Top.Mail.Ru
Москва - 100,9 FM

«Журнал от 29.08.2025». Арсений Федоров, Алексей Соколов

Журнал от 29.08.2025
Поделиться Поделиться
Микрофон с наушниками на фоне студии

Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.

В этот раз ведущие Константин Мацан и Кира Лаврентьева, а также Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и заместитель Главного редактора Радио ВЕРА Арсений Федоров вынесли на обсуждение темы:

— Письмо на Радио ВЕРА от слушательницы из Франции;

— Издание в Троице-Сергиевой Лавре проповедей святителя Луки Войно-Ясенецкого;

— 100-летие со дня рождения писателя Аркадия Стругацкого;

— 95-летие со дня рождения режиссера Георгия Данелии.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева


К. Мацан

— Добрый вечер, дорогие друзья, в эфире наш еженедельный «Журнал» — программа, где в студии четыре человека делятся тем, что лежит на сердце, обсуждают какие-то последние самые свежие темы, сюжеты из жизни вокруг, темы, которые мы обсуждаем на планерках Радио ВЕРА за пределами эфира и темы, о которых нам хотелось бы поговорить вместе с нашими слушателями. Добрый вечер. В студии ведущие Радио ВЕРА — моя дорогая коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Я, Константин Мацан. И завсегдатаи нашего «Журнала» — я каждый раз повторяю, насколько удачное слово мы нашли для тех, кто в журнале участвует, — Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «Фома». Добрый вечер.

А. Соколов

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА. Привет.

А. Федоров

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Начнем с того, с какой темой сегодня, Арсений, ты к нам пришел. Я вижу перед тобой лист бумаги, на нем что-то написано.

А. Соколов

— Мелко испещренный текстом.

А. Федоров

— Да, я так люблю приносить в студию письма, письма от наших слушателей, читать их и вот на основе этих писем как-то предлагать темы и дискутировать. Чаще я люблю приносить хорошие письма. Вот сегодня такое: «Добрый день. Большое спасибо вам за передачи. Я живу во Франции почти 10 лет. Год назад на YouTube нашла вашу программу, меня очень заинтересовала передача, итог — я отправила всем своим знакомым. Теперь вас слушают в Голландии, Англии, Болгарии, на Кипре и во Франции. Мы постоянно делимся впечатлениями, и некоторые люди стали потихоньку приходить к Богу. Еще раз большое спасибо. Ирина».

К. Мацан

— Спасибо, Ирина.

А. Федоров

— Да, спасибо Ирине.

К. Мацан

— Я бы даже сказал «мерси».

А. Федоров

— И мы часто говорим и внутри нашей редакции о том, к кому мы обращаем те слова, которые произносим в этой студии, как мы представляем наших слушателей — это современный человек, живущий часто в мегаполисе, может быть, в небольшом городе. Но мы не часто представляем себе людей, которые живут в каком-то европейском городе, далеком от России. Вроде как мы привыкли говорить с нашими соотечественниками, это люди, которые, в общем, в одной с нами культуре находятся. А здесь часто достаточно нам пишут из заграницы, из разных стран о том, что нас слушают, нечаянно обнаружили где-то на просторах интернета, и теперь Радио ВЕРА становится для людей таким постоянным спутником за пределами родины. Для кого-то Россия это родина, из которой они уехали, для кого-то это уже несколько поколений люди живут за границей, и мы говорим с ними тоже. И вот помнить о том, что мы обращаемся и к ним, наверное, это тоже очень важно, и нам тоже приятно, что для людей мы становимся такой частью жизни и там люди обращаются к Богу благодаря тому, что говорится на Радио ВЕРА. Это мне кажется, особенно в современной обстановке, в современном мире очень важно, и очень такое, я бы сказал, ответственное понимание того, что мы делаем. И я вот хочу к вам еще раз обратить вот эту тему в качестве дискуссии, что христианство, православие, то, о чем мы говорим, Бог, Христос, это то, что нас объединяет в современном мире, в его сложной ситуации, о которой в очередной раз не хочется, может быть, и говорить и поднимать эту тему. Но люди все есть люди, мы все творение Божие, мы все образ Божий. И этот образ надо в себе взращивать, вспоминать, над этим трудиться, и вот Радио ВЕРА, я надеюсь, в какой-то степени помогает этому и нашим слушателям. Вот как вы воспринимаете, когда мы в очередной раз вам, как ведущим, рассказываем, что вас слушают люди далеко, и вы помогаете своими словами им на пути к Богу?

К. Мацан

— Во-первых, это очень приятно, и приятно, когда ты такие письма приносишь в эфир. Наш скромный опыт общения с разными гостями из зарубежных стран, впрочем, не только европейских, а по всему миру. У нас недавно был священник из Южноафриканской республики в эфире, замечательная с ним программа была. Причем он прекрасно говорит по-русски, хотя он южноафриканец по гражданству, по корням он как раз таки голландец, его предки были из Голландии, то есть он европеец. И так на вид вообще не отличишь его от русского батюшки — такой молодой, очень приятный, очень знающий. Матушка у него русская, которая за ним поехала в Южную Африку, видимо, с желанием и готовностью там миссию вести православную. И общаясь сейчас с такими людьми, напоминаешь себе о том, что слово о вере именно в зарубежных странах имеет, быть может, какое-то особенное звучание. Потому что нам-то привычно, что везде православные храмы, а там их мало, и там не так много собеседников на эту тему, и уж тем более там практически нет СМИ об этом. Конечно, есть приложение Радио ВЕРА в свободном доступе для скачивания, и мы еще раз об этом всем напоминаем, и Радио ВЕРА можно слушать в сети, в интернете, в приложении в любой точке мира, но важно, когда это слово звучит. Потому что вот ты сказал про родину, действительно, мне кажется, очень точно. Ведь не секрет, что в приходах за рубежом православных вот эта тема о том, что мы в храме как бы как дома, для нас это не только религиозное измерение, но еще какое-то есть такое отечественное, национальное, мы прикасаемся не только к вечной красоте православия, но и к частичке нашей родной культуры русской, где ее еще искать, как не в храме за рубежом, тут очень важно, нельзя списывать с счетов. У этого есть, как известно, другая составляющая, об этом сами пастыри зарубежных приходов говорят, что иногда такой приход рискует, вернее всегда стоит перед опасностью превратиться в клуб по интересам и по национальному признаку, и это тоже чревато последствиями. Но есть какая-то здоровая тяга к тому, чтобы в храме Русской Православной Церкви вот ощутить себя немножко как в России в каком-то особенном смысле. И это же важно. Ведь, быть может, не в последнюю очередь из-за этого архиепископия православных приходов зарубежных в Европе, которая много лет была под омофором Константинопольского патриархата, в 2019 году присоединилась к Московскому патриархату, вернулась в лоно Церкви. У нас же было на эту тему целое интервью с архиепископом Иоанном (Реннето), главой архиепископии, причем который француз коренной, как он про себя шутит, французик из Бордо, он реально из Бордо. И я его спрашивал, а как вы в 68-м году, когда во Франции бушевали протесты студенческие, и молодежь так была увлечена там маоистскими и коммунистическими идеологиями, а вы вот в эти же годы в православие приходите? И он говорит: я Бердяева читал, говорит он в том числе. И это вот был такой для него путь. И он как раз таки рассказывал про то, что люди, которые в приход ходят, которые являются прихожанами церквей этой архиепископии, но и важно, что это архиепископия приходов русской традиции. В этом нет ничего такого, никакого националистического пафоса, никакой ксенофобии, но это тоже ценность. Вернее, не тоже ценность, это ценность, которая существует, и вот об этом всегда хочется помнить, когда мы какое-то слово о вере на «Вере» произносим.

А. Соколов

— Да, вот хочется дополнить тоже, что мы очень правильно начинаем здесь с вневременного и внеземного значения церковного служения. Но сейчас вот ты правильно, Арсений, говоришь, что есть же времена у нас не очень простые, и сшить вот эти раны, вот эту вот попытку оторвать русскую культуру там от европейской, да, которая существует, да и просто загладить вот ту боль, которая сейчас есть, кто может, как Церковь. Это, пожалуй, главный инструмент общественной дипломатии, который у нас есть в разговоре с европейской цивилизацией на данный момент времени, в чисто прикладном плане.

К. Лаврентьева

— Мне очень ценно, что мы в принципе не скованы практически никакими ограничениями искусственными со стороны нашего руководства, и есть определенная свобода у нас здесь говорить о том, что для нас действительно важно, и это огромная ценность. И мне кажется, что для слушателей это тоже важно. Поэтому, несмотря на свою политическую позицию, да, сейчас ситуация, как Леша, Арсений сказал, крайне непростая, она затруднена максимально. Нас слушают все, наверное, потому что мы действительно не имеем цели разделять, а имеем цель объединять. И вот, честно говоря, мне кажется, это в принципе задача Церкви, как сказал Леша совершенно справедливо. И поэтому, действительно, пожалуй, единственное, о чем нас просят, просит мой руководитель Арсений Федоров, который сегодня среди нас, не нагнетать и не уходить в негатив. Не конкретно меня, а в принципе у нас есть вот такая внегласная задача. Он даже не просит, а это как-то вот просто понятно. Не уходить в негатив, не муссировать какие-то темы заведомо конфликтные. Не потому, что мы их боимся или не потому, что мы боимся там что-то сказать или высказать какую-то точку зрения, она у нас у всех может быть, в принципе, очень разная, но у нас есть одна задача — все-таки мирить, а не разделять. Блаженны миротворцы, как сказал Господь. Вот мы, конечно, миротворцами называться не можем в полной мере, потому что мы просто люди, но мы по крайней мере очень хотим к этому стремиться. Простите за такой пафос, но вот такие мысли мне сегодня пришли в голову после писем, которые зачитал Арсений.

К. Мацан

— В эфире наш еженедельный «Журнал». В студии ведущие Радио ВЕРА — Кира Лаврентьева, я Константин Мацан, завсегдатаи нашего журнала — Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «Фома», и Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА. Мы продолжаем листать воображаемые страницы нашего еженедельного «Журнала». Кира, к вопросу о страницах, какая у тебя сегодня тема?

К. Лаврентьева

— У меня тема очень интересная, но прежде я хочу поздравить всех с Богородичной Пасхой — с праздником Успения Пресвятой Богородицы, который мы праздновали вчера, но, как все двунадесятые праздники, он празднуется и сегодня, и буквально всю ближайшую неделю до отдания Успения мы будем праздновать Богородичную Пасху. Это действительно особое переживание всегда, праздники, связанные с Матерью Божией, их не так много, и вообще слов о Ней в Церкви не так много, и мы не знаем, что Она говорила, но Ее образ настолько силен и настолько утешителен для нас, что мы, конечно, без Нее не можем. Вот как дети притекаем к своей маме, молимся Ей, и сегодня как раз вот идут Ее дни, Ее богородичные прекрасные дни. Так что желаю всем нам и нашим слушателям, конечно, жить под Ее покровом. Так что с праздником, дорогие коллеги. Ну, а тема у меня сегодня очень такая любопытная. Мы ведем программу «Почитаем святых отцов», часть программы ведем с отцом Анатолием Главацким, а часть с архимандритом Симеоном (Томачинским), доцентом Московской духовной академии, совершенно удивительным человеком, мы его очень любим.

А. Федоров

— Да, программы выходят по пятницам, так что можно их слушать или на сайте искать.

К. Лаврентьева

— Да, это очень интересная на самом деле история, потому что мы каждый раз стараемся брать нового святого отца, новую книгу, новую тему, и читаем цитаты, отец Симеон все это дело комментирует или отец Анатолий. Но почему я сейчас уделяю особое внимание отцу Симеону, потому что он является директором культурно-просветительского центра Троице-Сергеевой Лавры «Киновия», они издали сейчас трехтомник проповедей святителя Луки (Войно-Ясенецкого), и это очень интересно. Потому что проповеди, часть, конечно, были изданы до этого, но они были не сгруппированы по темам, они не были собраны по времени, по месту ссылки, по месту пребывания святителя Луки. А Троице-Сергиева Лавра сейчас это все, конечно, сгруппировала и издала, значит, в трех книгах. Первая книга называется «О болезнях души и тела» — соответственно, там все проповеди, которые касаются этой темы, вторая — «О добродетелях», и третья — «О страстях». Более половины проповедей опубликованы вообще впервые, и удивительно то, что сам святитель Лука оставил это Лавре в надежде на то, что когда-нибудь они будут изданы. Поэтому можно их искать уже, они являются уже в доступе.

А. Соколов

— Они в электронном виде есть или только в печатном?

К. Лаврентьева

— Слушай, пока в печатном, насколько я понимаю, но они будут в электронном. Потому что, как мы понимаем, под технологии надо подстраиваться, они идут вперед, поэтому я думаю, что в самое ближайшее время их можно будет найти в электронном варианте. Но уже оттуда мы брали в одной из программ «Почитаем святых отцов» по святителю Луке, мы уже брали из первого тома «О болезнях души и тела» какую-то проповедь святителя Луки и просто полностью ее читали. Это было очень интересно, и, что важно добавить, святитель Лука, конечно, человек незаурядных талантов, и несмотря на то, что он был совершенно гениальным хирургом, он получил Сталинскую премию за вклад в области гнойной хирургии, вклад в изобретение коронарной анестезии. Понятно, что до него этим уже занимались вопросом, но он ее докрутил, если можно так сказать. Плюс он был, в принципе, крайне одаренный человек, прекрасный художник...

К. Мацан

— И сразу видно, что Кира — дочь хирурга.

К. Лаврентьева

— Да, извините за специфическую терминологию. Плюс он прекрасно рисовал, как мы знаем, он выбирал путь между художником и врачом. Но он, конечно, помимо всего этого, был блестящий проповедник. И когда он находился уже в Симферополе, последний год своей жизни он провел там, за ним тщательно следили органы КГБ, и, конечно, его постоянно предупреждали не говорить проповедей. Ни в коем случае, пожалуйста, не говорите. Валентин Феликсович, называли его сотрудники соответствующих органов, и, пожалуйста, мы вас просим не проповедовать. Но святитель Лука каждый день говорил проповедь после каждой службы. Они тщательно записывались, в том числе мы знаем, о чем он говорил, как раз из документов КГБ и из допросов его — эти книги тоже изданы в Симферополе и, кстати говоря, уже в Москве, и их можно достать в интернете посмотреть, и протоколы допросов. Там, конечно, открывается личность святителя Луки просто с еще одной совершенно незаурядной стороны. Он был человек, с одной стороны, очень смиренный, а с другой стороны, с таким ярким стержнем. И иногда он мог смириться до земли, как мы знаем, что он прошел вообще, в принципе, невозможно пройти многим людям. Как он не умер, это, в принципе, чудо самого по себе. А иногда он мог напомнить, что вообще-то вы говорите с обладателем Сталинской премии. Так же как отец Симеон приводил апостола Павла — он смирялся до земли, а с другой стороны, мог сказать, что вообще-то сегодня заточили римского гражданина. То есть как бы тут тоже зависит от ситуации, в этом есть мудрость святого и умного человека, который вот определяет этот царский путь. Ну и в завершение. Проповеди святителя Луки, они, конечно, многогранны. Он гениальный проповедник, он умудряется в одной короткой проповеди — они не затяжные, не на 40 минут, они буквально вот на 10−15 минут, а иногда и короче, минут на семь прочтения просто, и он умудряется там коснуться множества пластов. Вот максимально исчерпать тему, насколько это возможно, в нескольких словах, что говорит о том, что человек очень много знает и имеет талант это максимально сжимать, чтобы дать уже человеку большую мудрость.

К. Мацан

— Есть какой-то фрагмент, который можно прочитать?

К. Лаврентьева

— Да, есть, и давайте я прямо завершение одной проповеди прочитаю, буквально один абзац. Называется она «Когда я немощен, тогда силен», от 8 октября 1950 года. «Не отвечайте проклятием на проклятие, оскорблением на оскорбление, уничижением на уничижение. Глубоко-глубоко смиритесь сердцем своим, молча просите у Бога помочь перенести оскорбление. Никогда-никогда не отвечайте ругательствами на ругательство, уничижением на уничижение. Явите немощь свою в уничижении вашем, и тогда просияет в вас сила Божия, в немощи совершающаяся». То есть в нем, конечно, чувствуется вот этот поэтический слог совершенно, и ритор он блестящий. В общем, святитель Лука, конечно, наш удивительный небесный друг, на труды которого мы продолжаем опираться и продолжаем питаться ими и по сей день.

А. Федоров

— Да, вот ты сказала «наш небесный друг», а вот это действительно интересно. Мы привыкли: святитель Лука (Войно-Ясенецкий), да, а он же в святцах святитель Лука Крымский. И вот это даже иногда, мы когда пишем программу на Радио ВЕРА, мы все-таки стараемся говорить Войно-Ясенецкий, потому что не всем привычно, что он Лука Крымский, хотя он там не так много времени провел, но вот прославлен так. И что я хотел сказать, что немногие святые становятся такими близкими друзьями, вот как ты сказала. И действительно, может быть, ты немного про него знаешь, даже не знаешь, что он прославлен как святитель Лука Крымский, но он тебе настолько близок, и ты хочешь к нему обращаться, что-то просить, и чувствуешь, что он рядом. Таких святых немного. Почему не знаю, но для каждого, может быть, есть несколько святых, которые особенно близки, но для большинства людей вот есть святые, которые близки почти всем. И вот святитель Лука, почти наш современник, но стал одним из, наверное, таких. С кем ни поговоришь, для каждого он важен, каждому есть что рассказать о том, как он помогал, как участвовал в жизни, как ты к нему обращался. И это удивительно, как вот человек, который жил какое-то время назад, становится важным и близким, хотя к тебе, в общем, не имеет никакого отношения.

К. Лаврентьева

— Слушайте, он, во-первых, мне кажется, в принципе, сохранил свой характер. Это такое дерзновенное заявление, но я слышала от некоторых священников очень свежую, как мне кажется, и очень глубокую мысль о том, что характер святого при жизни, в принципе, вот душевные свойства, которые у него были, они не меняются. То есть если он был горячий, скорый на помощь, такой вот, может быть, эмоциональный, то, в принципе, он эмоционально горячо и помогает тебе оттуда. А есть святые, они очень сдержанные, они очень трезвые, при жизни были такие очень организованные, и они тебе так вот по-деловому и помогают. И ты, может быть, сразу не понимаешь, что он тебе помог, а потом по датам, по каким-то совпадениям тебе Господь потихоньку открывает, кто твой небесный друг и кто именно оказал тебе молитвенную помощь. Это просто удивительно. И святитель Лука, он был, конечно, совершенно трезв, потому что меня потрясла деталь его биографии, которую нам рассказывала его биограф здесь в эфире, Екатерина Каликинская, и она вообще знает всех его родственников, потомков, она с ними со всеми общалась. И она сказала, вы знаете, если человек отвратительно себя вел, он мог сказать: «Иван Иванович, вы подлец». И это на самом деле почему-то очень меня пленило, и очень как бы мне понравилось и дорисовало образ святителя Луки. Потому что никакого притворства, никакого второго дна, он совершенно, стопроцентно настоящий. И вот, наверное, конечно, лично меня это в нем очень подкупает. Он такой отец, живой, участвующий отец, который делает, делает, делает, подстраховывает, помогает, участвует. Просто удивительно.

К. Мацан

— Я несколько лет назад был в командировке в Крыму, но это было уже после крымских событий, после присоединения Крыма к Российской Федерации. И я, честно говоря, с некоторым, если угодно, журналистским скепсисом смотрел на какие-то там признания людей, но меня удивило, когда я общался с местным духовенством, насколько всерьез для моих собеседников звучало то, что подписание официального документа о присоединении Крыма к России 18 марта 2014 года состоялось именно в день обретения мощей святителя Луки Крымского. Это день его памяти — 18 марта. Понятно, что там можно гадать, случайно, неслучайно, подгадывали, не подгадывали.

А. Соколов

— Случайности не случайны.

К. Мацан

— Тут как бы не надо на эту тему слишком сильно заморачиваться. Но в каком-то высшем смысле трудно избавиться от мысли об участии святителя во всем происходящем.

А. Соколов

— Слушайте, ну у нас есть еще большой плюс в отношении конкретно этого замечательного святителя — мы очень хорошо знаем его биографию. И мы знаем ее не в лакированном виде, как это часто до нас доходит, вот агиографии такой, да, с древними святыми, мы знаем ее очень через его личный опыт, через большое количество свидетельств, нам еще и в этом плане очень повезло. Мы знаем, какие кризисы, в том числе, кризисы, там сомнения какие-то в своем служении епископском, который он переживал, он пережил. И вот такие вот маленькие моменты, они позволяют гораздо больше сопоставить свою жизнь с этим человеком. В этом же тоже большой плюс. Поэтому очень хорошо, что у нас есть, к сожалению, по не самым лучшим обстоятельствам порой возникли, у нас святые близкие к нам, да, но прекрасно то, что мы можем опереться на их опыт сейчас.

К. Мацан

— Вот у меня тоже была встреча такая. Очень много лет назад для журнала «Фома» я писал очерк портретный о Елизавете Семеновне Владимировой, которая на тот момент была заведующим отделением торакоабдоминальной хирургии в институте Склифосовского. Она хирург и православный человек, и вот у нее в кабинете и икона святого Луки висела, и прямо на столе лежала книга, которую явно она то и дело перечитывала. И когда мы с ней разговаривали, она действительно признавалась — это было нелицемерно, это было видно, что это была какая-то живая органическая часть ее жизни, что вот оставил некий опыт того, каким должен быть врач, святитель Лука — как он там шел много километров к больному, как он там к каждой вот какой-то бабке к нему пришедшей, простой крестьянке, относился как вот к самому-самому важному пациенту и вот не делал различия между тем, кому нужна помощь. И вот это его принцип — светя другим, сгораю сам, вот моя собеседница говорила, что это такой принцип, без которого очень трудно было бы воспринимать все трудности, всю нагрузку профессии врача. И особенно постоянно оперирующего хирурга, стоящего по много-много часов у операционного стола. И это вот был такой живой пример, как опять же святитель Лука своим присутствием вот конкретного человека, врача, хирурга, в конкретной жизни ситуации укрепляет, поддерживает и участвует в жизни. В эфире наш еженедельный «Журнал». Мы вернемся к нему после небольшой паузы. Дорогие друзья, не переключайтесь.

К. Мацан

— Еженедельный «Журнал» на Радио ВЕРА, как всегда в этом часе, мы листаем. В студии моя коллега Кира Лаврентьева я Константин Мацан и завсегдатаи нашего «Журнала» Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА, и Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «Фома». Ну и к той теме, с которой ты, Леша, сегодня в «Журнал» пришел, вот к ней и перейдем.

А. Соколов

— Я так понимаю, мы плавно переходим к рубрике «Культура» и одновременно к рубрике «Юбилей» в нашем...

К. Мацан

— Да, у нас сегодня прекрасный юбилей.

А. Соколов

— У нас очень юбилейная неделя на самом деле получилась эта вот, которая заканчивается. Началась она в понедельник с юбилея такого, безусловно, выдающегося режиссера, великого деятеля нашей культуры, как Георгий Данелия, которому бы исполнилось 95 лет. И, конечно, очень много было сказано, о нем очень много вспоминали, но я хотел немножко со своей стороны посмотреть на его творчество и на его биографию. У него, безусловно, очень много есть ценного в его работах, и есть работы хорошо широко известные, понятное дело, там «Мимино», например, возьмем. Есть работы менее, к сожалению, известные, например, вот «Слезы капали», прекрасный фильм, который, к сожалению, не настолько широко известен — это экранизация рассказа Кира Булычева.

К. Мацан

— Или «Не горюй».

А. Соколов

— Да.

К. Мацан

— «Не горюй» — один из моих любимых фильмов Данелии, с молодым Вахтангом Кикабидзе в роли зажигательного грузина, что неудивительно.

А. Соколов

— Да. А я еще имел такую возможность, я видел дипломную работу Данелии, короткометражку про французского солдата 12-го года, который выходит к русским солдатам, замерзая, и они его кормят. Тоже потрясающая работа. Вот он как начал, так и продолжал. Но я о чем бы хотел сказать. Для меня Данелия очень важен в его позднем периоде творчества. Потому что, знаете, вот у нас есть такое представление, что вот этих вот великих ярких режиссеров советской эпохи перелом 90-х годов во многом сломал. Я вот прямо откровенно скажу, что мы все знаем, что последние фильмы Рязанова вообще прошли незамеченными и к ним очень неоднозначное отношение. Было видно, что человеку было очень трудно принять эту новую эпоху. То же самое можно там про Гайдая сказать, например. И я даже слышал такое рассуждение, что вот эти люди, выращенные в советской системе, в советской эпохе, вот в этом специфическом мире советского кинематографа с его правилами, они просто не нашли себя вот в этой новой вселенной, которая появилась. И Данелия, он абсолютно опровергает все эти концепции. Потому что посмотрите, какие потрясающие фильмы он снял в 90-е годы и в 2000-е.

К. Лаврентьева

— Хотя время это крайне непростое для кинематографа.

К. Мацан

— А какие ты конкретно имеешь в виду, например?

А. Соколов

— Во-первых, две потрясающе светлые комедии, снятые им в 90-е — это «Настя» и «Орел и решка». На фоне абсолютно вот этого фона 90-х годов, который там все время вылезает — трамваи, в которых неожиданно гаснет свет там, да?

К. Лаврентьева

— Неустроенность какая-то.

А. Соколов

— Вот эта неустроенность невероятная, там какая-то грязь на улицах, еще что-то. Потрясающе добрые и теплые фильмы. Вот «Орел и решка», там же сюжет весь в чем — человеку на протяжении всего фильма помогают абсолютно незнакомые ему люди. В общем-то, главный двигатель сюжета. Удивительно. «Паспорт», вот его фильм. Казалось бы, вот начали, разрешили говорить там о политике, там обо всем остальном, на эту тему бросились глупо шутить и вот, казалось бы, вот это просто верх какой-то перестроечной пошлости должен был быть. А какой потрясающий фильм о поиске родины и возвращении на нее. И вот самое главное, это то, каким удивительным образом он умудрился переснять в формате мультфильма свой самый мой любимый, безусловно, фильм «Кин-дза-дза». То есть вот когда я услышал, что Данелия снимает мультфильм по «Кин-дза-дзе», я думал: ну все... Я прямо в отчаяние впал. Я подумал: ну вот здесь точно будет провал. А во-первых, сколько там самоиронии? Сколько там иронии по отношению к старшему поколению, к которому сам режиссер принадлежал, к нему. Вот там же молодой оказывается двигателем нравственности, а старый, с которым явно себя режиссер ассоциирует, он такой герой, объект такой самокритики, самоиронии. Видно, насколько он вот иронично, спокойно, светло к этому подходит. И какой добрый получился мультфильм. Добрый. Вот именно добрый. И вот важна вот эта доброта. Не добренькость...

К. Лаврентьева

— Да, не заигрывание.

А. Соколов

— А настоящая христианская доброта, которая была в последних фильмах Данелии вопреки всему, что происходило вокруг. Это, для меня кажется, очень недооцененная часть его творчества, к сожалению, а очень важная для всего нашего общества.

К. Мацан

— Я, может быть, с неожиданной стороны к этому подойду. У нас недавно на Радио ВЕРА выходил цикл программ про христианские мотивы в фильмах Андрея Тарковского — это я про Данелию, сейчас поймете, почему. И в одной из них был замечательный кинокритик, очень любимый и Радио ВЕРА, и журналом «Фома», и слушателями, Лев Маратович Карахан, который недавно издал книгу со своей публицистикой, со своими размышлениями под названием «Отдаленные последствия» — про кино 60-х годов, про поколение шестидесятников, где много разных идей и тем поднято. Но почему я вспомнил про это? Парадоксальным образом, Лев Маратович как бы неожиданно сопоставил две кинофразы. Вот одна кинофраза — это из «Я шагаю по Москве» Георгия Данелии, вернее из песни на стихи Геннадия Шпаликова:

Бывает все на свете хорошо, —

В чем дело, сразу не поймешь, —

А просто летний дождь прошел,

Нормальный летний дождь.

Мелькнет в толпе знакомое лицо,

Веселые глаза,

А в них бежит Садовое кольцо...

и так далее. Вот это ощущение какого-то света, радости, летняя гроза. Да, вот это ощущение, даже не ощущение, а переживание жизни как свободы, смысла, радости, близости с братом, какого-то братства людей вот в этой солнечной Москве, хотя она под дождиком — ну вот мы помним атмосферу фильма, какого-то лада и света есть в этом фильме. И с чем, любопытно, сопоставляет это Лев Маратович — с фразой в «Андрее Рублеве», которую говорит сам Андрей Рублев: «Бывает, что посмотришь в глаза другого человека и как будто бы причастился». Вот, понятно, что фраза, она такая богословски очень странная и опасная, но понятно, о чем идет речь, что это не догматическое утверждение, а это вот что-то ближе к тому, что часто звучало у митрополита Антония Сурожского, что никто никогда бы не стал христианином, если бы не увидел в глазах другого сияния вечной жизни. Вот эта вот любовь, которая может людей соединять, какая-то глубинная связь человека с человеком, которая иначе чем через Бога, скажем так, не проходит. Вот парадоксально можно и этот отзвук расслышать даже в таком, казалось бы, никакого отношении к экзистенциальной проблематике не имеющем фильме, как «Я шагаю по Москве». А потому что даже в такой простой истории мастер, режиссер остается мастером. Я помню, очень поразило, это просто милые воспоминания о том, как зарождался фильм «Я шагаю по Москве». По-моему, если я не ошибаюсь, к Данелии как-то пришел в Шпаликов и сказал: слушай, у меня есть классный эпизод, классная картина: дождь, идет девушка под дождем, а ее догоняет на велосипеде молодой человек и над ней держит зонтик. Данелия говорит: ну, красивая картинка. А фильм-то о чем будет? Да неважно, о чем фильм будет, говорит Шпаликов, я вот картинку увидел.

А. Соколов

— Это очень похоже, вот по тому, что получилось.

К. Мацан

— Да, неважно, о чем фильм будет, важно, что картинка. Данелия так: ну, хорошо, но надо какую-то историю все-таки придумать. И в итоге потом признается: в итоге историю никто не помнит, но этот кадр, который Шпаликову первым пришел, все знают, и по нему вот помнят «Я шагаю по Москве».

А. Соколов

— Арсений, какой у тебя любимый фильм Данелии?

А. Федоров

— Ты знаешь, вот вы назвали фильм «Не горюй». И я не могу сказать, что он у меня любимый, но я могу сказать, что он мне очень нравится. Я никогда не мог понять, чем, но когда я его пересматриваю, у меня всегда хорошее настроение.

К. Мацан

— Да, абсолютно.

А. Федоров

— Вот, то есть это бывают фильмы, в которых ты можешь вот прямо разложить, как хорошо сделал режиссер, как грамотно написан сценарий, как вот снято красиво. И ты понимаешь, как сделано и что тебе понравилось. А бывают фильмы, которые ты смотришь и не понимаешь: ну вроде и тут как-то не очень, и тут как-то корявенько, и тут как... Но прямо очень хорошо. Я почему-то вспоминаю некоторые иконы, которые сделаны некрасиво, неаккуратно, но от них такое идет тепло и благодать, да, которые, вот чем-то это произведение наполнено. И вот там тоже, в общем, есть такой странный для Радио ВЕРА образ священника в этом фильме «Не горюй», такого по-грузински любящего выпить и поучаствовать в празднике, но он не совсем...

К. Лаврентьева

— Не карикатурный.

А. Федоров

— Не карикатурный, который вот в советских фильмах мы привыкли видеть, чтобы вот Церковь как-то очернить и высмеять. Не знаю, вот у меня все равно этот образ, он не производил такого впечатления никогда и не производит. Вот фильм, мне кажется, таким светлым, хотя сложным местами.

К. Лаврентьева

— А я помню дух 90-х годов, мне было тогда три-четыре года, когда я увидела впервые фильм «Я шагаю по Москве». Естественно, я совершенно не поняла никакого смысла я в этом, мне кажется, особо. Но вот эта песня...

А. Соколов

— Настроение.

К. Лаврентьева

— Вы понимаете, это как якорь среди всех бушующих бурь: «Бывает все на свете хорошо...» — и вот ты как-то идешь и идешь. Вот все детство проходишь, время от времени возвращаясь к этому фильму, и это такой, знаете, мощнейший антистресс для ребенка был в те совершенно непонятные годы, когда ты не понимаешь, что происходит. Потому что взрослый мир тебе недоступен, но ты прекрасно считываешь общий дух. И вот такие фильмы, которые тебя заземляли, давали какой-то покой, их практически не было. Ну ладно, советские — да, но все-таки «Я шагаю по Москве» — это такая отдельная история, это молодой Никита Сергеевич, который заслуживает, конечно, отдельного внимания. И это совершенно потрясающе было, и эффект просто невероятный производил тогда.

К. Мацан

— Я вот сейчас смотрю на список фильмов Георгия Данелии и вообще впервые, может быть, в жизни для себя формулирую, — как-то об этом никогда не думал, что вот в своих главных образцах это кино про то — я сейчас вот пытаюсь это сформулировать, — как человек через какую-то горизонталь все равно пытается пробиться куда-то к вертикали, вот к важным смыслам, к чему-то настоящему. Вот через какую-то действительность, если угодно, ложных ценностей или каких-то поверхностных вещей, разглядеть какой-то большой смысл: а ради чего я? Для чего я? Есть ли что-то подлинное? Ну, посмотрите, «Мимино» — про летчика, который мечтает о большой международной авиации, к этой теме идет. А потом понимает...

А. Соколов

— В общем, это фильм о ложной мечте, о том, как человек не знает, для чего живет, хотя у него все есть изначально.

К. Мацан

— Да, а подлинное, настоящее в той деревне, где он на вертолете помогает людям. Это, конечно, очень грубая моральная схема. Кино не про это. Кино — в красках, в образах, в музыке, в непередаваемой интонации. Но если говорить про какое-то рациональное содержание, оно такое. Но ведь и «Осенний марафон», который прямо следует за «Мимино» в фильмографии Данелии — вот бежит человек по кругу. То есть постоянно марафон каких-то непонятных, суетных дел, которые тебя завлекают, завлекают, под которыми ты себя погребаешь. И нужно из этого вырваться. Нужно когда-то к чему-то настоящему, подлинному пробиться, не дать себе осуетиться. Это же очень и про сегодня и про нас. А мы понимаем, что поиск большого смысла в жизни, если за ним идти, он рано или поздно человека к Богу приводит, вернее наводит на мысль о Боге как минимум.

К. Мацан

— В эфире наш еженедельный «Журнал». В студии моя коллега Кира Лаврентьева, я Константин Мацан, завсегдатаи нашего журнала — Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «Фома», и Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА. Мы продолжаем страничку культуры и юбилеев, потому что вчера, 28 августа, исполнилось бы 100 лет Аркадию Стругацкому.

К. Лаврентьева

— В какой удивительный день он родился.

К. Мацан

— Да, на самом деле, может быть, тоже в каком-то смысле покажется парадоксальным: а почему есть повод поговорить об Аркадии Стругацком и, конечно, его брате Борисе Стругацком, как об авторах, писателях на Радио ВЕРА. Но тут я бы просто сразу хотел Алексея Соколова спросить об этом. Потому что я знаю, что вообще в журнале «Фома» нередко к теме о Стругацких обращались.

А. Соколов

— И прямо сегодня даже обратились.

К. Мацан

— Ну-ка расскажи.

А. Соколов

— В нашем канале «Академия журнала «Фома» у нас прямо подборка материалов на эту тему. О Стругацких говорить можно очень много, но я хотел бы разговор о них на две части разделить. Знаете, вот я как человек, который прочел очень много их текстов, и они для меня очень много значили в свое время, стал замечать, что немножечко как-то интерес к Стругацким у нас в обществе угасает.

К. Лаврентьева

— Поугас, да.

А. Соколов

— Поугас и угасает. И вот как будто ощущение такое, что вот та их читательская база, вот советская, постсоветская интеллигенция уходит, какие-то новые люди приходят, и им почему-то неинтересно то, что сделали Стругацкие. Я стал думать об этом, и у меня есть два ответа на этот вопрос. Во-первых, действительно, вот если мы говорили сейчас о Данелии, его фильмы, снятые там много-много лет назад, тот же «Осенний марафон», не знаю, «Мимино», они абсолютно актуальны для человека сегодня. Проблемы, которых часто касались Стругацкие — вот я стал перебирать в голове их произведения, вот «Улитка на склоне» — это глубоко философское произведение, тоже очень попадающее в какие-то тенденции философской мысли современной. Безусловно, как ни странно, «Пикник у обочины», самое популярное из произведений, просто в силу удачного перевода на английский язык, в мире, оно, безусловно, вневременное. Если вы его когда-то вдруг читали или не читали вообще — это в первую очередь произведение о любви. Вот серьезно, о любви. Оно действительно достойно пережить вот все на свете. А основная масса их текстов, то, что они писали, скажем, вот этот их цикл «Полдень, XXII век», казалось бы, там какие-то вопросы такие поднимаются, которые совершенно ушли вместе с эпохой. Вот эта вот теория воспитания там, да, давайте построим общество, где каждый реализуется творчески, а детей сдают в специальные учреждения, где те, для кого воспитывать детей это форма творческого воспитания, будут воспитывать, и тогда вырастет прекрасное поколение. Все эти теории прогрессорства, да, там давайте осчастливим тех, кто еще отстал от нас путем вмешательства, можно ли вмешаться силой...

К. Мацан

— «Трудно быть богом».

А. Соколов

— «Трудно быть богом», да, вот это все. Я думал, наверное, это просто не очень актуально для 2025 года XXI века и так далее. А потом я подумал: вот все-таки, да, может быть, не актуально, но есть одна очень важная вещь. И здесь, на Радио ВЕРА, мы много раз к этому возвращались и, в принципе, наша жизнь — это бесконечный спор о нашем советском наследии. О том, что там было хорошо, что там было плохо, как это вынимать, как это все. И вот если Лев Николаевич Толстой, по меткому замечанию одного журналиста дореволюционного, это «зеркало русской революции», то братья Стругацкие — это зеркало всего, что произошло потом. Потрясающую мысль тут недавно услышал, у меня просто жена сказала, она говорит: понимаешь, без чтения вот этих вот историй Стругацких про теорию воспитания невозможно понять те конфликты, которые возникают у нас со старшим поколением, когда им не нравится, как мы воспитываем своих детей и как мы живем.

К. Мацан

— Интересно.

А. Соколов

— Потому что просто вот эти мысли, нарративы, абсолютно ушедшие из нашей жизни, советские или как-то переродившиеся, извратившиеся, знаете, вот эта вот странная секулярная постсоветская мораль и так далее, она прекрасно разложена Стругацкими. Они вовсе не были ее пророками там, защитниками и так далее, но просто не читая их тексты, спорить о советской действительности можно только на очень примитивном уровне: там вкусное было мороженое или невкусное было мороженое — вы знаете, как у нас любят вот это вот. Понять, что такое был советский проект, как развивалась мысль людей, без этого невозможно. И последнее, что хочу сказать, конечно, безусловно, «Хищные вещи века» — это самая предсказавшая современную реальность антиутопия, написанная в XX веке.

К. Мацан

— Я не читал, честно говоря, нужно будет прочитать.

А. Соколов

— Домашнее задание.

К. Мацан

— Да, «Хищные вещи века»?

А. Соколов

— Да.

К. Мацан

— Но я однажды беседовал с замечательной Марией Александровной Штейнман в проекте «Голосовое сообщение». Я ее спрашивал, она специалист по аллегорической литературе, по фэнтези — Толкин, Льюис, «Гарри Поттер», она все это изучает именно как филолог и культуролог. И на Радио ВЕРА мы с ней не раз об этом говорили, об этой традиции. Я ее спрашивал, а бывает ли вообще, возможно ли православная фэнтези. Мы же привыкли, что фэнтези — это вот на тему все-таки каких-то эльфов и колдунов, условно говоря. Я сейчас очень огрубленно это излагаю и прошу прощения у поклонников фэнтези за все возможные неточности. Но вот что-то такое, вот наше фэнтези бывает? И она мне привела в пример несколько работ, очень парадоксальных для меня, и одна из них была «Понедельник начинается в субботу» Стругацких. Вообще любимейшая вот моя книга, с детства зачитанная. Вот это то, что я читал. Мое знакомство с Стругацкими, оно как-то вот по самым таким все-таки хитовым, популярным вещам за пределами мира научной фантастики распространяется — это «Трудно быть богом», это «Пикник на обочине», это вот «Понедельник начинается в субботу». Смешнейшее произведение, ироничнейшее. Но почему об нем вспомнила Штейнман? Конечно, это не православное фэнтези в каком-то узком смысле слова. Но я впервые подумал, что это все-таки какая-то фантастика, если угодно, фэнтези на русском материале. Мы опять же к этой теме национально возвращаемся. Изба на курьих ножках — Изнакурнож, да, там Баба Яга присутствует и так далее. Попытка взять какой-то национальный колорит и из него создать фантастику. Очень интересно. А еще, вот к вопросу все-таки о том, о чем Леша сказал, о смыслах, но вот перечитываешь избушка на курьих ножках, перечитываешь, «Понедельник начинается в субботу» и понимаешь, что какие-то по-человечески очень важные темы там донесены, как бы это, в общем-то, тривиально не звучало про хорошую литературу. Я всегда вспоминаю, допустим, такого персонажа оттуда как профессор Выбегалло, который пытался в лаборатории создать счастливого человека. Он работал над тем, чтобы создать счастливого человека.

А. Соколов

— А создал кадавра удовлетворенно желудочного.

К. Мацан

— И помнишь, там были стадии, да, что первая стадия счастья — это человек удовлетворенно желудочный.

А. Соколов

— Это Пирамида Маслоу, кстати говоря.

К. Мацан

— Да, дальше этой стадии, в общем-то, эксперимент не шел. Потому что человек удовлетворенно желудочный просто поглощал, но не мог насытиться. И я помню, что когда в каком-то далеком году, когда в ситуацию уже политической турбулентности были введены Россией какие-то контрсанкции, которые ограничили доступ, по-моему, сыров в Россию зарубежных...

К. Лаврентьева

— Пармезана.

К. Мацан

— И поднялся вой на эту тему, одна наша коллега, журналистка, написала как-то в интернете, в социальных в своих сетях: такое ощущение, что все неожиданно стали людьми неудовлетворенными желудочно.

К. Лаврентьева

— Я очень хорошо помню этот момент, кстати.

А. Соколов

— Это очень хороший пример, кстати говоря. Еще хотел сказать. Вот, может быть, мало читают Стругацких, но очень сильно недооценивают, насколько всей последующей русской литературе они придали определенный импульс развития. Многих авторов, которые и сейчас пишут, писали вот там в 90-е, в 2000-е, просто бы не было в том виде, как они сейчас есть, если бы не Стругацкие. Даже вот их язык, он очень сильное влияние оказал.

К. Мацан

— Да. Что это за козел? Это не козел, это наш сотрудник, говорили про козлика Изнакурножа. А еще один момент, который я все время вспоминаю в связи с «Понедельником, который начинается в субботу», это, помните, как, в общем-то, выражен вот идеал бескорыстного творчества научного, интеллектуального, любого там, ученые в знаменитом НИИЧАВО — я напомню, да, научный институт чародейства и волшебства. Когда ученый начинает служить не науке, не идеалу, не счастью людей, а служить себе, своим корыстным интересам, каким-то своим личным целям, у него начинают на ушах расти волосы. И это такой признак того, что вот ты не туда пошел, ты подменил подлинный идеал служения на какой-то ложный, ты предпочел себе, любимому, служение другим. Но это глубинно очень христианская интуиция. Понятно, что она уже за много веков христианской культуры стала общечеловеческой, общепонятной, но корень ее именно там, как ни крути, корень ее в Библии. И вот таким причудливым образом прорастает христианская этика в писателях советской эпохи.

А. Соколов

— И все-таки я хочу сказать, что вот во многом это свидетельство абсолютно нехристианского мира, который они описали и как свой главный вот этот опус магнум, свою утопию «Полудня» там, и это видно и в НИИЧАВО прекрасно. И, собственно, Борис Стругацкий, знаете, он же в конце жизни очень такую вещь сказал, что «Мир Полудня» не так уж и хорош, потому что вот этот мир свободных творческих людей, который создан для людей творческих, но абсолютно не подходит для остальных, он не делает людей равными. Если у тебя есть творчество — ты им занимаешься, если нет — что ты там найдешь. Ну вот сейчас выйдет, я не знаю, насколько хорошо экранизируют «Жук в муравейнике». Я бы очень советовал прочитать это произведение, как одно из таких вот, знаете, переломных. После него, наверное, Стругацкие очень тяжелые, они все очень депрессивные, вот их последние вещи, они очень грустные. Там не будем говорить про «Отягощенные злом», где есть очевидное такое антихристианское кощунство. Тоже можно об этом сказать, что есть такой текст у них, который тяжелый тоже. Но, не знаю, там «Град обреченный» какой-нибудь — это очень тяжелый, депрессивный текст. Вот если что-то на переломе между «Понедельником» и последними их работами читать, то, наверное, это вот «Жук в муравейнике». Насколько такой вот по настроению тяжелый текст. Но я думаю, что все должны его прочитать. Если хотите познакомиться с Стругацкими чуть глубже трех вот книг. Потому что ты правильно сказал, это самые, пожалуй, их такие...

К. Мацан

— Очень интересно, что ты говоришь. Я как-то об этом, во-первых, не знал и не думал. Но знаешь, о чем я часто думаю? Может быть, это в том числе и с творчеством Стругацких связано. Выражаясь совсем просто, когда нет для тебя живого Бога и всего, что с этим связано, то, как ни крути, как бы ты ни опирался на какие-то общечеловеческие этические вещи, вот практически неизбежно приходишь к кризису, к чему-то тяжелому. То есть рано или поздно думаешь о безальтернативности христианского мировоззрения религиозного. Вот если не оно, то либо какой-то тяжелый вот «Град обреченный», как у Стругацких, либо, не знаю, бесконечная пьянка, как у героев Довлатова, например. Вот тоже скоро будет его день рождения, правда, не юбилей. Вот я об этом думаю. Что ты об этом думаешь?

А. Соколов

— Я думаю, что да, мы можем не соглашаться с идеями, которые наши дорогие великие фантасты Стругацкие высказывали, к которым они сами потом относились совершенно по-разному, но то, как они зафиксированы, это очень хорошо позволяет вот это почувствовать. Потому что я лично не хотел бы жить в «Мире Полудня». Ну вот просто вот глубоко вглядевшись в него. И я знаю многих людей, для которых эта вот христианская рефлексия, она очень важную роль сыграла, именно вот когда они знакомились с их текстами. По крайней мере это очень честные авторы, вот тут им не откажешь. Ну и еще раз скажу, все-таки «Пикник у обочины» — это книга о любви во многом.

А. Федоров

— Ну вот мы так немножко, может быть, эти закольцевали две темы нашей второй половины. Это режиссеры, которые в советские годы делали замечательные фильмы, а потом в 90-е, в общем, получалось у них что-то более, может быть, сложно воспринимаемое. И Стругацкие, у которых позднее творчество пришло к чему-то. И я вот сидел и об этом размышлял, почему-то мне приходила в голову такая мысль, что вот творческий человек, он всю жизнь к чему-то идет — движется, ищет, пишет или ставит, или снимает. И в конце, ближе к завершению этого пути, он начинает осмыслять то, что он делал, к чему он шел, и что в результате получается, и как это все соотносится с той действительностью, которая вокруг. И вот мне почему-то представились святые, которые всю свою жизнь двигались к Богу, и вот это завершение их жизни, которое наполнено каким-то светом. Человек, который в последние дни становится еще выше, еще ближе, и то, что он пишет и делает ближе к завершению своей земной жизни, показывает, насколько правилен был выбранный им путь, насколько это все становится светлее, светлее, светлее и светлее. И как, наверное, тяжело человеку, который оказывается в конце или ближе к концу начинает, переосмысливая свою жизнь и деятельность, понимать, что куда-то, может быть, он двигался не туда и как-то не так представлял себе свой финал.

К. Лаврентьева

— Я об этом тоже, кстати, очень много думаю. Понятна мне мысль Арсения. Честно говоря, отец Иоанн Кронштадтский ее озвучивает, он говорит о том, что представьте... Нет, простите, ее озвучивает святитель Николай Сербский. Он говорит о том, что представьте себе, что ваше бездействие, как и ваши действия, могут привести буквально вот к перемене мира даже. То есть не каждый человек отделен от общества, мы все составляем все-таки какой-то единый организм. И вот то, что мы делаем в жизни, это колоссально влияет на то, что происходит в мире. И эта мысль, она очень отрезвляюще, мне кажется, действует, если ее думаешь. Думаешь долго.

К. Мацан

— Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе. Спасибо, дорогие друзья, за этот разговор, за наш сегодняшний «Журнал». В студии были Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан, завсегдатаи журнала — Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА, и Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «Фома». До свидания, спасибо еще раз за беседу. Ровно через неделю в это же время мы продолжим листать наш еженедельный «Журнал». Дорогие друзья, надеюсь, до встречи.

А. Соколов

— До свидания.

К. Лаврентьева

— До свидания.

А. Федоров

— Всего доброго.


Все выпуски программы Журнал

Мы в соцсетях

Также рекомендуем