У нас в студии были руководитель проекта «Дети под покровом», руководитель добровольческой службы «Милосердие» в Москве священник Иоанн Захаров и сестра душевного попечения проекта «Дети под Покровом» Татьяна Андроняк.
Наши гости рассказали о том, как стали участниками социального служения в детских больницах, какая помощь и поддержка требуется как детям, так и их родителям, и почему присутствие волонтеров и священников так важно, когда люди сталкиваются с болезнью или потерей ребенка.
Т. Ларсен
— Здравствуйте, друзья! Это Радио ВЕРА, я Тутта Ларсен...
В. Рулинский
— Я Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. Мы сегодня говорим, как и всегда в программе «Делатели», с теми людьми, которые вдохновляют других на совершение добрых дел и сами вдохновляются, по примеру Христа, творить милосердие для того, чтобы было больше любви в этом мире. И сегодня у нас в гостях отец Иоанн Захаров, руководитель проекта «Дети под Покровом» и руководитель добровольческой службы «Милосердие» в городе Москва.
о. Иоанн
— Добрый вечер.
В. Рулинский
— И Татьяна Андроняк, сестра душевного попечения в проекте «Под Покровом». Об этой должности поговорим отдельно, потому что интересно очень.
Т. Андроняк
— Здравствуйте.
В. Рулинский
— Мы сегодня будем говорить о помощи в детских больницах, потому что «Дети под Покровом» — такой проект, который появился уже достаточно давно в Москве, и объединяет под своим таким покровом разные виды служения, насколько я понимаю, в нескольких очень больших и очень серьезных медицинских учреждениях, где находятся дети. Давайте расскажем, а что это такое вообще — «Дети под Покровом» и как это все родилось.
о. Иоанн
— Так получилось, что храм в Российской детской клинической больнице освящен был в честь Покрова Пресвятой Богородицы, храм в Морозовской больнице был освящен в честь Покрова Пресвятой Богородицы, и сама эта ситуация помогла нам ощутить особое попечение Матери Божией о нас самих, о том служении, которое мы несем, и вот сестры нашего сестричества предложили такую замечательную идею — назвать проект «Дети под Покровом». И это Покров, конечно, не нашего служения, а Покров Матери Божией покрывает всех нас. И рядом с этими детьми, с их родителями, конечно, чувствуешь себя совсем по-другому, твои заботы уходят в другой какой-то мир, и настоящие их переживания становятся твоими, и ты как-то по-другому совсем ценишь всё, что имеешь в этой жизни.
Т. Ларсен
— А в каких медицинских учреждениях работают люди вашего центра, и в чём, собственно, заключается эта деятельность?
о. Иоанн
— Сначала это была именно Российская детская клиническая больница.
В. Рулинский
— Это крупное учреждение, одно из самых больших в России, да?
о. Иоанн
— Да, она находится в Москве, это федеральное учреждение, его стал посещать ещё отец Александр Мень, а потом, после его безвременной кончины отец Георгий Чистяков там служил. Мы до сих пор с его матушкой общаемся, в очень хороших отношениях с его прихожанами. Когда он преставился, храм был долгое время без настоятеля, потом Святейший Патриарх благословил меня этим храмом заниматься, и там выросло вот такое служение священников, сестёр душевного попечения, ну и волонтёров, конечно, наших. Потом к этому проекту присоединились батюшки из Морозовской больницы, из Центра имени Сухаревой — психиатрической детской больницы, из учреждения в Сколково, там есть группа, где наши сотрудники и добровольцы ухаживают за детьми-сиротами с особенностями. Ещё есть учреждение — «Роза ветров», с храмом тоже, там есть группа одна, попечение о которой имеет проект службы «Милосердие» — «Дети.pro плюс».
Т. Ларсен
— А вот интересно, вообще сам факт наличия храма при больнице, особенно при детской больнице, это исторически сложившаяся какая-то традиция, или эти храмы строились уже в новое время, может быть, по запросу самих семей пациентов или врачей?
о. Иоанн
— Про детские больницы сложно сказать, я вообще не уверен, что в то время, когда строились храмы при больницах, у нас были отдельные детские больницы.
Т. Ларсен
— Ну вот я про это и говорю, то есть все детские больницы же наши — это советские учреждения, получается.
о. Иоанн
— Я так понимаю, может быть, в этом моё невежество сказывается, но мне кажется, храм при РДКБ — это один из первых храмов, который открылся именно при детской больнице. Причём он открылся приблизительно в то же время, когда открылся храм при 1-й Градской больнице, это было в 90-м году, в наше время уже второе освящение было, а первая литургия была на Светлой неделе в РДКБ в 93-м году.
Т. Ларсен
-Да, но храм царевича Димитрия — это же храм, построенный в XIX веке, а при детской больнице храм построили в новое время?
о. Иоанн
— Было время, когда эта больница называлась «Покровская детская больница».
В. Рулинский
— Интересно, почему?
о. Иоанн
— Потому что храм был в честь Покрова Пресвятой Богородицы.
Т. Ларсен
— То есть это тоже историческое здание?
о. Иоанн
— Да. Недавно главный врач — директор нашей больницы, поднимала документы, и там действительно даже в документах было написано «Покровская больница». Этот храм в РДКБ был переоборудован, по разным предположениям там планировался кинотеатр или потоковая аудитория, и поэтому, когда мы туда пришли, мы увидели алтарь внизу, а людей наверху, и это было очень непривычно. Но сейчас очень удобно: когда ты говоришь проповедь, ребёнок может лежать, например, а ты видишь его глаза.
В. Рулинский
— Интересно. Получается, вы оборудовали какое-то пространство в том помещении, которое раньше было храмом, да?
о. Иоанн
— Это сделали прихожане отца Александра Меня и сподвижники отца Георгия Чистякова, они с большой любовью это помещение оборудовали в храм. И еще при отце Георгии и трудами этих людей через храм проходили дети, родители. Одна девочка прожила двенадцать лет в этой больнице.
В. Рулинский
— Двенадцать лет?
о. Иоанн
— Да. Потом она скончалась, там была какая-то история с пересадкой почки, она никак не могла у неё прижиться. Таких случаев немного, но вообще дети в больнице проводят очень много времени. Это больница — федеральный центр, и туда приезжают дети, с лечением которых не справились в регионах.
В. Рулинский
— То есть всегда сложные случаи, всегда какая-то история очень большой боли, получается. Родители здесь, наверное, особенно нуждаются в каком-то утешении. И вот я хотел спросить: вот Татьяна такую должность имеет — сестра душевного попечения, вообще я впервые сталкиваюсь с таким определением должности. Как оно родилось и что это значит — сестра душевного попечения?
о. Иоанн
— Давайте, я Татьяну представлю немножко. Мы с Таней познакомились в коридорах Морозовской больницы. В нашей традиции, в традиции служения во взрослых больницах есть такое понятие — «требная сестра», но такое название мне не очень понятно, и это не соответствует действительности, потому что речь не про требы, которые сестры помогают совершать священникам в больнице, тут слово «требная» само по себе непонятно. И в нашем обиходе возникла «сестра душевного попечения», потому что девочки, они, конечно, имеют особое попечение об этих больных. У каждой сестры есть свои отделения, в которых она проводит достаточно много времени, знает там детей, врачей. Здесь думаю, что об этом Таня лучше расскажет уже.
Т. Андроняк
— Ну да. С 2020 года мы познакомились с отцом Иоанном. Я попала в эту больницу тоже в связи с трагедией: у меня погибла дочка в Морозовской больнице. И я решила для себя, что, наверное, останусь там, чтобы помогать как-то детям, их родителям. И через год после трагедии нашей я вернулась в эту больницу, встретила отца Иоанна, и было принято решение, что наши девочки, наши сестры будут ходить по больнице, утешать мам, деток их, беседовать, составлять определенный маршрут для священника накануне его обхода, после этого мы встречаемся со священником и идем с ним на обход, где проводим достаточно большое количество времени, разговариваем с мамами, причащаем деток. Бывает, что у нас очень много крещений, особенно в Морозовской больнице, за которую я отвечаю. Мы дружим с мамочками, с папами, с детками на протяжении всего лечения, и очень много семей поддерживают отношения с нами даже после выписки. Часто мы посещаем онкологическое отделение, каждые вторник и среду, и там, конечно, очень много разных историй, где семьи становятся прихожанами наших батюшек в их храмах.
Т. Ларсен
— Таня, а как вы вообще за год — с моей точки зрения, достаточно быстро, — восстановили свое ресурсное состояние настолько, что не только справились со своей трагедией, но еще и смогли помогать другим?
Т. Андроняк
— Да, частый вопрос, мне его до сих пор задают.
Т. Ларсен
— Просто я, как человек, который тоже потерял ребенка, понимаю, что у меня только год ушел на то, чтобы физически восстановиться, и потом еще, наверное, года три-четыре я более-менее восстановила свою психику. Но, к сожалению, я тогда была не в церкви и не слишком глубоко в христианстве. Возможно, это помогло бы мне быстрее. Поэтому, если вы можете поделиться, это будет полезный опыт.
Т. Андроняк
— Так как я была с Богом, и я была всегда в храме, меня с трех лет мама с бабушкой привели в храм, и, наверное, все-таки тогда они сумели посеять это зерно, которое меня сумело удержать от этой сумасшедшей трагедии, потому что семья наша подружилась с врачами, и они, конечно, говорили, что не надо возвращаться, это будет сложно, иди рожай детей, строй семью, и тебе там делать нечего абсолютно. Но как-то не могла я по-другому. У меня вот сейчас растет дочка, Ксения, учится в седьмом классе, и все-таки это тоже примеры для нее, что мы всегда идем вперед, несмотря на такую трагедию в жизни, но я не могла поступить по-другому, потому что у меня рос ребенок, и глядя на статистику семей, которые теряют детей в Морозовской больнице, я вижу достаточно плохие показатели, что получается с семьями...
Т. Ларсен
— Люди расстаются?
Т. Андроняк
— Да, очень часто люди расстаются, и мы обсуждали эти истории на совещаниях с паллиативными врачами и заведующим отделением по паллиативной помощи в Морозовской больнице, это очень большая трагедия вообще нашего менталитета и нашего общества, потому что ты смотришь в окно, и люди могут из больницы выйти в разные стороны. У меня мечта есть — организовать фонд собственный, который будет поддерживать семьи после потери детей. И как-то я собралась духом, Ксюша пошла в первый класс, а во втором классе я вернулась в больницу и решила помогать мамам, потому что я понимаю, что, наверное, я могу понять каждую маму. Хоть мой ребёнок не болел, он трагически погиб в Москве: на неё шкаф упал в детском саду. Другой ребёнок у меня был свидетелем этой ситуации. Это была трагическая очень история, известная на всю Москву, очень такая страшная. И я вернулась с какими-то силами, с ресурсами, причём без всякой помощи таблеток, психологов и так далее, решила стать сама психологом этим мамам, наверное. И даже не психологом, а тем человеком, который их поймёт.
В. Рулинский
— Это программа «Делатели на Радио ВЕРА. Мы сегодня говорим с иереем Иоанном Захаровым и Татьяной Андроняк, представителями проекта «Дети под Покровом», который действует в нескольких крупных медицинских социальных учреждениях города Москвы. Татьяна, ну вот вы рассказали, и видно, что вы такой мужественный человек, и слава Богу, что у вас была вера: в тот момент, когда это случилось, она помогла, наверное, вам не сойти с ума, выйти из этой ситуации в каком-то более-менее состоянии, которое позволяло дальше жить и находить силы. Но вот мне всё равно непонятно, что говорить тем мамам, особенно в паллиативном отделении, когда, в принципе, они сами понимают, и, наверное, врачи тоже от них не скрывают диагноз, что ребёнку осталось совсем немного. Как можно утешать?
Т. Андроняк
— Вы знаете, мы же не всегда приходим говорить, что всё будет хорошо. Вот я часто бываю на встречах с Фредерикой де Грааф, очень мы плотно общаемся, и я бываю на всех этих историях по обучению сестёр. Достаточно прийти в палату, обнять человека, молча посидеть, — как говорил митрополит Антоний Сурожский, часто читаю его, — и мамы прекрасно всё понимают, но им важно, чтобы ты пришёл, и даже, может быть, помолчал, посидел, подержал за руку. Иногда они беседуют с батюшками, ну и как-то вот наши мудрые отцы всегда находят, что сказать в каждой палате. И мы дружим и считаем нашим долгом быть с каждым ребёнком в паллиативе до конца, потому что, естественно, все понимают, что в больнице бывают отпевания часто, и поэтому мы проходим с ними путь от клинического отделения до паллиатива. Важно быть с ними в этот момент и не врать им, не говорить, что всё будет хорошо, на всё воля Господа.
Т. Ларсен
— Мне кажется, в такой ситуации, опять же, исходя из своего личного опыта, мама, а может быть, и папа очень часто испытывают какую-то вину и какое-то ощущение собственной неполноценности, что вот со мной это происходит, с моим ребёнком это происходит, я что-то сделала не то.
А. Андроняк
— «По грехам» они часто говорят.
Т. Ларсен
— Да, да. Есть ли возможность человека, если от этого не излечить, то как-то хотя бы утешить именно в этом ощущении собственного какого-то одиночества, что ли, перед этой трагедией и понимания того, что вот это с кем-то не произошло, а с тобой произошло?
о. Иоанн
— У нас немножко другая специфика. Мы находимся в плоскости какой-то такой семейной: эти люди становятся частью нашей жизни. Бывает, вопрос повисает в воздухе, конечно. Я вот помню свой первый маршрут в РДКБ, и женщина стояла, держала на руках ребенка и она так: «За что, за что, почему?!» Я стою и подбираю слова, а слов не могу подобрать. Думаю: ну все, сейчас я пойду обратно, паду ниц перед Святейшим Патриархом, буду просить, чтобы какое-то послушание дали мне другое, потому что не хватает ни сил, ничего. Но потом пробыл с ней полчаса в этой палате, и я ее выслушал, она выговорилась, она поняла, что вот я, что я рядом, что можно прийти в храм, что я там буду ее ждать, что я приду к ней еще и еще раз, то есть это какая-то такая совместная жизнь. Людям, на самом деле, не нужны ответы на вопросы, они и так более-менее все понимают. Ну даже если он узнает, что это по его грехам, что произойдет? Ну по грехам, и что, пойти исчезнуть мне из этой жизни, и исцелится ребёнок? Нет, конечно. Это не вопросы. Это такая боль, которая пытается найти выход из души человека и это нужно переживать вместе.
Т. Ларсен
— То есть самое важное — это дать человеку понять, что он не одинок?
о. Иоанн
— Ну конечно. Вот Таня правильно совершенно сказала, что нужно посидеть с ней вместе, можно даже молча. В храме можно посидеть, в палате можно посидеть вместе и это бесценно для страдающего человека в конечном итоге.
Т. Ларсен
— Если мы говорим о паллиативных детях, я слышала от героини одного из моих проектов, она тоже делатель, работает с паллиативными детьми, и она высказала такую интересную мысль о том, что ребёнок не уходит, вот именно паллиативный, пока не почувствует, что родители готовы его отпустить. Это так?
Т. Андроняк
— Бывает, мы такое наблюдаем, я поняла, о чём вы говорите. Есть такие моменты, это видно, если не готовы родители отпустить, то есть на всё время есть, это прямо видно.
Т. Ларсен
— Ну, а ваше служение может помочь родителю как-то принять эту ситуацию и отпустить?
о. Иоанн
— Не знаю. Люди все разные, как снежинки. Один держит своего близкого, молится за него, и близкий никак не может уйти. А другой и хотел бы, может быть, а — оп, и всё, и нету близкого рядом. Поэтому, мне кажется, тут очень важно пустить человека в сердце, если это какое-то совместное проживание, здесь люди, они же удивительные. Вот Таня говорит про Морозовскую больницу, а у меня, например, книжка телефонная забита какими-то людьми с Сахалина, из Мурманска, Благовещенска, Тулы, и с ними происходит какая-то постоянная связь, общение. Приходят люди на исповедь, я говорю: «Вы понимаете, вот как хорошо, если бы был духовник». Отвечают: «А у нас есть духовник». Я говорю: «Замечательно, какой хороший у вас храм и батюшка, а где?» — «В Иваново». Говорю: «Здорово как, Иваново! Вот батюшка о вас молится». — «Да, это же вы». То есть они регулярно к нам возвращаются в больницу, и они воспринимают наших священников, как своих духовников, это интересно. И вот эта жизнь такая, это даже не совсем, может быть, служение, потому что служение — это что-то такое: вот я служу, стою тут на посту...
Т. Ларсен
— Тут служу, а тут не служу. Домой пришел и не служу.
о. Иоанн
— Это часть нашей жизни, мы живём этим, такая семья большая.
Т. Ларсен
— Слушайте, но это звучит довольно жутковато, если честно, для меня, как для обывателя, то есть у меня семья — это куча людей, которые переживают трагедию болезни своих детей, которые, на самом деле, живут в очень экстремальных эмоциональных, скажем так, условиях. А как вообще тогда всё это вместить? Ведь когда свои-то дети болеют или что-то там с ними происходит, ты остро переживаешь, а здесь тебе нужно столько чужой боли принять и как-то её переработать, и ещё что-то этим людям отдать, какое-то внимание, тепло и так далее. Как вы с этим справляетесь?
о. Иоанн
— Нас очень много.
Т. Ларсен
— «Нас», в смысле работников, сотрудников фонда?
о. Иоанн
— Да, в каждом храме у нас порядка десяти дежурных, которые в той или иной степени в расписание выходят. У нас очень много сестёр, у нас много очень священников. У нас в Морозовской девять выходов священников в неделю было до недавнего времени, сейчас мы не смотрели статистику, в РДКБ тоже. Священников в храме больше, чем количество дней. И в принципе, по статистике, мы периодически от этого отходим, потом возвращаемся, у нас каждый человек, который попадает в больницу, он узнаёт, что есть храм, узнаёт, что есть сёстры, священники, и приходит в конечном итоге всё равно немного людей. Не знаю, как у батюшек в будни, у нас сегодня было десять причастников на литургии: кажется, мало. С другой стороны, не во всех храмах московских десять человек причащаются в будний день. Но в любом случае, эти люди, они как-то остаются в сердце, они не проходят сквозь. Вот к нам приезжает хор из Свято-Петровской школы, поёт литургию иногда. И приехали дети, пели литургию, а девочка, которая в этот день праздновала свой день рождения, в нашу больницу ездит уже двенадцать лет, она не лежит постоянно, а приезжает на обследования. Вот эти дети, они ещё даже не родились, когда эта девочка уже лечилась у нас в больнице. И мы с ней встречаемся, обнимаемся. Я говорю: «Ну вот, нам хорошо, вам плохо: вы в больницу, а мы вам рады.
В. Рулинский
— А вот хотелось уточнить по поводу веры: ведь не все же семьи, которые оказываются в больнице, являются верующими и вообще какую-то имеют церковную традицию, понимают, зачем священник нужен. Часто такое бывает отношение, что если священник пришёл, то значит моему ребёнку тогда точно всё. Как говорится, гроб надо заказывать. Вот как это происходит у вас с теми семьями, которые невоцерковлённые, они пугаются вас или, наоборот, после того, как они попадают в больницу, всё сразу меняется с восприятием?
Т. Андроняк
— Это тоже такая частая история. Вот из моей практики почти пятилетней, большинство людей приходит к вере, особенно вот это онкологическое отделение, онкогематология. И когда я прихожу в палату и говорю, что вот у нас есть храм на территории больницы, есть священник, который может к вам прийти, в большинстве я вижу положительные реакции, где очень рады, что они пришли, что на следующий день может прийти священник. И за мою практику я прямо вижу, что моя мечта, чтобы люди приходили к Богу и даже крестились, она потихонечку осуществляется. Очень много приходит людей к Богу, к вере и потом начинают ходить в храмы, на литургии, причащаться, находят духовников, это очень радостно.
Т. Ларсен
— Вы мне напомнили, я тоже имела честь вести беседу с Фредерикой де Грааф, она была у нас здесь. Она работала тогда как раз с волонтером во взрослом хосписе, и я ей сказала: «У вас самая ужасная на свете работа: вы каждый день провожаете людей на тот свет, как вообще вы с этим справляетесь?» А она говорит: «Что вы, у меня самая прекрасная работа в жизни, потому что иногда, когда человек уходит, я вижу краешек вечности, в которую он уходит, но чаще я вижу, как преображаются его близкие.
Т. Андроняк
— Да, очень меняются люди.
Т. Ларсен
— Они преображаются, и насколько они становятся милосердными, сколько в этом любви, и как они обращаются к Богу. Немножко, конечно, и грустно, что нам надо переживать такие события, чтобы это нас разворачивало ко Христу. Как человек, который пришёл к вере через трагические события, я-то точно знаю: не про грехи, может быть, не «за что?», а «для чего?» Но как же хочется, чтобы люди поменьше страдали и побольше просто радовались, а получается, что невозможно это?
о. Иоанн
— Конечно, невозможно.
Т. Ларсен
— Почему?
о. Иоанн
— Потому что это уродство человеческой природы. Ну, это данность. Почему вот ребёнок болеет — потому что я что-то в жизни не то делал? Нет, милый, ребёнок болеет потому, что природа человеческая, она уродлива. Люди предают друг друга, войны идут, голод какой-нибудь, лжесвидетельствуют, а болезнь — это естественная составляющая нашей природы. Когда болеет не мой ребёнок — ну да, мне понятно это, когда болею я — мне тяжело, а когда болеет мой ребёнок — это знание мне очень сложно применить, но это данность какая-то. Почему вот нос кривой, я вот лысый, ну почему? Потому что это природа такая, и дети болеют, потому что это природа такая. Конечно, бывает, что это по неосторожности произошло, трагичные истории, но в принципе сама болезнь — это же уродство человеческой природы общее, независимо от того, взрослый это или ребёнок.
Т. Ларсен
— Ну вот обидно, кто-то скажет: ну а почему ребёнок-то страдает, он-то невинен, ладно — взрослый, он успел уже и наврать, и нагрешить, и наворовать в этой жизни, вот пусть он и болеет, а почему ребёнок-то болеет?
о. Иоанн
— Это наша общая часть природы, наша данность такая, это мы.
Т. Ларсен
— Но есть и хорошие новости, друзья, мы обещаем, через пару минут.
В. Рулинский
— Да, они обязательно будут. Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА, мы говорим сегодня с иереем Иоанном Захаровым и Татьяной Андроняк, представителями проекта «Дети под Покровом» службы «Милосердие». С вами Тутта Ларсен...
Т. Ларсен
— ... и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский. Вернемся через минуту.
В. Рулинский
— Это «Делатели» на Радио ВЕРА, с вами Тутта Ларсен...
Т. Ларсен
— И Василий Рулинский
В. Рулинский
— И у нас в гостях сегодня иерей Иоанн Захаров и Татьяна Андроняк. Отец Иоанн Захаров возглавляет проект «Дети под Покровом» в Москве, который, можно сказать, объединяет служение Церкви в крупнейших медицинских учреждениях города Москвы. Татьяна — сестра душевного попечения в этих учреждениях. И мы начали говорить в первой части программы про очень сложную тему: почему дети страдают и вообще что с этим делать, и про природу человеческую. Отец Иоанн, я позволю себе немножко подискутировать, можно? Мне кажется всё-таки, что изначально-то природа была создана Богом...
о. Иоанн
— Там как раз больниц не было.
В. Рулинский
— Да, в раю больниц не было, просто там всё-таки человек тоже поучаствовал в том, что исказилось его природное состояние. То есть всё-таки мы-то призваны к тому, чтобы природа вернулась в то состояние. И мне кажется, совершенно справедлив тот вопрос, возмущение какое-то такое праведное, что — ну как же так? Ну Господь же есть, ведь красота же есть, добро есть, а мы вот в таком состоянии. То есть, если бы мы не знали этой мерки, то, может быть, и не было бы возмущения.
о. Иоанн
— А красота и добро, оно где у вас?
В. Рулинский
— Как где? В храме, с Богом.
о. Иоанн
— Но храмы разрушили все в 17-м году. Первые, кстати, храмы пострадали именно больничные, их закрыли в одночасье. Всё человек изуродовал. Я был на Полярном Урале, там прекрасная река Кожи́м — ее очень изуродовали, когда золото добывали. Весь мир, он причастен этому безумию, этому греху, этому уродству, весь видимый мир. Животные, говорят, в раю не ели друг друга, а теперь едят.
Т. Ларсен
— Но есть милосердие и любовь, которые мы, люди, друг к другу проявляем, и в этом тоже можно увидеть красоту.
о. Иоанн
— Конечно. Мы хотели, собственно, о красоте поговорить и о радости жизни. У нас, получается, как у Александра Сергеевича Пушкина, у него первая часть была весёлая, вторая грустная в «Евгении Онегине», а у нас, надеемся, наоборот будет. Сейчас мы рассказываем о радостях жизни.
Т. Ларсен
— Да, расскажите, как выглядит ваш день. Тань, вот вы пришли в Морозовку.
Т. Андроняк
— Да, и поеду после программы сегодня.
В. Рулинский
— Это день радости?
Т. Андроняк
— Да, день радости. Для меня каждый день — это радость, и я всегда в Морозовскую бегу, и в выходные, и в будни, это даёт мне силы. Я иногда задумываюсь, что, на самом деле, все дети, все мамы, все врачи, они тоже спасатели наших душ. Они дают нам определённые уроки в жизни, чтобы наши сердца не каменели, чтобы мы понимали, что даже наши проблемы в жизни — это ерунда, потому что вот мой день начинается, когда я бегу в Морозовскую, к деткам, к мамам, говорю, что скоро придёт или отец Иван, или отец Андрей, батюшка берёт Святые Дары, и мы с удовольствием идём в эти отделения, они нас ждут и даже очень расстраиваются, если ты где-то опоздал, не пришёл или задержался, уже звонят: «Тань, вы где? Мы ждём, мы подготовились». И для меня это огромная радость, я считаю, что мой день прошёл не зря, если я съездила в Морозовскую больницу, потому что все удовольствия, которые мы можем получить в жизни, ну вот честно, абсолютно любые, которые можно иметь в материальном плане, лично для меня они никогда не сравнятся с тем, что даёт мне эта больница, потому что это моё дело, это моя любовь, это моя опора, и вот правильно, отец Иоанн сказал, что это часть нашей семьи. Вот у меня есть две семьи: Морозовская больница и моя собственная семья.
о. Иоанн
— Ты где больше времени проводишь?
Т. Андроняк
— В Морозовской.
В. Рулинский
— Больше, чем в семье?
Т. Андроняк
— Да.
В. Рулинский
— Ого! Я бы на месте семьи немножко расстроился.
Т. Андроняк
— Нет, у нас всё поделено, большое спасибо моему супругу Ивану, он всячески меня поддерживает, и дочка. Дочка тоже, кстати, была в больнице, и даже иногда говорит, что я сейчас чуть-чуть подрасту, и тоже с удовольствием приду туда.
В. Рулинский
— Слушайте, вы описываете ситуацию, практически безоблачную какую-то.
Т. Андроняк
— Да нет, почему? Мы тоже плачем с ними, мы тоже страдаем.
В. Рулинский
— Да, но как будто в больнице вообще такой прямо рай на земле. Я был в больнице, и может быть, просто я такой чёрствый и холодный, и вообще ужасный...
Т. Андроняк
— Да нет, у вас это есть, вы открытый человек, я могу вас пригласить на работу.
В. Рулинский
— Да? Спасибо.
Т. Ларсен
— А более того, вы ещё упомянули психиатрическую детскую больницу, вот хотелось об этом тоже спросить. Мне кажется, опять же, для человека непосвящённого это звучит как уж совсем прямо печальное место.
о. Иоанн
— У нас действительно есть такая, психиатры называют на своём языке это стигма, даже была запущена несколько лет такая программа «антистигма», что психиатрия — это такая настолько карательная психиатрия, что это рубашка которая сзади завязывается рукавами, решётки на окнах. Рубашку отменили уже много-много лет назад, решётки с окон сняли. И Центр имени Сухаревой трудами и директора нынешнего и предыдущего Марины Александровны, превратился в какой-то удивительный оазис.
В. Рулинский
— Это именно детская психиатрия?
о. Иоанн
— Да.
Т. Ларсен
— Вы знаете, это вообще трудно себе представить, почему-то кажется, что психиатрия — это что-то такое, знаете, приобретённое, что ли, что это такая взрослая ситуация и представить ребёнка — пациента психиатрической лечебницы вообще сложно.
о. Иоанн
— Центр имени Сухаревой — это удивительное место. Там этим летом ещё сделали реконструкцию территории, и теперь это замечательное совершенно место с прекрасными площадками для детей, разноцветными корпусами, очень хорошо отремонтированными трудами администрации. Сам коллектив подобран очень тщательно, и была настоящая селекция тех людей, которые там трудились, и делали это, по мнению администрации, не совсем тактично. Очень много уделяется внимание именно занятиям с детьми, там дети постоянно на улице, если это хорошая погода, дети постоянно в мастерских, у них какие-то есть танцы, они смотрят кино. Когда их посещают наши священники, там возникает сложность, что ты вроде договорился, а ребёнка нет, а где он? А он, например, на киноклубе. То есть, казалось бы, больница, но у них очень насыщенная жизнь. Там постоянно родители. Ковид немножко навёл свои какие-то порядки, но сейчас всё вернулось на круги своя, родителей снова пускают. И хотелось бы, пользуясь случаем, обратиться к родителям: если какие-то сложности есть у детей, ребёнок суицидальные мысли высказывает или самоповреждения себе наносит, нужно обязательно обращаться к психиатрам, очень квалифицированная у нас сейчас помощь оказывается психиатрическая. Ни в коем случае не надо этим пренебрегать, потому что может быть поздно. Там совершенно удивительно, это место, где я хочу состариться. Я сначала хотел состариться в РДКБ, потом в Морозовской больнице, потом появился Центр имени Сухаревой, и я везде хочу состариться.
Т. Ларсен
— Слушайте, а вот интересно, больше общение происходит у вас с родителями или всё-таки с маленькими пациентами?
о. Иоанн
— С маленькими пациентами не очень много, там общение с пациентами от двенадцати лет, то есть вот эти отделения, куда дети с попыткой суицида попадают и там находятся, и это наши дети, они удивительно какие-то открытые, непосредственные. Они могут задать тебе любой вопрос, и бывает такой, на который иногда даже не знаешь, как отвечать. Но батюшки наши, они как-то уже привыкли отвечать на разные вопросы.
В. Рулинский
— Ну например?
о. Иоанн
— Например — «почему вы, Василий Васильевич, в своей Церкви не венчаете однополые браки, что за безобразие?» Это самый «легкий» вопрос, и он задается на каждой встрече.
Т. Ларсен
— Подростки интересуются этим вопросом?
о. Иоанн
— Все поголовно, без исключения. И вообще вот эта история взаимодействия полов, она для детей наших сейчас застит всё остальное.
В. Рулинский
— Здесь, мне кажется, должна быть деликатность и такт в сотой степени, потому что в принципе общаться с людьми, с родителями детей, которые находится в больничных учреждениях, сложно. А здесь дети, которые испытали такое, прошли через вот такой опыт, и любое ранение душевно может их так травмировать, что они просто могут вообще что-то ещё сделать с собой. То есть это какая-то, прямо не знаю...
Т. Ларсен
— Ювелирная работа.
В. Рулинский
— Отец Иоанн, это самое сложное в Сухаревском центре?
о. Иоанн
— Вопросы-то сути служения не меняют. Помню, девочка одна сидела на полу около санузла, и мы что-то ходили-ходили туда-сюда, а она совсем не реагировала на нас. Я посидел с ней какое-то время, и потом каждое следующее моё посещение она встречала меня, мы с ней беседовали. То есть детям точно так же не хватает любви, как и взрослым, им точно так же не хватает внимания, сопереживания, поэтому здесь как раз по самой, что называется, процедуре никакого отличия нет. Вот я, например, очень ревную, когда я захожу в отделение с Таней, и она долго обнимается с родителями, там что-то шушукается, а я чувствую себя как-то не удел: чего пришёл? И сначала я думал, что надо что-то сказать, что-то сделать, а потом понял, что мы для этого и пришли, они там что-то по-девичьи обсуждают и так далее. И здесь то же самое, то есть вот приходят наши добровольцы, вы, Василий Васильевич, являетесь добровольцем нашей службы, вы можете пройти небольшое обучение и попасть в центр имени Сухаревой, поиграть с детьми, девочки молодых людей там особо привечают. Приходите, с ними побеседовать там можно. То есть разницы никакой нет, всё равно ты, если человека любишь, то он тебе отвечает любовью, а если ты с ним работаешь, то он не отвечает любовью.
В. Рулинский
— Отец Иоанн, а что вам самому даёт это служение? То есть мы поняли, как вы находите подходы, когда вы садитесь на пол к ребёнку и пытаетесь просто быть рядом на его уровне, стараетесь как-то вникнуть в его ситуацию, а что это вам самому даёт?
о. Иоанн
— Во-первых, это моя какая-то реализация, как священника, как пастыря. Я служу в тех храмах, в которые невозможно попасть с улицы. Ни в один нельзя просто так попасть на службу, которую я буду возглавлять, это нужно ковидный паспорт получать или прививку от кори сделать, всевозможные препоны существуют для того, чтобы попасть в те храмы, в которых я служу, даже в воскресенье, даже на Пасху и на Рождество. Нет такого храма, куда ко мне можно прийти на службу, и поэтому то небольшое количество прихожан, которые есть, с ними можно в разведку и везде, они заполняют храм каждый день.
Т. Ларсен
— Малое стадо.
о. Иоанн
— Каждый день, вдумайтесь: 365 раз в году мы подаём документы на пропуск людей в храм.
Т. Ларсен
— То есть даже несмотря на то, что они лежат в больнице?
о. Иоанн
— Нет, это я сейчас про тех людей, которые добровольцами приходят или которые помогают в храме, поют, прихожане. И для меня это какая-то пастырская реализация в этих больницах, это люди, которым я вроде как могу быть полезен.
В. Рулинский
— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА, мы говорим сегодня со священником Иоанном Захаровым и Татьяной Андроняк, представителями проекта «Дети под Покровом» службы «Милосердие». Меня зовут Василий Рулинский...
Т. Ларсен
— ... Я Тутта Ларсен.
В. Рулинский
— И мы сегодня говорим об очень сложной теме помощи детям прежде всего в медицинских учреждениях. Для человека, который далёк от Церкви, это кажется, наверное, чем-то совсем непонятным и необязательным. И вообще, мне кажется, что присутствие Церкви в больнице не у всех даже вызывает поддержку, есть ощущение, что — ну вот лезут эти попы, всё им мало, вот они и в школу, и теперь в больницу. А вот как объяснить и этим людям, и нам всем — а зачем, собственно? Что, больничные учреждения не справляются, там нет любви, или как?
Т. Андроняк
— Я думаю, что там нет ресурсов у врачей, чтобы они могли полноценно помочь каждому пациенту, который находится в больнице. Поэтому мы с нашими священниками получаем огромную благодарность от врачей, что мы есть, что мы приходим, хотя они первое время тоже были настроены не то чтобы скептически, но настороженно, а вот теперь врачи онкологических отделений, мы с ними очень хорошо дружим, мы с ними в хороших отношениях, и они говорят: «Вы только приходите, потому что вы нужны, наши родители вас ждут, вы несёте какое-то успокоение для них, и вы тоже — часть нашей команды, которая помогает, чтобы каждый день болеющего ребенка был более или менее, если так можно сказать, солнечным». Ну да, это отчасти такая терапия своего рода, это помощь.
В. Рулинский
— И хорошо, что в больничных учреждениях сами это понимают, потому что, скажем, чтобы изменить философию хосписного движения, потребовалось очень много времени, прежде чем эти учреждения стали местами не умирания и просто доживания, а местами совсем с другой философией, и опять же, это не везде ещё до сих пор пришло, там Москва, Петербург, крупные города.
Т. Андроняк
— Ещё есть" Дом с маяком" чудесный наш.
В. Рулинский
— Пока ещё это всё только в периоде становления, и то, что в больничных учреждениях персонал, руководство понимают эту важность, это тоже здорово.
Т. Андроняк
— Они даже приходят на службы к нам и спрашивают, когда богослужение, потому что они-то на территории больницы, они могут попасть на службы, им тоже очень радостно, и у нас очень много медсестёр, врачей, которые приходят на литургию, и очень счастливы, что храм действует.
Т. Ларсен
— А ведь не все дети остаются в больнице, есть же, наверное, дети, которые более-менее приходят в какую-то ремиссию или в какое-то стабильное состояние, и вы говорите, что в вашей записной книжке есть дети со всех концов нашей необъятной Родины, а знаете ли вы, продолжают ли они молиться, ходить в церковь, даже несмотря на то, что вроде бы у них всё стало неплохо? Так тоже бывает, когда нам плохо, мы склонны бежать в храм и к священнику, а потом, когда отпускает, мы как-то немножко забываем об этом.
Т. Андроняк
— Да, я вам хочу сказать, это очень радостно, потому что у меня более пятидесяти-ста семей, с которыми мы до сих пор дружим, и слава Богу, вот они приходят и к отцу Андрею в храм в Марьино, являются теперь прихожанами его, посещают все рождественские вечера, пасхальные вечера, многие привели своих детей в воскресные школы, и у нас многие повенчались в больнице, отец Иоанн даже венчал пару, у которых ребёнок был между жизнью и смертью, в кардиологии лежал, и теперь это наши друзья. И через день я на связи со всеми семьями, чьи дети в ремиссии, и чьи дети ушли.
о. Иоанн
— Отцу Андрею проще: у него благословение есть от нашего священноначалия помогать в больницах, и храм в Москве. У меня храма в Москве нет, отследить сложно, но у нас есть группа в Telegram, где мы молимся за наших детей. Туда добавляются люди, которые лежат в больнице, и мы читаем молитвы по соглашению, поминаем детей по именам, и там видно, что эти люди продолжают с нами молиться, уже годами там молятся, то есть они не уходят, они продолжают и остаются. Вообще, конечно, больничное служение, оно людей пробуждает. Я недавно крестил ребёночка, он родился в семье, где умер такой мальчик замечательный, Тимофей — надежда хоккея нашего, у нас с ним тренер один, как выяснилось потом. И вот они ребёнка потеряли, не отчаялись, и у них родился ещё малыш. Вот мы его крестили недавно, и это было, конечно, такое торжество настоящее. Эти люди, они остаются, не уходят.
В. Рулинский
— А что, отец Иоанн, вы могли бы сказать семьям, которые испытывают какую-то тяжёлую ситуацию и знают, что у них дети болеют, они не попадают, например, в РДКБ, в Морозовскую, они в своих учреждениях, в своих регионах, может быть, эта болезнь затяжная. Как бы вы эти семьи поддержали? Какие слова здесь можно найти для этих людей, у кого болеют дети, и болеют серьёзно?
о. Иоанн
— Ну, тут, наверное, если есть возможность, всё-таки построить отношения с каким-то священником неравнодушным, который будет к ним приезжать, это, конечно, самое лучшее и правильное, потому что участие в Таинствах, оно человека успокаивает, оно человека умиротворяет, оно человека приводит в какое-то такое состояние мирное, по отношению к Богу прежде всего, а потом по отношению к своей действительности. Но даже если нет такого священника, сейчас представить такую ситуацию, наверное, сложно, но можно — есть Матерь Божия, есть Господь, и нужно, конечно, молиться, и нужно, конечно, довериться Богу в попечении о своём ребёнке, это, наверное, самое сложное, то есть мы хотим их оградить от всего, вылечить, но когда ты понимаешь, что ты сам несостоятельный, не можешь всё сделать для своего ребёнка, нужно, конечно, его усыновить Матери Божией, и тогда человек получает помощь благодатную такую, по вере своей. А вот если человек не верит в Бога, тогда я даже не знаю, что делать.
В. Рулинский
— Ну если он, например, ещё только через это начал думать о том, что вообще что-то может быть...
о. Иоанн
— Для большинства людей, даже ещё невоцерковлённых, находящихся на пути, на пороге храма, молитва — это единственное, что понятно человеку. И молитва, конечно, может быть даже не ради получения своего прошения, а молитва ради молитвы. Мне как-то рисуется такой образ, что Господь — это человек взрослый, у него под ногами ползает ребёнок недовольный, плохо ему там. И достаточно Богу взять человека на руки ребёнка, можно даже не кормить, не поить, просто взять на руки, и уже ребёнку хорошо, он успокаивается, потому что он на руках у Папы. Вот залезть на руки к Богу — это молитва. Чего ты там на руках у Бога будешь просить, или благодарить за что-то, или там в грехах каяться — это уже вторично. Главное — туда залезть на руки.
Т. Ларсен
— Самого общения уже вполне достаточно для того, чтобы тебе полегчало.
о. Иоанн
— Да, призывание имя Божия — это как раз и есть «забраться на ручки».
В. Рулинский
— А как залезть? Вот если человек ещё особо никогда не залезал, у него просто ребёнок болеет.
о. Иоанн
— Василий Васильевич, ну как — молиться. Если человек верит — он молится, это первое, что делает человек. Он обращается к Богу, может быть, своими словами, может даже неосознанно, может даже представлять какие-то образы себе. Может быть, для него Господь еще не оформился в традиции христианства, но всё равно обращается к Богу, а Бог же его любит, этого человека, и это обращение никогда не останется безответным.
В. Рулинский
— Да, дай Бог, чтобы эти слова тоже поддержали тех, кто сейчас страдает и ищет утешения, это действительно очень важно.
Т. Ларсен
— А тех, кто хочет присоединиться к вашему служению, стать добровольцем, как мы их позовём?
о. Иоанн
— Я как раз хотел сказать, да, что мы тут такие хорошие с вами сидим, такие вот опытные, но на самом деле наше-то участие, моё, во всяком случае, оно минимально, а очень важно понимать, что есть возможность каждому человеку в этом деле принять участие. Во-первых, можно прийти в больницу. Наверное, это сделать непросто, но сейчас существует масса разных фондов, служб, каких-то волонтёрских движений, через которые можно попасть в больницу и быть как-то в центре этого служения, в центре этой любви. Потом, у нас были добровольцы, они помогали, помогали, а потом что-то у них случилось в жизни, и они говорят: «Я больше не могу помогать лично, но я могу вам краски купить, вы порисуете с детьми». Можно и таким образом. И мне кажется, когда ты становишься причастным этому делу, тебя благодать Божья касается, не надо оставаться безразличным, каждый человек может и должен что-то делать, молиться за этих детей, приходить делать что-то руками, кто-то может организовывать праздники, например. Это же очень распространенная у нас в стране уже такая традиция. Мне кажется, надо пытаться быть рядом с этими людьми, и тогда мы им поможем.
Т. Ларсен
— Ну и хочется в завершение беседы напомнить нашим слушателям, что если вас что-то печалит в жизни, если у вас какой-то экзистенциальный кризис, если вам тревожно жить, но нет объективно каких-то серьёзных трагедий: не сгорел дом, не болен ребёнок, а просто вот что-то как-то не живётся радостно — приходите, помогайте тем, кому по-настоящему трудно, это очень-очень улучшает жизнь, сон и здоровье.
В. Рулинский
— Да, и давайте напомним, что есть сайт у проекта «Дети под Покровом»: pokrov.help, можно там найти всю информацию, присоединиться к проекту. Но действительно, помощь нужна не только в Москве, про которую мы сегодня говорим, больниц много, и наверняка рядом с вашим домом, в вашем городе, в вашем селе есть какие-то больничные социальные учреждения, которые тоже являются такими местами, где нужна любовь, нужно утешение, забота.
о. Иоанн
— Я бы хотел, пользуясь случаем, присоединиться к Тане и поблагодарить врачей, а также, конечно, администрацию наших больниц, потому что без их воли, без их разрешения и без их инициативы, конечно, сделать что-то было бы очень сложно. В Морозовской больнице замечательный главный врач, и в РДКБ, и в центре имени Сухаревой, во всех наших учреждениях нас очень хорошо принимают, и я думаю, что если в ваших регионах, в ваших больницах есть такая возможность, вы считаете, что можно как-то это служение развивать, нужно обязательно идти туда. Не всегда врачам понятно, что мы от них хотим, в первую очередь, они думают, что же мы будем здесь продавать, зачем мы здесь, но когда они понимают, что в этом диалоге врач и пациент появляется третий — священник или доброволец, всем становится легче, и пациенту становится легче, потому что, получив какую-то порцию негатива от осознания своего диагноза, который врач поставил, как-то может с добровольцем это обсудить, и врач понимает, что он не оставит пациента сейчас один на один со своей проблемой, а вот доброволец есть или священник. Это, конечно, все очень ценят, и когда у людей, даже далеких от церкви, возникает понимание того, что происходит, они очень, конечно, радуются этому.
В. Рулинский
— Да, слава Богу, и еще раз приглашаем всех присоединиться. Если у вас есть храм, где вы знаете священника, а если не знаете, то можно познакомиться и предложить вместе начать это служение, и присоединиться к тому, что уже есть то служение, которое у вас развивается в вашем городе. И еще раз напоминаем, что очень нужна помощь также сегодня пострадавшим в зоне конфликта, сейчас Синодальный отдел по благотворительности набирает добровольцев со всей страны для того, чтобы помочь людям, которые находятся в своих городах в разрушенных домах, в больницах, в социальных учреждениях. На сайте «помочьвбеде.рф» можно найти возможности помощи, можно стать волонтером-ремонтником, социальным добровольцем, добровольцем по уходу, и присоединиться к этой помощи. Нужна неделя вашего свободного времени, все расходы по проживанию и питанию мы, Церковь, берем на себя, и можно записаться по телефону 8-800-70-70-222, эта помощь очень нужна. И еще раз напомню сайт: «помочьвбеде.рф.» Спасибо большое, дорогой отец Иоанн, дорогая Татьяна. Мы сегодня говорили про проект «Дети под Покровом» о помощи детям в медицинских учреждениях. Это была программа «Делатели», с вами была Тутта Ларсен...
Т. Ларсен
— ... И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский. До встречи на Радио ВЕРА, пока.
В. Рулинский
— До свидания.
Все выпуски программы Делатели
- «Реабилитация и поддержка зависимых». Алексей Лазарев, Константин Мельников
- «Социальная помощь в Лисичанске». Дарья Ткач
- «Женское служение в Церкви». о. Андрей Постернак
Все выпуски программы Делатели
«Музыка и вера». Юрий Постарнаков, Андрей Зверев
У нас в гостях были участники музыкальной группы «После одиннадцати» Юрий Постарнаков и Андрей Зверев.
Мы говорили о музыке и вере, об истории группы и о том, как в своем творчестве наши гости используют традиции русской народной музыки.
Все выпуски программы Светлый вечер
«Реабилитация и поддержка зависимых». Алексей Лазарев, Константин Мельников
У нас в гостях были представители православного центра «Реабелитация Лайв»: руководитель центра и руководитель направления помощи наркозависимым Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Алексей Лазарев и выпускник центра Константин Мельников.
Наши гости поделились, как они начали помогать страдающим наркотической или алкогольной зависимостями, почему такую зависимость трудно распознать в себе и трудно преодолеть, каким образом осуществляется поддержка и помощь зависимым как в специальных центрах, так и онлайн, каково значение духовного руководства для тех, кто проходит реабилитацию, а также что можно посоветовать страдающим от зависимостей людям и их близким.
Все выпуски программы Делатели
3 декабря. О Судном дне
В 17-й главе Евангелия от Луки есть слова о Втором Пришествии Господа нашего Иисуса Христа: «В ту ночь будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится».
О Судном дне, — протоиерей Василий Гелеван.