«Откопанный талант»

В этом выпуске своими историями и воспоминаниями о том, как человек обнаружил в себе талант, который ранее казался скрытым, и сумел раскрыть его, употребив на благо людям или на служение Богу, поделились ведущие Радио ВЕРА Анна Леонтьева, Марина Борисова, Кира Лаврентьева, а также наш гость — протоиерей Максим Первозванский.

Ведущие: Анна Леонтьева, Марина Борисова, Кира Лаврентьева

---

А. Леонтьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. С вами Анна Леонтьева, мои дорогие коллеги — Кира Лаврентьева и Марина Борисова. Добрый вечер, дорогие друзья.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

М. Борисова

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— И наш дорогой и, не побоюсь этого слова, постоянный гость — протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников в Спасской Слободе.

Протоиерей Максим

— Здравствуйте.

А. Леонтьева

— В этом часе мы рассказываем истории, которые случились с нами, с нашими друзьями, с нашими слушателями, когда они пишут нам эти истории, рассказываем истории про друзей — в общем, это истории, которые заставили нас о чем-то задуматься или чем-то взволновали, которые мы прожили или увидели. Сегодня у нас тема потрясающая — отец Максим назвал ее «Откопанный талант», — это когда человек находил в себе какой-то талант неожиданно, не родился с ним, а именно находил его, и этот талант служил людям или Богу. Но раз отец Максим задал это направление, наверное, он знает такие истории, и мы начнем.

Протоиерей Максим

— Вообще, я всегда удивляюсь. Я хотя не первый раз, конечно, на «Светлых историях», у меня всегда большие трудности с поиском истории. А у нас есть постоянные участники, которые, наверное, уже десятки, если не сотни раз в этой программе принимали участие, и их истории не иссякают. А я начинаю всегда, когда меня зовут на эту программу, мучительно вспоминать, что ж такое было. И вообще...

А. Леонтьева

— Ну вы же задали тему, отец Максим. Тут вы знаете.

Протоиерей Максим

— Нет, конечно, я бы не пришел, зная заранее эту тему, если бы у меня не было ни одной истории. И я не прямо с истории начну, потому что у меня, конечно, есть какие-то совсем чудесные примеры, но мне кажется, что проблема и вообще вот сам феномен откопанного таланта — это не столько про то, что кто-то пришел и откопал. Вот что-то было зарыто глубоко, а кто-то пришел и раскопал. А это, по крайней мере в моем опыте, в опыте моих друзей, это опыт встречи с каким-то человеком, с помощью которого вдруг, и даже не обязательно в результате каких-то сверхусилий, вдруг вскрывается нечто, что человек сам от себя никак не ожидал, и вдруг — бах, а оказывается, у меня есть... Я причем имею в виду сейчас талант не обязательно там уровня Петра Ильича Чайковского в музыке или Федора Михайловича Достоевского в литературе, а просто вот человек вообще не подозревал у себя наличие хоть каких-то способностей в этой области, и вдруг они у него появлялись. И вот у меня есть пара историй, очень параллельных — про меня и моего друга, с которым мы вместе пришли в Церковь, и воцерковлялись в самом начале 90-х годов. И такие мы были вчерашние студенты, такие молодые еще специалисты, очень желавшие послужить на благо Церкви. Я про себя думал, что я буду там проповедовать, а мой друг (я не буду называть его имя, поскольку он еще здравствует, и дай Бог ему многих лет жизни) считал, что у него большой организационный талант. Видимо, считал он так, потому что сильно заикался. То есть вот для него сказать даже в компании, даже вот выпивши, какую-то связную речь — это всегда было большой трудностью. А я как был болтуном, так и болтуном до сих пор и остался. И вот мы попали в общество «Радонеж» — тогда это было просто вот самый мейнстрим, где молодые люди могли как-то себя проявить — не в качестве алтарников, а какой-то вот деятельности, и к покойному ныне Евгению Андреевичу Авдеенко, занимались мы тогда созданием православных школ. Когда мы пришли туда, там уже одна школа была, та самая, в Ясенево, которая школа «Радонеж» сейчас называется. Буквально за несколько лет мы понаклепали — не побоюсь этого слова, 5–7 новых школ. Не все они с тех пор сохранились, осталось, по-моему, две. Осталась школа в Крылатском, осталась школа в Орехово-Борисово, в Сабурово, а мы еще делали и в Коломенском, и еще где-то. То есть такое вот ощущение, что мы сейчас вообще все, всю православную систему образования сделаем, в смысле вообще всю школьную систему образования сделаем православной. И вот возглавлял весь этот процесс Евгений Андреевич Авдеенко, замечательный человек, богослов, педагог.

А. Леонтьева

— Мой любимый просто, это любовь всей моей жизни.

Протоиерей Максим

— Да, и для меня он сделал необыкновенно много. И вот он отличался, кроме всего прочего, потрясающими ораторскими способностями. Он риторику преподавал, и сам умел вот так по-настоящему зажечь. Именно в стиле что-то среднее между проповедью и лекцией. Когда твоя лекция становится проповедью, а твоя проповедь становится лекцией. И это не занудно...

А. Леонтьева

— Потрясающе, да.

Протоиерей Максим

— Это такое, одновременно с элементами того, что сейчас называется стендап. И вот мой товарищ, ему Евгений Андреевич на одном из родительских собраний велел провести встречу с родителями. То есть мы начинали так, что мы приезжали в какую-то школу по договоренности с дирекцией, устраивалось такое родительское собрание с желающими, и мы предлагали создать православные классы. И надо было — а это, представьте себе, начало 90-х, обычные советские люди, и надо было вот их зажечь и вдохновить. И обычно это делал сам Евгений Андреевич Авдеенко. А тут он сказал: значит, вот, давай, это будешь делать ты. А он такой: да я не могу, да я не умею, да я вообще двух слов сказать не могу, да я заикаюсь и все такое прочее. Он говорит: нет, вот тебе, я тебе сказал, так и будешь. И я помню это собрание — это было блестяще, это было великолепно, это было ну полный, стопроцентный косплей Евгения Андреевича. Ну то есть и человек, вот с тех пор он просто перестал заикаться. Иногда заикался. Ну то есть вот у него — раз это, и раскрылось.

А. Леонтьева

— Вот это да.

Протоиерей Максим

— Вдруг что-то, какой-то щелчок. Это даже не то что за послушание старцу. Потому что Евгений Андреевич светский человек. Да, мы его любили, уважали, старались быть на него похожими. Почему я и говорю, что это был косплей. Но это было просто совершенно блестяще. А мне Евгений Андреевич поручил оргработу, к которой я всегда был неспособен, я до сих пор убежден, что я неспособен. Но оказалось, что те таланты, которые он тогда вытащил из меня, буквально силой, потом впоследствии очень сильно мне помогли, когда я возглавлял там журнал «Наследник» и еще что-то. То есть вот такая вот прямо старческая история, когда тебе, знаете, как вот то, что рассказывают про Оптину пустынь, что когда, значит, приходил молодой какой-нибудь юноша — ты где вообще, кем ты был на светской работе? Я был поваром. Ну, иди тогда на конюшню. А ты кем был? А я был конюхом. Ну, иди тогда на кухню. То есть, когда тебе за послушание давали какие-то вещи, которые ты не умеешь, которые тебе не свойственны, которых ты вообще от себя никак не ожидаешь, и вдруг чудесным образом они в тебе просыпаются, именно как дар Божий, как талант, который ты вообще никак в себе не ожидал.

К. Лаврентьева

— Какая хорошая, да, история?

А. Леонтьева

— Какая прекрасная история, и какой удивительный педагог Евгений Андреевич, что вот он так сделал, что вот...

Протоиерей Максим

— Увидел, что он сможет.

А. Леонтьева

— Увидел, что можно так сделать.

Протоиерей Максим

— Ведь это же я бы никогда не посмел человеку, который, вот сейчас ответственное собрание, он же может все запороть, он же как бы... Но нет.

А. Леонтьева

— Да, еще и ответственное собрание.

Протоиерей Максим

— Конечно, да, то есть это вот важная такая оргработа. И, кстати, вот как я запарывал оргработу — это вообще отдельная история. То есть у меня способности к организации, как и были близкие к нулю, так на самом деле и остались. Я помню, как в одной из школ, как раз в гимназии «Крылатское», я поменял руководителя, и это было так ужасно. Я не разглядел человека, который там этим всем занимался, управлял, я его просто уволил, все развалилось. Этот человек обиделся жутко. И как мы потом снимали этот конфликт. Мы приехали вместе, значит, к этому человеку в гости, взяли с собой, простите, бутылку, поставили на середину стола. Сидели, друг на друга десять минут молча смотрели. Потом выпили и разошлись умиротворенные. То есть умели мужчины...

К. Лаврентьева

— Договориться без слов.

Протоиерей Максим

— Договориться без слов, да. И вот именно в результате моих косяков. Но это отдельно. Это не про талант, это скорее про его отсутствие.

А. Леонтьева

— Да, потрясающая история. Я хотела сказать, что Евгений Андреевич — просто вот вы говорите: лекции, которые были как проповеди, да, и вот как бы слово за словом Евгений Андреевич раскрывает перед нами или Священное Писание, или, не знаю, Гоголя, или Пушкина, или еще множество каких-то предметов. И мы отслеживаем их вот по его как бы таким — он же был специалистом по древним языкам, как детектив, мы не знаем, что будет за поворотом, как обернется вот это вот слово Священного Писания.

Протоиерей Максим

— И вообще то, что он ушел так рано...

А. Леонтьева

— В каком году, отец Максим?

Протоиерей Максим

— Наверное, я не помню точно год, но уже больше десяти лет. Ему только-только, я помню, мы отмечали его пятидесятилетие. Несколько лет, и он ушел. То есть настолько это казалось абсурдным и несвоевременным...

А. Леонтьева

— А мы с мужем ходили на его лекции. И помимо ощущения, что они были достаточно длинные, я сейчас слушаю его беседы, там 15 минут — и у меня вскипает мозг, и я там заканчиваю. Хотя хочется слушать снова и снова — а что там за поворот и так далее. А тогда это было там часа два, наверное, и это было просто невозможно переварить.

К. Лаврентьева

— Я думаю, нужна какая-то справка для слушателя.

А. Леонтьева

— Евгений Андреевич Авдеенко — замечательный богослов, педагог...

Протоиерей Максим

— Философ.

А. Леонтьева

— Философ, знаток древних языков, переводчик, толкователь Писания, абсолютно посланный в этот мир, чтобы нести это знание. Причем нести горячо, как-то вот харизматично, с юмором необыкновенным совершенно. И вот нам посчастливилось тоже. Я завидую отцу Максиму, который аж работал с ним.

Протоиерей Максим

— И он был моим непосредственно руководителем, у кого, наверное, ну пять лет прямо совсем плотно, мне тогда дали высокое звание ответственного секретаря при нем. То есть как бы я вот так «при ногу его» несколько лет провел плотным образом. Ну, конечно, вообще, честно говоря, я себя считаю умным, ну так, по жизни — это, наверное, самонадеянно, но как-то вроде спасибо матери с отцом, я вышел ростом и лицом. Да, но рядом с Евгением Андреевичем я понимал, что я вообще ничего не понимаю. То есть, как бы это была какая-то абсолютно недостигаемая вещь.

К. Лаврентьева

— Ну гениальность просто.

Протоиерей Максим

— Да. И даже вот бытовое общение — это постоянное удивление. Вот как вы сказали, это он каждый раз умел жизнь подать с удивительной стороны.

А. Леонтьева

— Хочется еще час про него проговорить.

Протоиерей Максим

— Надо сделать вечер памяти.

А. Леонтьева

— Да, кстати, может быть.

А. Леонтьева

— «Светлые истории» продолжаются на Радио ВЕРА. Сегодня у нас в студии мои дорогие коллеги, Кира Лаврентьева и Марина Борисова, и наш протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников. С вами Анна Леонтьева. И мы, наверное, обратимся к моим дорогим коллегам, которые тоже имеют истории про раскрытые или, как отец Максим сказал, откопанные таланты и их воплощение. Марина.

М. Борисова

— Я так и знала. Это рефлекс школьника, который все время вынужден садиться на первую парту, потому что ничего не видит.

К. Лаврентьева

— А я не поддерживала с Аней зрительный контакт, думая, что, может быть, как-то...

А. Леонтьева

— Рассосется в течение программы.

К. Лаврентьева

— Тихо отсидеться.

Протоиерей Максим

— Я так понимаю, что тут у нас какое-то насилие совершается.

К. Лаврентьева

— Нет, ну послушать другие истории тоже. Не все же вперед бежать.

А. Леонтьева

— Мы просто смеемся. Потому что действительно иногда сложно, поэтому наших радиослушателей просим тоже писать истории.

К. Лаврентьева

— Присылать, да, мы читаем комментарии.

А. Леонтьева

— Но обычно, когда слушаешь дорогих коллег, то вспоминаешь, действительно, какие-то потрясающие события или истории. Или не потрясающие, но просто какие-то вот...

К. Лаврентьева

— И, кстати говоря, дорогие слушатели, вы можете не только слушать, но и смотреть «Светлые истории» на сайте https://radiovera.ru/ и в группе Радио ВЕРА ВКонтакте. Мы тут вам время от времени это напоминаем. На случай, если вы вот только сейчас познакомились со «Светлыми историями», у нас есть еще и видеоформат, где мы тут сидим, все улыбаемся, такие красивые, на нас можно посмотреть.

М. Борисова

— На самом деле у меня история такая, непохожая на историю отца Максима. Она, конечно, имеет ко мне отношение, но опосредованное. Дело в том, что я росла в Советском Союзе, где очень многие вещи, которые сейчас, кажется, знают даже грудные младенцы, были абсолютно неизвестны просто в силу того, что неоткуда было вообще об этом узнать. К таким вещам относилась, собственно, Оптина пустынь. Потому что, за исключением некоторых энтузиастов, которые, читая Достоевского, давали себе труд порыться в комментариях и узнать, что же там такое, что там была за пустынь, и что там были за старцы, и куда там ездили писатели, но таких людей было очень мало, а я была в этом смысле абсолютно невежественна. И вот уже придя в Церковь, где-то на третий год, наверное, пребывания в церковной ограде, друзья мне предложили летом съездить к знакомому священнику в Ивановскую область, в деревню Сербилово. А священник этот был им знаком еще по университету московскому, потому что он был блестящим аспирантом на истфаке МГУ, и всем казалось, что он сделает великолепную научную карьеру, и вдруг он на пике своего роста развернулся на сто восемьдесят градусов и ушел в семинарию. Это было очень странно. И как-то многие, кто его знал еще до того, как он стал священником, им интересно было, что же послужило причиной. Как потом из разговора с ним я узнала, человеком, который его первым заставил о чем-то задуматься всерьез, была старушка. Старушка, она была членом Союза писателей, поэтом, переводчиком — такой отзвук серебряного века. Звали ее Надежда Александровна Павлович. И, в общем-то, к ней относились, кто ее знал в те времена — это 70-е годы, — как к таким, может быть, городским сумасшедшим немножечко. Чем она вообще его заинтересовала? Дело в том, что, родившись в конце XIX века, она блестяще закончила с медалью гимназию, потом высшие женские курсы, писала стихи, была знакома со всеми великими поэтами серебряного века. И когда случилась революция, она очень романтически восприняла все это, поскольку была молодой девушкой, она, естественно, ринулась в какие-то дела. Какие дела для человека такой направленности? Это Пролеткульт. А Пролеткульт при Наркомпросе. Я, извините, не буду пояснять, Википедия вам в помощь. Просто все эти реалии советской поры, тем более первой советской поры, если начать пояснять, то, в общем, увязнешь в этих пояснениях. Важно упомянуть об этом, потому что в Наркомпросе она познакомилась с Надеждой Крупской, женой Ленина.

Протоиерей Максим

— С женой Крупского?

М. Борисова

— Да, старика Крупского. С женой Ленина, и та увидела в ней большой потенциал, чисто организаторский, и привлекала ее к созданию всяких союзов, комитетов — это тогда был такой тренд. И вот ее с заданием создать комитет советских поэтов отправили в Петроград, где к той же деятельности пытались привлечь очередной раз Блока. Но он был уже очень болен и к деятельности не привлекся, но они познакомились. И вот тут начинается очень странная история, потому что, естественно, молоденькая поэтесса, Блок с его реноме — все решили, что у них роман. Что же потом писала Надежда Александровна в своих воспоминаниях? Она писала, что они действительно подружились и очень много и глубоко говорили о каких-то вещах, о которых она тогда даже не задумывалась. А на память о нем у нее остался его подарок — первый том «Добротолюбия» с его пометками на страницах. И она всю жизнь не расставалась с двумя книгами — с Евангелием и с этим первым томом «Добротолюбия». Когда Блок умер, она — романтическая девушка, поэтесса, она была потрясена и впала в такую депрессию. И он был первым, кто рассказал ей об Оптиной пустыне. Она решила туда съездить и приехала. Монастырь еще не был закрыт, но старец Нектарий ее не принял. Ну у Оптинских старцев вообще была такая практика принимать не с первого раза, чтобы человек мог убедиться, что ему действительно это нужно. Она была там несколько дней, уехала, но через полгода снова вернулась. И тогда они познакомились и, поскольку она была представителем пролеткульта, она устроилась в местный краеведческий музей, чтобы быть рядом. Ну не буду, эту историю можно описывать в романе, потому что действительно там очень много всего было, и приключений всевозможных. Дело в том, что она спасла старца Нектария, которого в 1923 году посадили в тюрьму за контрреволюцию, ему грозил расстрел. Она подняла все свои московские связи, включая Крупскую, сказала, что это ее личный дедушка и таким образом его из тюрьмы вызволила. Нашла потом ему пристанище, и его последние годы она практически заменяла ему сиделку, келейника — в общем, все, что она могла сделать, чтобы хоть как-то облегчить его состояние. И после того, как... Да, когда старец уже был близок к уходу, они говорили о будущем, он утешил ее тем, что он возьмет ее прегрешения как бы на себя, но завещал ей самое главное — не оставлять Евангелия и причащаться. После кончины старца она, поскольку была человеком деятельным, она устроилась еще и в Красный Крест, который тогда еще не закрыли. Одним словом, вот обрастая вот этими связями — то в Наркомпросе, то в Красном Кресте, она потом еще очень сильно помогла отцу Сергию Мечеву. Когда он попал в страшный совершенно лагерь, и ему еще усугубили его состояние тем, что сказали, что вся его семья расстреляна...

К. Лаврентьева

— Какой ужас.

М. Борисова

— Она, используя опять-таки свои связи, устроила так, что ее саму пустили на свидание к нему, а потом она устроила так, что туда вызвали его жену. То есть, он убедился, что родные живы. Через два года... Представить себе — вот люди, которые более-менее интересуются историей России в XX веке, могут себе представить — в 1937 году она добивается его досрочного освобождения из лагеря. Это вообще представить себе невозможно. Всю жизнь она продолжает быть профессиональным литератором — она пишет стихи, она публикуется, она переводит, она находится в этой среде. Но она всю жизнь не оставляет трудов, хотя они абсолютно все разбиваются о стену, она борется за то, чтобы Министерством культуры дали статус объекта культуры Оптиной пустыни, чтобы ее не разрушили окончательно. И она добивается. В 1974 году этот статус был получен. И, собственно говоря, благодаря этому, хоть и в сильно потрепанном состоянии, но монастырь до нас дошел. Потому что иначе просто, по-видимому, до нас дошли бы только фундаменты основных храмов. И вот эта женщина встретилась на пути юноши, заканчивавшего аспирантуру МГУ, и знакомство с ней настолько его перевернуло, что он в результате стал священником. И хотя в Оптину пустынь он не попал, но рассказ о ней он передавал как свою миссию. Вот я почему так подробно запомнила, потому что он так это рассказывал. И я думаю, что вот этот тот самый откопанный талант. Причем талант не в том смысле, что она стала великим поэтом, а в том смысле, что она за свою жизнь не только массе людей помогла в те годы, когда это было совершенно невозможно, она еще и Оптину помогла сохранить. Вот такая история.

Протоиерей Максим

— А встретился ей Блок.

А. Леонтьева

— Потрясающе.

Протоиерей Максим

— То есть те самые встречи, о которых я вначале сказал.

К. Лаврентьева

— Да, вот это история.

А. Леонтьева

— Да, встретился именно.

Протоиерей Максим

— Что ты встречаешься с человеком, и может быть совсем непонятно с кем, непонятно куда, и вдруг — раз. Я не думаю, что Блок ставил какие-то цели, встречаясь с ней.

А. Леонтьева

— Блок просто был Блоком.

Протоиерей Максим

— Он был Блоком, да.

А. Леонтьева

— Марин, спасибо огромное. На самом деле потрясающий рассказ про такого колосса, да? Как вообще... Как мы тебе завидуем, что ты можешь рассказать такие истории. И это прямо такой кусок истории мощный, с такими именами, с такими судьбами, с такими событиями.

К. Лаврентьева

— Ну мы не завидуем, мы сорадуемся.

А. Леонтьева

— Хорошо, давайте употребим православный термин слова «завидуем». Сегодня с вами Анна Леонтьева и мои дорогие коллеги — Кира Лаврентьева, Марина Борисова. И наш дорогой протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников. «Светлые истории» продолжатся через минуту. Напомним, что вы можете не только слушать нас, но и смотреть на сайте https://radiovera.ru/ и ВКонтакте.

А. Леонтьева

— В студии мои дорогие коллеги — Кира Лаврентьева, Марина Борисова. И протоирей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников в Спасской Слободе. У микрофона Анна Леонтьева. «Светлые истории» сегодня касаются талантов, которые человек обнаружил в себе. Или, как вот правильно направил, наверное, наш разговор отец Максим, не просто человек обнаружил, а человек встретил другого человека, который помог ему эти таланты раскрыть. Вот, наверное, у Киры тоже есть история на эту тему.

К. Лаврентьева

— Нам в этом смысле, сотрудникам журналистики и радио христианского, очень везет, потому что у нас много потрясающих гостей и друзей, которые действительно в самый неожиданный момент своей жизни выдают новые таланты. Не так давно у нас в гостях был Юрий Макеев, и прежде, чем вести с ним программу, меня пригласили, значит, на его... Он же пригласил.

А. Леонтьева

— В «Театр вкуса».

К. Лаврентьева

— Меня и Костю. Да, в «Театр вкуса». Ты была, да? Понимаешь, о чем речь.

А. Леонтьева

— Это мой друг просто.

К. Лаврентьева

— Вот. Тогда говорить мне будет об этом легче. Много вдохновляющих примеров, много необычных талантов у людей просыпается, есть какие-то свои истории, но вот из последнего, это, конечно, самое такое яркое впечатление у нас с мужем, потому что мы пошли на его спектакль. Во-первых, ну то есть это актер...

А. Леонтьева

— Это какой-то новый спектакль?

К. Лаврентьева

— Это «Как корова спасала театр».

А. Леонтьева

— А, вот это значит.

К. Лаврентьева

— Это вообще невероятно. Это не совсем спектакль, то есть это такая иммерсивная история, когда человек три часа один говорит, время от времени играют музыканты, сопровождая там какие-то истории особым усилением эффекта за счет вот красивой музыки. Но в целом он говорит один, он держит внимание зрителя три часа — это уже вы можете себе представить вообще, какой талант. То есть у него летит, естественно, там пот, он весь мокрый, но он горит абсолютно тем, что он говорит. А говорит он историю своей жизни. Вот просто историю своей жизни, начиная с рождения, как познакомились его родители, и это ни в коем случае не какая-то, знаете, такая вот автобиографическая история, где он рассказывает свою биографию, все сидят, слушают. Нет, он рассказывает так, что ты вот только приподнимаешься на этом стуле раз в 15, в 10 минут и чему-то постоянно удивляешься. И если он каким-то боковым зрением видит, что кто-то начал засыпать, он начинает обращаться к нему, и человек быстро просыпается. Это вообще невероятно. Это история невероятная. Но что потрясло меня, а особенно моего мужа, который не отличается особой эмоциональностью и, как многие мужчины, он такой человек довольно приземленный и не такой восприимчивый к разным эмоциональным посылам...

Протоиерей Максим

— Он будет слушать нашу сегодняшнюю программу?

К. Лаврентьева

— Наверное, нет, поэтому я могу говорить свободно все, что думаю. Что потрясло его? Его потрясла совершенно стопроцентная открытость Юрия. То есть он рассказывает такие вещи, такие вещи... Это не глупая открытость, это христианская открытость. То есть он идет на определенный риск ради миссии. Его в свое время вдохновил на это Петр Мамонов, который так же точно в каких-то встречах со зрителями, с почитателями там, не знаю, таланта, на каких-то вечерах, он просто и откровенно рассказывал про Христа и про свою встречу с Ним. А в последнее время так он вообще все время рассказывал...

Протоиерей Максим

— Только об этом и рассказывал.

К. Лаврентьева

— Только об этом. И интересный случай, журналисты к нему в очередной раз приехали в его деревню. Ехали-ехали, наконец приехали — чтобы туда добраться, это нужна еще отдельная закалка. И вот они приехали, и он им не открывает. Они стучатся, жена там уже нервничает...

А. Леонтьева

— Это сейчас ты про Петра рассказываешь?

К. Лаврентьева

— Про Петра, пока про Петра. Вернулась к Мамонову, да, сейчас отвлеклась на Мамонова. Сейчас вернусь к Юрию. И, короче говоря, они его вызывают, говорят: Петр, вы знаете, мы к вам столько ехали, ну дайте нам интервью. Он говорит: вы не понимаете, я занят. Они говорят: а чем вы заняты? Он говорит: я готовлюсь к смерти. И он это так сказал, что они там прочувствовали по полной программе, как он готовится.

А. Леонтьева

— Умел сказать.

К. Лаврентьева

— То есть он реально готовится. Человек каждую минуту боится своей жизни тратить зря, потому что ему хочется ее использовать максимально концентрированно — на служение Богу, на покаяние, на молитву. Это было потрясающе. И, короче говоря, Юрий Макеев как раз Петром тоже вдохновлен, его примером, его верой, его жизнью, его изменением ума, которая с ним произошла. И вот он много говорит об этом в ходе своего вот этого спектакля «Как корова спасла театр». Но что удивительно, ведь о чем он говорит? Как успешный актер — его жена тоже актриса, у них дети, квартира в Москве, — вдруг упрашивает свою жену, они договариваются как-то, продают квартиру в Москве... Ну вот для москвичей это очень сложная история.

А. Леонтьева

— Конечно.

К. Лаврентьева

— И уезжают в деревню в Смоленской области — внимание! — строить деревенский театр. Вы можете себе представить? Это вот мужчина в самом расцвете сил, сколько ему там, 40−45 лет было на тот момент. Чтобы построить этот театр, соответственно, нужны деньги, которых нет. Он об этом говорит совершенно открыто. Понятно, что они работают в театрах, но у них еще дети, которых нужно поднимать. Короче говоря, он начинает заниматься фермерским хозяйством, он покупает корову, потом другую. Он полностью как бы учится, вот просто с буквы «а» до буквы «я», абсолютно вот этим фермерским всем тонкостям, сельскому хозяйству, до этих всех коров...

А. Леонтьева

— Печет хлеб, да, он, по-моему.

К. Лаврентьева

— Печет хлеб. Он же еще и ресторатор. Вот что значит таланты, да, он и там успел, и тут успел. То есть у него совершенно огромное множество вот разных проявлений, ипостасей, и это очень гармонично между собой сочетается. Но совершенно очевидно, что он горит. То есть он даже, когда разговаривает с тобой, он весь без кожи совершенно. То есть он абсолютно горит, горит, торопится, он торопится будто сделать как можно больше, прожить как можно больше жизни в одной. И вот, представляете, этот человек с точки зрения обывателя, да? Ну это совершенно какое-то безумие — продать квартиру в Москве, строить какой-то деревенский театр.

А. Леонтьева

— Вообще безумие продать квартиру в Москве, да.

К. Лаврентьева

— Да, уехать в смоленскую деревню. А вот недавно он был у нас на интервью, и его жена сказала: слушай, как хорошо, что мы тогда так сделали. Вот они настолько чувствуют, что они в логосе своем. Это ведь счастье. То есть ты ищешь, ищешь, как слепой котенок, где-то ошибаешься, что-то пробуешь, где-то рискуешь, где-то нет. Падаешь, встаешь. Но Господь видит твои эти попытки, и Он выводит тебя именно туда, куда нужно. И вот сейчас они построили деревенский театр, он у них бесплатный, в основном, я так поняла. Туда приезжают, естественно, и заезжие артисты из столиц, но и они сами показывают там свои спектакли для жителей деревни этой. Но у нас как русский человек? Если он не заплатил, он особо не ценит. Поэтому Юрий говорит, что как раз из этой деревни, для которой они строили этот театр, мало кто ходит, а вот из соседних деревень и городов приезжают люди — то есть у них идет такая, знаете, чисто просветительская миссия. Через этот театр они говорят о Христе, но говорят так, что ты никогда не догадаешься, что это форма проповеди. И сам он просит свою как бы исповедь вот эту всенародную проповедью не называть. И вот, представляете, мы пришли к нему на этот моноспектакль, если можно так назвать, в театр «Практика», где они там сотрудничают с театром «Практика», он находится на Патриарших прудах. Люди, живущие в Москве, понимают: Патрики — это такое место тусовки, богемы и как бы такого вот, знаете, богемного, гламурного проведения своего времени — прогулок, нарядов, такой вот, значит, некий такой театр тщеславия. Ну я без осуждения, но просто факт остается фактом. Там очень красиво, очень прекрасно, замечательно, и вот люди едут туда погулять, потусоваться, пообщаться. И, конечно, говорить о том, чтобы там какую-то христианскую миссию устраивать, как-то странно. Во-первых, негде, во-вторых, аудитория к этому не готова. И что делает Юрий? Я захожу, мы заходим в театр, и он начинает говорить: вы знаете, вот сегодня в спектакле в моем, вот в этом, значит, исповеди скорее моей, будет много о Боге, но вы не думайте, что это я вам тут пытаюсь что-то навязать. В этом нет морализаторства, я вам просто рассказываю про себя. Я смотрю на людей — они, кто-то переглянулся, кто-то что-то заподозрил, кто-то напрягся, кто-то спокойно. И в конце спектакля люди выходили абсолютно измененные. Абсолютно измененные. И я к нему подошла потом, говорю: Юрий, вот это да, это же форма проповеди. Он говорит: нет-нет, не называйте это проповедью. Я говорю: ну это, наверное, самая удачная форма миссии, которая может быть среди людей, которые уже сыты всем. Которые уже наслушались и про энергию, и про таро, прости, Господи, и про всякую вот эту муть. Им уже особо-то православие неинтересно, ну что там уже. А тут человек подает это так, что даже ты, как бы находящийся в Церкви, удивляешься. Удивляешься в очередной раз, как круто поворачивается его жизнь.

Протоиерей Максим

— Так вы в первую очередь и удивились.

А. Леонтьева

— Слушай, то есть он говорит как бы не о Христе, не о христианской жизни, а просто...

К. Лаврентьева

— Ну он говорит о себе, как у него все менялось. А потом он как будто внезапно, знаете, какой использует подход? Он говорит: и я стою в храме и говорю: Господи, что же я буду делать, что делать дальше? Что же мне делать, как же мне кормить детей? То есть он абсолютно искренне рассказывает, ты там боишься просто пошевелиться, ты боишься пошевелиться, что...

Протоиерей Максим

— То есть вот так. Сначала продаешь квартиру и уезжаешь в деревню, а потом: Господи, Ты давай, решай мои проблемы. Чем же я буду кормить своих детей?

К. Лаврентьева

— Нет, по-другому. Нет, все-таки там другая история. Ну Господь решил его проблему, да, ему есть чем кормить детей, и более того, он очень счастлив, то есть итог-то счастливый. И вот он опять говорит, как он познакомился с Христом, как ему рассказали о Христе. Опять же вот он так это рассказывает, не навязывая, но люди как будто бы с удивлением узнают евангельскую историю совершенно вот с такой вот не банальной что ли стороны. Потому что Евангелие они вряд ли почитают, что-то они слышали, что-то не слышали, а тут совершенно удивительная форма вот такая подачи, апостольская совершенно. Вот такой вот рассказ у меня, дорогие друзья. Удивительный талант еще один проснулся у Юрия Макеева, чему мы являемся счастливыми свидетелями.

А. Леонтьева

— Причем, знаешь, вот то, что ты рассказываешь, я же тоже была на его спектакле в «Театре вкуса», по-моему, на двух. И вот этот талант, который действительно преображает других людей. У Юрия абсолютное такое доверие к миру, поэтому он так спокойно, он может заплакать...

К. Лаврентьева

— Да, он плачет.

А. Леонтьева

— Он может просто заплакать, пока рассказывает тебе. Настолько это искренне. И в его спектаклях, вот которые я видела, я сейчас, честно говоря, просто не припомню названий, присутствует еда, которую там готовят, и она придает этому, этой жизни, какую-то вот такую реальность.

К. Лаврентьева

— Семейная кухня, что-то такое.

А. Леонтьева

— Да. И вытаскивает из нас какие-то воспоминания о детстве. То есть это не прямая проповедь Христа, это какое-то пробуждение вот этого детства.

К. Лаврентьева

— Да, он абсолютно чистый ребенок такой, у него сердце детское.

А. Леонтьева

— Да.

К. Лаврентьева

— Невероятно. И вот он с таким доверием идет, и действительно ты хватаешься за голову, пока слушаешь его историю, думаешь: что же ты делаешь-то? А итог-то вроде и слава Богу, и человек как бы нашел вот этот свой логос, нащупывал сквозь какие-то, понятно, тернии, трудности, безденежье местами. Но в итоге-то вот, вот результат.

Протоиерей Максим

— А когда он уехал из Москвы? Примерно.

К. Лаврентьева

— Несколько лет назад.

Протоиерей Максим

— Несколько. То есть это вот не история там старая?

А. Леонтьева

— Нет. Он уехал из Москвы, по-моему, я начинала только работать на Радио ВЕРА.

К. Лаврентьева

— Ну лет семь, да, то есть не 20 лет.

А. Леонтьева

— И первая длинная программа, которую мне дали, как говорят, пилотная, я взяла туда Юру.

К. Лаврентьева

— Да ты что?

А. Леонтьева

— Потому что я знала, что это стопроцентное попадание.

К. Лаврентьева

— Ты знала, кого звать.

А. Леонтьева

— Да. То есть мне сказали, что должен быть вау-эффект, да, у первой программы. И Юрий просто вот, он вот разложил свою душу.

К. Лаврентьева

— Так и есть.

А. Леонтьева

— Перед миллионами радиослушателей. Это было так пронзительно. И это само по себе, да, меняет. Вот его талант, он меняет как бы окружающую реальность.

К. Лаврентьева

— Да.

А. Леонтьева

— Заражает нас и таким образом как-то вот... При этом ну как, не садясь в дидактику ни в какую, не рассказывая, что пора бы, товарищи...

К. Лаврентьева

— «Дорогие друзья, вам нужно покаяться».

А. Леонтьева

— Пора бы вам причаститься. Покаяться.

К. Лаврентьева

— В своих грехах.

Протоиерей Максим

— Ну да. Жена моя — а я неслучайно спросил, слушает ли вас ваш муж. Вот мне моя супруга, тоже она говорит: я столько интересного про себя узнаю, что ты там иногда про нас рассказываешь. Это вот такая, как это, то что называется, новая искренность, готовность что-то рассказывать о себе, да. Говорит, вот интересно узнать, как ты, оказывается, так помнишь, как вот то-то, то-то, то-то у нас там, например, с тобой было. Я, говорит, это совсем по-другому помню.

К. Лаврентьева

— Я помню, кстати. Про роддом вы рассказывали, про рождение детей много интересного.

Протоиерей Максим

— Да нет, я иногда, бывает, много чего рассказываю, но это действительно уже такие вещи, пропущенные через себя. Иногда люди, которые тоже в этом участвовали, они как-то совсем по-другому все это воспринимали.

К. Лаврентьева

— Они не так пропустили, по-другому.

А. Леонтьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Сегодня у нас в гостях протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников. В студии Кира Лаврентьева, Марина Борисова, я Анна Леонтьева. Потрясающие истории сегодня прозвучали. Как-то действительно студия наполнилась вот этой вот энергией. Я такая изрядно уставшая иногда прихожу на программу, но как-то столько энергии вот в этих людях, о которых вы рассказали.

К. Лаврентьева

— Точно.

А. Леонтьева

— И так, с таким чувством, рассказали мои дорогие коллеги, что я хотела другую немножко историю рассказать, но вспомнила такой просто небольшой эпизод. Кира рассказала историю про театр. А эпизод был в такой довольно... ну не довольно, а в самый тяжелый период моей жизни. Это был, наверное, где-то 15-й год, и дышать удавалось с трудом. И тут моя подруга приглашает, она работала на тот момент в театре... Я боюсь соврать, давайте я просто скажу, театр в Москве, поскольку это не судьбоносная какая-то вещь. Она приглашает меня на спектакль про Ксению Петербуржскую. И это единственная тема, которая на тот момент моего вдовства, она как бы...

К. Лаврентьева

— Да, тебя как-то вот...

А. Леонтьева

— Ну да, как-то меня да, окей, я иду. И я прихожу в театр. Это такая молодая труппа, она сделала пьесу по житию Ксении Петербургской. И я не буду забегать вперед, но там не было вот такой вот дерзости, да, чтобы это была художественная пьеса о святой — это же очень сложная тема, а группа православных, на самом деле очень талантливых людей. И вот мы садимся в зал, значит, выходит ведущий конферансье и говорит, что вы знаете, у нас, к сожалению, нет главной героини — Ксении Петербуржской. Поэтому у нас есть все актеры, а вот Ксении у нас нет, есть только текст. Поэтому кто из зрителей, может быть, хочет побыть...

К. Лаврентьева

— Это специально так сделано?

А. Леонтьева

— Да, представляете себе?

К. Лаврентьева

— Вот это да.

А. Леонтьева

— И тут — а я только вот начинаю работу на радио, что-то какие-то курсы проходила, какого-то актерского мастерства. Не буду про них ничего плохого говорить, очень хорошие курсы, но, скажем так, не все было для меня. А тут у меня просто, знаете, сердце раскрылось навстречу, и я выскочила на сцену, сама не соображая, что я делаю. И мне дали текст, меня посадили, накрыли меня такой шинелькой и дали текст, который я должна была просто читать с листа. А актеры вокруг меня играли. И я просто читала. И вокруг меня образовался такой, знаете, магия — ну, актеры, они же взаимодействуют, да, и они создали вот эту вот удивительную атмосферу взаимодействия, как будто я проживала эти события. Надо мной там издевались какие-то люди, которые мимо проходили, ну то есть я, представляете себе, я побыла...

К. Лаврентьева

— Вот это да.

А. Леонтьева

— В роли... Ну не роли даже, я не знаю, в роли, в образе, да?

Протоиерей Максим

— В образе.

А. Леонтьева

— В образе нашей дорогой, замечательной, любимой Ксении Петербургской. И я каким-то другим человеком сошла с этой сцены. И ко мне подходили люди и говорили: ну вы, конечно, подставной казачок-то, потому что ну не может же быть, что вы... А просто, понимаете, все эти слова, они были про...

К. Лаврентьева

— Про тебя тогда.

А. Леонтьева

— Про меня тогда. И я абсолютно естественно включилась вот в эту реальность. Это потрясающий был опыт, незабываемый. И я всегда почитала Ксенюшку, всегда, когда в Питере оказывалась, старалась попасть к ней. Но тут, вы знаете, я как будто бы вот с ней лично встретилась, это был вот такой опыт личной встречи. Вот потрясающе они это все придумали. Но я не стала актером, и мой талант в этом не раскрылся. А я на самом деле хотела довольно такую обычную историю рассказать, но с интересным таким концом. Ну надеюсь, не концом. Я много лет возила детей в международный лагерь, который возглавлял — такой был очень семейный лагерь, куда приезжали только дети друзей, там максимально было человек сто. Я познакомилась с педагогом замечательным из этого лагеря. Никакой он не православный, он даже единственный человек, который мне прямо сказал, что он атеист. Это вообще редкость большая, встретить атеиста. Но вот при этом он чудесный педагог. И я не буду говорить там имя, фамилию, отчество, я просто скажу Михалыч. Те, кто знают, те его как бы...

Протоиерей Максим

— И узнают.

А. Леонтьева

— И узнают, да. И этот Михалыч собирал этих детей для того, чтобы они делали всякие проекты, снимали фильмы. То есть в лагере кипела жизнь, никто не лежал на солнышке, хотя это было море. Очень часто мы даже забывали, что там, где-то внизу, под горой, находится море. И настолько мы были увлечены этими проектами. Но я привела своих детей в этот лагерь по двум причинам. Во-первых, я искала место, где, конечно, они не отдыхают, а что-то такое интересное делают, потому что вот эти бесконечные... Ну были возможности, муж хорошо зарабатывал, бесконечные путешествия по замечательным местам, отелям. И в какой-то момент я поняла, что первая фраза, которую младший сын по-английски произнес, это: «Could I have the bill, please?» — «Можно счет, пожалуйста». И я подумала: нет, что-то идет не так, что-то нужно вот в какие-то тяжелые условия детей поместить. И как раз этот лагерь...

Протоиерей Максим

— Это не рядом с Абрау-Дюрсо, случайно? Там просто под горой море, на горе лагерь.

А. Леонтьева

— Он был в Болгарии.

Протоиерей Максим

— В Болгарии.

А. Леонтьева

— Он был в Болгарии, в очень простом отеле. Ну он там поменял, несколько дислокаций было. Но отель был, сказать условия были простые — значит, ничего не сказать. Это то место, где не было кондиционера, а в жарких странах это вот... Но дети этого не замечали. И второе, конечно, что вот дети что-то создавали, какое-то вот что-то прекрасное творили. А я, как мамочка, с еще маленьким Коленькой, моим младшеньким, ходила за ними, как-то бездумно снимала все на видеокамеру. И в какой-то момент, может быть, через год, вот я как бы на следующий год приехала в лагерь, Михалыч сказал мне: а почему бы тебе не побыть преподом? Что ты все ходишь, значит, как мамочка за нами с этой камерой. Знаете, для меня это был вообще шок. Потому что препод — это человек, который увлекает детей во что-то. Вот отец Максим рассказал про гениального педагога Евгения Андреевича Авдеенко. И я представляла себе препода как какую-то очень мощную такую, харизматичную фигуру. Потому что дети еще, знаете, они из хороших, благополучных семей. Они надменные, они томные...

К. Лаврентьева

— Их ничем не удивить.

А. Леонтьева

— Они подростки. Ну это то есть такое вот...

Протоиерей Максим

— Вредные, значит, еще.

А. Леонтьева

— Вредные, да. И вот их надо как-то увлечь, понимаете, вот этой журналистикой. А они еще айтишные дети, которые вообще к слову не имеют никакого отношения.

К. Лаврентьева

— Понятно. Уровень сложности такой прямо...

А. Леонтьева

— Да, какой-то...

К. Лаврентьева

— Высокий, да.

А. Леонтьева

— И я согласилась. Но у нас вот была презентация, и я на дрожащих коленках шла на эту презентацию. Потому что я думаю: вот сейчас я перед детьми выступлю (а они потом расходятся по кафедрам, вот препод уходит, а за ним бегут детки, которых он заинтересовал) — за мной никто не побежит. И вот позор и провал мой педагогический. Но нет, какие-то дети со мной, конечно, остались, потом они ходят по кафедрам, все было хорошо. Но я, знаете, я абсолютно не ожидала, что — ну я не назову это педагогикой, простите, это было просто, я просто рассказывала детям, что такое журналистика, как работать со словом. Я говорила им: «Давайте делать из простых людей звезд». И это так им нравилось. Я говорила им: «Если вы будете задавать людям вопросы и слушать их, вас будут любить. Потому что люди больше всего на свете любят, когда им задают вопросы и слушают. Потому что это такая редкость». Вот это им тоже очень нравилось. И действительно, взрослые люди, которые давали им интервью, они так раскрывались, и для детей это было чудо. В общем, 16 лет я благополучно проработала в этом лагере.

К. Лаврентьева

— 16 лет? Вот это да.

А. Леонтьева

— Каждое лето, да, я ехала туда...

Протоиерей Максим

— И эта женщина говорит, что она не педагог.

К. Лаврентьева

— Да, удивительно.

А. Леонтьева

— Я в конце концов, у нас в конце смены была такая раздача слонов, да, что вот кто там набрал каких-то баллов у преподавателя и так далее.

Протоиерей Максим

— Пять очков Гриффиндору.

А. Леонтьева

— Вот, кстати, эту историю я уже рассказывала, но очень давно, поэтому позволю ее повторить. Своим подросткам я дала такой подарок, что они могут посетить мое место работы. Ну они знали, что я работаю на радио, и как бы для них это было очень интересно, радио. И вот, представляете, совершенно из нецерковных, там скорее всего, неверующих семей или там, не знаю, приезжают мои подростки, штук пять, по-моему, приехало. И мы встречаемся около Андреевского монастыря, вернее, около метро, и я забираю их и везу. Они говорят: Ань, — первый раз, — а как радио-то называется? Я говорю: Радио ВЕРА. Тут я чувствую какое-то уныние в рядах, то есть они уже представили себе. А говорят: а редакция-то где? Я говорю: в Андреевском монастыре. В монастыре, где монахи ходят? Я говорю: ну ходят иногда, но, в общем, мы идем на радио с вами. Я же вам обещала показать свое место работы. А там уже полное уныние. И я предупредила всех своих коллег, что вот придут дети. Все почему-то очень ответственно к этому отнеслись, и звукорежиссеры сказали: мы покажем вот нашу сложную вот эту аппаратуру и все, как мы это делаем. И я думаю: ладно, хорошо, ну хотя бы их впечатлит наша техническая база. Но они же такие дети технические и, значит, они приходят, вяло смотрят на эту аппаратуру, говорят: да я на такой записывал, у меня у папы дома такая ну и так далее. То есть я понимаю, что эта часть программы провалена, и детей я этим вообще не удивила. Ну что ж, приходит мой дорогой начальник Леша Таржанов, наш коллега, Костя Мацан и Максим Печенкин, главный звукорежиссер Радио ВЕРА. Я говорю: вы же журналисты, вы же дадите интервью, как бы возьмете интервью коллег? Они говорят: ну да. Ну что делать, уже приехали. И ребята рассказывают им, отвечая на их вопросы, Максим рассказывает о том, что на радио невозможно соврать. Потому что голос — это такое вот чистое...

К. Лаврентьева

— Лакмусовая бумажка.

А. Леонтьева

— Чистый как бы звук души. Потому что вот на картинке еще можно что-то красивое сделать, как-то подгримировать, подтушевать — и все, поверят. А голосом соврать невозможно. Костя рассказывает им о том, что в каждом деле, которое ты успешно делаешь, самое главное — это не почувствовать себя великим. Потому что как только ты подумал, что ты велик — все, это начало конца.

К. Лаврентьева

— Или уже конец.

А. Леонтьева

— Алексей Таржанов рассказывает им про первых христиан, которые рисовали на ладошке рыбку и таким образом узнавали, и раздают им каких-то рыбок и что-то такое. И знаете, дети выходят такие светлые, такие воодушевленные. И я понимаю, что...

Протоиерей Максим

— Как наши истории.

А. Леонтьева

— Отец Максим снижает пафос у нас сегодня.

Протоиерей Максим

— Я не выдерживаю, я же мальчик, я не такой чувствительный.

К. Лаврентьева

— Надо перчика чуть-чуть.

Протоиерей Максим

— Да-да-да.

А. Леонтьева

— Ну перчика же было, нет?

Протоиерей Максим

— Нет, все отлично, все замечательно.

А. Леонтьева

— Я не пересластила, нет? Ну это просто реально так и было.

К. Лаврентьева

— Нет, хорошая история.

А. Леонтьева

— И я просто увидела, и они обменялись, то есть они на самом деле, вот это человеческое общение — без всякой катехизации, без всякой дидактики, его ничто не заменит. Давайте, общаться с нашими детьми.

К. Лаврентьева

— Сегодня, наверное, все истории во многом, да, они так или иначе про это.

А. Леонтьева

— Про педагогику, да, и педагогов. Спасибо вам большое, дорогие мои коллеги, за прекрасные истории.

К. Лаврентьева

— И тебе спасибо, Анечка. Прямо удивила ты нас. Сколько лет мы с тобой работаем, и какие-то вещи до сих пор узнаем с удивлением.

А. Леонтьева

— Спасибо, мой дорогой. Напомню, что сегодня у нас в гостях был протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников.

Протоиерей Максим

— «Я и на машинке умею...»

К. Лаврентьева

— «А я еще и пишу, у меня есть маленький томик стихов», — достает отец Максим и начинает нам читать.

А. Леонтьева

— Ну отец Максим — да.

Протоиерей Максим

— Простите. Я всего лишь хотел понизить градус.

А. Леонтьева

— А мы-то приняли за чистую монету. Мои дорогие коллеги, Кира Лаврентьева, Марина Борисова и я, Анна Леонтьева. Напомню, что слушать нас и смотреть можно на сайте https://radiovera.ru/ и ВКонтакте. Будьте с нами, рассказывайте нам свои истории, пишите комментарии, они нам очень нужны.

К. Лаврентьева

— Да, это правда. Спасибо огромное.

А. Леонтьева

— Спасибо, дорогие.

Протоиерей Максим

— И до свидания.

М. Борисова

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Господь не оставляет верящих Ему»
• «Не мой святой»
• «Как храм помог прийти к Богу»