«Антипасха — Фомино воскресенье. Радоница». Прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников, главный редактор молодежного портала Naslednick.online протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое празднуется Антипасха, о поминовении усопших в праздник Радоницы, а также о праздновании в честь перенесения мощей святых благоверных князей-страстотерпцев Бориса и Глеба и о памяти святых преподобного Нектария Оптинского, святителя Игнатия Брянчанинова и преподобного Пафнутия Боровского.

---

М.Борисова:

- Добрый вечер, дорогие друзья!

С вами – Марина Борисова.

В эфире – программа «Седмица», в которой мы, каждую субботу, говорим об особенностях Богослужения наступающего Воскресенья и предстоящей недели.

И сегодня у нас в гостях клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

О.Максим:

- Здравствуйте!

М.Борисова:

- С его помощью, мы постараемся разобраться, что ждёт нас в Церкви завтра, в Фомино Воскресенье, и на наступающей неделе.

Вот, сколько ни объясняй… каждый год – и в проповедях, и на всевозможных православных сайтах, и в публикациях православных изданий – объясняется, что же такое – Антипасха. И, каждый раз, всё равно, глаза спотыкаются на этом «анти», и, каждый раз, напоминаем себе: так, это – Фомино Воскресенье… всё… вспомнили.

Давайте, опять, очередной раз, вспомним – почему «анти», и что «анти» – это не «против».

О.Максим:

- «Анти» это – «напротив». Или – «вместо». Или – «за».

То есть, слово «анти»… эта приставка «анти», в греческом языке, конечно, в современной культуре, вошло именно как «против»… Баба Яга – против… но для церковной культуры, конечно, это не так.

Поэтому, Антипасха – это следующее, после Пасхи, воскресенье, которое идёт за Пасхой. Напротив Пасхи.

М.Борисова:

- То есть, это – повторение Пасхи.

О.Максим:

- Вот… не совсем повторение Пасхи. Потому, что, как раз, на Фомину неделю мы заканчиваем… всю неделю прошлую у нас, включая и сегодняшнюю субботу ( утро ) у нас совершалось чисто Пасхальное Богослужение, и, вот, сегодня, перед Всенощным Бдением, в храмах, где совершался 9-й час, по окончании 9-го часа, а где 9-й час не совершался, был просто за несколько минут пропет тропарь «Запечатану Гробу» ( тропарь 9-го часа ), и – Царские Врата закрылись.

И, дальше, Богослужение пойдёт, хотя и Пасхальное – то есть, много Пасхальных элементов, но уже не будет петься Пасхальный канон, уже не будет стихир Пасхи – уже будет всё по-другому. Уже мы будем последующие 40 дней держать Пасху непрерывно в голове и в сердце, но она у нас… как бы, вот… богослужебно, немножечко уступит место другим церковным событиям.

М.Борисова:

- И повторится на отдание.

О.Максим:

- Да! И, больше того, именно… вот… сегодня вечером, на Антипасху, поётся величание, соответствующее празднику. То есть, мы ещё вспоминаем в этот день события Великой Субботы – Сошествия Христа во ад: «Величаем Тя, Живодавче Христе, нас ради во ад Сшедшаго, и Собою вся Воскресившаго!» То есть, это – своего рода, выдох. И, если мы говорим про всю Пасхальную неделю – как вдох, то это – выдох, и новый взгляд – уже, такой, немножко более спокойный – как на события Страстной недели, так и на события Воскресения Христова.

М.Борисова:

- Но мы, обычно, обращаемся за смыслом каждого воскресенья к тому отрывку из Евангелия, который читается за Литургией. И, вот, отрывок из Евангелия от Иоанна, который мы будем слушать завтра, во время службы, он начинается в тот же первый день недели, вечером. Когда двери дома, где собрались ученики Его, были заперты, из опасения, от иудеев, пришёл Иисус, и стал посреди. И говорит им: «Мир вам!» И, после того, как Он уже благословил их на проповедь, после описания вот этого первого Его явления ученикам, проходит какое-то время, и, в том же отрывке, мы, во второй его части, читаем: «После восьми дней, опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришёл Иисус, когда двери были заперты, стал посреде них, и сказал: «Мир вам!»

Почему, вот, эти два зеркальных явления, и почему, каждый раз, через закрытые двери? Ведь, они уже, первый раз, видели, что это Спаситель – вот, убедились. Чудесное Его явление – во плоти, Воскресшего, Преображённого, другого. И – опять повторение зеркальное. Почему?

О.Максим:

- Вообще, интересно… Я хотел бы начать немножко издали.

Дело в том, что этот отрывок Евангельский, о котором Вы сказали, о котором Вы сейчас напомнили – первая его часть читается на Пасхальной Вечерне – той самой службе, которую, к сожалению, не так часто люди посещают, которая совершается в сам день Пасхи, вечером. И этот отрывок – очень краткий, который повествует о том, что Господь явился Своим ученикам, а Фомы с ними – не было. И здесь – конец, прямо разрыв пополам.

А сегодня этот отрывок читается полностью. То есть, опять, да – Фомы не было с ними, но он «… и по днех осмих паки бяху внутрь ученицы Его». А Фома – уже был с ними.

То есть… почему «дверем затворенным»? Ну, потому, что ничего не изменилось во внешней жизни. Они же закрывали двери-то не от Христа Воскресшего. Они закрывали двери – они просто сидели, спрятавшись.

Как бы это сейчас ни звучало, может быть, несколько легкомысленно, по отношению к великим апостолам и ученикам Христовым, мне вспоминается «Муха-цокотуха»: тараканы – под диваны, а козявочки – под лавочки, а букашки – под кровать. То есть, это реальное состояние страха. Я сейчас хотел бы эту весёлость убрать на секунду… она у нас проявилась, а дальше – её убрать… ну… действительно, страшно! Когда ты понимаешь, что тебя могут, в любой момент, арестовать, и казнить, и, поэтому… это ж никуда не делось за неделю!

Поэтому, они и, с одной стороны, держались вместе – хорошо, что они друг от друга не разбежались, но, с другой стороны, они носа на улицу не высовывали - вот, так бы я ещё это сформулировал – и сидели за закрытыми дверями.

И, поэтому, в общем… смелость-то у них появилась только после сошествия на них Святого Духа. То есть, после пятидесяти дней по Воскресении Христовом, в День Пятидесятницы, когда Дух Святой сошёл на них в огненных языках.

М.Борисова:

- А почему для нас так важно уверение Фомы, хотя мы постоянно слышим, в разных интерпретациях, в словах Спасителя мысль, что блаженны не видевшие, и уверовавшие?

Почему же блаженно неверие Фомы в глазах Церкви, который потребовал уверения… вот… такого – осязательного?

О.Максим:

- Ну… Вы знаете… вообще, вот… мы когда читали с детьми моими, этим Великим постом, Книгу Бытия, они мне задавали очень много вопросов: «Вот это – почему? А почему Авраам так поступил? Почему он Сарру, жену свою, фараону отдал? А вот это – зачем?...» – и у меня, собственно, был один ответ на все их такие сомнения, что Библия – очень честная Книга.

Понятно, что это уже тоже – общее место, и я ничего такого нового сейчас не говорю, но Библия, действительно – очень честная Книга. Они описывает и грехи, и слабости, и просчёты, и провалы, и…

Так и здесь – мы же видим… почему Фома называется неверующим? Потому, что он, ведь, прямо сказал, что «я пока сам не увижу, не поверю»: «Что вы мне тут говорите? Вы – что, вообще… все с ума сошли? Зачем вы сейчас, вот, себя накрутили, и выдумываете?» – ну, вот, так, наверное, он им, если по-современному, сказал: «Чего вы тут, вообще… какие-то, там, уже… допостились до галлюцинаций! Пока сам не увижу, не…»

Причём, он сказал не просто «не увижу», он сказал: «Пока не вложу перста моего в язвы гвоздиныя, не иму веры!» – то есть: «Пока я не потрогаю, пока я не пощупаю, пока я не убежусь, что это не видение, не ещё что-то… я не поверю». И Господь удостаивает его такого откровения, потому, что… ну… он хороший человек-то был! Вот… и… он удостаивается этого, что Господь ему говорит прямо: «Возьми руку свою – и осяжи, и виждь!»

И, вот, поэтому, для нас это очень важно – что это было уверение человека, который не позволял себе поверить. Не то, что он… там… был неверующим, не то, что он – не хотел поверить. Но он – не позволял себе поверить.

У нас такое бывает. У нас… ведь, мы тоже люди, сотканные из кучи противоречий, когда мы не позволяем себе чего-то. Кто-то не позволяет… я сейчас про совсем мирские вещи скажу… кто-то не позволяет себе любить. Кто-то – не позволяет себе радоваться. Кто-то – не может никак позволить себе земного счастья. Кто-то – не может себе позволить быть добрым. Вы знаете… я сталкиваюсь тут с одним человеком у нас в храме, регулярно, который… ну, настолько строгий и серьёзный… и я ему уже несколько лет – может быть, десять и больше, – говорю: «Ну, улыбнись, пожалуйста!» А он… как-то, так… в какой-то момент мне сказал: «Я что-то не могу себе позволить улыбаться…» – хотя, вроде бы, у него всё нормально.

То есть, так и Фома – не мог себе позволить поверить. И Господь пробивает эту его… не сомнения даже, а эти какие-то внутренние тоже… страхи, может быть, отчаяние, может быть, какие-то другие вещи… и говорит: «Вот он – Я! А теперь что скажешь?» И Фома, конечно, падает перед Ним ниц, и говорит: «Господь мой, и Бог мой!»

М.Борисова:

- Ну, и, после этого, благословенная Индия была просвещена!

О.Максим:

- Да. И тогда Господь говорит, что – да: «Ты увидел – и поверил. Блаженны не видевшие, и уверовавшие!» – потому, что, конечно, для Фомы – это уже не вера, да? Что такое вера? Это, как говорит апостол Павел, «обличение вещей невидимых». То есть, то, что ты не видел, но то, во что ты веришь.

М.Борисова:

- Но, ведь, для Фомы – это… опять…

О.Максим:

- А для Фомы это стало…

М.Борисова:

- Переводя на современный язык, это – результат эксперимента…

О.Максим:

- … это – знание. Это – просто знание. Это – его собственный опыт, который… и, опять-таки… не какой-то внутренний опыт, а это…

М.Борисова:

- Это, как нас учили в советское время – что такое бытие? Это – объективная реальность, данная нам в ощущении…

О.Максим:

- … в ощущении. Вот – да, у Фомы это теперь стало той самой объективной реальностью, данной ему в ощущении. И, поэтому, это важно для нас. Именно поэтому, этот честный очень отрывок – он в Евангелие включён, и оказывается одним из самых центральных моментов.

М.Борисова:

- Ну, и… у нас ещё одно ощущение прибавляется к нашей жизни – радости православных христиан – потому, что Фомино воскресенье, в народе называемое «Красная горка» – день, с которого Церковь снова, после длительного перерыва, начинает соединять в Венчании семейные союза жениха и невесты.

О.Максим:

- Да, и это просто замечательно! Я тоже венчался на Красную горку 33 года назад. «Жил Старик со своею Старухою ровно тридцать лет и три года…»

М.Борисова:

- … с чем мы Вас и поздравляем! С вашей годовщиной.

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

- Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица».

С вами – Марина Борисова.

И – со мной в студии наш сегодняшний гость – клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

На наступающей неделе, самый знаменательный день – это вторник Второй седмицы – Радоница – день Пасхального поминовения усопших.

Ну… я уже не говорю о том, что никто, толком, не знает, откуда само это слово взялось. Оно такое – славное, радостное, и вполне соответствует духу того, что мы сейчас все испытываем, но – что за слово, почему «Радоница», как это получилось… очень много версий, одна достойней другой, и… так никто, толком, объяснить и не может.

О.Максим:

- Ну, куда-то они уходят в славянские наши корни, в языческие. Вот… и какие-то были и бабки-радуницы, и ещё кто-то там был… вариантов много.

М.Борисова:

- Но… вот…

О.Максим:

- Исследователи, по-моему, не имеют у нас общего мнения по поводу того, что значит это слово.

М.Борисова:

- Нет, есть версия, которая восходит к балтийским наречиям. Поскольку, в литовском языке, «раудене» – это «плач с причитанием»… ну… вот… наверное… как-то… поскольку, это всё, всё равно… такое… славянское языковое поле… возможно, так гуляли наречия – от одного племени к другому – и, вот, в результате, трансформировались в нашу…

О.Максим:

- Ну, вообще, на самом деле – это, всё-таки, не какой-то церковный праздник ( это я хотел бы тоже подчеркнуть ), это даже не день, который в Богослужебном календаре выделен, как особый день поминовения усопших – нету этого. У нас, вот, из ближайших дней поминовения усопших – таких, что мы называем словами «родительская» – это…

М.Борисова:

- Троицкая.

О.Максим:

- … Великая родительская суббота, предшествовавшая Посту, потом – вторая, третья и четвёртая субботы Великого поста родительские, а ближайшая родительская будет – да, перед Троицей, Троицкая родительская суббота.

Здесь же… в чём, собственно, история-то? Дело в том, что в период от Входа Господня в Иерусалим до Фоминой недели – до понедельника даже, по сути, Фоминой недели – в храмах не совершается поминовение усопших. Люди это, конечно, не очень понимают как-то, и не хотят учитывать, но – вот, нет поминовения усопших ни на Страстной неделе, ни на Светлой. Единственное, что, по Уставу, если и совершается, то совершается, естественно, погребение. То есть, человек умер – и его надо погребать…

М.Борисова:

- Но тоже – особым, Пасхальным чином…

О.Максим:

- Да. Но там – совершается его поминовение, совершается заупокойная служба. А все остальные помины – 3-й день, 9-й, 40-й, годины, просто… там… день памяти – они все переносятся, как раз, на первый день, когда можно это поминовение совершать. А это – тот самый понедельник вечер – вторник утро. То, что в народе называется словом «Радоница».

М.Борисова:

- Но… вот… святитель Амвросий Медиоланский писал: «Достойно и праведно есть, братия, после торжества Пасхи, которое мы праздновали, разделить радость нашу со святыми мучениками, и им, как участникам Страданий Господа, воздать славу Воскресения Христова». То есть, это, в принципе… вот… корни-то… то есть, это – не общее поминовение усопших изначально, а призывание мучеников к общему празднику.

О.Максим:

- Ну… это, примерно, то же самое, если… то, что имел в виду Амвросий Медиоланский… Вы знаете, была такая традиция, насколько я знаю, в Киево-Печерской лавре – какой-то монах, по-моему, положил ей основание. Он спускался… один раз, после Пасхального Богослужения, в пещеры, и воскликнул: «Христос Воскресе!» – и услышал ответ: «Воистину Воскресе!» – и, на этом основании, братия Киево-Печерской лавры, насколько я знаю, спускается, после окончания Пасхального Богослужения, в пещеры, и христосуется с преподобными отцами. Но это – не то поминовение, которое, всё-таки, у нас сейчас принято совершать на Радоницу.

Причём… вот, к сожалению, в советское время, появилась очень странная… ну, понятно, как она появилась. Поскольку, храмовое благочестие было… как бы… условно, под запретом, и, поэтому, люди своё религиозное чувство, в том числе и Пасхальное, вкладывали в посещение кладбищ – на Вербное, и в сам день Пасхи. Хотя, как я уже сказал – это, в корне, противоречит церковному Уставу. Потому, что нет там, как раз, поминовения никакого – ни на Вербное, ни на Пасху. А у нас, вот, в Москве, например, автобусы организуются… ну… люди ездят. Понятно, что раз они едут, надо им и автобусы организовать. Не в этом дело. Но, вообще, это – не церковная традиция.

Церковная традиция, как раз – отпраздновав Пасху, посетить могилы усопших, например, на Радоницу, потому, что – да, весна уже пришла, уже снег, грязь… вода впиталась, надо привести могилы в порядок. Ну, и, конечно, Пасха – поделиться… не нужно, ни в коем случае, везти яйца на могилы, оставлять их там, или ещё что-нибудь… то есть, все эти… такие, знаете… бытовые традиции, как… там… на поминках – стакан с хлебом ставят на пустое место, предназначенное для усопшего – это всё тоже вещи не христианские, не церковные. Но посетить могилу, убраться на ней, привести её в порядок после зимы, и, конечно, помолиться о упокоении душ усопших сродников, близких, знаемых – это самое, что ни на есть, благочестивое христианское дело на Радоницу.

М.Борисова:

- А Вам не кажется, что обычай вот этот – оставлять на могиле какую-то снедь Пасхальную – может быть, просто трансформировался от обычая раздавать нищим? Может быть, просто…

О.Максим:

- Возможно… в него можно много смыслов вложить… там… птички съедят, в конце-то концов…

М.Борисова:

- Но, причкам-то…

О.Максим:

- Глубинно – там языческое ощущение. Потому, что… вот… языческие тризны на могилах – это именно совместная трапеза с усопшими. Это – совместная трапеза, и… вообще, мы недооцениваем… современные люди – мы недооцениваем всех этих моментов, и, поэтому, питаемся, непонятно где и кое-как. А, вообще-то, очень полезно есть вместе, как семья должна собираться, обязательно, мне кажется… раз в день, минимум, собираться за общим столом. Мы должны вместе праздновать наши события семейные – и дни рождения, и поминки, и прочие – не просто где-то там… знаете… как сейчас стало модно: «А как отпразднуем День рождения?... А, пойдём куда-нибудь, там… не знаю… в какой-нибудь… лофт… или какой-нибудь… там… фуд-корт… поиграем, походим, побегаем…» Это всё – тоже здорово, но чувство сопричастности друг другу мы переживаем, в первую очередь, за общим столом. Не случайно, и Божественная Литургия – это общая Трапеза с Господом.

Так и тризны языческие воспринимались, как совместная трапеза с покойником, и это, конечно, не вполне правильно. Или – вполне неправильно.

М.Борисова:

- Но, в этом году, всё как-то очень сконцентрировалось. Фомина неделя у нас пришлась на День Победы. А Радоница, которая на один день отстоит от этого праздника, собственно, тоже может восприниматься, как его продолжение…

О.Максим:

- Да, конечно.

М.Борисова:

- … как попытка разделить праздник с теми, кто не дожил до Дня Победы.

Вообще, у нас какая-то странная история – в особенности, история Великой Отечественной войны. Она настолько переплетена с тем, что происходит в церковном календаре, что, невольно, думаешь уже не в терминах учебника истории об этой войне, а, скорее, в терминах житий святых. Потому, что… уж слишком очевиден какой-то символизм.

О.Максим:

- Ну, потому, что – что бы мы там ни говорили, и как бы мы ни пытались размышлять об этом… таким… светским, что называется, языком, для нашего народа это – священная война, и по-другому отнестись к ней невозможно. Почему так болезненно и воспринимаются и попытки оскорбления, и попытки пересмотра. Потому, что это – то, что… как это ни, может быть, грустно… ну… в хорошем смысле этого слова… понимать нам, православным христианам, которые привыкли говорить и чувствовать то, что именно православие является культурообразующей и государствообразующей религией нашего народа ( что так и есть, на самом деле )… что, в настоящее время, для современных людей – русских, в широком смысле этого слова («мама турок папа грек, а я русский человек») - башкир, киргизов… да, кого угодно – грузин, украинцев, белорусов – тем самым стержнем, который является и культурообразующим, и государствообразующим, является Великая Отечественная война. По-другому – никак. Даже когда мы говорим о ней, называя её Второй мировой, у нас что-то там внутри начинает протестовать – потому, что это была Великая Отечественная война.

М.Борисова:

- Ну, и не случайно, наверное, в абсолютно атеистической, пропитанной идеологией богоборчества стране, одна из первых песен, которая потом, собственно, и осталась гимном всех этих страшных лет была песня «Священная война»…

О.Максим:

- «Священная война», да… она и была для нашего народа священной войной…

М.Борисова:

- Даже сама лексика – она настолько не большевистская, не коммунистическая, настолько она… вот… совсем на другие струны…

О.Максим:

- Так, пришлось… пришлось, как бы мы ни относились к большевикам, им пришлось перестроиться. Пришлось прекратить гонения на Церковь, пришлось сменить риторику, пришлось… как бы… указать другие цели, указать другие смыслы, вернуться к своей истории, и… то есть, тут, как бы ни владели они ситуацией, пришлось им от этого пафоса… мы же знаем, что и великие военачальники наши тоже были выпущены из лагерей…

М.Борисова:

- В эфире радио «Вера» программа «Седмица».

С вами – Марина Борисова и наш сегодняшний гость – клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

Мы прервёмся, и вернёмся к вам, буквально, через минуту.

Не переключайтесь!

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

- Ещё раз, здравствуйте, дорогие друзья!

В эфире – наша еженедельная субботняя программа «Седмица».

С вами – Марина Борисова и наш сегодняшний гость – клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

И мы говорим о том, что ждёт нас в Церкви на предстоящей Второй неделе после Пасхи.

Вот… на этой неделе, календарь церковный дарит нам воспоминание трёх удивительных аскетов, живших в разное время, в разных условиях на русской земле, но, как ни странно, объединённых не только календарными датами их почитания, но и, если подумать, каким-то общим смыслом, который они несут нам, их память несёт.

Это – память преподобного Нектария Оптинского ( 12 мая ), память святителя Игнатия Брянчанинова ( 13 мая ) и память преподобного Пафнутия Боровского ( 14 мая ).

Ну… самый далеко отстоящий от нам – это Пафнутий Боровский, который, если можно так выразиться, был духовным внуком преподобного Сергия, поскольку, он был непосредственно духовным чадом духовного чада преподобного Сергия. И, вот, эту традицию… аскетическую, старческую традицию, которую возродил, или принёс на русскую землю, преподобный Сергий, он усвоил… вот… если не из первых, то…

О.Максим:

- Это, непосредственно, да, живая традиция, которая… мы можем говорить о том, что дальше, в правнуках, она как-то ослабела, но, непосредственно, и Пафнутий Боровский может, всё-таки, рассматриваться, как непосредственный ученик преподобного Сергия. Хотя, действительно, он был учеником ученика. Но в… таком… сознании – это, конечно, неразрывный свидетель этого духа и этой эпохи.

М.Борисова:

- Там… мне кажется… из его жития удивительно то, что, ведь, он, в отличие от преподобного Сергия и первых его учеников, не имел возможности удалиться в далёкую какую-то таёжную глухомань, а свой монастырь основал в непосредственной близости от довольно большого, в те времена, города. И, вот, это строгое монашеское общежитие ему пришлось организовывать в условиях, которые совсем, казалось бы, неподходящие для монашеской аскезы. И аскеза-то у него какая-то… такая… адаптированная к русскому варианту существования, мне кажется.

О.Максим:

- Ну… вот… при этом, удивительно, что, конечно, учеником Пафнутия Боровского был Иосиф Волоцкий, который являлся ярчайшим представителем, как раз, общежительного монашества на Руси.

Я напомню Вам, и нам всем, что, собственно, традиции монашеские-то были разные. И, например… условно говоря… оппонентом Иосифа Волоцкого был Нил Сорский, который, как раз, с Афона принёс то самое «особножительство», или – «идиоритм», когда монахи жили – каждый в своей келлии, и собирались вместе только на общее Богослужение. Ну, там… на беседы, может быть, ещё на что-то… и тоже они, хотя и были руководимы старцем, но это не было… вот… то самое… носим круглое, катаем квадратное, находимся на послушаниях, на Богослужении… вот, то, что мы знаем из идеалов общежительного монашества, где тебе носки выдают на складе монастырском, и где без благословения игумена ты не можешь шагу ступить. То есть, вот, такое строгое послушание, что из… от преподобного Сергия, по сути дела… который… тоже он являл в себе образец и того, и другого – так, что, с одной стороны, это был человек, удалившийся от мира не в какой не в общежительный монастырь, и его ученики, действительно, являли собой пример попытки жить по Богу в пустыне, о чём Вы уже упомянули, а, с другой стороны, они основывали те самые монастыри, которые, впоследствии, становились образцами именно «общего жития». Здесь есть, такое… замыкание, что ли, истории.

М.Борисова:

- Но… а, вот, двое других святых, которые… вот… попали в одну «компанию», если можно так выразиться…

О.Максим:

- … на этой неделе…

М.Борисова:

- … на этой неделе, да. Ведь, они – что Игнатий Брянчанинов, что Оптинский старец Нектарий ( кстати, последний соборно выбранный в монастыре старец ) – они, ведь, тоже… в таких, вот… довольно сложных… неклассических монашеских условиях оказались.

Что касается святителя Игнатия, то это, вообще, фантастическая судьба! Потому, что человек, который родился в русской дворянской семье в 1807 году – то есть, в самый разгар… там… я не знаю… почитать можно «Войну и мир» Толстого, вспомнить, что это… поиски Пьера Безухова – сплошное масонство, какие-то заговоры, и, Бог знает, какие преклонения перед Наполеоном, всякие завиральные идеи… и тут – классический святой отрок. Который, даже когда учился в Инженерной Академии военной в Петербурге, организовал кружок ревнителей благочестия. Юноша, который был удостоен аудиенции у Государя Николая Первого. Как ракета взвившаяся, великолепная карьера – и придворная, и военная… и всё – буквально, на взлёте он её ломает… причём, как сейчас говорится, об колено… его не хотят отпускать, пока он не заболел, и, как у нас принято говорить, не «откосил» от этой армии, и не получил разрешения уйти в монастырь.

И дальше – собственно, совсем молодым человеком, в 27 лет становится настоятелем совершенно уже развалившегося Троицкого монастыря под Петербургом, делает из него образцово-показательную обитель, и уже… вот… все его продвижения по этой духовной, если можно так выразиться, карьерной лестнице – все через силу, все – через «не могу».

И, когда его делают епископом на Кавказе, где идёт война постоянная, и он, всё время, ездит по этой своей епархии, где можно пулю получить на каждом сантиметре продвижения… в результате, только заболев, уже уйдя на покой и получив эти 6 лет последних перед кончиной, он получает возможность жить той самой аскетической жизнью, о которой мечтал всю жизнь, и создать все те классические аскетические труды, которые сейчас изучают в каждой семинарии.

О.Максим:

- Ну… я думаю… не только в семинарии.

Человек, конечно, необыкновенной ревности, необыкновенной строгости к себе, и – в своих трудах. Читать его труды, конечно, рискованно для новоначальных. Потому, что… что касается трезвения, то оно там присутствует в полной мере. А то, что касается… какого-то… какой-то лёгкости… вот… то там с этим – сложно. И, поэтому, человек, который начинает своё знакомство с аскетическими трудами с Игнатия Брянчанинова, может легко впасть у уныние. Потому, что из его трудов, обобщающих, вне всяких сомнений, святоотеческий аскетический опыт, следует, что ничего доброго, конечно, сделать мы не можем, что любое наше доброе дело, любое наше движение – оно омрачено тщеславием, или чем-то ещё, и даже «Господи, помилуй!» мы сказать нормально не можем, и, вообще, всем нам уже...

М.Борисова:

- И, ведь, прав!

О.Максим:

- … крышка… и он прав, конечно! Это же не случайно… его труды… это было, по сути дела, первое, что переиздавалось в постсоветское время. То есть – Феофан Затворник, Игнатий Брянчанинов, Иоанн Кронштадтский – это то, с чего… что обязательно издавалось, и обязательно читалось! Уже… там… в 90-е годы.

И, поэтому… как бы… если Вы читаете не полторы книжки о христианстве, и хотите этим ограничиться, то, конечно, труды святителя Игнатия – это и «Приношение современному монашеству», и «Аскетические опыты», и другие книги – совершенно необходимы для прочтения христианином, радеющим о том, чтобы… как-то… аскетически послужить Господу.

М.Борисова:

- И, вот, удивительно – святитель Игнатий был духовным чадом Оптинского старца Льва, который, собственно, и основал вот эту – старческую – традицию в Оптиной Пустыни. А последним Оптинским старцем был старец Нектарий, который, как раз, не воспринимался, как строгий, никогда, потому, что, с первых… вот… своих… шагов, что ли, в монастыре… Так уж случилось, что он был духовным чадом старца Амвросия, и, пока он был у него келейником, у него из кельи был ход только – в храм. И старцы, видя удивительные дарования духовные этого юноши, всячески его «смиряли». И он усвоил, на всю оставшуюся жизнь, такое… юродство, которым вводил в заблуждение очень многих людей.

При этом… меня всегда потрясало в житии старца Нектария то, что, не получив классического образования – ни гуманитарного, ни политехнического – он, всю жизнь, изучал, казалось бы, абсолютно не нужные монаху-аскету предметы. Он несколько языков сам выучил, по самоучителям, он хорошо уже, под конец, знал историю искусства, просто общую историю… То есть, он был гуманитарно очень образованным человеком, причём – казалось бы, человек, который избрал абсолютно… такую, вот… отшельническую, молитвенную жизнь – необходимой для себя эту «гимнастику ума» считал до последнего. Даже, когда Оптина Пустынь была уже закрыта, и, когда он доживал у своих духовных чад в деревне последние годы, он, всё равно, просил их, чтобы они привозили ему какие-то новые научные труды.

Зачем, казалось бы? Ну… мир рушится! Революция, гражданская война, церкви позакрывали, монахов всех повыгнали… И вдруг – сочетание вот этой удивительной молитвы, глубочайшей, поскольку… ну… примеры его пророчеств – они зафиксированы, это даже уже не мифологические какие-то легендарные сюжеты – это просто документальные свидетельства, оставшиеся нам, поскольку, это недалеко от нас отстоит по времени… и, вот, несмотря на такие монашеские духовные подвиги, плюс ещё – такой интеллектуальный труд…

О.Максим:

- Ну… Вы знаете… это… у меня есть ощущение, – я могу, конечно, быть неправ – что каждый конкретный человек ( а святые здесь совершенно не являются исключением, а, скорее, наоборот, только ярче подсвечивают это)… мы не…

Знаете, вот… ошибка юноши-неофита состоит в том, что он, вот, прочитал жизнеописание какого-то святого, и решил: «И я так хочу! И я буду, как Серафим Саровский… там… вставать на камень, и тысячу дней и ночей… с молитвой «Боже, милостив буди ми грешному!»… питаться сниткой…  и так далее… а потом я буду обязательно кормить медведя». Вот, какая-то схема у него есть, которой он пытается придерживаться.

На самом деле, реальный путь человеческой жизни состоит в том, чтобы душа живой оставалась, чтобы человек не переставал… чтобы он не забронзовел ни в одном из своих состояний. Чтобы он продолжал чувствовать других людей. Чтобы он продолжал чувствовать Бога. Чтобы он углублялся и в самопознание, и в Богопознание. Чтобы он совершенствовался в любви к ближним.

Я понимаю, что это я произношу просто те слова, которые уже миллион раз произносились, которые, может быть, ничего, сами по себе, уже и не значат, но, вот, для того, чтобы это с тобой происходило ( или, наоборот, не происходило ), человек ищет – а что же, вот, ему такое сделать, чтобы… там… чего-то не потерять ( или, наоборот, что-то приобрести ). Это… такой… опытный путь, очень индивидуальный для каждого человека.

Вот, Серафим Саровский взошёл на камень в борьбе с тщеславным помыслом. Игнатий Брянчанинов писал свою литературу, свои труды – тоже, как ответ на свои собственные глубокие переживания, и на свою собственную внутреннюю боль – это ЕГО мы читаем, и мы видим за ними живого человека. Несмотря на то, что – вот, там так всё, как бы, правильно и строго описано.

То же самое – и здесь. Я думаю, что преподобный Нектарий просто не мог по-другому. Иначе бы, он – погибал. Иначе бы, он – не мог молиться, иначе бы, он – не мог жить, не мог чувствовать, не мог радоваться, не мог верить. И это – очень индивидуально.

Вот, я, поэтому, не хочу сказать, что ему нужны были – вот, как Вы сформулировали – труды интеллектуальные, или… там… ещё чего-то. Если, вот, любой человек честно посмотрит на свою жизнь, и увидит, что его вытаскивало из уныния, что его вытаскивало из отчаяния, что давало ему смысл жизни, что давало ему силы – это, ведь, не всегда, вот, так просто… условно говоря… например, Иисусова молитва… или пост. Хотя, конечно, для христианина, это – магистральный путь. «Постом и молитвой» мы изгоняем бесов из себя и спасаемся. Но часто – это какие-то, совершенно другие, вещи.

Для кого-то это, может быть, занятие наукой, для кого-то – это интерес к истории. Для святителя Луки, например, это ( наверное ) была его хирургическая деятельность. Для кого-то это – проповедь. Апостол Павел говорит: «Горе мне, если я не благовествую!» – это что значит? Вот, задумаемся над этими словами.

«Горе мне, если я не благовествую!» – это какое горе? Абстрактно… типа… в будущем, меня за это накажут? Или – что? А, наверное, он просто реально ощущал, что он – погибает, если он не проповедует.

Я знаю людей современных, которые не могут не проповедовать, например, если… они просто начинают погибать. И – у каждого человека такое есть! У меня – куча таких заморочек, у Вас, наверняка, тоже, Марина, и у наших радиослушателей, когда мы понимаем, что – вот, этим я… вот, тут – заякорился, а вот это – мне даёт силы, а вот это – мне даёт веру, а вот это – мне даёт чувства… я посмотрел вот это кино, и для меня воскресли вновь – и Божество, и вдохновенье, и жизнь, и слёзы, и любовь!

Почему наша душа что-то особенное… наверное, для преподобного Нектария это было, вот, то, о чём мы сейчас говорим – соответствующий интерес к, вроде бы, абсолютно не имеющим для него никакой практической ценности знаниям.

М.Борисова:

- Мне-то всегда было утешительно в этих, вот, примерах – таких святых, как те, о которых мы говорим сегодня… Скажем, у Пафнутия Боровского – мне было утешительно знать, что можно жить даже строгой христианской… даже аскетической христианской жизнью в непосредственной близости, как говорилось в одном фильме, от Покровских ворот. Что касается Игнатия Брянчанинова, тоже немаловажно для современного горожанина, или жителя мегаполиса, знать, что можно, начав жизнь абсолютно мажорную, душой прилепиться к Богу настолько, что… вот… не только самого себя вытянуть в другую жизнь, но и показать, как это делается, многим поколениям, которые будут после тебя. То есть, прожить настолько интенсивно, что этот отсвет…

О.Максим:

- Так, мы видим это в примерах современников наших – таких много! Если Вы живёте церковной жизнью, знаете своих собратьев-христиан, если знаете действующих священнослужителей, то мы видим… у меня есть множество знакомых, прошедших путь – может быть, не такого масштаба, но полностью подобный…там… пути Игнатия Брянчанинова, отказавшихся от своей «мажорности». И, одновременно, я знаю одного священнослужителя, который публично, с пафосом говорил: «Да, я – мажор!» – то есть, не отказавшийся от этого, и очень плохо закончивший, в результате.

Поэтому, тут… это я без осуждения говорю совершенно. Просто… надо понимать, что духовная жизнь – она живая. Она состоит из взлётов и падений – для каждого человека. Путь святого – это не путь ровный. Вот, Вы напомнили, что его «смиряли» – преподобного Нектария – а что он там, внутри себя, чувствовал? Какое у него было ощущение? А впадал ли он в отчаяние? А унывал ли он? А почему он начал юродствовать? Ведь, юродство – это же тоже не просто так, да? Это – некий ответ на какие-то глубочайшие внутренние вызовы. Это не то, что человек подумал: «Кем бы мне стать – святителем, или юродивым, или преподобным?» – ну, нет же! Это, действительно, ответ человека на какую-то глубокую внутреннюю боль. Но именно боль и страдания ( в том числе – внутренние ) – они единственные и приближают нас к Богу, они – единственное, что не даёт нам забронзоветь и закостенеть. Потому, что когда ничего не болит внутри – ну, значит… вот, есть такая поговорка: «Если Вам больше 40 лет, и у Вас ничего не болит, значит, Вы умерли». Я думаю, то же самое относится и к духовной жизни. Если у Вас в душе ничего не болит – прям, по-настоящему, скорей всего, Вы умерли. А если болит, то, значит, Вы что-то… пытаетесь найти для себя какой-то выход из этой ситуации, и, дай Бог, чтобы он оказался – к Богу. Даже, если, на первый взгляд, он ведёт куда-нибудь… в какую-нибудь светскую литературу.

М.Борисова:

- Ну, на самом деле, пример преподобного Нектария ещё утешителен и для людей, которые, в силу своих профессиональных занятий, вынуждены большую часть своего жизненного времени, думать совсем не о том, как помолиться, а абсолютно на другие темы, связанные непосредственно с работой. И иногда это бывает нормально, а иногда – это ужасно… как-то вносит разлад внутри. В особенности, если это не даёт возможности полностью… «желание есть, но не имею возможности»… то есть, «хочу пойти в храм, вот, и на эту службу, и на эту, и ещё куда-то…», а ты должен… там… текст сдавать, или… там… у тебя дэдлайн, и вот – у тебя дежурство в эфире, и ты – хочешь, но не можешь. И начинаешь…

О.Максим:

- Или – в Пасхальную ночь автобус водить…

М.Борисова:

- … да… и начинаешь себя уедать. И тут, вот, светлый пример Нектария Оптинского очень утешает.

О.Максим:

- Конечно, конечно…

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

- Напоминаю нашим радио слушателям – сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица».

В студии – Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

Вторая неделя после Пасхи в этом году завершается праздником в честь перенесения мощей святых благоверных князей и страстотерпцев Бориса и Глеба – 15 мая.

Ну… не говоря уже о том, что вся неделя, которая начинается в Фомино воскресенье в День Победы, она как-то окрашена вот этим ощущением того отзвука 9 мая 1945 года. И не случайно, наверное, так уж получилось, что завершается эта неделя – праздничная, победная – памятью двух святых, которые не воспринимаются, как воины, но, почему-то, всегда считались покровителями русского воинства.

О.Максим:

- Ну… Вы знаете, мне кажется… конечно, в современной практике у нас бывает такое, что кого-то взяли и назначили покровителем чего-то, – ну, исходя из, допустим, жития – то, ведь, Борис и Глеб… их никто не назначал. В Древней Руси всё происходило немножко по-другому.

Не было Синодальной комиссии, которая… там… каким-то образом… кого-то куда-то могла назначить, или – Межсоборного присутствия, на котором решались бы очень важные и нужные вопросы. А мы просто видим из, например, описания Ледового побоища… или, по-моему, Невской битвы… я не помню… с Александром Невским, потом – Куликовской битвы, где, конкретно, святые Борис и Глеб являлись тому или иному воину, или князю, или воеводе, который прибегал, и говорил: «Вот, я сейчас видел Бориса и Глеба! Они шли и говорили: «Поможем сроднику нашему Александру!» – и всё, войско воодушевлялось, и, действительно, победа была. А кто-то и видел этих святых во главе Небесного воинства, которое неслось на врагов и прогоняло их, давало конкретную помощь.

То есть, это реальный… такой… мистико-исторический, или историко-мистический опыт переживания русскими воинами небесного заступничества князей Бориса и Глеба. Хотя, конечно, как Вы, совершенно справедливо, сказали, и прославлены-то они были совершенно не за какие-то воинские подвиги, да и подвигов воинских в их житиях, по-моему, и не присутствует…

М.Борисова:

- Ну… собственно… воином можно признать только Бориса – его же сам князь Владимир послал вместо себя воевать. Просто битвы не случилось…

О.Максим:

- Нет… но любой князь был воином – это понятно, да? То есть…

М.Борисова:

- Но Глеб не успел – он был слишком юный ещё.

О.Максим:

- Да, да… но… всё равно – в три года тебя посадили на коня, дали тебе копьё, и сказали, типа: «Давай!»

Как тоже… там… в одной битве… дали молодому князю копьё – он бросил его, копьё пролетело между ушами коня, и упало перед носом. И воевода говорит: «Ну, князь начал! Пора и нам, братия, поборать за князя!»

Это понятная история, что князь в Древней Руси – это надо чётко понимать – именно военачальник, глава дружины. Это – не городской посадник. Эти отношения, даже на примере Александра Невского, чуть более позднего времени, хорошо видны. Что… там… «Новгород призывает князя». Что это значит? Притом, «князя с дружиной». То есть, князь неразрывно связан с дружиной. И, соответственно, дальше он уже является, или не является, непосредственным ещё и…

М.Борисова:

- Главой государства.

О.Максим:

- … правителем, да, главой государства, или какой-то области, или княжества.

Так, вот… они, конечно, были, в этом смысле, военными. И мы видим, что на иконах они изображаются именно… вот… в военном облачении… там… на конях, например – хотя, тоже, не на каждой иконе они так изображаются.

Но прославлены-то они были, как раз, за то, что они умерли… такой… страстотерпческой смертью, и, потому, их смерть – и прославление само. Это – первые русские святые. Это тоже надо понимать. Что это – первые прославленные русские святые. Русской Церковью.

И не совсем понятно было – они же не за Христа пострадали, да? То есть, это – не совсем мученики. Их пример – Бориса, Глеба – был положен в основу канонизации Государя Николая Александровича Романова, который тоже пострадал… вроде бы, как… не то, что ему предлагали отречься, а он сказал «нет», и за это был убит – вот, такое, «классическое» мученичество. А он проявил своё… так же, как и князья Борис и Глеб проявили своё христианство тем, что они не сопротивлялись насилию и злу. Но… не всякое непротивление злу мы прославляем, да? А именно – не сопротивлялись насилию и злу, считая, что их сопротивление усилит, вообще, зло в мире – приведёт к усобице, или приведёт к ненужной войне, дополнительной распре, дополнительным жертвам. То есть, они готовы были пройти тот путь, который Первосвященник Анна предначертал Христу: что «лучше одному Человеку умереть за народ, чем весь народ умрёт».

М.Борисова:

- Но…

О.Максим:

- И, вот, они, видимо, имели в виду эти слова непосредственно, или просто это мироощущение, что: «Лучше, пусть я погибну, но я не встану на путь братоубийства и дополнительной усобицы!»

М.Борисова:

- Так можно, наверное, говорить о Борисе.

О.Максим:

- Да.

М.Борисова:

- Потому, что Борис знал, что будет покушение. Борис не противился, и не собирал своих сторонников, чтобы как-то это предотвратить – он молился. Про Бориса – всё понятно.

Про Глеба – ничего не понятно. Потому, что… ну… он даже не знал. Его выманили обманом, сказали, что… он не знал, что Владимир уже скончался. Ему сказали, что его призывает больной отец… и, в общем, на самом деле… ну… просто обманули.

О.Максим:

- Да.

М.Борисова:

- Заманили, и… первая его реакция – он просил, молил о пощаде! Вот… всё это не вяжется с таким… героическим… каноническим героическим обликом святого из жития. И только когда он понял, что они, всё равно, не пощадят – вот, тогда началась молитва, и тогда, собственно… вот… в последние минуты своей жизни он соответствует тому, что мы… воспринимаем…

О.Максим:

- Ну… очень человеческое…

М.Борисова:

- Да.

О.Максим:

- … очень человеческое, и, при этом, очень христианское, и, на самом деле, очень святое.

М.Борисова:

- Но удивительно, что, ведь, этого чина святых нету в византийской традиции!

Вот, Вы уже сказали, что это – первые русские святые. Вот… молодое христианское государство, только принявшее Крещение, ещё не имеющее никакой своей, выношенной, непосредственно в опыте православия, внутри какой-то территории, традиции. И вот – это молодое, новое государство христианское первыми святыми делает святых, которых не знало государство-предшественник, не знала материнская Церковь.

Что это за такое странное церковное творчество?

О.Максим:

- Здесь даже и не о государстве мы можем говорить о Российском, или Русском. Потому, что это, всё-таки, набор княжеств, который – то объединялся, то распадался в усобицу, то… в общем, это… такая… зарождающаяся русская православная цивилизация, и, при этом, над всем этим – Церковь, которая, как бы там оно, всё равно, ни было, неразрывно связана узами с материнской Церковью Константинопольской, и… в этом, просто, мне кажется, Промысел Божий. Я не думаю, что люди, которые канонизировали Бориса и Глеба, имели в голове какие-то, особо далеко идущие такие планы, что именно… но сыграло оно роль именно ту, что первыми святыми оказались страстотерпцы. Не святители, не воины, не преподобные, а именно – страстотерпцы.

М.Борисова:

- То есть, люди, повторившие подвиг Спасителя.

О.Максим:

- Да, да. Ну, и, конечно, вся эта неделя, начавшаяся с Антипасхи, с Фоминой недели, через венчания, День Победы, Радоницу, преподобных отцов к Борису и Глебу, говорит нам о том, что Пасхальная радость продолжает наполнять наши сердца, и, вместе с тем, мы уже можем обернуться внутрь себя, подумать над тем, как эта Пасхальная весть прорастает в нас, что она совершает с нами, и куда нам самим идти по этой жизни, вместе с Воскресшим Господом в сердце.

М.Борисова:

- Спасибо огромное за эту беседу!

В эфире радио «Вера» была программа «Седмица».

С вами были – Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

О.Максим:

- Христос Воскресе!

М.Борисова:

- Воистину Воскресе!

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА».