Поделиться
У нас в студии был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.
Разговор шел о Нагорной проповеди Спасителя и значении заповедей блаженства: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» и «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ, посвященных Нагорной проповеди Иисуса Христа.
Первая беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена историческому контексту Нагорной проповеди;
Вторая беседа со священником Анатолием Правдолюбовым была посвящена заповедям блаженства о нищих духом и плачущих;
Третья беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена заповедям блаженства о кротких и алчущих правды.
Ведущая: Алла Митрофанова
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, здравствуйте. В нашей студии священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка. Отец Антоний, приветствую вас.
Иерей Антоний
— Здравствуйте.
А. Митрофанова
— Продолжаем цикл наших бесед, посвященных Нагорной проповеди и заповедям блаженства. И сегодня в фокусе внимания у нас заповедь блаженства о милостивых людях и о людях чистых сердцем. «Блажены милостивые, ибо они помилованы будут», — говорит Господь, как это записано у апостола и евангелиста Матфея. Как всегда, начинаем разбираться с значения слов. Кто такие милостивые, отец Антоний, в контексте евангельском что здесь имеется в виду? А может быть, все просто, и вот люди милосердные, помогающие своим ближним и делающие это не для того, чтобы заработать какие-то плюшки и очки, а для того, чтобы просто помочь, потому что это люди, которые умеют любить?
Иерей Антоний
— Да, конечно, видите, в заповеди «блаженны милостивы, потому что они будут помилованы», в первую очередь, я полагаю, имеются в виду люди, которые способны жалеть и это делают. И это на самом деле проявление богоподобия. Вот все то, что мы, христиане, потом две тысячи лет с придыханием называем обоженьем, воображая себе, так сказать, это выражающееся в чем-нибудь необыкновенном, в способности поменять порядок цветов радуги, а на самом деле милость — это Божье свойство. «Повернулось во Мне сердце Мое от жалости к тебе, народ Мой» — это Божье свойство. Значит, неужели о растении, которое вчера было, сегодня будет брошено в печь, ты так огорчился? Мне ли не пожалеть Ниневию, город великий, в котором сто тысяч человек и множество скота? Вот, Я услышал вопль народа Моего в Египте и иду избавить его. Способность пожалеть, способность быть милостивым — это Божьи свойства, которые в человеке, скажем так, к которым человек предназначен, способность, которая нам дана от начала, от сотворения, в процессе эволюции — можно по-разному, не будем сейчас вообще этого обсуждать, важно, что как потенциально — да. И насколько этот дар богоподобия в человеке есть, это действительно важнейшее, что сближает, приближает, соединяет тебя с Богом. Григорий Богослов, если память мне не изменяет, говорил о том, что у нас есть образ и подобие. Образ — это некая данность, то, что нам дано как база, а подобие — это призвание. Вот способность жалеть — это образ, но реальные действия — это вот призвание, понимаете? Мне кажется, это чрезвычайно важная вещь, которая в то же время очень видна тебе в окружающих людях, да и в самих в себе, когда люди там рядом с тобой кого-то жалеют или не жалеют, причиняют боль или не причиняют боль. Участники Ноева завета не имеют права причинять боль никакому живому существу — это распространенные уже тогда, в новозаветные времена, представления иудеев. Конечно, эта способность жалеть и миловать в первую очередь проявляется в том, как ты к людям относишься, что ты делаешь — осложняешь ты их жизнь или, наоборот, облегчаешь, рядом с тобой тяжелее или легче. Вот и это тоже. И, кроме того, не будем еще забывать о такой стороне дела, как человеческая снисходительность. Вот Бог-то к нам снисходительно относится. Если бы Он относился к нам справедливо, где бы мы были вообще? Да, и это тоже как-то важно, когда мы думаем о милостивых, которые будут помилованы. Ну и потом сама, конечно, формулировка этой заповеди, этих слов, заставляет нас вспомнить о том, что как ты относишься к людям, так Бог относится к тебе. Притча о двух должниках — одна из важнейших. Впрочем, в Евангелии все притча важнейшие. Важная очень притча, где Господь говорит, если вы не простите, то и Отец ваш Небесный не простит. И Он как раз в притче изображает человека немилостивого, который, сам избавившись от наказания, продажи в рабство, пошел и поступил со своим товарищем не по-людски, немилостиво. И это важная очень весть вообще в Евангелии, то, о чем возвещает Господь Иисус: твои отношения с другим не меняются от того, этим другим является Бог или другой человек. Как Иоанн в Послании говорит, если вы ненавидите брата своего, чего вы врете, что вы Бога любите, да? Если вы впускаете вообще в свое сердце ненависть, позволяете это себе. Значит, мысль Евангелия заключается в том, что у тебя есть один способ взаимоотношений с другими. И любовь, милость, свет — это Божий дар, который надо в эти отношения прямо силой тащить. Царство Небесное силою берется. А есть агрессия, ненависть, которая вообще заложена в нейрогуморальной системе, в нашей психике и пептидах, которые там в мозгу шныряют, понимаете. «Ибо они помилованы будут» — это, не знаю, как сказать, тебе отзовется. Не может так быть, чтобы ты сам был немилостивым и рассчитывал почему-то на милость Божью. Ты ее просто не впустишь, ты ее просто не узнаешь, что это такое.
А. Митрофанова
— Потому что у тебя нет такого опыта.
Иерей Антоний
— У тебя нет такого органа. Ты его не развил, не развил своими поступками.
А. Митрофанова
— То есть дело не в том, что с Господом выстраиваются отношения по принципу торгов: вот я сделал то-то, то-то — Ты мне теперь должен то-то и то-то. Я Тебе поставил свечку, условно говоря, Ты мне должен, не знаю, процентную ставку какую-нибудь хорошую в ипотеке или что-нибудь подобное. А это отношения не рыночные, а отношения любви. То есть если я не сделал в своей жизни того-то, того-то и того-то, я не развил в себе те органы, с помощью которых Божью любовь смогу воспринять, и я войду в Божью любовь без этих органов, и мне там будет в этой Божьей любви плохо.
Иерей Антоний
— Ну да. И ты приходишь, значит, все — светлая обувь, печальная музыка, ты предстаешь перед Богом в правде, вот какой есть, не каким себя хотел Ему предъявить, а в правде, потому что Бог всегда существует в реальности и в правде, да. И Бог говорит: пожалею тебя. А ты спрашиваешь: а это как? А я не знаю, что это такое. Я думаю, что пожалею — это значит тридцать восемь ударов кнутом. Бог говорит: нет, вот помнишь, там, не знаю, когда тебе было десять лет, ты котенка пожалел. Ну, котенка, ладно, плохой пример. Да, человека пожалел и, значит, что-то ему сделал или не сделал. Вот примерно так же. Если у тебя есть этот опыт, ты можешь принять Божью милость, быть в этих отношениях сострадания, солидарности, сочувствия, эмпатии — мы можем миллион слов, ну ладно, не миллион, меньше, но все-таки много слов здесь найти. Если ты знаешь, как это делается, тогда ты слышишь это в сердце Божьем, вот как поворачивается в Нем сердце Его от жалости к тебе, народ мой. Вот это чрезвычайно важная вещь, потому что это вообще откровение о том, как Бог сотворил этот мир, как Он его устроил, какие мы.
А. Митрофанова
— Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка, проводит с нами этот «Светлый вечер». Знаю, что все это мне напоминает —простите, отец Антоний, опять меня сносит сила профессионального травматизма в примеры из классической литературы, — «Братья Карамазовы», история о луковке. Помните, когда Грушенька рассказывает притчу о бабке, которая всю жизнь прожила и была злющая-презлющая, но был один момент в ее жизни, когда она кого-то пожалела и луковицу подала голодающему человеку. И вот помирает эта бабка, и ангелы думают: как же нам ее спасать-то? За что зацепиться? А зацепиться не за что. И тут вспоминают про эту луковку и говорят: о, сейчас вот мы ей эту луковку протянем... А бабка уже там куда-то в тартарары проваливается, и они протягивают ей эту луковку, и давай за эту луковку ее, значит, оттуда вытягивать, вытягивать, вытягивать. А она-то сама вытягивается, а другие, кто тоже в тартарары проваливается, видят, что бабку вытягивают, хватаются за ее ноги, говорят: можно мы с тобой, пожалуйста. И тут срабатывает вот то самое, что тот самый наработанный в жизни опыт. Бабуля эту луковку один раз кому-то протянула, а на уровне мышечной памяти у нее другое — отбрыкиваться от тех, кто за нее цепляется. И она начинает отбрыкиваться от других, и в итоге прорывается это, не может ботва луковки удержаться от этих ее брыканий. Причем ботва луковки удивительным образом выдерживает тех, кто за нее зацепился, но не выдерживает вот этих брыканий нашей прекрасной героини. В итоге и люди падают, и она сама падает, и не могут ее через эту луковку спасти. Вот что страшно, оказывается. Вот это вот, что на уровне мышечной памяти в нас может оказаться больше не луковки, а чего-то совсем-совсем другого.
Иерей Антоний
— Да, поэтому мышцы надо тренировать, сердечные в том числе, духовные, если хотите. Да, надо, конечно. И то, что Господь тоже говорит о том же: как вы хотите, чтобы с вами поступали люди, так вы поступайте с ними, — это тоже в первую очередь, в первом приближении ровно о том же. Потому что вот надо войти в мир, в котором царствует свет Божий, в котором главной ценностью являются помилование, сочувствие, сострадание, радость вместе с другим — вот такие вещи, понимаете. Войти в этот мир своими поступками, тем, как ты строишь свои ежедневные взаимоотношения с людьми. И тогда — да, тогда это, как сказать, путь милости Божьей, который начинается в этой жизни и не заканчивается.
А. Митрофанова
— Это 7-я глава Евангелия от Матфея. Собственно, продолжение Нагорной проповеди. «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». А дальше Господь говорит: «Ибо в этом закон и пророки». Почему в этом, отец Антоний, законы и пророки?
Иерей Антоний
— Мы с вами, мне кажется, в первом нашем разговоре упоминали о том, что Господь относился к закону как к откровению о Боге, поэтому для Него то, что заповеди Божьи говорят об отказе от насилия, отказе от обмана, отказе от поклонения вздору, попытках хотя бы не затруднять жизнь других — вот это о Боге говорит. Поэтому ты входишь или хочешь войти, пытаешься войти в Божий мир, а он живет вот по таким законам. Да, закон и пророки в том, чтобы поступать с людьми так, как вы хотите, чтобы они поступали с вами. Потому что Бог таков, потому что это таково сердце Божье. На самом деле в каком-то смысле мы можем говорить о том, что вся Нагорная проповедь...
А. Митрофанова
— Каков Он?
Иерей Антоний
— Рассказ Христа о Себе. Каков Он, конечно, о Его сердце. И это Он поступает с нами так, как хочет, чтобы мы поступали с Ним. Другой разговор, что мы этому не повинуемся часто достаточно, но тем не менее. И уж когда речь заходит о пророках, тут само собой, разумеется, потому что я ждал правды, и вот — кровопролитие. Пророки очень часто говорят о том, что о, человек, сказано тебе, что добро, чего требует от тебя Господь Бог твой: поступать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить перед Господом Богом твоим. Много Исаия Иерусалимский — это 1-я из 39 глав, очень часто и много говорит о том, что вот Бог ожидает от нас, что идея милосердия, принцип, что Он будет править нашей жизнью, а правит насилие, жадность и гордыня. Ну вот да, в этом закон и пророки. Его, может быть, Господа, спрашивают даже: а как же так вот? А фарисеи говорят, что главное там, не знаю, не читать языческой литературы.
А. Митрофанова
— Советских газет за обедом.
Иерей Антоний
— Советских газет за обедом, да, и так далее. Или там главное — не есть свинину в пятницу и так далее, да? Мало ли что там фарисеи говорят. Господь говорит: что они скажут вам, делайте, по делам их не поступайте. Закон и пророки в том, чтобы поступать с людьми так, как вы хотите, чтобы они поступали с вами. К этому призывает Бог и через законы, и через пророков, к тому, чтобы эта правда Божьей милости в нашей жизни присутствовала и реализовывалась.
А. Митрофанова
— Ну то есть, по сути, люби Бога и ближнего как самого себя.
Иерей Антоний
— Да. Там ведь, знаете, это такой замечательный тест, очень поучительный, я иногда дерзаю, позволяю себе это делать. Продолжите фразу: не клади ничего перед ногами слепого, чтобы он не споткнулся, именно дальше, через запятую, но люби ближнего своего как самого себя. Значит вот это идея закона буквально есть конкретный пример: не делай подлости ближнему своему, не клади перед ногами слепого ничего, обо что он мог бы споткнуться. Но вот это и есть люби ближнего как самого себя. Значит, снова мы видим: строй пространство взаимоотношений таким, каким ты хочешь его видеть и каким Бог хочет его видеть.
А. Митрофанова
— Отец Антоний, а что касается вот этого правила милостыни — пусть правая рука твоя не знает, что делает левая, левая не знает, что делает правая, а милость твоя пусть будет втайне, и Господь, видящий тайное, воздаст тебе явно. Казалось бы, принцип очевидный, во всяком случае сейчас, я знаю, люди, которые занимаются благотворительностью, очень часто сознательно избегают какого бы то ни было афиширования того, что они там делают, то есть буквально исполняют эту самую заповедь. И, в общем, кажется, что это довольно просто, внятно и понятно. Почему Господь на этом делает такой акцент?
Иерей Антоний
— Во-первых, я все-таки позволю себе позанудствовать и обратить ваше внимание, что там нет слова «явно». Это вставили византийцы, которые считали это для себя позволительным, хотя это вещи непозволительные. Господь просто говорит: «Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе» — неважно, как, явно, не явно. Неважно. Тем не менее, значит, почему Господь обращает внимание слушателей? Вообще любопытно, конечно, потому что, скорее всего, подавляющее большинство его слушателей не имело возможности творить милостыню.
А. Митрофанова
— Просто потому, что у них не было никаких средств?
Иерей Антоний
— Не было, да. Ну, максимум, там...
А. Митрофанова
— Две лепты.
Иерей Антоний
— Петр мог рыбу, рыбину пойманную одну кому-то там отдать или что-то пойти молча, пойти помочь.
А. Митрофанова
— Так это же ого-го, как засчитывается. Вообще-то целую рыбину.
Иерей Антоний
— Вообще-то да, конечно. Дело в том, я думаю, что всегда есть некая опасность сказать себе: я молодец, я выполняю. Господь сказал жалеть, и миловать, и помогать, да? Помогаю. И опасность делать это напоказ. Любят, как это называется, славу от человеков. Об этом будет речь в начале 6-й главы Евангелия от Матфея, в части Нагорной проповеди. Вероятно, Он говорит о том, что делайте это так, чтобы вообще, кроме Бога, никто не знал. Потому что на самом деле это твои отношения с Богом, а не твои отношения с окружающими людьми. И, наверное, с тем, кому ты помогаешь.
А. Митрофанова
— Знаете, тут какая есть штука опасная. Даже при том, что вот все эти условия соблюдены, никто не знает, что там человек помог и прочее, но каков риск, что внутри себя человек себе поставит галочку и скажет, что я молодец. А ведь это же все обнулит. То есть, когда: о, отлично, я помог, еще никому об этом не рассказал. И следующий тогда шаг — что Господь мне за это должен.
Иерей Антоний
— Ну да, риск. Блюдите яко опасно ходите. Вот так. Христианство — это не прижаться к теплой печке в холодный день, а трудная и опасная экспедиция, как говорил отец Александр Мень.
А. Митрофанова
— А мне кажется, что иногда христианство — это именно и к теплой печке в холодный день прижаться и согреться уже наконец.
Иерей Антоний
— Может быть. Но, боюсь, что трудная и опасная экспедиция. Конечно, риск, да, и что теперь? И что теперь — сидеть и не рисковать? Вообще христианство — хождение по водам, да, и пытаться исполнить эту запрет и еще и одергивать себя, и не гордиться, и не хвастаться, потому что наша похвала, да, собственно, то, чем мы хвастаемся — это то, что Господь за нас умер, этим, Христом распятым, хвастаемся. Вот да, не гордиться, не хвастаться, держать себя за хвост и не разрешать себе гордиться, если поймал себя на этом, сказать: «Господи, прости меня, дурака», и вообще, «и да будет воля Твоя». Понимаете, если в христианской молитве нету хотя бы смысла: «да будет воля Твоя» или «не как я хочу, а как Ты» — лучше прямо напрямую это говорить, в явном виде, но хотя бы смысл, если этого нет, — это не христианская молитва. «Дай нам, и нам надо что-то» — это не христианская молитва, если в конце не добавлено: «но не как мы хотим, а как Ты». И это касается в том числе и, так сказать, наших расчетов на награду. Ну не будет награды, я тоже согласен. Хотя, конечно, хотелось бы, но ладно. Так вот, понимаете. Он первый: «Не как Я хочу, а как Ты». Но это чуть-чуть снижает этот риск, но в целом да, вы правы. Ну и что? Ну, риск.
А. Митрофанова
— Здесь, знаете, вот это самое «но не так, как я хочу, а как Ты, да будет воля Твоя», вот это добавление в конце молитвы по отношению к Господу, утверждение Его первенства в нашей жизни и Его воли, бывает так, что мы добавляем со скрипом в зубах. Вот хочется вот так-то, так-то, так-то. Ну, хорошо, я знаю, что правильно в конце добавить: да будет воля Твоя. Ну, хорошо.
Иерей Антоний
— Господь такой милосердный, что знает Он, что там на самом деле в сердце вашем — и скрежет зубовный, и все такое, но если есть возможность помиловать, Он ею обязательно воспользуется. А если есть возможность осудить, то, может быть, Он как-то и не станет этого делать. Понимаете, Бог милостив. Только на это можно надеяться, только на то, что сердце Христово совершенно неожиданно потрясающе милостиво. И вот мы говорили о том, что Нагорная проповедь на самом деле о Нем. Да, это Он милостивый, это Он, это Его помилование, и только Ему оно принадлежит. И когда ты впускаешь в свою жизнь этот феномен помилования других людей, ты впускаешь Христа. «Се стою у двери и стучу», — Он говорит. Вот именно про это разговор, чтобы открыть Ему дверь и впустить, сказать: «Господи, ну вот я прямо не могу, злыдня, все прочее. Ну вот и так хотелось бы, мне так нравится то, что Ты говоришь о помиловании, хоть я сам этого и не могу. Войди и сделай это». Ну вот как-то так. Но опять-таки: «Но да будет воля Твоя». А Его воля в том, чтобы никого из тех, кого Отец дал Ему, не погубить.
А. Митрофанова
— Снова вспоминаю «Капитанскую дочку», как часто в последние дни, и этот самый заячий тулупчик, который Петруша Гринев подарил Емельяну Пугачеву. Даря Пугачеву заячий тулупчик, оказывая вот эту самую милость, проявляя милосердие, Петруша Гринев впускает промысл Божий в свою жизнь и дает ему возможность там действовать. Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка, проводит с нами этот «Светлый вечер». Буквально на пару минут сейчас прервемся, а потом обратимся к заповеди: «Блаженны чистые сердцем, потому что они увидят Бога» — что это такое? И попробуем разобраться.
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, продолжается. Напоминаю, в нашей студии священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка. Мы продолжаем цикл бесед о Нагорной проповеди и заповедях блаженства, которые дает нам Господь. И вот сегодня говорили уже о заповеди о милосердии, а сейчас будем говорить о том, что значит «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Отец Антоний, кто такие чистые сердцем?
Иерей Антоний
— Ужасно хочется сказать: я не знаю.
А. Митрофанова
— Ну вам деваться некуда. Это я могу сказать: я не знаю. А вы не можете.
Иерей Антоний
— Нет, то есть, я, конечно, знаю, но не хочу перечислять по фамилии. Вот, Церковь жива, Дух дышит, где хочет. Не там, где мы ожидаем, конечно, в большинстве случаев, но там, где Он хочет. Поэтому, на самом деле, я думаю, что в попытке понять, кто такие чистые сердцем, имеет смысл так немножко вокруг себя смотреть. Потому что свет Божий в глазах людей, вот он иногда, по крайней мере иногда ощущается, это можно увидеть. Но, в общем, сами по себе слова Христа не так чтобы непостижимы. Я думаю, что Он говорит о людях, в чьем сердце нет того, что недостойно Бога, неугодно Богу. «Ходи предо Мною и будь непорочен». Что значит «непорочен»? Злобу не пускай в свое сердце, зависть, самолюбия какого-то такого гипертрофированного, гадости не делай окружающим.
А. Митрофанова
— Неужели есть люди, которые ни разу в жизни не испытали, не почувствовали вот этой злобы на кого-то или, не знаю, раздражения, или обиды, или чего-то еще?
Иерей Антоний
— Давайте не будем путать с эмоциями, это разные вещи.
А. Митрофанова
— Объясните, пожалуйста.
Иерей Антоний
— Ой, да, объясняю. Эмоции в рептильном мозге возникают в вентральном таламусе, а то, что в коре головного мозга, то, что Бог нам дал, чтобы мы контролировали свои эмоции — это вот то, что должно руководить человеческими поступками. Дело не в чувствах, которые, в конце концов там выброс коротких пептидов, которые сегодня есть, завтра будут брошены в печь, и вообще, опять же тот же рептильный мозг содержит еще и механизмы контроля агрессии, кстати. Потому что агрессия совсем прямо вот в рыбьем мозге, в самых нижележащих отделах головного мозга. Следующий этап контроль, а потом уже осознание и эмпатия.
А. Митрофанова
— Эмпатия в коре головного мозга?
Иерей Антоний
— Ну да. Так вот, понимаете, конечно, мы все там переживаем разные чувства, эмоции и так далее, злобные, обиду и все прочее. Ну да, и что? Ну ты же можешь застрять в этом, стать рабом этого, привыкнуть и уже от погружения в это получать дофамин, грубо говоря, получать там некоторое удовольствие, строить вокруг этого свою жизнь, систему мотивации, интересы, поступки, правила, которые ты на себя принимаешь и так далее, они могут быть выстроены вокруг вот этой вот рептильной агрессии к окружающим. Особенно, если это не член твоей группы. Потому что у нас одни и те же, в сущности, нейрогормоны усиливают агрессию к чужим и, наоборот, усиливают дружелюбие к членам своей группы.
А. Митрофанова
— Как это страшно, когда мир делится на своих и чужих.
Иерей Антоний
— Да. Но, понимаете, вокруг чего ты строишь свою жизнь? Вокруг вот этой злобы? Ну тут о чистоте сердца говорить не приходится. Или ты понимаешь, что хотя она и есть, и заложена в нашей природе биологической — заложена, да, ничего с этим не сделаешь, но ты не хочешь, чтобы это было стержнем твоего поведения, даже если ты не можешь с этим бороться на данном этапе жизни. Но ты хотел бы, пытаешься, учишься этому. Как ты вообще строишь свою жизнь, свой нравственный выбор, поступки и эмоции, в которых ты застреваешь или от которых ты избавляешься, строишь на свете Божьем, на том, чтобы видеть Бога, да, когда ты видишь, какой Он, или разрешаешь этой твоей обезьяньей, по сути, природе тобою овладеть. Вот это, мне кажется, довольно серьезный способ различения чистого и нечистого сердца. И заметьте, что получается, что это в не меньшей степени выбор человека, чем свойства человека, это выбор, каким ты хочешь быть. И поэтому так важно, что Христос здесь говорит: они увидят Бога, они смогут это. Потому что для них вот только это видение и дает возможность чистоты сердца — это такая система с обратной связью. Потому что по мере того, как ты видишь Бога, как Он действует — в первую очередь речь идет о Том, Которого пронзили, да, о Кресте, и вот ты понимаешь, что вокруг этого должна быть собрана, иногда пересобрана, заново собрана твоя личность, воля, мотивация, свобода, память, переживание, идентификация и так далее. Вокруг этого. А не вокруг, как это, делай жизнь с кого бы, делай его... сами знаете с кого. Вот с него не надо, не надо. Другое надо видеть. И это, как сказать, видение Бога, видение того, как Бог отдает Свою жизнь на кресте за каждого человека, как Он действует, и как Его сердце обливается кровью в человеческом страдании, и это тебя самого меняет. И ты видишь больше, и ты что-то начинаешь понимать. И это путь, который опять-таки, раз начавшись, уже не заканчивается. С него можно свернуть, но не нужно этого делать.
А. Митрофанова
— Как интересно, вот вы же биолог, да, и в ваших рассуждениях соединяются знания в области этой науки о человеческой природе, и ваш опыт священнический, и ваше собственное знание Бога. И получается, что да, действительно, мы сами выбираем быть либо обезьяной, либо стремиться к тому, чтобы обожиться. Ничего не хочу плохого сказать про обезьяну. Обезьяна вообще чудесна, да, и нам зачастую... Нет, не чудесна, почему?
Иерей Антоний
— Мы гораздо симпатичнее.
А. Митрофанова
— Думаете? И когда я вспоминаю обезьян, которые тырят вещи у туристов, это да, действительно...
Иерей Антоний
— А которые едят детей своих, это ничего, да, нормально?
А. Митрофанова
— Серьезно?
Иерей Антоний
— Ну конечно. Инфантицид у шимпанзе вещь чрезвычайно распространенная. При каждой смене руководства в стае лучший способ, чтобы...
А. Митрофанова
— Избежать конкуренции — это сожрать потоков.
Иерей Антоний
— Да, чтобы твои гены перешли к следующему поколению, а не гены предыдущего вожака — это убить детеныша. Очень такой вот эволюционно-осмысленный прием. Симпатично? Нет.
А. Митрофанова
— И это тирания.
Иерей Антоний
— Ну, она родная, да.
А. Митрофанова
— Да, часто мы, оказывается, бываем похожи на обезьян.
Иерей Антоний
— Чаще, чем хотелось бы, да.
А. Митрофанова
— А вот этот выбор, отец Антоний, смотрите, это определенная работа, чтобы сделать выбор в пользу Бога. Но объясните мне тогда, раз уж мы про эти эмоции заговорили и про вот эту рептильную часть нашего мозга, которая в нас есть. Ведь все, что творит Господь, творит человеку во благо. Но Он же нам дал такой мозг. А зачем тогда нам Господь закладывает вот эти рептильные рефлекторные реакции на окружающий мир? Зачем тогда в нас есть гнев? Зачем в нас может быть вот эта злость или там что-то еще? Если это на уровне вот наших базовых рефлексов в нас проявляется, значит, это то, что в нашу природу заложил Господь? Или это следствие первородного греха?
Иерей Антоний
— Первородный грех подчинится этому. Господь, вероятно, это дает нам затем, чтобы было что преодолеть в себе, затем, что у всего этого есть обратная сторона, как темная и светлая сторона силы, как сказали бы в «Звездных войнах». Понимаете, многие вещи, которые сформировались в процессе сотворения человека длинным, двухмиллионолетним минимум, да, многое, что сформировалось как результат это очень длинного процесса, необходимо нам как стартовая площадка, чтобы взлететь к Богу, чтобы мы могли понять то, что говорит Господь. Ну да, и при этом есть какие-то вещи, которые надо будет преодолеть. Да, надо будет преодолеть, по капле выдавливая из себя павиана. Ну вот так.
А. Митрофанова
— Это же как раз то, что мешает нам быть чистыми сердцем и как следствие узреть Бога, вот эти вот злость, агрессия и прочие безумные глаголы.
Иерей Антоний
— Мешает нам, неверие в то, что Бог хочет помочь нам контролировать это все, управлять этим, владеть собой, если хотите, да. Вот как-то так. Предательство, первородный грех может быть в том, чтобы подчинять себя чему бы то ни было, кроме Бога. В том числе и своей биологической стороне. Все это есть, все это на нас влияет, но слушаться надо Бога, и видеть надо Бога, и на Него смотреть во всех тех путях и средствах, которые Он нам дает, чтобы Его видеть. Например, в том же Евангелии.
А. Митрофанова
— Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Антоний, а вот если на эту заповедь «блаженны чистые сердцем, потому что они увидят Бога — узрят Бога», посмотреть немножко с другой стороны. Ведь нам Господь в 7-й главе Евангелия от Матфея — там продолжение Нагорной проповеди, говорит о лжепророках. То есть, когда, допустим, мы призваны чистым сердцем увидеть Бога, но Господь говорит открыто, что «берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые». То есть может быть такое, что если в нас нет вот этого чистого сердца, то за Господа Бога мы примем того или иного лжепророка и вообще не распознаем, что он нам вместо смокв предлагает какие-то терновники, да, ну и далее со всеми остановками.
Иерей Антоний
— Да, берегитесь — значит надо быть внимательными. Наблюдайте за собой, еще Господь говорит, да, блюдите яко опасно ходите, берегитесь лжепророков, потому что Бог — самая оболганная личность человеческой истории.
А. Митрофанова
— Как так?
Иерей Антоний
— Вот так. Потому что про Него столько врут, что просто диву даешься. Мы все рассказываем про Бога, какой Он якобы есть, а на самом деле выдаем за это свои желания или свою мелкую узость, личностную неразвитость. Это важно, это надо понимать. Попросту говоря, для того чтобы познакомиться с Господом Иисусом Христом, этого надо и искать. Надо слушать Его, а не рассказы о Нем. Это важно. Ну, я понимаю, что звучит нелепо, потому что...
А. Митрофанова
— А мы сейчас с вами чем занимаемся.
Иерей Антоний
— Именно этим и занимаемся. Вот, посмотрите, Господь Иисус хочет, чтобы непосредственно вы знакомились с Ним, а не через посредников. Потому что каждый из нас в той или иной степени обязательно привносит что-то свое. И хорошо, если мы привносим какой-то там свой опыт отношений с Богом, если это что-то безобидное. А ведь бывает часто, например, там та же ветхозаветная концепция священных войн — это чистая клевета. Бог не такой, это вранье, это людям очень хотелось таким Его изобразить. Ну или там случаи, когда, как это говорили наши предки, «за единый аз» — из-за каких-то расхождений в словах мы начинаем друг другу бошки откручивать, хотя ни те, ни другие варианты слов не являются ни точным, ни исчерпывающим описанием божественной реальности. Понимаете, вот мы привносим в это многое очень свое, и часто совсем не настоящее, не Божье. Поэтому не избежать труда для того, чтобы лично познакомиться с Иисусом из Назарета через Евангелие. Первое. Вот я понимаю, когда, не знаю, четыреста лет назад у людей не было этой возможности — но там был другой счет, другой разговор, наверное. Но сейчас у нас эта возможность есть. Нечего слушать людей, бери, читай. Да, у нас есть таинство Евхаристии, и, наверное, у каждого из нас еще что-то. Лжепророки — это те, кто говорят, что я вас сейчас научу, я вам сейчас расскажу. И еще один важный признак лжепророка, очень простой, яркий и броский — он не в состоянии сказать «я не знаю».
А. Митрофанова
— В каком смысле?
Иерей Антоний
— Ни в каком.
А. Митрофанова
— У него есть ответ на все вопросы?
Иерей Антоний
— На все вопросы, да.
А. Митрофанова
— У лжепророка.
Иерей Антоний
— Да. Ну на самом деле ответ на все вопросы есть только у идиотов. Когда его, лжепророка, что-то спрашивают, он не в состоянии сказать «я не знаю». Это вот не выходят у него эти слова. И это, мне кажется, чрезвычайно важно. Потому что Бог-то вообще-то непостижим, и твой собственный опыт — ничто, капля в океане, по сравнению с грандиозностью и величием Бога. И ты никогда, по крайней мере до последней окончательной встречи с Иисусом, не будешь знать все, не можешь, это так не бывает. И это в каком-то смысле красота этого мира, то, как велик Бог и как Он непостижим, невидим, недоведом, невидим, непостижим, как выражается Иоанн Златоуст. Отличный, между прочим, славянский перевод слова «недоведом» — не может быть познан до конца. Лжепророки пытаются втиснуть Бога в прокрустово ложе человеческих слов, человеческих идей. А Господь говорит о том, что, наверное, имеет смысл не оставаться пленниками этих идей, зная про слабость своего понимания.
А. Митрофанова
— А еще, знаете, лжепророки, мне кажется, пытаются Бога использовать в своих целях. Это вот из серии «чтобы служила мне золотая рыбка и была у меня на посылках». Я сейчас вот слушаю вас и с ужасом вспоминаю, что ведь опять же как люди в разные исторические периоды пытались Бога использовать в своих целях и на своей стороне. На пряжках солдат вермахта было написано: «Gott mit uns» — «С нами Бог». И мы знаем эти свидетельства современников, как, в общем-то, ни в чем не повинные женщины, немецкие домохозяйки, были в ужасе, когда союзники начинали бомбить их дома, их города, потому что они говорили: «Как же так? Мы же мир спасаем! Мы же людям несем свет и радость, да? Мы приносим... Ну вот как? Почему нас бомбят?» А вот это самое «по плодам их узнаете их», оказывается, то есть они не хотели видеть реальных плодов того, что творит фашистская армия.
Иерей Антоний
— Да, мы никто не хотим видеть плодов.
А. Митрофанова
— И они реально думали, что с ними Бог.
Иерей Антоний
— И поэтому бесконечно наступаем на одни и те же грабли. Вопрос не в том, с нами Бог или нет. Вопрос в том, а мы с Богом? Вот по нашим поступкам что видно? Мы поступаем, как Иисус, который идет на крест за каждого, или нет? Это, в общем, к сожалению, все довольно очевидные вещи, которые мы не видим, потому что не хотим. Обидно.
А. Митрофанова
— Опять же, знаете, вот в то страшное время ведь какие были удивительные порой люди. Я опять же вспоминаю сейчас Франца Егерштеттера, который, ну он католик, да, я прошу прощения...
Иерей Антоний
— С кем не бывает.
А. Митрофанова
— Но он беатифицирован в Католической церкви — то есть это первый шаг к прославлению в лике святых в соответствии с католической традицией. Это простой крестьянин, австрийский крестьянин, который после того, как был уже аншлюс Австрии, когда он отказался присягать Гитлеру, потому что он был вот тот самый чистый сердцем, способный узреть Бога. Он жил по Евангелию, и когда он увидел, что на самом деле происходит вот в этой чудовищной Второй мировой войне, он сказал, что нет, я христианин, и я не могу служить Христу и одновременно присягать Гитлеру и делать то, что делают эти люди. Вот то, как на практике может реализовываться вот эта заповедь «блаженны чистые сердцем, потому что они увидят Бога». И он заплатил за это своей жизнью, он был же казнен. А при этом уже в начале XXI века его супруга дожила до того момента, как он был беатифицирован — то есть прославлен как блаженный. Первая ступень в прославлении в лике святых. Но, отец Антоний, честно говоря, когда вот понимаешь, какова цена вопроса исполнения заповедей блаженства, холод стынет в жилах просто.
Иерей Антоний
— Да, но «вы куплены дорогою ценою». Он заплатил за нас не меньшую цену, отдав Свою жизнь, понимаете. Ну а как? Вера — это вопрос жизни и смерти, а не что-нибудь другое, не что-нибудь меньшее.
А. Митрофанова
— А можно ли каким-то образом, может ли человек проверить себя, имеет ли он чистое сердце и видит ли он Бога? Или, может быть, он видит лжепророка и его за Бога принимает? А его слова принимает за проповедь, которая на самом деле к Богу никакого отношения не имеет, а уводит совсем в другую сторону?
Иерей Антоний
— У меня впечатление, что надо меньше заботиться о себе, на какой ты там ступени взобрался.
А. Митрофанова
— Надо, знаете ли, не рассуждать, а обожествляться, как говорит один замечательный герой в романе Водолазкина «Лавр».
Иерей Антоний
— Ну да. Ну или так. Жизнь надо жить, а не анализировать. Бога надо видеть, а не опять же теоретизировать на эту тему. Мне кажется, это важная такая вещь. Ну что проверять себя? Ты же будешь проверять — поймешь, что ошибаешься, как всегда, как обычно. Да, но мы же знаем, к Кому надо обращаться за жизнью, Кто источник жизни, истекающей из ран Христовых. Ну вот и хорошо. То, что мы недостаточно чистые сердцем, каждый в свою меру, тоже понятно. Слава Богу. Что надо делать, чтобы это исправить? На Бога надо смотреть, думать о Нем, Евангелие читать. В Евхаристии участвовать. Не чисто физически, а молитвенно. Не просто там стоять, ушами хлопать и думать о своем. Ну и так далее, еще какие-то вещи. Внимание на Боге сосредотачивать. Ну вот тебе и вся проверка.
А. Митрофанова
— Кстати, я вспоминаю, сейчас у меня такая своего рода дискуссия была однажды по поводу концентрация внимания на собственных грехах, когда важность покаяния очевидна. Я в разговоре с людьми попыталась как-то обосновать свою мысль о том, что не менее важно радоваться о Боге. Потому что если в нас больше вот этого плача о самих себе, о своих грехах, который необходим, если мы трезвомыслящие люди, но если в нас этого плача больше, чем радости о Боге, то тогда получается, что мы больше внимания уделяем себе, чем Богу. И это может сослужить дурную службу, потому что это обратная сторона гордыни. Ну то есть мы продолжаем носиться с собой, нам кажется, что мы плачем о своих грехах, но если мы радость Божьего присутствия в нашей жизни в себя не впускаем, то мы от Бога отворачиваемся и просто опять же углубляемся в себя. И никакого «узреть Бога» здесь нет.
Иерей Антоний
— Да, к тому же заниматься собой ужасно скучно.
А. Митрофанова
— Отец Антоний, спасибо вам. Виктор, наш звукорежиссер замечательный, показывает, что пора завершать разговор. Как-то прямо ощущение, что только начали. Простите, если в свою очередь я разболталась слишком. Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка, был в нашей студии. Мы на протяжении трех дней с отцом Антонием говорили о Нагорной проповеди. А завтра, кстати, завершающий будет выпуск, мы с отцом Анатолием Правдолюбовым тоже вернемся к разговору о Нагорной проповеди. И вот такой у нас получается цикл из пяти программ. Спасибо, что находите время, отец Антоний.
Иерей Антоний
— Слава Богу.
А. Митрофанова
— Я, Алла Митрофанова, прощаюсь с вами. До свидания.
Иерей Антоний
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «27-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Николай Конюхов
- «Рецепты семейного счастья». Священник Дмитрий и Ника Кузьмичевы
- «Таинство Священства». Протоиерей Федор Бородин
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Послание к Ефесянам святого апостола Павла
Поделиться
Рембрандт (1606—1669) Апостол Павел
Еф., 233 зач., VI, 10-17
Комментирует священник Антоний Борисов.
Когда молодые монахи однажды спросили святого Антония Великого, какую добродетель нужно прежде всего просить у Бога, тот ответил — рассудительность. Именно так. Здоровая, освящённая Господом рассудительность способна помочь нам принять правильные решения, сделать верные выводы и избежать вредных крайностей. Теме рассудительности, среди прочего, посвящён отрывок из шестой главы послания апостола Павла к Эфесянам, что читается сегодня утром в храме во время богослужения.
Глава 6.
10 Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его.
11 Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских,
12 потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных.
13 Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять.
14 Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности,
15 и обув ноги в готовность благовествовать мир;
16 а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого;
17 и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие.
Возникновение Церкви Христовой в день Пятидесятницы, то есть на пятидесятый день после Воскресения Христова, когда на апостолов сошёл Дух Святой, стало огромным по значению событием для всего человечества. Но, как известно, даже самый обильный дар благодати, от Бога исходящей, не упраздняет человеческой свободы. Не только в том смысле, что человек может принять или отвергнуть этот дар, но и в том, как человек способен использовать благодать Божию. Во благо или во осуждение.
Об этом и рассуждает апостол Павел в прозвучавшем отрывке из послания к христианам Эфеса. Перед этими людьми, обратившимися из язычества, стояли два рода искушений. Первый заключался в том, чтобы лукаво совместить христианскую веру с прежним образом жизни. На практике — быть только внешне членами Церкви, а на самом деле оставаться язычниками, прикрываясь соблюдением некоторых обрядов и правил. Такое лицемерие апостол Павел нещадно обличает, прямо говорит о невозможности служить одновременно Богу и идолам — не столько внешним, осязаемым, сколько внутренним, замаскированным.
Существовал и другой тип крайности. То, что можно было бы назвать духовным радикализмом, который заключался в поиске причин каких-то нестроений исключительно в людях, во внешнем. Опасность такого видения заключалась в том, что человек начинал заботиться не столько о своём духовном мире и покаянии, сколько принимался бороться с другими людьми. Часто по причине того, что себя и свои убеждения считал по умолчанию идеальными. И апостол Павел призывает эфесских христиан не увлекаться поиском врагов, расклеиванием ярлыков — кто праведник, а кто нет.
Павел, в частности, пишет: «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». Таким образом, апостол призывает читателей сохранять чистый, искренний, праведный образ жизни. Только благочестие, основанное на любви к Богу, и является единственным средством победы над тёмными силами, над злом, которое, к сожалению, по-прежнему влияет на мир. И апостол пишет: «Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности».
Только целостность веры и жизни способна приблизить человека к Господу. И одним из признаков этого приближения становится освящённая Богом мудрость, способная отделять людей от их ошибок. Что очень важно. Потому что, с одной стороны, мы признаём — человек хорош, но не сам по себе, а потому что Богом сотворён. С другой стороны, мы не ставим знака равенства между человеком и его образом жизни. Ведь человек далеко не всегда правильно распоряжается своей свободой. И мы не должны закрывать глаза на творимое людьми зло. Но обличая зло, мы не имеем права унижать кого-либо, оскорблять, презирать. Это не христианское поведение, о чём и призывает помнить апостол Павел, сам умевший здраво, без лукавства и озлобленности, в согласии с заповедями Божиими рассуждать. А именно, различать человека и его ошибки, человека благословляя и поддерживая, а его промахи в хорошем смысле обличая и, что более важно, помогая исправить. Чему и нам, безусловно, стоит постоянно учиться.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Псалом 10. Богослужебные чтения
Поделиться
Не раз в Священном Писании говорится о том, что Бог любит правду и ненавидит ложь. О какой именно правде идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в псалме 10-м пророка и царя Давида, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Псалом 10.
Начальнику хора. Псалом Давида.
1 На Господа уповаю; как же вы говорите душе моей: «улетай на гору вашу, как птица»?
2 Ибо вот, нечестивые натянули лук, стрелу свою приложили к тетиве, чтобы во тьме стрелять в правых сердцем.
3 Когда разрушены основания, что сделает праведник?
4 Господь во святом храме Своём, Господь, — престол Его на небесах, очи Его зрят на нищего; вежды Его испытывают сынов человеческих.
5 Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его.
6 Дождём прольёт Он на нечестивых горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер — их доля из чаши;
7 ибо Господь праведен, любит правду; лицо Его видит праведника.
Когда Давид был юношей, он спасался бегством от царя Саула, который по причине зависти и ревности хотел его убить. Когда Давид сам стал царём и достиг зрелого возраста, он спасался бегством от собственного сына, Авессалома, который поднял против отца мятеж и стремился отнять у него не только власть, но и жизнь. Одним словом, Давид не понаслышке знал, что такое спасать свою жизнь бегством.
А потому только что прозвучавший псалом, который, видимо, написан по поводу очередного социально-политического потрясения, начинается со слов недоверия, которое Давид высказывает своим советникам: «как же вы говорите душе моей: "улетай на гору вашу, как птица"?» Богатый жизненный и духовный опыт подсказывал царю, что в конечном счёте спасают не быстрые ноги и не тайные, скрытые от посторонних глаз убежища. Спасает Господь. Поэтому и начинает он словами: «На Господа уповаю». Иными словами, теперь я не побегу. Теперь я не вижу в этом смысла. Теперь я отдам всё в руки Божии.
Глубокая мудрость скрывается в этих словах. Очевидно, что у всякого из нас есть такой период в жизни, когда мы просто учимся выживать в этом мире. И на протяжении этого времени все средства, которые мы используем для выживания, как нам кажется, хороши. Мы решаем свои проблемы так, как можем. Зачастую, не особо советуясь со своей совестью. Наша задача проста — выбить своё место под солнцем, обойти конкурентов, забраться как можно выше, просто не быть съеденным злопыхателями. Мы не особо внимательны к себе. Не особо задумываемся о мотивах и последствиях своих поступков. Мы не желаем видеть правду о самих себе. И Бог терпит это. Он по милости Своей даёт нам время.
Однако неизбежно каждый из нас приходит к той точке, когда мы оказываемся перед выбором: или убежать и спрятаться, то есть закрыться от проблемы своими привычными словами и поступками и потерять окончательно своё достоинство, или остановиться и встретиться лицом к лицу с тем, от чего бегал всю жизнь. А потом на свой страх и риск поступить по-новому. С упованием на Творца и с доверием Ему. Поступить по Его закону.
По словам Давида, те потрясения, которые выпадают на нашу долю, — это каждый раз приглашение к такому мужественному поступку. Поэтому и говорит Давид сегодня: «Господь испытывает праведного». И с каждым разом этот призыв всё настойчивей. Так Бог напоминает, что всякому из нас неизбежно придётся пойти на этот шаг.
Только мы сами можем ответить себе на вопрос «чего я боюсь, от чего бегу», выражаясь словами прозвучавшего псалма, от чего и почему каждый раз «улетаю на гору, как птица». Увидеть это — уже огромный шаг на пути духовного взросления. Но увидеть это однозначно придётся. Потому что, как пишет Давид, «Господь праведен и любит правду». И лишь тогда, когда мы признаём эту правду, наши отношения с Богом становятся по-настоящему полноценными. И для каждого из нас это в первую очередь правда о себе самом.
Псалом 10. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 10. (Церковно-славянский перевод)
«Вера в Бога и познание себя». Игумен Дионисий (Шлёнов)
Поделиться
Гость программы — Игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского ставропигиального мужского монастыря.
Ведущий: Алексей Козырев
А. Козырев
— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев, сегодня мы поговорим о вере в Бога и познании себя. У нас сегодня в гостях наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). Здравствуйте, батюшка.
о. Дионисий
— Здравствуйте, Алексей Павлович. Очень радостно принимать участие в таком философском мероприятии с богословским смыслом.
А. Козырев
— Я напомню нашим радиослушателям, что, хотя отец Дионисий сегодня в гостях у нашей передачи, мы в гостях у отца Дионисия, поскольку студия Радио ВЕРА находится в Андреевском монастыре на берегах Москвы-реки, а это один из старейших московских монастырей, где уже в XVII веке была школа ученого монашества. Как я говорю: это родина русского просвещения.
о. Дионисий
— И не только в XVII веке. Конечно, в XVII веке несомненный перелом, 1648 год — год, когда, кстати сказать, была издана в Москве же «Книга о вере», которая потом получила такую свою дальнейшую судьбу среди старообрядцев, но издана еще до раскола, это год воссоздания Андреевского монастыря царским окольничим Федором Ртищевым, в достаточно молодые для себя годы он это делал, а идея была еще несколькими годами ранее им же сформулирована, но Андреевский монастырь существует с XIII века, как известно, нет письменных тому свидетельств, и был посвящен Преображению, а Преображение — это очень монашеский и очень богословский праздник, потому что богословие святителя Григория Паламы XIV века — это апогей византийского, апогей святоотеческого православного богословия, и здесь с XIII века тем самым монахи воспринимали Преображение как свой престольный праздник.
А. Козырев
— А вот вера Бога, она преображает человека или необязательно? То есть вот человек сначала ищет чего: он ищет какого-то изменения, или он сначала находит веру, а потом через веру меняется?
о. Дионисий
— Вера бывает разная, сначала она маленькая, потом, от веры к вере, духовное восхождение, и по мере усиления, по мере укрепления веры, вера все более и более преображает человека, но без стремления к преображению, без стремления к очищению самого себя, без стремления к настоящему самопознанию, которое не эгоистичное самопознание, а жертвенное самопознание, невозможно обрести такие важные добродетели, как веру, надежду и любовь, из которых, по аретологии апостола Павла, больше — любовь. Получается, что вера — это, с одной стороны, причина, а с другой стороны, следствие. И, как причина она описывается апостолом Павлом, если дословно перевести 1-й стих 11-й главы из Послания к Евреям, то получится такой перевод: «вера есть основание надежды», в этом дословном переводе вера оказывается причиной надежды.
А. Козырев
— Как в синодальном: «уповаемых извещение».
о. Дионисий
— Да, «уповаемых извещение», но в Синодальном переводе определённая интерпретация данного места духовно значимая и полезная, но такая, не абсолютная. Если мы посмотрим в традиции экзегезы, как святые отцы понимали это место, то мы найдём определённый такой средний лейтмотив. Святые отцы, когда будут говорить о взаимосвязи веры, надежды и любви, и о значимости веры, как той добродетели, которая предшествует надежде, они будут использовать часть этого стиха как самодостаточную максиму и вкладывать в эту формулировку очень конкретный смысл о глубокой взаимосвязи веры и надежды при определённом доминировании любви, потому что Григорий Нисский и ряд других святых отцов, они проводят такую необычную для нас мысль, что в Царствии Небесном вера и надежда будут не нужны, потому что там человек окажется перед Богом лицом к лицу, а любовь, как большая из всех, она там останется. Из самой этой мысли можно сделать умозаключение о некоторой относительности веры и надежды, но если мы будем так мыслить, то мы немножко обесценим веру и надежду, и мы не имеем на это право, получается, они абсолютны, но святые отцы, тем не менее, подчеркивают определённую значимость, высоту любви в этой аретологической цепочке.
А. Козырев
— Я вспоминаю почему-то вот Хомякова, его учение о цельном разуме, где вратами является тоже вера, то есть сначала человек верит в то, что познаваемое им есть, то есть он располагает себя к тому, что он хочет познать, потом волей он постигает это, хочет понимать, ну и, наконец, рассудком он укладывает это в какую-то логическую структуру понимания, но вера, опять-таки, является вот теми вратами.
о. Дионисий
— Но врата, понимаете, они бывают разными. Есть врата, которые вводят в город, есть врата, которые вводят в храм, есть врата, которые вводят в монастырь, а есть врата, которые вводят в алтарь. И вот со святоотеческой точки зрения рай, он имеет врата. И ряд добродетелей, которые считаются добродетелями на новоначальном этапе особо важными, как, например, добродетель смирения, эта добродетель преподобным Никитой Стифа́том описывается как врата рая, а любовь— и это парадоксально, описывается им же, — как врата рая, но с диаметрально противоположной стороны. И тогда и вера, как врата, может восприниматься как врата, которые ведут в очень возвышенное пространство, и для того, чтобы прийти в это возвышенное пространство, с точки зрения святоотеческой мысли, сама вера — это очень высокая добродетель, та добродетель, который требует, с одной стороны, духовного подвига, а с другой стороны, она даёт силы для этого духовного подвига. И преподобный Максим Исповедник в одном из вопросоответов к Фала́ссию, он отождествляет веру и Царствие Небесное, и говорит, что «вера — это и есть Царствие Небесное», «Царствие Божие внутрь вас есть», он говорит, что это вера. Но дальше он поясняет, что «вера является невидимым царствием, а царствие является божественно приоткрываемое верой». Такие глубочайшие слова, которые показывают какое-то очень тонкое различие, то есть что вера, как невидимое царствие, как некое семя, как некое начало, как некий призыв, а Царствие Божие, оно начинает божественно приоткрываться в душе по божественной благодати, и так человек через веру идет путем спасения, где всё очень диалектично, где нельзя сказать, что вера — это начало, а потом будет что-то другое, она есть всегда. И эта вера, сама отождествляемая Царствием Божиим, все сильнее и сильнее приоткрывается в той душе, которая ищет Бога, которая идет путем преображения.
А. Козырев
— То есть это как крылья такие, на которых человек летит, и если он теряет веру, то он теряет крылья и падает.
о. Дионисий
— Но, вот если вспомнить того же преподобного Никиту Стифата — просто мне всю жизнь приходится им заниматься, я с академической скамьи начал переводить его творения, сейчас многие переведены, и диссертация была ему посвящена в Духовной академии, и мысль прониклась именно образами преподобного Никиты. Так вот, преподобный Никита, так же, как и другие отцы, например, преподобный Иоанн Дамаскин, считает, что он был знаток философии, но современные исследователи пишут, что преподобный Иоанн Дамаскин черпал философские знания даже для своей «Диалектики» из вторичных источников, то есть уже из неких антологий, сложившихся в христианской традиции. И преподобный Никита Стифат так же, он был монахом, ему некогда было изучать Платона, Аристотеля, но он был знаком, тем не менее, с какими-то максимумами Филона Александрийского, откуда-то он их брал, и вот преподобный Никита Стифат пишет о смирении и любви, как о крыльях, как вы сказали. Ну и, конечно, так же и вера, как утверждение надежды или извещение надежды, это тоже в его системе присутствует. Так же, как и в самой святоотеческой мысли вера в Бога, она описывается, например, как что-то непостижимое, неосязаемое, недосягаемое, то есть вера описывается так, как Бог, вера описывается так, как Царствие Божие, но в конце концов оказывается, что человек, для того, чтобы верить в Бога, он должен разобраться в себе, то есть он должен исправить самого себя.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами её ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов), мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя. Вообще, вот эта идея познания себя, она ведь пришла из античной философии, семь мудрецов говорили: «познай самого себя» и, по-моему, это было написано на храме Аполлона в Дельфах, на языческом храме, на портике этого храма, человек подходил и вот читал: «познай себя», а как познать себя — ну, прийти к Богу, то есть вот ты пришёл в храм и, наверное, получил какую-то надежду познать себя, сказав: «Ты есть, ты Еси», другая надпись на другом портике этого храма, вот если ты не сказал «Ты еси» Богу, то ты и не познал себя. То есть что же получается, уже для античного человека, для язычника, который не имел ещё Откровения, уже вот эта связь веры и познания была?
о. Дионисий
— Несомненно, она присутствовала, просто, поскольку богов в античной традиции было много, то и такая форма звучала: «познай самого себя, чтобы познать богов». И эта взаимосвязь между самопознанием и богопознанием, она имела место, но, может быть, она у стоиков выражена сильнее, чем в предшествующей до стоиков традиции. Действительно, эта античная максима очень сильная, она, можно сказать, является первоистоком для философского дискурса, и она является первоистоком для богословской мысли, и не просто для богословской мысли, а для богословско-аскетической мысли, потому что святые отцы, они не отказались от этого принципа самопознания, но они его углубили, они его связали с образом Божьим, то есть они обозначили объект этого самопознания, и объектом этого самопознания оказывается образ Божий. Так же святые отцы прекрасно понимали, что сама формула «познай самого себя», она античная, она отсутствует в Священном Писании как таковая, и они пытались найти аналоги для того, чтобы поместить эту античную максимуму о самопознании на богословскую почву, и тогда, конечно, и книга «Исход»: «внимай самому себе», и Климент Александрийский, и ряд других христианских писателей, они отождествили: «познай самого себя и внимай самому себе» и, по сути дела, на святоотеческом языке это было одно и то же. Но когда святые отцы говорили «познай самого себя», они пользовались античным инструментарием, когда они говорили «внемли самому себе», они пользовались библейским инструментарием. Это закончилось тем, что в известнейшем слове святителя Василия Великого на «внемли самому себе» толковании, это слово завершается: «внемли самому себе, чтобы внимать Богу», то есть такая чисто библейская формула, по сути дела, это формула о самопознании, которая связывает воедино самопознание и Богопознание.
А. Козырев
— А вот «внемли» — это что? Понятно, что слово «внимание» здесь: надо услышать что-то, голос Бога услышать в себе? Когда мы говорим «внемли проповеди», я должен услышать проповедь, проповедника, а вот «внемли себе» — это слух, это какое свойство?
о. Дионисий
— Это внутренний слух, это духовный слух, то есть это внимание мы переводим, как «внимать», и мы говорим на службе: «премудрость вонмем», вот это слово «вонмем», то есть мы внимательно относимся к мудрости. Это не только слуховое внимание, это такое всестороннее внимание, то есть это молчание, такая концентрация сил души, беспопечительность, попытка проникнуть в смысл. Может быть, это такой ключевой призыв к понятию, которое мне лично пришлось обозначить в изысканиях, связанных с преподобным Никитой Стифатом, как «преображение чувств», потому что в пифагорейской традиции было представление о соответствии внешних чувств таким определенным аналогам, силам ума, так скажем. Например, зрение соответствует разуму, есть и другие соответствия. И в самой святоотеческой традиции это соответствие, когда Ориген, он не святой отец, даже осужден, но важен для христианского богословия...
А. Козырев
— Учитель Церкви.
о. Дионисий
-... он брал выражение библейское «десятиструнная псалтирь» и соотносил с этой десятиструнной псалтирью внешние и внутренние чувства. Тема очень такая сильная, ёмкая, она присутствует у разных святых отцов, в частности, у святителя Афанасия Александрийского, и в этой теме как раз вот слово «внемли» или внимать«, то есть, возможно как такое переключение, когда человек отключает внешние чувства и включает внутренние чувства, но эта кнопочка, она не материальная, она не механистическая, а она связана с духовным подвигом и в этом внимания столько заложено. То есть, получается, это и знание или попытка познать, и в то же самое время это знание, соединенное с действием, то есть это не бездеятельное знание, и по сути дела, это соответствует античному представлению о любомудре — о философе, потому что кто такой философ с точки зрения самой античной традиции и потом, конечно, еще в больше степени с точки зрения христианской традиции — это любомудр, то есть тот, у кого дело не расходится со словом. Ну, христиане очень обрадовались, потому что они в идеале любомудра получили то, что и нужно было получить — идеал аскета, который при этом ищет истину и наполнен словом, некий ученый-монах любомудр, но в очень широком смысле, то есть любой человек, даже не монах и даже не ученый, он может быть любомудром, если у него слово не расходится с делом, а дело не расходится со словом.
А. Козырев
— А для этого нужно внимание. То, что вы говорите, меня наводит на мысль, что у нас вообще в обществе нет культуры внимания. В школе учительница говорит детям: «вы невнимательны». Но не только дети в школе невнимательны — люди вообще невнимательны, невнимательны к Богу, невнимательны к себе, невнимательны друг к другу, и как бы никто не учит, вот, может быть, Церковь учит вниманию, служба учит вниманию, а по сути дела, никто не учит вниманию.
о. Дионисий
— Ну вот когда человек стоит на молитве, то на него нападает рассеяние, то есть ему приходится сражаться со своими помыслами. И вот всё было хорошо, он вроде забыл о многих мирских проблемах, но вот встал на молитву, и на него обрушивается поток помыслов, и духовная жизнь, она описывается святыми отцами и в традиции Церкви во многом как борьба с помыслами, но сами эти помыслы, они первоначально могут быть прилогами, потом хуже, хуже, хуже, становятся страстями, и в древней традиции, идущей от Евагрия Понтийского, но подхваченной, развитой, углубленной святыми отцами, помыслы равны страстям, равны демонам, и очень важно их преодолеть. Конечно, внимание — это именно преодоление этих помыслов, но само по себе это, может быть, не совсем самостоятельный инструмент, то есть внимание — это результат молитвы, результат безмолвия, уединения, результат добродетельной жизни. То есть это такой не самостоятельный инструмент, это скорее метод, как познай самого себя, то есть обрати внимание на самого себя. А как ты познаешь самого себя? Ты должен себя очистить, и здесь уже возникают другие категории, которые помогают понять, что происходит. Современный греческий богослов, ну, относительно современный, протопресвитер Иоанн Романи́дис, написал книгу «Святоотеческое богословие», в этой книге он оперирует тремя понятиями, он сводит православие к трем понятиям: это очищение, озарение и обожение. И он усматривает эти три понятия везде, и в античной традиции, как в преддверии христианства, и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, и во всей святоотеческой традиции, и расхождение Востока и Запада связано у него с тем, что на Западе неправильно понимали эти три категории, то есть буквально три слова описывают православие. Я очень детально читал его книгу, и, можно сказать, делал черновой перевод, который пока не издан, и я задумался: а в действительности как дело обстоит? Можно ли так свести православие к этим трём словам? Тогда я взял греческие термины и стал изучать понятия «очищение» — «кафарсис», «озарение» — «эллапсис», там два понятия: «эллапсис» и есть ещё «фатизмос» — «освящение» — это более библейское слово, которое используется в библейских текстах, а «эллапсис» — более философское слово, которое не используется в библейских текстах, но при этом является доминирующим в Ареопагитиках, и потом у святителя Григория Паламы. И я как-то через изучение этих терминов пришёл к таким ключевым текстам святых отцов, где действительно эти понятия имеют очень большое значение, но всё-таки так прямолинейно обозначить тремя терминами всю православную традицию — это несколько обедняет.
А. Козырев
— Ну, кстати, можно перевести, может быть, я не прав, но и как «просвещение», да?
о. Дионисий
— Да, да.
А. Козырев
— То есть не только озарение, а просвещение нам более понятно. Вот «Свет Христов просвещает всех» написано на храме Московского университета, на Татьянинском храме.
о. Дионисий
— Но здесь надо всё-таки смотреть на греческие эквиваленты, то есть вот «Свет Христов просвещает всех», слово «просвещение», если мы поймём, какой там греческий термин — простите, я всё время настаиваю на греческих терминах, но они позволяют более математически точно отнестись к той святоотеческой традиции, часть которой представлена древнегреческими, так сказать, византийскими текстами, и тогда, оказывается, да, можно перевести как «просвещение», но в сути вещей это не эпоха Просвещения и это не сверхзнание, а это духовное просвещение, то есть очень высокий духовный этап.
А. Козырев
— Мы сегодня с игуменом Дионисием (Шлёновым), наместником Андреевского монастыря в Москве, говорим о вере в Бога и познании себя. И после небольшой паузы мы вернёмся в студию и продолжим наш разговор в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА в программе «Философские ночи».
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского монастыря в Москве. Мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя, и в первой части нашей программы мы выяснили, что познание себя, внимание себе — это и есть попытка разглядеть внутри нас образ Божий. А подобие?
о. Дионисий
— Образ и подобие, они, если мы вспомним лекции, которые читались в духовной семинарии, то согласно общепринятой подаче материала есть две точки зрения, они восходят к самой святоотеческой традиции, то есть часть святых отцов учит о том, что образ Божий — то, что дано всем, а подобие надо приобрести через добродетельную жизнь. А некоторые святые отцы отождествляют образ и подобие и говорят, что нельзя говорить о подобии без образа и нельзя говорить об образе без подобия, то есть фактически они тождественны, и тогда нет этого шага от образа к подобию, но есть при этом понимание, что образ может быть омрачён, тогда и подобие будет омрачено. Если мы очистим свой образ, то и подобие, которое сокрыто в этом образе, оно раскроется. Тогда можно спросить, наверное, говорящего, то есть меня самого: к какой точке зрения можно склоняться? И та, и другая точка зрения, по-своему они передают определенную динамику, то есть задачу человека не стоять на месте, находиться в движении, и в святоотеческой традиции очень важно представление об этом движении, о пути, (простите, еще одна тема, но она очень взаимосвязана с этой) это тема пути или тема царского пути, то есть царский путь, как неуклонение ни направо, ни налево, это не только царский путь в догматике, где, например, православие шествует царским путем между крайностями монофизитства и несторианства, к примеру, но это и царский путь в аскетике, когда христианин следует царским путем, например, между невоздержанностью, с одной стороны, и предельным воздержанием, которое проповедовал Евстафий Севастийский, это духовный наставник семьи святителя Василия Великого, в противовес чему святитель Василий Великий сформулировал аскетику весьма строгую, но не такую строгую, как у Евстафия Севастийского. Вот царский путь, и тогда и образ Божий, который в нас, мы пытаемся через ряд духовных предписаний, через жизнь по заповедям Божьим, через послушание Богу, через послушание Церкви, через жизнь в Церкви мы пытаемся исправить свой образ Божий, из мутного зерцала сделать его более чистым зерцалом. В святоотеческой традиции было, насколько я понял, а я это понял через изучение антропологии святителя Иринея Лионского, но эту антропологию пришлось изучать сквозь призму последующей традиции, то есть была попытка понять, а как учение Иринея Лионского об образе Божьем, как об образе образа, есть такое выражение: «образ образа», такое сильное выражение, и оно заставляет задуматься: я являюсь «образом образа», что это вообще значит, это что такое, какой-то святоотеческий неологизм, который просто Ириней Лионский использовал, и потом он повис в воздухе, или эта мысль, она потом была подхвачена отцами, в зависимости от Иринея Лионского, или, может быть, независимо от него?
А. Козырев
— У Платона была идея: «подобие подобий», он так называл произведения искусства, портреты. Может быть, человек — это в каком-то смысле тоже произведение искусства, только в хорошем смысле этого слова, если он работает над собой.
о. Дионисий
— Да, но здесь еще появляется библейская почва, потому что, по-моему, у апостола Павла в Послании к Евреям в 1-й главе используется выражение «образ ипостаси», и, собственно, Христос Спаситель — вторая Ипостась Святой Троицы, Он именуется «образом», и когда Ириней Лионский говорит об «образе образа», то он имеет в виду, что образ Божий нам дан, но мы являемся образом образа, то есть образом Христа Спасителя, который сам именуется образом, получается, образ — это одно из божественных имен Христа Спасителя. И действительно, если мы посмотрим на такие антропологические концепции первых святых отцов и христианских писателей, то мы увидим, что они часто соотносили образ, который в нас, не с тремя Лицами Святой Троицы, это такая классическая схема, которая появляется в антропологии святителя Афанасия Александрийского, может быть, у кого-то раньше, но после святителя Афанасия Александрийского это очень такая устойчивая параллель, которая присутствует в святоотеческой традиции. До святителя Афанасия Александрийского святоотеческой мысли было свойственно исходить из понятия «образ образа», то есть видеть в человеке образ Христа Спасителя. Но, собственно говоря, этот идеал никуда не делся, он остался, наша жизнь должна быть христоподражательной или христоцентричной, мы должны подражать Христу Спасителю, и в позднем византийском богословии это сравнение тоже оставалось. Но у святителя Афанасия Александрийского мы находим: Бог Отец — и в соответствии с первой Ипостасью Троицы человек наделён разумом, Бог-Слово, Бог Сын — и у человека есть логос-слово, Бог-Дух Святой — и человек обладает духом. Такая трёхчастность Троицы отражается в образе Божьем, тогда и задача перед человеком стоит немалая, то есть он должен иметь эти три части в правильном состоянии, его разум, его слово, его дух, они должны стремиться к Богу, они не должны омрачаться грехом, и потом святоотеческая антропология, да и не обязательно потом, я здесь не могу сейчас выстроить такую чёткую хронологию, но представление о разуме, как о главенствующем начале, и трёхчастная схема души по Платону: разум, гнев и гневное начало, и желательное начало, три, в святоотеческой антропологии эта платоновская схема была очень важна, можно сказать, она была такая школьная, хрестоматийная, то есть, возможно, были другие представления, было представление о том, что у души много сил, но эта трёхчастность души, она была такой базовой, и в этой базовой трёхчастности роль разума, как ведущего начала, очень велика.
А. Козырев
— То есть всё-таки в церковном учении разум чего-то стоит, да? Потому что иногда говорят: «надо совлечь с себя разум, наш греховный разум», вот юродство, есть такой тип.
о. Дионисий
— Ну, здесь разум или ум, иногда у славянофилов были такие разделения...
А. Козырев
— Рассудок.
о. Дионисий
— Есть рассудочное такое, земное, а есть разумное, умное, духовное. Но в самой святоотеческой мысли есть представление об уме-разуме, который является высшей силой души, а сама по себе душа — это высшая сила человека. Ну, конечно, у Филиппа Монотро́па всё по-другому в «Диоптрии» XI века, где не душа даёт советы телу, а тело даёт советы душе, плоть советует душе, почему? Потому что душа помрачённая, несовершенная, в своём несовершенстве она оказывается ниже плоти, и плоть, как менее павшая, чем душа, или совсем не павшая, она советует душе..
А. Козырев
— Я думаю, тут ещё такой жанр византийского сатирического диалога, где служанка учит госпожу.
о. Дионисий
— Ну, не в этом суть, вот основная схема — это господство разума, власть разума, сила разума, но внутреннего духовного разума, который, по сути, тождественен духу, тождественен духовной жизни и является источником духовной жизни, это не рациональный разум какого-то там доктора математических наук, а это разум подвижника.
А. Козырев
— Мудрость, да? Если можно так сказать.
о. Дионисий
— Ну, можно так.
А. Козырев
— Мудрый разум, то есть разум, который нацелен на то, чтобы как-то человеку правильно жить, правильно постичь образ Божий в себе.
о. Дионисий
— Но этот разум, он является высшей частью этого образа Божия, и когда он правильно руководит душой, а душа правильно руководит телом, то в таком случае человек идёт путём спасения, идёт царским путём, идёт путём приближения к Богу, постепенно восходит от одного барьера к другому, поэтапно.
А. Козырев
— Царский путь — это же путь для царей, а мы же не цари. Обычный человек, простой, он же не царь, как он может идти царским путём?
о. Дионисий
— «Царский путь» — это такое выражение, которое в «Исходе» встречается, когда Моисей просил царя Эдомского: «Разреши нам пройти царским путём», была система царских путей, а он сказал: «Нет, не разрешаю». И вот этот вопрос Моисея с отрицательным ответом стал основанием для Филона Александрийского, чтобы сформулировать уже такое духовно-нравственное учение о царском пути, а потом для святых отцов, чтобы святые отцы воспользовались образом царского пути для того, чтобы вообще сформулировать принципы христианского вероучения. Душа — да, она трёхчастна, она должна быть очищена, и образ Божий по-своему трёхчастен, но именно трёхчастность образа Божия сравнивалась святыми отцами с тремя лицами Святой Троицы. Трёхчастность души платоновская — я не помню, чтобы святые отцы именно с ней проводили такую троечную параллель.
А. Козырев
— А можно сравнить царский путь с золотой серединой Аристотеля, или это всё-таки разные вещи, вот избегать крайностей?
о. Дионисий
— Я думаю, что можно, но просто золотая середина — это более статичное понятие, а царский путь — это более динамичное понятие. Но, собственно говоря, сочетание статики и динамики, и такое диалектическое сочетание, оно очень свойственно святоотеческой традиции. Я всё, простите, у меня Никита Стифа́т в голове, потому что его читал, переводил, искал к нему параллели и получается, этот автор научил меня как-то так ретроспективно обращаться ко всей святоотеческой традиции. Ну вот у преподобного Никиты Стифата нахожу две категории: «стасис» — стояние, и «кинесис» — движение. Получается, это те категории, которыми пользовался автор Ареопагитик и, по сути дела, преподобный Никита, он где-то повторяет, где-то пользуется уже так более свободно этими категориями, он описывает приближение души к Богу, как приближение к Богу ангельских Небесных Сил, и они находятся в движении, и в то же самое время цель их в том, чтобы оказаться рядом с Богом и застыть рядом с Богом в таком священном стоянии, в священном восторге, в священном безмолвии. А церковная иерархия, у Ареопагита было шесть чинов церковной иерархии, а преподобный Никита Стифат увидел, что нет полной параллели, что девять небесных чинов, и только шесть церковной иерархии в Ареопагитиках, он тогда еще три чина добавил, получилось девять чинов небесной иерархии и девять чинов церковной иерархии, так сформировалось у самого Стифата в XI веке. И смысл чинов иерархии по Ареопагитикам, как такое приближение к Богу, уподобление к Богу, движение, приближение и стояние, и путь души, потому что в трактате «О душе» он описывает, как идет душа, и он использует для этого пути термин «васис», а «васис» — это «база», то же слово, что «база», происходит от слова «вэну» греческого, а «вэну» — это не просто шагать, а это «шагать твердым шагом», то есть когда человек идет, вот он совершает шаг, и он твердо на него опирается, то есть в самом слове «движение» заложена идея не только движения, но и стояния, мы говорим: «база», это что-то твердое, это основание, но это не просто основание, а это результат движения. И вот такая диалектика присутствует не только у одного автора и не только у нескольких авторов, это не просто интеллектуальная конструкция, которую святые отцы придумали для того, чтобы пофантазировать или чтобы выразить результат своих фантазий на бумаге, а это, собственно говоря, суть жизни православного христианина, и действительно, когда наши прихожане или братия обители, каждый индивидуально, сам, когда он живет без движения и без подвига, без труда, без напряжения, поддается обстоятельствам, делает то, что внешне важно, но не придает значения внутренним смыслам или откладывает эти смыслы на потом, или суетливо молится, или пропускает молитву и думает: «завтра помолюсь, завтра буду внимательно относиться к тому, чему сегодня не внимаю, сегодня я не почитаю Священное Писание, а уж завтра почитаю и пойму сполна». А завтра он думает о послезавтрашнем дне, а когда начинает читать, то читает очень невнимательно, в одно ухо влетает, в другое вылетает, потом идет учить других тому, чего не знает и не умеет сам, становится лицемером и привыкает даже к своему лицемерию, пытается себя самооправдать, и вместо того, чтобы смиренно двигаться вперед, он гордо двигается назад.
А. Козырев
— Как и все мы.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш гость, наместник Андреевского монастыря в Москве, игумен Дионисий (Шлёнов). Мы говорим о вере в Бога и познании себя, и вот этот ваш образ статики и динамики, у русского философа Владимира Ильина была такая работа: «Статика и динамика чистой формы». А Алексей Фёдорович Лосев (монах Андроник) говорил, используя неоплатонический термин, о «единстве подвижно́го покоя самотождественного различия». Не говорит ли нам это о том, что надо иногда делать остановки в нашей жизни, то есть надо двигаться, пребывать в движении, но всё-таки иногда задумываться о том, куда мы движемся, и создавать себе какие-то минуты такого покоя, подвижно́го покоя, чтобы не оказаться вдруг невзначай там, где не нужно?
о. Дионисий
— Здесь мы должны провести такое чёткое различие, то есть то движение, о котором писали святые отцы, это такое духовное положительное движение, которое не противоречит покою. Но есть другое движение, естественно, — это суета нашей жизни, и ход нашей жизни, который часто бывает достаточно обременён суетой, и несомненно, при этом втором варианте очень нужно останавливаться. Если нет возможности совершить длительную остановку, то хотя бы ту краткую остановку совершить, какая только возможна, остановиться хоть на две секунды, хоть на минуту. Это действительно очень важная тема, и очень актуальная, я думаю, для современного человека, потому что люди так устроены, что они хотят как можно больше всего успеть, и набирая обороты, набирая скорость в житейских делах, они иногда могут остановиться, но не хотят останавливаться, или они останавливаются внешне, но они не останавливаются внутренне, а для Бога, для веры спешка не нужна. Один из афонских монахов, очень высокой жизни человек, известный духовный писатель Моисей Агиорит, он выступал с разными докладами духовными в Греции в своё время, и оставил жития афонских подвижников, приезжал в Духовную академию, и в Духовной Академии он услышал слово «аврал» и сказал: «У нас, среди монахов, нет авралов», то есть этим он констатировал, что в жизни присутствует даже не просто остановка, что если человек живёт по заповедям Божьим размеренно, то может, у него вся жизнь такая духовная остановка. Но для современного человека очень важная, такая животрепещущая, актуальная тема, и для тех, для кого она актуальна, очень важно останавливаться. Остановка предполагает исполнение призыва апостола Павла к непрестанной молитве, апостол Павел говорит: «непрестанно молитесь», монахи с трудом исполняют это предписание, миряне благочестивые стремятся, не у всех получается, но те, у кого не получается, они не должны унывать, они должны знать, что они остановились душой и помолились, то есть они эту остановку сделали для Бога, такая остановка, в которой мы забываем о себе и помним о Боге. Надо сказать, что в максимах более поздних, византийских, там была формула не только «познай самого себя, чтобы познать Бога», но и «забудь самого себя, чтобы не забыть Бога». В одном произведении агиографическом есть такая формула.
А. Козырев
— То есть надо забыть себя, но помнить о Боге?
о. Дионисий
— Да, чтобы помнить о Боге, то есть такая память. Это разными мыслями выражается, например, святитель Герман II Константинопольский, это уже же второе тысячелетие, толкуя слова «отвергнись себя и возьми крест свой, и за Мною гряди», известные слова об отречении, призыв Христа Спасителя к своим ученикам после некоторого колебания и сомнений со стороны апостола Петра. И святитель Герман говорит: «Отречься от самого себя и взять свой крест — это означает вообще раздвоиться, то есть выйти за пределы самого себя, относиться к самому себе, как к человеку, который стоит рядом с тобой». Вот до такой степени напряжение, преодоление своего греховного «я» и несовершенства, и это, конечно, необходимо делать во время такой духовной остановки, потому что, когда человек очень спешит и пытается успеть все на свете, то в этот момент он занят внешними делами, у него нет времени для внутреннего сосредоточения.
А. Козырев
— То есть вот движение медленных городов, которое сейчас существует, медленные города, вот Светлогорск у нас в этом движении участвует, где образ черепахи, никуда не спешить, вот это не то, это такая секулярная, светская экологическая параллель, к тому, о чём мы с вами говорим, то есть надо не медленно что-то делать, а делать осмысленно прежде всего.
о. Дионисий
— Все эти образы, в том числе образ остановки, они имеют духовное значение, то есть можно по-разному остановиться, кто-то набрал скорость, и он должен трудиться до конца и без остановок двигаться вперёд, потому что остановка в какой-то ситуации будет тождественна или эквивалентна движению назад, и не всегда можно останавливаться, но для Бога нужна остановка, как и движение для Бога, то есть тот процесс, который происходит не для Бога, а для мира или в соответствии с принципами мира, может быть, сам по себе он нейтральный, не обязательно плохой, но он недостаточен, и поэтому надо всеми силами стараться хранить в своей жизни память о Боге непрестанно или хотя бы время от времени, но не думать, что если мы не можем непрестанно выполнять призыв апостола Павла, тогда мы вообще ничего не делаем и вообще не молимся, всё равно мы стремимся к тому, чтобы память о Боге проникала жизнь. Нельзя сказать, что память о Боге — это то, что только на остановке может позволить себе православный христианин, она всё равно должна проникать всю жизнь, и этим отличается, может быть, верующий человек, действительно, от маловерующего: тем, что у него сильнее живёт вера в душе, и он уже живёт вместе с этой верой, это уже неотъемлемая часть его жизни, и он не может от неё отречься ни на одно мгновение.
А. Козырев
— Как в Ветхом Завете сказано, по-моему, в книге пророка Иеремии: «Пойдём и не утомимся, полетим и не устанем».
о. Дионисий
— Да, так.
А. Козырев
— Меня всё время не покидает мысль, отец Дионисий, что в Андреевском монастыре возвращаются какие-то древние традиции, поскольку здесь всегда с особой чуткостью относились к греческому языку, к греческой богословской традиции. Действительно ли вы сейчас пытаетесь возродить эту традицию учёного монашества, которая в Андреевском монастыре была, и он славился, об этом в начале передачи говорили?
о. Дионисий
— Само понятие учёного монашества, оно не совсем однозначное, потому что, если есть учёное монашество, значит, есть «не учёное монашество», и те, которые будут именовать себя «учёными монахами», у них будет такая почва для гордости, тщеславия, надмения. Да и кто назовёт себя обладающим чем-то, потому что всё большее знание приводит к пониманию своего всё большего незнания. Но, действительно, исторически Андреевский монастыре был воссоздан Фёдором Ртищевым как училищный монастырь. В середине XVII века по трёхчастной схеме «филология, философия, богословие» здесь вёлся такой преподавательский цикл. Фёдор Ртищев — ктитор монастыря, как известно из его жития и жизнеописания, приезжал по вечерам в Андреевский монастырь для того, чтобы брать уроки греческого у монахов, и мне очень радостно, что сейчас мне, как наместнику монастыря, удаётся, я не скажу: возродить ту традицию, которая была, но привнести определённую лепту в то, чтобы Андреевский монастырь стремился к тому, чтобы продолжать оставаться и в то же самое время приобретать что-то новое, как училищный монастырь. Здесь проводятся семинары, занятия аспирантов Московской духовной академии, мне приходится также руководить аспирантурой. Здесь, через изучение греческого языка, через уроки греческого удаётся услышать это живое слово святоотеческой традиции при подготовке к проповедям. Я время от времени открываю греческие первоисточники и нахожу там те толкования, те святоотеческие мысли, которые можно простыми словами, без такой научной детализации, донести до слуха прихожан и чувствую определённый отклик, если прихожанам нравится такое святоотеческое богословие, им нравится святоотеческая аскетика. Прихожане — это очень тонкие люди, вне зависимости от тех специальностей и профессий, которыми они занимаются, и кажется, как будто бы такая аскетика Максима Исповедника для избранных, но она, и не только она из святоотеческом богословия, находит отклик, и это утешает, радует. Мы видим, что сама богословская наука, она очень глубоко взаимосвязана с духовным просвещением, и, может быть, принципы духовного просвещения, они даже сильнее связаны с принципами науки, чем может показаться на первый взгляд. Часто у нас существует отрыв, то есть учёные занимаются такой сухой наукой, и мы это наукообразие видим в разных научных журналах, статьи прекрасны, труд огромный, чтобы их написать, чтобы их издать, но круг читателей этих статей всегда очень узок, даже тогда, когда эта статья имеет очень широкий спектр смыслов и значений, но она написана таким языком, который доступен не всем, а просвещение, знание, образование — это, если хотите, внимание себе, то есть это повторение одного и того же. Например, чем отличается проповедь от научной статьи? Научная статья, она в систематическом виде излагает какую-то систему смыслов, взглядов, а проповедь, она берёт один стих Священного Писания, «да возьмет крест свой», и даже части этого стиха, двух слов, достаточно для того, чтобы сказать проповедь. Но это же не просто повторение, как ликбез, это повторение с углублением. Получается, что проповедь, в отличие от научной статьи, она даже глубже раскрывает тот смысл, который заложен, например, в этих двух словах: «да возьмет крест», она имеет своё духовное значение, и теория, практика...
А. Козырев
— Но проповедь тоже имеет древнюю структуру, то есть это же не просто романтическое какое-то описание, да?
о. Дионисий
— Это такой призыв к душе, обращение к душе, покаяние, то есть проповедь о покаянии, об исправлении, такие духовные смыслы. В Андреевском монастыре в XVII веке, так и говорится в описаниях, была возрождена традиция древнерусской проповеди, потому что после татаро-монгольского ига проповедь уменьшилась.
А. Козырев
— Ну вот «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона — прекрасный образец.
о. Дионисий
— Да, но это древнерусская проповедь, до татаро-монгольского ига.
А. Козырев
— Да, да.
о. Дионисий
— И получается, что эти монахи, которые здесь были, они не просто исправляли тексты, они занимались разными трудами. Епифаний Славине́цкий, он переводил святых отцов, исправлял переводы, составлял духовные гимны, братия Андреевской обители потом пополнила преподавательский состав Славяно-греко-латинской академии, которую создали иеромонахи Софроний и Иоанникий Лиху́ды. Много несли разных трудов, но в XVIII веке Андреевская обитель стала сходить на нет, и в 1764 году, на волне секуляризации Екатерины Великой, она была просто закрыта и превращена в приходские храмы. Но и до 1764 года множество таких тяжелых, драматичных событий, которые, в общем-то, свидетельствуют так или иначе об упадке обители, а основной центр переместился в Славяно-греко-латинскую академию, но самый первый училищный монастырь был устроен здесь, в Андреевской обители. Сейчас, спустя огромное количество времени, я через любовь к греческому языку особо, может быть, как-то пытаюсь ощутить, понять, что же здесь происходило раньше и что мы можем сделать сейчас. То есть мы не должны копировать то, что было раньше, сейчас совершенно другие обстоятельства, в духовных академиях ведется учебный процесс, но, тем не менее, само значение языка, как первоисточника для святоотеческой традиции, оно очень важно.
А. Козырев
— Хочется поблагодарить вас за очень интересный глубокий научный, и в то же время пастырский рассказ о том, как через веру в Бога мы можем познать себя, и пожелать вам помощи Божией в тех делах духовного просвещения, о которых вы говорите, потому что огромное богатство святоотеческого наследия, во многом еще не переведенное, а если и переведенное, то не прочитанное вот таким обыденным прихожанином через вас, через ваши труды становится доступным, открывается людям. Поэтому помощи Божией вам в этом служении, и спаси вас Господи за эту интересную и глубокую беседу. Я напомню нашим радиослушателям, что в гостях у нас сегодня был наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). До новых встреч в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА, в программе «Философские ночи».
Все выпуски программы Философские ночи
