«Воскресенье 5-е после Пасхи — о самаряныне». Прот. Дионисий Крюков

У нас в гостях был настоятель храмов Михаила Архангела в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово протоиерей Дионисий Крюков.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения в ближайшее воскресенье, в которое вспоминается беседа Иисуса Христа с самарянкой у колодца, а также о праздновании памяти святых отцов семи Вселенских Соборов, святых Евфросинии Московской, Евфросинии Полоцкой, святителя Алексия Московского и о празднике в честь Владимирской иконы Божией Матери.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. И сегодня у нас в гостях настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков.

Протоиерей Дионисий

— Христос воскресе, дорогие друзья!

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в 5-е воскресенье после Пасхи и на предстоящей седмице. Ну мы, как всегда, стараемся искать смысл наступающего воскресенья в тех отрывках из Апостольских Посланий или из Деяний Святых Апостолов и из Евангелия, которые мы услышим завтра во время воскресной литургии. Ну у нас так уж получилось, что в 5-е воскресенье после Пасхи у нас настолько перенасыщенные смыслом апостольские и евангельские отрывки, что при всем желании охватить все эти смыслы нам наверняка не удастся. Поэтому напомню просто, что завтра мы услышим во время воскресной литургии отрывок из Деяний Апостолов из 11-й главы, стихи с 19-го по 26-й и с 29-го по 30-й, где речь идет о том, как шла апостольская проповедь среди языческой диаспоры и с какими сложностями сталкивались апостолы при попытках вот донести евангельскую весть в разных аудиториях, если можно так выразиться современным языком. В частности, там рассказывается о том, как в Антиохию были посланы сначала апостол Варнава, потом он туда же из Тарса привел апостола Павла, который тогда еще назывался Савлом, то есть он только-только обратился еще от гонителя христианства в христианина. И вот они целый год проповедовали в Антиохии, где первый раз последователи учения Христа стали называться христианами. Вот тема проповеди христианства среди язычников. В наше время, когда мы, в общем-то, живем в христианской цивилизации или по крайней мере так себя идентифицируем, насколько это нам нужно? Насколько важно знать, вот каким был опыт апостолов тогда?

Протоиерей Дионисий

— Мне кажется, что это очень важная тема, потому что существует некий топос восприятия, если можно так выразиться, считается, что религия это обязательно должна быть, принадлежать к какой-то определенной национальности. И таковой мы, в общем-то, и видим во многих случаях. В частности, иудаизм изначально так и позиционировался, как именно вера еврейского народа, там именно народного было очень много. И это произошел колоссальный как бы скачок в сознании людей, в сознании их веры, что возможна вера, которая вообще никак не зависит ни от какой национальной принадлежности. И именно она и случалась вот в те времена, когда проповедовали апостолы, потому что многие считали, что проповедовать Мессию еврейского, которого чаял еврейский народ, нужно только именно в рамках этого народа. Но апостолы вслед за Христом, конечно же, начали проповедовать сначала в Антиохии, потом все дальше и дальше — и этому, в общем, и посвящена вся книга Деяний Святых Апостолов. Потому что начинается она из Иерусалима, как мы помним, когда апостолы получили схождение Святого Духа на них, а заканчивается она в Риме, то есть в столице. Фактически композиционно строение Деяний так и построено, что как бы все дальше и дальше расширение по всей той вселенной, которую называли ойкумена, с ее столицей Рим. Как только апостолы дошли до Рима, была и дальше история апостольская, но в Книге Деяний Апостолов была поставлена точка. Потому что христианство, не то чтобы оно как бы полностью дошло до пределов, но оно по крайней мере зафиксировалось в самом центре этой огромной империи.

М. Борисова

— Но если переводить это все на наши дни, то есть насколько актуальна проповедь, наша проповедь Евангелия ну, скажем, среди китайцев или, предположим, в мусульманских странах, где ну, казалось бы, мы сосуществуем с мировыми религиями, и мы как-то джентльменски договорились не переманивать друг к другу никого. В то же время мы же христиане, значит, мы должны свидетельствовать о Христе.

Протоиерей Дионисий

— Безусловно. Но это призвание любого христианина — везде и всегда проповедовать, если не словами, то по крайней мере своим образом мыслей, своей жизнью. И, в общем-то, действительно есть политический аспект, а есть аспект миссионерский. В принципе, мы должны мечтать о том, чтобы и китайцы, и африканцы, и жители там самых дальних сторон, если они есть на плюсах, то они тоже бы стали христианами. Дело в том, что христианство, оно действительно спасительно для каждого человека, где бы он ни находился, где бы ни родился и какую бы культуру он на самом деле изначально ни воспринимал. Потому что крылатое выражение Тертуллиана, что каждая душа по природе христианка.

М. Борисова

— Вот обратимся теперь к евангельскому отрывку, который мы завтра услышим в храмах. Это отрывок из Евангелия от Иоанна, из 4-й главы, стихи с 5-го по 32-й. Сам сюжет достаточно известен многим православным верующим, потому что по разным поводам он так или иначе повторяется, цитируется, толкуется. Это истории о том, как Христос, сидя у колодца, вступил в беседу с Самарянкой, с которой верующие иудеи не стали бы общаться, потому что самаряне считались нечистыми какими-то людьми, недостойными общения. Мало того, что Он с ней общался, Он просил у нее воды, Он с ней беседовал, собственно, не только на житейскую тему, но, в общем, этот разговор достиг каких-то вероучительных глубин, а потом Он объяснял апостолам, почему это необходимо. То есть это, в общем, достаточно насыщенный, содержательный и довольно пространный отрывок. Но там есть слова, которые, в общем, все мы знаем, независимо от того, помним ли мы, что они оттуда. Слова Христа: «если бы ты знала дар Божий, и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую». Вот про воду живую, я полагаю, что большинство верующих христиан так или иначе слышало, что это слова Христа, могут просто не помнить, что именно вот из этого евангельского отрывка. И дальше, когда Он говорит: «а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную». Вот мне бы хотелось на смысле вот этих слов остановиться поподробнее.

Протоиерей Дионисий

— Да, действительно, это самая главная сердцевина, это то вот в композиции вот этой беседы, за что Христос в конце концов и зацепил эту Самарянку. Он говорит и, безусловно, о некоем источнике, который всегда будет удовлетворять некую жажду. Потому что вода это не просто H₂O, как мы понимаем, это нечто то, чего жаждет любой человек и то, что он ищет тогда, когда он уже не жаждет воды, но он жаждет чего-то большего. Вот Христос говорит о той благодати, которая может находиться и находится у верующих людей, которая сама и питает, и вызывает источник жажды и ее же сама и питает. Но в контексте этого разговора это, конечно же, про веру, про Дух Божий, про присутствие Бога в душе каждого человека, про то, что делает в конце концов человека счастливым. Потому что что такое счастье — это когда все наши самые высокие потребности удовлетворяются. Ну я хотел бы еще обратить внимание наших слушателей на то, что это действительно очень пространный отрывок. Он неслучайно пространный, его построение именно таково, что мы видим, как постепенно и поступенно Христос открывается этой женщине. Сначала она в Нем узнает просто иудея и спрашивает: ты, мужчина, Иудей, со мной общаешься? Это странно. Дальше Христос говорит про воду и о том, что Он может дать некий чудесный источник. И она признает в Нем чудотворца, говорит: да, ты, наверное, чудотворец, дай мне такой воды. После этого Христос ей рассказывает про ее мужей и того, с кем она сейчас живет, который не является ей мужем. Она уже чувствует, что Он не просто чудотворец, Он же и пророк. Дальше Христос переводит тему уже на поклонение в духе и истине, в каком месте поклоняться, и она выводит разговор на Мессию — то есть все выше и выше. И в конец концов Он открывает ей, что именно Он Мессия. То есть это пример педагогический, как постепенно и поступенно Христос Себя открывает. И в заключение я скажу еще пару слов вот о чем. Дело в том, что в этом отрывке очень важно, что именно женщина с далеко не безупречной репутацией является в дальнейшем апостолом в своем городе. Она приводит ко Христу все население, потому что рассказывает об этой чудесной встрече. И апостолы в данной истории, наоборот, в противофазе: они ушли от Христа, а она пришла, они не привели никого, а она привела — это особенность этого повествования.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной в студии настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. И мы говорим о смысле и особенностях наступающего воскресенья и предстоящей недели. На предстоящей неделе у нас церковный календарь дарит нам возможность пополнить лакуны нашего образования и исторического, и богословского, потому что 31 мая у нас, по церковному календарю, память святых отцов семи Вселенских Соборов. К стыду своему, могу сказать, что если, как на экзамене, мне бы сейчас предложили рассказать более или менее подробно содержание богословских споров семи Вселенских Соборов, я вряд ли смогла бы вразумительно, только, пожалуй, как говорится, галопом по Европам, вот только по основным вехам. Но, мне кажется, если я ошибаюсь, поправьте меня, что незнание законов, как говорится, не освобождает от их исполнения. Мы, я имею в виду человечество, христианское человечество, из поколения в поколение веками повторяем те же самые ошибки, которые обсуждались на этих соборах. Но поскольку мы по большей части бываем достаточно невежественны, мы даже не подозреваем, что мы можем найти ответы у святых отцов на те вопросы, которые сегодня кажется: вот, мы изобрели Америку, мы набрели на какое-то странное противоречие и не можем внутри себя никак найти разрешение этому противоречию. Хотя, казалось бы, можно взять учебник истории Церкви и полюбопытствовать, о чем же они так яростно спорили на протяжении так не одного столетия. Поэтому я, в общем, позволю себе буквально в двух словах напомнить содержание этих Вселенских Соборов. Вот Первый Вселенский Собор — Никейский, который был собран в июне 325 года по инициативе императора Константина Великого, он практически утвердил начало нашего Символа веры, то есть он утвердил представление христиан о том, что Сын Божий есть истинный Бог, рожденный от Бога Отца прежде всех веков и также вечен, как Бог Отец, Он рожден, а не сотворен, и Он единосущен с Богом Отцом — вот, собственно, краткое изложение первых семи членов Символа веры. Второй Вселенский Собор, который был в Константинополе, его еще называются Цареградским, в 361 году, он был посвящен обсуждению ереси Македония, который отвергал Божество Третьего Лица Святой Троицы, Святого Духа. И этот Собор утвердил догмат о равенстве и единосущии Бога Духа Святого с Богом Отцом и Богом Сыном, и дополнил Символ веры еще пятью членами — о Святом Духе, о Церкви, о таинствах, о воскресении мертвых и жизни будущего века. Третий — Эфесский Собор был посвящен обсуждению учения Нестория, которое в результате было признано еретическим, учение о том, что Пресвятая Дева Мария родила человека и только впоследствии Он восприял Божественную природу. Ересь Нестория была на этом Соборе осуждена и Собор постановил исповедовать Иисуса Христа совершенным Богом и совершенным Человеком, а Пресвятую Деву Марию — Богородицею. Четвертый — Халкидонский Собор — это обсуждалась ересь Евтихия, который отвергал во Христе человеческую природу, и Собор утвердил догмат о том, что Иисус Христос есть истинный Бог и истинный Человек, при воплощении Божество и человечество соединилось в нем, как в едином Лице — неслиянно, и неизменно, и нераздельно, и неразлучно. Вот Пятый Собор — второй Константинопольский Собор — был посвящен спорам между последователями Нестория и Евтихия и осудил учение о предсущестовании человеческих душ — это учение Оригена и философию Платона. Ну вообще он как-то был погружен в какие-то такие философские категории, которые нам сейчас, может быть, не очень близки, но в каких-то модификациях мы постоянно спотыкаемся, мне кажется, на те же самые грабли. Шестой Вселенский Собор — третий Константинопольский Собор, он был направлен против лжеучения монофелитов, которые признавали в Иисусе Христе хоть и два естества, Бога и Человека, но только одну Божественную волю. И собор утвердил догмат о том, что человеческая воля Христа просто покорна Его Божественной воле. И так долго святые отцы обсуждали эту проблему, что многое из, как мы сейчас бы сказали, повестки дня осталось за бортом. Поэтому пришлось в 691 году собрать дополнительный Собор, который стали именовать Трулльским, и на нем обобщили и унифицировали все принятые до этого церковные правила, составили так называемый Номоканон, который на Руси принято было называть Кормчей книгой, и который стал основой церковного управления Православной Церкви. Ну Седьмой Собор стоит отдельно, поскольку он был завершением эпохи иконоборчества и его задачей было положить конец этому безобразию. Вот вкратце, буквально галопом по Европам, все что могла.

Протоиерей Дионисий

— Да, спасибо большое, Марина. Что можно сказать по поводу, почему это для нас так важно? Действительно, человечество все время спотыкается об одни и те же камни. И в первую очередь — это камни человеческой логики. Дело в том, что Соборы собирались не просто так, потому что время пришло, а потому что начали возникать какие-то новые учения, которые доходчиво и понятно объясняли сложные моменты церковного вероучения и проблематикой занимались именно этой, вероучительной, но они были неправильные. И они были по-своему логичны и даже красивы, как казалось, иначе они не воспринимались большим количеством людей, но Церковь ощущала это как нечто ложное и вредное для самой паствы. Именно поэтому Собор — это всегда ответ на какое-то учение, причем это учение изначально кажется вполне логичным, объяснимым и нужным. Но дело в том, что наша христианская догматика — это Богооткровение, то есть то, что рождается не от человеческого ума, а именно открывается как нечто, до чего человек сам по себе дойти не может. Ну действительно, мы с вами, когда осеняем себя крестным знамением, фактически и выражаем эти основные наши тезисы, сформулированные святыми отцами Вселенских Соборов — о том, что Бог един, но троичен в Лицах и о том, что у Христа две природы — Божественная и человеческая. Именно это мы и выражаем теми пальцами, которые мы складываем при осенении себя крестом. Но вдумайтесь в то, что как это — Бог един, но троичен в Лицах? Мы сейчас как бы это воспринимаем как само собой разумеющееся, но это на самом деле абсолютно нелогично и непонятно. Как могло быть во Христе две природы — и Божественная и человеческая? Ну человек рождается, умирает, он ограничен в пространстве, а Бог-то — Он вечен, бесконечен и везде присутствует. И как во Христе могло это соединиться — это тоже абсолютно нелогично. Но для того, чтобы все-таки не впасть ни в какое, хоть и логичное, но неверное решение, несоответствующее откровению священных текстов и того, что Христос Сам проповедовал, то есть короче с Евангелием, чтобы не впасть в противоречие с Евангелием и было необходимо определить в строгих догматических формах те постановления, которые мы сейчас имеем. Многие люди говорят: ну эта ваша догматика, она никому не нужна. Ну я так же, как хочу сказать: ну давайте построим высотный дом без проекта. Конечно, сам по себе проект, может быть, кому-то покажется ненужным, но зато он просчитан, рассчитан, он предохраняет людей от трагедий, от того, чтобы этот дом обрушился. На самом деле наша догматика — это такой же очень важный проект, который обеспечивает нормальную жизнеспособность Церкви и всего человечества. Поэтому нельзя говорить о том, что это все нужно только лишь высоколобому богослову.

М. Борисова

— Но, мне кажется, еще важно, потому что мы ну как, может быть, в миниатюре все человечество, проходим те же самые стадии на личном уровне. По крайней мере, я могу засвидетельствовать, как человек, прошедший все этапы неофитства во взрослом состоянии: ты приходишь к тому, что ты сформировавшийся человек, с определенным мировоззрением и сталкиваешься с тем, что этому мировоззрению перпендикулярно. И ты пытаешься это увязать, а оно не увязывается. И либо ты должен торжественно отречься от всего, что ты до определенного возраста считал истиной, либо ты должен найти какие-то пути, чтобы не сойти с ума, в голове это все выстроить. И без подсказки святых отцов, которые, ведь все эти догматы рождались в спорах. Они же, причем спорили не просто люди на площади, а спорили люди, которые мало того, что были образованы, они еще и личным опытом святой жизни могли богооткровенно узнать какие-то вещи. И они искали, то что сейчас, со временем Горбачева, называется консенсус, они искали его в жесточайших спорах. И если этот опыт отринуть, мы просто превратимся в начетчиков, мне кажется, то есть мы отринем в собственной голове возможность поиска. То есть мы скажем: раз вот так написано в книгах, мы считаем, что до этого момента, когда мы эти книги открыли, мы были полными идиотами, а сейчас вот мы стали умными. Но это не так. И, собственно, догматика от нас этого не требует.

Протоиерей Дионисий

— Совершенно верно. Еще в связи с этим хороший пример являет собой Халкидонский Собор, на котором определения были построены по апофатическому принципу. То есть там не говорилось, как соединяются две природы, Божественная и человеческая во Христе. Там говорилось о том, как не соединяют, то есть что неправильно как считать. То есть это неизменно, неслитно, неразлучно и нераздельно — вот четыре «не» и определяют как бы границы, за которые ходить не нужно. А дальше надо искать. Вот это вот на самом деле фактически догматы Православной Церкви, они, как сказать, не тотализируют сознание, а наоборот, дают ему возможность личного духовного поиска, в котором он способен соединить несоединяемое.

М. Борисова

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица» в студии Марина Борисова и наш гость, настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья, в эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». В студии Марина Борисова и наш гость, настоятель храмов Рождества Богородицы в Подмоклове и Михаила Архангела в Пущине, протоиерей Дионисий Крюков. И мы продолжаем говорить о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Мы на этой неделе благодаря церковному календарю имеем возможность довольно редкую — мы можем сосредоточиться на размышлениях об одном очень важном периоде истории государства Российского и истории Русской Церкви — это период правления святого благоверного князя Димитрия Донского, его последователей и тех очень бурных исторических событий, которые служили фоном житий тех святых, которых мы будем вспоминать на этой неделе. Но для начала хочется очередной раз сказать, что мы, конечно, все почитаем святых мужей, но у нас есть особо дорогие сердцам, особенно женщин-христианок, памятные даты, которые дают возможность вспомнить, что, в общем-то, столпами Церкви могут быть не только мужчины, но и женщины. И на этой неделе мы будем вспоминать двух Ефросиний. Одна из них — благоверная великая княгиня Ефросиния Московская, супруга князя Димитрия. Мы их будем вспоминать 1 июня — и Дмитрия Донского, и Ефросинию Московскую. И тут сразу как-то в голову приходит аргумент такой: вот мы почитаем святых Петра и Февронию как идеал христианской семьи, хотя документальных источников, свидетельствующих об их жизни до нас не дошло, осталось только житие, то есть это некое литературное осмысление их жизни. А что же касается святых князя Димитрия и его супруги, тут летописи просто изобилуют материалом, который как в таком советском популярном сериале назывался информацией к размышлению. И на мой-то взгляд, вот уж действительно эталон христианской семьи.

Протоиерей Дионисий

— Да, совершенно верно. Мне кажется, стоит обратить внимание, для многих современных христиан у нас есть примеры святых, которые могли бы быть, наравне с Петром и Февронией, покровителями христианского брака — это, конечно, князь Димитрий Донской и его жена, преподобная Ефросиния, в мире Евдокия Московская. Их особенные отношения зафиксированы в летописях. Известно, что они друг к другу относились ну действительно, как... жили в полном единомыслии, у них была некая единая душа, как об этом говорится в летописном источнике. А они прожили счастливо на протяжении 22 лет и родили 12 детей. Они друг другу были все время поддержкой, потому что жена, княжна, брала на себя функцию в том числе даже управителя, когда ее муж либо отсутствовал, либо наоборот, даже после его смерти она была руководительницей при своем малолетнем сыне.

М. Борисова

— Ну там еще удивительно для меня лично, как для женщины, удивительно в их истории то, что ей было 13, а ему 15, когда их поженили родители. Это был типичный средневековый династический брак.

Протоиерей Дионисий

— Да, конечно.

М. Борисова

— То есть там ни о каких личных взаимоотношениях до свадьбы, даже просто знакомстве и речи не шло. То есть нужно было московскому князю помириться с суздальским, поэтому он своего сына женил на суздальской княжне. Вот, собственно, и все. И из этого всего, благодаря вот, мне кажется, вере глубокой, потому что все-таки князь Димитрий Донской был духовным чадом святителя Алексия Московского и, в общем-то, без его совета и благословения мало что делал в своей жизни, я думаю, что вот это вот все вместе, благодаря молитвам святителя, произвело вот такой удивительный цвет.

Протоиерей Дионисий

— Да. Действительно, сейчас нам очень трудно себе представить, как возможна крепкая семья, которая изначально была соединена исключительно по каким-то внешним, светским, меркантильным соображениям. Но такое, оказывается, возможно, потому что чудеса эти случаются и случаются достаточно регулярно, надо сказать. Но мне кажется, что это вот как раз основой является некое единомыслие, которое есть между супругами.

М. Борисова

— И, мне кажется, еще там есть такой нюанс, который часто из нашего поля зрения ускользает. Как-то традиционно утвердился такой штамп, что вот средневековая христианская семья — это такой муж...

Протоиерей Дионисий

— Деспот.

М. Борисова

— Деспот-властитель, жена там где-то на задворках — это неправда. То есть эта женщина, она была практически равной своему мужу. Потому что муж постоянно в каких-то военных походах — то он там в Орду едет, то он там с князьями где-то переговоры ведет. Она, как говорится, это хорошо сказать, оставалась на хозяйстве — это средневековое княжество, то есть безумие представить себе, как этим всем управлять. Остается женщина...

Протоиерей Дионисий

— Она его даже не секретарша в нашем понимании, а действительно просто коллега.

М. Борисова

— А потом там такие испытания были совершенно — то Москву сожгли, пришлось вместе с архиепископом брать детей под мышку и бежать куда-то, бросая все на свете...

Протоиерей Дионисий

— И наоборот, отпускать своего старшего сына в Орду, в которой он должен быть как некий заложник же.

М. Борисова

— Это не некий заложник, я думаю, что это вообще ужас-ужас для любой матери. Потому что была коллизия историческая такая, что либо едет туда муж, и там его убьют, либо туда едет сын с непонятной перспективой, что с ним будет дальше и остается там до тех пор, пока политические распри не урегулируются. То есть это просто для матери, я не представляю, каким мужеством надо обладать, чтобы на это пойти. Выбор такой: либо муж, либо сын, — вот что хочешь то и выбирай.

Протоиерей Дионисий

— Согласен.

М. Борисова

— И потом мы, в общем-то, именно этой женщине, москвичи, обязаны удивительным вот этим спасением, ну как веруют православные люди, Москвы от Тамерлана. То есть это по ее инициативе из Владимира была принесена Владимирская чудотворная икона Божией Матери (я думаю, мы о ней еще подробно поговорим сегодня), она была принесена в Москву, когда Тамерлан уже взял Елец. И, в общем, никаких возможностей Москве обороняться от армии Тамерлана реально не было, то есть до такой степени отчаяния все дошли, что всем было понятно, что кроме как молиться, больше ничего не остается. И вот благодаря инициативе княгини и благодаря всеобщий молитве народа перед этой иконой Тамерлан взял и непонятно почему повернул на юг — и всё, и Москва была спасена.

Протоиерей Дионисий

— Ну у нас ведь на этой неделе еще одна Ефросиния, помните?

М. Борисова

— Да. Вот, мне кажется, там такой контраст. Это, с одной стороны, идеальная христианка-жена, и идеальная женщина, воплотившая как бы другое начало — то есть это с юности решившая для себя, что она не будет выходить замуж, принявшая монашество. И всю свою эрудицию, все свое образование, все свои силы и энергию направившая на просветительство — то есть чисто мужская в те времена стезя — это XII век. Вообще это первая белорусская святая.

Протоиерей Дионисий

— Первая белорусская святая, да, женщина, которую канонизировали в Белоруской Церкви. Действительно, особая личность, которой русская славянская православная культура обязана, ну по крайней мере, знаменитым крестом Ефросинии Полоцкой — это выдающееся произведение и прикладного искусства, духовного христианского искусства, и в том числе и письменности, потому что там есть еще и определенные надписи. Она, я сказал, что не ровесница, я оговорился, они были ну фактически современницами — и в 12 лет та, в 13 лет вышла замуж, а эта в 12 лет решила, что она будет монахиней. Она пошла работать, можно сказать, взяла за свою деятельность именно переписывание книг. А это сложная задача, потому что книги переписывались особенным образом. Это нужно было быть не просто образованным, но еще и обладать определенными художественными навыками. Потому что книги это и каллиграфическое искусство, и некое владение художественными оформительскими задачами. Конечно, книги украшались профессиональными художниками, там было разделение труда, но в целом, конечно, это все равно общее дело, в котором присутствуют разные специальности, но это мужское действительно делание.

М. Борисова

— Но там же еще и во все времена нужна была и физическая сила — ведь писали-то на руке. Писали не на столе и не на доске, писали на руке, которую опирали там об что-то твердое. И что это, это пергамент, это нужно выводить каждую букву отдельно. Сейчас человеку, который привык к гаджетам, представить себе невозможно, он не может, просто обыкновенный лист бумаги перед ним положи — он какие-то каракули воспроизведет гелевой ручкой. А здесь это просто 12-летний ребенок, можно сказать, выбирает себе вот такое направление своего развития, вот такое хобби, я бы так сказала, да. Ну представить себе развитие и духовный уровень этого ребенка.

Протоиерей Дионисий

— Ну вот святые, они особенно Богом изначально избираются. Это люди, можно сказать, гениальные в своей области, то есть в духовной области, и они в многом отличаются от всех остальных. Ну в этом смысле Ефросиния Полоцкая пошла как вот именно просветительница, как переписчик книг. Потому что еще книги переписывались, потому что считалось, что человек, который участвует в процессе по расширению духовного, духовной стихии, это фактически участие в Божественном деле. То есть это было не просто технически — это не машинистка, это не просто украшательница, а это именно служительница слова. Вот это значение для нас сейчас несколько ускользает, Нам кажется, что это просто ну способ, такой вот способ жизни, а это нечто большее.

М. Борисова

— Вы знаете, что касается служения слова, вот один из моих собеседников здесь, на радио «Вера», сказал очень комплиментарные слова в адрес всей нашей редакции. Но мне хотелось о них вспомнить по другому поводу. Он сказал это в том смысле, что служение слова, вот значение служения слова сегодня очень важно вспомнить всем, кто по крайней мере касается в своей профессиональной деятельности слова евангельского. Потому что много ведется дискуссий, что такое христианская журналистика, да, просто нужно понять, что ты если берешься за эту тему, ты служишь Слову.

Протоиерей Дионисий

— Да, Богу, Логосу.

М. Борисова

— То есть сначала берет оторопь: кто ты, с чего это ты так возомнил о себе? А с другой стороны, это колоссальная ответственность, потому что все что мы говорим, все что мы пишем, все что каким-то образом транслируем, мы, хотим мы этого или не хотим, можем повлиять на восприятие этого слова другими людьми. Это и особенно, конечно, касается священников, потому что они теперь тоже люди у нас медийные, они у нас присутствуют и на телевидении, и на радио, и в Ютубе, и в гаджетах, И, мне кажется, есть иногда такое искушение популяризаторства такого за счет смысла.

Протоиерей Дионисий

— Ну возможно и такое. Вообще в современной культуре, где, безусловно, смыслы девальвируются, где слова обесцениваются, где их просто слишком много, это особенная задача, как достучаться. И в этом смысле, конечно, мне кажется, даже можно и преподобную Ефросинию брать себе как некую путеводную звезду.

М. Борисова

— Ну да, и вспомнить о том, что, в общем, и в средневековые времена незазорным считалось женщине заниматься этим занятием таким, не то что женщина в церкви да молчит. Она вот в храме может и помолчать, но за воротами храма может уже и рот открыть.

Протоиерей Дионисий

— Еще и как может.

М. Борисова

— Ну тут, конечно, хорошо бы какую-то меру, знать. Вспомнить этих двух удивительных женщин из нашей истории, из святцев Православной Церкви, которые, в общем, на разных полюсах учат-то одному и тому же.

Протоиерей Дионисий

— Да. И с одинаковым именем к тому же.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной в студии настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. И мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Ну вернемся к темам, которые подсказывает нам церковный календарь. Мы на этой неделе будем, не уходя далеко от исторического контекста, вспоминать святителя Алексия Московского, поскольку память обретения его святых мощей у нас Церковь отмечает 2 июня. И мы будем отмечать праздник в честь Владимирской иконы Божией Матери — 3 июня. Вот мы только что говорили о том, что инициатором ее перенесения в Москву была святая Ефросиния Московская. Все это какой-то такой букет...

Протоиерей Дионисий

— Да. В этом году, да не в этом году, это просто действительно как бы собрано все про это знаменательное время — время Димитрия Донского, Алексия Московского, Ефросинии Московской, Владимирской иконы Божией Матери.

М. Борисова

— Да, преподобного Сергия, и вообще период расцвета того, что мы сейчас для себя называем, наверное, словами Святая Русь.

Протоиерей Дионисий

— Возможно, да, действительно в какой-то степени именно Владимирская икона Божией Матери является таким олицетворением этого, ну как бы сердцевиной. Вот я вспоминаю икону, которую написал знаменитый изограф...

М. Борисова

— Симон Ушаков.

Протоиерей Дионисий

— Симон Ушаков, да, — Древо государства Российского. Там кто помнит, древо вырастает из Кремля...

М. Борисова

— Из Успенского собора, через икону Владимирскую.

Протоиерей Дионисий

— Через Владимирскую икону, и дальше там все князья Московской Руси изображены. Так вот то что сердцевина — это именно икона Владимирской Божией Матери, особенно знаменательно, и так оно и есть, это как бы сердце русского православия. Сама по себе икона эта традиционно связывалась с именем апостола евангелиста Луки. Но не только в России, по всему православному миру таких икон, с такой атрибуцией много, более, наверное, двадцати, вот в одной Русской Церкви их около одиннадцати. На самом деле, думаю, что надо просто признать, что просто все они имеют своим источником первоначальный образ, который написал апостол Лука. И в дальнейшем эти разные списки расходились по разным местам, имели даже свои иконографические изводы, но тем не менее. Сам по себе образ Владимирской иконы Божией Матери это в своей основе является памятником византийского искусства XII века, Палеологовского возрождения. Она была принесена на Московскую землю именно в XII веке, Андрей Боголюбский перенес во Владимир, и именно поэтому она называлась Владимирской.

М. Борисова

— Ну поскольку и столица тогда княжества была во Владимире, и, в общем, как главная икона княжества, по имени главного города княжества, я так понимаю.

Протоиерей Дионисий

— Да, так оно, наверное, и существовало. В принципе, ее вполне можно было назвать потом и Московской, но утвердилось именно такое историческое.

М. Борисова

— К тому времени, как она попала в Москву, она уже считалась чудотворной, именно Владимирской, под этим названием — уж как ее переименуешь-то, уже всё.

Протоиерей Дионисий

— Да, уже да, она получила свою особую идентификацию. Но действительно вот это ощущается особо, что через икону Божией Матери Владимирскую проступает, вот не могу не процитировать философа Павла Флоренского: «Вот, я смотрю на икону и, как чрез окно, вижу я Богоматерь, и Ей Самой молюсь, лицом к лицу, но никак не изображению. Да в моем сознании и нет никакого изображения: есть доска с красками, и есть Сама Матерь Господа. Окно есть окно, а за окном — видение Пречистой. Иконописец показал мне Ее, он отверз завесу, а Та, Кто за завесой, — предстоит объективною реальностью». Действительно, вот мы как раз сегодня вспоминали Вселенские Соборы, мы вспоминали Седьмой Вселенский Собор, который и утвердил иконопочитание, что сама по себе икона не является неким идолом, как это говорили противники иконопочитания, что она является образом, изображающим Первообраз, подобно тому, как Христос был видим и воплотился, как Невидимый Бог воплотился, точно также и иконы теперь являют нам эту Божественную реальность. Вот именно через Владимирскую икону Божией Матери Ее образ особенно четко и прямо в самое сердце проступает для человека, который к ней обращается. В настоящий момент эта икона находится в храме Николы в Толмачах...

М. Борисова

— Прямо рядышком с Третьяковской галереей.

Протоиерей Дионисий

— Ну фактически это и есть филиал, или даже не филиал, а продолжение Третьяковской галереи. И там это хороший пример сочетания и музейного, и духовного пространства, там она находится именно в своем подлинном месте, где не противоречит местоположению святыни в православном храме.

М. Борисова

— Ну и в то же время она там находится в тех условиях, которые может обеспечить только музей.

Протоиерей Дионисий

— Совершенно верно. Потому что это, безусловно, тот шедевр, который требует, с одной стороны, особых условий, но который потерять было бы просто катастрофой для не только духовной, но и художественной культуры России.

М. Борисова

— Ну уж раз начали мы цитаты цитировать...

Протоиерей Дионисий

— Да.

М. Борисова

— Извините, не могу себе отказать в удовольствии процитировать философа Василия Розанова. Он писал: «Есть две России: одна — Россия видимостей, громада внешних форм с правильными очертаниями, ласкающими глаз; с событиями, определенно начавшимися и определенно оканчивающимися, — это „империя“, историю которой „изображал“ Карамзин, „разрабатывал“ Соловьев, законы которой кодифицировал Сперанский. И есть другая — „Святая Русь“, „матушка-Русь“, законов которой никто не знает, с неясными формами, неопределенными течениями, конец которых непредвидим, начало безвестно: Россия живой крови, непочатой веры, где каждый факт держится не искусственным сцеплением с другим, но силой собственного бытия, в него вложенного».

М. Борисова

— Мне кажется, что вот можно, наверное, ученым спорить о корректности данного определения с научной точки зрения, но с точки зрения эмоциональной, мне кажется, просто он абсолютно в точку попадает. Потому что наше отношение к нашим святым и к тем временам, которые мы почитаем для себя как наиболее показательные времена торжества вот христианского, русского православия, русского извода православия, они не поддаются укладыванию в какие-то рамки исторического контекста. А зачастую, получается, у нас исторический контекст даже фоном не служит. Потому что как мы воспринимаем того же преподобного Сергия или того же святителя Алексия Московского, абсолютно ничего не имеет с тем, что мы читаем в исторических книгах. Мы читаем о них как о политиках, как о каких-то деятелях, чего бы то ни было, а воспринимаем их абсолютно живыми святыми, близкими нам людьми, с которым можно просто разговаривать. Можно приехать в Лавру преподобного Сергия, и даже если Троицкий собор будет закрыт, как в моей жизни неоднократно случалось, можно просто постоять с алтарной части около стены...

Протоиерей Дионисий

— И пообщаться.

М. Борисова

— Потрогать ее руками и пообщаться. То есть это абсолютно иное восприятие. И что такое Святая Русь и почему она, несмотря ни на какие исторические перипетии реальной России, существует. Мне кажется, особо таким весомым доказательством является история священника Серафима (Роуза) — коренного американца, выросшего в протестантской евангелической семье, долгое время искавшего истину во всевозможных философских и религиозных учениях и в результате пришедшего в православие не просто умозрительно, а абсолютно реально выстроившего всю свою жизнь по эталонам, которые он воспринял из опыта вот той самой Святой Руси, которую трудно найти в исторических книжках.

М. Борисова

— Ну на него еще огромное влияние оказали в возврате в христианство — Бах, а в православие — Федор Михайлович Достоевский. То есть это наша вся культура, она вся проникнута вот этими идеями христианскими, православными. И, в частности, даже в советское время — недавно проходил по станции «Боровицкой» как раз заметил панно, на котором изображается древо советского государства, которое полностью повторяет то самое древо, о котором мы сегодня говорили — иконографию, изображающую древо государства Российского Симона Ушакова. То есть на самом деле в нас сидит эта матрица, и даже когда люди не хотят ее явно тиражировать что ли, производить, она все равно происходит, потому что по-другому мы уже просто не можем.

М. Борисова

— Мне кажется, что именно поэтому очень важно все-таки читать жития святых. Хотя это литература, полная условностей и с точки зрения рационального восприятия современного человека иногда кажется ну таким сборником, как русские народные сказки — вот что-то такое очень волшебное, замечательное, но вполне условное. Но ведь там речь-то идет, если вернуться к цитате, которую я приводила из Василия Розанова, речь-то идет не об историческом контексте, а о сущностном контексте, о том, чему мы реально можем научиться благодаря этим житиям, какими бы они условными с нашей точки зрения не были.

М. Борисова

— Ну и подводя итог нашей сегодняшней передаче, я бы хотел обратить внимание, что как много значит для нашей жизни опыт и мужчин, и женщин. Мы сегодня говорили о двух Ефросиниях, а начали свою передачу с Самарянки, которая по преданию носила имя Фотиния. И вспомним о том, что как Господь ей обещал тот самый источник воды живой, которая будет течь в жизнь вечную. Вот именно этой алчбы, этой жажды и именно этого насыщения я всем вам, дорогие друзья, желаю.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». В студии были Марина Борисова и наш гость, настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Слушайте нас каждую субботу. До свидания, дорогие друзья.

Протоиерей Дионисий

— До свидания.