«Долгий путь к Богу»

В этом выпуске своими светлыми воспоминаниями о том, как кто-то никак не мог прийти к Богу, сопротивлялся, но в конечном итоге чудесным образом стал верующим человеком, поделились ведущие Радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Константин Мацан, Анна Леонтьева, а также наш гость — настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря игумен Филарет (Пряшников).

Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан, Анна Леонтьева

---

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие наши слушатели. Как всегда, в этой студии мы собираемся, чтобы рассказывать истории, которые нас волнуют, которые нас тронули, которые глубоко задели наше сердце. И сегодня в студии Константин Мацан, Анна Леонтьева, меня зовут Кира Лаврентьева. И с особенной радостью представляю вам нашего сегодняшнего гостя — в студии Светлого радио игумен Староладожского Никольского мужского монастыря, кандидат теологии, Филарет (Пряшников). Здравствуйте, отче.

Игумен Филарет

— Здравствуйте, рад вас видеть и слышать.

К. Лаврентьева

— И мы тоже очень рады вас видеть, потому что «Светлые истории» с вами всегда особенные. Это правда.

Игумен Филарет

— Спасибо.

К. Лаврентьева

— Дорогие друзья, если вы почему-то еще до сих пор не смотрите «Светлые истории», то мы вам, конечно, настоятельно рекомендуем это делать.

А. Леонтьева

— Угрожающе звучит.

К. Лаврентьева

— На сайте https://radiovera.ru/ и в группе Радио ВЕРА ВКонтакте, пожалуйста, оставляйте свои комментарии, как раньше, во времена YouTube, мы очень их ждем, читаем, радуемся им. И, конечно, нам очень важна обратная связь, поэтому, дорогие друзья, не игнорируйте эту трепетную просьбу. А тема у нас сегодня «Долгий путь к Богу» — это история о том, как кто-то никак не мог обратиться к Богу, сопротивлялся, но в итоге пришел. То есть история о приходе к Богу, и, конечно, я предвкушаю, что отец Филарет что-то такое заготовил, какую-то историю. И давайте прямо сразу вам слово, отче, и дадим.

Игумен Филарет

— На самом деле, когда собирался на программу, я перебирал в своей памяти то, что можно поведать, о чем рассказать, потому что действительно у священника много заготовок. А заготовки, они не придуманы, это жизненные ситуации, это люди, это судьбы, это какие-то события, которые очень врезаются в голову. Почему, потому что ты иногда не можешь рационально объяснить то, что видишь перед собой, то, что происходит. Вот программа «Путь к Богу» долгий или он недолгий бывает, но вот я бы хотел, прежде чем рассказать о том, о ком я хочу рассказать, Я бы немножко коснулся момента, для каждого путь к Богу бывает разный по широте, я бы так сказал. Почему, потому что вспомните разбойника благоразумного, который висел и страдал с Господом, и путь его был очень быстрый и на Голгофе. Если мы вспомним наши жизненные пути, вот свой жизненный путь вспоминаю — в Церковь пришел в 11 лет, а священником стал в 22 года. И вот в этом году кто-то меряется, знаете, годами, а я уже почему-то начинаю мериться десятками, потому что в этом году уже 25 лет, как я священнослужитель, я очень этому рад. И это мой путь, да? Он продолжается, но тоже можно о нем писать, говорить, рассказывать, даже есть такое желание, что-то, какой-то дневник, значит, завести, но не в этом дело. На самом деле вот короткий, длинный путь к Богу. И ведь, вы знаете, я сейчас вспоминаю один случай, который со мной произошел на Сахалине, когда я служил в одном из городков. Это реальный случай. Меня пригласили причастить бабушку в больнице. Ну священник, конечно, сразу же, по первому зову, обязан побежать, пойти, потому что в больнице человек иногда находится на грани жизни и смерти. И тут промедление — это потом угрызение совести всей твоей жизни последующей, если ты не успеешь. Поэтому же как я побежал с родственниками, чтобы причастить бабушку. Но когда мне потом рассказали ее историю, вот я ее причастил, она поисповедовалась, действительно ясный ум и совершенно осознанное понимание и своей жизни, и молитва к Богу, и прочее-прочее, серьезное отношение к этому, я бы так сказал. Ну прошло время, я живу своей жизнью, и вдруг я увидел, что пришли родственники этой бабушки в храм, ставят свечи. Я вот спрашиваю: а как ваша бабушка? А мне такой был ответ: батюшка, как только вы ушли, через два часа она отошла в мир иной. Она, говорит, знаете, сколько вас ждала? Полгода ждала. Она лежала в больнице, сначала что-то не могли определить, потом еще что-то. Вы понимаете, вот иногда вот этот путь к Богу, он, я не могу сказать, насколько это был религиозный человек, но понятно, что если она позвала меня, священника позвала, значит, это было что-то для нее очень серьезное. И может быть, вот это мгновение, потому что я не знал ее жизненный путь совершенно, вот это мгновение, вот понимаете, вот это причастие, исповедь, и через два часа ты уже у Бога, вот это что? Это тоже путь, правильно? Сопротивлялась. Как она жила? Насколько она была воцерковленным? Тоже не могу сказать. Но вот эти вот секунды, минуты, часы — это и есть ее путь к Богу. Осознание. Вот я так воспринимаю, понимаете? И ведь это не единичный случай. Может быть, я какие-то грустные привожу моменты, но мы говорим путь, да, начало — конец. А священнику всегда очень важно понимать, что твоя судьба и твое значение в жизни этого человека принесло плюс, да, ты расстался с этим человеком с осознанием, что он теперь с Богом, вот это самое важное. Вот второй такой же случай был. Вот вы знаете, почему нельзя это придумать, и еще раз хочу сказать, рациональным осознанием вот как это понять. Тоже вспоминаю свой Сахалин, хотя сейчас служу в Санкт-Петербургской епархии в Староладожском Никольском мужском монастыре, удивительное старинное место. И вот тоже вспоминаю, что позвали в паллиативное отделение при онкологической больнице. И тоже там был такой случай. Ветеран войны, замечательно светлый человек, который и обнял меня, и все рассказал, и поисповедовался. И тоже я вам как-то рассказывал, наверное, потому что это очень сильно запало в мое сердце, в мою душу. Вот. И тоже так же, через неделю я пришел, у сестер медицинских спрашиваю. Говорят, батюшка, так на утро она ушла. Понимаете, вот что это такое? Вот нужно дождаться вот этого часа X, да, чтобы действительно твой путь был. Возможно, несколько часов, но к Нему. Вот это очень-очень-очень познавательно для меня, как для священника. Но, наверное, самое последнее, о чем я всегда рассказываю, и вы уже прекрасно знаете мою историю, потому что это моя история, моя жизнь, это, конечно, моя мама. Потому что советская семья, потому что совершенно религиозные вопросы не рассматривались. Обычно жили, как и все, кто-то трудился — мама на пекарне, отец на военном аэродроме, и о Боге вообще не говорили. Потому что, ну да, бабушки верующие, бабушки научили верить в Бога, меня, по крайней мере. А это были советские люди, ее жизненный путь, пионеры, октябрята и прочее, прочее. Я не говорю, что это был плохой путь, это был их путь, это была их жизнь. Но ее путь к Богу начался в 2000 году, когда я стал священником, и она приехала ко мне на Сахалин. И вот оттуда начался вот этот путь восхождения. Должно было пройти 14 лет, не 2 часа, а 14 лет, чтобы она зашла на свою Голгофу. И радиослушатели помнят этот случай 2014 год 9 февраля, когда в Южно-Сахалинске произошла такая вот из ряда вон выходящая трагедия, когда человек зашел в храм и начал стрелять по иконам, по людям. Я вспоминаю это событие, потому что я был свидетелем этого. И здесь же говорю о своей маме, потому что обычно в семьях все-таки родители детей приводят в Церковь. Сегодня это так заведено, когда ты видишь, что папа-мама, с ними за ручку идут их дети, родители их воцерковляют, родители их приводят в ограду Церкви, и здесь же они познают вот этот вот путь к Богу. Но в моей семье было совершенно немножко по-другому. Но это был ее путь, монахини Людмилы (Пряшниковой). Это был ее путь, осознанный, понимающий, потому что ну совершенно нужно было пройти вот этот вот отрезок своей жизни, научиться познать вот этот огромный мир христианства, стать ближе к Богу, первое причастие, первая исповедь — это все было вот в ее жизни в этот небольшой 14 лет. Насколько он большой, насколько небольшой, но в вечности, наверное, это очень маленький отрезок, о котором мы всегда говорим. Но еще раз хочу сказать, вот понимаете, в голове много историй, да, путь Богу, вот, иногда неосознанный, иногда сопротивляющийся, но я думаю, что любой этот путь, главное, чтобы человек открыл сердце свое Господу, вот это самое важное. А там уже Господь заходит и творит великие чудеса, мы это видим каждый день в храме, когда смотрим на тех, кто стоит, причащается исповедуется. Вот, наверное, вот такая такие несколько моментов, историй, которые сильно тронули мое сердце и душу и живут во мне вот все это время.

К. Лаврентьева

— Спасибо, отец Филарет, что вы вновь вернулись такие непростые события своей жизни, связанные с мамой, вспомнили, напомнили нам какие-то очень важные вещи из ее биографии и ее уход. Спасибо вам большое. Царствие Небесное монахини Людмиле. Да, и хотела вас, конечно, сразу спросить вот про вашу первую историю. Отец Филарет, ну вот понимаете, понятно, что не работает схема, что я буду всю жизнь жить, как хочу, а вот перед смертью я покаюсь. Понятное дело, что если так будет человек рассуждать, то, скорее всего, мы не знаем точно, но, скорее всего, ну, не получится у него покаяться перед смертью. Потому что это как-то очень получается нечестно, это слишком... Слишком неправдивая история. Но если человек честно живет всю жизнь, сердце у него христианское, и он по каким-то причинам не может прийти в храм, ну не может, так бывает. Или он ходит в храм, но не причащается. Я видела случаи, когда действительно перед смертью он сподобился причастия, исповеди, соборования, и мирно, спокойно перешел, даже если с болями там, но на душе у него был мир. Отец Филарет, сто процентов в вашей пастырской практике есть и такие, и такие случаи.

Игумен Филарет

— Вот, когда начал рассказывать о том, что вот сейчас услышали радиослушатели все мы, я отметил, что у каждого свой путь. Оправдывать свое духовное нерадение тем, что «а, придет час, и я...», нельзя ни в коем случае. Почему я привожу вот эти события этих пожилых людей. Почему, потому что они жили совершенно в иное время — это был советское время, это было время, когда трудно было найти даже храм, я не говорю о священниках. И поэтому, конечно, они старались, еще раз хочу сказать, это зачастую были совершенно очень хорошие люди, добрые люди, любящие свою землю, воспитывающие своих детей в добре, в таких ценностях, о которых мы сегодня говорим — ценность семьи, ценность уважения к старшим, да, уважение труда других людей и прочее-прочее. Но вопрос-то в том, что вот, понимаете, для каждого этот путь индивидуален. Кому-то нужна минута, а кому-то нужна вся жизнь. Чтобы, пройдя через все перипетии, не одно падение, не одно восстание, но прийти к желаемой вот этой вот, как мы говорим, пристани, гавани, к которой мы все идем. Гавань, единственная гавань, которая перед нами, и конец этого пути, осознание того, что мне нужен Господь, и в конце Он меня и встречает. Поэтому я думаю, что нам нельзя мерить такими, знаете, рамками, точными границами. Здесь это не работает. И как священник я вам это скажу. Не работает. Иногда человеку, чтобы прийти на исповедь, а ведь с чего начинается все, да? И мы вспоминаем с вами проповедь после Пятидесятницы апостола Петра. Мужи галилейские, что нам делать? А они говорят, покайтесь, и да крестится каждый вас во имя Господа Иисуса. Покаяние. И вот именно покаяние. Я всегда говорю: а вы когда исповедовались в последний раз? То есть с чего начать человеку идти к Богу поступательно, постепенно? С исповеди, с осознания своей греховности, с осознания, что я не могу. Не оправдание себя, что время. Время пускай, а я потом, может быть, как-нибудь... Это огромная ошибка человеческая, когда человек говорит «потом». «Потом» может быть не наступить, понимаете? Да. Мгновение — и твоей жизни нет, вот это тоже опасно. Но пути к Богу, они очень-очень разные.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются. И напомню, что у нас в студии игумен Филарет (Пряшников), игумен Староладожского Никольского мужского монастыря, кандидат теологии. У микрофонов Анна Леонтьева, Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к Богу, о приходе к Богу, даже, как вот иногда, говорит отец Филарет, в конце жизни, прямо в самом конце, за два часа до смерти, и так тоже бывает. Вспоминаем благоразумного разбойника каждый раз, когда слышим такие истории. Аня, скажи, пожалуйста, с чем ты сегодня к нам пришла?

А. Леонтьева

— Я хотела сказать еще, вот в дополнение того, что отец Филарет рассказывал, что вот родители, которые сейчас ведут детей в церковь, это такие родители после 90-х, на самом деле.

К. Лаврентьева

— Так и есть.

А. Леонтьева

— Мы с мужем сами, как и вы, отче, сами тащили — иногда неловко, иногда там очень назойливо, настойчиво своих родителей, всех родственников катехизировали и ну вели в церковь. И вот я рассказывала уже про свою бабушку. Хотела немножко с другого угла тоже показать эту историю. Потому что в церкви очень много бабушек, которые были такие, ну комсомолки такие, да? Такие вот убежденные. В общем-то, это люди, которые, как вот Кира сказала, прожили свою жизнь правильно. Я бы сказала даже, праведно. То есть вот эти вот советские идеалы, они, несмотря на то что как бы Бога оттуда убрали, они не могли заменить их какими-то там, не знаю, плохими идеалами, они оставались как бы светлыми, только без Бога. Поэтому бабушка моя вот как раз выросла в вот это вот сталинское время, когда моя прабабушка Паулина, она как раз была такая жена партийного босса, прадед Евсей был такой партийный босс. Я даже недавно нашла газету какую-то, «Правду», по-моему, со статьей о том, о своем прадеде, значит.

К. Лаврентьева

— Евсей, вот это имя.

А. Леонтьева

— Евсей, да, Евсей. Ну, еврейское как бы да. И Сигал, он стал Леонтьевым, потому что Сигалом быть было не очень. Вот. А прабабка Паулина, она уже понимала, что что-то не то происходит. А бабушка выросла, вот в школе ей говорили. То есть вот эта Пресвятая Троица, которую заменили троицей Ленин, Маркс и Энгельс, да, такое тринити, она свято верила в нее. То есть для нее дедушка Ленин был вот таким вот полусвятым человеком.

К. Лаврентьева

— Идеалом.

А. Леонтьева

— Да, который вот, так сказать, мягко улыбался, с прищуром, со всех портретов. И я помню, как бабушка рассказывала, что она, значит, пришла к прабабушке Паулине и говорит, там, знаете, был такой голод, что мамочки воровали колосья с полей. Колосья, представляете, пшеничная, чтобы детей накормить, и их арестовывали. И бабушка пришла и говорит... Ну, моя бабушка. Наверное, правильно, вот за дело, что-то же все-таки есть в этом, не зря же всех арестовывают. И прабабка Паулина просто сказала: дура ты, дура. И ну вот, поэтому можно себе представить мою бабушку, которая на склоне уже жизни узнала, что Ленин совсем не такой пушистый и не такой вот святой человек, который смотрел на нее с портретов, и она очень переживала. Для нее это было ну крушение ее вот этих идеалов. А так как мы с мужем так очень энергично, я так скажу, энергично подталкивали ее к Церкви, то бабушка, будучи человеком очень кротким, она как-то так вот нам подчинялась, я бы сказала. Она исповедовалась, она причащалась. И вот в конце ее жизни батюшки очень любили к ней сами ездить, потому что она как-то очень в большой простоте это делала. Она была очень образованным человеком, ну вот таким очень простым. И вот я подумала, что я на самом деле не знаю, как верила моя бабушка, да, но я знаю, что она была человеком кротким, и батюшки, которые ее причащали, говорили, что вот Богу нужны детские люди. И ну вот с этим она ушла. И это один путь, вот как отец Филарет сказал, путей очень много. Это вот такой путь просто вот такой кротости. Вот забрали одни идеалы, да, и оказалось, что есть другие. Вот очень такое, вот пронзительные какие-то для меня истории этих бабушек.

К. Лаврентьева

— Ну в этом тоже есть какая-то драма, конечно.

А. Леонтьева

— Да, безусловно. То есть я не знаю, с чем вот эти вот комсомолки, с чем они уходили, что у них в душе было.

К. Лаврентьева

— Это боль, конечно, мне кажется, в любом случае. Потому что даже те, кто ходит в храм, кто-то радикально отказывается от своих идеалов, признает, что, да, большевики там, это понятно, понятна их роль. А кто-то тяжело очень. Нет, ну вот он все равно был, он все равно делал хорошее. Вот очень тяжело отцепляться от каких-то своих вот этих зацепок, особенно если это детство, если это юность, если это коммунистическое прошлое,

А. Леонтьева

— Да, если с этим вся жизнь связана.

К. Лаврентьева

— Это вообще, то есть очень сложно взять все перечеркнуть, сказать, что это все было плохо я ошибался полностью, и вся моя жизнь просто в труху ушла, потому что это все было вообще 001953 неверно.

Игумен Филарет

— Я почему-то вспоминаю, знаете, вот вспоминаю жители Гадаринской земли, помните, исцеление Господом весноватого. И гадаринские жители как сказали Христу, когда увидели, что произошло и, может быть, пожалели бедных свинюшек, да иди от нас, мы Тебя знать не хотим. Вот, наверное, самое главное, чтобы в человеке вот этого не было. Мы не хотим Тебя знать. Мы жили вот так, значит, это наш уровень, это наша жизнь. Вот самое важное, человек — это существо, которое открыт к познанию, открыт к покаянию, к метанойе, когда человек открыт к изменению своего внутреннего мира. Жил одним, а перестает и живет совершенно по другой траектории. Вот тоже вспоминая свое служение, заходишь в палату медицинскую, тоже паллиативное отделение, заходишь, кто-то тебя открытыми глазами встречает, а кто-то спиной отворачивается от тебя, демонстративно. Больно, ты видишь это, но ты все равно молишься: Господи... Понимаете, выбор человека, вот самое важное, выбор человека. И здесь Христос и Церковь никогда не будут насильно что-то требовать. Если человек развернулся спиной, ведь он может назад потом повернуться. Здесь нужно, правильно вы сказали, иметь такое смирение внутреннее, расположение даже к жизненным ситуациям, которые происходят, даже к крушениям идеологии твоей жизни. Потому что самая главная идеология для нас, существующих, это есть Господь, это Его заповеди, это то, что полностью меняет нашу жизнь.

А. Леонтьева

— Ну да. А второй вариант, который тоже мне рассказала моя знакомая матушка, вот прихода к Богу долгого, такого непростого, рассказала матушка о своем друге, назовем его Антоний. Значит, Антоний, когда познакомился вот с моими дорогими батюшкой, с матушкой Никой и отцом Дмитрием Кузьмичевыми, он объявлял себя неоязычником. Но он на самом деле не очень представлял себе, что это такое, и как-то вот я неоязычник, такой молодой человек без таких вот прям потребностей. Ну, вот что-то, видно, душа же христианка, и все равно чем-то нужно заполнять это пространство. И вот Антоний, значит, пришел как неоязычник, и батюшка аккуратно сказал ему: Антоний, а ты бы почитал какую-нибудь литературу про язычество, про неоязычество. Не вот то, что там в интернете что-то такое, а почитай вот серьезную литературу. И Антоний, будучи человеком вдумчивым, начал читать и был страшно поражен язычеством. Страшно его поразило, что были человеческие жертвоприношения, то есть он понял, в какую сторону он шел, но не пришел к вере, а скорее откатился обратно в неверие и объявил себя атеистом. Перелом начал наступать, когда от болезни ушел его отец, отошел ко Господу, и он был очень привязан к отцу. И, знаете, для человека неверующего... Вот как люди неверующие переживают вообще потерю близкого? Я не представляю себе. Для человека неверующего.

Игумен Филарет

— Конец.

А. Леонтьева

— Для него была абсолютно невыносима вот эта мысль, что отец ушел, и его больше нет нигде. Его больше нет нигде, это была такая печальная, какая-то депрессивная полоса. И однажды Антонию приснился сон. Во сне пришел его отец, и сон был такой странный. Отец был красивый, такой в светлом костюме, очень здоровый, он же очень долго болел. И начал, знаете, как-то странно, он говорит: вы думаете, что мне плохо, что я болен? Нет, я, смотрите, что могу и начал плясать, знаете, так вот. И Антоний проснулся с криком. А для человека верующего это был какой-то светлый, наверное, сон, а для него это был какой-то вот, знаете, какая-то издевка, какой-то вот ужас, который мы приснился, он кричал. И вот после этого уже он был готов также вдумчиво, как он делал с язычеством, так же вдумчиво начинать изучать христианскую веру. Просто потому, что ему просто необходимо было знать, где сейчас находится его отец. И вот этот путь, знаете, такой вот, он очень тоже, мне нравится, что он такой основательный, да, что он такой вот. Мне кажется, сейчас это очень верующий человек, но вот человек, который так крепко приходит, тяжело, через вот эти знания, через познания, очень вероятно он будет крепко стоять впоследствии. Вот как вы, отец Филарет, думаете?

Игумен Филарет

— Все, что дается трудом, оно надолго запоминается, оно по-настоящему. Потому что тоже практика такая. Зачастую человек пришел, поставил свечу, допустим, в храм, о чем-то помолился, да, оно исполнилось. Ну и все, то есть бытовая проблема решена. То есть Господь, в принципе, вот на таком уровне Он не нужен, понимаете? Главное, чтобы исполнялось, работало. А куда мне идти?

А. Леонтьева

— Это еще не путь.

Игумен Филарет

— В неоязычество или там еще что-то, куда без... Вот правильно вы говорите, что совершенно согласен, что вот путь, настолько он должен быть осознанным человеком, понимаем человеком. И как я говорю: все, что приобретается большим трудом, через страдания, оно приходит по-настоящему. И тогда никакие испытания, никакие треволнения не смогут тебя подкосить, что бы ты не переживал. Вот тоже удивительно, но это тоже наши пути духовные, к которым мы идем.

К. Лаврентьева

— Игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря, кандидат теологии, проводит сегодня с нами эти светлые истории. У микрофонов Анна Леонтьева, Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы рассказываем радостные и непростые истории о приходе к Богу, к вере. Вернемся к вам очень скоро. Пожалуйста, оставайтесь с нами.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются. Здравствуйте, дорогие наши слушатели. Сегодня мы, Константин Мацан, Анна Леонтьева и Кира Лаврентьева, рассказываем свои истории о приходе к Богу. И с нами в студии игумен Филарет Пряшников, настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря, рассказал пронзительную историю. И если вы, дорогие друзья, нас только слушаете, мы вас просим еще нас смотреть на сайте https://radiovera.ru/ и в группе Радио ВЕРА ВКонтакте. Оставляйте свои комментарии, будьте с нами. И, кстати, говоря, отец Филарет не так часто приезжает, поэтому сегодня у нас особо радостные и светлые истории, и мы всегда очень радуемся, когда приезжает отец Филарет. Ну вот, знаете, я вот подумала, что, конечно, приход советского человека к Богу, это ведь отдельная история. Сколько нравственно чистых людей тогда все-таки жили, сколько было прекрасных, удивительных, чистых, совершенно по устроению христиан. И какая трагедия, что не было возможности ходить в храм. А с другой стороны, может быть, они как раз и несли вот эту вот нравственную чистоту, она была в фильмах, она была в песнях, она была в какой-то культуре людей.

А. Леонтьева

— Ну да, вот о чем мы говорим, это советское что-то, да.

К. Лаврентьева

— Советское что-то. Да-да-да, то есть это я к тому, что... Я сказала фразу, обронила, что вот старые бабушки, им тяжело отказываться от своих идеалов, это, получается, жизнь в труху. Но отец Филарет правильно говорит, она не в труху. Это путь, это тоже путь своего времени. И люди приходили к Церкви уже как бы готовые к ней. Это ведь тоже очень интересный момент.

А. Леонтьева

— Да. То есть они прожили как христиане.

К. Лаврентьева

— Как христиане, но не будучи христианами.

А. Леонтьева

— Если ты знал закон, но не жил по закону, да, это одна история. Если ты не знал закон и жил по закону, это более оптимистичная история.

К. Лаврентьева

— Это уже другая история. Ну, у меня много разных историй, потому что мы работаем все-таки на Светлом радио, у нас много гостей, которые рассказывают удивительные истории своего прихода к Богу. Но у меня есть личная, а есть радийная. У нас был в гостях отец Мельхиседек (Артюхин) небезызвестный, настоятель подворья Оптиной пустыни в Москве. Вы знаете, и почему-то именно его путь к священству мне так очень запомнился. Он сказал: вы знаете, я шел, жил, шел своей дорогой, что-то думал, как-то мыслил, все у меня было хорошо, а потом вдруг, резко, вдруг, совершенно неожиданно, мне пришло понимание, что два метра под землей, и все. То есть вот я живу-живу-живу, у меня мечты, дела, карьера, какие-то там устремления, какие-то амбиции, в общем, я к чему-то иду, а потом раз, и все. И, говорит, вот с этого начались мои глубочайшие и очень болезненные размышления о смысле жизни.

А. Леонтьева

— Это в каком возрасте произошло?

К. Лаврентьева

— Ну, кстати, в молодом. Молодом. Он же довольно быстро стал монахом. Он стал монахом Оптиной пустыни в довольно молодом возрасте.

А. Леонтьева

— То есть он сначала делал карьеру успешную, а потом стал монахом?

К. Лаврентьева

— Ну да, потом у него, знаешь, вот этот экзистенциальный кризис. И тут мне недавно подруга, человек совершенно психически здоровый, меня всегда поражало, насколько она здравая. И мы с ней гуляем по парку. Она мне говорит: слушай, вот мы были с детьми там в аквапарке, катаемся с горки, все хорошо. Я вот на это все смотрю и думаю: а какой в этом смысл, если мы все умрем? Я такая: о!

Игумен Филарет

— Наконец-то!

К. Лаврентьева

— Добро пожаловать! Добро пожаловать в нашу компанию! Говорю, ты встала на путь экзистенциального кризиса, это хорошо. Да, помоги Господь. Ну вот у меня история как раз о таком близком мне человеке, который, знаете, физик МИФИ. Вот физики МИФИ советского времени — это отдельная история. Это такая интеллектуальная элита, они очень много знают, они многим интересовались, они понимают, как работают законы, не то что физики, но вообще законы жизни в некотором смысле. То есть у них есть некое такое, знаете, вот какое-то секретное знание, которого, может быть, нет у других.

А. Леонтьева

— Каста.

К. Лаврентьева

— Каста, да. Вот сколько бы я ни общалась с ними, есть у них некая отстраненность такая. И они очень, кстати, любопытно относятся к разным вероучениям, им очень интересно. По крайней мере, те физики, которых я знаю. Это вот компания таких, знаете, живых умов, еще с советского времени. Они с любопытством относятся к тому, что нам предлагает Церковь. Но не только Церковь, но что и нам предлагает разные учения, разные учителя и прочие люди, в том числе восточные. И вот, короче говоря, вот этот мой близкий человек, он этот путь в какой-то степени проходил, но без, я так понимаю, практик на самом себе, он больше изучал, смотрел, думал. И вот Православная Церковь, несмотря на то что он вообще считал себя православным человеком, но очень многие, кто считает себя православным человеком, православными людьми, они, конечно, проводят какие-то эксперименты время от времени. Далеко не всегда наши ощущения себя православным.

А. Леонтьева

— Безопасно, да.

К. Лаврентьева

— Это действительно нахождение в церкви. И вот он считал себя православным человеком, но, тем не менее, как-то вот оригинально относился, назовем вот так, оригинально относился к каким-то вещам, на котором, собственно, стоит Церковь во многом, к каким-то правилам, каким-то очень важным постановлениям Вселенских соборов, то есть у него, ну, как бы, Господь есть, вот он один, и практически у всех одно и то же, вот все веры говорят об одном и том же — ну, то есть у него такая, знаете, гуманистическая такая больше была психология, что все-таки для счастья человека нужно стремиться к добру. Ну, то есть такая, знаете, философская гуманистическая психология еще со времен Аристотеля, Никомаховой этики, когда он говорил, Аристотель, о высшем благе, о высшей добродетели, что человек должен стремиться быть лучшей версией себя, быть как бы устремленным в добродетель, знать меру, не уходить в мещанство, не уходить в земные блага. Ну то есть это когда много знаний, короче говоря, и ты не очень понимаешь, как ты со всеми этими знаниями пойдешь в Православную Церковь, где тебя ждут простые бабушки. И вот здесь недавно мы с ним разговариваем по телефону, он говорит: слушай, я начал ходить в храм — там у себя, он живет за границей, я начал ходить в храм, милостью Божией. И говорит, и он мне бросил такую фразу, я бы никогда не подумал, вот если бы мне кто-нибудь сказал, какая мудрость хранится в Церкви Православной, я бы никогда в жизни ему не поверил. Никогда. Потому что она спрятана, она как бы зашифрована, она не лежит на поверхности, как некая, знаете, такая вот самореклама что ли. Вот эта мудрость, мудрость христианской жизни. То есть она потаенная и открывается она не сразу и не всем, возможно, сразу с порога. То есть это тоже путь, он интересный, он индивидуальный. И меня так это поразило, я думаю: слушайте, я столько с ним зарубалась, я столько с ним спорила. Мне казалось, что мои аргументы, они просто стопроцентные, они очень весомые. И ничего. Вообще ничего, зеро, ноль. И сколько раз я зарубалась со своими подругами, сколько мы вели богословских диспутов, сколько мы разговаривали о каких-то чудесных историях, чудесах, благодатном огне, мироточащих иконах. И это все не имеет результата, если человек на данном этапе жизни не готов принять истины веры Христовой. И это так, мне кажется.

Игумен Филарет

— Это, с одной стороны, понятно, да, человек должен сказать да. А с другой стороны, это чудо Божие, которое происходит с человеком. Почему правы, вы сказали, на поверхности это не лежит. То есть вот как-то тоже есть моменты, о которых очень долго думаешь. Вот говоря, можно, секундочку займу внимание, тоже хотел бы сказать, что есть уникальные места вообще по всей России, которые люди особо почитают — это наши знаменитые лавры, и монастыри, и храмы. И вот то место, откуда я к вам приезжаю на Светлое радио, иногда прошусь, чтобы мы с вами встретились, потому что хочется что-то интересное тоже рассказать о нашей жизни, как мы там живем, как монахи там живут, значит, в этих монастырях далеких. На самом деле прославленные обители, Староладожский Никольский мужской монастырь в следующий год отметят 785 лет вообще. Мало ли много, но это уже возраст, и я хочу сказать, что в Москве в эти дни проходит уникальная выставка про наш монастырь. Вот тоже путь. Ведь путь есть человеческий, а путь есть храма, монастыря. А ведь он, этот путь того же монастыря, представляете, сколько личностей он вобрал в себя, какая это огромная духовная сила. Почему люди, приезжая в монастыри или заходя в древние храмы, что-то чувствуют? Что же это такое? Вот это и есть тоже огромное количество жизненных путей, благодати Божией, которая собирается в одном месте. И вот в Остафьево, Государственный музей-заповедник, в эти дни проходит выставка, посвященная нашему монастырю, историческому пути. Вы, если поедете туда — это уникальное место, интересный вообще музей-заповедник, это Новая Москва, если не ошибаюсь, да, сегодня. И вот именно там вы увидите, подкрепленные архивными документами, то многообразие жизни монахов, паломников, туристов, прихожан, которые на протяжении всего этого года жили, всех этих лет, всех этих столетий, приносили туда свои жизненные пути, отдавали себя без остатка служению Богу, людям. Вот поэтому, наверное, знаете, тоже есть вера от слышания, от видения, да, то есть человек может быть даже совершенно не близкий к Церкви, но который придет на ту же выставку, может что-то для себя полезное узнает.

К. Лаврентьева

— Спасибо, отец Филарет. Нет, ну, кстати говоря, получается, более 700 лет существует монастырь. Это немаленький срок, это получается какой, XIII век?

Игумен Филарет

— Основание да. XIII век 1241 год.

К. Лаврентьева

— А кто основал, отец Филарет?

Игумен Филарет

— По преданию вообще не сохранилось документов никаких. Первые архивы рассказывают нам о монастыре — это уже XVI до XVII века. Потому что сложный был край, сложное время, сложная история завоевания, Ладога не раз горела. Но я хочу сказать, что по преданию сами ладожане основывают этот монастырь возле древней Никольской церкви XII века. А почему они заложили этот монастырь? Вообще подумайте, в Старой Ладоге было шесть монастырей и пятнадцать церквей. То есть насколько это был церковный город, да? И почему строят? Почему они хотели еще один монастырь заложить в честь Николая Чудотворца? А потому что они были проникнуты чувством благодарности Александру Невскому, который вот-вот, год назад, 1240 год, одержал победу над шведами. Почему для Петра I Александр Невский, знамя победы над шведами и прочее-прочее на северной земле. Также для ладожан в 1241 году Александр Невский был национальным героем. Его боевая дружина, это были ребята, национальные герои. И ладожане в знак благодарности Господу Богу за победы строят вот этот монастырь. Это легенда. Это совершенно мы не можем ни опровергнуть, ни доказать. Но эта легенда очень нам нравится. Это легенда, которая сохраняется из поколения в поколение.

К. Лаврентьева

— Ну и она похожа на правду.

Игумен Филарет

— Да, мы верим, что это правда.

А. Леонтьева

— Я хотела сказать, что вот Кирин рассказ про физика замечательный, который вошел в Церковь и почувствовал, что тут что-то есть такое большее. Есть замечательная фраза отца Николая Гурьянова: «Над умными есть разумные, над разумными есть мудрые, над мудрыми есть премудрые, а над премудрыми святая простота». Вот, наверное, об этом тоже был твой рассказ.

К. Лаврентьева

— Точно.

Игумен Филарет

— Хорошие слова.

А. Леонтьева

— Да, да, да, чудесные.

К. Лаврентьева

— Отец Николай как раз и является этой святой простотой, да. Хотя он действительно, ведь, что он, что отец Иоанн (Крестьянкин), они же прошли лагеря и, по-моему, оба говорили о том, что время лагерей для них было самое светлое время. Меня это так потрясло, когда я это прочитала, что это было самое пронзительное время близости Бога.

К. Мацан

— А я вспоминаю в этой связи все время кусочек из «Несвятых святых» митрополита Тихона, когда, помните, он рассказывает, что в тюрьме отец Иоанн (Крестьянкин) встретил, по-моему, то ли священника, который вот на него донес в свое время, и очень был ему рад. Или речь шла о следователе, который вот вел следственное дело отца Иоанна. И там есть такая вот фраза у владыки Тихона, ну, слова отца Иоанна, или как-то пересказ его слов, что с тех пор вот за этого следователя отец Иоанн постоянно каждый день молился, ну вот там за спасение его души. И вот мы вроде как бы так это благочестиво принимаем: ну конечно, добрый человек, надо за врагов молиться. Но какой вот вывод делает из этой фразы автор, собственно, митрополит Тихон. Вообще человек, за которого всю жизнь молился отец Иоанн (Крестьянкин), вот хотелось бы на него посмотреть.

К. Лаврентьева

— Да, действительно.

К. Мацан

— Это же какая вот сила, какая благодать должна была у человека так или иначе как-то в жизни его быть, если за него всю жизнь молился святой человек.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Дорогие наши слушатели, зрители «Светлых историй», напоминаю, что тема нашей сегодняшней программы — это «Долгий путь к Богу», история о том, как кто-то никак не мог прийти и обратиться к Богу, но все же пришел чудесным образом. И сегодня у микрофонов Константин Мацан, Анна Леонтьева и Кира Лаврентьева. А также игумен Филарет Пряшников, настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря, кандидат теологии. Мы сегодня собрались вместе, чтобы снова рассказывать наши светлые истории, и подошла торжественная очередь Константина Михайловича Мацана. Он сейчас будет нам рассказывать свою.

К. Мацан

— Знаете, я подумал о том, что вот эта тема «Долгий путь к Богу», и мы еще когда ее обсуждали, для себя такую маленькую, если угодно, приписку делали, что человек может быть в самом-самом конце жизни, буквально на смертном одре, к Богу обращается, да, и таких историй много. А я подумал о том, что бывают история как бы зеркальная, когда человек долго к Богу идет, и что-то ему, видимо, внутри себя мешает, но переломным становится уход близких. И вот это тот, на самом деле, очень интересный случай, когда именно близкий родственник, не знаю, родитель, получается, своим уходом человека приводит к Богу и, таким образом, как бы продолжает быть, продолжает действовать. Это очень интересно. Мир, из которого он ушел, не перестает быть миром, в котором его нет. Наоборот, именно каким-то странным образом именно его уход побуждает к чему-то человека. И у меня на эту тему две истории. Они, в принципе, достаточно понятные и простые. Я думаю, что их у каждого много. Но вот один мой родственник, как-то вот все смотрел на Церковь со стороны. И, конечно, ну как-то вроде бы никаких, скажем так, никакого там атеизма или неприятия Церкви как таковой не было, но не было и внутренней мотивации к тому, чтобы туда идти. И вот когда умерла его мама, которую он очень любил, ну она была уже старенькая, и он уже был в возрасте, он очень ее любил, он был таким очень любящим сыном, и вот там в течение времени жизни, чем мама становилась старше и старее, тем как бы его любовь к ней не уменьшалась, только увеличивалась. То есть это вот не тот случай, когда родители чем дальше, тем больше остаются где-то там подальше, подальше, подальше, и превращаются в такую вот фигуру, присутствующую в жизни, но с тем, с кем ты постоянного общения не поддерживаешь. Вот это была другая история, когда мама была по-настоящему таким очень близким человеком до самого конца. И когда уходит мама, которую ты так любишь, это не просто, конечно, ни один уход ближнего никогда не просто, это понятно, но когда умирает уже старый, ну скажем так, насыщенный днями человек, это все-таки иногда воспринимается как-то более философски что ли, более так как бы со смирением, что да, ну вот все уходят. Но вот в этом случае все равно это было очень тяжелое расставание, потому что ушел очень-очень близкий человек. И вот это стало поводом для ее сына, будучи уже тоже человеком немолодым, во-первых, просто прийти в церковь, потому что, во-первых, само отпевание. Само отпевание, надо было его совершить, нужно было его организовать. И на самом деле, я вот не раз в своей жизни встречал ситуации, я думаю, вы тоже, когда вот именно эти службы, на которых каждый из нас присутствует не так часто в жизни, не регулярные литургии, а чье-нибудь венчание, чье-нибудь крещение, чье-нибудь отпевание становится каким-то откровением. Вот можно даже ходить в храм с той или иной регулярностью, а вот, что называется, как-то что-то коснется сердца, вот такой, казалось бы, службы, может быть, в которой ты как бы, ну чего греха таить, ничего не ждешь. Ну, что такое отпевание близкого человека? Все равно это суета, это похороны, это сейчас вот у нас мы только что организовывали, это сейчас потом там прощание на кладбище, потом поминки. Каждый, кто как бы вот организовывал когда-либо вот прощание с человеком, понимает, что, особенно если на тебе, как на как бы на вовлеченном напрямую в это лежит большая организационная нагрузка, то там, в общем-то, не до молитвы, скажем так, какой-то тихий, внутренний, сокровенный, хотя понятно, что сердце живое и болит, и трепещет. Но вот это был другой случай, когда вот именно отпевание как служба, как богослужение, как молитва...

А. Леонтьева

— Как таинство, да?

К. Мацан

— Ну мы же, строго говоря, не называем таинством, вот так вот догматически, да, отпевание, но в таком широком смысле как активно живое присутствие Бога, действие Бога и вот...

К. Лаврентьева

— Ну, тайна вот это.

А. Леонтьева

— Да, но все равно же таинственность.

К. Лаврентьева

— Тайна, таинственность.

А. Леонтьева

— Хорошо, по-другому поставим ударение, да?

К. Мацан

— Да, вот некая та́инственность происходящего, на самом деле, живое присутствие любящего Небесного Отца вот человека перевернуло, и он стал ходить в церковь, это что называется, не просто ходить, это выражение такое плохое «ходить в церковь», как говорил один мой старший знакомый, ходят в кино, да, в церковь, как-то в Церкви живут, в церкви как-то бытийствуют, ты в Церкви просто находишься, в широком смысле слова. Вот начался путь его воцерковления благодаря этому. Причем, как это часто бывает, когда некая первая острота переживания прошла, человек стал от Церкви немножко тоже не то что отдаляться, а просто как бы охлаждаться. Тогда любящий, милостивый Господь послал ему там некую проблему со здоровьем, и он снова вернулся. Вот так как-то Бог, вот Он как-то такими вот мягкими такими, мягкими движениями Своей руки человека к Себе обращает. А вторая история, она, ну, типологически очень схожая, но в ней есть очень интересный такой эмоциональный момент. Тоже вот похожая история. Был папа, уже тоже старенький, всю жизнь церковный человек, и был его сын, уже тоже взрослый человек, который ну вот был к Церкви, что называется, равнодушен. Тоже не был каким-то воинствующим атеистом, но просто вот обходился без этого и обходился. И папа, умирая, уже предчувствуя уход, как бы он понимал, что что-то сына ждет. Но при этом он понимал, что, наверное, вот это не будет тот случай, когда вот уход ближнего приведет к воцерковлению. И что сделал папа? Гениальную вещь. Он сказал сыну, уже понимая, что скоро будет конец, сказал, что ты знаешь, вот там не надо за меня молиться, вот это я тебя не прошу там за меня молиться, не то что не надо, я тебя не прошу как бы что-то совершать, что-то, что было бы для тебя неискренним, да, не от сердца. Ну ты просто вот как-то там позаботься там о квартире, о вещах как-то вот, ну вот не запускай вот там дом, где я жил. И сын, все равно переживая, понятно, очень сильное, сильное чувство, когда папа уже ушел, стал просто приходить к нему домой и просто вот там сидеть ну какое-то время. Посидеть вот тут вот папиным столом, там в папином кресле и, знаете, это была история вот про то, что мы сегодня уже слышали, как здесь что-то есть, кто-то есть, стало религиозным опытом. Вот память о папе как бы породила некую некий религиозный опыт присутствия пред лицом Бога. Вот как это происходит, что там, какие там внутренние духовно-душевные механизмы сказались, непонятно. Но вот это что-то очень близкое к тому, о чем, допустим, митрополит Антоний Сурожский любил говорить, как вот важно иногда просто быть в тишине и пред лицом Бога себя осознавать. Причем вот этот вот герой этой истории сначала-то понятно таковым себя не осознавал, просто приходил и вот был в этом месте, просто в нем находился в тишине наедине с самим собой. Но постепенно вот приходило глубокое переживание, глубокий опыт открывался, что ты наедине, но то на самом деле ты не один. На самом деле ты сейчас вот перед лицом Божиим. Вот таким образом папа его уже к тому моменту отошедшего к Господу, откуда-то с неба продолжал о сыне печься. И это действительно привело человека к вере.

К. Лаврентьева

— Вот это вторая просто потрясающая, конечно, Кость, спасибо тебе большое. Причем мы сегодня начали как раз с того, что отец Филарет вспомнил, как ушла его мама в 2011, по-моему, году.

Игумен Филарет

— В 14-м.

К. Лаврентьева

— В 14-м году. Вот. 9 февраля. В тот самый трагический день, когда террористы, злоумышленники зашли в храм в Южно-Сахалинске и расстреляли верующих людей. Поэтому удивительно, что маму сегодня, отца Филарета, монахини Людмилу мы уже вспоминали и завершаем наш светлые истории.

Игумен Филарет

— Промыслительно все.

К. Лаврентьева

— Да, и снова про родителей, да. Удивительно. Но, Кость, ты знаешь, вот, конечно, есть люди, которые говорят, что выводы в таких историях не нужно делать, потому что все и так понятно, комментировать, только портить. Но я, как человек, у которого тоже уходил папа, понимаю, что там родители могут, если они там с Богом, то они, наверное, мы не можем это утверждать, но мы на это надеемся...

А. Леонтьева

— Мы на это надеемся.

К. Лаврентьева

— Они могут больше молитвенно, чем могли здесь. И вот папа этот не мог сына как-то здесь направить в нужное русло, и он там так взялся, что сын неизбежно просто вот у него не было вариантов как не почувствовать присутствие живого Бога. Ну, это тоже тайна, но нам же хочется как-то верить в то, что наши усопшие близкие молитвенно нас поддерживают. Более того, иногда мы об этом свидетельствуем, это не просто робкая надежда, иногда это такие явные какие-то удивительные совпадения, чудеса, что не остается мысли, что это просто какая-то случайность.

А. Леонтьева

— Да, какие-то такие намеки. И можно я еще один аккорд, такой о пути к Богу, такой душераздирающий, внесу напоследок в конце нашего разговора. Дело в том, что когда я шла к гробу своего мужа, у меня было два варианта в голове, что я либо сейчас увижу его и умру, либо я навсегда уйду из Церкви. И когда я подошла, то... понимаете, он уходил совершенно разбитый в мелкие дребезги, не пострадало только лицо. И я подошла и увидела на его лице такую улыбку, как будто ему перед уходом показали что-то очень-очень прекрасное. И я поняла, что я не смогу уйти из Церкви после этого. Простите...

К. Лаврентьева

— Ань, спасибо большое. Дорогие слушатели и зрители «Светлых историй», вот такие истории были сегодня в нашей программе о пути к Богу. О трудном пути к Богу, о разном пути к Нему. Мы благодарим нашего дорогого гостя, настоятеля Староладожского Никольского мужского монастыря, игумена Филарета (Пряшникова). Спасибо вам огромное, Отец Филарет.

Игумен Филарет

— Спасибо за беседу.

К. Лаврентьева

— Да, да, и Вам огромное спасибо. А также моих коллег Анну Леонтьеву и Константину Мацана. Меня зовут Кира Лаврентьева. Пожалуйста, смотрите «Светлые истории» на сайте https://radiovera.ru/ и в группе Радио ВЕРА ВКонтакте. Оставляйте свои комментарии. А мы будем стараться в меру своих сил что-то, что-то интересное и важное, и глубокое для вас рассказывать. Всего вам доброго и до свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Господь не оставляет верящих Ему»
• «Не мой святой»
• «Как храм помог прийти к Богу»