У нас в гостях был генеральный директор Центра развития социальных проектов, основатель проекта «Усыновите.ру» Армен Попов.
Наш гость рассказал о своем пути в социальном служении, о том, с какими трудностями и проблемами чаще всего сталкиваются дети-сироты в детских домах, как им можно помочь, и каких результатов удалось достичь за время существования его проекта по усыновлению детей и подростков.
Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
Тутта Ларсен:
— Здравствуйте, друзья. Это Радио ВЕРА, проект «Делатели». Я Тутта Ларсен.
Василий Рулинский:
— А я пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский. Программа «Делатели» — это разговор с теми людьми, которые посвятили себя служению милосердию. У нас сегодня в гостях Армен Попов, генеральный директор Центра развития социальных проектов, основатель проекта «Усыновите.ру». Армен, добрый день.
Армен Попов:
— Здравствуйте.
Тутта Ларсен:
— Привет.
Армен Попов:
— Добрый день.
Василий Рулинский:
— Армен, мы давно знакомы и, конечно, у многих людей ваше имя ассоциируется, прежде всего, с помощью детям-сиротам. Вы стояли у истоков, можно сказать, придумали проект «Усыновите.ру», благодаря которому десятки или уже сотни тысяч семей обрели приемных детей.
Армен Попов:
— Я так скажу, что, когда мы начинали, у нас на сайте была цифра федерального банка данных, и там было 160 тысяч детей-сирот, а на сегодняшний день 38, по-моему, тысяч.
Василий Рулинский:
— Ну да, и каждый год ведь новые появляются.
Тутта Ларсен:
— Фантастика.
Армен Попов:
— Это, конечно, не благодаря тому, что люди приходят именно через сайт «Усыновите.ру». Сайт просто один из очень удобных, я надеюсь, инструментов и оказавшихся эффективным инструментом, который помогает тем людям, которые решились взять ребенка в семью. Для них это большая подмога с точки зрения того, что можно познакомиться со всем банком данных, с анкетами любого ребенка, который подлежит усыновлению, и получить очень много полезной информации.
Тутта Ларсен:
— Что интересно, вы не только технически развили эту тему, но и очень сильно изменили отношение к усыновлению в стране.
Армен Попов:
— Именно эта была задача. Так сложилось, что в некоммерческой организации я стал работать, сейчас уже как-то даже неловко это сказать, тридцать с лишним лет назад, когда в России было, ну совсем все плохо, это начало 90-х, совсем все было плохо с точки зрения работы организаций сиротских.
Тутта Ларсен:
— В системе благотворительности вообще.
Армен Попов:
— И зарождалась благотворительность как могла и как могла существовала, и в основном это были, сейчас это странно вспоминать, и даже не очень принято, но это были иностранные организации, которые поставляли гуманитарную помощь.
Тутта Ларсен:
— И приносили те стандарты общей работы, которые у них.
Армен Попов:
— Конечно, все мы, кто учились и создавали впоследствии некоммерческие организации российские, использовали те стандарты, тот опыт и ту практику, которые мы видели и знали.
Тутта Ларсен:
— Почему вы захотели заниматься сиротством?
Армен Попов:
— Как обычно, как говорится, это цепь случайностей. Конечно, я всю жизнь, все детство мечтал стать большим начальником, а всю жизнь занимаюсь сиротами. Я не думал, что я буду заниматься сиротами, что так моя жизнь сложится, и я гораздо больше тяготел и тяготею ко всяким творческим проектам, к области культуры. Меня время от времени сносит туда, но все время я возвращаюсь к детям-сиротам. Я нашел, наконец, нишу, я занимаюсь творчески одаренными детьми-сиротами и помогаю им, в том числе. Это тоже одна из форм нашей деятельности. Но так случилось, я попал, как обычно бывает, совершенно случайно, устроился на работу через знакомых в компанию к замечательному человеку, русской эмигрантке. Она жила в Америке и в 90-е годы решила поприсылать сюда гуманитарную помощь в детские дома. Нужны были какие-то люди, которые бы координировали всю эту историю. Так я попал первый раз в детский дом, это было в Орловской области, это было шокирующее впечатление.
Василий Рулинский:
— Беднота?
Армен Попов:
— Мало того, что беднота, я еще не понимал, какие должны быть стандарты. Но это было шокирующее впечатление, потому что видишь большое количество детей, которые еще на тебя кидаются и называют папой, а я мальчишка, мне было 19 лет. И второе, что я понимаю из рассказов, это детский дом был, в том числе, для детей инвалидов. Мы привезли инвалидные коляски, и это было таким сокровищем. Потому что они рассказывали, что у нас дети зимой вообще не выходят на улицу, потому что у нас одна инвалидная коляска.
Василий Рулинский:
— По очереди.
Армен Попов:
— Она по очереди и то сейчас сломалась. И рассказывают, что дети у нас на улицу не выходят. А так ездили на каких-то странных приспособлениях.
Тутта Ларсен:
— Тележках.
Армен Попов:
— Тележки, из стула там что-то сделано. И когда мы это привезли, это было такое сокровище, десять инвалидных колясок, бэушных, причем.
Василий Рулинский:
— Но американских.
Армен Попов:
— Американских, да. Я помню, как экспедиция была, для меня это было потрясением, и я понял, что этим можно и нужно заниматься. Плюс к тому появился ресурс, американцы были готовы присылать, но нужно было, чтобы кто-то ездил, и нужно было, чтобы кто-то это раздавал, собирал информацию, что нужно, куда нужно. Мне понравилось. Тогда мне это еще больше понравилось, потому что это американцы, для нас это было, можно сказать, марсиане.
Тутта Ларсен:
— Угу.
Армен Попов:
— И тогда это имело такой флер.
Тутта Ларсен:
— Боги с Олимпа спустились и дали огонь.
Армен Попов:
— Конечно. Это был такой ресурс помощи невероятный, и все было настолько не организовано еще. А я как-то ориентировался, я как-то понимал, как это нужно сделать, и мне это очень нравилось.
Василий Рулинский:
— Потом ведь был какой-то путь от разовой помощи и приезда в детский дом с американцами к осознанию того, что нужно подлинно детям и как это можно менять на уровне государства.
Армен Попов:
— Там было совершенно понятно, что детям нужна семья. Что бы мы ни делали, как бы мы детские дома ни украшали, и как бы мы ни делали, что бы мы ни делали, детям нужны папа с мамой. Все. И я это понял, как абсолютный закон, потому что я видел, что происходит с детьми после того как они попадают в семью. Это была опять же история в 90-е годы, когда в России — мы сейчас об этом говорим, и в общем, оправдано говорим с неким стыдом, что тогда детей отдавали иностранцам — усыновляли иностранцы. Я политически сейчас это понимаю, это странная сейчас кажется вещь. Но тогда у ребенка не было ни одного шанса попасть в семью, если только не в иностранную. Тогда не было того, что есть сейчас, развиваются в последние десять-пятнадцать лет активно приемные семьи, усыновление и так далее. Этого института практически не было в России.
Василий Рулинский:
— А почему?
Армен Попов:
— Его просто не было. Не было института приемной семьи, и самое главное, не было традиций и не было культуры заложено. В 90-е годы, когда я стал этим заниматься, это было и до этого, усыновляли только те родители, которые по медицинским показаниям не могут иметь ребенка.
Василий Рулинский:
— Это в смысле в законодательстве такое было?
Армен Попов:
— Не, не в законодательстве, просто по факту.
Василий Рулинский:
— По логике.
Тутта Ларсен:
— Если свои дети есть, нафига тебе чужие.
Армен Попов:
— Тут очень правильно говорите, что тогда был вопрос, который абсолютно убивал: зачем люди усыновляют, если у них свой ребенок. Если они могут родить ребенка, зачем они берут ребенка-сироту? Это звучало, как абсолютно разрыв шаблонов.
Василий Рулинский:
— Вызов обществу.
Тутта Ларсен:
— Сирота это вообще было такое клеймо, штамп.
Армен Попов:
— Абсолютное клеймо. Я должен рассказать свою истории детскую, я о ней в каких-то интервью рассказывал. Это то, что я первый раз познакомился с тем, что такое сирота и что я запомнил на всю жизнь. Была история моего пионерского лагерного детства. Я ненавидел пионерские лагеря.
Тутта Ларсен:
— А тебя туда упорно отправляли.
Армен Попов:
— Меня туда упорно отправляли родители, естественно, потому что я был мальчик очень активный, и я понимаю, что родители хотели отдохнуть хотя бы месяц от меня.
Василий Рулинский:
— Куда-то энергию надо было девать.
Армен Попов:
— Я и в лагерях был активным мальчиком. И прямо в нашем отряде были детдомовцы, они так и назывались детдомовцы, абсолютно клейменные дети. Они были отдельно.
Тутта Ларсен:
— Изгои.
Армен Попов:
— Абсолютно изгои. Я это очень хорошо помню. Они плохо пахли каким-то специфическим запахом. Они были очень плохо одеты. А мы, хоть это было время такое, 70-е годы, что там у нас, что мы там могли надеть, но все равно у всех были какие кроссовки, рубашечки. Они были просто очень плохо одеты, в кедах, это вообще считалось. Сейчас кеды очень модно, а тогда это считалось совсем нищета. Они были плохо ухожены, с заусенцами, я никогда не видел до этого, чтобы грязь под ногтями у детей была. Это были прям такие дети-изгои. Они с нами-то особо не пересекались, они тусовались сами по себе. Как-то я разговорился и спросил: как в детском доме? Они говорят: так же как в лагере. А для меня лагерь это тюрьма. И я считал дни до конца смены, осталось пятнадцать дней, двенадцать дней, десять дней. А они еще оставались, ездили в лагерь на три смены и оставались еще в пересменку. А у меня было как раз такое, что в то лето я должен был ехать на две смены. Я спрашивал, как у вас там в детском доме, они говорят, так же как и здесь, только пересменок вообще не бывает.
Тутта Ларсен:
— И смена не заканчивается.
Армен Попов:
— И смена не заканчивается никогда. Это был хороший пионерский лагерь. Может я бы разговор этот и не запомнил, но я запомнил на всю жизнь такую историю. Приехали родители, дед приехал в родительский день и привез все, что детям полагается, какие-то пироги, пирожные, конфеты мои любимые, всякие яства. Мы сидели на веранде, все дети с родителями, с дедом мы болтаем, я пожираю какие-то плюшки-ватрушки, которые в меня не влезают, а эти ребята рядом с верандой мячик толкают. И дед меня спрашивает: а они почему одни, и почему к ним никто не приехал? А говорю: дед, да это детдомовцы. И я как-то так сказал пренебрежительно очень. И я помню, что дед совершенно поменялся в лице, взял эти конфеты, отрезал какой-то самый большой кусок и говорит: пойди сейчас же им отдай. Я говорю: дед, ты что, это детдомовцы? Дед мне сказал, не помню дословно, но абсолютно ультимативно, я абсолютно не понял.
Тутта Ларсен:
— Не объясняя, почему.
Армен Попов:
— Я не понял, что с ним случилось, почему я должен, мне сделали, бабушка пекла. Почему я этим должен чего-то отдать. Я так тогда ничего не понял, но запомнил, конечно.
Василий Рулинский:
— И вот вы достаточно часто обращаетесь к этому опыту в своем личном восприятии темы сиротства. Насколько я понимаю, она была детской темой, и много было событий, дальше сопровождавших вашу жизнь. Вам этот опыт на каком этапе пригодился, вы как-то в нем жили постоянно или осознали его потом неожиданно для себя?
Армен Попов:
— Сложно мне даже сказать. Я осознал, когда стал видеть плоды своей деятельности, своей работы. Мне ужасно нравится название вашей передачи «Делатели». Я делатель, почему, я очень ленивый, я очень не любил учиться, но люблю делать, а когда ты делаешь и видишь результаты своей работы и понимаешь, что они очевидно правильны и чувствуешь Божие благословение, чувствуешь, что это вот так. И когда я видел детей, которые устроены в семью, и как они невероятным образом изменились.
Тутта Ларсен:
— А как они изменились?
Армен Попов:
— Это дети, которые, во-первых, по состоянию здоровья меняются сразу. Это видно, потому что дети которые считались больными, гипердиагностика же еще у нас, каждый ребенок, во всяком случае раньше точно, ставились страшные диагнозы гидроцефальный синдром и перинатальная энцефалопатия. Странные диагнозы, которых нет теперь ни в одной РКБ.
Тутта Ларсен:
— Которых не существует.
Армен Попов:
— На всякий случай их всем ставили.
Василий Рулинский:
— Чтобы испугать потенциальных приемных родителей, видимо.
Армен Попов:
— Нет, чтобы оправдывать систему, которая должна что-то делать, что-то лечить и так далее, что-то там должно происходить. А потом оказывалось, что это нормальные здоровые дети. Другое дело, что были дети, действительно, с врожденными дефектами, проблемами. И когда их брали родители и заботились о них, как о родном ребенке, ребенок это получает, ребенок, конечно, меняется. Я говорю об этом в прошедшем времени, но и сейчас так происходит, и каждый день я вижу по нашим проектам, которые мы проводим. Да, даже самый простой пример. У нас есть такой проект по подготовки детей к поступлению в колледж. Это если говорить очень просто, это репетиторы он-лайн, которые занимаются с детьми. Опять же, понятно, для своего родного ребенка, если мы хотим, чтобы с ним чего-то получилось хорошее, и если он, как большинство детей, не учится на пятерки, то мы берем ему репетитора. Мы с ним занимаемся для того, чтобы его вытянуть и для того, чтобы он поступил в хороший колледж, а не вообще куда-то. Сейчас у нас две группы есть, для детей из организаций для детей сирот, как это называется по старинке детский дом, и мы берем детей из приемных семей, им тоже нужна помощь. Мы видим, это просто два мира. И то, как ребенок слушает наших преподавателей, как он относится к этому, потому что с ним работает семья, у него есть мама и папа, которые ему объясняют, которые ему внушают, что это тебе нужно. И просто ребенок, который домашний. И его сверстники, точно такие же дети, которые находятся, будем надеяться пока еще, в детском доме. Это и другое отношение, и другой уровень, простите, развития и самоощущения. Это во всем проявляется.
Тутта Ларсен:
— Это снова «Делатели». Василий Рулинский.
Василий Рулинский:
— И Тутта Ларсен. С нами в гостях Армен Попов, генеральный директор Центра развития социальных проектов, основатель проекта «Усыновите.ру».
Тутта Ларсен:
— Скажи, пожалуйста, почему за столько лет в системе этой не происходит каких-то значительных перемен. Есть же достаточно очевидный опыт и на Западе, и опыт ваш «Усыновите.ру», что ребенок в семье и ребенок без семьи это абсолютно разные дети. Это же будущие члены общества, это наше потенциальное демографическое достояние. Почему существуют по-прежнему детдома? Почему они не перестраиваются в систему семейных детдомов, где мамы, как в детских деревнях «SOS», например, получают зарплату, точно так же обслуживают этих детей? Они точно так же находятся на попечении государства, но они все равно фактически живут в семье, в другом статусе, в другом сообществе, в другом, как ты сказал, мире.
Армен Попов:
— Я скажу так, что система это и так и не так. Система, конечно, поменялась за последние пятнадцать лет.
Тутта Ларсен:
— Но это все равно не похоже на семью.
Армен Попов:
— Да. Это далеко не похоже на семью. Я могу к счастью констатировать, что технически детей стало меньше. Я сказал, что, когда мы начинали, детей было 160 тысяч в банке данных, сейчас 38 тысяч. Их просто стало меньше, они же никуда не испарились, эти дети переданы на семейное воспитание в подавляющем большинстве. Детские дома стали малокомплектными, какими они должны быть по постановлению правительства, которые в 2014 году было принято, 481-е постановление правительства. Я должен вспомнить добрым словом бывшего вице примера Голодец, которая очень этому способствовала. Это была идея ее, и она это пробивала и она этого достигла, что детские дома стали малокомплектными, что они стали семейного типа, что там за ребенком закреплен один воспитатель, это значимый взрослый, чтобы у них не 324 разных воспитателей менялось, чтобы был один. Чтобы они стали семейного типа. Что это значит? У нас из этих 38-и тысяч, которые в банке данных, огромное количество детей, почему их очень сложно разобрать, потому что очень большой процент детей...
Тутта Ларсен:
— Инвалиды.
Армен Попов:
— Это инвалиды, это подростки, это отдельная тема и отдельный разговор, с ними сложно справиться, но еще это дети-сиблинги, жуткие.
Тутта Ларсен:
— Братья и сестры.
Армен Попов:
— Братья и сестры. Ты видишь прекрасную девочку голубоглазую с бантиками, семи лет, и ты мечтаешь ее. А тебе говорят, да, но у нее еще есть два брата 12 и 14 лет, ну и сестра еще 16-летняя.
Василий Рулинский:
— А по законодательству надо забирать всех.
Армен Попов:
— Нельзя разделять, да, если ты берешь, то берешь всех. С одной стороны, это правильная норма, с другой стороны, к ней нужно подходить более деликатно, рассматривать в каждом случае. Потому что не больший ли мы вред приносим детям, мы их обрекаем на то, что они находятся в детском доме потому, что у них есть братья и сестры. Но так или иначе, был сделан существенный шаг вперед. Потому раньше что было? Один ребенок в одном детском доме, брат в другом детском доме, третий брат в третьем детском доме, эти дети вообще разъединены между собой. Сейчас они должны быть...
Тутта Ларсен:
— В одном.
Армен Попов:
— Если они семья, они должны быть в одном детском доме, еще и в одной семейной группе, которая может быть разновозрастная. Это существует, но не везде так хорошо, как написано на бумаге. И мы тоже это знаем и тоже это понятно. Даже я бываю в таких, как бы идеальных, детских домах, где вдохновенные директора, которые посвятили свою жизнь этому. Все равно меня не отпускает мысль, что этим детям это все... это замечательно, но лучше мама с папой в простой двушке. Потому что мама с папой это про любовь, про вечернюю сказку, про сопельки, про то, если нужно, то это нужно, пойти туда, куда нужно.
Тутта Ларсен:
— Это же еще и про пример личный, это про форматы жизни во всех ее проявлениях.
Армен Попов:
— Конечно. И тут мы приходим ко второй части нашего проекта «Усыновите.ру». Мы поняли, что гигантское количество детей переплыло из детского дома в приемные семьи, а дальше история. И мы добились этого, это была моя мечта. Когда я в какой-то момент понял — международный опыт: и американский, и итальянский, немецкий опыт — я увидел, что во всем мире усыновляют, во всем мире это нормально, это приветствуется, во всем мире это считается абсолютно публичным актов, не существует тайны усыновления. Только у нас законом закреплена тайна усыновления, а в мире вообще этого нет. Люди ужасно удивляются, когда ты им рассказываешь про тайну усыновления: как, мы же это рассказываем. Есть наука о том, как ребенку рассказать о том, что ты усыновлен. У католиков есть молитва: ты рожден не под сердцем моем, но в сердце моем. А у нас этого опыта совсем не было никак до последнего времени. Моя была мечта и моя была задача добиться того, чтобы были системные изменения здесь, в области общественного сознания, когда мы бы приветствовали, что кто-то взял в семью ребенка, и это хорошо, человек не скрывает, ребенок знает.
Тутта Ларсен:
— Не врет ребенку.
Армен Попов:
— Не врет ребенку. Все равно, мы знаем, любая ложь в какой-то момент вылезает В этих историях это вылезает всегда в самый неподходящий момент.
Тутта Ларсен:
— И очень болезненно.
Армен Попов:
— Очень болезненно, несет драматические последствия. Об этом много художественной литературы, хотя это все рудиментарно, это все должно уходить. Сейчас по счастью не так. Конечно, за последние десять лет, я этому очень рад, это претерпело существенные сдвиги. Но эти приемные семьи тоже нужно готовить, образовывать, потому что это же не добрые инопланетяне.
Тутта Ларсен:
— И сопровождать.
Армен Попов:
— Их нужно сопровождать. Очень много мы видим людей, они замечательные прекрасные люди, идут с очень добрыми намерениями, но не всегда могут рассчитать свой ресурс. Был такой момент, когда кинули клич: давайте, разбираем детей из детских домов. И все план выполняли, органы опеки: вы за одним пришли, да давайте возьмем двоих, да чего уж там. Да люди добрые думали, ладно, давайте и двоих. А у людей ресурса не было на двоих.
Василий Рулинский:
— А потом были отказы.
Тутта Ларсен:
— Вы слушаете проект «Делатели» на Радио ВЕРА. Тутта Ларсен.
Василий Рулинский:
— И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский. У нас в гостях Армен Попов, генеральный директор Центра развития социальных проектов. Мы вернемся после короткой паузы.
Тутта Ларсен:
— Это снова «Делатели». Василий Рулинский.
Василий Рулинский:
— И Тутта Ларсен. С нами в гостях Армен Попов, генеральный директор Центра развития социальных проектов, основатель проекта «Усыновите.ру». Армен, мы сейчас услышали про очень важные изменения, которые произошли за последние пятнадцать лет. Действительно, система меняется, во многом, конечно, благодаря той работе, которая была проделана до 2014 года и этого Постановления правительства. У меня ощущение складывается, может быть, оно не правильное, и вы сейчас опровергните, что в основном, все, что было до этого закона 2012 года, было в этой теме, скорей, вопреки. Вся деятельность благотворительных организаций, и ваша в том числе, была с преодолением невероятного сопротивления системы.
Армен Попов:
— Да, очень часто. Первые посылы были несколько раньше, в 2006 году, с 2006 года можем отсчитывать историю поддержки государством семейного устройства, эта тема вошла в послание президента в 2006 году. Потому что один из очень видных государственных деятелей того времени...
Василий Рулинский:
— Павел Астахов, да?
Армен Попов:
— Нет, нет. Павел Астахов тогда еще не был видным государственным деятелем.
Василий Рулинский:
— Он позже начал заниматься...
Армен Попов:
— Один из видных государственных деятелей усыновил ребенка, и, видимо, он донес, как вся история складывается, эту идею до президента, и президент ее озвучил. Такой, во всяком случае, есть апокриф. Это действительно так, это человек, который был министром, усыновил, это факт, и на следующий год эта тема в серьезном документе нашла отражение, и это столкнуло. И с 2006 года эта история стала развиваться. Сопротивление системы и до сих пор есть, это не сопротивление какой-то злой системы. Я никогда не встречал злых людей в детских домах, которые прям ненавидели бы детей и что-то там делали не так. Это действительно сама система, которая уже выстроена, ее, как и любую систему, очень сложно менять. Не то, чтобы система сопротивлялась, что она была бы против того, чтобы дети оказались в семье вместо того, чтобы оказываться в детском доме. Она просто система. Простой пример, я уже говорил, мы делали такой проект, которым я очень горжусь, творческий артзачет, это творчески одаренные дети-сироты. Я им горжусь, потому что в этом году дети, которые к нам поступили в самом начале, не только закончили наш проект, но закончили уже и колледжи и ВУЗЫ по тем специальностям, по которым они поступили, это творческие специальности. Я столкнулся с одним потрясающим фактом. Это было уже шесть лет назад, я нашел в одном из детских домов группу невероятно одаренных детей, среди которых актеры, художники.
Тутта Ларсен:
— Они локализовались в одном доме.
Армен Попов:
— Просто в одном доме я их нашел почему-то. И я стал пытаться выявлять. Мне рассказывали, что кружки, как-то директор этого детского дома обращал внимание, дети посещали кружки. Но проблема оказалась еще в том, что это детский дом коррекционный.
Тутта Ларсен:
— То есть эти дети были непослушными, мягко говоря.
Армен Попов:
— С некими умственными отклонениями.
Тутта Ларсен:
— А, даже так.
Армен Попов:
— По бумагам. А я с ними общаюсь, обычные дети, совершенно нормальные. Причем, видно, там есть дети с отклонениями, но те, с кем я общаюсь, абсолютно нормальные дети. Я их работы приношу в один из колледжей. Например, театрально-технический колледж в Москве есть потрясающий. Я приношу их работы, и мне говорят: эти дети в детском доме так умеют делать? У нас студенты третьего курса так делают, приводи-приводи. Дальше еще в какой-то колледж, мне все говорят: да, потрясающие дети, талантливые, пусть поступают. И я к своему стыду не очень понял простую вещь. Дети, которые живут в коррекционном детском доме, заканчивают коррекционную школу и получают коррекционный аттестат. А с коррекционным аттестатом, это справка.
Тутта Ларсен:
— Нормальная работа — пф.
Армен Попов:
— Ты никуда не можешь поступить.
Василий Рулинский:
— Вообще не воспринимается.
Армен Попов:
— Все, это не о чем, ты не можешь поступить никуда, ни в какое образовательное учреждение страны, потому что это, в общем, справка. А они причем, все отличники, но по коррекционной программе.
Тутта Ларсен:
— Обалдеть.
Армен Попов:
— Притом что я понимаю, что дети нормальные, и я начинаю задаваться вопросом, как же так. Смотрим, девушка, выпускница девятого класса, ей шестнадцать лет, она получила этот коррекционный штамп свой, она проходила медико-педагогическую комиссию, когда ей было семь лет, когда у нее на глазах умерла мать, и у нее был такой шок и такая травма, что она не могла говорить. Определили, что она входит в эту коррекционную категорию, и с тех пор эту девочку никто не переобследовал, никто ею не интересовался.
Тутта Ларсен:
— Не снял диагноз.
Армен Попов:
— Подумайте, если бы эта девочка была в семье, ее родители, как вы думаете, сколько раз они бы уже сходили, даже если у девочки что-то такое произошло, у всех все может произойти в жизни, у семилетнего ребенка тоже. Вот случился такой шок, девочка перестала говорить. Вы представляете, что родители бы сделали.
Тутта Ларсен:
— Они бы ее реабилитировали.
Армен Попов:
— К шестнадцати годам она бы уже точно не имела этого штампа, это первое. Второе, что родители бы девочки сделали, когда девочка заканчивает девятый класс? Они бы ее готовили к поступлению, и в то направление, которое ей было бы интересно. А система этого не делает, система отправляла детей до последнего времени... Я сейчас аккуратно скажу, потому что я боюсь кого-то обидеть, действительно, в детских домах я еще не встретил ни одного злого, не любящего детей человека. Но я говорю не о людях, которые там работают.
Василий Рулинский:
— О подходе.
Армен Попов:
— Просто о том, как работает эта система. Система работает так. Куда детей проще отправить из детского дома, в колледж, который рядом, который ближе, или с которым есть уже какие-то связи, туда и отправляют. Абсолютно не учитывая, какая склонность у ребенка.
Василий Рулинский:
— Интересы самих детей.
Армен Попов:
— Мы же с вами к своему ребенку будем прислушиваться к каждому, даже если у нас двое или трое детей, мы будем соображать, что этот творческий, этот технический, а этот математический гений, а этот вообще никуда не гений, давайте попробуем хоть как-то.
Тутта Ларсен:
— Зато рисует хорошо.
Армен Попов:
— И вот мы стали брать этих детей, которые рисуют хорошо. У меня был парень, который замечательно... Забавная с ним была история, он делал потрясающие витражи, которым его научили, он ходил в какой-то кружок, в который его отправили в детском доме, молодцы, что они его так куда-то направили, его научили делать потрясающие витражи. Девятый класс он заканчивает, я говорю: куда, как ты думаешь? — Да мне никуда, я витражи делать научился, я по тысячи долларов за них получаю, мне все равно, куда. Я говорю: как тысячу долларов? Оказалось, что один раз на благотворительной выставке витраж продали, хотя он действительно, видно по нему, рукастый парень, он умеет это делать. Вопрос, куда его дальше? Я смотрю, если бы это был мой ребенок, его же надо куда-то пристроить. А рисовать при этом он не умеет. Рукастый, с глазомером, с чувством вкуса, а делать ничего не умеет. И здесь я невероятно собой горжусь, меня осенила, меня очень редко осеняют гениальные идеи, но это была гениальная идея. Я придумал, что он может быть реставратором, и это сложилось, это сработало. Он поступил в замечательный колледж 26 КАДР московский, он закончил по специальности реставрационное дело и так закончил, что занял второе место по городу на WorldSkills соревновании.
Василий Рулинский:
— Ничего себе.
Тутта Ларсен:
— Фантастика.
Армен Попов:
— И так закончил, что колледж его не захотел отпускать. Он закончил по специальности мастер деревообработки, а его еще зачислили, чтобы он дальше учился у них, реставратор по обработке камня. И тогда он первое место занял еще.
Тутта Ларсен:
— Вот это да.
Армен Попов:
— Это было попадание в точку. И опять же, правда, не потому что гений я, а это простая история, что ты пытаешься прислушаться к ребенку и пытаешься узнать, какие могут быть варианты. Мы ничего сверхъестественного не делали. У нас еще один мальчик, которым я тоже очень горжусь. В этом году он закончил Щукинский институт.
Василий Рулинский:
— Сирота?
Армен Попов:
— Сирота, из детского дома.
Тутта Ларсен:
— Актер.
Армен Попов:
— Актер. Более того, начнут плиточник.
Василий Рулинский:
— А что это такое.
Тутта Ларсен:
— Кафель кладет.
Василий Рулинский:
— Погодите, где актер и где плиточник?
Армен Попов:
— Сейчас я скажу. И мне говорят в детском доме, сейчас таких талантливых нет, но у нас такой парень, настолько талантливый, вот он, Лёха-плиточник, он вообще талант-талант. А я уже знаю, что в детском доме они все любят детей и каждый приукрашивает, что он вообще гений-гений. Обычно приходишь, ну парень, ну да, или девочка, хорошие, милые. Особенно меня булят, когда хотят быть артистами, особенно девочки. А девочки при этом ничего не знают про театр, никогда в театре не были, они в кино видели и вот мечтают быть актрисами. Это сложная история, сложно, кому удается развивать. В общем, мне приводят такого Лёху, долговязого парня, у которого хронический насморк, все время шмыгает носом, такую подает пятерню. Я: Лёха, очень приятно. — Я сейчас учусь на плиточника, но вообще-то хотел быть актером. Я говорю: а почему плиточник? — А меня отправили, я плиточник. Я говорю: а ты в театре-то был — О, да, я эти театры вообще люблю очень. Говорит как подросток детдомовский. Я говорю: ну-ка давай расскажи какое-нибудь... Говорит: а я вообще оперу люблю. Лёха-плиточник любит оперу. Я думаю, сейчас я тебя Лёха расколю.
Василий Рулинский:
— На итальянском что-нибудь.
Армен Попов:
— Я говорю: в какой ты театр-то ходишь? Говорит: а там длинное название, там какие-то два имени, не помню, но из метро Чеховской выходишь, там направо и направо.
Тутта Ларсен:
— Станиславский?
Василий Рулинский:
— Мне кажется, что это цирк.
Армен Попов:
— Нет, нет, театр Станиславского.
Тутта Ларсен:
— И Немировича-Данченко.
Армен Попов:
— Да.
Тутта Ларсен:
— Стасик, как в народе называют.
Армен Попов:
— Стасик. Он говорит: во, во, вот этот Станиславский, да. Я говорю: Лёха, ну а какая опера-то? — Я эту вот смотрел недавно, эту, как ее, Риголетто. Думаю, слова такие знает. — Лёха, краткое содержание. Он мне подробно рассказывает краткое содержание, я понимаю, что Лёха смотрел эту оперу. Я говорю: еще какие? — Ну, я там на галерке, во МХАТе все время. Я понимаю, что действительно, парень...
Василий Рулинский:
— Есть о чем поговорить.
Армен Попов:
— Есть о чем поговорить. Я говорю: ну давай что-нибудь прочитай. Лёха неуемно и неумело, но с большим воодушевлением читает стихотворение Роберта Рождественского, и у меня возникает точное понимание, что с Лёхой надо работать. По счастью я многие годы дружен с одним из профессоров Щукинского училища, я звоню, говорю: Валентина Петровна, по-моему, у нас есть клиент для вас.
Тутта Ларсен:
— Самородок.
Армен Попов:
— Да. И она говорит: ну ладно, присылай, ну, твои сироты. А у меня уже был не единожды опыт, когда она мне честно говорит: Армен, дорогой, я так ценю, что ты занимаешься сиротами, но это не к нам, это легкая художественная самодеятельность, а у нас все-таки должны быть подготовлены, ну, просто не сможет учиться. И она мне перезванивает и говорит: слушай, это наш клиент.
Тутта Ларсен:
— Обалдеть.
Армен Попов:
— Год подготовки и он поступит. И она с ним занимается. И по невероятному совпадению следующий год она набирает курс. И он попадает к ней, и в прошлом учебном году он закончил, и Лёха-плиточник так стал актером.
Василий Рулинский:
— А где он сейчас?
Армен Попов:
— Он определяется, но, скорей всего, он будет работать... Она про него так откровенно сказала, что он не будет звездой. Я говорю: что вы скажете, он зря поступил. Она говорит: нет, абсолютно не зря и я думаю...
Тутта Ларсен:
— Характерные...
Армен Попов:
— Он будет заниматься чем-то вроде социального театра.
Тутта Ларсен:
— А так что-то.
Армен Попов:
— Он все время ходит в детский дом, занимается с детьми, ему это близко.
Василий Рулинский:
— Как педагог?
Армен Попов:
— Да, вполне возможно, что это будет история бумеранга в какой-то мере.
Тутта Ларсен:
— Потрясающе.
Василий Рулинский:
— Очень интересно.
Тутта Ларсен:
— Надо же. Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА. Продолжаем разговор. Мы такие радужные здесь истории рассказываем. А, тем не менее, до перерыва мы заговорили о вторичном сиротстве. И это тема по-прежнему очень остра в России. Почему, когда вроде бы уже и общество повернулось лицом к приемной семье, и в четыре раза меньше сирот в реестре, а не справляются люди. Вроде опека есть, сопровождение есть, масса всяких горячих линий и бесплатных курсов, и психологов, которые волонтерствуют.
Армен Попов:
— Есть несколько разных причин этого. Во-первых, я скажу, что у меня вообще боль моя, что вообще есть дети-сироты, что они вообще попадают туда. Значит, у нас в обществе что-то не так. Либо люди отказываются от собственных детей, либо ведут себя так, что нахождение родных детей в их пространстве являет угрозу жизни для детей. В этом огромная проблема, на минуточку. Когда у меня говорят, какая у нас проблема сиротства, первая проблема, что оно просто существует. Проблема, конечно, есть. Мы говорим, что мы сократили количество детей в детских домах, они перешли приемным семьям, но они перешли со всеми своими проблемами. Люди, да, проходят школу приемных родителей, в которых, конечно, их готовят. Но как вы понимаете, к родительству... Я все время сравниваю, как с собственным ребенком. Вы представляете, с какими сложностями мы сталкиваемся, когда наш собственный ребенок, подросток... хочется прибить, очень часто.
Тутта Ларсен:
— Да.
Армен Попов:
— Называю вещи своими именами. А когда это приемный ребенок, да когда это все осложняется. Приемные дети такие же подростки, которые со всем вот этим, но у них еще есть все сложности, которые связаны с тем, что они сироты. А когда это сложная многодетная приемная семья, когда это все очень сложно влияет, то возникает целый сонм проблем, с которыми семьи сталкиваются. Конечно с тем, что называется профессиональным семейным сопровождением, с этим очень туго. Специалистов по сопровождению очень мало настоящих, которые по-настоящему могут помочь. Очень часто сталкиваются с тем, что формально сопровождение как бы есть, но специалисты, которые там работают, извините, своих детей не имеют и будут обучать.
Василий Рулинский:
— И опыта нет.
Армен Попов:
— И опыта нет, и, может быть, замечательная девушка психолог, но приемные родители, у которых четверо своих и трое приемных, которые столкнулись с проблемой, счастливы бы получить пользу, но они понимают, к этой девушке ходить, смысла нет.
Василий Рулинский:
— Бессмысленно.
Армен Попов:
— Поэтому мы придумали сейчас такой формат, ему уже несколько лет, на базе тоже «Усыновите.ру». Это наше большое второе направление, мы обучаем и поддерживаем приемные семьи. И мы сделали такую историю, сами приемные семьи стали коучерами для приемных семей. Мы взяли продвинутых приемных родителей, у которых есть высшее психологическое или педагогическое образование, их прокачивали сто часов серьезных занятий, многие их них стали коучерами для приемных родителей. Это конечно, капля в море, но мы стараемся это делать для того, чтобы не было возвратов. Вторая важная история с возвратами, это так называемая кровная опека. Что это такое? Стандартная история. Родители — наркоманы, о ребенке не заботятся, принято решение изымать их из семьи. Один из родителей умер от передозы. Мама без дохода, о ребенке фактически не заботится. Тут возникают бабушка с дедушкой и говорят: нет, мы ребенка в детский дом не отдадим.
Василий Рулинский:
— Слава Богу.
Армен Попов:
— И замечательно, что находятся такие люди, бабушка с дедушкой, такие родственники, которые забирают ребенка жить в семью. Это все было бы замечательно. Ребенок становится подростком, который посылает направо-налево, и маму с папой бы послал, а бабушку с дедушкой и подавно.
Василий Рулинский:
— И что с ним делать?
Армен Попов:
— И просто реально бабушка с дедушкой не справляются, и при этом есть такой сложный момент. Например бабушке с дедушкой, родственникам, школу приемных родителей проходить не обязательно, потому что это ж родственники. Простите, от осинки не родятся апельсинки. Если вы своих детей...
Тутта Ларсен:
— Не уберегли.
Армен Попов:
— Не уберегли, то где гарантия, что вы убережете внуков. А их особенно и обучить-то ничему нельзя, потому что это школа приемных родителей.
Тутта Ларсен:
— Необучаемы?
Армен Попов:
— Нет, и они не хотят, их приглашаешь: давайте вы пройдете, потому что ваш ребенок вступает в сложный возраст. Нет. И это дает очень большой процент возвратов, возвраты из-под родственной опеки. И это сложная история. И третья профессиональная история очень важная. Есть мировой опыт устройства детей в семью, и это целая наука — мейчинг. Мейчинг это соединение ребенка и будущего родителя. Когда очень внимательно, досконально изучается и дело ребенка и дело родителей, пытаются подобрать, чтобы не получилась такая ситуация — я очень это люблю говорить — «мне две пары в одном сапоге», как в фильме «Мимино» говорли. И родители замечательные и ребенок замечательный.
Василий Рулинский:
— Не совпадают, не подходят друг другу.
Армен Попов:
— Они просто не два сапога пара. Эти люди этому ребенку не подходят. И это сталкивается с принципом, к которому, я надеюсь, мы придем в ближайшее время. Не родителям ребенка, а ребенку родителей. Потому что до сих пор у нас в свое время очень оправданный принцип.
Тутта Ларсен:
— Запрос семьи идет.
Армен Попов:
— Пришла семья, говорят: мы хотим мальчика трех лет. — А, хорошо, хотите мальчик, вот вам, пожалуйста, такого мальчика, может, не трех, давайте четырех лет. — Ну, хорошо давайте, четырех лет — Вот пожалуйте, вот вам ребеночек. А, например, психоэмоциональное состояние этого ребенка, ребенок гиперактивен, ему нужны молодые активные родители-спортсмены для того, чтобы они просто с ним совпадали психоэмоционально. А получается, что мы просто удовлетворили запрос приемных родителей, который у них еще не факт что правильно сформировался. Мы знаем, что там, где профессионально и грамотно работают с приемными родителями, родители, которые пришли с запросом усыновить девочку до трех лет, могут уйти...
Тутта Ларсен:
— С мальчиком подростком.
Армен Попов:
— С мальчиком подростком. Потому что оказывается, что у них есть ресурс именно на это, у них растет мальчик подросток, с которым они прекрасно умеют справляться.
Тутта Ларсен:
— Это мне напомнило историю, прости, вставлю свои пять копеек, я когда-то снимала одну удивительную семью, очень интеллигентную. Это была еврейская семья, которая воспитывала двух мулатов. Причем, они взяли сначала одного, а потом она пошла за... Оба раза она ходила за голубоглазой блондинкой, девочкой. И второй раз она пошла и опять взяла мулата. У нее два африканских ребенка, а они интеллигентные евреи. И она говорила: дело даже не в темпераменте, они даже пахнут по-другому, мы не знали, как ухаживать за их волосами. Мы сначала с мужем сходили с ума от их эмоционального статуса, они настолько от нас отличаются, это просто были какие совершенно инопланетные существа. Но, тем не менее... Она говорит: я сначала с первым намучилась, потом мы нашли друг друга все-таки, и пошла и опять не смогла не взять африканского ребенка. Вот так. Удивительно.
Армен Попов:
— Это судьба. Я когда в это проникся, опять же когда увидел результаты работы, я видел десятки случаев...
Тутта Ларсен:
— Это Божий Промысл, видимо.
Армен Попов:
— Да. Чувство «ангел пролетел». Когда думаешь: Боже мой, этого вообще не может быть, этот ребенок из деревни откуда-то из-под Благовещенска, а это семья из Петербурга, которая летит туда именно за этим ребенком. Из ста к тому времени, из десяти тысяч детей-сирот, как это может быть, что они выбрали его, и так все совпало и так все получилось, ну это действительно...
Тутта Ларсен:
— А потом они еще и похожи.
Василий Рулинский:
— Действительно, Армен, я хочу поблагодарить вас за то, что проект «Усыновить.ру» существует. Мы на опыте нашей семьи испытали, моя мама ездила брать девочку под опеку в Кемеровскую область и, благодаря сайту «Усыновите.ру», узнала о том, что есть там эта девочка, а вообще звонила вплоть до Владивостока в разные органы опеки. Тоже ваш сайт помог найти того самого ребенка, я думаю, не только моей маме, но и тысяче других приемных родителей. В связи с этим я хотел спросить. Вы сказали, что правильный подход это когда детям подбирают приемную семью. Но, получается, сайт «Усыновить.ру» фактически все-таки про другое, он для приемных родителей фактически подбор детей.
Армен Попов:
— Конечно, он отвечал изначально. Он создан семнадцать лет назад, это один из старейших социальных интернет проектов, вообще интернет проекты не живут столько, сколько живет наш сайт. Я надеюсь, что когда-то мы обнулим количество детей-сирот, мы поставим на главной странице: детей-сирот не осталось, все, лавочка закрыта, что называется, это моя мечта. Но, конечно, и сейчас эта тема все равно актуальна, представляете, 38 тысяч сирот, это город.
Тутта Ларсен:
— Да.
Василий Рулинский:
— Райцентр.
Армен Попов:
— Да, райцентр, но нам еще работать и работать. Мы должны, и к этому идет, это уже абсолютно понимаемая тенденция на местах, что должна измениться государственная политика, сейчас это уже происходит. Создают анкеты потенциальных семей, кандидатов приемных родителей, которые показывают, уже когда ребенок постарше, то ребенка готовят к встрече с родителями, показывают, рассказывают, такие есть родители.
Василий Рулинский:
— У него есть возможность выбора, с кем встречаться.
Армен Попов:
— Юридически-то, конечно, нет, но уже ребенку дают возможность такого выбора. Я с осторожностью отношусь, потому что дети падки на что, на благосостояние.
Василий Рулинский:
— Да, сколько дохода.
Армен Попов:
— Да, у него такая машина, ой, все иду в эту семью. Конечно, не это правильно, но уже в некоторых регионах создаются банки данных кандидатов.
Тутта Ларсен:
— Именно родителей.
Армен Попов:
— Родителей, да, это, конечно, очень важно. Опять же это для того, чтобы, я надеюсь, что мы к этому начнем готовить специалистов органов опеки к этому искусству мейчинга, к искусству встречи, соединения будущих родителей и ребенка. Это очень важно, и то, что сейчас, к сожалению, пока не существует. Это пока моя боль, боль, что мы должны еще органы опеки еще много чему обучить. Это второе направление нашей деятельности, с этим проблема.
Василий Рулинский:
— Вопрос, который я очень хотел бы задать именно в рамках нашего сегодняшнего эфира по поводу церковных детских учреждений. Многие из них создавались в 90-е годы и, насколько я понимаю, исходят из того подхода, при котором куда-нибудь устроить ребенка-сироту это уже для него благо. Насколько сейчас востребованы церковные учреждения с таким подходом, и что в этой сфере надо делать?
Армен Попов:
— Во-первых, конечно, они востребованы, потому что как правило, церковные учреждения компактные. Если мы говорим о том, что это ребенок-сирота, и о том, что ему необходимо здесь и сейчас где-то иметь кров, и если мы не можем его устроить сразу в семью, если мы выбираем из учреждения большого или маленького, то конечно, маленькое. Потому что мы понимаем, о нем будут заботиться, ему будут просто больше уделять внимания.
Василий Рулинский:
— Как временное место.
Армен Попов:
— Ну, как временное место. Очень бы мне внутренне не хотелось, чтобы церковные учреждения становились маленькими монастырями на всю жизнь для маленьких детей. Позавчера я был в Марфо-Мариинской обители, лишний раз увидел и убедился, с какой любовью и с какой радостью там воспитывают детей с синдромом Дауна. Для меня невероятное счастье. Я, опять же, тридцать лет в этой системе, помню все. Пятнадцать-двадцать лет назад чтобы мне бы кто-то сказал, что в России берут ребенка-дауненка приемного, да это было бы, этого не могло быть никогда.
Василий Рулинский:
— Вы бы не поверили?
Армен Попов:
— Я на это надеялся. Я поспорил с одной замечательной журналисткой в 2000-м году, что в России такое будет, и я выиграл этот спор, она даже написала об этом статью.
Тутта Ларсен:
— Потрясающе.
Василий Рулинский:
— Здорово.
Тутта Ларсен:
— А надо ли вообще мотивировать людей на то, чтобы они усыновляли детей?
Армен Попов:
— Да. Об этом надо рассказывать, нужно мотивировать и образовывать. Мотивация дает хороший импульс, чтобы не получился такой импульс. Хорошая нормальная семья, хотят сделать доброе дело, финансово обеспечены, дети выросли — стандартная история. Дети в таком возрасте уже 17, 18, 19 лет. Люди чувствуют вполне в себе...
Тутта Ларсен:
— Ресурс.
Армен Попов:
— Потенциал, ресурс, да.
Василий Рулинский:
— Мотивировать деньгами или?..
Тутта Ларсен:
— Нет.
Армен Попов:
— Мы сейчас говорим про психологическую мотивацию.
Тутта Ларсен:
— Да.
Армен Попов:
— Мы, конечно, должны мотивировать. Если чувствуешь ресурс, если ты понимаешь, и мы знаем, что у нас опять же 38 тысяч детей, то почему нет?
Тутта Ларсен:
— А бывает, что один в семье хочет, а второй категорически против?
Армен Попов:
— Конечно, бывает, и тогда не надо. Ребенок, которого ты берешь в семью, не должен быть предметом раздора.
Тутта Ларсен:
— Это понятно. Есть ли какой-то шанс убедить того, кто не хочет.
Армен Попов:
— Есть. Много раз случалось. Ко мне часто обращаются и друзья и друзья друзей: ты помоги, хотим усыновить. Я жуткую миссию выполняю, я их отговариваю, по двум причинам.
Василий Рулинский:
— Не готовы?
Армен Попов:
— Во-первых, профессионально я вижу, что у них другая мотивация. Они в сложной ситуации, например, находятся между собой, дети выросли, ушли, и они решают взять ребенка, чтобы скрепить семью. Тут надо говорить черным по белому: вы хотите взять маленького человечка семи лет.
Тутта Ларсен:
— И взвалить на него свои проблемы.
Армен Попов:
— И на него повесить ответственность за укрепление вашей семьи, ребята? — О-о-о, мы так не подумали с этого ракурса. — Это выглядит так. Я часто отговариваю, и это имеет должный эффект. Часть людей, которых я отговариваю — а я нахожу аргументы, почему вам это делать не надо — через какое-то время возвращаются и говорят: да, мы это обсудили, проработали и все-таки... Я вижу, когда у людей есть устойчивое желание и стремление. Тогда ты понимаешь, что они будут рыть землю, и найдут под Благовещенском именно своего ребенка. И тогда это Промысл Божий, тогда это оправдано. Нужно людей: а)мотивировать; б)образовывать. Очень часто неправильный расчет ресурса, им кажется, что мы троих возьмем. Да нет, часто это ошибка, а часто бывает, что да, ребята, вам лучше вообще взять троих.
Василий Рулинский:
— Армен, мы говорили сегодня про Промысл Божий, и мы с вами Промыслом Божиим стали духовными братьями, потому что у нас один духовный отец был, отец Георгий Бреев. Для вас такое соприкосновение с вопросами веры и духовный путь вашей жизни насколько определил ваше нынешнее служение в сфере помощи детям-сиротам, насколько сочетались эти два пути в церкви и служение сиротам?
Армен Попов:
— Я так скажу. Когда я начал заниматься сиротской историей, я был молодым человеком верующим, потому что так получилось, что я в такой семье рос верующей, в советское время в школе скрывал, крестик перед физкультурой снимал. Но я перестал быть воцерковленным подростком и молодым человеком. Я как-то переехал жить на другую планету, где в церковь ходить было не обязательно. И жил себе и жил, и в общем, жизнь складывалась. Я, естественно, никак не отрицал и похаживал в храмы и с отцом Георгием познакомился как раз тогда, отец Георгий для меня был главным священником в моей жизни, но совершенно не духовным отцом. Потому что я вообще не понимал, зачем нужен духовный отец. В общем как-то я занимался, чем занимался, а потом приходит какое-то время взросления и переоценки ценностей и понимания того, что ты делаешь. И это совпало с рядом сложных событий внутри семьи, болезнь отца; я должен был организовать свою организацию, а я боялся, оттягивал, очень боялся. Всякие такие переживания в какой-то момент привели меня к осознанному воцерковлению. Здесь, конечно, произошла моя встреча с отцом Георгием как с духовником. При этом я его знал уже лет десять и к нему даже раз в год ходил на исповедь. А здесь это было уже... Он меня очень укрепил и создал такой фарватер своей линии жизни, внутри которого было и очень комфортно и уверенно и ты всегда мог спросить совет, правильно или не правильно, он очень поддерживал, благословлял это дело. Мне было удивительно, мне в жизни повезло на встречу с удивительными людьми, с которыми я имел возможность общаться и которые меня много чему научили. Конечно, отец Георгий один из главных людей в жизни, безусловно.
Тутта Ларсен:
— Спасибо огромное за эту беседу. Такое ощущение, что можно еще целый час с тобой разговаривать.
Василий Рулинский:
— Точно. И не один.
Тутта Ларсен:
— Очень интересно. К сожалению, нам приходится закругляться. Давайте напомним слушателям ресурсы, через которые можно поддержать проект Армена.
Василий Рулинский:
— Это сайт Центра развития социальных проектов и также сайт «Усыновите.ру», это проекты Армена. Мы очень благодарим за то служение, которое вы сейчас совершаете, благодаря которому огромное количество людей обретают смысл, надежду, веру, любовь, обретают семьи. Спасибо вам большое.
Армен Попов:
— Спасибо. Спасибо.
Тутта Ларсен:
— Спасибо. Всего доброго.
Василий Рулинский:
— Всего доброго.
Все выпуски программы Делатели
Николай Чехов. «Крестьянский мальчик (Ванька Жуков)»
— Дядя Андрей, ты видел раньше вот эту картину? «Крестьянский мальчик» Николая Чехова.
— Да, Паша, видел. Я много раз бывал здесь, в Таганрогском художественном музее.
— А я впервые. И очень меня это произведение тронуло! Хотя, казалось бы, что особенного? Изображение крестьянского мальчика на холсте тридцать на сорок сантиметров. Курносый профиль, ухо, как пельмень, круглый подбородок. Светло-рыжие волосы торчат из-под нелепой фуражки.
— Ну, нелепым высокий картуз с козырьком кажется только на взгляд из двадцать первого века. А в 1881 году, когда создавалась картина, это была модная вещица. Полагаю, художник свой головной убор надел мальчишке на голову, чтобы его развеселить.
— И не получилось! Ребёнок не по-детски серьёзен. Пухлые губы сосредоточенно поджаты, брови удивлённо приподняты. И взгляд печальный.
— Усталый.
— О чём и речь! Юному герою картины несладко приходится. И так жаль мальчишку! Подобное чувство я испытывал, когда читал рассказ Антона Чехова «Ванька» о таком же вот несчастном подростке, который живёт у чужих людей и страдает. Писатель, кстати, не родственник художнику Николаю Чехову?
— Родной брат. Всего у Чеховых было семеро детей. Николай родился вторым, Антон третьим. Они выросли здесь, в Таганроге. А в 1876 году семейство перебралось в Москву. Восемнадцатилетний Николай к этому времени поступил в столичное училище живописи, ваяния и зодчества.
— А Антон?
— А Антон в свои шестнадцать остался в Таганроге один, доучиваться в гимназии. Чтобы прокормиться, продавал вещи, подрабатывал репетитором.
— А родители ему не помогали?
— Не было возможности. Глава семьи, Павел Егорович, был из крепостных, смог стать купцом второй гильдии, но разорился. И в столице переселенцы бедствовали. Тогда их очень выручал художественный дар Николая. Он много рисовал за деньги, чтобы прокормить родных. Заказчики отмечали его талант писать портреты, передавать характер человека, настроение, боль и радость.
— Потому и смог Николай Чехов так точно проиллюстрировать рассказ своего брата.
— Картина «Крестьянский мальчик» — вовсе не иллюстрация. Историю Ваньки Жукова Антон Павлович написал через пять лет после того, как Николай Павлович создал своё полотно. Это общественное мнение связало воедино проникновенные произведения братьев. И даже на некоторых выставках в конце девятнадцатого, начале двадцатого века портрет экспонировался под названием «Ванька Жуков».
— И это неудивительно! Картина и рассказ — как две части единого целого.
— Пожалуй! Николай и Антон Чеховы обладали особым даром сострадания. В своём творчестве они призывали людей относиться друг к другу внимательней и милосердней. Именно это роднит картину «Крестьянский мальчик» с рассказом «Ванька».
Картину Николая Чехова «Крестьянский мальчик» можно увидеть в Таганрогском художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
Живые слова. Наталия Лангаммер
По долгу службы я часто бываю на записи текстов в радиостудии. Когда автор читает, например, свою собственную книгу для аудио-версии. И вот, что я заметила — текст может быть замечательным, с красивыми образами, разнообразной лексикой, хорошим ритмом. Но автор читает, а мы со звукорежиссером его не воспринимаем.
Так было не раз. И в какой-то момент мы с коллегой озвучили автору одно и то же пожелание: «Пожалуйста, вернитесь туда, в ту историю, которую описали. Не читайте по бумаге, а рассказывайте. Для этого нужно здесь, в студии, в своей памяти проживать все события книги заново».
Надо же, как интересно. Казалось бы, это просто слова. И у них конкретный смысл. Но когда мы говорим, люди принимают нашу мыль, эмоцию, переживание только если мы доносим это искренне из сердца. Сколько бы мы ни старались интонировать, расставлять паузы, работать с тембром, это все не привлечет внимания слушателя, если в душе автора эти слова не живут.
Мой коллега тогда привел еще одно подтверждение этой идеи. Рассказал, что если в храме чтец произносит слова Псалтири, не понимая их или думая о чем-то другом, то и никто в храме их не поймет, не осознает.
Видимо, здесь уместно вспомнить выражение «пустые слова». Они не только про неисполненные обещания. Предположу, что они про пустоту в душе и мыслях при произнесении слов.
Поэтому и фразы-штампы в тексте, вроде: «Я была потрясена до глубины души» или «моему восхищению не было предела» тоже на трогают слушателя. Эти слова повторяли многие, много раз. И они звучат слишком привычно. Словно за ними уже почти нет смысла.
А вот если заглянуть внутрь себя и достать из глубины чувства, те чувства, которые только ты испытываешь, потом облечь их в те слова, которыми именно ты хочешь выразить эти чувства, тогда у собеседника появляется сопереживание.
Есть такое понятие «неконгруэнтность» — это несоответствие вербальных и невербальных сигналов, которые посылает человек. То есть, человек говорит то, что не думает, не чувствует, а тело выдает подлинные эмоции. Мы всегда чувствуем такое поведение своего визави. Называем его искусственным. Я думаю, человек по-настоящему слышит слово, когда оно подлинно, когда оно наполнено жизнью.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
22 декабря. О молитве Царице Небесной
Сегодня 22 декабря. Церковь чтит Икону Божией Матери «Нечаянная Радость».
О молитве Царице Небесной — священник Николай Яковлев.
Все выпуски программы Актуальная тема