«О монастырях и монахах». Прот. Сергий Баранов

Протоиерей Сергий Баранов

У нас в гостях был духовник Иверского женского монастыря в городе Орске Оренбургской области протоиерей Сергий Баранов.

Мы говорили о том, кто и зачем уходит в монастыри, какую роль играет духовник в жизни монашествующих, а также почему для принявших постриг одинаково важны как труд, так и молитва.

Ведущая: Марина Борисова

Марина Борисова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова. Сегодня у нас в гостях секретарь Орской епархии, духовник Иверского женского монастыря в городе Орске Оренбургской области протоиерей Сергий Баранов.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Добрый вечер.

Марина Борисова:

— Батюшка, сегодня хотелось бы поговорить на такую, не очень часто обсуждаемую у нас тему. Вы — духовник женской обители. Само по себе немножко странно звучит, когда женская монашеская община собирается не вокруг монаха, а вокруг приходского священника, обремененного множеством детей, семьей. Как это получилось?

Протоиерей Сергей Баранов:

— Детьми уже не обременен особо, дети выросли, уже внуки, а внуков дети сами воспитывают. Поэтому такой у меня сейчас период, который позволяет сугубо заниматься темой монастыря. Мирской священник — это, может, нетрадиционно, но такие случаи были. Иоанн Кронштадтский все-таки организовывал и покровительствовал монастырям.

Марина Борисова:

— Иоанн Кронштадтский немножечко особенно стоит в этой череде, потому что он изначально сочетался браком, предполагая, что они с женой будут жить, как брат с сестрой.

Протоиерей Сергей Баранов:

— У меня уже период, дети выросли. Тут одна деталь есть такая, я не просто духовник монастыря, есть такое понятие «ктитор», то есть тот, вокруг кого монастырь собрался. Меня, светского священника, не назначили духовником, чтобы я пришел и учил монашествующих духовной жизни. У нас это немножко произошло по-другому. Я сам хотел жить духовной жизнью и поэтому всегда искал даже в своем уже создавшемся положении возможность жить духовной жизнью. Кстати, этим я, может, и противоречу тем священникам, которые говорят: ну, мы же обременены заботами, мы не можем жить духовной жизнью. Меня это не устраивало, ссылаться на свое положение. Поэтому я ездил на Афон, ездил по духовникам, ездил в Англию в монастырь в Эссекс, искал старца Ефрема. Я искал возможность жить духовной жизнью. Сначала изучать, что это такое, что это предполагает, что это от меня требует, а потом не просто увлекаться духовной жизнью, а пытаться жить ею. Не просто читать Иосифа Исихаста, умиленно вздыхать, сочувственно: какие были люди и как они жили. Почему жили? А его духовные дети? Старец Ефрем только умер, сейчас уже духовные внуки. Они же живут духовной жизнью, несмотря на внешние какие-то обстоятельства. Поэтому просто слушать о духовной жизни, мечтать о духовной жизни для меня всегда было скучно и мало. Я пытался в своем, уже создавшемся положении, жить так. Вокруг меня собирались тогда, когда я еще был настоятелем кафедрального собора города Орска, такие же неравнодушные люди, которые мечтали о духовной жизни. Кто-то был свободен от семейных уз, и они больше этому посвящали. Кто-то был уже в семейных обязанностях, но тоже искал возможности жить духовной жизнью. Я приезжал с Афона, всегда привозил им какие-то духовные новости, какие-то духовные сокровища, которые были в очередной поездке. Мы много говорили, читали, обсуждали. И не только говорили об этом, мы стали пытаться жить этим. Сначала мы на приходе стали практиковать Иисусову молитву, взяли благословение, и каждый из нашего общества в два часа ночи вставал по звонку будильника и до трех часов ночи стоял с четками каждую ночь. Это было начало нашего монастыря. А потом в этой общине появились люди, свободные от семейных уз, которым обстоятельства позволяли идти дальше, в монашество. Мы сделали при кафедральном соборе кельи и первые наши послушницы, будущие монахини жили при кафедральном соборе, уже пытались жить духовной жизнью, окормляясь у меня, наставляясь у меня. Потом у нас стали происходить первые постриги, но еще не было монастыря, появились первые монахини, первая, вторая, третья, десятая. И встал вопрос, что вот он уже монастырь зарождается не из стен, а из людей. И для этих людей нужны стали стены. Мы стали задумываться, что нужно строить монастырь. Тут важный момент, что я не просто духовник монастыря, я его лепил с самого начала и по сей день продолжаю лепить. Мы, может быть, не монастырь традиционно во всех тонкостях, потому что я мирской священник, но мы пытаемся жить духовной жизнью, нам эта жизнь нравится, мы видим, что она помогает нам жить духовно, конечно, относительно. Мы не можем совершенно жить. Мы видим, что мы радуем тех людей, которые смотрят на нас со стороны и приезжают к нам, и тоже загораются ревностью о духовной жизни. Это тоже результата нашего монастыря. К нам очень много приезжают именно поговорить о молитве и просто вдохновиться на духовную жизнь, каждый в силу своих сложившихся обстоятельств. Не только монашествующие, но и мирские люди к нам едут, звонят, пишут. Да, может быть, немножко нетрадиционно. Но, честно говоря, с самого начала мне не хотелось делать кальку на наши традиционные монастыри. А хотелось искренне, все-таки Христоцентрично, но попробовать свой опыт, опыт отдельной общины, которая переросла в монастырь. И монастырь, который жизнеспособен, если мы уже одиннадцать лет существуем.

Марина Борисова:

— То, что вы рассказываете, мне кажется, для нас более традиционно. Что я имею в виду? В Советском Союзе практически не осталось в какой-то момент женских монастырей. Был монастырь в Пюхтицах, был полуподпольный в Золотоноши на Украине. А в общем-то женских монастырей как таковых почти уже и не было. Но такого рода общины, про которые говорите вы, были всегда. Не сказать, что они были многочисленными, мне довелось в некоторых из них побывать еще в советские времена. Это как раз был тот самый вариант, но, как правило, вокруг монашествующего какого-то священника собирались, как вы говорите, женщины, которые хотели жить духовной жизнью, и постепенно образовывалась абсолютно монашеская община. Постриги, правда, зачастую были тайными, поскольку Советский Союз диктовал свои условия существования. Это как раз, мне кажется, более традиционный вариант для нашей Русской Церкви.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Вообще-то это традиционно было с самого начала. Я сейчас не о мирском священстве или монашеском, а именно основание монастыря. Изначально монашество всегда любая монашеская община собиралась вокруг личности. Не стены, не идеи даже, вокруг личности. Появился Антоний Великий и населилась пустыня. Появился преподобный Сергий Радонежский и леса наполнились монахами. Оно так и должно быть. Хуже, когда у нас иногда бывает наоборот: в нашей епархии нет монастыря, нам нужен монастырь, давайте построим стены, потом будем искать в них монахов. Нашли какими-то «ими же веси судьбами», туда монахов заселили. Им нужен духовник. Так, указ: отца Василия назначаем туда духовником. А если отец Василий для этой общины инородное тело, и тогда бывает трагедия этой общины, ломка этой общины, ломка судеб, привычек. Как Иоанн Лествичник говорит: когда ты ищешь себе проводника в Царствие Небесное, испытай его, проверь его. Потому что потом, когда ты уже сделаешь ему метание — поклон, отдашь ему свою волю, тогда ты уже не должен его испытывать. Поэтому хорошо, когда у монашествующих есть возможность испытать того человека, которому он готов отдать свою волю, свое спасение. А не просто, что ему со стороны назначили: смиряйся, за смирение Господь спасет. Спасет или надорвешься — одно из двух. К сожалению, хоть это печально звучит, но это горький опыт, у Церкви есть свой горький опыт. Есть свой горький опыт, когда кто-то из монашествующих надрывается, не понес, это не его духовник, не его община, не его судьба. К сожалению, даже бывают судьбы печальные, когда начинал человек вроде бы искренне, пылко, а закончил тем, что он уходит не только из монашества, иногда и из церкви.

Марина Борисова:

— Протоиерей Сергий Баранов, духовник Иверского женского монастыря в городе Орске проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Отец Сергий, вы путешествовали по разным мужским монастырям, у вас монастырь женский. В чем вы видите принципиальную разницу между мужским и женским монашеством?

Протоиерей Сергей Баранов:

— Женщины более эмоциональны, наверное. С другой стороны, женщины более жертвенны. Мне кажется, это от природы, от Бога материнство в них заложено. Женщина может дольше терпеть, порог боли у нее больше, порог выносливости. Хотя мужчина всегда ассоциируется у нас с героизмом, с мужеством, но иногда женщины бывают более мужественны, чем мужчины. А еще, знаете, такая деталь, может быть, сразу. Я недавно в одном женском монастыре отметил, женщины иногда бывают более жестоки. И мне вдруг монахини говорят: о, да. У нас, конечно, есть женские особенности, есть мужские. Я не был духовником мужского монастыря, я был гостем в мужских монастырях. Поэтому говорить о мужском монашестве для меня все-таки ответственно, вот так глубоко. Я его наблюдал со стороны, когда приезжал на Афон или паломником в какой-то монастырь. А о женском монастыре отчасти я теперь могу говорить, как духовник, который больше десяти лет ежедневно лепит это, собирает, разгребает и все, что с этим связано. Мне иногда говорят, что это очень сложно. Жить вообще сложно, от этого умирают.

Марина Борисова:

— Да.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Бездельникам легче, а если ты хочешь добиться какого-то результата, в любой области тебе придется приложить труд, терпение, стабильность.

Марина Борисова:

— Вы сказали, на мой взгляд, ключевую фрау, что женщины более эмоциональны. В этом очень много подводных камней. Мне довелось в начале 90-х годов полгода провести в послушании в монастыре, который только-только тогда открылся. Но тогда все было наоборот, отдавали Церкви руины какого-нибудь очередного монастыря, и нужно было наполнять эти руины жизнью и начинать их потихоньку восстанавливать. Мы оказывались в этих условиях, просто потому, что они такие тогда сложись. По моим воспоминаниям у нас было очень разношерстное общество. Можно судить по тому, что разброс возрастной был от 15 лет до 72-х. Не так много нас там было, всего 15 человек, но сложностей это создавало массу. Плюс еще, не было постоянного духовника, периодически присылали кого-то, чтобы просто провести службу, а так иногда приходилось обходиться обедницей даже и в воскресные дни. Сложность была как раз в чрезмерной эмоциональности женской. У всех были очень разные мотивы, которые их туда привели. Много приезжало женщин, которые приехали с такой мотивацией: я хочу в монастырь. Меня матушка настоятельница отправила проводить с ними собеседование. Это, конечно, было очень тяжелое испытание. Моя задача была объяснить этим женщинам, что сначала надо разобраться, нужно ли им вообще даже этот опыт на себя примеривать. Мотивации были самые невероятные. Я не знаю, по-видимому, сейчас во многом ситуация изменилась, но женщины остаются женщинами, и эмоциональный порыв в их жизни очень много значит, иногда бывает главным аргументом в принятии решений. Сталкиваетесь ли вы с такой ситуацией? Я не говорю о сестрах, которые пришли изначально, составляют ядро монастыря. Но новые люди ведь приходят?

Протоиерей Сергей Баранов:

— Приходят. Духовник должен не печалиться этим нюансом, а он должен строить свое духовничество, чтобы эти стороны женской души стимулировать на... Если женщина более эмоциональна, значит, ее эмоции надо направить в мирное русло.

Марина Борисова:

— Как это непросто.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Это непросто, но придется, иначе эта атомная бомба взорвется. Лучше атом в мирных целях использовать. Я думаю, духовник должен не бежать от этого, а эти естественные природные качества направлять, подталкивать в хорошее направление. По поводу женских обителей, то, что вы сказали, не было духовника. Я сейчас даже употреблю слово не «проблема», а употреблю слово «катастрофа». Когда сейчас во многих наших женских обителях нет духовника. Мне могут некоторые игуменьи сразу возразить, по Уставу церкви, по правилам духовным, герондисса в монастыре, старица должна быть игуменья, и духовник, может быть, и не нужен, если так по правилам Церкви. Я соглашусь, но задам сразу встречный вопрос: а вы соответствуете этой герондиссе? К сожалению, наши молодые монастыри... Например, открывается монастырь, на место игуменьи становится монахиня с совсем коротким духовным опытом, которая десять лет назад была бухгалтером. И, честно говоря, по своему опыту, не верю, что она, раз, и стала герондиссой. Стать герондиссой, старицей — это процесс трудный, долгий, стабильный процесс, ее нужно вырастить в эту герондиссу, тем более с особенностями женского характера, со всеми нюансами, тонкостями — это редкий дар. Я часто своим сестрам задаю такой вопрос: сестры, давайте в процентном отношении, просто как бухгалтер, сядем и из наших святцев вычислим всех преподобных мужского рода и всех преподобных женского рода. Ну, ведь это глобальная разница. Преподобных женского рода будет горстка, а преподобных... Наверное, Господь так устроил, если оно так есть. Почему-то, наверное, мужчина больше к этому предрасположен, и к старчеству, и к духовничеству. Я не говорю, что я отрицаю институт герондисс, да ни в коем случае. Чем больше их будет, но не по названию, а по факту, тем крепче будет наше женское монашество. Взять хотя бы игуменью Арсению (Серебрякову), которая образец именно старицы, герондиссы. Не игуменьи как чиновницы, как начальницы этой общины, а именно как старицы, которая стяжала благодать Духа Святого и говорит и действует не от себя, а от Духа, она в Духе действовала, и это видно. Можно об этом много говорить, а можно навстречу задать вопрос: а вы действительно соответствуете? И если есть хороший духовник, который будет помогать игуменье, если у них создастся симфония — это прекрасно. Я вспоминаю, на моем опыте, когда-то мы приехали в Шамордино, покойная игуменья Никона, которой теперь нет уже, она руководила этим монастырем. Я приехал, нам нужно было решить какой-то вопрос. И вдруг она мне говорит: простите, я без духовника не решаю вопросы, я должна спросить у него. Это очень нетрадиционно для наших женских монастырей. Но это было очень благородно. Казалось бы, она смиряется, а для меня ее авторитет поднимается. Потому что она трезвая, она трезво оценивает себя, она трезво оценивает, насколько благодатна помощь, когда ты имеешь духовника, имеешь к нему доверие и спрашиваешь его.

Марина Борисова:

— Духовник, а тем более старец, это же не безусловный дар, который посылается как абсолютный музыкальный слух. Много занимаясь историей Оптинского старчества, я поражалась всегда, сколько времени шла подготовка старца. Скитоначальник схиархимандрит Илларион. Он был келейником и выучеником старца Макария Оптинского. Он пришел в 33 года в Оптину послушником и десять лет был келейником у старца Макария. После этого он был пострижен и после пострига еще десять лет оставался келейником у старца. Старец благословил его занять свое место, он двоих сразу благословлял, будущего старца Иллариона и будущего старца Амвросия, они оба были келейниками. Но поскольку Амвросий Оптинский был слаб здоровьем, на какие-то административные занятия его благословлять старец не стал. Благословил отца Иллариона. После смерти старца Макария, двадцать лет выучки, он по благословению старца стал духовником обители. То есть это колоссальная школа. Вряд ли это бывает просто по наитию. Или бывает?

Протоиерей Сергей Баранов:

— Здесь и то и то. И школа, и труд в послушании, и благодать Божия. Есть такое понятие в Церкви: «Свят, но не искусен». Человек, которому естественно дана благодать святости, но он не проходил путь борьбы, падений, восстаний. Поэтому святые отцы говорят, с таким лучше не советоваться, или советоваться осторожно, не буду я категоричен, все-таки он же в благодати. Но у него нет опыта, он не выстрадал. Как, можно сказать, что Адам в раю в некоторой степени был свят, но не искусен и поэтому потерял благодатный дар Божий. У него еще не было опыта потери, у Адама в раю. И когда Господь ему говорит: не ешьте, смертью умрете. Адам не видел, что такое смерть, у него не было опыта смерти, он был еще наивный, он просто слышит, что Господь запрещает, но смерть он увидел, когда Каин убил Авеля. Это был первый опыт соприкосновения со смертью. Поэтому тут нельзя сказать, только так или только так. Нельзя опираться только на опыт, потому что это не опыт в творчестве, науках или просто в жизненном пути. Благая область Духа Святого, область духовная — такая тонкая, которую только опытом не поймешь.

Марина Борисова:

— Протоиерей Сергий Баранов, духовник Иверского женского монастыря в городе Орске проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». В студии Мариина Борисова. Мы прервемся буквально на минуту. Не переключайтесь.

Марина Борисова:

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, протоиерей Сергий Баранов, духовник Иверского женского монастыря в городе Орске. Возвращаясь к тому, на чем мы прервались, опыт женщины-старицы. Вам встречались такие в жизни? И насколько мы можем ожидать... будем искать... ходил Паисий Величковский по просторам нашей родины, искал духовного руководителя, дошел до Афона, так и не сыскал. Пришлось переводить святых отцов.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Даже на Афоне не нашел. История Церкви очень циклична, То вектор поднимается выше, то он опускается. Если мы проследим, Паисий Величковский искал науку умного делания, даже умное делание то почти совсем затухало, то от какой-то личности снова отталкивалось и расцветало. Паисий Величковский в 18-м веке, казалось бы, все, дальше какие перспективы, мир хуже-хуже, обмирщается. А вдруг 20-й век, община Иосифа Исихаста дает такой толчок Афону. Не случайно после смерти Иосиф Исихаст благословляет своим чадам не оставаться общиной, а разойтись, чтобы от них это дело множилось. Они стали игуменами монастырей, духовниками и опять тема умного делания становится шире и шире. Относительно герондиссы. У нас такая печально-уникальная ситуация в Русской Церкви, такой период перерыва был, это так сильно ударило по нашему монашеству, которое уже почти-почти было на волоске. Если мы берем хороших герондисс, мы все равно находим, что у каждой из них был духовник, все-таки она сверяла свое мировоззрение с духовником. У хороших герондисс всегда бы духовник. У старца Порфирия Кавсокаливита были женские монастыри, в которых были герондиссы, это его духовные чада. Старец Емелиан Симонопетрит основывает Армилию. Там хорошая герондисса, но она все равно духовное чадо хорошего крепкого духовника. Это, кстати, традиция Афонских монастырей, они окормляют каждый какую-то общину. Взять наши классические монастыри, если мы даже возьмем Пюхтицу, была ли игуменья Пюхтицы, ныне покойная, герондиссой? Была, но у нее был духовник, с которым она сверяла свою жизнь. Я не нахожу таких примеров хорошей крепкой герондиссы, которая без духовника бы стала в это состояние герондиссы. Можно делать театр, который, кстати, будет печальным, который будет театром. Нельзя в духовной жизни играть роль, это когда-то рухнет, и рухнет как Вавилонская башня, люди стремились ввысь, ввысь, к небесам, а результат: все рухнуло и некоторые люди под обломками остались. В духовную жизнь нельзя играть, надо понимать, что обстоятельства могут сильно отомстить, если ты будешь играть в серьезные вещи.

Марина Борисова:

— Мне кажется, что бывают, к несчастью нередко, ситуации, когда монастырь вообще становится своего рода сценой. По разным причинам. Человек мирской опирается на то, что он в книжках прочитал, и на свое стремление. Он едет в монастырь, чтобы прикоснуться к духовной жизни, и часто наполняет свои впечатления, скорее, своими эмоциями и ожиданиями, нежели тем, что он действительно может там почерпнуть для себя. Это соприкосновение мира и монастыря в наше время, в чем его смысл, и нужно ли это вообще монастырю, и нужно ли это миру?

Протоиерей Сергей Баранов:

— Авторитет монастыря всегда играет большую роль. Монастырь это уже авторитет, тем более, если человек все-таки едет в монастырь, значит, для него это уже авторитетная тема. И, к сожалению, этот авторитет может сыграть и отрицательную роль в жизни. Я когда был настоятелем кафедрального собора, каждое лето прихожане собираются в паломничество. Я всегда давал им одну и ту же инструкцию: вот вы сейчас проедете десять монастырей, пожалуйста, элементарное средство духовной безопасности. Если к вам подходят, берут за руку и начинают давать духовные советы, пусть это даже старец седовласый в схиме, если вы его не спрашиваете, а он навязчиво лезет к вам в душу, это для вас ориентир духовного нездоровья. Вежливо улыбнулись, поклонились и идите, идите в сторонку. Настоящая духовность ненавязчива, очень деликатна, как деликатен Сам Бог. И если настоящая духовность это обоженность, наполненность Богом, то она так же действует как Сам Бог. Иногда люди, попадая в монастырь, приезжают не вдохновленными, а поврежденными. Столько всяких предрассудков, опираясь на авторитет монастыря: ну, это же нам в монастыре сказали, но это же нам такой старец сказал. Если бы это же самое сказал кто-нибудь ему на улице, он бы ответил, что ты бредишь, что ты мне глупости какие-то. Но авторитет старца, псевдостарца, сразу ставит это в такой ранг непререкаемой истины, не обсуждаемой. А на самом деле можно попасть в нелепую ситуацию, набравшись там... И я же всегда ездил на Афон. Но иногда меня спрашивают, что ты там говорил, что ты спрашивал? Я говорю: у меня вроде и вопросов нет, у меня вопросы к самому себе, то, что я уже знаю и понимаю, почему я это не исполняю и не претворяю в жизнь? Зачем мне спрашивать больше, если я еще из этого не вырос? Некоторые едут, как в зоопарк: я с таким старцем познакомился, я с таким рядом стоял, а вот даже сфотографировался, а я у него спрашивал. Что ты у него спрашивал? Наверное, самое лучшее посещение монастырей, это как-то скромно побыть в этой атмосфере, где люди сугубо живут максимально в духовной теме, по крайней мере стараются жить, где все должно быть Христоцентрично, это должно коснуться твоего сердца сочувствием к такой жизни и немножко должна родиться ревность хоть чуть-чуть подражать. И хорошо, если ты приехал, не войдя в нюансы бытовые. Однажды мне одна учительница сказала такую вещь: странное дело, я наблюдаю, что дети священников меньше воцерковлены, чем дети простых прихожан. Я говорю: если бы вы только знали, насколько глубоко они воцерковлены. Дети прихожан смотрят с этой стороны занавеса, а дети священников знают все закулисье. Если при этом они остаются еще верующими, это настоящие верующие будут. Иногда, может быть, неподготовленному человеку не стоит входить в закулисье, в какие-то детали, он может разочароваться. Он едет увидеть великого старца, а вдруг он приехал и действительно к хорошему, трезвому человеку, духовному, и вдруг увидел, что он в быту мог рассердиться. Для него все, это катастрофа, для него стереотипы рухнули. Старец это тот, который ходит, постоянно смотрит в землю и перебирает четки, а вдруг он рассердился. Это стереотипы, которые могут плохую шутку сыграть.

Марина Борисова:

— Я не знаю, вряд сейчас это так же актуально, как было актуально в 90-е годы. Я помню, что у нас в монастыре 80% времени уходило на элементарное обеспечение жизненного цикла, потому что мы все делали вручную, абсолютно не умея это делать. Добрые прихожане пожертвовали скотину какую-то небольшую, а мы все городские.

Протоиерей Сергей Баранов:

— И вы молитесь, чтобы она сдохла.

Марина Борисова:

— Мы не знаем, как к этой корове подойти с какого боку, чтобы она тебя не пырнула, не лягнула и не забодала. И так на каждом шагу. Все это было больше научение через бытовую, физическую, трудовую жизнь, но на молитву, во-первых, не было, у кого учиться, кроме как в книжках вычитанного, а, во-вторых, просто физически не было сил.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Послушники молодые, которые только приходят, находятся еще в фантазиях, у них какая-то меланхолия духовная. Первое время нужно их немножко утрудить, чтобы рухнули их воздушные замки, и начать строить не на песке, а на камне, на камне смирения, послушания. Немножко нужно их под`утомить, их пылкость, эмоциональность, еще не духовную, а душевную. Все начинается на душевном уровне. Он загорелся на душевном уровне, а даже не подозревает... Я часто привожу пример, есть у царя Давида в Псалтире такие слова: «Сердце глубоко». Мало кто понимает эти слова. Внешнее сердце живет эмоциями, а сердце глубоко — это духовное сердце. Почему мало кто понимает это выражение «сердце глубоко»? Потому что мало кто опускается туда, в глубину духовного сердца. Чаще всего мы живем сердцем эмоциональным. Для послушников всегда в монастыре, если говорить, такой процент труда, такой процент молитвы. Для послушника труда должно быть побольше, молитвы поменьше — такое разделение. Чем больше человек становится духовным, для схимника, да, побольше молитвы, поменьше трудов, но к этому нужно прийти, притомить свою эмоциональность и изучить свою немощь в послушаниях. Когда мы читаем, что Арсений Великий поднимал руки с утра, а приходил в себя на следующий день. Нам кажется: ой, сейчас я это тоже попробую. Попробуй, встань. Но даже если у тебя это получится по вдохновению сегодня-завтра, месяц так постой. Должно быть хорошее, доброе разочарование в самом себе, чтобы искать помощи, опереться на духовника и на Христа. С этой точки только начинается духовная жизнь. Когда молодой старец Ефрем, будучи послушником Иосифа Исихаста, спрашивал. Иосиф Исихаст говорил: духовные люди находятся на разных степенях, кто-то ниже, кто-то выше, выше, и по этой лествице восходят к Богу. Старец Ефрем, тогда еще молодой послушник, спрашивает: геронда. а я где? Он говорит: а ты еще нигде, потому что ты на первую ступеньку не встал, которая зовется покаянием, ты еще не покаялся.

Марина Борисова:

— Протоиерей Сергий Баранов, духовник Иверского женского монастыря в городе Орске проводит с нами сегодня «Светлый вечер». Отец Сергий, если представить, что к вам обратилась мирянка, ей хочется в монастырь. Ваша первая реакция на этот ее порыв?

Протоиерей Сергей Баранов:

— Все очень просто, в монастырь никого сразу не принимают и никого сразу не постригают, это процесс. Пожалуйста, приедьте как паломница. Попробовали, пожили как паломница, посмотрели немножко изнутри, но все равно это еще немножко изнутри. Вы все равно еще паломница, и к вам отношение как к паломнице, и вы, ваше отношение к монастырю как паломницы. Испытали себя как паломница, раз, два, три, приехали, попробовали себя как трудница. Все это постепенно, поэтому я не могу и не обрадоваться и не насторожиться, если мне какая-то мирянка скажет: я решила попробовать себя в монастыре. Пожалуйста, попробуй, посмотрим. Я буду рад, если все получится. Если не получится, тоже не катастрофа, не получилось — не получилось, ничего страшного, попробуйте себя в другой сфере, лишь бы от Христа не отходить. Можно и мирянкой быть благочестивой, можно хорошей мамой быть и Бога не терять.

Марина Борисова:

— Для большого количества женщин, которые попробовали, и у них не получилось — это серьезная проблема, если не сказать, что горе.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Да уберите гордость, и проблемы не будет. Это корень всех проблем — гордость. Если она смиренно все это приняла, она же не в постриге, просто пробовалась, мы расстаемся очень любовно и ласково, она не становится нам чужой или врагом, и мы для нее, дай Бог. Даже если она разочаровалась в нас, ты уедь на хорошей ноте, убери гордость, и все будет хорошо.

Марина Борисова:

— А вы как-то для себя видите приходящих к вам и желающих принять монашество как образ жизни, это видно, человек потянет — не потянет? Я понимаю, что это первое и, вполне возможно, ошибочное ощущение, но по тому впечатлению, которое человек на вас производит на исповеди, на беседе глубокой.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Раньше мне было проще, я как-то больше понимал. Как несколько раз обжегся, стал осторожнее. Иногда кажется: о, все, это в иконостас. Потом пожила в общинке, друг об друга потолкались, из нее такое вылазит, что о-го-го. Думаешь, это тот же человек или совершенно другой?

Марина Борисова:

— Женский коллектив вообще сложная вещь.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Ой, да-а.

Марина Борисова:

— Даже безотносительно церкви. Это все выстраивать огромный труд и совершенно неимоверное терпение. Я могу сказать, что когда ты руководишь отделом каким-то, в котором работают одни женщины, ты львиную часть своего времени тратишь на то, чтобы всех мирить.

Протоиерей Сергей Баранов:

— У нас в прошлом году было десятилетие монастыря, и я выхожу на поздравление всех с десятилетием и вдруг говорю такую странную вещь: я себя сейчас чувствую солдатом, у которого нет руки и нет ноги и полсердца нет. Да, это непросто. Опять же вернемся к этой фразе: жить вообще непросто, от этого умирают.

Марина Борисова:

— Развитие монастырской жизни в чем? Вы представляли себе общину людей, которые стремятся к духовной жизни. Вы ее создали, она существует, она живет.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Любая община, чтобы была жизнеспособной, нужно убрать свою самость. Иначе эти индивидуальности разобьются друг о друга. Уметь жертвовать своим «я» ради общего дела. Будет здоровая, жизнеспособная община, если будет преодолено это главное-главное препятствие — самость. Но так же в общине и с Богом. Вообще любовь предполагает, как апостол говорит: «Любовь не ищет своего», она предпочитает возлюбленного себе и во всем себя ради него ущемляет. Поэтому жизнь в общине, практика преодоления себя ради любви. У нас же две заповеди: возлюби Бога и возлюби ближнего. Сначала начинается, ради любви в общине мы преодолеваем свою самость, а в принципе это идет выше, ради Христа мы преодолеваем, есть такое хорошее слово: «Царствие Божие нудится». Мы понуждаем себя проглотить, промолчать, стерпеть ради любви. Даже когда тебе кажется, что ты тысячу раз прав, ради любви можно преодолеть эту правоту.

Марина Борисова:

— Если посмотреть на историю наших русских монастырей. Уходит человек от людей подальше куда-нибудь в лес, в лучшем случае с ним один-два единомышленника. Они уходят для того, чтобы, как мы теперь это для себя называем, «жить духовной жизнью». Потом постепенно вокруг них начинают собираться люди, это было и в первых монастырях. Если почитать историю скита, там же тысячи людей собрались в результате. То же самое в любом монастыре. Он начинает обрастать слободами, посадами, люди к нему тянутся, селятся поблизости. Начинается проблема, надо кормить людей, которые туда приходят. Значит, нужно тратить большое количество усилий для того, чтобы этот проком обеспечить. Потом начинают стекаться больные, слабые, брошенные. Возникают богадельни, возникают странноприимные дома. Развитие женского монастыря сейчас в чем?

Протоиерей Сергей Баранов:

— Да, развитие всегда, не сейчас, а всегда — все должно быть Христоцентрично. У нас, кстати, печально, что иногда мы уходим в социальную область. Это не первично, это просто сопутствующим может быть. Все-таки мы приходим искать Христа. А то, что нам нужно элементарно кушать, котельную монастыря топить — и хорошо, что эти нужды возникают, это наши труды, труды должны быть, иначе мы будем бездельники. Коммунисты говорили такую глупость, что труд из обезьяны сделал человека, но я бы перефразировал, я бы очень ответственно сказал: если мы не будем трудиться, то мы обезьянами станем. Вот это точно. Духовными обезьянами в формате животных. Труды нужны, но лишь бы мы понимали приоритет ценностей, что первично, что вторично. В первую очередь духовное, а труды должны быть и хороши. Кто-то из святых такой пример приводил, как сесть в лодку с одним веслом. Одно весло труды, другое молитва. Одно весло убери и кружиться начнешь. Тем более для новоначальных, опять же говорю, труд нужен. В древнем патерике есть такой момент, когда в один египетский монастырь пришел монах из другого монастыря. Когда братия заботились просто о земном, о пропитании или что-то еще, он бросил иронично фразу: «Мария благую часть избра». Ему выделили келью, вечером время ужина, его не зовут, проходит время, он не выдерживает, сам выходит: ужин был? — Был. — А что же вы меня не позвали? — А мы думали, вы благую часть избрали, вы не кушаете. Или если вы кушаете, вы паразитируете, чтобы кто-то для вас питание добывал, готовил, кормил вас? А вы, благую часть избрав, будете паразитировать на наших трудах, духовно паразитировать? Нужен и труд и молитва, но все должно быть гармонично, и в понятиях, что первично, что вторично. В первую очередь, конечно, молитва. Даже перед едой мы молимся, потом кушаем, потом опять молимся.

Марина Борисова:

— Вы как-то для себя определяете границы. Вот ваша община, те, кто приезжает как паломники и трудники. Есть какой-то радиус, где вы мысленно поводите границу: вот там дальше мир, здесь мы, здесь они? Или ее не существует?

Протоиерей Сергей Баранов:

— У меня такая сложная уникальная ситуация, что я был мирским священником и служил до этого не в монастыре и много занимался миссионерством. У меня эти границы настолько стерты, что я... Может быть, скажу кощунственную вещь. Однажды мне звонит игуменья одного монастыря и говорит: отец Сергий, вы можете сейчас говорить. Я говорю: простите, я сейчас выхожу на сцену как солист хора ветеранов. На той стороне такая пауза, потом она говорит: о, Господи, какой же вы многогранный. Поэтому у меня эти границы очень относительны.

Марина Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу. Протоиерей Сергий Баранов, духовник Иверского женского монастыря в городе Орске в Оренбургской области, был с нами сегодня в этот «Светлый вечер». С вами была Марина Борисова. До свиданья.

Протоиерей Сергей Баранов:

— Спасибо вам.

Все выпуски программы Светлый вечер

Другие программы

Актуальная тема