Переезд «на землю». Свящ. Дмитрий Кузьмичев, Евгения Ульева, Мира Муромская

В этом выпуске настоятель храма Воскресения Христова в Толстопальцево священник Дмитрий Кузьмичёв, психолог Евгения Ульева, фермер, предприниматель Мира Муромская размышляли о том, как меняется жизнь городского жителя после переезда в деревню и влияет ли это на духовное состояние.

Ведущая: Наталия Лангаммер

---

Н. Лангаммер

— Добрый вечер, дорогие наши радиослушатели и наши зрители — программа «Клуб частных мнений» теперь доступна на YouTube-канале Радио ВЕРА. И сегодня мы снова обсуждаем тему, которую подняла в утреннем эфире один из авторов программы «Частное мнение», Мира Муромская. Добрый вечер, Мира.

М. Муромская

— Добрый вечер.

Н. Лангаммер

— Тему чуть позже назову. В гостях у нас психолог Евгения Ульева и настоятель Храма Воскресения Христова в Толстопальцево, священник Дмитрий Кузьмичев. Добрый вечер, отец Дмитрий.

Иерей Дмитрий

— Добрый вечер.

Н. Лангаммер

— А тема у нас, которую мы так и не смогли остро сформулировать, но, наверное, так: «Переезд на землю. Это необходимо христианину?» Вот так вот, коварно. Давайте сначала мы послушаем программу, которую Мира записала, «Частное мнение» на эту тему, а потом подискутируем.

«С утра встаешь — котов покормила, кофейку попила, уличную одежду надела и на огород. Работы в деревне всегда много, независимо от того, какое время года и какая погода. Несмотря на то, что я москвичка и всего год, как переехала на землю, мне очень нравится такой деревенский быт. У нас старенький домик, в нем никто не жил 20 лет, удобства на улице, баня два раза в неделю. Но нам понравилось это место, поэтому мы и решили взять именно этот дом. Он стоит на горе, вокруг нет соседей, с трех сторон открываются красивые виды на леса и на поля. Быт у нас пока не обустроен, но зато впервые в жизни за свои 30 лет я переживаю совсем иное мироощущение, внутренне я чувствую себя более наполненным человеком. В городе я не замечала ни закатов, ни красивых сумерек, ни смены времен года. Приходила домой — уже темно, уходила — еще темно. Сейчас для меня оказалось очень ценным видеть, как садится солнце, а не прячется за многоэтажками. По весне соловей поет так, что я открываю все окна и засыпаю под его пение. И я почувствовала, что такое жить здесь и сейчас, в гармонии с природой. В городской суете мне было очень сложно просто остановиться и выдохнуть, ощущение, как будто ты вечно куда-то опаздываешь. Может показаться, что я никогда не была в лесу и вообще не видела природы. Это не так. Конечно, иногда я гуляла по лесу, наслаждалась тишиной и одновременно прислушивалась к пению птиц, пытаясь различить, кто это поет, вытирала катившиеся по щекам слезы и благодарила Бога. Но речь совсем не об этом, а о том, что мне словно были закрыты полные чувства и переживания. Я была как сухарь, даже в отпуске не могла отдыхать и останавливаться в мыслях, постоянно куда-то спешила и суетилась. Природа творит чудеса, она тебя лечит. Господь через красоту мира касается моего черствого сердца. Господи, как хорошо теперь дома! На холме, среди полей, лесов и птиц».

Н. Лангаммер

— Вот. Вот так красиво, сказала сейчас Женя. То, что описывает Мира, это очень так романтично, но, когда мы готовились к программе, Мира сказала, что а трудно, трудно москвичке быть и жить на земле, и все только с молитвой. Мир, ты о чем хотела поговорить в программе-то?

М. Муромская

— Ну хотелось прежде всего сказать, что сейчас очень многие задумываются о переезде из города в деревню, и вообще какая-то такая тенденция пошла — переезжать. И некоторые люди даже православные как бы вот на таком адреналине, может быть, хотят все бросить, побыстрее уехать, смотрят там первые попавшиеся какие-то домики. И мне очень грустно в такой ситуации, потому что я понимаю, что вот так вот такие дела не делаются. Человек может, естественно, столкнуться с серьезными трудностями. Не знаю, продать квартиру на таком адреналине, переехать в деревню, думать, что там все как-то получится. А на самом деле столкнется с какими-то серьезными обстоятельствами, к которым будет не готов. Поэтому я считаю, что это такой должен быть взвешенный, очень осознанный шаг, путь, и в первую очередь его нужно делать с молитвой. Ну по крайней менее у нас было именно так. То есть мы давно хотели переехать, но никак не хватало вот чего-то, какого-то такого вот решения. И вот ковид, он поспособствовал, когда муж оказался без работы, я оказалась без работы, и мы как-то так вот сели и одновременно с ним решили: ну что, пришло время? И он такой: а я тоже об этом подумал. Ну и вот мы прямо в тот же вечер открыли сайты и начали искать дом. Пообщались с нашим батюшкой, нашим духовником, он нас благословил, он говорит: да, я вас благословляю. Хотя мы, честно, думали, что он не благословит, потому что только мы поженились, а тут еще такая серьезная ситуация. А он как-то — раз, вот так легко нас благословил. И мы очень долго искали дома, а потом вдруг с мужем поняли, что мы не молимся. То есть мы почему-то подумали, что это такое бытовое дело, что как бы к Богу надо обращаться по более серьезным вопросам, а здесь уж мы сами — вот есть объявление, вот есть машина, сели, поехали, посмотрели дома и, собственно, все. И мы год смотрели...

Н. Лангаммер

— Год?

М. Муромская

— Да, восемь месяцев мы искали дом, почти год. И мы, так вот тяжело это все шло. А потом, когда начали молиться преподобному Сергию — это наш любимый, один из любимых святой, мы сразу нашли дом. Тем более это случилось зимой, в тридцатиградусный мороз.

Н. Лангаммер

— И вы поехали его смотреть.

М. Муромская

— И мы поехали его смотреть. И у меня было такое чувство, я говорю: а представляешь, это будет вот этот дом, который мы как раз ищем. И так оно и получилось, и оказалось потом, когда я открыла историю этой деревню, она принадлежала Троице-Сергиевой Лавре.

Н. Лангаммер

— А, вот как.

М. Муромская

— Да. Хотя она находится вообще во Владимирской области. Она принадлежала двум купцам, и вот они, собственно, эту деревню отдали Лавре. И я, конечно, еще раз убедилась в том, что все вопросы надо обращать к Богу. Это была такая моя, можно сказать, первая ступенька. Потому что я, когда уже мы окунулись вот в эту деревенскую жизнь, естественно, мы столкнулись и с трудностями, и с непониманием, и ссоры с супругом, и мы представляли все по одному, а оказалось это все совершенно по-другому.

Н. Лангаммер

— Все-таки по-другому.

М. Муромская

— Абсолютно, да. И тут, конечно, опять ты понимаешь, что без молитвы, без каждодневной молитвы ты не можешь не просуществовать ни одного дня. Ни в стройке, ни во взаимоотношениях, даже просто элементарно вскопать огород. У тебя обязательно что-то сломается, что-то там случится, что-то случается с животными. То есть Господь, мне кажется, таким образом лично мне дает понять, что ты без Меня не сделаешь ничего. И вот такой опыт, он очень интересный, несмотря на то что он сложный, даже лично для нас, для нашей семьи, он еще и еще раз мне напоминает, подталкивает меня к этому, что каждый день нужно начинать с молитвы.

Н. Лангаммер

— А почему такое мнение сложилось вообще, почему даже мы эту тему сейчас подняли, что люди хотят переезжать на землю? Батюшка, у вас, вы сказали мне в телефонном разговоре, что да мы не так далеко уехали. Но ваши духовные чада, знакомые, действительно люди прямо хотят переезжать на землю, православные? Почему вообще эта тенденция обсуждается?

Иерей Дмитрий

— Ну я хочу со своей стороны что сказать, на самом деле такие волны, так сказать, осесть на земле, они начались не сейчас. Вот то, о чем Мира говорит. То есть что вот, какая жизнь была у нас? Ну вот Женя тоже подтвердит, мы немножко постарше, да, мы родились в советское время, разлива 70-го года, и мы, и наша юность, молодость, и 90-е годы, мы пережили вот этот слом, так сказать, эпох. Хорошо, к вере пришли, там вот этот момент. И как раз когда мы с матушкой поженились, тогда мы просто еще были мирянами, нам было по 18 лет и хотелось как, жизнь вообще стала круто меняться, да, плюс воцерковление, венчались. Венчались мы не в Москве, а в Белгородской области. И когда мы туда попали, тоже был первый такой порыв вообще все бросить, да, это же там не Муром, не Владимир, Белгородская область, где, так сказать, сейчас там тоже непростая ситуация, понятно. И степи там, юг России, это хаты стоят, совершенно другой уклад и, конечно, так заворожило все. Это уже был такой первый порыв вот переехать туда. Но случились такие одни обстоятельства, что мы не смогли там купить ничего. И потом уже, через какое-то время, мы попали в Троице-Сергиеву Лавру к отцу Кириллу (Павлову), к архимандриту, всем известному старцу российскому, вот сейчас ныне покойному, но он всегда жив для нас. И когда он нас встретил, тогда какой-то у нас был вопрос, как бы нам казалось, такой очень значительный для нас, мы хотели что-то там решить, какие-то внутренние проблемы. Он нас встретил, сказал: а, это вы. И мы стали объяснять, что там нам негде жить, там проблемы с жильем, вот что-то маемся, туда-сюда, еще пока детей не было. Он говорит: ну вот знаете, будет у вас дом, участочек, так и проживете.

Н. Лангаммер

— И довольно с вас.

Иерей Дмитрий

— Я думаю: какой дом, какой участочек? А потом уже как-то так случилось, что переехали сперва к родственникам. Родился Серафим у нас, первенец, он стал в городе болеть, короста, всякое там, диатез, и как-то мы — раз, решили, значит, к родственникам переехать.

Н. Лангаммер

— В сторону земли.

Иерей Дмитрий

— Да, в сторону земли. Пожили там какое-то время. Это Загорянка, Королев, недалеко от Москвы. Но уже, так сказать, дом уже, полдома, уже огород, уже такие трудности свои там. Потому что все-таки житье в городе — это одна история, там квартира и все, инфраструктура, к этому человек привык, особенно если он в этом вырос. Но у меня была какая-то другая ситуация, вот Женя подтвердит, наше детство могло проходить как — это пионерлагеря, это выезды на картошку в деревни, со всеми тоже вытекающими, то есть все равно городского жителя советского времени, да, в село выбрасывали, даже если он этого не хотел.

Н. Лангаммер

— Выбросить на землю.

Е. Ульева

— Ну да, все летом куда-то ездили, конечно.

Н. Лангаммер

— И я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. И мы сегодня обсуждаем тему: «Переезд на землю, для чего это христианину». У нас тему предложила Мира Муромская, фермер, предприниматель. В гостях у нас Евгения Ульева, психолог. И священник Дмитрий Кузьмичев. Батюшка, так дальше что было? Вы переехали, и...

Иерей Дмитрий

— Переехали. А далее что произошло. Значит, на подходе был второй ребенок, Сеня — это 96-й год был, и вдруг моя сестра старшая говорит: Дима, вот мама как-то переживает, что мы все не вместе живем. А у нас было, можно сказать, такое родовое гнездо — это деревня Толстопальцево. Поселок Толстопальцево, там была дача, еще дедушкина, с 53-го года, офицерская дача, они с бабушкой это строили. И там как-то и мама туда переехала. Вообще, знаете, вот перелом —это 90-е годы, бабушку привезли туда, она там лежачая, мама переехала туда, сестра там построилась, и они помогли нам купить дом в Толстопальцево, в километре от себя. И мы, так сказать, из одного поселка переехали в другой, то есть это было все в черте Москвы. Но хочу сказать, тогда такой застройки не было, то есть вокруг нас были поля. Ну понимаете, все тогда не развивалось, в стране было тоже все непонятно, только все устанавливалось, какие-то отношения, 90-е годы, со всеми вытекающими, кто помнит. И поэтому для нас это тоже было, с одной стороны, подвиг. Отопление угольное. Жена у меня колола уголь, все друзья приходили уголь колоть. Но так как мы на дачах проводили все время, для нас, в принципе, жизнь на земле в таком, сказать, в огородническом виде, она, так сказать, не была какой-то такой, в новинку что ли. Но, честно говоря, я когда проводил неделю, точнее лето у моей бабушки на даче, в дедовом доме, значит, у нас был распорядок дня такой. Она говорила: Митя, значит, норма по огороду, и потом только гулять. Ремень ты знаешь, где. Я, конечно, честно говоря, потом этот огород весь возненавидел.

Н. Лангаммер

— А как вы с детьми сейчас? Ремень, норма?

Иерей Дмитрий

— Нет, у меня уже дети, у меня уже внук, поэтому нет.

Н. Лангаммер

— Ну как растили-то, норма?

Иерей Дмитрий

— Нет, бабушка не применяла такой метод. Вообще она очень всегда была доходчивой. И норма сделана. Ну почему бабушка переживала — она за меня отвечала, за такого шалопая, она должна была меня сдать родителям, как говорится, не покоцанным, с руками, с ногами. А там же друзья. Но интересно, что все равно, вот целое на даче — такая свобода, то есть поля, что хотели, делали там. Ну вот как-то вот так вот, как-то все так открыто. И, конечно, когда ты в город потом въезжаешь обратно, в Москву, там, конечно, друзья, школа, но вот такой всегда был диссонанс. Я вообще считаю, что на самом деле для русского человека, для российского, для русского, для православного жить на земле как бы, наверное, Богом заповедано изначально. Потому что, конечно, сейчас многие переживают, что строятся эти человейники, в которых мы живем, бетон, и нам этого не хватает, мы оторваны от земли. Но как с Мирой я соглашусь, конечно, здесь надо иметь, с одной стороны, и решительность, решимость и, конечно, благословение Божие. Вот нам Господь не дал отъехать так далеко с нашим хозяйством, и слава Богу. Может быть, тогда у нас тоже такая эйфория бы прошла — ну понятно, по 18 лет. Там предлагали, Белгородскую область, вот участок, хата, один дом, второй дом, и что потом с этим делать? Руки-то, понятно, они растут откуда надо, но тем не менее потом могли бы заунывать. И кстати, были случаи такие, я знаю, что из нашего поколения, со стороны священников, которые тогда рукополагались в Москве и так уезжали из Москвы. Там брали, так сказать, на таком порыве там жену, детей, там служить в другие епархии. А потом тоже начиналось уныние. Потому что все-таки городской человек, его надо подготовить к этому.

Н. Лангаммер

— Конечно.

Иерей Дмитрий

— То есть должно пройти какое-то время, понять, что это такое. Но тогда еще были какие-то колхозы живы, все такое. Потом все, конечно, слом вот этот начался. И, конечно, было очень, вот когда Оптина пустынь возрождалась, тоже вот когда раньше...

Н. Лангаммер

— Многие вокруг селились, приезжали.

Иерей Дмитрий

— И проезжаешь вокруг, колхозы-то умирают. И что самое интересное, монастырь Оптина пустынь, как мне тогда говорили отцы, монастырское хозяйство поддерживало другие колхозы вокруг, представляете. И люди на земле были. Кстати, покойный архимандрит Венедикт говорил, что нет лучше для монаха ничего, как поработать на земле.

Н. Лангаммер

— Да, ну я вот на самом деле тоже вот сейчас слушаю батюшку, у меня тоже был период поиска какого-то дома на земле. И в результате, когда я посмотрела там разные дома, я приехала на дачу и думаю: какой славный сруб, а зачем мне еще что-то нужно? Ну да, у нас не растут помидоры, потому что у нас другая экология — у нас болота, у нас орешники, орехи растут, которые белки съедают. Но вот почему про землю я думала, потому что отец Илий благословляет очень многих, и я слышала его слова: а кто будет кормить всю эту Москву, которая в человейниках живет. И я просто, почему Женя сегодня здесь, потому что я слышала в ее интерпретации по-разному историю ее дочки, которая вообще как бы человек, который далекий был от земли...

Е. Ульева

— Не то слово.

Н. Лангаммер

— Но сейчас фермер. Ну ты расскажи, как это было. Потому что это было прямо Божие дело.

Е. Ульева

— Ну это удивительно, да, то есть это вообще житийная прямо история. То есть я уверена, что батюшку причислят к лику святых, хотя он жив, и дай Бог, чтобы он еще прожил долго. И я поскольку 25 лет все-таки под его духовным окормлением, это величайшее счастье нашей жизни. И вот его первое благословение было, одно из первых благословений. У нас тогда, когда мы первый раз к нему приехали, я была беременна третьим ребенком. Всего у нас их восемь, это тоже все с его благословения. И вот тогда мы приехали спрашивать благословения построить дом. Ну мы абсолютные москвичи, и муж, и я, в нескольких поколениях. То есть вообще там ездили летом, отдыхали, в лагеря пионерские, там еще что-то, любили, конечно, природу, но городские такие, совсем неприспособленные люди. И мы как-то подумали про дачу —Москва, дача. И вдруг нам батюшка Илий говорит: нет-нет, дом. Какая дача? Дом. И причем он сказал: каменный дом. Мы так растерялись, мы думали там: ну дерево, какие-нибудь шесть соток. Он говорит: нет, каменный дом. А я говорю: батюшка, а у нас нет денег, какой каменный дом? Мы молодые, там третьего ребенка ждем. Он говорит: а ты строй, строй, деньги будут. И там действительно каким-то это чудом вот прямо устроилось. Я потом по своему дому водила всех, кто к нам приезжал, говорила: вот вы, если не верите в Бога, потрогайте прямо наш дом.

Н. Лангаммер

— Это тот дом, где вы живете?

Е. Ульева

— Да, это тот дом, в котором мы живем до сих пор сейчас. Самое интересное, что это новая Москва оказалась, то есть сюда пришла. У меня мама в свое время, она не понимала вообще, что происходит, почему Церковь, почему многодетность, то есть для нее это было такой шок. И, естественно, что все в Москву, я из Москвы куда-то поехала. А мы сначала снимали еще дачи, дома там. Как бы вот я совет даю всем, у кого есть такая идеализация загородной жизни: поснимайте. Там поживите, тут поживите.

Иерей Дмитрий

— Совершенно верно, да.

Е. Ульева

— Попробуйте, да. Потому что ты действительно понимаешь, что ага, котельная — топить котел там. Да, колодец или там скважина. То есть это целая такая наука, которую надо прямо изучить. И когда вот мы строились, вот этот каменный дом, который он нам благословил строить, и там он у нас сгорел, потом все выстроилось еще лучше, чем было. То есть это у нас история прямо отдельная. И дочка Александра — это вторая наша дочь, и она тоже под батюшкиным как бы окормлением выросла, очень так его воспринимала: батюшка Илий, батюшка Илий — то есть это ее как бы, она к нему прямо подходила. Потому что она училась в школе Плесково, он духовник школы Плесково, и она его постоянно видела. Ну я говорю, для нее это было прямо нормой: батюшка Илий идет — все, Сашенька пришла благословение получать. И однажды — это, конечно, чудесная совершенно история, ей было 19 лет, а еще раз опять, в очередной раз приехал батюшка Илий в школу Плесково. Он нам был очень там доступен, потому что это закрытая территория, и, естественно, тут же звонят там: батюшка приехал. Мы тут же — раз, раз, бегом, побежали к батюшке пообщаться, благословение получить. И она мне говорит: мам, я поеду с тобой, потому что мне надо там поговорить с батюшкой. У нее как раз был молодой человек, который там за ней ухаживал. В общем, все было прекрасно, он был батюшкин сын, то есть все просто вот вроде хорошо...

Н. Лангаммер

— Только возьми благословение, и все срастется.

Е. Ульева

— Да, вроде жених, да, и вроде как царевич Елисей, все нормально. И вдруг у нас такая история, мы приезжаем к батюшке, он нас прекрасно обеих знает. Садится, вот он сидит на лавочке, я с одной стороны села, она села с другой. И она ему там: батюшка, вот так и так, и рассказывает ему про своего молодого человека. А он так улыбается и говорит: нет-нет, деточка, это не твоя судьба. Поворачивается ко мне. А она, честно говоря, вот настолько опешила, она явно подсознательно ждала одобрения, что вот сейчас батюшка ее благословит, и ждать, не ждать, неважно, она как-то себе уже наметила. И когда он говорит: нет-нет, это не твоя судьба, она очень растерялась, прямо вот у нее какой-то шок даже был. И он поворачивается ко мне и так мило улыбается, говорит: она ведь умеет коров доить? Я сижу — ну понимаете, да, Москва, где я, где коровы. Я в жизни ни одной коровы не видела. Я потом поняла, что я только в телевизоре видела, а живых коров вообще не видела. Дочка моя их видела во Франции, чтобы вы понимали. Потому что она ездила в православный лагерь во Франции, и там гуляли коровы, потому что это было в деревне французской.

Иерей Дмитрий

— На лугу.

Е. Ульева

— Да, на лугу пасутся кто. И значит, она, и я пытаюсь сразу понять — ну я поскольку очень долго с батюшкой плотно общалась, я понимала, что он может пошутить, там не каждое его слово прямо надо ловить, то есть надо спокойно с ним разговаривать. Я говорю: батюшка... Я пытаюсь понять смысл, что, какая корова.

Н. Лангаммер

— Что происходит.

Е. Ульева

— Где мне, что значит, пусть она учится доить коров. Где их брать, этих коров? И я, честно говоря, начала смеяться, я решила, что шутка, не шутка. А батюшка мне постоянно, из года в год говорил: вот дети, земля. Он знал, что мы построились, он мне говорил: у тебя должны быть грядки, у тебя дети должны быть подключены к труду, вот сегодня есть продукты в магазине, завтра нет. И, кстати, в 14-м году, когда началась на Донбассе первая война, там же сразу же пропали продукты в магазинах, потому что начались обстрелы, невозможно было подвезти. И я тут же вспомнила все эти батюшкины слова, что сегодня у тебя есть, а завтра нет. И, значит, я говорю: батюшка, ну у меня грядка там... Я честно скажу, у меня очень хороший сад, грядку, за которую я отчитывалась батюшке, что она у меня есть, я там посадила какой-то лук. И он мне говорил: а грядка у тебя есть? Да, грядка есть. Потом она мне очень сильно надоела, потому что, честно говоря, мне некогда. Ну восемь детей, один за другим, мне, в общем, не до огорода было. И что-то там все заросло, и я думаю: надо засыпать это все корой какой-нибудь красивой там сосновой. И срыли, короче, мы эту грядку. И опять к нему приезжаю, он говорит: грядка-то? Я говорю: батюшка, грядки нет. Ну не буду же я старцу врать.

Н. Лангаммер

— А коров тем более.

Е. Ульева

— Да, и коровы, я сижу тут, слушаю про коров. И он мне так спокойно говорит, вот ты знаешь, там вот Спасово, Клыково, вот монастырь, Сепфора, и вот там Бурнашево — вот там Ира, у нее коровы, вот ее сын — это судьба твоей дочери. И я думаю: Ира, коровы, какое-то Бурнашево. Я пытаюсь вообще понять, что происходит. Он мне говорит: ну вот смотри, Клыково прямо, Спасово направо, Бурнашево налево. Вот такой классный я получила адрес.

Иерей Дмитрий

— Оптина недалеко.

Е. Ульева

— Ну я понимаю, да, мы все время к батюшке в Оптину ездили, я на местности примерно представляла, хотя я никогда не была.

Н. Лангаммер

— Я представляю глаза Александры в этот момент.

Е. Ульева

— Александра разрыдалась, потому что, значит, сейчас объясню, что было с Александрой. Поскольку она к батюшке относилась так, знаете, ну это был очень близкий для нее был человек, она просто, знаете, как будто обидели ребенка. Вот обидели. И она в рыданиях говорит: батюшка, а вы же меня в монастырь вообще-то когда-то отправляли. Ну там было дело, когда она была маленькой, он ей иногда говорил про монастырь. Ну он тоже многим это говорит. И она говорит: батюшка, а вы же меня в монастырь отправляли? А он так улыбается, говорит: ну ты же не хочешь в монастырь, а против воли нельзя. Вот давай, замуж выходи, детей рожай. Вот там он тебя любить будет всю жизнь, такой парень хороший. Выйдешь замуж, ферма там, детки, коровы. Она сидит и опять говорит: батюшка, небось вдовец какой-нибудь пожилой? Вечно вы меня куда-то... Ну то есть она такая, могла с ним так разговаривать. Он говорит: нет-нет, деточка, хороший, хороший там. Ну вот такое мы получили благословение. Ни телефонов, ни адресов. Единственное...

Н. Лангаммер

— У него коровы есть.

Е. Ульева

— Ира, у нее коровы и сын. Вот такой получили как бы адрес. Вот на деревню дедушке поезжай, и там какая-то Ира с коровами. Ну поскольку я все-таки с батюшкой к тому времени общалась уже 15 лет, естественно, я понимала, что надо благословение выполнять. Ну опять же я же не могла против воли дочку. Она ей 19 лет, она очень самостоятельная.

Н. Лангаммер

— Однако вопрос.

Е. Ульева

— Да. И я стала ждать как бы, молиться: Господи, управь. Там как надо, не надо, куда ехать. И две недели у нее было такое жесткое сопротивление. Она там собирались из Москвы вообще в какой-то Калининград уезжать, еще что-то, придумки пошли. И потом, через две-три недели как-то она так: ну ладно, пошли, поехали, посмотрим. Я говорю: Санечка...

Иерей Дмитрий

— На коров.

Е. Ульева

— Да, я говорю за спрос деньги не берут. Давай съездим. Десять лет пройдет, а ты скажешь: что же мы не поехали? Давай просто посмотрим, интересно же. Вот и мы, значит, садимся на машину, я за рулем, она рядом. И мы так в Шамордино, потом это же все рядом, в Шамордино заехали, потом в Оптину. В Оптиной мы попали на панихиду, потому что это была родительская суббота, вот так совпало. Потом понятно было, что это как благословение наших вот предков, то что говорили, вот все не случайно, все у Бога на своем месте. И потом мы едем в это Клыково. Приезжаем в Клыково, и тут в Клыково до меня доходит, что я как городской человек, у меня деревня — это, знаете, дорога, и справа слева дома. Потому что я только такие деревни видела. А что деревни бывают другие, я не знала. А там как раз вот это Бурнашево, оно так — это река очень красивая, Серена, и там раскиданы прямо вокруг нее домики. И там вот так прямо Иру и коров вот так вот невозможно найти.

Н. Лангаммер

— Иру и коров не найдешь. И мы сейчас прервемся на небольшую паузу. Напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. И мы сегодня обсуждаем тему, которая предложила Мира Муромская: переезд на землю, зачем это православному христианину. У нас в гостях психолог Евгения Ульева и священник Дмитрий Кузьмичев. Не переключайтесь.

Н. Лангаммер

— И мы возвращаемся в студии Светлого радио. В эфире «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. И сегодня у нас тему предложила Мира Муромская, фермер, предприниматель. И мы пытаемся ответить на вопрос: переезд на землю, зачем это православному христианину? И у нас в гостях Евгения Ульева, психолог и священник Дмитрий Кузьмичев — люди все, которые так или иначе на земле живут. И Женя сейчас рассказывала потрясающую совершенно историю ее дочери, городской девочки, которая поехала искать свою судьбу, благословенную отцом Илием, куда-то в Бурнашево, Иры и коров.

Е. Ульева

— Иры и коров, да. И мы заехали в Клыково, к Сепфорочке, на могилку, там почитаемая очень старица, помолились и пошли просто в лавку спрашивать, где тут вообще можно найти Иру с коровами. Ну и там как-то вот язык до Киева доведет, да, и вот наконец-то нам примерно махнули рукой — где-то там, и мы нашли с трудом этот дом.

Н. Лангаммер

— И говорите: мы ваша судьба.

Е. Ульева

— Да, это реально было очень смешно. Потому что когда я подъезжала, меня уже...

Иерей Дмитрий

— Здравствуйте, мы к вам.

Е. Ульева

— Да, это было так, вышла, значит, Ира. Она такая была, честно говоря, не очень приветливая женщина. Она так на меня посмотрела: что надо? Знаете, так: что надо?

Н. Лангаммер

— Молока.

Е. Ульева

— Да, мы говорим: здравствуйте, вот мы тут вот от отца Илия, вот мы с невестой, вот у вас жених... Она, такая, говорит: ну пойдемте, я вас напугаю, сказала Ира. Значит, повела нас в поле. Коровы все были в поле, у них очень большое было стадо, там 19 или 20 коров на тот момент. Потому что так благословлял старец Илий, они четко жили, вот как батюшка говорил. Они бились там, как могли, за это хозяйство, батюшка им даже финансово помогал — трактор купить, сено и так далее. И, значит, мы появляемся на горизонте. И, в принципе, батюшка Илий им какое дал благословение: если будет какая-то невеста, вот я пришлю, сразу ее там в навоз, в навоз, чтобы она напугалась. Значит, как получилось. Она повела вот на это поле пугать, а нас испугать было невозможно, потому что мы не знали вообще, что такое коровы. И она говорит, предыдущие как бы кандидатки, они, когда видели количество коров...

Н. Лангаммер

— Ах, то есть вы были не первые?

Е. Ульева

— Мы были не первые, но последние. И там как бы предыдущие девушки, они как бы понимали, что такое 19 коров, и вопросы все заканчивались сразу. Они поворачивались и уходили. А поскольку для нас это был, знаете, контактный зоопарк — а можно погладить коровку? А какие они милые, какие прекрасные... И Ира поняла, что, значит, мы такие ребята, вообще не в теме. Ну мы с ней мило так поговорили, она нас повела там чай пить. И в этот момент мы заходим — прямо реально изба, вот избушка на курьих ножках, ей сто лет, этой избе, в тот момент было. Предыдущий священник там, который в 30-х годах был расстрелян, вот это его последнее было жилище. И там печка такая большая. Мы заходим, выходит Максим такой заспанный. Я говорю: Максим, судьба придет и на печи найдет. Вот печка есть, вот твоя судьба. Вот это твоя невеста.

Иерей Дмитрий

— Вставай с печи.

Е. Ульева

— Вставай с печи.

Н. Лангаммер

— Женись.

Е. Ульева

— Там именно так было. Но там знаете, это очень важный момент, который я всегда подчеркиваю в этом рассказе, что это все-таки было добровольно. То есть да, мы выполнили благословение, но молодые люди прямо друг другу реально очень понравились с первого взгляда. Я знаю прекрасно свою дочь, я внимательно смотрела на ее лицо, потому что у нее на лице всегда все написано сразу, что она думает. И она так прямо: у, какой парень, — там прямо видно было, что понравился. И они пошли куда-то гулять, он ей там начал показывать там очень красивые места, он ей как раз виды, закаты, вот эту вот красоту. И пойдем гулять, вот самое красивое место. И самое удивительное, что они сразу стали обсуждать, сколько у них будет детей там, то есть у них конкретный пошел сразу разговор.

Н. Лангаммер

— Класс.

Е. Ульева

— И когда мы поехали обратно уже, мы по дороге, я говорю: Саш, ну что ты думаешь? Она говорит: я за него выйду замуж, он классный, мне понравился там, все. Ну это явно, понимаете, это невозможно вот подгадать, это вот какое-то благословение. И дальше это все прямо моментально. То есть батюшка, но батюшка первый же вопрос, который мне задал, когда я к нему приехала, он мне сказал: ей он понравился? Она влюбилась? То есть она его полюбила? То есть ему было важно вот этот момент. Не было никакого насилия. Он ждал реакции молодых. И поскольку реакция — и Максиму Саша очень понравилась, и Саше он понравился, поэтому как бы вот он благословил свадьбу. Я, честно говоря, даже...

Н. Лангаммер

— Подожди, а если были предыдущие, он их как присылал, как пробные варианты? Если он точно знал, что это судьба.

Е. Ульева

— Я не могу сказать, потому что вот просто история про то, что, если будет невеста — в навоз, и вот это упоминание, что кто-то там испугался, ушел, но больше мы подробности не спрашивали, нам как бы было все равно. Потому что это действительно была реальная судьба. Вот сейчас прошло ровно десять лет с момента брака — у них пять детей, почти сорок коров. Она ведет блог, ферма Никитиных, и она там, понимаете, вот можно прямо зайти и посмотреть, что человеку хорошо, человек на своем месте, он цветет, она обожает этих своих коров. И вы знаете, когда самая любимая штука была ее, когда одноклассники узнали, что она выходит замуж. А она такая, знаете, ну вот бренды, сумки там, Париж, все вот, чтобы вы понимали.

Иерей Дмитрий

— Туфельки.

Е. Ульева

— Москва, университет. И как бы когда ее спрашивали: ты, Саш, у тебя у мужа там Феррари или Ламборджини? Она говорила: у моего мужа трактор, я фермер. Но она нашла в этом себя, она раскрылась совершенно с удивительной стороны. То есть вот батюшка ее потом все время, вот он ее очень любит, он все время благословляет, он ей говорит: дитя послушания, моя послушница, ты моя умница, — то есть он ее все время хвалил. А у нее заработал какой-то вот, были огромные, естественно, трудности, и вот это деревенская тяжелейшая жизнь, эти коровы, она никогда не видела. Надо было учиться доить, там она и плакала, и были слезы, и мозоли. И она очень большая труженица. Но она черпала такое в этом вдохновение, что все скептики... Вы понимаете, да, около этой истории люди смотрели на меня, как на ненормальную, больную, честно скажу. Кто-то из батюшек говорил, что я в прелести, я сошла с ума. Это твой ребенок, куда ты его, в какую-то деревню отправила. Ну тут мы как родители, естественно, тоже, мы продали квартиру в Москве, мы вложились в ферму, то есть мы так, что смогли для ребенка, сделали, там дом построили. И вот то, что сейчас, вот этот результат, который сегодняшний — я не знаю, чем кончится, да, понятно, что все мы люди, все бывает. Но тем не менее на сегодняшний момент человек на своем месте. И вы знаете, мы как бы опередили время. То есть она уже в таких трудах фермерских, и кто же знал, что будет блогинг и так далее, что она нашла себя, что у нее там тысячу подписчиков, клиентов, которые ее любят, и любят ее молоко там и так далее. И она говорит: я живу полноценной жизнью. И когда она очень редко приезжает в Москву, очень редко, она вот на это все смотрит и говорит: как вы тут живете? Здесь же нечем дышать. Она прямо, она говорит я в свои закаты. У них потрясающе виды там, видно монастырь, и вот она это все, вот эту природу. И я как психолог и бабушка — вот у меня пятеро внуков, четыре внучки и внук, и я понимаю, как полезно, что мои внуки на земле, около животных — песок, земля, грязь, тактильность. Современные же дети абсолютно всего этого лишены. Плюс сейчас появился интернет, то есть дети все видят, все слышат, онлайн какие-то занятия. И, слава Богу, Оптина пустынь недалеко, там сделали прекрасную школу, и низкий поклон владыке Иосифу, который сделал школьный автобус. В тот момент, когда моя дочь рожала детей, ничего этого не было. Мы, честно говоря, не знали, что будем делать со школой. Потому что это основная проблема всех многодетных, кто переезжает за город.

Н. Лангаммер

— Да, школ нет.

Е. Ульева

— Если наша страна придумает школьный автобус, который будет возить, сделает федеральную программу перевозок детей в школы, у нас выполнятся все вот эти многодетности, и то что там Владимир Владимирович говорит, что там год семьи, давайте рожать — только если все поедут вот за город, а там сделают вот эти автобусы, которые будут возить детей. Вот это тогда все.

Н. Лангаммер

— Ну это какой-то просто идеал, получается, да?

Е. Ульева

— Это не идеал.

Н. Лангаммер

— Жизнь человека на земле. Нет, Жень, ну я в принципе, эталонно, да, у меня тоже...

Е. Ульева

— Ну это очень здоровая жизнь.

Н. Лангаммер

— Мне этнопсихолог тоже говорит, что люди, оторванные от земли, там уже в каком-то поколении начинается шизофрения. То есть для нас все-таки правильно жить на земле и соприкасаться в этом, не в телефоне, не в человейнике.

Е. Ульева

— Ну мы же не размножаемся в городе. Это же очень просто. Вот смотрим в зоопарке, у нас чудесная панда Катюша сейчас в московском зоопарке, и все бегают, прыгают: ой, у нас наконец-то там родилась панда. Вот в городе сейчас дети. Я сначала начала рождать детей в Москве, и когда я выходила гулять, мне говорили: понарожали тут детей, с собакой негде погулять, понимаете. Вот это при том, что собака только что сходила в песочницу, где играют мои дети. И это невозможно. Я не понимаю, как можно жить там с пятью, с семью детьми, да, это огромная проблема. Хотя я знаю такие семьи, они есть, честь им и хвала, но на земле — это абсолютно другое.

Иерей Дмитрий

— Я хочу добавить, что все равно, вот у нас тоже на приходе Толстопальцево, ну нельзя же назвать Толстопальцево поселок, деревня, не деревня, город не город, потому что Москва уже наступает на нас. И все равно наши прихожане многие, которые сейчас у нас осели, они же переехали из московских приходов, от отца Федора Бородина, какими-то путями, там государство субсидировало материнский капитал, они понакупили все дома. Понимаете, то есть все сидят на своих участках, и тоже там сталкиваются с трудностями, со стройками. Ну понятно, что город близко, но тем не менее все-таки это не квартира далеко. И там уже отношения даже между людьми, они уже другие. Потому что там труды постоянные, какие-то моменты, где надо там все-таки из дома там выйти на улицу, там поговорить, друг к другу в гости сходить. Вот даже мы в поселке завели такую историю с недавнего времени, мы, например, по нашим прихожанам садимся на автобусы и в Пасху, в Рождество едем колядовать. Представляете, как здорово — к каждому заехал, там угостили. Вот в городе это не сделать.

Н. Лангаммер

— Ну почему, ездим мы по квартирам.

Е. Ульева

— Там образ жизни другой. Общинность какая-то, батюшка, да?

Иерей Дмитрий

— Да. А потом у нас же очень много наших прихожанок пожилых, причем Толстопальцево считается по статистике, светской причем, у нас там долгожители, особенно женщины, то есть за 90 лет все переваливают будь здоров. За этот рубеж, там 90, вот у нас недавно тоже прихожанка скончалась — родилась на Покров, до ста лет год не дожила, в 20-м году она отошла. Вот родилась не в Москве, на юге и прожила большую часть жизни все по деревням. Учительница — французский, итальянский, понимаете. Светлая голова до последнего времени и так далее. И интересно, что была бы в городе, да, она сама до храма от дома ходила, понимаете, в чем дело. Это вот, кстати, тоже. Ну это понятно, что можно поспорить с этим, с некоей долей условности какой-то, но тем не менее. Потому что я чувствую, что все-таки городская среда, она даже прихожан в городе, там, может, много людей в храме, может быть общинная жизнь, такая суета, молодежное движение, но вот когда ты все-таки вне города, в поселке, совершенно другая история. Про деревню вообще, конечно, уже и не говорю, если дальше отъезжать, уже и народ другой, более открытый. Потому что мы же все атомизируемся, психологи говорят, мы все здесь одиноки. И мы даже не знаем соседей по лестничной клетке.

Н. Лангаммер

— Вот, кстати, интересно, почему, Жень? Когда мы здесь ближе физически, мы вообще друг под другом живем.

Е. Ульева

— Ну во-первых, я считаю, это я из собственного опыта, поскольку я живу давно уже на земле, 25 лет тоже, ну 24, вот как батюшка благословил, мы построились и переехали. И я физически чувствую в Москве количество людей. То есть я прямо заезжаю и понимаю, что ой-ой-ой, а что так много? А в метро спускаюсь — вообще. Хотя я выросла, я городской ребенок, для меня запах метро, вот у кого-то там птички, я захожу — ой, хорошо, это запах детства, понимаете, вот эта пыль от метро. То есть мне там комфортно, потому что я там выросла. Но дискомфорт вот этот от толп людей, оттого что ты чувствуешь, что вокруг, ты живешь в квартире, у тебя тут кто-то стучит, тут кто-то ходит. А за городом ты — ну площадь другая, у тебя больше пространство.

Н. Лангаммер

— И поэтому ты пускаешь в свое пространство?

Е. Ульева

— Нет, мне кажется, что деревенская жизнь, вот я смотрю на Сашину жизнь, вот в ее деревне, они все там дружат, они общаются, вот они как раз ездят в гости. Потому что ты там, во-первых, ты скучаешь по людям. Первое. Потом ты помогаешь там выдернуть машину, трактор завяз, грязь, там кто-то дернул.

Иерей Дмитрий

— Там не выжить без помощи.

Е. Ульева

— Ты никуда не денешься. Потому что там если что-то случилось — там снегом завалило, то это конкретно тебе нужен твой сосед или там еще кто-то. То есть тут не выживешь. А тут мы в Москве, что, мы вызываем, кто там...

Н. Лангаммер

— Службы.

Е. Ульева

— ЖЭК там, кто там, управа, как там сейчас правильно? Я просто давно не живу в квартире.

Н. Лангаммер

— Жилищник.

Иерей Дмитрий

— Мало того, что мы всю жизнь вот недовольны, то что услуги мы получаем не те, не вовремя в городах уже, то есть нас тоже это развращает. То есть люди начинают жаловаться, что автобус не вовремя пришел, здесь мне вовремя не подали — то есть уже, понимаете, зона комфорта, она нас начинает развращать.

Е. Ульева

— Эгоистичность.

Н. Лангаммер

— Эгоизм, да.

Иерей Дмитрий

— И чтобы вот из этой зоны комфорта, надо хотя бы реально вырываться, почему лагеря нужны, я не знаю, поездки в деревни. А земли, в России земли столько, понимаете, нам все завидуют вокруг, все страны.

Н. Лангаммер

— Да, поэтому рождаются дети.

Иерей Дмитрий

— Почему сейчас эта история, так сказать, с противостоянием цивилизационным, а нас мало оказалось. Нужно сейчас расселяться, плодиться, размножаться. Но вот Женя хорошо сказала, понимаете, вот у них вот у дочери с мужем, да, у них что, идеальное супружество возникло. То есть Господь благословил — есть супружество, есть дело, то есть работа на земле. Возделывать что, свой семейный рай, понимаете, что Господь благословил изначально. Понимаете, супружество, да, это когда двое соединяются в одну плоть. Не просто соединяются, у них одно направление, одна магистральная линия, они смотрят в одну сторону.

Е. Ульева

— Одно дело. Они болеют этим.

Иерей Дмитрий

— Да, одно дело, они друг друга поддерживают. И вот я с Мирой согласен, у них тоже такая же, может быть, история.

М. Муромская

— Да, батюшка, совершенно точно.

Иерей Дмитрий

— Да, и это дело надо поддерживать. Но надо, конечно, молиться, благословляться. Может быть, не знаю, собирать каких-то вот таких энтузиастов, обмениваться мнением, не знаю что, вот пропагандировать.

Н. Лангаммер

— Приехать, пожить.

Иерей Дмитрий

— Пропагандировать эту историю, да. Может быть, взять там, к Мире поехать, пожить, что-то там, дрова поколоть.

Н. Лангаммер

— Я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. У нас сегодня тема «Переезд на землю. Зачем это православному христианину?». Предложила тему фермер и предприниматель Мира Муромская. У нас в гостях Евгения Ульева, психолог, и священник Дмитрий Кузьмичев. Слушайте, я вам расскажу такую вещь, я здесь один горожанин. И я знаю семью тоже, которая городская была жена, а мужчине было благословлено ехать на землю, а ей — заниматься городскими делами. И никто не понял, что произошло, а отец Илий, видимо, предвидел, что этой семье как раз не по пути, и это тоже удивительно. Потому что, видимо, ехать на землю, когда один человек совершенно городской, это такое ну уничтожение себя как личности, то есть, в общем, кому что дано. То есть не то что мы всех сейчас должны, наверное, на землю.

Иерей Дмитрий

— Совершенно верно, да.

Н. Лангаммер

— И к чему я говорю, что я горожанка, что мне хватает пяти месяцев, ну сейчас уже пяти, растягивая это время, когда я приезжаю в свой семейный дом, на свою дачу, в старенький сруб деревенский такой, 50-х годов. Но это невероятное ощущение, когда ты выходишь утром на ступеньки...

Е. Ульева

— На траву.

Н. Лангаммер

— Ну и к тому же 7-й этаж или 1-й этаж, это физиологически тоже ощущается, это вообще, конечно, другое чувство, и без этого я себя не представляю. Вот мнение горожанки. Мира, а что для тебя было таким, что ты жалела, оставив в городе и что ты такое обрела? Ну кроме того, что ты рассказала, что ты потеряла, что обрела, горожанка?

М. Муромская

— Ну жалела, наверное, в первую очередь мне было непривычно, когда мы туда переехали, то что мы никого не знали. А здесь я училась в институтах, со всеми коммуницировала. В Москве потрясающие люди, это, конечно, безусловно, общайся, знакомься. Когда я сюда приехала, я поняла, что у нас в деревне одни бабушки, что у нас вообще, в принципе, деревня очень маленькая, и она вымирает. И для меня, конечно, это было очень... А я очень коммуникабельная, мне нужно общение. Я просто приседала на уши своему мужу, он не знал, куда от меня деться, потому что нужно было куда-то вот это вот, свою эмоцию.

Н. Лангаммер

— Кошки, сколько у тебя?

М. Муромская

— Две сейчас. То есть блог почему вот появился — мне нужно было куда-то все это, с кем-то что-то делиться, рассказывать. Это было очень сложно. Но впоследствии у нас, мы начали ходить в храм, ездить в монастырь. Начали появляться в нашей жизни знакомые, друзья, батюшки, матушки, иеромонахи, которые там нас как-то поддерживают, помогают. И сейчас у меня уже как бы спокойно в этом плане, а вначале да было очень сложно, такой момент. Что было, наверное, самым радостным — это вот мысль, то что батюшка сказал, когда мы жили в городе с мужем, у него была такая работа, он, в принципе, работал до пяти, в мозаичной мастерской, там делал иконы, и как бы приходил более-менее вовремя домой, и субботу воскресенья мы тоже проводили вместе — то есть у нас был вечера и суббота, воскресенье. Мне казалось, что я вообще счастливая жена, что мы столько времени проводим вместе. А когда мы переехали в деревню, я поняла, что только в деревне я вот узнала своего мужа. Потому что у нас абсолютно не было времени на узнавание друг друга в городе.

Н. Лангаммер

— То есть вы узнали друг друга в деле, получается.

М. Муромская

— Да, то есть мы 24 часа вместе, общаемся, там какие-то трудности переживаем, там и ссоримся, конечно, и миримся, и молимся вместе. И я понимаю, что только там я вообще узнаю, что такое жизнь в браке, и вообще своего мужа и себя. И я вообще не понимаю, мне вот говорят: а ты не устала вот от мужа? Вы 24 часа вместе, там ходите...

Н. Лангаммер

— А он не работает сейчас?

М. Муромская

— Он онлайн работает.

Н. Лангаммер

— А, понятно. Я интересно говорю, он не работает — то есть работа на земле, она как бы не работа.

М. Муромская

— Ну да, помимо вот этого, у него еще есть работа онлайн, маркетологом работает сейчас. И это, конечно, удивительно, то есть я даже не могла представить. И только ради этого, если бы я знала, что у меня будет вот такое, я бы, наверное, только ради этого переехала. То есть я же не знала, что у меня будет такое вот чудо, подарок. Потому что это совершенно другие отношения, какие у нас возникли в таком тесном контакте, когда я действительно могу узнать человека. Вот Господь же нам говорит: узнавай человека, да, познавай, какие у него привычки, что ему нравится, что не нравится, как он вообще вот в быту, там поддерживай его. И он растет. Потому что он тоже как бы жил в городе, хотя сам из деревни, когда-то там в детстве жил в деревне.

Н. Лангаммер

— То есть опыт какой-то был.

М. Муромская

— Ну какой-то да, небольшой был. Но так мы как слепые котята, то есть мы все вот методом проб и ошибок. Мы когда приехали, у нас не было даже шуруповерта и вообще ничего не было. То есть мы начинали с гвоздей, с шуруповерта, и вот эти вот все инструменты все закупали, покупали.

Н. Лангаммер

— Но Господь, я хочу вспомнить твою эту историю смешную, что Господь настолько рядом, сейчас, может быть, ты ее сама перескажешь, что когда не идете в воскресенье в храм, вы потом охотитесь... за чем? У вас там что убежало, газонокосилка или кто у вас там?

М. Муромская

— Мотоблок.

Н. Лангаммер

— Мотоблок убежал в воскресенье.

М. Муромская

— Сам поехал копать, сломал нам забор и вообще.

Н. Лангаммер

— Вместо службы копали, вместо воскресной.

М. Муромская

— Да, действительно, Господь, наверное, Он как бы, Он тебя, конечно, поддерживает, но Он от тебя ждет тоже действий. Потому что мы хотим каких-то вот: давай, Господи, нам чуда какого-то, давай там поддерживай меня, помогай мне. Но ты и сам должен молиться и от чего-то себя ограждать. В моем случае это там и пост, и в храм пойти, и себя там понуждать, и делать какие-то добрые дела. Может, это, конечно, сейчас очень голословно звучит, но я понимаю, что именно вот это, оно как бы помогает не думать только о себе.

Е. Ульева

— Ну вот, Наташ, можно? Я слушаю Миру. Во-первых, моя Саша рассказывала то же самое про воскресные дни — то что у них скисало все, что они начинали вдруг в воскресенье делать на ферме, ничего не получалось. Скисало, пропадало. Они это прямо четко поняли. Хотя она в воскресенье, естественно, собирает детей и идет в храм, но она поняла, что в воскресенье вообще не надо вот...

М. Муромская

— День Богу.

Е. Ульева

— Да, день Богу, что это не благословляется. Поэтому у нее там иконы везде, молитвы, она это четко, вот они тоже из опыта поняли. И вторую историю я, знаете, какую вспомнила. Я как-то был у батюшки Илия и попала к нему, приехала, такие, знаете, огромные ребята, десантники, такие прямо воины. Ну крутые, такие двухметровые красавцы, их там целая группа приехала, и они там: батюшка, и они хотели получить у батюшки благословение прыгать с парашютом. Были мирные времени, это был десять лет назад, даже больше, наверное. И они на адреналинчике, понимаете, да, привыкли. Вот это я рассказываю специально, потому что сейчас меня слушают те, кто вернулся с фронта или еще что-то. И вот один из таких красавцев, он, значит, подходит к батюшке и с такой очень красивый девушкой молодой. Она пришла просить у батюшки благословения стать телеведущей. Ну просто красотка такая. И он такой стоит и говорит: батюшка, благословите нас вот с парашютов прыгать. Ну вот просто в мирное время, привыкли ребята к адреналину. И пытается старца на это, значит, так продавить, скажем прямо. А батюшка так улыбается мило и говорит: нет-нет, ну что это, с парашютом. Он говорит: ну мы же раньше прыгали. Ну раньше тебя родина отправляла прыгать, там по делу прыгал. А так вот, просто так жизнью рисковать — нет, это Бог не благословляет. И он говорит: ну батюшка, ну мы же мужики настоящие.

Н. Лангаммер

— Называется, приехали за благословением.

Е. Ульева

— Да. Нет, это очень интересная прямо история была. Они такие на мотоциклах, вот я говорю, прямо брутальные такие ребята. И он говорит: батюшка, ну мы же там, ну я же мужик настоящий, русский там. А он так улыбается, батюшка, и говорит: а, русский мужик? А если русский мужик, вот бери эту красавицу, женись на ней и в деревню, домик, и на землю, и пятеро детишек. Вот и будешь ты настоящий русский мужик на этой земле. Они так растерялись все. Я так смеялась, стояла рядом.

Н. Лангаммер

— А красотка эта приехала независимо от него?

Е. Ульева

— Нет, а он ее приехал знакомить с батюшкой, и она хотела у него спросить. Это была его девушка.

Иерей Дмитрий

— И хотели вместе прыгнуть с парашюта.

Е. Ульева

— Она хотела быть телеведущей. Но там явно с ней какой-то случился переворот, потому что она рыдать там начала. Ну это бывает около батюшки.

Н. Лангаммер

— Поженились?

Е. Ульева

— Ну я не знаю, я вот их видела. Я думаю, может, выполнили благословение. Потому что батюшка им прямо четко сказал, я прямо услышала: хочешь мужиком быть настоящим, хочешь адреналин, он говорит, вот в деревне, там этого адреналина полно. Там вот трактор застрял, корова не отелилась там или еще что-то — вот тебе адреналин, сколько хочешь. В мирное русло. Он очень много кого, конечно, благословлял на землю, работать.

Иерей Дмитрий

— Да, этих историй много. Когда мы еще в Оптину стали ездить, потому что наша жизнь с матушкой тоже с Оптины началась, так вот, такая связь. И поэтому там да, этих историй тоже много слышал от других людей параллельно, то что Женя говорит.

Е. Ульева

— Ну в Калужской области много, вокруг Козельска очень много народа.

Н. Лангаммер

— Ну да, сколько об этом написано книг, переехали.

Иерей Дмитрий

— Но хотя вот я хочу сказать, что тоже благословение благословением, но надо понимать, что трудности есть, и их там надо преодолевать, но они очень благодатные. Потому что мы тоже приехали, там вот этот уголь, я говорю. Потом дети, там телефонов нет, тоже там всякие были истории, где надо там дойти до соседней улицы или соседей попросить что-то сделать. Потом там и столярную мастерскую мы сделали. Потому что в квартире я бы не сделал столярную мастерскую, это, так сказать, много лет жизни столярному производству отдал. Потом получилось так, что у меня супруга занималась конным спотом, разрядница, без лошадей не могла. Раз, что-то с родственниками поговорили — раз, родня, значит, лошадей.

Н. Лангаммер

— У вас лошади?

Иерей Дмитрий

— Да, до сих пор, уже 30 лет.

Н. Лангаммер

— Сколько?

Иерей Дмитрий

— 30 лет мы их держим на наших 10 сотках. Но сейчас лошадьми уже дочь занимается, потому что мы уже устали.

Н. Лангаммер

— Их много?

Иерей Дмитрий

— У нас всегда было две лошади. Ну уже какие-то умирали, потом мы докупали, потому что нужно, чтобы пара была. И Ксюше сказали: так, Ксюш, ты будешь лошадьми заниматься? Да. Тогда мы оставляем. Потому что мы с мамой все, у нас уже другие истории, уже не можем, уже устали. Но вот она сейчас занимается. И интересно, что вот внук появился, представляете, он живет вот с такими животными рядом. И это сейчас в Москве, мы как бы сейчас уже в черте Москвы находимся, представляете. Уже, конечно, ездить негде, там сделали леваду на участке, потому что все уже, поля застроены. Раньше, конечно, мы там носились вокруг, но так вот. А сами мы с матушкой, получилось так, от детей съехали и уехали дальше еще от Москвы, и мы сейчас практически живем час езды от Москвы. Но на службы я приезжаю, чтобы детей не беспокоить, мы иногда там ночуем, с внуком сидим. Но уже все, вот мы им оставили хозяйство. И я посматриваю, как они с домом справляются. А интересно, что Миша, зять, совершенно городской. Представляете, вот все так за он компьютером. И то, смотрю, раз там, Миша, что там не повешены люстры — там раз-раз, что-то по интернету нашел, пошел, чик-чик сделал, там что-то подколотил. Ну им там сейчас еще старший Серафим помогает, он вообще у нас такой рукодельный, художник. И вот он, кстати, вот Серафим у нас никогда не хотел жить в Москве, вот его тянет вот куда-то подальше.

Е. Ульева

— У нас тоже все дети.

Иерей Дмитрий

— Потому что его прямо тянет куда-то вообще уйти. Я, говорит, Москву, не то что органически, хотя все друзья, он учился недалеко, в Махре тут учился, в Сурике, но вот он, например, по духу не городской человек. Но мы, например, конечно, с матушкой так далеко там в Муром не отъедем.

Н. Лангаммер

— В Муром не уехали.

Иерей Дмитрий

— Ну потому, что тут еще получается, что Господь благословил служить на приходе здесь пока, что там дальше сложится, мы не знаем. Но тем не менее, конечно, вот хочу все-таки так сказать...

Н. Лангаммер

— Подытожить.

Иерей Дмитрий

— Всех призвать, что на земле это круто, честно говоря.

Н. Лангаммер

— Вот когда мы с Мирой эту программу придумали, меня как бы многие спрашивали: а о чем говорить-то? Ну переезжают люди на землю. У меня все равно этот вопрос оставался, насколько это важно, жить на земле. Я, наверное, знаете, в конце хочу сказать спасибо нашим бабушкам и родителям, что нас в детстве все-таки всех практически вывозили на дачу, снимали. Я маленькая была, очень хотела посмотреть, что такое настоящее поле и настоящая деревня. И я попала туда, вот интересно, в настоящее поле, только уже 30-летним человеком, когда я воцерковилась и поехала в Дивеево. И я ехала среди аллей берез, отъезжая из Дивеево, и я просто плакала. Потому что настолько это человеку, видимо, родное и свойственно, что, даже оставаясь в городе, мы все равно хотим на землю. Спасибо за этот разговор очень интересный. Я напомню, что в эфире была программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. И мы сегодня обсуждали тему «Переезд на землю, зачем это православному христианину». Тему предложила Мира Муромская, фермер, предприниматель. В гостях у нас была психолог Евгения Ульева и священник отец Дмитрий Кузьмичев. Спасибо вам за ваше внимание. Мы снова увидимся и услышимся на волнах Светлого радио через неделю, в воскресенье, в 18.00. Всего доброго. До свидания.

Иерей Дмитрий

— До свидания.

Е. Ульева

— До свидания.

М. Муромская

— До свидания.

---

Все выпуски программы Клуб частных мнений

• «Восприятие веры разными поколениями». Протоиерей Михаил Потокин, Сергей Комаров, Павел Чухланцев
• «Принятие жизненных неприятностей и трудностей». Священник Антоний Смирнов, Яна Капаева, Дионисий Петров
• «Образ отца». Священник Григорий Геронимус, Алексей Чегодаев, Екатерина Каштанова