тихона Задонского.

Ведущая: Марина Борисова


М. Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребренников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин.

О. Федор:

— Здравствуйте.

М. Борисова:

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в Церкви завтра, в 11-е воскресенье после Пятидесятницы и на наступающей неделе. Как всегда, по традиции, попробуем понять смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из Апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной литургией. В частности, мы услышим отрывок из первого послания апостола Павла к Коринфянам из 9-й главы стихи со 2-го по 12-й. Но, честно говоря, этот отрывок, вот слово «отрывок», по-моему, подходит больше всего, потому что это такой телеграфный стиль послания, разбитый на несколько смысловых кусков, и я даже затрудняюсь сказать, какой из них более интересен, потому что начинается этот отрывок со слов «Если для других я не апостол, то для вас апостол», и дальше идет рассуждение о том, в чем, собственно, достоинство апостола. И дальше есть такой смысловой для меня барьер, апостол Павел пишет: «Какой воин служит когда-либо на своем содержании? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?» Перед этим он говорил о том, что апостолы бывают разные, бывают обремененные семейством, как Пётр, несущие по-разному своё апостольское призвание. А он, не обремененный ничем и не имеющий возможности доставать себе пропитание каким-то ремеслом, отдаёт всего себя на служение апостольское, поэтому, я так понимаю, вот идет объяснение, почему человек, который всю свою жизнь посвящает служению Богу, достоин того, чтобы те, кто воспринимают его как учителя, каким-то образом помогали ему решать его материальные проблемы, или это не об этом?

О. Федор:

— Нет, как раз об этом, эта тема актуальна и сегодня, потому что иногда можно встретить человека, который возмущённо удивляется и говорит: «Вы представляете, мы приносим в храм пожертвования, а священники из этих денег берут себе на еду и даже кормят своих детей!» Так вот это именно об этом — о том, что священнослужитель и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, он питается от алтаря. Но как раз с апостолом Павлом ситуация несколько другая...

М. Борисова:

— Но он же ремеслом владел, он палатки мастерил.

О. Федор:

— Да, он делал палатки. И как раз Приски́лла и Аки́ла, с которыми он по сродству деятельности познакомился на рынке, у которых потом жил, и которые тоже стали апостолами, были его соратниками. И мы, зная, как он жил в Эфесе, можем себе представить, что как только восходило солнце, он уже начинал заниматься проповедью, он пишет, что приходил и в дом, и учил там в училище некоего тирана, это, кстати, очень интересно: это первый опыт преподавания основ христианства в светском учебном заведении — видимо, аренда была. И у него попечение о всех церквах, то есть он говорит о том, что и денно, и нощно к нему приходят посланники из основанных им общин по всей Азии, и по всей Ахее. А ночью, когда надо было бы спать, он делает палатки. Для чего? Для того, чтобы не было никакого притыкания, чтобы никого вот этим самым не соблазнить. Хотя он говорит: «я имею право этим не заниматься». Но вот эти слова: «Дабы не поставить какой преграду благовествованию Христову», они очень интересны, не очень важны. И вот этот принцип, когда апостол Павел ведёт себя определённым образом, исходя из того, кто на него и как смотрит, вот он очень важен. Помните слова: «Если брат мой соблазняется, не буду есть мясо вовек». Он говорит, что «я знаю, что идол в мире — ничто» и в принципе, ему всё равно, там идоложертвенное это с рынка принесли или нет, но если брат мой от этого падёт, впадёт в огорчение или разочаруется, то я не буду его трогать и вот здесь тот же принцип. То есть это, конечно, не оглядывание на то, что о тебе скажут и что о тебе подумают, это какая-то удивительная, нежная, прямо материнская забота о своих чадах, которые могут быть ещё не окрепшими. Можем это подытожить его же словами: «не дать повода ищущим повода», скажем так, человек может соблазниться. Вот апостол Павел ведёт себя таким образом, он трудится, он трудится руками.

М. Борисова:

— Дальше следует отрывок из Евангелия от Матфея, из 18-й главы, стихи с 23-го по 35-й, я думаю, что это хорошо известная многим нашим радиослушателям притча о прощении, о том, как один человек был должен 10 тысяч талантов, и этот долг он просил отсрочить, но так подействовал на своего кредитора, что тот простил ему, просто полностью простил этот долг. И выйдя от кредитора, этот человек встретил того, кто должен был ему 100 динариев, и не только не внял просьбам отсрочить расплату, но и отправил этого должника в темницу, чтобы добиться выплаты этих 100 динариев. В результате всё это привело к плачевному финалу, и тот главный кредитор, увидев это безобразие, отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга, то есть все эти 10 тысяч талантов, которые были прощены. Притча известная, потому что очень часто к ней обращаются в качестве примера, но мне тут интересно понять: мы привыкли считать, что Апостольские и Евангельские чтения воскресного дня каким-то образом всё-таки на одну тему, или каким-то образом перекликаются — как здесь связаны эти два отрывка?

О. Федор:

— Вы знаете, человек, получающий прощение от Бога, должен уметь передать его другому человеку, и вот у Максима Исповедника, у него есть такое удивительное слово, он говорит, что «Если ты, будучи прощён, не хочешь ближнего сделать участником этого дара, то ты недостоин прощения», то есть ты его не усвоил, ты его не получил, у тебя нет благодарности, ты вообще не понял, что произошло, потому что в притче 10 тысяч талантов — это вообще сумма, ну, наверное, бюджета страны того времени, это немыслимая сумма, она не может быть на руках у человека, а 100 динариев — это как раз вполне представимая сумма, хотя и немаленькая. Так вот, человек прощён, он участвует в том, что его действительно оправдали. Вы знаете, есть такое словосочетание «по-божески», но вот только в том смысле, что это как будто подарок от Бога он получил от этого человека. И апостол Павел говорит немножко о том же, можно так сказать, что он говорит: «если мы делаем вас участниками небес, мы даём вам небесное, что такого, если вы поможете нам в земном?» И действительно, вот сейчас достаточно часто об этом говорят, говорят, что священник должен идти на светскую работу, даже принимается Межсоборным присутствием, документ готовится, потом принимается Собором, о том, какие профессии, например, невозможны для священника, есть профессии, которые невозможны, которые будут порочить его сан. И действительно, в Западной Европе, мы знаем, в Соединённых Штатах, в Канаде, там, где приходы встроены в совершенно другой контекст и совершенно по-другому содержатся, многие очень священники работают на светских работах, за примером далеко ходить не надо — всеми нами любимый и уважаемый митрополит Антони (Блюм), когда ему епископ еще во Франции сказал, что хочет его рукоположить, основной аргумент был такой: «ну вы же врач, вы себя сможете содержать». Но здесь надо понимать, что как только священник выходит на такую стезю — там, Казанская в четверг или преподобный Серафим во вторник, — скорее всего останется без богослужения, то есть, если мы все-таки хотим участвовать и радоваться и благодарить за всю красоту богослужения, на какой бы день оно не попадало, прийти вечером или в любой день поговорить с священником в храме, то все-таки община должна создать эти условия. И совершенно справедливо, вот в 90-е годы было не всегда так, у нас даже было, когда я заканчивал семинарию в 92-м году, у нас даже была поговорка: «вот вам, батюшка, храм, осталось только построить», то есть священник, вот мой, допустим, соученик, там приезжал в вагончик, где за бортом минус 40, а у него щели в руку в полу, и ни средств к существованию, ни на еду особенно нет. Вот, а мудрый архиерей, он приезжает и спрашивает: «Вы хотите восстановить храм — кто? Покажите мне общину. Вы понимаете, что надо содержать и хор, и священника, и пономаря, что-то закупать», то есть не должен священник мучиться от того, на какие деньги он купит просфоры, как это, к сожалению, часто происходит. Понимаете, в Церкви у людей должна быть щедрая душа на всё. Вот в послании к Коринфянам во втором есть совершенно удивительные слова, апостол Павел к Коринфянам предъявляет упрёк (или, может быть, в первом, я сейчас забыл уже, не могу сказать) он говорит: «Уста наши отверсты к вам, Коринфяне. Вам не тесно в нас; но в сердцах ваших тесно. В равное достоинство распространитесь и вы». Ну, это такое сложное сочетание слов, то есть расширьте своё сердце так же, как оно широко открыто вам, примите. Причём говорит он это о сборе пожертвований для святых в Иерусалиме, то есть для иерусалимской общины, которая жила очень скудно, потому что со всех сторон была окружена ненавистью и прочее.

М. Борисова:

— Потому что, если верить апостолу Павлу, не надо было сразу ставить себе такую высокую планку — что «завтра конец света, поэтому нам ничего не надо».

О. Федор:

— Да, может быть, и так. Но я к тому, что вот это участие в жизни прихода ли, духовенства, клироса, заботы о храме, это не должно быть чем-то тяжёлым и неожиданным для человека. Я помню, мы открыли храм, мы считали каждую копейку, пришли люди и говорят: «Мы хотим пройти в уборную». Говорим: «Вы знаете, у нас нет уборной для того, чтобы зайти в неё с улицы». — «А почему у вас до сих пор нет для нас уборной?» Я говорю: «Ну давайте как-то соберём средства и построим». — «А почему мы должны собирать средства? Вы нам предоставьте». Вот такое отношение, понимаете, оно как у человека, который пользуется благом от Господа, как у этого бессердечного прощённого должника, и при этом не становится похожим на Бога. Ему, как сейчас говорят: «ему жадно», он хочет выбить даже небольшую часть, то есть он не оттаял там, на этом удивительном совершенно собеседовании, на котором ему простили такой большой долг, не раскрылся и не расширил своё сердце.

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребренников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Фёдор Бородин. Эта неделя у нас на редкость богата воспоминаниями об удивительных подвижниках преподобных и святителях, в общем, о таких удивительных монахах, что даже вот просто произнесёшь вслух, и уже хочется подсобраться внутренне. Начинается с того, что 20 августа, прямо вот непосредственно в воскресенье завтра, мы будем вспоминать обретение мощей святителя Митрофана Воронежского, и на следующий день, в понедельник, будем праздновать Перенесение мощей преподобных Зосимы, Савватия и Германа Соловецких, 21 августа. Вот даже не знаешь, с чего начать, потому что жизнеописания всех наших удивительных подвижников-монахов, они поразительные. Если вспоминать Митрофана Воронежского, в этом жизнеописании всё удивительно: удивительно то, что это был совершенно самый обычный, заурядный провинциальный человек XVII века, так скажем, который пришёл к таким результатам, про которые трудно понять, как человек без такого какого-то серьёзного бэкграунда, неспособный, может быть, историческими какими-то большими пластами мыслить и что-то сопоставлять, в ситуации, когда царь-реформатор встал, как бы... он не был, естественно, нельзя сказать, что он был врагом Русской Православной Церкви, но у него были, скажем так, очень напряжённые и сложные отношения, в особенности в начале реформ, со священноначалием, и вот этот простой человек, который, казалось бы, занимался очень сложной работой у себя на епархии, которая только была образована, это территория войска Донского, там полно беглых, там полно старообрядцев, всё кипит, бурлит, церкви закрываются, народ в церкви не ходит. Трудно поверить, но вот то и дело в русской истории встречаешь периоды, когда народ переставал ходить в церкви, и священники оказывались полуграмотными или неграмотными совсем, вот с чем столкнулся Митрофан Воронежский, когда оказался на епархии. И этот человек, как в советские времена говорили: «от сохи», он чуть ли не единственный, кто понял смысл деятельности Петра Великого. У меня до сих пор это не очень вяжется в голове, почему, как это всё состоялось, потому что и царь был непрост, и время было непростое, и для церковной жизни было очень непростое время, но это вот состоялось.

О. Федор:

— Вы знаете, мне кажется, что святитель Митрофан просто прекрасно понимал сферу своей компетенции и царской. Как сказал премудрый Соломон в Книге Притчей: «Сердце царя в руке Господа, и как потоки вод, Он направляет его». И святитель Митрофан, навыкший слушаться Промысла Божьего, он просто покорился, он понял, что это не ему решать все эти вопросы, что дар Святаго Духа не у него находится на решении политических, внешних, внутренних вопросов, вот духовные вопросы — да. Но, вы знаете, удивительно, что если попытаться понять, в чём главная компетенция священнослужителя, вот как сформулировать — это молитва. И очевидно, что святитель Митрофан, будучи простым сельским священником, овдовевшим в сорок лет, когда подрос уже сын у него, он был человеком глубочайшей молитвы, и этим он был готов встать на любое место, на которое поставит его Господь. Конечно, он никогда не помышлял о том, что он станет епископом. Конечно, он был в послушании своего архиерея и не мыслил об этом. Но вот он уходит в монастырь. Вы знаете, среди монахов есть совершенно оправданная поговорка о том, что «нет большей проблемы для игумена, чем овдовевший протоиерей, ставший монахом», ну потому что он привык руководить, он привык к определённому образу жизни, даже если не привык руководить, не был настоятелем, всё равно, это сформировавшаяся традиция, в которую он принадлежит. Обратите внимание, в этом монастыре будущего святителя через три года просят стать игуменом — вообще небывалое дело, понимаете? Почему? Потому что человек пришёл и со своим опытом любви, вот этим светом, который в нём, нестяжание, которое потом так удивительно проявилось, что не было денег на похороны, оказалось, что нет у него, когда после смерти открыли его келью и стали обыскивать всё, что там находилось. То есть он был уже готов к этому, и, конечно, в этой молитве он спрашивал: как мне поступить? Были же случаи, когда он перечил Петру I? Были! Мы знаем, все эти изображения языческих богов, он отказался там дворец этот построенный освящать, царь был в гневе, но тем не менее, поскольку это было противостояние в кротости, тут даже Пётр I отступил, уж на что был человек с тяжёлым характером. Поэтому святитель Митрофан — это как раз образ того, что если ты близко Господа знаешь, то ты любое послушание, на которое тебя Церковь поставит, будешь исполнять хорошо.

М. Борисова:

— Я думаю, что мы, наверное, очень мало успеем сказать о Зосиме, Савватии и Германе Соловецких, поскольку о них можно говорить часами, это жизнеописание удивительное, полное приключений, и не только духовных, но и чисто физических, можно его представить себе в виде какого-то многосерийного фильма, потому что очень насыщенное событиями, казалось бы, в глуши, в каких-то безлюдных местах, а столько событий у людей происходило! Но мне кажется, что здесь очень важная фигура Германа. Вот посмотрите, его стремление к этому уединённому подвигу привело их всех в результате на Соловке. Но люди не выдерживали, а он выдерживал, и он туда возвращался и находил нового собрата, который готов был с ним разделять все вот эти невзгоды, и он никогда не претендовал на первенство. И вообще, когда речь там зашла о том, что уже какая-то братия появилась и вроде как община монашеская нужен вроде настоятель, сколько они пытались выпросить у архиерея, чтобы прислали им игумена, ведь двоих присылали, но люди там просто не выдерживали. Вот удивительна эта фигура Германа, мне кажется, своей целеустремлённостью. Представить себе вообще, даже сейчас, при современных возможностях хотя бы согреться и найти какое-то пропитание в виде консервов или каких-то сухих продуктов, представить себе, как это было тогда, и вот человек поставил себе цель, и он эту цель не только сам исполнил, но и столько людей приобщил к этому, и открыл такое место, которое до сих пор питает людей, почувствовавших вкус в этой монашеской жизни.

О. Федор:

— Ну, и не только, тут даже ведь огромное паломничество и мирских людей, которые не ставят себе цель уйти в монастырь, которых, скорее, всегда называли «монахолюбцами», есть такое славянское слово церковное, прекрасное. Да, в этой истории о монастыре, который расцвел там, где и жить-то почти невозможно, вот в этой истории, мне кажется, что для нас очень важно, вот для нас, для людей, живущих в тёплых домах зимой и которым более-менее есть что кушать, что важно? Важно, что цель, с которой уходили отцы Зосима, Савватий и Герман, была — уединение. И чем тяжелее природа вокруг, тем меньше народу придёт тебя из неё пытаться выхватить. А те, кто останутся жить — это те, кто может это выдержать. Вот не подвиг ради подвига, понимаете, а уединение и тоже не ради него самого, а ради молитвы, которая в этом уединении лучше и глубже тебя охватывает. Вот я сегодня разговаривал с одной нашей прихожанкой, точнее, принимал исповедь на богослужении, она вернулась после одного большого крестного хода. Она говорит: «Я с огромным трудом сейчас разговариваю с людьми, мне очень тяжело. Я шла вот несколько дней и просто читала Иисусову молитву». Причём она шла в толпе, хоть и организованной, но это толпа чужих людей. Но почувствовав вкус молитвы, вот эту сладость, человек не хочет с этим расставаться. И конечно, мы не Зосима, не Савватий и не Герман, но каждому из нас всё-таки нужно иногда уединяться для того, чтобы творить молитву, лучше хотя бы раз в день, это вот то, что мы можем и, мне кажется, должны взять из их опыта.

М. Борисова:

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин. Мы ненадолго прервёмся, вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова:

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья! В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы каждую неделю говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Вот 22 августа Церковь вспоминает апостола, про которого почти ничего не известно. И мне кажется, для нашего пытливого ума это очень интересный повод и поискать информацию, и поразмышлять, потому что этот апостол был избран оставшимися после отпадения Иуды Искариота 11-ю учениками Спасителя для того, чтобы восполнить их вот число 12. Был избран по жребию и звали его Матфий, и это, наверное, для нас только усложняет нашу задачу, потому что в источниках, по крайней мере, первых веков христианства, их часто путали, и вычленить информацию, которая касается непосредственно апостола Матфия, очень трудно, его путали с Матфеем. И, мне кажется, до сих пор многие путают.

О. Федор:

— Да, вот мы сегодня с вами слышали слова апостола Павла: «Для кого-то я не апостол, а для вас апостол». Но труды всех апостолов, даже если мы мало чего знаем об их житиях, а мы мало знаем, вложены в каждого из нас. Мы приняли веру через руки десятков поколений христиан, и все восходим, и все являемся учениками, поэтому даже если мы о Матфие мало знаем — все, что знаем, надо очень внимательно беречь, и в связи с этим слова апостола Петра, главы апостольской общины, не главы, а он как бы играл роль уст апостольской общины, о том, как они выбирали, они для нас очень важны, и почему выбирали? Выбирали потому, что апостолы осознавали себя новым Израилем, новой Церковью, и как 12 колен в ветхом Израиле, так должно быть 12 апостолов в новом Израиле, в Церкви. И они помнили слова Христа о том, что «вы сядете судить 12 колен израилевых», и поэтому должен был быть еще один человек избран. Но каким он должен быть? Надобно, чтобы один из нас, — говорил апостол Петр, — которые находились с нами во все время, когда обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоанна вот до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем Воскресения Его, вот самое главное, что это должен быть человек, который был от крещения Иоаннова и до Воскресения и Вознесения, который пойдет свидетельствовать о том, что Христос Воскрес, вот это самое главное свидетельство апостолов — если он при этом не присутствовал, не был, ему не являлся если Христос Воскресший, то он не может быть апостолом, вот это важнейшая характеристика апостольства. Подошло два человека: Иосиф, называемый Варсавой, который прозван Иустом, и Матфий, и бросили жребий. Апостолы бросали жребий, мы знаем, что они бросали жребий, кому куда идти проповедовать и вот в этом случае тоже. Ну, наверное, им Господь открыл, что так надо, а нам, христианам, не надо бросать жребий, об этом все святые отцы говорят: не нужно так гадать, вынуждать Господа, мы не можем требовать у Него чуда. Апостолы жили в постоянном чуде, в состоянии пребывания чудес с ними постоянно.

М. Борисова:

— Но Патриарха Тихона выбрали жребием.

О. Федор:

— Да, но это редчайшие такие случаи, но лучше этим не злоупотреблять. «И выпал жребий Матфию, и он сопричтён к одиннадцати». И вот это, кстати, тоже очень важная фраза, ведь если мы читаем Книгу Деяний, там будет сказано много раз: «Господь ежедневно прилагал к Церкви, и в Церковь вошло столько-то тысяч». И вот это «сопричтение к одиннадцати», пока это, даже не знаю, как сказать... венец Церкви. Церковь шире, чем одиннадцать, там ещё семьдесят, и мы от апостола Павла, знаем, что примерно пятистам людям явился Воскресший Христос, но, тем не менее, к ним должен быть сопричтён человек, и вот он входит для того, чтобы проповедовать, пострадать, быть убитым.

М. Борисова:

— По преданию — побитом камнями.

О. Федор:

— Да, но это его честь и слава, это его участие в страданиях Христовых, как Павел говорит.

М. Борисова:

— Но почему неважно, практически почти ни от кого из 12-ти апостолов не осталось достоверных свидетельств о их миссионерских путешествиях? То есть какие-то фрагменты, и далеко не обо всех. Мы можем говорить с той или иной степенью достоверности о миссионерской деятельности апостола Фомы в Индии, например, потому что до сих пор есть община, которая хранит эту память. Мы с той или иной степенью достоверности можем рассуждать об апостольских путешествиях Андрея Первозванного, но на самом деле большинство этих путешествий для нас остаются тайной, загадкой или чем-то, может быть, не очень важным. Но поскольку всё, что связано со Священным Писанием имеет своё значение, как объяснить вот эту теряющуюся где-то восьми веков историю этих 12-ти человек?

О. Федор:

— А как её было сохранить? Не было библиотек, нельзя было скачать всё на флешку, сфотографировать. Всё это горело, всё это уничтожалось, войной. В Палестину, например, в 614 году пришёл Хозрой, Персидский второй государь, который просто сравнял всё с землёй, кроме базилики, в Вифлееме, он просто уничтожил всё, что было памятно о христианстве, горели свитки, горели рукописи. А у апостолов, мы знаем из какого-то такого письменного эха: «вот такой-то историк упоминает о том, что такой-то святитель видел такую-то книгу — труды такого-то апостола, и там говорилось о том, что он был там-то», и это уже очень много. Если посмотреть, как, например, до нас сохранились сведения о Гомере, их будет ещё меньше. Понимаете, вот такой был мир страшный и тяжёлый, он не хранил информации. Но Священное Писание, сконцентрированное в основном на апостоле Петре, книга Деяний и апостоле Павле, вторая её половина, она даёт нам просто два образца самых великих проповедей для христиан из иудеев — это Пётр, в основном, и проповедь для христиан из язычников — это в основном Павел. А остальное всё, оно с нами в нашем сердце, когда-нибудь мы это узнаем, а сейчас мы доверяем словам Христа, Который сказал, что «вы будете научены всему», мы же приняли помазание Святаго Духа, и веру Христову через апостольские труды, повторюсь: мы обязаны всем святым апостолам, мы все их ученики, они каждый для нас — учитель, и вот этот Святой Дух, это научение, которое мы имеем в себе, мы просто должны быть к нему внимательны, вслушиваться в него и нам всё будет открыто. А если мы хотим узнать конкретно о Фоме, Андрее или Матфии, надо дождаться Царства Небесного, и там, как апостол Павел говорит, что «мы узнаем, как узнаны», мы не только Господа узнаем, мы и святых узнаем, можно будет подойти к апостолу Павлу и сказать: «Святой апостол, я вот что-то не понимаю тут, в послании к Евреям, объясни мне, пожалуйста», и у него найдётся время, он объяснит, понимаете, просто там будет всё по-другому, и про Матфия, и про своего святого, и про Митрофана Воронежского, и про Зосиму, Савватия и Германа, всё нам они объяснят, если мы чего-нибудь не поймём. Вы знаете, когда мы поём величание святому, мы говорим о его славе: «наставниче монахов, собеседниче ангелов», а вот когда мы поём величание апостолам, мы говорим: «и чтим болезни и труды твоя». И в кондаках апостолам очень часто встречается такая мысль о том, что «болезни твои Бог принял паче всякого всеплодия» — это, кстати, Петру и Павлу, например. Мы вспоминаем, как это было, с одной стороны, тяжело, достаточно открыть послание к Коринфянам, почитать, где апостол Павел говорит, сколько раз он был побит камнями, так что, почитав за труп, его тело выкидывали за город, 39 ударов палками, почему не 40 — потому что 40-й должен был быть смертельный, ему был вынесен не смертельный приговор, как его предавали, как он тонул после кораблекрушения, как он говорит: «Я, как с дикими зверями, боролся в Эфесе», имея в виду толпу людей, которые хотели его растерзать, вот они всё это понесли, а зачем? Почему они не могли сидеть и молиться? Понимаете, они хотели поделиться, это то, что мы совершенно не умеем, они не могли терпеть, потому что есть огромное количество людей, которые ещё не знают о том, что Христос Воскрес, и надо идти и говорить им об этом, а потом надо идти по второму, по третьему кругу и наставлять уже выросших христиан, и прийти ещё раз туда, туда, туда, понимаете? Это вот желание поделиться сокровищем, которое у тебя есть, верой в Господа Иисуса Христа. Мы, к сожалению, раздавленные ещё советским временем, мы вот получили это сокровище, бережём, а чтобы кому-то рассказать о нём — ну, вот это пусть священники рассказывают, там они на это поставлены — нет, не только. Как раз апостол Пётр говорит о том, что «мы должны быть готовы в любую минуту дать отчёт о своём уповании с кротостью», что вот тебя остановили на улице и спросили: «Во что ты веруешь? Ты что, верующий?» И сказать — «Да». Знаете, примерно в 80-м году или в 79-м, наверное, может быть, в 80-м, не помню, в учебном году, когда ещё всё было закрыто и ничего было нельзя, учительница истории, увидев цепочку на шее одного моего соученика, подняла его и спросила: «А ты что, верующий?», желая над ним насмеяться просто при всех, при том, что у человека был очень высокопоставленный отец, и понятно было, что ему прилетит. Вот, и этот мой поныне друг на этот вопрос при полной тишине, потому что все понимали цену вопроса, он сказал: «Да, я верующий!» И посмеяться не получилось, получилось как раз обратное, получилось то, что все его стали удивительно уважать после этого, что вот такой человек, даже сказать, что «я верующий» было тогда тяжело, а этот подросток, он не постеснялся, я до сих пор помню такой вот маленький апостольский подвиг, вот и нам всем надо в этом направлении трудиться.

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, протоиерей Фёдор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. Как я и говорила, на этой неделе у нас просто россыпь воспоминаний об удивительных подвижниках, о преподобных отцах, причём в большинстве своём просиявших именно на нашей земле. Мы 23 августа будем вспоминать преподобного Савву Сторожевского, 24 августа — преподобного Фёдора Острожского и 26 августа — святителя Тихона Задонского. Вот про Савву Сторожевского, я думаю, москвичам и жителям Подмосковья даже напоминать не надо, потому что это один из дивнейших монастырей в Звенигороде — Саввино-Сторожевский монастырь. Савва Сторожевский был одним из первых учеников преподобного Сергия, и, собственно, именно Сергий благословил его на игуменство. И это был такой удивительный, по-видимому, дар — создавать вокруг себя на многие века атмосферу, где хочется остаться и молиться. Монастырь этот, если кто-то может посетить, я думаю, это лучше всяких рассказов даст понять, что же за жемчужина хранится в Звенигородской земле, потому что даже просто, когда заходишь в храм, где хранятся мощи преподобного Саввы, чувство такое же, как бывает в Троице-Сергиевой лавре, когда заходишь в Троицкий собор, где покоятся мощи преподобного Сергия Радонежского. Причём удивительным образом даже история сохранности этих мощей в XX веке очень похожа: как главу преподобного Сергия неимоверными подвигами и трудами хранили несколько десятилетий, чтобы она не подверглась поруганию, то же самое произошло с главой преподобного Саввы Сторожевского, которую тоже один благочестивый сотрудник исторического музея вот с риском для жизни сохранял до тех пор, пока не открылся в Москве Даниловский монастырь, и эту святыню принесли туда.

О. Федор:

— Да, действительно, у преподобного Сергия и его чада Саввы Звенигородского очень много общего, хотя бы ещё и то, что соборы, где хранятся их мощи: и Троицкий в Лавре, и собор Саввино-Сторожевском монастыря построил князь Юрий Звенигородский, крестник Сергия Радонежского, сын Дмитрия Донского, и поэтому они очень похожи между собой, такая совершенно древнерусская архитектура. А то, что касается мощей преподобного Савы, к ним, вот к тому, что вы сказали, можно добавить следующее: однажды в 90-е годы, после торжественного перенесения главы, которое возглавлял покойный патриарх Алексий из Данилова монастыря в Саввино-Сторожевский монастырь главы Саввы Сторожевского, к нам в храм Космы и Дамиана на Маросейке приехала группа каких-то документалистов, телевизионщиков, что-то снимать, я не помню, какое-то интервью. И расположились, и был там среди них оператор, который рассказал... Я, к сожалению, не записал его ни телефона, ни фамилии, имени, отчества, не знаю, но свидетельствую, рассказывая это, что я слышал это из первых уст. Он сказал, что его пригласили снимать фильм и монтировать его потом о вот этом крестном ходе по перенесению мощей, хотя, — говорит, — я ни сном, ни духом никаким образом никогда церковной тематики не касался и вообще никакого отношения к этой части жизни я не имел, почему пригласили меня, я не знаю. Вот я это снимал, мы этот фильм сделали. И в процессе, пока делали этот фильм, он в том числе снимал человека, у которого в доме хранилась эта честная глава. И каково же было удивление, когда оказалось, что это человек, который прожил с ним много-много лет в соседнем подъезде, и глава хранилась в комоде, а через стенку, — он говорит, — «была моя кровать и лежала моя голова, и я там 25 лет спал, оказывается, в полуметре от главы Саввы Сторожевского, и просто об этом не знал, и вот поэтому он меня выбрал». И это такое произвело на него впечатление, что человек пришёл к вере, воцерковился, стал заниматься вот этими церковными просветительскими проектами, вот такой промысел святого Саввы о том, кто будет, за много лет ведший человеку к тому, чтобы сделать этот фильм.

М. Борисова:

— Ну, к преподобному Савве трепетно относились на протяжении многих веков. Уж казалось бы, такой не очень благочестивый, по крайней мере, в первой части своей жизни человек, как Александр Сергеевич Пушкин, и то был настолько... Ну, правда, его, когда он был маленьким, до 12 лет периодически возили в Саввино-Сторожевский монастырь на богомолье...

О. Федор:

— Он там не очень далеко проводил детство, в нынешнем Одинцовском районе.

М. Борисова:

— Но запало ему в душу, и он даже переводил на русский язык житие преподобного, и, в общем, как-то это, по-видимому, был очень близко его сердцу святой. Ну, меньше повезло, конечно, с памятью преподобному Фёдору Острожскому, то есть абсолютно историческая такая титаническая фигура князя-воина, можно сравнить: вот мы представляем себе образ воина Александра Невского — ну вот, собственно, участник Грюнвальдской битвы, потомок Рюрика и великого киевского князя Владимира преподобный Фёдор Острожский, тоже вот был вполне себе князь-воин, и тем более поразительно, что закончил он свою жизнь, вот эту вот великолепную историческую — иноком в Киево-Печерской лавре, и был прославлен, когда были обретены его нетленные мощи. Вот лишний раз подумаешь: вот так вот читаешь новости, составляешь себе представление о том или ином политическом или государственном деятеле, а потом оказывается, что он просиял нетленными мощами в Киево-Печерской лавре.

О. Федор:

— Да, это действительно великий воин, который сам рубился во всех этих сечах, который был чрезвычайно богат, принимал большие дары, угодья, руководил огромным количеством территорий и людьми, которые на них жили, а услышал слова Христа: " Хочешь быть совершен — отдай все и иди, последуй за Мной«. И вот оказывается, что очень скромная келья в Киево-Печерском монастыре, с молитвой, со скудной пищей, без какой-либо власти над кем-либо, вот для него была милее, чем любые хоромы, любые тюрьма, как человек любил Христа и любил с ним разговаривать, что это было для него дороже всего. Мы знаем очень много людей, и это было привычно, когда боярин какой-то, даже государь перед смертью принимал постриг, но это скорее, когда человек уже понимал, что всё, что он уходит, и для того, чтобы осуществить надежду, что в постриге прощаются предыдущие грехи, а князь Острожский Фёдор — нет, не так, он как раз вот стремился, его обязанности ему не давали этого сделать, а когда он смог, он с радостью пошёл в Киево-Печерскую лавру.

М. Борисова:

— Ну и 26 августа — вот удивительно закольцовывается по смыслам эта неделя — память Обретения мощей святителя Тихона Задонского. Опять Воронежская губерния, опять территория войска Донского, прошло больше ста лет, мы вспоминали Митрофана Воронежского, XVII век, вот XVIII век, Тихон Задонский — то же самое поприще и те же самые проблемы. Поразительно, вот иногда думаешь, всё-таки мы привыкли так вот думать, что русское православное государство, оно как-то было более-менее стабильно, по крайней мере, во взаимоотношении общества и Церкви, а оказывается с удивительным постоянством там то в одном месте, то в другом церковная и духовная жизнь приходила в полное расстройство, и спустя сто лет епископ на той же самой кафедре должен был решать те же самые проблемы: проблемы со старообрядцами, проблемы с тем, что церкви закрываются, потому что туда народ не ходит, проблемы с тем, что нужно священников образовывать, потому что они толком грамоты не знают. Вот объяснить это постоянство затухания духовной жизни на той территории, которую мы привыкли считать, что вот это всё-таки кладезь веры православной, мы всё время себя отождествляем с людьми оттуда, в нашем представлении.

О. Федор:

— Дело в том, что Христос не обращается к народу, к этносу, к субкультуре, к семье, Он обращается к человеку, и обращается к человеку через его свободу, как сказано в Священном Писании: «Стою и стучу, не отворит ли кто», Он не может насильно выбить дверь, войти и начать хозяйничать душе, это тогда будет небогоподобие человека, и поэтому человек может сказать «нет, я не хочу», а когда люди не являют собой присутствие Христово, то постепенно всё забывается, форма исполняется, а потом и она перестаёт исполняться. Вот поэтому Евангелие утверждается святостью, и Тихон Задонский это человек как раз, который, в общем-то, пережил жизнь разочаровывающую, это епископ, который потерял кафедру по немощи, нездоровью, который остался в монастыре, вынужден был работать сам, получал нагоняи от своего келейника, что, кстати, вот вы говорите: сто лет прошло после Митрофана Воронежского, а ведь Пётр I ввёл «табель о рангах», который въелся настолько в сознание людей, ну, помните рассказ Чехова о встрече двух людей, которые разошлись в этом «табеле о рангах» или можно там лекции Лотмана об этом послушать, это очень интересно. И архиерей в этом табеле о рангах, он был равен почти губернатору, он не мог ездить на двойке лошадей, должно было быть четыре минимум и прочее, в зависимости митрополит это или просто архиерей, и чтобы стукнули архиерея, даже на покое, такого представить себе было нельзя, но святитель так смирялся, что он это позволял, понимаете, это удивительная святость, удивительная крутость, удивительное смирение. Мы просто немножко в другую эпоху живём и не понимаем, что это такое было — епископу смиряться, это как это вообще? Епископ судил духовенство, вы знаете об этом? Он решал их судьбу, мог отправить провинившегося священника там года на полтора, на три в монастырь, а семья его в это время голодала. Колоссальная власть была в руках у епископа над людьми, а вот владыка её не хотел брать, владыка хотел молитвы, владыка хотел говорить с Богом и писать об этом, и его книги, «Об истинном христианстве», например, это великие книги, потому что они рождены из его собственного опыта, поэтому это так и прозвучало, и поэтому сейчас на его память, казалось бы, архиерей, который остался без кафедры — вы посмотрите, что творится на его память в его обители, там яблоку упасть негде! Прошло столько лет, а люди приходят за этим опытом к нему.

М. Борисова:

— Но там удивительно не только то, что он смирялся перед келейником, а то, что человек, который мог писать такие духовные труды, к нему подходит юродивый, а в нашем представлении юродивый, всё-таки это снятый с иконы образ, а так вот в жизни, я думаю, что многие видели каких-то не очень адекватных, странных людей в церкви, вот они как раз те самые юродивые, только вот представить себе, что такой юродивый подойдёт к тебе и даст тебе пощечину при всех, и скажет: «Не высокоумь!», а ты не просто прихожанин, мирянин, а ты — епископ.

М. Борисова:

— Да, это поразительная кротость, это как Христу пощечину, понимаете, это следование за Христом. Это человек должен в таком смирении внутреннем быть, чтобы не возмутиться духом, не ответить, не сказать что-то, ведь что такое слово епископа, это может быть очень больно и очень тяжело. Именно поэтому, вот вы спрашиваете: как человек мог писать такие книги? Наоборот, Марин, человек мог писать такие книги, потому что он умел так смиряться.

М. Борисова:

— Но это при том, что от природы человек был очень вспыльчивый и в гневе вполне такой впечатляющий.

О. Федор:

— Ну вот он с этим просто боролся изо всех сил, во-первых. Во-вторых, вот я много раз слышал о том, что, возможно, ему были знакомы тяжелые депрессивные состояния, и сейчас, когда у нас очень умножились эти расстройства и болезни, ему молятся об избавлении, о преодолении вот этих вот тяжелых состояний люди. Мы говорили сегодня о святых, живших в совершенно разной эпохе, в разных странах, в разных обстоятельствах, но среди них не было человека, который не стремился бы к молитве, к смирению и кротости. Есть пути, есть добродетели, которыми каждый христианин, в каком бы он ни жил в обществе и при каких обстоятельствах, должен обязательно пройти.

М. Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица», в студии были Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин. Слушайте нас каждую субботу, поститесь постом приятным. До свидания.

О. Федор:

— До свидания.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем