«Неделя 35-я по Пятидесятнице: Собор новомучеников и исповедников Российских». Прот. Дионисий Крюков

У нас в гостях был настоятель храмов Михаила Архангела в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово протоиерей Дионисий Крюков.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения в ближайшее воскресенье, когда отмечается Собор новомучеников и исповедников Российских, а также о памяти святых святителя Никиты Новгородского и преподобного Ефрема Сирина. Мы также говорили о праздновании Собора трех святителей — Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире наша еженедельная программа «Седмица», в которой мы, как всегда по субботам, говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья, предстоящей недели. И сегодня со мной мой гость — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. С его помощью мы постараемся разобраться в том, что ждет нас в церкви завтра, в 35-е воскресенье после Пятидесятницы, и на предстоящей неделе.

Прот. Дионисий Крюков

— Здравствуйте, дорогие друзья.

М. Борисова

— Отец Дионисий, как обычно, мы по традиции стараемся понять смысл грядущего воскресенья, исходя из тех отрывков из апостольских посланий и из Евангелия, которые будут звучать завтра в храме за Литургией. Но очень часто бывает так, что, начиная вчитываться в эти отрывки, мы как бы застываем в недоумении. Вот у меня такая же реакция на тот отрывок из 1-го Послания апостола Павла к Тимофею (из 1-й главы стихи с 15-го по 17-й) который будет звучать в Церкви завтра. Он коротенький, позволю себе его зачитать сразу целиком: «Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый. Но для того я и помилован, чтобы Иисус Христос во мне первом показал все долготерпение, в пример тем, которые будут веровать в Него к жизни вечной. Царю же веков нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков. Аминь». Вот когда это все слышишь, тем более, даже не видишь, а слышишь в храме, в сознании, как правило, ничего не остается, потому что воспринимается это, как такой достаточно знакомый набор благочестивых формул. То есть не возникает ни противления тому, что сказано, ни вопросов. А у меня возникает вопрос: если Церковь все-таки настаивает, чтобы этот отрывок звучал за Литургией, значит, в нем есть тот смысл, который важен нам, стоящим в храме? Вот в чем этот смысл?

Прот. Дионисий Крюков

— Понимаю ваш вопрос и сам так же чувствую. И поэтому я очень рад, что наши слушатели, возможно, именно сегодня об этом задумаются. Если завтра окажутся на Литургии, они смогут уже расслышать это более подготовленным ухом. В этом отрывке мы в первую очередь видим, что апостол Павел говорит, что он первый из грешников. И его смирение, которое он демонстрирует здесь, для апостола Павла достаточно естественно. Вообще-то, все его послания проникнуты именно таким вот совершенно не картинным самоуничижением, потому что он все время помнил о том, что он был призван к апостольскому служению совершенно чудесным, необычным способом. При этом при всем он был одним из самых ревностных гонителей христианства. И здесь же апостол Павел как бы на двух полюсах, что ли: с одной стороны обращает внимание, что то, что он говорит, необыкновенно важно и необыкновенно значимо для его слушателей, для его адресатов, с другой стороны он при этом говорит, что он сам-то недостоин передавать эту информацию, потому что то, что он говорит, настолько высоко, что странно, что это звучит из уст бывшего гонителя христиан. Вот это, на мой взгляд, одна из самых важных истин, которые открываются, когда читаешь этот отрывок. Но интересно — и об этом мы тоже будем говорить — что этот отрывок имеет связь и с отрывком из Евангелия, который читается за Божественной литургией в это воскресенье. Нельзя сказать, чтобы он был каким-то уж очень драматичным или расцвеченным всевозможными подробностями...

М. Борисова

— Я напомню нашим радиослушателям: речь идет об отрывке из Евангелия от Луки, из 18-й главы, стихи с 35-го по 43-й.

Прот. Дионисий Крюков

— Да. Это повествование о том, как Господь — по евангелисту Луке Господь подходил к Иерихону, по другим евангелистам Он выходил из Иерихона, но, тем не менее, у стен этого древнего города сидел слепой, который кричал и требовал, чтобы Господь обратил на него внимание. Причем его требование выражалось словами самого высокого почтения. Он кричал: «Иисус, Сын Давидов! помилуй меня». А «Сын Давидов» — это обращение, которое предполагает, что человек, так называющий своего визави, видит в нем Мессию. Он действительно называет Его таким образом Мессией и просит, чтобы Он не просто как чудотворец, не просто как лекарь, а именно как Божий Посланник, смог его излечить от его слепоты. При этом, и это интересная особенность, окружающие его затыкали, они кричали и говорили ему: «Замолчи! Не отвлекай! Веди себя прилично!» — предполагаю, что такие были слова к нему обращены, но он продолжал еще сильнее кричать и в конце концов докричался. Я не думаю, что тут сила голоса в первую очередь сказалась, думаю, что Господь его с самого начала видел, слышал и обратил на него внимание, но все-таки эта особенность важна — то, что этот человек действительно долго просил, долго кричал, употреблял все возможные средства для того, чтоб на него обратили внимание. И вот Господь, подходя к нему, спросил: «Чего ты хочешь от Меня?» Он ответил: «Господи! чтобы мне прозреть». Иисус сказал ему: «Прозри! вера твоя спасла тебя». И он тотчас прозрел и пошел за Ним, славя Бога. От других евангелистов известно, что его имя было Вартимей. Этот человек получил исцеление от Господа и пошел за Ним, что на самом деле не всегда бывало, потому что некоторым, как, например, бесноватым, Он запрещал идти за Ним следом.

М. Борисова

— Да, гадаринский бесноватый даже просил Его.

Прот. Дионисий Крюков

— Да. да.

М. Борисова

— Он сказал: «Иди, проповедуй».

Прот. Дионисий Крюков

— Да, «иди проповедуй, иди в свое селение — ты будешь нужен именно там». Здесь же Господь ему позволил идти следом за Ним, а тем самым Ему было важно, чтоб был рядом с Ним свидетель, так сказать, ходячее свидетельство Его способности совершать такие чудеса. Так вот, этот отрывок действительно, с одной стороны весьма прост, а с другой стороны весьма показателен, потому что здесь нам явлен пример веры человека, который несмотря ни на что, несмотря ни на какие внешние условности, тем не менее, все равно хочет, добивается своего. Но, как мы знаем, Евангелие, когда повествует о каких-то исцелении, связанном с каким-то физическим недугом, это всегда не просто намек, а указание на то, чтобы слушатели, свидетели или читатели подумали о каких-то иных увечьях. То есть если это паралич, то это паралич воли, а не только, так сказать, расслабление организма, если это глухота, то это глухота к слышанию Бога, Его слова, и если это слепота, то это, конечно, относится к слепоте по отношению к горнему Божественному миру. Вот здесь этот отрывок как бы заставляет всех нас посмотреть на нашу слепоту, на то, что именно мы не блаженны и мы не чистые сердцем и мы не можем узреть Бога. Если сопоставить эту заповедь блаженства с этим отрывком, то сразу становится понятно, что этот человек, несмотря на то, что был физически слеп, тем не менее, духовно он уже начинал прозревать и даже прозрел, потому что он закричал не просто: «Чудотворец! Лекарь!»

М. Борисова

— Ну да, вокруг все называли Иисуса «Иисус Назорей».

Прот. Дионисий Крюков

— Да. Он же именно... чудесным образом для него было открыто некое зрение духовное, и он закричал: «Иисус, Сын Давидов! помилуй меня». И вот тут как раз есть та самая перемычка с тем, с чего мы начали. Дело в том, что ведь апостол Павел был тоже призван к служению апостольскому через слепоту. И неслучайно в это воскресенье сопоставляется его свидетельство о своей прежней слепоте и прозрении с этим отрывком о прозревшем человек, сидевшем около иерихонских стен. Как этот прозревший увидел Бога, точно так же и апостол Павел в свое время чудесным образом сначала стал слепым, а потом услышал голос Бога, Который ему говорит: «Трудно тебе идти против рожна». И после этого он прозрел, и его Сам Господь обучал Своей Благой Вести, после этого он пошел проповедовать. В частности, одно из проявлений этой проповеди явилось то самое послание, которое он написал Тимофею.

М. Борисова

— Но все-таки если мы постараемся выстроить вот такой смысловой мостик непосредственно к нам сегодня, в начале 2021 года стоящим в храме. Вот нам сегодняшним о чем это говорит, учитывая все сложности именно сегодняшнего дня?

Прот. Дионисий Крюков

— Я думаю, что нам надо захотеть — так же сильно захотеть прозреть, как захотел этот человек Вартимей. Ведь именно такая горячая просьба... Как, впрочем, предполагаю, такое же горячее стремление служить Богу было и у апостола Павла до того, как он стал таковым — был Савлом. Он горячо хотел служить, но служил неправильно. Но самое главное, что в этом была некая горячность, и он стремился к этому. Так вот во что бы то ни стало добиться, достучаться, чтобы быть услышанным, чтобы тебе это открылось в конце концов — вот это и есть то самое, чего нам не хватает. Потому что для нас достаточно лишь просто стояния, возможно, даже слышания — в одно ухо влетело, в другое вылетело. Для нас часто все-таки наша религиозная жизнь остается на уровне неких формальных действий. Но что для нас Бог? Хотим ли мы Его увидеть? Стремимся ли мы к Нему? Является ли Он для нас целью жизни — вот об этом, мне кажется, надо бы сегодня задуматься.

М. Борисова

— Напоминаю: вы слушаете программу «Седмица». С вами Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Мы говорим о смысле и особенностях богослужений предстоящего воскресенья и наступающей недели. У нас завтрашний день, кроме того, что воскресенье, это еще и удивительный такой праздник, горький и радостный — это Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской. И в праздник этот, как правило, совершается поминовение всех усопших, пострадавших в годину гонений за веру Христову. Установлен он был еще Патриархом Тихоном и утвержден Поместным Собором 1917-18 годов, поскольку мученические кончины начались буквально в 1917 году. Естественно, после того, как Церковь получила возможность поминать своих мучеников, в 90-е годы праздник этот стал постоянным церковным праздником. Но мне бы хотелось напомнить нашим радиослушателям масштаб бедствия, что ли. Потому что когда мы произносим слово «мученик»... есть мученики древней Церкви, есть мученики, относящиеся к всевозможным смутным временам. «Мученик» — для нас понятие такое высокое, но достаточно абстрактное. А здесь очень конкретно и очень чувствительно, потому что почти 100 лет, совсем недавно, из года в год, из десятилетия в десятилетие атеистическая безбожная власть... Как бы ни относиться к тем временам, но что касается взаимоотношений этой власти с Церковью, там все было однозначно с самого начала: это была борьба на уничтожение, причем, уничтожение физическое. И началась она буквально с первых дней установления советской власти, с 1917 года. 1917 и 1918 годы открыли вот эту страшную зияющую пропасть, в которую тысячами и тысячами загонялись верующие православные люди. Ведь чтобы понять масштаб — ну, вот по переписи 1914 года в России было 70 процентов населения, то есть порядка 120 миллионов человек, которые считали себя православными. И из-за того, что только в первые десятилетия советской власти было учинено над Церковью... хотя по переписи 1937 года 41 миллион человек взрослого населения тоже признавали себя православными, но количество священников, монашествующих, просто благочестивых христиан сокращалось какими-то чудовищными темпами. Я уже не говорю о том, что действующих храмов почти не оставалось.
Но вот после этой достопамятной переписи 1937 года власть как-то спохватилась, что недостаточно уничтожила, и расстреляла аж 60 епископов. То есть это вообще в голове не очень укладывается, если честно. К 1941 году в Церкви насчитывалось 5665 официально зарегистрированных священнослужителей, причем больше половины из них проживало на вновь присоединенных к Советскому Союзу территориях, которые были в 1939-1940 годах присоединены. И в общем можно сказать, что к началу Великой Отечественной войны религиозная жизнь в СССР почти прекратилась. Потом было некоторое оживление, связанное с Великой Отечественной войной, но, собственно, уже в 50-е годы начались новые гонения. И вот показательная цифра, мне кажется: в 1964 году в Великом Устюге из сорока дореволюционных церквей не осталось ни одной. Это вот то, с чем мы подошли к 90-м годам. Казалось бы, выжженное поле, там ничего не может вырасти, потому что уже несколько раз все выкорчевали. И вот удивительно, и я сам являюсь как бы свидетельством тому, что это чудо постоянно происходило, — на этой выжженной, заутюженной, заасфальтированной почве все время происходили какие-то животворящие токи, и раз за разом в Церковь приходили новые люди. Мне посчастливилось прийти в Церковь в самом начале 80-х годов и застать еще многих прошедших все вот эти страшные гонения, выживших и сохранивших вот эту удивительную православную духовную культуру и успевших передать ее нам. Что это за феномен Русской Православной Церкви?

Прот. Дионисий Крюков

— Я думаю, что это проявление того, что Церковь жива, будет жить всегда, потому что она есть столп и утверждение истины. Да, сейчас, осмысляя эти трагические события, говорят о том, что ХХ век стал проявлением того, что было в первые века христианства — это все не выдумки, это все действительно реальность, которая... просто мы это можем потрогать своими руками. Мы еще знаем тех людей, которые тогда жили и до сих пор еще живут, доживают свой век, которые претерпели эти гонения. Я, как священник, постоянно слышу фактически один и тот же рефрен. Многие из моих прихожан или просто людей, с которыми я сталкиваюсь в своей обыденной жизни, мне рассказывают: «А я ведь тоже из рода священника, и вот мой дед служил там-то и там-то, он был репрессирован, он пострадал». И эта история уже стала настолько как бы естественной, что даже перестаешь этому удивляться, с одной стороны, а с другой стороны это показатель того, что вот эти семена вот так разбросаны, и очень густо разбросаны, по всей стране и по всему нашему народу. То есть у каждого так или иначе кто-то связан с этой историей, с тем, что у него кто-то пострадал за веру. Нам действительно очень важно понять, что Церковь — это не просто нечто красивое, значимое с точки зрения культуры или истории, что Церковь — это жизнь во Христе, жизнь в Духе, которая будет продолжаться, даже если внешняя помпезность, внешние условия, когда комфортные, когда не очень комфортные, но в любом случае могут перемениться со знака плюс на минус, когда людей будут все равно гнать — они все равно не будут отказываться от Христа. Это показатель того, что у людей есть нечто самое важное, что есть в их жизни — это вера. Мне кажется, что это очень такой воодушевляющий факт, это то, что дает нам какую-то... это проявление чуда Божия, это показатель того, что Бог с нами. Потому что если от Него не отказываются, даже когда тебя убивают, расстреливают, пытают, ссылают, то значит, что эта вера не может быть основана лишь на какой-то выгоде, потому что выгоды тут нет ровным счетом никакой, здесь есть только страдание. Но именно своими страданиями люди и проявляют... дают нам возможность поверить в то, что это истина.

М. Борисова

— Знаете, вот когда читаешь жития новомучеников, там удивительный есть период — начало 20-х годов. То есть прошли несколько лет чудовищного красного террора, когда буквально могли, например, насельников монастыря вывести к монастырской стене и всех расстрелять ни с того ни с сего, не объяснив даже, почему. Не говоря уже о страшных бесчинствах, кощунствах и всем прочем. Шла антирелигиозная кампания, глумились над мощами, раскалывали иконы — все это было в полном разгаре. Плюс просто шквал антирелигиозной литературы, промывка мозгов молодому поколению. И на этом фоне в начале 20-х годов в Церковь приходит целая плеяда молодых священников. То есть это люди, которые, приходя в Церковь и беря на себя этот крест священства, шли на Голгофу, они прекрасно понимали, чем все это кончится, потому что вокруг все было только так. И вот это потрясающе, потому что еще совсем недавно, незадолго до этого, в начале ХХ века, даже в священнических семьях очень многие молодые люди, даже закончив семинарию, старались уходить потом в университеты, находить себе какое-то светское занятие, и, в общем, достаточно скептически относились к тому, чему их учили с детства. И вдруг вот такой порыв.

Прот. Дионисий Крюков

— Именно Церковь являет свою мощь и силу тогда, когда она гонима. И именно тогда она привлекательна для людей, по-настоящему ищущих подвига ради Христа. Тому пример как раз эти самые случаи, о которых вы рассказываете. Мало того, действительно, если жизнь... мы все хотим и даже молимся об этом, чтобы у нас была жизнь мирная, непостыдная кончина, чтобы у нас была спокойная, довольная, благочестивая жизнь. Но при этом при всем в такой спокойной и размеренной жизни действительно теряется ощущение подвига. По большому счету, в общем, христианин — это тот человек, который чувствует, что ему надо что-то в себе кардинально изменить. И именно в условиях, когда от тебя требуется выбор, где ты, с кем ты — с этим миром или со Христом, — как раз вот такие подвижники, святые люди и проявляют свое стремление, свою религиозность, о которой вы сейчас сказали.

М. Борисова

— Мне кажется, что еще очень важно почувствовать, потому что зачастую слышишь недоуменный вопрос: «Ну да, мы почитаем новомучеников, но вот мы скорее будем обращаться в своих частных молитвах к мученикам первых веков христианства, чем найдем себе такого духовного собеседника среди недавно пострадавших соотечественников». А ведь это на самом деле очень напрасно, мне кажется.

Прот. Дионисий Крюков

— Совершенно верно. Но у меня есть и противоположный пример. В нашем храме отец Антоний, которого я горячо люблю, всех своих детей (а у него их достаточно много) называет в честь новомучеников. Тем самым он хотел бы, чтобы не просто их имена и их память, но и чтобы их святая вера жила в его детях. Мне кажется, это замечательный пример.

М. Борисова

— Ну, и, конечно, в разговорах с более молодыми братьями и сестрами по вере чувствуешь, как не хватает им того опыта, который посчастливилось получить нашему поколению, когда мы могли общаться с людьми, которые вот этот пласт культуры пронесли через всю жизнь.

Прот. Дионисий Крюков

— Согласен. Да, это совершенно особые люди. И я тоже очень рад тому, что в моей жизни была эта перемычка межу теми людьми, теми христианами... В частности, меня крестил митрополит Иосиф Казахстанский, который сам просидел в лагерях, как в советских, так и в фашистских. Он был духовным наставником моей бабушки. И в дальнейшем в моей семье, конечно, эта память сохранялась.

М. Борисова

— Вы слушаете программу «Седмица». С вами Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Продолжаем программу «Седмица», в которой мы каждую субботу с помощью наших гостей стремимся разобраться в смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. С вами Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Вот на следующей неделе у нас.. Начнем с того, что в воскресенье, помимо всех праздников, мы еще чтим память святителя Григория Богослова. Недавно мы поминали Василия Великого, и вот на этой же неделе, 9 февраля, у нас будет праздник перенесения мощей святителя Иоанна Златоуста. Казалось бы, всем святителям воздали честь, но при этом Церковь предлагает 12 февраля отпраздновать Собор трех святителей — Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста. Почему это так важно? И что означает это их объединение?

Прот. Дионисий Крюков

— Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст — это совершенно особые святые. Можно сказать, что это три столпа Церкви, сопоставимые с двумя тоже святыми — апостолами Петром и Павлом. Точно так же, как Петр и Павел, это диаметрально противоположные психологические типы, и, тем не менее, все равно считающиеся как бы основанием Церкви. Точно так же и три вселенских святителя были объединены в единый праздник для того, чтобы всем одинаково воздать славу и честь, как святым, которые очень и очень значимы для Церкви. Причем у них, несмотря на то, что они очень различны по своему психологическому, внутреннему устроению, тем не менее, есть нечто общее: все они весьма много послужили для учения Церкви, для установления догматики, для накопления именно чисто интеллектуального церковного опыта, и на их творениях в дальнейшем, развивая их, Церковь приобрела, так сказать, такой вот мощнейший фундамент. Кроме того, они все были ревностными аскетами: это люди, которые не только на словах, но и на деле продемонстрировали, что значит быть христианином, несмотря на то, что все они были иерархами, что необыкновенно значимо. Ну и в целом все они много послужили для Церкви, как для, скажем светским языком, организации. В частности мы до сих пор пользуемся чинами литургий, которые основаны на литургиях Василия Великого и Иоанна Златоуста.

М. Борисова

— Надо сказать, что все-таки, несмотря на колоссальное сходство, различий-то было много. Скажем, Василий Великий — это организация, дисциплина, устав. Везде, где он служил, он оставлял хорошо отрегулированную организацию. Собственно, может быть, как раз в те века и не хватало Церкви вот этого каркаса, который собрал бы все разношерстное наследие, все разномыслие и весь очень разный опыт, накопленный за эти века, воедино, чтобы все члены Церкви могли в полной мере все это использовать. Но совсем другое дело — Иоанн Златоуст. Это, можно сказать, любимый батюшка, это харизматик. У нас таких некоторое количество периодически появляется в обозримом окружении — когда люди специально едут, например, на трех автобусах, чтобы послушать проповедь вот именно этого священника. И в общем организации-то он никакой не оставил, более того, сам-то он не очень в организацию встраивался, потому что где бы он ни оказывался, он и с епископами в контрах, и с императорским двором в контрах. И после того, как его сослали, всех его ближайших учеников тоже отправили в опалу. Но при этом он оставил колоссальное наследие, которым до сих пор все пользуются. Я не знаю ни одного священника, который, готовясь к проповеди, не пролистал бы, что об этом писал святитель Иоанн Златоуст, хотя это было, Бог знает, когда. Казалось бы, все уже такое архаичное. Но ничего подобного! Все вполне вписывается в современные реалии. Ну, и Григорий Богослов — это вообще совершенно другое, это такая поэтическая натура, для него епископство — это было просто наказание Господне: навязали ему этот «ужас», и он всю жизнь страдал от этого. Но он ведь и не проповедник народный, он, скорее, духовный поэт. То есть то возвышенное ощущение духовного мира, которое он передает, — это то, чего не хватает. Вот, скажем, если из проповедей Иоанна Златоуста мы можем научиться чему-то такому прикладному, быстро применить к себе, то читая то, что осталось от трудов святителя Григория, мы начинаем себя буквально за шкирку подтягивать куда-то повыше. Мне кажется так.

Прот. Дионисий Крюков

— Да, совершенно верно. Тем не менее, есть еще нечто, объединявшее их в становлении их, как личностей — мне кажется, позволителен такой оборот. Дело в том, что они все получили очень хорошее образование и они, безусловно, владели языком. То есть в общем-то эти трое святых являются показателем того, что интеллектуальная сторона жизни необыкновенно важна для Церкви, и в том числе для внутренней жизни. Потому что все они прошли через античные училища, а Василий Великий и Григорий Богослов — через Афинский университет. В те времена в Афинах преподавали как еще языческие риторы и философы, которые, безусловно, были... фундамент их учения был на Платоне, Аристотеле и неоплатониках, так уже и христианские философы, богословы. И вот этот сплав эллинского учения, античной философии и уже христианского миросозерцания, евангельских откровений произошел в их душе, и они то, что сейчас называется каппадокийским синтезом, синтезом именно вот этих двух культур — античной и христианской — явили не только в богословии, но и в литературном творчестве и в проповедях — это относится к ним всем. Тут, наверное, все-таки стоит особенно обратить внимание на то, что Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский, который также считается одним из столпов каппадокийского богословия, внесли очень важный вклад в христианское богословие, потому что они смогли выразить христианское учение языком философии того времени. В первую очередь это касалось разделения понятий сущности и ипостаси — что это разные термины, сущность — скорее, как общее, а ипостась — как частное. Это необыкновенно важное учение, которое позволило обозначить христианский подход к о Боге Едином, но Троичном в Ипостасях.

М. Борисова

— Но удивительно само возникновение этого общего праздника. Ведь он исторически сильно оторван от того времени, когда эти три святителя жили. Праздник был установлен в XI веке. Именно в это время почему-то в Константинополе все разругались, пытаясь определить, кто из этих трех святителей выше. Вроде как мы уже говорили о том, что трудно определить... по какому критерию определять, кто выше? Но знаменательно то, что по преданию само установление общего праздника связано с таким чудесным явлением: в 1084 году митрополиту Иоанну явились во сне все трое святителей и засвидетельствовали, что перед Богом они равны. Вот после этого был установлен им общий праздник. Но даже если это чистая легенда, меня-то удивляет в этой истории — что ж мы такие все жестоковыйные, что нужно, чтобы нам сами святые явились и сказали, грубо говоря: «Перестаньте маяться дурью и пытаться тянуть одеяло на себя!»?

Прот. Дионисий Крюков

— Перестаньте разделяться... Это та же самая история, как та, о которой пишет апостол Павел, что спорят ученики, которые только-только приняли христианство: «Я Аполлосов», — «Я Кифов», — «Я Павлов», — «А я Христов». И действительно, почему-то для... ну, для античного времени понятно, почему — потому что тогда философия воспринималась, как именно учение, идущее от одного философа к другому философу. Но ведь христианство — это не философия. И в данном случае, мне кажется, это тоже некие отголоски той же самой интеллектуальной тенденции, когда хочется себя ассоциировать с каким-то великим богословом, в смысле того, что он продолжатель некой философии. И Церковь в который раз показывает, что в ней важны, нужны, необходимы люди самые разные, что Церковь обладает своим богатством именно потому, что она основана на разных талантах разных людей. И замечательный пример того, что были объединены «бриллианты» в единое такое «созвездие» для того, чтобы продемонстрировать людям: не надо обеднять Церковь, надо радоваться ее многообразию.

М. Борисова

— Мне еще тут все-таки очень дорог Иоанн Златоуст: помимо всех прочих великих его достоинств, он еще какой-то очень свой, потому что... Я дитя Советского Союза, поэтому ко всем территориям, которые когда-то входили в это государство, отношусь, как к своим. Поэтому Абхазия, где скончался Иоанн Златоуст в ссылке, тоже воспринимается, как родные места, и в свое время мы достаточно часто туда ездили, именно чтобы поклониться его памяти. Хотя мощи его были перенесены — сначала в Сухум, а потом уже дальше по морю отправились в иные страны, но оставалось место, где была его первая гробница. Там вообще место удивительное, потому что в одном ущелье неподалеку от Сухуми сосредоточены три святыни: там было третье обретение главы Иоанна Предтечи, там скончался святитель Иоанн Златоуст и там был казнен мученик Василиск. На месте его казни до сих пор святой источник. И вот все это сосредоточено в одном месте, куда мы, к счастью для себя, могли достаточно часто организовывать паломничества в те времена. Но память, которую сохранили там о святителе Иоанне, меня тогда потрясла, и я это потрясение храню на протяжении всей своей жизни, потому что монастырь, который сейчас возобновлен, а тогда на его месте была психиатрическая больница, естественно, был в полном упадке, и собор монастырский, рядом с которым была гробница, стоял — одни голые стены без крыши. Надо представить себе: это ущелье, то есть там никакой растительности нету, там травка местами растет, но в общем никаких там ни лесов, ни гор. А алтарная часть этого храма без крыши была перегорожена огромным бревном. Откуда, кто его приволок — просто даже представить себе невозможно. И на месте алтаря стоял такой маленький кухонный столик, накрытый клеенкой, в котором в ящичке хранились свечи, бумажные иконки и все необходимое, чтобы священник, который там вдруг окажется, мог бы отслужить молебен. Это отношение к святым меня просто потрясло — это вот тот самый Советский Союз, который, казалось бы, выкорчевал все, что только можно.

Прот. Дионисий Крюков

— Да. Именно в этих местах моя мама получила исцеление неожиданное совершенно. И мой отец, еще тогда только-только входивший в церковную жизнь, бегал по всем окрестностям и кричал: «Моя жена исцелилась!» Это случилось именно на тех святых местах в Абхазии.

М. Борисова

— Напоминаю, вы слушаете программу «Седмица», в которой мы каждую субботу стараемся разобраться в смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков. Мы уже говорили в наших предыдущих передачах о том, что удивительным образом еще только отшумели рождественские и богоявленские праздники, еще в разгаре мясоед, все еще под таким впечатлением и воодушевлением, а в Церкви так издалека-издалека начинают звучать нотки, как бы исподволь переводящие наши мысли на грядущий Великий пост. Все это очень ненавязчиво и очень-очень издали. Но с каждой неделей приближения ноты эти все слышнее и слышнее. И вот как бы продолжая эти размышления, напоминая нам о том опыте молитвы, который сохранила в себе память церковная, мы на этой неделе будем вспоминать 13 февраля святителя Никиту Новгородского, а 10 февраля — преподобного Ефрема Сирина. Вот удивительна вообще история преподобного Никиты. Она настолько была знакома... Не знаю, сейчас, может быть, не всем. Может быть, любителей читать жития святых с XIX века в России заметно поубавилось, но те, кто любит эту литературу, наверняка сталкивались с разными изложениями жития этого святого. Житие было написано в XII веке. Там потрясающий совершенно эпизод, когда молодой монах в силу ревности не по разуму сразу решил стать великим молитвенником, на что прежде всего с большим энтузиазмом среагировал бес, который явился ему в виде ангела и предложил: «ты не молись, только читай и учи других, а молиться за тебя буду я». Естественно, юному монаху это очень понравилось. Кончилось это все плачевно, потому что всей обителью пришлось этого несчастного монаха отмаливать, и потом всю жизнь в послушании и смирении он старался как-то избыть вот этот жуткий опыт, который он от неуемной ревности своей получил в самом начале. И вот мне всегда это притчевое житие нравилось именно тем, что очень уж оно всех нас касается.

Прот. Дионисий Крюков

— Вот! Очень актуальная история — про то, как неофит хочет забраться на небо сразу. Есть такая замечательная поговорка из древнего патерика о том, что если увидишь, как твой молодой собрат неразумно быстро забирается на небо, то возьми его за ногу и скинь. Действительно, это не ради того, чтобы каким-то образом над ним поглумиться, а ради его же собственного спасения, потому что, безусловно, это проявление не духовной стороны человека. Да, действительно, сердце любого христианина, который хочет приблизиться к Богу, горит настолько, что хочется это получить все и сразу, и как можно быстрее. Но, тем не менее, духовная жизнь — это все-таки некий живой росток, который не вытянешь из земли, как ни старайся, каким-то там приспособлениями специально. У всего есть свой срок, у всего есть свои какие-то этапы, которые никак не перескочишь. И именно желание не молиться, не смиряться, не слушаться, а лишь только накапливать духовные подвиги, как будто тренажерный зал у тебя, а не келья, как будто тебе надо как можно быстрей накачать какие-то духовные мышцы, а не приобрести смиренное мироощущение — вот именно это все явилось и в житии святителя Никиты Новгородского, который, несмотря на то, что начал так неудачно, тем не менее, смог в конце концов победить эту свою гордыню, эту прелесть. «Прелесть» — это святоотеческое определение, то есть это лесть в самой высшей степени, то есть некий обман, каким дьявол обманывает молодого подвижника. Так вот, Никита Новгородский победил эту прелесть, и вся его последующая жизнь была именно подвигом, на основании которого он в конце концов достиг уважения окружающих и даже стал архиереем.

М. Борисова

— Не говоря уже о том, что мощи его остались нетленными. Умер он в 1108 году, а открытие мощей состоялось через 450 лет, и у него сохранился нетленный лик, с которого потом были написаны его иконописные изображения. До сих пор вот такие свидетельства не укладываются в голове, потому что... ну, это просто невероятно! Это же не современные какие-то технологии, это невозможно искусственно сохранить. 450 лет — это просто в голове не укладывается.

Прот. Дионисий Крюков

— Совершенно верно.

М. Борисова

— Но мы еще одного великого молитвенника и учителя христианского вспоминаем на этой неделе.

Прот. Дионисий Крюков.

— Накануне поста как раз.

М. Борисова

— Да-да-да, вот как раз нотки постные прозвучали. Преподобный Ефрем Сирин. Удивительно! Человек, который оставил колоссальное литературное духовное наследие, называл себя неученым и малоосмысленным. Не думаю, что это была поза, я думаю, что он совершенно искренне считал, что он вообще-то мало что смыслит.

Прот. Дионисий Крюков

— Какова иллюстрация к молодому Никите Новгородскому, который тоже хотел именно учить и читать! Но вот Ефрем Сирин, как бы иллюстрируя, как надо относиться к учению и чтению, несмотря на то, что он действительно был и является величайшим духовным писателем, гимнографом, тем не менее, вот он себя считал неученым и малоосмысленным.

М. Борисова

— Но удивительное дело! Ведь смотрите: он начинал с того, что ему в качестве послушания было вменено именно учить, причем, в основном детей. Потом, когда Василий Великий предлагал ему взять на себя епископство, тот отказался и сбежал от этого креста. Но при этом ведь он вошел в церковную историю не как отшельник, а как человек, родивший своим опытом, ту молитву, которая, собственно, многих из нас, уже готовых полностью упасть и рассыпаться в прах, удерживает все-таки в некотором вертикальном состоянии. Молитва Ефрема Сирина, я позволю себе напомнить ее — все-таки Великий пост у нас не за горами: «Господи и Владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему. Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков». Вот тут настолько все емко, глубоко... Святыми отцами написана масса толкований на эту молитву. Но тут, мне кажется, даже толкований не требуется.

Прот. Дионисий Крюков

— Слова, которые проникают в самую глубину. Конечно же, мы эту молитву всегда читаем очень вдумчиво. И, что немаловажно, мы совершаем ее с поклонами. Кстати, в преддверии поста хотел бы обратить внимание, как важны поклоны, как важно участие не только нашего ума, не только сердца, но даже и тела в нашей духовной жизни. Об этом говорят очень многие православные подвижники. И мне кажется, что люди, которые уже не один год пропускают через себя эту молитву... таким образом она просто стала как бы собственным дыханием. Не случайно ее так ценил Александр Сергеевич Пушкин, который написал свои знаменитые слова, тоже позволю себе процитировать:

«Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста...»

И дальше он перекладывает эту молитву в стихотворную форму. И даже то, что наш великий поэт настолько... человек гениальный, безусловно, но его гениальность сопряжена даже с чувствованием каких-то духовных вопросов. Вот для него она также стала чем-то собственным и важным. Но помимо этого ведь Ефрем Сирин не был лишь только учителем аскезы. Ведь в его наследии есть еще и очень много рекомендаций о том, как воспитывать детей, как выдавать замуж дочерей — касательно самых разных вопросов, в том числе мирской жизни. То есть, на самом деле, мне кажется, что это замечательный пример, показывающий, что духовная жизнь — это не только лишь жизнь «профессиональных» подвижников, так скажем, которые лишь только где-то там в уединении что-то с собой делают — это люди, которые стремятся быть с Богом, от этого они становятся ближе к окружающим людям, и от этого у них такой разнообразный опыт, потому что в нем есть мера. Вот как раз эта молитва Ефрема Сирина «Господи и Владыка живота моего...» состоит как бы из двух крайностей: отрешиться от всего любоначалия, уныния, празднословия и стремиться к другой крайности, крайности высокой, которая заставляет человека преодолеть в себе все то, что ему мешает в этой жизни — к смиренномудрию, терпению и любви.

М. Борисова

— Мне кажется, что еще очень важно для нас в молитве Ефрема Сирина — это когда возникают (а они достаточно часто возникают в церковной среде) разговоры о том, что лучше — читать молитвенное правило или молиться своими словами. Мне все время хочется сказать: «А ты сможешь так молиться? У тебя есть такие слова?» На самом деле ведь эти молитвы, которые мы знаем по молитвослову, настолько наши! Вот как? Мы просто до такой высоты никогда не поднимемся, даже если будем прыгать с шестом.

Прот. Дионисий Крюков

— Но я все-таки, тем не менее, своим прихожанам советую иметь некий собственный молитвенный опыт, памятуя, кстати, в том числе, слова Феофана Затворника о том, что мы должны опираться на известные нам слова молитв, которые нам оставили, как драгоценное наследие, святые отцы. Для нас это как бы некие образцы. Вот, знаете, когда художник учится рисованию, он много копирует. Есть даже такой специальный предмет, для этого художники ходят в выставочные залы, в музеи, чтобы научиться видеть так же, как видели великие мастера. Мне кажется, что молитвы нам даны, как великие произведения, как шедевры, на которые мы должны опираться, но развивать и свои собственные внутренние духовные творческие силы. Поэтому какое-то живое собственное слово тоже весьма и весьма тут важно и полезно. Ну, и вот сегодня у нас такая россыпь самых разных сторон духовной жизни, которые действительно... это еще как бы те подарки, которые нам Рождество оставило. И то, что у нас впереди... впереди у нас Великий пост, он будет еще, может быть, не совсем скоро, но, тем не менее, мы движемся по этому кругу годовому и приобретаем все больше и больше духовных даров. Я надеюсь на это.

М. Борисова

— Спасибо за эту беседу. Вы слушали программу «Седмица». С вами были Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. До свидания, до новых встреч!

Прот. Дионисий Крюков

— Всего доброго, дорогие друзья.