«Почему смерти нет?» Священник Никита Иванов, Алесандр Яценко, Ольга Цой

В этом выпуске священник Никита Иванов, генеральный директор «Похоронного бюро № 1» Александр Яценко и филолог, кандидат искусствоведения Ольга Цой размышляли о том, как принять, что смерти нет, если она всегда рядом.

---

Н. Лангаммер

— Добрый вечер, дорогие радиослушатели, в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Воскресенье вечер, мы по традиции в студии Светлого радио обсуждаем темы, которые в утреннем эфире подняли авторы программы «Частное мнение». Сегодня у нас тема, она такая и грустная, и светлая — вот об этом и поговорим, какая же она, — в канун праздника Усекновения главы Иоанна Предтечи мы говорим о том, как поверить, что смерти нет, когда она рядом. В гостях у нас священник Никита Иванов, исполняющий обязанности настоятеля храма святителя Макария Невского в Бутырском районе. Добрый вечер.

Иерей Никита

— Добрый вечер.

Н. Лангаммер

— Александр Яценко, генеральный директор «Похоронного бюро № 1». Добрый вечер.

А. Яценко

— Добрый вечер.

Н. Лангаммер

— И Ольга Цой, филолог, кандидат искусствоведения, которая предложила эту тему. Добрый вечер, Оля.

О. Цой

— Добрый вечер.

Н. Лангаммер

— Я предлагаю послушать программу Оли, и потом мы поймем, о чем мы говорим.

«Когда-то, примерно в 2017 году, или чуть раньше, духовник Свято-Данилова монастыря, почивший архимандрит Даниил (Воронин), сказал моему мужу: «Читай сто пятьдесят „Богородичных“, и все у тебя в жизни будет хорошо». Мы с мужем тогда еще не были даже знакомы. Из его рассказов знаю, как пришел на исповедь к отцу Даниилу и поделился с ним вполне конкретными бытовыми проблемами: нет работы, нет семьи, одолевают страсти. Батюшка не дал ни контактов потенциальных работодателей, ни житейских советов, просто спросил имя и наставил: «Молись Пресвятой Богородице». Супруг начал молиться. Богородичное правило — это 150 раз произнесенная молитва «Богородице Дево, радуйся», как правило, по четкам. Трудная задача, но он ее выполнял. К моменту, когда мы поженились, у мужа уже были и хорошая работа, и послушание в качестве просфорника Данилова монастыря. Как глава семьи, стал просить молиться и меня: «Читай сто пятьдесят „Богородичных“. И все у нас в жизни будет хорошо». Я честно пыталась, но на первом десятке по немощи засыпала. Тогда один за другим родились двое наших малышей. Мне все время хотелось спать. Мы с мужем были очень разные. Абсолютно. У меня высшее образование и ученая степень. У него — четыре класса школы. Так получилось. Я люблю балет и классическую музыку, от которых он впадал в недоумение, как и я от тюремного шансона. Он вспыльчивый, но быстро отходил и забывал обиды. Я уравновешенная, но подолгу не могу простить. Ему нравились блюда из рыбы, а у меня на нее аллергия. Я — барышня из интеллигентной семьи, он — в прошлом уличный хулиган и боксер. У нас не было ни одного шанса пересечься, потому что мы ходили разными путями. Пока оба, в назначенное каждому Господом время, не пришли в Церковь. В феврале 2025 года супруга не стало. Незадолго до его ухода мы впервые съездили в Дивеево — удел Пресвятой Богородицы. Он мечтал об этой поездке, пройтись по знаменитой Канавке и помолиться. Там так принято: пока идешь вдоль Канавки, читать те самые сто пятьдесят молитв Пресвятой Богородице. Как раз хватает времени. Сбылась его мечта. Когда мне нужно было определиться с местом захоронения супруга и выбрать какое-то из кладбищ я, не раздумывая, дала согласие, едва услышала одно из названий — Богородское. Да, это будет его. День похорон был солнечным, Господь всего лишь на один день даровал нам голубое-преголубое небо и яркое лимонное солнце, словно Сама Матерь Божия покрыла Своим честным омофором. А потом взяла мужа, потерявшего маму в четырехлетнем возрасте, за ручку и увела с Собой. А у меня не выходило из головы его просьба читать сто пятьдесят молитв Пресвятой Богородице, которые я так и не осилила. «Всего-то двадцать минут в день», — уговаривал муж. Сегодня моя ночная молитва занимает полчаса — кафизма из Псалтири, молитва об упокоении. Для меня это такое же правило, каким было Богородичное правило для супруга. Знаю твердо: когда душевно окрепну, возьму в руки четки, получив на то благословение у духовника, и Пресвятая Богородица не оставит. Иногда бывает, что нас о чем-то просят близкие и не очень близкие люди. Просят о самой малости — помыть посуду, не опоздать на встречу, позвонить, как доберемся, помолиться. А мы забываем, не придаем значения или ленимся выполнить это прошение, такое значимое для утешения или спокойствия души просящего. И только пережив потерю, понимаешь, как это важно — быть чутким к просьбам других людей«.

Н. Лангаммер

— Ну вот такая программа печальная. Печальная или светлая. Какая программа была, Александр, на ваш взгляд? Вы так часто сталкиваетесь со смертью, наверное, чаще любого из нас по вашему долгу службы.

А. Яценко

— Вы знаете, я вот скажу, все-таки тема передачи такая, есть ли что дальше. И, наверное, об этом я более всего задумался не по своей профессиональной деятельности, а когда у меня упокоилась мама три года назад, раба Божия Галина, Царство Небесное.

Н. Лангаммер

— Царство Небесное.

А. Яценко

— И, знаете, как вам сказать, у меня такое небольшое чудо произошло. Хотя для меня оно огромное чудо произошло. Я через несколько дней — тоже было в августе, был как раз праздник Успения Пресвятой Богородицы. И вы знаете, я обычно телевизор вообще не смотрю, а тут я вот уснул с телевизором, как раз «Спас» был канал у меня. И я в шесть утра проснулся сам, и вот на весь экран вот так, представляете, Патриарх. И вот я дословно запомнил слова, он говорит: вот мы сегодня празднуем такой праздник, и вот Богородица, Она как бы показывает нам, что вот Она тоже пошла, значит, в жизнь вечную. То есть как он, знаете, выразился, что когда человек преставился — это значит, он перешел из этой жизни в другую жизнь, в вечную, то есть, по сути говоря, смерти нет. И вот когда Патриарх это сказал, вы знаете, это вот мы сейчас перед передачей как раз вот с отцом Никитой вспоминали про храм Тихвинской Божией Матери, у меня как раз его из окна видно. И вы знаете, когда в шесть утра ты просыпаешься, у тебя несколько дней назад ушла мама, действительно, ты переживаешь. Потому что, каким бы ты не был профессионалом, ты к этому привыкнуть, когда это происходит у тебя в семье, ты это не можешь воспринять как что-то такое. Вы тоже, я знаю, через это проходили. И вот видишь храм, видишь небо, видишь на весь экран Патриарха, который тебе говорит, что вот, Пресвятая Богородица, Матерь Божия, а ты думаешь про свою маму. И вот для меня это было как бы чудо Господне. Потому что я никогда не смотрю практически телевизор, тут я вот как-то так с ним заснул, и в шесть утра я проснулся, и вот эти слова мне первые пришли в день Успения Пресвятой Богородицы. Поэтому я вот для себя как бы точно это... Даже знаете, как сказать, вот есть вера наша, суждение, не требующее доказательств, а есть знание. Когда ты такие вот моменты видишь, чувствуешь, ты уже просто это знаешь, потому что что как не это доказательство. Ну вот для меня это так.

Н. Лангаммер

— Оль, как удалось так пройти этот путь, что сейчас мы можем говорить о вашей утрате, и в программе есть солнечный свет этого лимонного солнца?

О. Цой

— Солнца очень много на самом деле. И если бы, наверное, это случилось лет десять назад, когда я в храм еще не пришла, то я бы здесь не сидела, наверное, и потому что как бы не о чем было говорить, потому что смерть — она смерть. Но причем, что самое интересное, любой человек, знаете, верующий там, неверующий, любой конфессии даже, он абсолютно точно уверен, что да, там что-то есть после смерти. Там как бы что-то есть, что — ему неизвестно. Но со смертью близкого человека для него бытие этого человека заканчивается. Все, человек умер, и его нет. Для человека верующего, православной веры, конечно же, смерти нет, потому что мы верим в крестную смерть и воскресение Господа нашего Иисуса Христа. Есть такие замечательные слова, они мне очень нравятся, то, что Христос упразднил смерть. И вот это слово «упразднил», оно очень емкое. Что значит, что Христос упразднил смерть? «Упразднить» означает полностью ликвидировать. Упразднена какая-то должность. А «упразднить» — еще одно такое вот семантическое значение этого слова, — означает, от слова «праздность» — это человек, свободный от работы, как правило, это человек, освобожденный от чего-то. Своей крестной смертью и Своим воскресением Господь освободил человека от «работы вражией» — то есть освободил человека от греха. Все. Значит, нет смерти, нет зла, нет греха. И еще третий такой момент, слово «упразднить» — это морфема «праздн-», которая нас отсылает к празднику, ликованию, радованию — то есть это какое-то торжество, радостное событие. И вот эта коннотация вот этого светлого, радостного события, она тоже остается. И вот когда ты все это перевариваешь, и ты понимаешь, что нет, со смертью человека все только начинается. Все только начинается. Потому что он не уходит куда-то, неизвестно куда, и встреча обязательно настанет. И тут уже второй вопрос, который ты сам себе задаешь: а вот что же мне делать для этого человека, что я могу для него сейчас сделать? Опять-таки я, наверное, подчеркну, потому что мне кажется, что это важно. Для человека неверующего, неправославного, этот вопрос не возникает: что я могу для него сделать?

Н. Лангаммер

— Его уже нет просто.

О. Цой

— Да уже ничего, все. Я его похоронила, оплакала, и все, поехали дальше. А здесь и для меня это было, честно, откровение, потому что, оказывается, я могу за него молиться. И это такое действие совершенно дивное, взаимо... то есть как бы обоюдное. Потому что он там за меня молится очень крепко. Это физиологически...

Н. Лангаммер

— Чувствуется, да.

О. Цой

— Я чувствую абсолютно физиологически, на совершенно бытовых уровнях, на уровнях там духовных, то есть это чисто физиология, ничего никакого там вымышленного нет. И я за него молюсь, и вообще я такая, знаете, всегда была... Есть такая служба короткая, я ее всегда очень сильно не любила. Эта всегда служба была до литургии. Или до литургии она бывает, или после литургии —панихида. Мрачная, непонятная, все там, какие-то покойники. Вот я все время ее прогуливала, эту как бы службу. И только со смертью мужа я вообще поняла, что значит молиться за человека. Это когда человек очень сильно хочет пить, испытывает жажду, и ты ему даешь вот эту жажду. Вот это здорово.

Н. Лангаммер

— Напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. В гостях у нас иерей Никита Иванов, исполняющий обязанности настоятеля храма святителя Макария Невского в Бутырском районе, Александр Яценко, генеральный директор «Похоронного бюро № 1», и Ольга Цой, филолог, кандидат искусствоведения, которая предложила эту тему. Вот по поводу воды — это сильно, Оль, что это действительно так утоляет его жажду. И хлеб, который тоже во время проскомидии — батюшка, может быть, подробнее расскажет, что происходит на проскомидии, когда священник вот эти частицы вынимает.

Иерей Никита

— Да, проскомидия — это первая часть литургии, которую, кстати, зачастую тоже люди обычно прогуливают. Потому что проскомидия совершается во время часов, третьего и шестого часа, они предшествуют как раз таки Божественной литургии. И на проскомидии священник поминает сначала святых, молится за святых, просит, чтобы святые за нас молились. И затем священник поминает и живых, и усопших, и для усопших приготавливается специальная просфора, священник молится за всех усопших людей и вынимает, как мы говорим, частицы. Эти частицы потом, в конце литургии, они погружаются в Чашу с Кровью Христовой, уже после того, как священник сам причастился и причастил людей, стоящих в храме. И интересно, что священник прочитывает такую молитву, когда высыпает с дискоса частицы в Чашу, он говорит: «Господи, отмой грехи поминавшихся здесь Кровью Твоей святою». То есть, когда мы вынимаем эти частички, когда люди подают записки на проскомидию, то каким-то непонятным для нас образом, да, Бог прощает грехи поминавшихся людей. Вот это очень интересно. Кровь Христова, она, мы знаем, она до сих пор не спекается, потому что человек грехи до конца дней своих будет совершать так или иначе. И вот этой Святой Кровью, которая течет до сих пор и находится в Чаше удивительным образом, она очищает души даже тех людей, которые уже лишены молитв за самих себя и лишены какого-то покаяния до последнего суда. И вот эта вот молитва, которую мы совершаем об усопших наших сродниках, да и вообще о всех людях, это проявление нашей любви. Вот если, когда наши близкие были живы, мы свою любовь могли физически, материально проявить, выразить, да, — подарить торт, например, цветы, еще что-то хорошее, радостное, полезное, прийти в гости, побыть, обнять, как-то все прочувствовать общение друг с другом, то теперь это общение, оно в другую сферу переходит, в молитвенную сферу, как Ольга сказала. И эта сфера молитвы, она, наверное, глубже даже, чем торт и цветы.

Н. Лангаммер

— Это просто сложно понять и сложно принять. Я вот тут солидарна с Олей, что, когда умер папа мой, я еще была невоцерковленным человеком, я помню, что я прямо дала волю слезам, мне казалось, что это правильно. И ко мне подошла папина коллега, которая давно его не видела, но она за это время воцерковилась, она подошла и сказала мне: православные не убиваются. И я думаю: дайте спокойно мне пережить, не надо меня учить — православные не убиваются. А когда ушла мама, вот Александр был свидетелем практически тех дней, я как-то совершенно спокойно: ну ладно, хорошо, девочка моя, давай, мы тебя сейчас соберем, проводим. И все, и она пошла в этот путь, и вот такой важный момент для человека расставания. Кто верит, тот... Знаете, вот сейчас же умер отец Георгий Узун, погиб, и меня потрясли вот эти публикации, когда священнослужители писали: ну до встречи, брат. То есть это совершенно очевидно, что мы увидимся, ни у кого нет сомнений. И не то, что мы себя в этом убеждаем, а мы просто, как вот Александр сказал, знаем. А удается донести это до родственников, когда вот вы сталкиваетесь с людьми на похоронах?

А. Яценко

— Вы знаете, скажем так, те люди, которые верующие, до них ничего доносить не надо, они как бы этим живут, как вот вы правильно сказали, как есть: ну до встречи, брат. Те, которые неверующие, вы знаете, это же момент потери близкого, это же такое очень, как все обнажено, да, и иногда получается в какой-то момент что-то даже и сказать, и где-то даже довести. И вот, как говорится, Божий промысл, ведь никто же не знает, как Господь к Себе человека ведет. И бывает, что после пережитого какого-то тяжелого события человек — такое бывает, я не говорю, что каждый раз это обязательно такой вот путь, нет, но бывает, что человек к Богу приходит именно так. И вот еще я что хочу сказать. Вот как Ольга сейчас сказала, да, что мы можем сделать для них. Знаете, как вот вспоминая маму — ну все мы в жизни грешные, я сын ее, она мне, бывало, говорила: вот как ты себя ведешь? Ты там вообще, может, не в рай пойдешь. А мне тогда что в раю делать? Я тебя так люблю, говорит, я хочу быть с тобой. И вот, знаете, у меня сейчас пришло такое понимание совершенно — опять-таки, это же Божий промысл все, да? Я понимаю, что я сейчас, я же знаю, какой у меня светлый человек была мама, просто очень была светлый человек. И я понимаю, что я сейчас свою жизнь должен прожить так, чтобы обязательно оказаться вот там же, где находится она. Потому что ни в коем случае я не должен оказаться в другом месте. Вот, наверное, что мы можем сделать? Мы можем жить так, чтобы нам... Конечно, только Богу решать, кто где окажется, но по крайней мере в соответствии с представлениями, которые нам вот в том числе, священнослужители толкуют, да, мы должны, наверное, так жить. Вот что мы можем для них сделать? Для них уже, наверное, нет большей радости, чем когда придет время, встретить нас, а не оказаться в разных, скажем, местах, где люди друг с другом, наверное, не видятся, скорее всего, да? Вот я так как-то думаю.

Н. Лангаммер

— Вопрос, что мы еще можем сделать для тех, кто теряет. Вот я помню, когда вот Оля мне написала, что погиб супруг — первое такое ощущение паралича, и хочется вот это донести, как я сочувствую. А как это сделать корректно вот, Александр?

А. Яценко

— Знаете, это один из, скажем так, принципов нашей работы, как раз вот нашего «Похоронного бюро № 1», да, то есть мы...

Н. Лангаммер

— Православного.

А. Яценко

— Да, православного. Верующие православные, да. И мы можем сделать так, чтобы не было больнее. Вот легче сделать, наверное, только Господь Бог может. А вот мы можем сделать, чтобы не было больнее. То есть вот как сейчас, если уже говорить о моей профессиональной теме, то есть мы стараемся как-то сгладить угол. То есть сейчас очень людям объясняем, что можно иногда предварительно обратиться, можно все тщательно спланировать. Это не значит, что это какая-то плохая примета — это уже суеверии, да, по сути, есть грех. То есть тут мы говорим, что это здравый смысл, то есть победа здравого смысла в суеверии.

Н. Лангаммер

— Ну когда пожилые люди.

А. Яценко

— Не обязательно. Вы знаете, когда, бывает, люди просто вот хотят знать, как это будет. И когда человек знает, чем он может помочь себе или своим близким, что, когда это произойдет, он-то уже пойдет к Богу, а вот близким будет тяжело. Но когда все это заранее тщательно спланировано, то есть в моменте даже родственники, бывает, друг с другом договориться не могут. И это дополнительно обостряет всем участникам, кто не может договориться, родственникам, эту же боль переживать. И то есть, сгладить угол всегда можно, обратившись к кому-то, кого ты знаешь. То есть вот тоже один из принципов нашей работы: мы — как выразился в свое время министр иностранных дел Сергей Лавров: мы — люди вежливые, без приглашения домой не приходим. Вот чем вы себя можете обезопасить — это в трудный момент никогда не пользоваться услугами тех, кто у вас появился на пороге или вам позвонил...

Н. Лангаммер

— Сразу же.

А. Яценко

— Кому вы сами не звонили и кого вы не приглашали. Вот как постулат: мошенники всегда торопят. То есть не торопитесь. Похороны процесс такой, который не требует никакой спешки, это уже автоматически.

Н. Лангаммер

— А можно я тогда, пользуясь случаем и зная, что вы позволяете ваш мобильный телефон просить, можно я вас попрошу его озвучить? Может, кто-то успеет запомнить или посмотреть потом в интернете.

А. Яценко

— Мой мобильный телефон — 8(915)103-31-14. Меня Александр зовут. Звоните в любое время, мы всегда можем что-то рассказать, что действительно в трудный момент вам поможет, что у вас, как говорят, кто предупрежден, тот вооружен.

Н. Лангаммер

— Ну это вот как у меня было. Но, правда, мы с вами уже это обсуждали после похорон, когда выяснилось, что у нас участок — это одно, а могилы захоронения, их, оказывается, не одна, а три и, оказывается, там что-то нам не принадлежит, если мы не можем найти документы. И сестра моя двоюродная в слезах, и вот только этого не хватало к похоронам. Вот такие моменты, наверное, действительно хорошая история. Вот один из певцов знаменитых рассказывал, что, когда его мама умерла, она оставила ему инструкцию, где что лежит: телефон стоматолога нашего, там вот это вот там ищи, мой паспорт тут ищи — вот это вот. И, он говорит, это бесценно. Вот что еще? Это лучшее завещание. Я знал, куда как бы обращаться. А вот эта мысль, что организовать заранее свои ну не похороны, да, но как бы предусмотреть, чтобы бедные родственники не попали в самые какие-то непредсказуемые ситуации, мне кажется, это такая тоже любовь к ближним.

О. Цой

— У меня бабушка рассказывала, обязательно нам тоже давала такой инструктаж, во что ее одеть. Прямо она говорила: вот это платье я себе на смерть припасла, вот это, вот это, вот это. И для меня это было жутко совершенно. Потому что это какая-то дикость какая-то, что я сейчас буду это все откладывать. Вообще, знаете, мне кажется, так вот о нас православных людях могут подумать, что мы такие вот какие-то хладнокровные, циничные — что вот не надо плакать, да все нормально. Я помню, муж был жив, а у меня буквально вот прочитала тоже, что скончалась очень хорошая знакомая скоропостижно. И у меня шок совершенно, я прибегаю к нему и говорю: ты представляешь, вот Иришка все, умерла, что все. И у была такая реакция, он так как-то, то ли он как-то перекрестился, я помню, сказал, то ли «слава Богу», то ли «Царствие Небесное». Я так на него смотрю, говорю: ты вообще, ты такой жестокий человек, как ты так можешь реагировать? Ты такой жестокий, как бы что это вообще, как? А он сказал: ну ты же ее знаешь, ты же знаешь, как она жила. Она была в Церкви, она исповедовалась и причащалась. Все.

Иерей Никита

— Мне кажется, можно поплакать. Я вот сторонник того, чтобы человек мог поплакать.

О. Цой

— Ну я потом поплакала. Он говорит: ну ладно, иди-иди, я тебя обниму.

Иерей Никита

— Я вспоминаю у блаженного Августина святого, у него, когда умерла мама, он даже не присутствовал на похоронах, и он был, по-моему, в другом городе, если я не ошибаюсь — точно уже не помню подробности, но он не приехал на похороны и долго не появлялся на могиле, потому что он считал, что, да, мама в Царстве Небесном — все, это радость. Но все равно для любого человека смерть — это трагедия большая. И вот Августин потом приехал на могилу к своей матери и проронил там слезы над ее надгробием. Потому что смерть для нас — это всегда боль и всегда отчуждение. Нам это не свойственно, и Господь не закладывал это в Свой замысел. Мы знаем, что смерть, она не была частью первоначального плана Бога, а появилась уже потом, уже когда люди были созданы. Мы все помним этот отрывок из 3-й главы Бытия — первой Книги Библии, как Адам и Ева, первые люди, они лишились такого своего статуса самых близких детей Господа из-за того, что проявили непослушание, и через это непослушание грех вошел в мир. А грех, он всегда приносит смерть. И прежде всего духовную смерть, когда мы совершаем грехи, плохие поступки, когда мы позволяем себе, чтобы страсти начали жить в нашем сердце, все это начинает разлагать нашу душу. И получается, что смерть, она уже живет в каждом из нас. И потом, уже вследствие духовной смерти, наступает и смерть физическая, к сожалению.

Н. Лангаммер

— Господь плакал, когда умер Лазарь, даже Он проронил слезы.

Иерей Никита

— Да, прекрасный пример.

Н. Лангаммер

— Мы сейчас вынуждены будем прерваться на небольшую паузу, но мы вернемся к этой теме, как осознается смерть. В том числе, мне интересно поговорить о том, как Пресвятая Дева Богородица пережила уход Сына — чуть позже об этом расспрошу вас, отец Никита. Я напомню, что в эфире «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы сегодня обсуждаем тему: «Как поверить, что смерти нет, когда она рядом?». И в гостях у нас священник Никита Иванов, исполняющий обязанности настоятеля храма святителя Макария Невского в Бутырском районе, Александр Яценко, генеральный директор «Похоронного бюро № 1», и Ольга Цой, филолог, кандидат искусствоведения. Мы скоро будем снова в эфире, пожалуйста, не переключайтесь.

Н. Лангаммер

— Возвращаемся в студию Светлого радио, продолжаем разговор в «Клубе частных мнений». Сегодня разговор непростой — о том, как поверить, что смерти нет, когда она рядом. В гостях у нас священник Никита Иванов, исполняющий обязанности настоятеля храма святителя Макария Невского в Бутырском районе, Александр Яценко, генеральный директор «Похоронного бюро № 1», и Ольга Цой, филолог, кандидат искусствоведения. Вот я уже озвучила этот вопрос. Страшное вот эта четверостишье:

Магдалина билась и рыдала,

Ученик от страха каменел,

А туда, где молча Мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел.

Как потом было? Скучала по Сыну Пресвятая Богородица, что-то остались какие-то свидетельства, отец Никита?

Иерей Никита

— В Евангелиях, конечно, про это ничего не сказано. Но мы знаем также из Евангелия, что когда Господь родился, буквально через некоторое время меч пронзил душу Пресвятой Богородицы, и Она все складывала в Своем сердце, то, что говорилось об Иисусе, об Ее сыне, что Иисус делал и говорил. И, конечно, Пресвятая Дева была воспитана при храме с детства, мы тоже это знаем из Предания церковного, и мы знаем, чем маленькая Дева Мария занималась в храме, она изучала Священное Писание. Тогда еще Нового Завета не было, был только Ветхий Завет, и ярко и открыто в Ветхом Завете говорится о Воскресении Христовом, особенно в поздних Книгах, особенно в Книге Даниила. И в Книге пророка Иезекиля очень известный эпизод — сухих костей, когда Бог повелевает Иезекилю произнести пророчество, где кости срастаются, скрепляются сухожилиями, и затем кожа у них появляется, и люди оживают. Для нас, для христиан, это свидетельство о будущем воскресении. Также Дева Мария, уверен, прекрасно знала Псалтирь, потому что для иудеев того времени Псалтирь была, как сейчас у нас это молитвослов, да, для иудеев это была Книга Псалтири. В Псалтири тоже много намеков на Воскресение Христово. Хотел привести как раз из 15-го псалма два стиха очень интересных, зачитаю их из Библии. «Ты не оставишь меня в шеоле, не дашь праведнику увидеть мир тлена. Ты путь жизни укажешь мне, с Тобой насыщусь радостью. Блаженство вечное в деснице Твоей». Это читала Пресвятая Богородица, и, конечно, для Нее, для Ее восприятия смерть не была концом. Как, кстати, для многих иудеев. Потому что мы знаем, что разные были течения в иудаизме того времени, когда жил Иисус Христос. Духовенство, кстати, не верило по большей части в Воскресение Христово, так называемые саддукеи — представители, служители храма. А вот фарисеи, ессеи, среди которых, кстати, воспитывался святой пророк Иоанн Креститель, память которого скоро у нас мы будем праздновать, вот они все верили в воскресение мертвых — то что наступит время, когда все люди воскреснут, возобновят свою жизнь, одни для вечной радости, другие для осуждения. Это витало в той атмосфере. И Дева Мария, видя смерть Своего Сына, уверен, что Она знала, что наступит момент, когда воскреснет Ее Сын. И я думаю, Пресвятая Богородица — может быть, это как-то звучит неправильно, но для Нее было удивлением, что Иисус Христос, Ее Сын, воскрес через три дня, а не в конце времен. И это было удивительное умиление.

Н. Лангаммер

— Хотя Она понимала, что это будет, но для Нее это было умиление. И все-таки прощаться — ну, конечно, прощаться, когда ребенок твой возносится, это, наверное, не нам судить, но это не то, что в могилу кладут и засыпают, но все равно же скучаешь. Вот я почему про Нее начала говорить, да? Вот это в Ней же тоже это человеческое наверняка было, и Она прожила сколько лет без Него, пока случилась вот эта, недавно отмечаемая нами, Богородичная Пасха, как еще называют Успение Пресвятой Богородицы. Все равно мы не можем не скучать. Хотя, Оль, я соглашусь, что физически чувствуешь их воздействие там. Во-первых, Иоанн Креститель, когда умер, он еще стал страшнее для Иродиады, потому что уже тогда она не могла с ним никак справиться, он уже по-другому действовал. Но и наши усопшие. Вот год прошел почти с ухода мамы, и у меня реализовались те планы, которые она мне желала. И когда сейчас происходит очередная реализация каких-то задумок, вот о чем она мечтала для меня, я говорю: мам, ну вот, то есть надо было, да, надо было, как будто, конечно, можно здесь мистицизм какой-то усмотреть. Ну, я так с улыбкой к этому, потому что надо было ей уйти, чтобы оттуда вот действительно помолиться. Оля, а как вы чувствуете?

О. Цой

— Абсолютно так же. И тоже мне не хочется про какие-то мистические совпадения говорить, какие-то вещи. Если что-то происходит, я сразу же обязательно пишу или звоню своему духовнику и говорю: батюшка, вот вы знаете, ко мне тут голубь прилетел на окно, черный, с одной лапкой. И потому что у него была правая лапка как-то то ли парализована, то ли что-то. А муж у меня был инвалид как раз, то есть у него была правая рука парализована. И вот он сидит, а день — это день рождения нашего сына младшего, и он на меня смотрит и не улетает, и то есть как-то тоже — называется, хотите верьте, хотите нет. А другая была ситуация — как бы тоже батюшке об этом писала, — это вообще чудная какая-то вещь, чудная. Это было раннее утро, шесть утра, и я проснулась от того, что... от звука бормотания. То есть бормотание было настолько громким, что я от него проснулась. Шел дождь за окном, я открыла глаза, и я понимаю... Как бы я достаточно трезвомыслящий человек, я начала прислушиваться — то есть это не соседи за стенкой, это не радио, это не на улице где-то. У меня в квартире шло такое монотонное бормотание. И это было то же самое, когда муж был жив, вот каждое утро перед работой он читал утреннее правило. Он читал его вслух. Он уходил на кухню, и это было время шесть утра, как раз до того, как мы все проснемся, чтобы это было. Это было настолько громко, что я встала, пошла в одну комнату — ребенок спит. Смотрю — здесь ничего. Открыла дверь на кухню — бормотание стало громче. Я была уверена, что там кто-то есть. Зашла, посмотрела — сразу же все смолкло. Нет, ничего. Ушла, обратно легла, закрыла дверь — опять все возобновилось. И это вот как будто это витало в воздухе. То есть, еще раз говорю, ни соседи, ни за стенкой, ни на улице, ни где-то там, это вот было здесь, витало в воздухе. И я, знаете, я так спокойно легла, закрыла глаза, думаю: ну я же вчера забыла помолиться-то вечером. Пусть помолится за меня.

Н. Лангаммер

— А что батюшка сказал на это?

О. Цой

— Батюшка сказал: а вы разобрали слова, которые там звучали? Я говорю: нет, честно. Но это было вот точно то же, то есть это был голос мужа, это был его тембр, и это точно то самое. Я говорю: нет, батюшка, я не слышала, что там были за слова, но это вот была такая молитва.

Н. Лангаммер

— Как к этому относиться, отец Никита?

О. Цой

— Да, как относиться?

Иерей Никита

— Ну как, наверное, нужно относиться как к особому Божиему промыслу, да, чтобы мы понимали, что наши усопшие невероятно близки к нам, хотя они находятся уже в вечной жизни, в какой-то новой реальности, о которой мы практически ничего не знаем на самом деле. Для нас такой скользкий довольно путь — рассуждать о вещах, о которых мы мало имеем представления. У нас есть опыт святых определенных, но тоже кто по-разному говорит. Там сирийская школа, например, там Ефрем Сирин, он говорит о том, что смерть — это сон, и потом человек умирает, засыпает и просыпается уже, когда всеобщее воскресение будет. Другие святые, например, говорят, что смерть — это такое предначало либо вечных мучений, либо вечного блаженства. Еще какие-то есть версии. Но факт остается фактом, что смерть человека — это лишь разлучение души с телом, сознание у человека остается. И я думаю, если даже наши усопшие находятся сейчас во сне, то во сне они тоже могут молиться, и вы это услышите.

Н. Лангаммер

— А знаете, отец Никита, вот мы в последних программах обсуждали, что не живет душа без тела. Такой еще вариант был прокомментирован отцом Иоанном Мыздриковым, что, возможно, там же нет времени, в той реальности, возможно, там происходит сразу и суд, и воскресение. То есть нам совсем этот мир неведом.

Иерей Никита

— Да, мир нам этот неведом, но мы знаем из Книги Откровения все-таки, что будет общий суд, и это будет реальность для всех, а не для конкретно каждого человека. Не могу сейчас судить, что батюшка сказал, не знаю контекста этого разговора, но, действительно, то, что душа разлучена от тела, это ненормально для человека. Библейское представление о человеке, оно заключается в том, что человек — это единое существо. Библия, она не разделяет душу, дух, человека самого, человек есть цельность. Постепенно да, вот эта концепция души и тела, она не противоречит библейскому учению, но она постепенно стала входить уже, когда христианские авторы стали знакомиться с античными философами, с тем же Платоном и прочее, где там у них есть концепции идеального, души, тела и прочего. Но вот в Библии такого разделения нет. И для библейского понимания важен человек. Вот мы говорим «человек» — «Адам» по-еврейски, да, человек — это Адам. Нам важен Адам именно, нам важен человек в своей совокупности всех его качеств. И, конечно, если мы лишаемся какого-то качества — разума, например, это можно и при жизни, да, лишиться, то человек неполноценным становится, и он страдает, и вокруг него люди. Вот душа человеческая, разлученная с телом, я думаю, ей тоже некомфортно, потому что она понимает, что нет ее полноты.

Н. Лангаммер

— И она не защищена. На самом деле мы вот говорим уже сколько, больше получаса про смерть и тягости какой-то на душе нет. Александр, вот вы такую профессию выбрали, как вам?

А. Яценко

— Слушайте, ну мне профессию эту Бог дал. Ремесло, я так, больше скажу, наверное, не профессия, а ремесло. Так сложилось, Господь дал. Тоже в свое отец Максим в храме «Знамение» Божией Матери на Рижской благословил, и каким-то образом он мне при благословении, я тогда еще ведь не знал эту тему, он мне тогда сказал, что ты делай, как было вот в царской России, когда люди занимались воцерковленные этим делом, так чтобы люди к тебе сами обращались. Ну, в принципе, так вот Господь дал это все выстроить. Скажем так, сейчас вот нас очень, знаете, какой вопрос беспокоит очень сильно — вот тоже как раз отец Никита, священник, какую-то, может, свою позицию скажет. У нас сейчас очень часто по поводу и без человека вскрывают после смерти. Вот как я то есть это вижу, да, тело — храм Божий, да, говорят. И это такая история, что она даже, как бы скажем, назовем это межконфессиональными скрепами, то есть и в других конфессиях также — то есть вскрывать тело это, в принципе, очень плохо. Есть определенные законы, да, по которым человек может при жизни отказаться, родственники могут отказаться, и в этом же законе написано: «кроме случаев» — и вот такой вот список, под который, как правило, человека вскрывают, то есть редко удается отказаться. Мы вот очень хотим поднять такой вопрос, чтобы люди при жизни могли...

Н. Лангаммер

— Определиться.

А. Яценко

— Сделать волеизъявление, обязательное к исполнению. То есть если, допустим, человек сделал при жизни волеизъявление, нотариально его заверил, что он не хочет, чтобы с его телом что-либо делали, чтобы это являлось основанием для того, чтобы человека не вскрывали ни в коем случае. Причем вскрытия бывают разные. Бывает, это происходит там в патологоанатомическом отделении, а бывает, когда это судебное, когда выясняется вот вопрос там — насильственная смерть, либо ненасильственная. Но человек вот по своей, скажем так, православной душе, он же даже заранее вправе своего обидчика простить. То есть он может сказать: я не хочу...

Н. Лангаммер

— Разбирательств.

А. Яценко

— Не трогайте мое тело. Потому что у нас даже медицинские процедуры какие-то любые, прививку там все делают, какие-то анализы — берут согласие. У нас есть такое понятие, как презумпция трансплантологии — то есть органы у человека могут изъять в любом случае, кроме случаев, если официально у человека вот с собой есть бумага, что он против — все, органы изъять уже не могут, это закон. И вот для нас, скажем, было бы важно. Потому что я очень много вижу людей, когда они говорят: ну что же, говорят, вот эту бабушку. Я разговаривал с представителями правоохранительных органов — у них, как говорится, семь бед — один ответ: вот мы знаем случаи, когда там внучок там что-то сделал плохое своей бабушке, поэтому нам надо проверить. Ну позвольте, занимаетесь профилактикой преступлений. Это же не повод, если там, условно говоря, на всю там Москву и область там пять или десять человек сделали противоправные действия по отношению к своим родственникам, это же не повод вскрывать всех. И более того, вскрытие, каждый раз оно оплачивается государством. То есть у нас сейчас и так время непростое, и просто огромный поток вскрытий, и огромный расход государственных денег. То есть человек, который отказался, он мог бы и по-православному поступить и, скажем так, государству деньги сэкономить.

Н. Лангаммер

— В эфире «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы сегодня сложную тему обсуждаем — как поверить в то, что смерти нет, когда она рядом, и мы с ней сталкиваемся. В гостях у нас сегодня иерей Никита Иванов, исполняющий обязанности настоятеля храма святителя Макария Невского в Бутырском районе. Александр Яценко, генеральный директор «Похоронного бюро № 1». И Ольга Цой, филолог, кандидат искусствоведения. Вот, мне кажется, очень важная мысль, которую озвучил Александр. И я пытаюсь как-то тоже, что у меня откликается, что мы же вправе простить обидчиков и избавить вот от каких-то дополнительных манипуляций организаторов похорон. И для родственников это болезненно может быть.

А. Яценко

— Очень болезненно.

Н. Лангаммер

— Как к этому относится Церковь? Отец Никита.

Иерей Никита

— Я не припомню, чтобы у нас был какой-то четко сформированный официальный ответ на вот запрос Александра. Но, конечно, это вопрос этики, да. Если мы считаем, что наше тело это святыня, а это святыня, да, потому что тело это образ, которому мы можем поклоняться, молиться — и святые мощи, и постановления VII Вселенского собора, да, об образе, об иконах, которые не только изображение на стенах храмов, но и сам человек. Вот здесь нужно как-то примирить идею о святости тела, хотя бы потенциальной святости тела, и послесмертного вмешательства людей, которые этим занимаются. Наверное, действительно, может быть, какие-то отказы прижизненные помогут с этим справиться. Мне сложно сказать, я об этом не размышлял даже еще.

Н. Лангаммер

— Мне почему-то приходят на память мощи Александра Свирского, которые прошли очень сложный путь, их и прятали в музее, и как экспонат регистрировали, чтобы сейчас подойти мы могли к этим мощам. Если кто прикасался, они теплые, медового цвета, ну как многие мощи, и они теплые. Вот удивительно, что действительно тело христианина — это такая святыня остается. Но даже если они похоронены, наши тела, все равно наши близкие рядом. Оль, вот какие еще вопросы остались по этой теме? Почему вообще вы ее решили поднять? Решила спросить к концу программы.

О. Цой

— Ну это такая, наверное, для меня личная какая-то, наверное, психологическая проработка болевой темы. Потому что мы говорим, конечно, что такие мы вот, я там: да так все легко, так все просто. Конечно, все нелегко. И сколько бы времени не прошло после смерти близкого человека, все равно это как вчера, как будто похороны были вчера, и ты только-только пришел. И это там полгода пройдет, год, пять, десять — все равно ты в этом всем живешь. И вот как-то хочется отпустить, наверное, какую-то ситуацию, какую-то боль. Но, наверное, я бы очень хотела попросить даже или подчеркнуть, насколько важно при жизни прийти в Церковь. Вот тем людям, которые крещеные, которые иногда заходят, как и все мы были в этой ситуации, мы все были захожанами, мы все приходили, ставили свечки, вдыхали чудесный ладан и говорили, что «и Бог у меня в душе». Вот эта фраза «замечательная» в кавычках. Вот Бог не в душе, Бог в Церкви, и туда надо прийти при жизни. Для того, чтобы потом как раз и со своими близкими встретиться, вот как Александр говорил.

Н. Лангаммер

— Архиважно, кстати.

О. Цой

— И жить там, где хочется, и радоваться бесконечно, ликовать — с Богом, со Христом, с любимыми людьми. Хочется призвать людей при жизни не на смертном одре первый раз в жизни причаститься и собороваться, исповедоваться, но уже вот прямо завтра.

Н. Лангаммер

— Мне кажется, что Господь, конечно, удивительно милостив.

О. Цой

— Конечно.

Н. Лангаммер

— И люди, которые страдали пьянством, умирают на Пасху, и нам неведом промысл Божий, и разное бывает. У меня мама, к сожалению, ушла скоропостижно за девять минут, и мы не успели позвать священника и причастить ее. Но она ушла под Покров Божией Матери, и то, что происходило потом — это прямо улыбка Божия, я понимала, что Богородица ее забрала под Свой кров.

О. Цой

— Аналогично.

Н. Лангаммер

— Да, тоже вот я, пользуясь случаем, прошу молитв о рабе Божией Нине и Викторе, моем папе. Олечка, как мужа звали?

О. Цой

— Стахий в крещении.

Н. Лангаммер

— Стахий в крещении. Тоже просим молитв. Но когда ты приходишь в Церковь, наверное, это, знаете, как я объясняю неверующим моим знакомым, что очень важно, когда летим куда-то на отдых, обеспечить логистику, трансфер себе, да, и гостиницу выбрать, где мы остановимся, и все продумать. А когда мы переезжаем навечно? Ну вот Александр тут в помощь, чтобы организовать процесс на земле, а чтобы организовать процесс на небе — это вот как раз молитва, это умение общаться с Богом. И тут, знаете, еще странная такая мысль, что вот когда уйду, я думаю, хорошо бы быть с Богом. А потом думаю: а что значит быть с Богом? Это быть в молитве. Это, в общем-то, наверняка это будет похоже на Церковь, по пророчествам, это будет Церковь Небесная, то есть похожая на Церковь земную. Будут Херувимы, Серафимы, кто видел в 3D, да, как по Откровению Иоанна Богослова, воссозданы были образы Ангелов. Это совсем не то, что мы себе представляем пупсиков с крылышками. Это прямо так, ну это все хорошо бы знать, чтобы сильно не удивиться, уходя туда, да, отец Никита?

Иерей Никита

— Да, мне кажется, очень главное для того, чтобы достойно встретить и чужую смерть, и свою собственную, верить в вечную жизнь. Вот, я думаю, от смерти надо к жизни переходить потихонечку. И Евангелие от Иоанна, отрывок мы читаем на отпевании как раз таки, вот первые слова этого евангельского чтения для всех, и для усопшего человека, и для тех, кто горюет по нему в храме, звучат следующим образом: «Говорю вам истинную правду. Тот, кто слышит слово Мое и верит Тому, Кто послал Меня, обрел вечную жизнь. Не предстанет он перед судом, он уже перешел от смерти к жизни». На славянском у нас часто эти слова пролетают, особенно когда тебе тяжело и горько, когда ты в храме находишься, думаешь только о смерти своего усопшего близкого. Но когда ты читаешь это, уже будучи в успокоенных чувствах или как мы сейчас прочитали здесь этот евангельский небольшой отрывок, он обретает совершенно новый смысл вечности, который уже сейчас наступает. Потому что, помните, и Иоанн Креститель, и Господь наш говорил, что Царство Божие приблизилось. И Иисус Христос — это и есть Царство Божие. Мы, находясь в Церкви, участвуя в таинствах, да, прежде всего в Евхаристии, становимся гражданами этого Небесного Царства уже сейчас, мы уже получаем это гражданство. К вопросу как раз того, как подготовить себе путь дальнейший, да? Получить гражданство уже здесь, на земле, чтобы стать гражданином Неба. И это очень важно, потому что, если мы не выберемся из вот этих цепких лап смерти или, как святой Иустин (Попович) — такой сербский святой есть, да, он говорил, что человек находится в мельнице смерти. И разные философии, разные учения, они пытаются как-то улучшить человеческую жизнь, может быть, как-то осмыслить без Бога существование человека после смерти, но это никак не выводит его за пределы вот этой мельницы, которая человека перемалывает все равно. А если мы верим в Богочеловека, в Иисуса Христа, если мы верим в вечную жизнь, верим в Священное Писание, которое нам Богом дано, то мы разрушаем эту мельницу. И мы уже вне этой мельницы находимся, мы уже в предвкушении новой жизни. Новая жизнь вечная, она уже здесь и сейчас действует в нас, и мы в ней живем. Только нужно шаги делать более решительно в эту новую жизнь.

Н. Лангаммер

— Научиться, наверное, чувствовать эту жизнь. Вот Царствие Божие нудится, да, и ты уже его ощущаешь здесь, если ты с Богом вот в каком-то мире, в свете, наверное, внутреннем. И мне кажется, Оль, вот про этот разговор, да, — ходить в церковь, участвовать в таинствах, укрепляться в вере.

О. Цой

— Это важно. И вот, Наталья, правильно сказали: Господь милостив. Милость Божия безгранична. Все равно твой умерший переходит в Его руки — добрые руки любящего Отца, и Его любовь безгранична. Просто здесь тебе нужно немножечко пойти навстречу этой любви, наверное, своими вот простыми усилиями, простыми действиями — участие в таинствах, исповедь, причастие, молитва, все.

Н. Лангаммер

— Молитва. Здесь у нас был один из священников, который интересную вещь сказал, что как встретить Бога? Так Он рядом, и Он нас уже любит. Просто повернитесь и ответьте взаимностью. Вот как бы тут Его искать не надо, этой встречи, Он вот здесь. Вопрос в том, обернемся ли мы. И знаете, еще говорят, что вот это ощущение — ну не кто как прожил, я не знаю, как тут классифицировать, но батюшка сказал на мамином отпевании, что легкие отпевания бывают, а бывают очень тяжелые, да, отец Никита?

Иерей Никита

— Да, это точно.

А. Яценко

— Абсолютно верно.

Н. Лангаммер

— И похороны, наверное, так же, да?

А. Яценко

— Конечно, конечно.

Н. Лангаммер

— Вы это чувствуете?

А. Яценко

— Слушайте, вы знаете, так мне кажется, вообще во многом бывает, когда вот прямо все вот идет и идет. А бывает, когда вот, знаете, что-то в одном месте пошло не так, потом в другом — и причем это абсолютно, то есть делается все то же самое, все как бы понятный алгоритм проведения похорон. Но бывает, когда действительно, то есть вот прямо видно, что человек, как-то вот он прямо к Богу идет, и все вот идет, знаете, как вот... Ну, знаете, какой момент еще? Вот час смерти же, он неведом, да? Вот вы правильно говорите: как быть, как подготовиться, как ближе к Богу быть? Молитва. То есть молитву ты просто, ты же вот не знаешь, когда тебя Господь призовет. И, соответственно, вот как Он тебя призовет, так ты будешь отвечать, как правильно отец Никита сказал, как все мы знаем, что человек уже ушедший, он за себя молиться не может. То есть ты должен, в принципе, условно говоря, быть готов ко всему, вот в любой момент что это произойдет. И, соответственно, духом — молитва. Что еще? Ну и когда, наверное, что-то делаешь, вот как там, не знаю, там такая элементарная вещь, как там матерная ругань, да, наверное, следи вот за своими словами. Потому что чтобы твои последние слова перед вечностью не были то, что ты кого-то пятиэтажным матом обложил.

Н. Лангаммер

— Ужас.

А. Яценко

— Мелочь, так, казалось бы, да? На самом деле вот не мелочь. А что касается уже непосредственно моего ремесла, то, конечно же, так как действительно он неведом, я вот еще и говорю, что хорошо об этом заранее обеспокоиться, просто это все тщательно спланировать и жить спокойно. То есть ты знаешь, что в случае чего, случись, вот уже все понятно, как это будет, кто это будет делать. То есть не какие-то непонятно взявшиеся откуда-то люди незнакомые...

Н. Лангаммер

— А православные люди.

А. Яценко

— А православные люди, с которыми либо ты знаком при жизни, когда люди могут о своих там бабушках, дедушках, мамах, папах позаботиться. Либо же, наоборот, когда вот оставляют, как вы говорите, там спланированно. И люди звонят — у нас такое часто бывает, то есть люди звонят, говорят: вот мама вам звонила, с вами разговаривала при жизни. Бывает, мы приезжаем заранее, договариваемся, все объясняем, прописываем все. И то есть люди в этот момент, как я говорю, мы можем сделать так, чтобы не было больней. Больше мы ничего сделать не можем. То есть здесь, скажем так, духовное не противоречит, скажем, как это, материальному, да?

Н. Лангаммер

— Материальному организационному вопросу.

А. Яценко

— То есть это, скажем так, отвечает и интересам непосредственно человека, который у нас там заказчиком является, человек, который там уйдет, да, это как бы и нашей организации интересам отвечает. Но это, в принципе, на самом деле отвечает всем интересам общества. Потому что, знаете, у каждого уже свой выбор, как жить. Вот для кого-то, скажем так, порядочность — это образ жизни, понимаете, а для кого-то как бы момент от момента.

Н. Лангаммер

— Да, это на самом деле очень важный момент. Мы телефон озвучивали сегодня Александра. Я все время пользуюсь случаем, что можно давать мобильный телефон на «Похоронное бюро № 1», да?

А. Яценко

— Да, номер телефона — 8(915)103-31-14. Ну это как не телефон организации, это я все время личный свой телефон...

Н. Лангаммер

— Личный, я про это и говорю, да.

А. Яценко

— Ну звоните. В любом случае мы всегда дело делаем.

Н. Лангаммер

— Спасибо. Мне кажется, это такое, действительно, из разряда «помни час смертный», чтобы потом не мучились, где тебя хоронить, где-то в центре нужно или где-то там какое-то кладбище. Вот есть Богородское, а иногда бывает и по-другому. Вот мы проговорили час о смерти. Хотя, похоже...

О. Цой

— О жизни.

А. Яценко

— О жизни.

Н. Лангаммер

— Мы пришли к тому, что да, смерть — это наше умирание здесь без Бога, вот тогда она и есть. А мы все-таки о жизни проговорили, немножечко, может быть, в жизнь вечную глянули.

Иерей Никита

— Да, не только умирание без Бога, но больше скажу: мы все уже умерли в таинстве Крещения. Мы все мертвецы для греха, для этого мира, и воскресли со Христом. И вот Воскресение Христово — это основа нашей надежды должна быть всегда, в любой ситуации.

Н. Лангаммер

— Взять это, принять, осознать и нести — вот наши, наверное, основные задачи. Спасибо вам огромное за этот разговор, потому что, мне кажется, многих он может утешить.

Иерей Никита

— Спасибо.

А. Яценко

— Спасибо.

Н. Лангаммер

— В эфире был «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждали тему, как поверить в то, что смерти нет, когда она рядом, и мы ее видим. В гостях у нас сегодня был священник Никита Иванов, исполняющий обязанности настоятеля храма святителя Макария Невского в Бутырском районе, Александр Яценко, генеральный директор «Похоронного бюро № 1», и Ольга Цой, филолог, кандидат искусствоведения, которая предложила эту тему. Я напомню, что программу нашу можно не только слушать, но и смотреть на всех наших ресурсах — на сайте https://radiovera.ru/, в нашей группе ВКонтакте. Мы вернемся в эту студию через неделю, в 18.00 в воскресенье. А на сегодня мы прощаемся с вами. Всего доброго, до свидания.

О. Цой

— До свидания.

Иерей Никита

— Храни вас Бог.

---

Все выпуски программы Клуб частных мнений

• «Самореализация женщины». Протоиерей Алексей Батаногов, Евгения Улева, Яна Копаева
• «Искушение властью». Священник Михаил Дубовицкий, Алексей Горячев, Ольга Цой
• «Как помнить о вечной жизни?» Священник Александр Насибулин, Алексей Волков, Яна Зотова