У нас в гостях был председатель исторического русского императорского Красного креста, заместитель председателя Союза русского дворянства в Париже, учредитель Координационного совета Российских соотечественников во Франции граф Сергей Капнист.
Наш гость рассказал о том, почему, родившись во Франции, он считает Россию своим Отечеством, как социальная и гуманитарная помощь стали неотъемлемой частью его жизни, что сподвигает его помогать, в том числе, в опасных регионах, и как вера помогает ему в его служении.
Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский
Тутта Ларсен:
— Здравствуйте, друзья. Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА. С вами Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский. Сегодня у нас в гостях председатель Российского общества Красного Креста, председатель исторического русского Императорского Красного Креста, заместитель председателя Союза русского дворянства в Париже, учредитель координационного Совета российских соотечественников во Франции граф Сергей Алексеевич Капнист. Здравствуйте, Сергей Алексеевич.
Граф Сергей Капнист:
— Добрый вечер.
Тутта Ларсен:
— Я думаю, что я далеко не первый человек, который признается вам, что впервые в своей жизни общается с настоящим русским аристократом. Это действительно поразительно. Вы счастливец, потому что вы тот человек, который знает историю своей семьи, у которого есть память предков, есть традиции, есть семейные традиции. Наверное, это Божье благословение. Я говорю, как человек, который знает историю своей семьи только до прадедов, и все остальное вытерто просто и потеряно. А с другой стороны, это, наверное, большая ответственность? Нет?
Граф Сергей Капнист:
— Да, вы правильно сказали, это, конечно, большой клад. Тем не менее, я должен сказать, вы тоже подчеркнули и ответственность. Я должен сказать, что постоянно и то и другое. Например, часто это является помощью, знать, откуда ты происходишь, кто был за тобой — это опора в твоей жизни и ответственность. Я думаю, что надо всё смотреть через нашу деятельность. Ответственность в том, что если у нас, скажем, багаж какой-то есть, надо им пользоваться, чтобы быть полезным.
Тутта Ларсен:
— Гм. Полезным обществу?
Граф Сергей Капнист:
— Полезным обществу, конечно. Совместить эти два понятия не всегда легко, потому что ответственность, иногда и сомнения, и непонимание, а почему, а что дальше, а к чему это? Вы подчеркнули дворянскую составляющую этого нашего разговора. Действительно, что это представляет теперь? Я думаю, что в этом смысле надо, вероятно, понимать это, как возможность, благодаря своему прошлому, может быть, участвовать в понимании того, что происходит, и смотреть вперед. Может, не совсем ясно.
Тутта Ларсен:
— По крайней мере, это открывает какую-то перспективу? Да?
Граф Сергей Капнист:
— Это перспектива, это явно. Для меня это явно.
Тутта Ларсен:
— Интересно, извините, может быть, я задам какой-то бытовой вопрос, но имеет ли значение сегодня, в современном мире, дворянское происхождение, и приходится ли, что называется, держать марку. То есть все равно как-то его поддерживать, как-то за него отвечать перед обществом, перед Богом, перед своим родом?
Граф Сергей Капнист:
— Я думаю, что, конечно, есть, и это стержень, это дает ответственность. Я чувствую себя ответственным не только для себя, а я ответственный и перед теми, кто были до меня. Я даже понимаю, что есть некоторая, скромная, но ответственность перед обществом, потому что надо выполнить свой долг в смысле, в котором мы были воспитаны, например.
Тутта Ларсен:
— А когда вы говорите общество, вы имеете в виду вообще человечество, или все-таки русское общество?
Граф Сергей Капнист:
— Нет, я имею в виду русское общество.
Тутта Ларсен:
— Как интересно. Я в одном из ваших интервью, как раз здесь на Радио ВЕРА, услышала, что вы говорили моим коллегам, диакону Игорю Цуканову и Кире Лаврентьевой, что вы во Франции жили русским духом. Что это значит? Как это?
Граф Сергей Капнист:
— Русский дух, я думаю, это то, что появилось на Западе, благодаря рассеянию, которое произошло после революции. Эти русские люди, которые очутились на Западе, и не только на Западе, в Южной Америке, в Австралии и в Африке, и в Северной Африке.
Тутта Ларсен:
— И в Северной Америке.
Граф Сергей Капнист:
— Это люди, которые были глубоко русские, которые глубоко любили свою родину. Эти люди жили своей историей и своей бедой, что пришлось покинуть родину. Вокруг этих людей создался этот дух, потому что они в своей жизни старались сохранить то, что они имели: язык, вера. И они старались продолжить воспитание, в котором они и сами были. Интересно, конечно, было много интеллектуалов, были люди совсем простые. У всех была эта черта.
Тутта Ларсен:
— То есть это не зависело ни от сословия, ни от образования.
Граф Сергей Капнист:
— Нет, абсолютно нет. Я это наблюдал, будучи мальчиком, ходили в воскресенье в приход, в наш Александро-Невский собор в Париже. Там все были, все молились, была община очень сильная. Это происходило в разных местах. Я родился и жил в Париже, но многие русские попали, потому что они искали работу в маленьких городах Франции, где была промышленность и где требовалась рабочая сила. Есть места — Южин, который на границе Швейцарии, и в разных местах, на юге Франции — где большое количество людей приезжало просто на работу. Они что делали в первую очередь? Они создавали приход, церковь строили. Южин — это была большая французская компания, там несколько сот русских было. Я недавно был, весной, в этой деревянной церкви, которая была тогда построена, и которую отремонтировали, и которая стоит, и где регулярно служат до сих пор. Конечно, время играет свою роль. То, что я говорю, это было первое поколение эмиграции. Потом интеграция, и уже наше поколение, которое продолжает эти традиции в другом духе. Но, конечно, уже какая-то эволюция прошла.
Тутта Ларсен:
— Ваши дети и внуки уже, скорей, французы, чем русские?
Граф Сергей Капнист:
— Нет, они русские. Но один мой хороший знакомый, Серей Сергеевич Палин, не так давно мне сказал однажды: дорогой мой, мы с тобой динозавры. Я на него посмотрел и подумал...
Тутта Ларсен:
— То есть редкие существа?
Граф Сергей Капнист:
— Иначе говоря, редкие существа, которые на грани исчезания, вероятно. Он говорит: да, потому что мы с тобой последнее поколение, которое было воспитано людьми, которые еще жили до революции в России, которые составляли русское общество. И мы этими людьми были воспитаны. А уже следующие поколения, постепенно это передается, но не в целом, как мы, например, получили. Я думаю, что постепенно это испаряется, действительно.
Тутта Ларсен:
— Я спрашиваю об этом обо всем, для меня не праздный вопрос. Мне интересно, в чем был секрет этой стойкости и как удавалось людям, пребывая в абсолютно чужеродной среде, сохранять язык, культуру и, главное, веру и любовь к родине? Притом, что родина с ними обошлась далеко не самым, мягко говоря, гуманным образом. Это «Делатели» на Радио ВЕРА. Я Тутта Ларсен. Здесь также в студии пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский. Говорим с председателем Российского общества Красного Креста, председателем Союза русского дворянства в Париже, учредителем координационного Совета российских соотечественников во Франции графом Сергеем Капнистом. Сергей Алексеевич, как вы думаете, что это было? Общая беда или откуда была настолько сильная любовь к родине, которая была сильнее обиды на родину за то, как она обошлась со своими детьми.
Граф Сергей Капнист:
— Это вопрос очень сложный. Я фактически готов вам ответить, что это Божий Промысл.
Тутта Ларсен:
— Божий Промысл. И люди на него положились?
Граф Сергей Капнист:
-Да. Я думаю, что это рассеяние, с которого я начал наш разговор, это не зря все произошло. Эта часть русского общества, которая очутилась вне страны, которая продолжала развиваться и которая, вероятно, имеет какой-то смысл в развитии России.
Тутта Ларсен:
— Безусловно, имеет, поскольку сохранила то, что здесь было утрачено. И веру, и, в большинстве, культуру и, может быть, такую любовь к родине, которую сегодня далеко не каждый человек с российским гражданством может проявить. Вы сказали, что вам важно служить русскому обществу. Давно ли вы это для себя поняли, приняли, и почему это важно?
Граф Сергей Капнист:
— Я думаю, что я всегда это имел в себе, осознал довольно быстро. В какой-то момент, как во многих странах, надо исполнять военные обязательства молодым людям. Была возможность, так называется это — кооперация, посылали молодых людей в посольства, в какие-то консульства или разные официальные учреждения французского правительства. Я попросил поехать в Советский Союз.
Тутта Ларсен:
— Это какие-годы были?
Граф Сергей Капнист:
— Это был 72-73-й. Мне посчастливилось, благодаря тому, что я говорил по-русски, меня выбрали. Я хотел приехать в Россию, несмотря на то, что это был Советский Союз. Я хотел почувствовать, что происходит, и постараться понять кое-что. Я помню, как в конце моего срока я уехал на машине. Когда доехал до границы, остановился, посмотрел назад, на Россию, на Советский Союз, расплакался, потому что я не понимал, что дальше будет.
Тутта Ларсен:
— То есть вам не хотелось уезжать?
Граф Сергей Капнист:
— Не хотелось уезжать, и мне было дико грустно, что я не видел никакого рассвета, никакой перспективы в этой системе, в которой я прожил несколько лет, работая в посольстве. Это для меня было очень тяжело.
Тутта Ларсен:
— Это была не та Россия, которую вы хотели видеть?
Граф Сергей Капнист:
— Я хотел видеть Россию. Я не ожидал ничего особенного, я хотел проникнуться этими чувствами, видеть людей, смотреть, на что похожа деревня. И в этом смысле все было довольно сложно, потому что дипломату выезжать более тридцати километров от Москвы невозможно было. Когда я из дипкорпуса выезжал, милиционер сразу предупреждал, что Капнист выезжает на машине и едет. Обстановка такая была, но все это было для меня интересно. Моя грусть была связана с отсутствием перспективы, Брежневский застой был, который был ужасно тяжелый.
Тутта Ларсен:
— Когда вы поняли, что перспектива появилась? И появилась ли она?
Граф Сергей Капнист:
— Она появилась, я вам скажу, я долгие лета не то, что поставил крест, но издалека смотрел, наблюдал.
Тутта Ларсен:
— Чтобы не болеть, да?
Граф Сергей Капнист:
— И надеялся, да. Когда перестройка пришла, тогда я подумал: сейчас что-то произошло, что-то двигается, надо вписаться в эту новую историю, потому что это перемена. Что будет еще не понятно и много чего, вероятно, не совсем ясно, но, тем не менее, какая-то перспектива появлялась. Тогда я вернулся в Россию.
Тутта Ларсен:
— В 90-е?
Граф Сергей Капнист:
— Да, я купил квартиру в Петербурге, приезжал в Петербург. Это звено с прошлым для меня, потому что я знал, где мой отец родился на Почтамтской, я знал, где мой дедушка был в Морском корпусе на Васильевском острове. Я знал эти места, которые мне были близкие.
Тутта Ларсен:
— Мне кажется, что Россия 90-х...
Граф Сергей Капнист:
— Страшная.
Тутта Ларсен:
— ...представляла собой еще более удручающее зрелище, чем Советский Союз 70-х.
Граф Сергей Капнист:
— Я помню, как на Рубинштейна одного олигарха снайпер...
Тутта Ларсен:
— Расстрелял?
Граф Сергей Капнист:
— ...расстрелял с 7-го этажа углового дома.
Тутта Ларсен:
— Но даже это вас не оттолкнуло?
Граф Сергей Капнист:
— Оттолкнуться от России очень сложно.
Тутта Ларсен:
— Сейчас, мне кажется, происходит новая эпоха опять перемен, опять глобальной перестройки. Уже не как какой-то компании, о которой кричат в прессе, а реальной перестройки, когда сами основы общества, мирового нашего порядка меняются. Не хочу говорить, рушатся. Такое ощущение, что вы, человек, который получил прекрасное образование, который работал на всяких интересных работах, в компаниях всевозможных на высоких должностях, по-хорошему у вас может быть прекрасная пенсия. Сиди, радуйся на берегу какого-нибудь женевского озера и любуйся звездами и яхтами. Вы в это турбулентное время снова в России, и не просто любуетесь красотами Санкт-Петербурга, а затеяли очень серьезное дело. Возрождаете здесь преемственность Русского Красного Креста. Почему вам не сидится спокойно на пенсии? Почему вам нужно?.. Это же тяжкий труд, особенно в такое непростое время?
Граф Сергей Капнист:
— Я думаю, что, может быть, потому что это непростое время, что это интересно, кстати. Вы правы, то, что мы переживаем сейчас, это глубокие перемены нашего общего мира.
Тутта Ларсен:
— И как будто бы Россия прямо в эпицентре.
Граф Сергей Капнист:
— Она и есть, я думаю, в эпицентре. Я помню, как я выступал однажды в Севастополе, я давал интервью. Мы там были с одним знакомым врачом, Михаил Борисович Виноградов.
Тутта Ларсен:
— Тоже выросший во Франции?
Граф Сергей Капнист:
— Да, да. Это было уже после начала СВО. Я не выдержал, в какой-то момент сказал: господа, вы понимаете, что мы сейчас переживаем, это украинский вопрос, это одно, но это песочный квадрат, где воюют люди, которые...
Тутта Ларсен:
— В этой песочнице вместе и выросли.
Граф Сергей Капнист:
— Да. Но вопрос не в этом квадрате. Это цивилизационная война, которая в общем проявляется в этом песочном квадрате. Дай Бог, чтобы он остался в этом квадрате, кстати. Я почувствовал очень быстро, что это вопрос цивилизационный. Об этом говорят довольно мало, особенно в начале. Конечно, есть все эти территориальные вопросы. Теперь можно даже задавать себе вопрос о будущем Украины в целом. Но суть всего этого — это цивилизационная война.
Тутта Ларсен:
— А что вы имеете в виду, цивилизационная война? Война, останемся ли мы людьми?
Граф Сергей Капнист:
— Я имею в виду, мир который нам предлагают, в основном Соединенные Штаты Америки, это все, что связано с лукизмом знаменитым, джубютьи.
Тутта Ларсен:
— Всё, что разрушает наши традиционные ценности и нашу веру ущемляет.
Граф Сергей Капнист:
— А напротив есть страны, которые придерживаются традиций и, так оказалось, что как будто Россия играет первую роль в этом смысле, это очень интересно, это очень важный момент.
Тутта Ларсен:
— Вам не страшно было сюда приезжать, ведь в прессе западной рассказывают про Россию по-прежнему. Вы знали, что здесь все не так, как там рассказывают. Но, тем не менее, когда началась спецоперация, просто же ужас, рассказывали о том, как мы здесь живем, что у нас тут муляжи тушенки стоят в банках.
Граф Сергей Капнист:
— Я постоянно уже много лет несколько раз приблизительно через месяц приезжал и приезжаю в Россию. Так что у меня был взгляд...
Тутта Ларсен:
— Объективная картина.
Граф Сергей Капнист:
— Старался объективно на это смотреть. Для меня было ясно, что стараются выкручивать мозги на Западе, чтобы объяснить и как-то влиять на то, чтобы вся политическая сфера западная боялась бы России. Это было естественно. Для меня было понятно, что это не так.
Тутта Ларсен:
— И вам хотелось что-то сделать для России?
Граф Сергей Капнист:
— Да. Я в любом случае считаю себя русским. Что я родился во Франции, это другое дело. Я говорил, что моя родина это Франция, потому что я там родился. А мое отечество — это Россия, потому что отечество, отец мой родился в Петербурге, и я чувствую эту историю очень сильно. Для меня это моя история, и я себя чувствую русским, тут я даже не задаю себе вопрос.
Тутта Ларсен:
— Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА. У нас в гостях граф Сергей Алексеевич Капнист. Мы вернемся через минуту.
Василий Рулинский:
— Мы продолжаем. Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. В студии Тутта Ларсен.
Тутта Ларсен:
— Пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
Василий Рулинский:
— У нас в гостях Сергей Алексеевич Капнист, граф, председатель Императорского исторического общества Красного Креста, заместитель председателя Союза русского дворянства в Париже, учредитель координационного Совета российских соотечественников во Франции. Мы с Сергеем Алексеевичем не только связаны тем, что имеем общую русскую традицию, но еще имеем желание помогать людям. То, что сейчас вы включились активно в помощь пострадавшим мирным жителям, соотечественникам нашим на Донбассе, это большое дело. Не каждый человек решится поехать, тем более из Франции, из Парижа в такое место опасное, связанное со страданиями. У вас получилось это сделать и, я так понимаю, не один раз даже? Как все это начиналось, Сергей Алексеевич, расскажите, почему возникла эта идея, как вы решились?
Граф Сергей Капнист:
— Идея началась очень занятно. Пресс-секретарь больницы святителя Алексея однажды мне звонит и спрашивает: связаны ли Капнисты с Козельщанской Божьей Матерью? Я ей говорю: да, это наша родовая икона.
Тутта Ларсен:
— Вот это да.
Граф Сергей Капнист:
— Она: неужели. Потому что это Покровительница больницы.
Тутта Ларсен:
— Святителя Алексея?
Василий Рулинский:
— Да. Этот образ связан непосредственно с больницей. Может быть, Сергей Алексеевич сейчас расскажет, как.
Граф Сергей Капнист:
— Я ахнул, эта дама тоже ахнула, потому что вдруг мы почувствовали, что тут что-то происходит. Я на следующий раз, когда был в Москве, поехал в больницу, познакомился с Алексеем Юрьевичем Захаровым.
Василий Рулинский:
— Главным врачом больницы.
Граф Сергей Капнист:
— Он мне показался исключительным человеком. Даже не показался, он такой и есть.
Василий Рулинский:
— Да.
Граф Сергей Капнист:
— И я подумал, что для нашего исторического Красного Креста именно хорошо было бы содействовать с кем-то, кто в этой деятельности медико-социальной. Мы несколько раз встречались, разговаривали и, в конце концов, подумали, что-то можно сделать. Разговаривали вначале о домах для престарелых.
Василий Рулинский:
— Да, у вас же опыт большой в этом направлении во Франции.
Граф Сергей Капнист:
— Это направление, которое наш Красный Крест во Франции еще продолжает развивать. Это не так легко, вся техноструктура не такая же. Подготовительная работа очень большая, чтобы достичь возможности как-то это запустить. И тут СВО, у меня один хороший друг, который в Красном Кресте тоже, врач, мы с ним поговорили и подумали, что надо...
Василий Рулинский:
— Михаил Виноградов?
Граф Сергей Капнист:
— Михаил Борисович Виноградов, да. Мы с ним были в Крыму в начале всех этих дел и предложили Алексею Юрьевичу свои услуги. Не будем распространять подробности, но уже несколько раз были в Донбассе, были недавно в Херсоне, и каждый раз работа происходит с больницами, у которых замечательное устройство. Это большая фура, в котором организована кабинка для рентгена...
Тутта Ларсен:
— А, это передвижные госпитали.
Граф Сергей Капнист:
— Передвижной госпиталь. Каждый день разъезжаешь по разным городам, надо принимать людей.
Василий Рулинский:
— Там же большая потребность в медицинской помощи.
Граф Сергей Капнист:
— Огромная. Для меня это было неожиданно.
Тутта Ларсен:
— Подождите, я запуталась. Мне интересно, как вы Сергей Алексеевич вообще стали частью Красного Креста?
Василий Рулинский:
— Это история связана с родственницей Сергея Алексеевича.
Граф Сергей Капнист:
— Да. Я нашел то, что мой отец мне никогда не говорил, что мой дед Капниста при Врангеле занимался Красным Крестом в Крыму.
Василий Рулинский:
— Интересно как.
Тутта Ларсен:
— То есть традиции благотворительности в семье Капнистов испокон веков.
Граф Сергей Капнист:
— Я, уже когда вошел в эту колею, вдруг это узнал и решил, что, наверное, так и есть.
Тутта Ларсен:
— Я пытаюсь понять, что вы делаете в Донбассе, когда вы туда приезжаете?
Граф Сергей Капнист:
— Когда люди подходят, когда сто человек, надо списки делать, надо административные бумажки подготавливать для врачей, для рентгена. Так что я был мальчик на побегушках и с большим удовольствием этим занимался.
Тутта Ларсен:
— Граф на побегушках.
Василий Рулинский:
— Знали ли люди в Херсонской области, кто им помогает, кто их встречает в таких условиях полевой медицины.
Тутта Ларсен:
— Да, да, да. У меня просто мурашки бегут. Но, подождите, во Франции вы, может быть, учились. У нас в Москве есть сестринские курсы ухода за больными, еще какой-то помощи. А вы, войдя в Красный Крест, тоже проходили там какие-то обучения?
Граф Сергей Капнист:
— Нет, я чисто администратор. Надо вести Красный Крест правильно, значит, надо, чтобы в учреждении были хорошие директора, чтобы бухгалтерия хорошо работала, это чисто административно. Особенно врача не нужно. А в таких больницах, как больница святителя Алексея, там базовые административные вопросы, чтобы врачи не занимались бумажками какими-то не нужными.
Тутта Ларсен:
— Понятно.
Василий Рулинский:
— Здесь еще интересная деталь, что ваш друг по Красному Кресту, который с вами ездил туда как врач именно, Михаил Виноградов, тоже не из России, он в Лионе живет, насколько я помню.
Граф Сергей Капнист:
— Да.
Василий Рулинский:
— То есть, получается, у вас французский, в каком-то смысле десант.
Граф Сергей Капнист:
— Да.
Василий Рулинский:
— И получается, вы сделали то, что часто люди, не имеющие таких трудностей в плане того, чтобы добраться, живущие в России, вы предпринимаете такие поездки. Мне кажется, для многих это пример и вдохновляющий пример.
Граф Сергей Капнист:
— Я сказал бы, что наша доля в этом очень маленькая. Мы просто приехали своим желанием, а вся работа, которая разрешила нам, которая дала нам возможность, это Алексей Юрьевич.
Василий Рулинский:
— Слава Богу, Алексей Юрьевич у нас, действительно, замечательный главный врач нашей церковной больницы святителя Алексея. Мне вспоминается в связи с этим человек, очень важный тоже для русской эмиграции и вообще для всей Русской Церкви, даже два человека, послужившие особенно делам милосердия. Это мать Мария (Скобцова), которая как раз в Париже во Франции занималась помощью русским эмигрантам, тем, кто в тяжелых условиях находился, общежитие сделала в Париже.
Граф Сергей Капнист:
— И во время войны.
Василий Рулинский:
— И во время войны, да, спасала, и евреев укрывала. И в итоге была казнена, умерщвлена в концлагере немцами, нацистами. И другой человек, это владыка Иоанн Шанхайский, замечательный святитель, тоже прославившийся делами милосердия и тоже в русской эмиграции. Так получилось, что эмиграция для многих стала не только путем к возвращению, сохранению подлинной России, это еще и сохранение подлинной живой святости. Когда делами милосердия часто эта святость выражалась. Это удивительный факт. Я в связи с этим хотел про ваше отношение...
Тутта Ларсен:
— Про преемственность?
Василий Рулинский:
— Преемство к этим двум святым. Может быть, вас что-то связывало, может быть, вы что-то знали кого-то, кто знал этих замечательных людей. Ваша традиция — живая, в послереволюционное время оно, живое, вам передалось.
Граф Сергей Капнист:
— Частично, да. Например, Иоанна Шанхайского моя тетя, тетя Маша Иванова, урожденная Татищева (Татищев в Сибири) знала его. Она занималась приютом для сирот русских.
Василий Рулинский:
— В Сан-Франциско?
Граф Сергей Капнист:
— Нет, в Париже. Он приезжал регулярно.
Василий Рулинский:
— Это Мёдон, по-моему.
Граф Сергей Капнист:
— Это было не в Мёдоне. Он в Мёдоне тоже был, но это учреждение было в Шалифер, такой городок. Что меня поразило, однажды, она рассказывала, когда он приезжал, во-первых, фактически не спал. Ну, немножко отдыхал в кресле, босиком был и умудрялся... Нуждались, конечно, все эти учреждения, нужно было кормить этих детей, в общем, довольно сложные условия, он еще деньги откуда-то находил. Эта фигура, что она мне рассказывала, меня впечатлило. Тут не только был духовный человек, это был деятель. Он занимался масса чем. Это для меня было очень интересно слышать от нее. О Марии (Скобцовой) я меньше слыхал, но вернусь к Иоанну Шанхайскому, у меня какая-то особая любовь к Луке Крымскому. Вот это, не знаю, такой современный...
Тутта Ларсен:
— Я ее разделяю с вами. Это наш современник, потрясающе, чудотворец, святой, который в середине 20-го века еще жил.
Граф Сергей Капнист:
— Хирург. Он в этих политических условиях диких...
Тутта Ларсен:
— Лауреат Сталинской премии.
Граф Сергей Капнист:
— Но это фигура совсем особая. Отчего-то у меня в голове всегда была параллель — Иоанн Шанхайский и Лука Крымский.
Василий Рулинский:
— Интересно.
Граф Сергей Капнист:
— Не по жизни, но, может быть, по какому-то духу.
Тутта Ларсен:
— Я хотела вернуться к Красному Кресту, чтобы нашим слушателям было понятнее. Есть же Международный Красный Крест.
Василий Рулинский:
— Есть Российский Красный Крест.
Тутта Ларсен:
— Российский Красный Крест. А ваш Красный Крест Императорский, он продолжает традиции дореволюционной организации, которая называлась Императорский Красный Крест?
Граф Сергей Капнист:
— Да.
Тутта Ларсен:
— Сегодня она каким-то образом связана с другими Красными Крестами, которые в России действуют?
Граф Сергей Капнист:
— Это очень хороший вопрос. Когда большевики, Ленин, не сам Ленин, но был подписан декрет о национализации исторического нашего Красного Креста, который уже был в Международном Красном Кресте, в Швейцарии очень долго не принимали советский Красный Крест. Не принимали, потому что со швейцарцами новый режим не очень хорошо проявился, и швейцарцы, кажется, последние, которые признали Советский Союз. Когда уже Швейцария приняла Советский Союз, они приняли и советский Красный Крест, который потом превратился в Российский теперешний Красный Крест. Тем не менее, тогда Международный Красный Крест сказал, что мы признаем советский Красный Крест, но сохраняем старый, потому что он помогает сотням беженцев, которые разбежались по всему миру. Были у нас, у Красного Креста, представительства в 27-ми странах, в Южной Америке.
Тутта Ларсен:
— Именно у Императорского Красного Креста?
Граф Сергей Капнист:
— Да. Люди, эмигранты, были, надо было ими заниматься. Всякие услуги: раздача одежды, кантины, медицинские услуги, просветительские, создавались школы приходские. Очень мудро в Женеве объявили, что признаем новые, но сохраняем старые. Это, я думаю, единственный пример, где она страна и, выходит, два Красного Креста. Вообще правило: одна страна — один Красный Крест.
Василий Рулинский:
— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы говорим сегодня с графом Сергеем Алексеевичем Капнистом. В студии Тутта Ларсен.
Тутта Ларсен:
— Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности.
Василий Рулинский:
— Сергей Алексеевич, мы говорим сегодня достаточно много о той русской эмиграции, о тех русских людях в рассеянии, которые были вынуждены покинуть нашу страну после революции 17-го года, и действительно в их жизни произошло серьезное изменение. Я слышал от кого-то, по-моему, вы в одном интервью тоже ссылались на эту фразу, что в каком смысле это была милость Божия.
Тутта Ларсен:
— Да, да, да, мы об этом тоже сегодня упоминали, что это был Божий Промысл, для чего-то это произошло.
Василий Рулинский:
— По поводу наследия того, что произошло. Мы об этом говорим достаточно часто, может быть, хотелось бы чаще говорить, но все-таки. 70 лет, которые были связаны с советской властью — это тот разрыв, к которому мы пришли в результате того, что у нас две России получилось. Мы пытаемся как-то их соединить, но по сути, все равно, достаточно часто, это сложно соединимые судьбы, какой-то разрыв произошел. Мне кажется, что всегда те люди, кто живут в эмиграции, всегда жили надеждой передать эту подлинную Россию, что-то то подлинное, что они сохранили. Что самое главное, как вам кажется, что вы хотели бы и ваше поколение хотели бы передать тем людям, которые сейчас живут в России, от той настоящей, подлинной России, скажем так.
Граф Сергей Капнист:
— Я думаю, что самое главное, это понять, что без церковной составляющей, духовная и сердечная, ничего хорошего не выходит. Это первое, мне кажется, самое сильное, потому что действительно, повсюду, где появлялись русские эмигранты, первое, что появлялось — это церковь. Так что, я думаю, что это доказывает, что это в каждом из нас находится. Эти две составляющие — духовное и душевное, без этого человек не может жить, я сказал бы, нормально. Это надо осознать, и тогда становится легче жить и понимать, что происходит, и как ты можешь в этом обществе, какое место ты можешь взять, где ты можешь быть полезным. Это, я думаю, самое важное, потом вся история — это уже другое. Дворянский вопрос мы затрагивали, есть важные элементы общества, которые тоже несет эмиграция и потомки, но, тем не менее, я думаю, что самое главное — чтобы люди понимали, что без духовного и душевного понимания ничего хорошего нельзя выстроить.
Тутта Ларсен:
— Вы сказали, что первый раз вы уезжали из Советского Союза со слезами, потому что не видели перспективы, и было страшно от того, что дальше будет с этой страной. В 90-е было еще страшнее, но, тем не менее, казалось, что перспектива появилась. А вот сейчас какая она Россия, в которую вы не просто вернулись, а частью которой вы теперь являетесь?
Граф Сергей Капнист:
— Мне кажется, что эволюция России очень положительная. Нельзя сказать, что нет недостатков и все отлично, но, тем не менее, мне кажется, что постепенно это понятие, которое я подчеркиваю, потребность духовного и душевного стержня развивается. Это доказывает, что идет прогресс. Какое-то просвещение, что-то происходит, которое вписывается в то, о чем мы говорили, это цивилизационная война. Я много лет говорил, что у нас цивилизационный конфликт, потому что это было на уровне идей и...
Тутта Ларсен:
— Концепций.
Граф Сергей Капнист:
— И концепций. А теперь мы вошли в цивилизационную войну, это совсем ясно. Когда я это говорю, я, конечно, и думаю тоже, что если заглянуть подальше, что происходит в мире. Мы видим, что сопротивляется мультиполярный мир и однополярный, монополярный мир. С одной стоны, американское желание все держать в своих руках. С другой стороны, мультиполярный мир. Я сближаю эти вопросы. Россия является защитницей этого мультиполярного мира, традиционного мира, который сопротивляется тому, что нам хотят...
Тутта Ларсен:
— Навязать.
Граф Сергей Капнист:
— Навьючить, навязать те, которых мы долго называли нашими партнерами. Я зашел немножко далеко, может быть, в эту мысль, но я все это связываю: СВО, цивилизационная война и перестройка мира, которая ведет к этому мультиполярному миру, дай Бог.
Тутта Ларсен:
— Мне кажется, что Сергей Алексеевич являет собой очень яркий пример человека действия. Когда начались все эти горячие события, очень многие люди впали в некий ступор, застыли, потому что не понимали, как дальше жить, куда двигаться. Мне кажется, к очень многим людям пришло понимание того, что надо что-то делать там, где ты можешь что-то сделать. У тебя есть возможность лечить людей, возить гуманитарную помощь, строить храмы, вывозить беженцев, и ты берешь и делаешь. Удивительно, что вы тоже, опять же, казалось бы, человек, который имеет полное право жить максимально спокойной жизнью, берете и делаете. Это поразительно, очень достойный пример человечности и любви к людям и к обществу. Вы сказали, что вы хотели бы послужить обществу. А когда вы ездите, например, в Донбасс, Донбасс как-нибудь вам служит? Вы что-то оттуда берете?
Граф Сергей Капнист:
— Для себя?
Тутта Ларсен:
— Да.
Граф Сергей Капнист:
— Конечно.
Тутта Ларсен:
— Что?
Граф Сергей Капнист:
— Энергию.
Тутта Ларсен:
— Какую?
Граф Сергей Капнист:
— Я впитываю все, что происходит. Это энергетические пункты повсюду, в лавке, в которой вы встречаете какую-то бабулю, страшно подумать о ее жизни. Танцующие девушки, которые радуются и которые еще не пропитаны всей этой историей.
Тутта Ларсен:
— То есть это не энергия боли, страха, гнева, трагедии?
Граф Сергей Капнист:
— Нет. Мне иногда даже стыдно говорить, что это меня окармливает, я тут нахожу...
Тутта Ларсен:
— Питает, да?
Граф Сергей Капнист:
— Да, питает.
Тутта Ларсен:
— Радостью какой-то?
Граф Сергей Капнист:
— Это не радость, это придает силу, как знаешь, какие-нибудь электрические моторы, надо их заряжать, заряжаешься, как можешь.
Василий Рулинский:
— У нас, действительно, многие волонтеры-добровольцы, когда приезжают на Донбасс помогать, волонтеры-ремонтники, например, и социальные добровольцы адресную помощь оказывают. Они когда один раз съездили, их настолько затягивает, что они не могут, грубо говоря, много времени без этого проводить, они стремятся туда еще раз. У вас, наверное, тоже такое стремление есть?
Граф Сергей Капнист:
— Михаил Борисович мне звонил сегодня утром, сказал: ты в Москве, когда мы следующий рейс отправляемся?
Василий Рулинский:
— Дай Бог, чтобы получилось всё и, дай Бог, чтобы всё без каких-то сложностей и без риска для жизни, чтобы у вас всё удалось.
Тутта Ларсен:
— По сей день, несмотря на то, что уже два года идет СВО, у какого-то количества людей остались вопросы и сомнения. Есть такое мнение, что для того, чтобы разрешить эти сомнения, достаточно съездить в Донбасс добровольцем и кому-то там помочь, именно на мирном поле. Разделяете вы это мнение? Меняет человека поездка туда? Отвечает она на его какие-то вопросы, что происходит, почему происходит?
Граф Сергей Капнист:
— Меняет, конечно, это довольно сильные переживания, иногда можно даже испытывать страх. Все это не очень важно. Для меня это вписывается в процесс развития будущего, надо это провести, надо решить этот вопрос возвратного песочника.
Тутта Ларсен:
— Да, надо закрыть эту песочницу.
Граф Сергей Капнист:
— Надо поставить на рельсы этот мультиполярный мир. Поскольку я говорил, что все связано, это огромная история, потому что надо на всех фронтах одновременно участвовать и благополучно участвовать. Это самое главное. Так что песочница, цивилизационный конфликт и мультиполярный мир. У вас все данные для размышления, выстраивания будущего общества.
Тутта Ларсен:
— Аминь.
Василий Рулинский:
— Спасибо, Сергей Алексеевич. Быстро пролетело время нашего разговора. Спасибо, что нашли возможность посвятить этот час программе «Делатели», общению с нами, со слушателями Радио ВЕРА. С нами сегодня был Сергей Алексеевич Капнист, председатель Императорского русского Красного Креста, заместитель председателя Союза русского дворянства в Париже, учредитель координационного Совета российских соотечественников во Франции и доброволец в церковной больнице святителя Алексея. Это была программа «Делатели», с вами были Тутта Ларсен.
Тутта Ларсен:
— И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
Василий Рулинский:
— Спасибо большое.
Тутта Ларсен:
— Всего доброго.
Василий Рулинский:
— До свиданья.
Граф Сергей Капнист:
— Спасибо вам.
Все выпуски программы Делатели
«Журнал от 22.11.2024». Алексей Соколов, Роман Торгашин
Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.
В этот раз ведущие Кира Лаврентьева и Константин Мацан, а также Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и Директор Радио ВЕРА Роман Торгашин вынесли на обсуждение темы:
— Феномен группы «Битлз» и творчество Джона Леннона;
— Важность передачи традиционных и христианских ценностей молодым поколениям в России;
— Святыни Великого Новгорода;
— Рекомендации Синодальной комиссии по биоэтике по вопросам, связанным с причащением Св. Таин лицами, страдающими целиакией, псевдоцелиакией и глютеновой аллергией на пшеницу.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева
Все выпуски программы Журнал
Почему мы друг друга не понимаем
Побуду капитаном Очевидность и скажу, что несмотря на такой мощный инструмент общения, как язык, люди не всегда понимают друг друга. Более того — зачастую мы толкуем слова собеседника по-своему, бывает, что и в противоположную сторону. Так проявляется один из инструментов понимания — интерпретация.
С одной стороны, она может мешать общению, поскольку наше восприятие речи другого человека субъективно и зависит не только от интеллекта, но и от фантазии, эмпатии, настроения и так далее.
С другой стороны, этот навык часто помогает увидеть смыслы, которые не высказываются собеседником напрямую. Чтобы научиться правильно интерпретировать, а значит, лучше понимать друг друга, предлагаю освободиться от клише. Мы привыкли типизировать внешние проявления чувств и мыслей: нежность выглядит так, а задумчивость этак. На самом деле, это всего лишь наша так называемая таблица эмоций. Человек может просто волноваться, а внешне мы считываем раздражение. Собеседник задумался и молчит, а нам кажется, он скучает. Лучше не разгадывать, что подразумевал собеседник, а узнать это у него самого. Вам поможет простой вопрос: «Поясни, пожалуйста, я не совсем понял смысл».
Особенно важно правильно толковать слова собеседника в письменном общении. Зачастую мы готовы принять просьбу или предложение за приказ, легкую иронию — за обидный сарказм. Даже молчание собеседника в переписке можем принять за высокомерие. Именно поэтому в онлайн общении огромную роль играют смайлики — они помогают визуализировать послание, уточнить его смысл.
Так, например, фраза: «Ты опять проспал?» может выглядеть как претензия, а если поставить смайлик с улыбкой — это будет невинным вопросом.
Напоследок хочу привести слова одного священника: «Если не знаете точно, как интерпретировать — всегда додумывайте в лучшую сторону».
Я пробовала — это прекрасно способствует взаимопонимание.
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
- Почему мы друг друга не понимаем
- «Намедни, зело и оный». Почему мы сегодня употребляем устаревшие слова
- Авторские неологизмы и как они влияют на язык
Все выпуски программы: Сила слова
«Намедни, зело и оный». Почему мы сегодня употребляем устаревшие слова
Мы привыкли, что использование устаревшей лексики — историзмов и архаизмов — удел писателей и этнографов. Однако это не так.
Я знаю нескольких людей, которые любят использовать устаревшие слова: «Проходите в горницу», «Попробуй квас — Зело вкусен!» Делается это, конечно, в шутку. Употребление такой лексики придает особую выразительность разговору, некую шутливость — и в то же время сохраняет преемственность поколений. Приятно прикоснуться к истории своего народа и языка.
Но возвращение устаревших слов, или деархаизация, происходит и в общественном поле. Вспомним, как в 90-е годы XX века вернулись такие слова, как Дума, Лицей, Губернатор, Кадет. В речевой обиход снова попали слова Господин, Сударыня.
Иногда современные поэты используют устаревшие слова, чтобы придать речи высокий стиль: «Сколь достойны хвалы и любви, март, простые деянья твои. Но мертвы моих слов соловьи, и теперь их сады — словари. — О, воспой, — умоляют уста снегопада, обрыва, куста...» — это строки поэтессы Беллы Ахмадулиной.
И конечно, важно сказать о лексике Библейских и богослужебных текстов. Даже в некоторых современных переводах на русский язык сохраняются архаизмы, например, «вечеря», «грядущий», «отче». Эти слова несут дополнительные смыслы, которые необходимы современному человеку. Они придают особую торжественность возвышенному общению с Богом.
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова