«Бог прислал меня на землю с даром красок. Поэтому я художник. Я остро чувствую краски и настроения дней. И в людях я чувствую краски их души». Эти слова принадлежат писателю Константину Паустовскому. В своём творчестве Константин Георгиевич всегда обращался к светлому началу. Искал и находил в своих персонажах доброе, чистое, прекрасное. Даже негодяй у него неожиданно преображался в милосердного самарянина — как, например, торговец-латыш, эпизодический герой автобиографической повести «Начало неведомого века». В другом своём произведении, повести «Колхида», Паустовский устами одного из персонажей выразил христианскую по духу идею о любви к ближнему: «Человек должен быть ласковым с другим человеком». Человеколюбие, сострадание, милосердие — о них Паустовский не только писал, но и в жизни старался воплощать эти евангельские добродетели.
Родился Константин Георгиевич в Москве, в 1892 году. Его крестили в храме Георгия Победоносца на Всполье. Когда Косте исполнилось семь, Паустовские переехали в Киев. Там Константин окончил университет и стал делать первые шаги в литературе. В 1914-м, когда началась Первая Мировая война, вновь переехал в Москву. Через год отправился на фронт в составе полевого санитарного отряда. А в 1923-м устроился корреспондентом в Телеграфное агентство Советского Союза, легендарный ТАСС. Начал активно печататься в литературных журналах, сотрудничал с газетой «Правда», завоевал читательскую любовь и официальное признание: в 1939-м Паустовского наградили Орденом Трудового Красного Знамени за успехи в развитии отечественной художественной литературы. Потом пришла Великая Отечественная война. Константин Георгиевич в первые же её дни отправился на фронт военным корреспондентом. В октябре 1941 он писал: «Полтора месяца я пробыл на Южном фронте, почти всё время на линии огня...» В те годы Паустовский написал пьесу, посвящённую борьбе с фашизмом — «Пока не остановится сердце». Она с большим успехом шла на сцене Московского Камерного театра.
В середине 1950-х жизнь Константина Георгиевича оказалась тесно связана с городом Тарусой. Писатель часто и подолгу бывал в этом тихом месте на берегу Оки, и многое сделал для его жителей. Трудно представить, но в Тарусе тогда не было ни водопровода, ни постоянного электроснабжения, ни хороших дорог. «Константин Георгиевич очень любил Тарусу и начал борьбу, чтобы хоть что-то изменить здесь», — вспоминала приёмная дочь писателя, Галина. В 1956 году в «Правде» — главной газете страны, Паустовский опубликовал серию статей «Письма из Тарусы»: «Больница без электрического света, инструменты для сложнейших операций кипятятся на керосине. Единственная средняя школа помещается в трёх домах, тёмных и тесных, а учеников в ней — восемьсот человек...», — писал он. Близкие и друзья схватились за головы — за подобную критику тогда можно было заработать тюремный срок. Но Паустовского не арестовали. Наоборот, после его открытых выступлений в печати в Тарусе начали строительство новых домов, модернизировали больницу и фабрику тарусской вышивки. Провели водопровод, установили трансформаторную подстанцию и проложили прямую асфальтированную трассу Между Тарусой и Калугой. Художник Борис Мессерер, уроженец Тарусы, вспоминал: «Статьи Паустовского вызвали огромный эффект. Все поняли, что это переживания человека, искренне любящего красоту родной земли и людей, которые на ней живут». Впрочем, заботы Паустовского простирались далеко за пределы Тарусы. В 1963-м он предотвратил уничтожение нескольких древних деревянных церквей в Карелии. Местные власти приняли решение их снести. Узнав об этом, Паустовский пришёл за поддержкой к коллеге и другу, Корнею Чуковскому. Вместе они составили и подписали обращение к руководству страны. Благодаря этому шестнадцать карельских храмов, уникальных памятников деревянного зодчества, удалось спасти.
В конце жизни здоровье писателя сильно пошатнулось. Он перенёс несколько инфарктов. В 1968-м Паустовский уже практически не вставал с постели. Но когда узнал о том, что хотят снять с должности главного режиссёра Театра на Таганке, Юрия Любимова, позвонил самому председателю совета министров страны, Алексею Косыгину. Сказал: «С вами говорит умирающий Паустовский. Умоляю не губить культурные ценности нашей страны. Распадётся театр, погибнет большое дело». Писателя услышали. В том же 1968-м Константин Георгиевич скончался. Книги его и сегодня продолжают рождать в читателях добрые чувства. К добру и свету на протяжении всей жизни Паустовский стремился не только как писатель, но и как человек.
Все выпуски программы Жизнь как служение
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (15.12.2025)
Второе послание к Тимофею святого апостола Павла
2 Тим., 294 зач., II, 20-26

Комментирует священник Антоний Борисов.
История неоднократно демонстрировала, как самые светлые, возвышенные вещи могут, к сожалению, быть использованы для самых дурных, меркантильных целей. Таким инструментом служило и Священное Писание — Слово Божие, которое, будучи неверно истолковано, позволяло оправдывать различные преступления. Сегодня во время утреннего богослужения читается отрывок из 2-й главы 2-го послания апостола Павла к Тимофею, которое как раз использовалось для упомянутых, не слишком добрых задач. Давайте послушаем этот текст.
Глава 2.
20 А в большом доме есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные и глиняные; и одни в почетном, а другие в низком употреблении.
21 Итак, кто будет чист от сего, тот будет сосудом в чести, освященным и благопотребным Владыке, годным на всякое доброе дело.
22 Юношеских похотей убегай, а держись правды, веры, любви, мира со всеми призывающими Господа от чистого сердца.
23 От глупых и невежественных состязаний уклоняйся, зная, что они рождают ссоры;
24 рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлобивым,
25 с кротостью наставлять противников, не даст ли им Бог покаяния к познанию истины,
26 чтобы они освободились от сети диавола, который уловил их в свою волю.
Прозвучавший отрывок некоторыми христианскими исповеданиями, тяготеющими к радикализму, понимается превратным образом. А именно — образ дорогих и дешёвых сосудов, использованный апостолом Павлом, с точки зрения этих людей, доказывает, что Господь якобы изначально одних людей предопределил ко спасению, а других к погибели. Таким образом, золотые и серебряные сосуды — праведники, которые таковыми стали фактически по принуждению Бога. А деревянные и глиняные сосуды, соответственно, — грешники, ставшие, в общем-то, невольной жертвой того же предопределения. Им уготована изначально самая печальная участь — и в земной жизни мучиться, и после смерти пребывать в адских мучениях. Почему? Потому что так якобы распорядился Бог.
Такая точка зрения не соответствует ни духу Священного Писания, ни христианской нравственности. Однако человек, как известно, стремится верить не в то, что истинно, а в то, что удобно. Например, английским колонистам в 17-м веке превратное толкование рассуждений апостола Павла позволило оправдать геноцид коренного населения Америки. Колонисты себя считали драгоценными сосудами Божиими, предопределёнными ко спасению, а индейцев — глиняными и деревянными горшками — которые не жалко и разбить. Толку-то от них?..
Но давайте посмотрим всё же на то, что на самом деле имеет в виду апостол Павел, когда рассуждает о двух типах сосудов. Он, с одной стороны, соглашается, что мы все рождаемся не в вакууме, стартовые позиции у нас действительно разные. Но это не означает, что существует не зависящая от человека предопределённость. Вовсе нет. Мы можем или улучшить то, чем обладаем, что нам дано. Или, наоборот, всё растерять, испортить, погубить. В этом и заключается свобода, дарованная нам Богом.
Апостол Павел прямо пишет, что сосуд драгоценный при неправильном использовании может превратиться в ёмкость, куда будут сливаться нечистоты. Сосуд же простой, наоборот, может чудесно переродиться, став вместилищем для самых ценных жидкостей. И апостол иллюстрирует свои размышления примером своего адресата — лица, которому изначально был направлен услышанный нами текст. Речь об апостоле Тимофее, еврее-полукровке, воспитанном бабушкой, т.к. он рос без отца. Для древних иудеев Тимофей был бастардом, то есть выродком. Для язычников — просто неудачником. Но апостол Павел в этом юноше, которого все считали (если использовать образ из послания) чуть ли не ночным горшком, разглядел чистое сердце, наполненное золотым светом любви к Богу и людям.
И Павел сделал всё, чтобы свет благодати внутри Тимофея разгорелся, и сам Тимофей стал драгоценным сосудом — примером для других христиан, их опорой и утешением. Что, в конечном счёте, и произошло. Но почему? Не потому, что так был изначально предопределено, а потому что и Павел, и Тимофей, каждый по-своему, усердно потрудились — стремились творить добро и уклоняться от тьмы пороков. И получается, что все мы (при всех имеющихся различиях) способны к удивительному преображению, которому Господь всячески способствует. Потому будем просить у Бога мудрости и сил. А в отношении других людей не станем спешить с выводами, определяя, из чего они сделаны — из золота или из глины. Чтобы не совершить досадных ошибок, способных лишить нас света благодати и превратить в никому не нужные черепки.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Псалом 127. Богослужебные чтения
Наверное, у каждого человека иногда возникает «картина счастья». Давайте послушаем 127-й псалом, который сегодня читается в храмах за богослужением, и поразмышляем о том, что есть счастье, и об его истоках.
Псалом 127.
Песнь восхождения.
1 Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями Его!
2 Ты будешь есть от трудов рук твоих: блажен ты, и благо тебе!
3 Жена твоя, как плодовитая лоза, в доме твоём; сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей:
4 так благословится человек, боящийся Господа!
5 Благословит тебя Господь с Сиона, и увидишь благоденствие Иерусалима во все дни жизни твоей;
6 увидишь сыновей у сыновей твоих. Мир на Израиля!
Прозвучавший псалом — как маленькая икона счастья: дом, многодетная счастливая семья, виноградная лоза, оливковые ветви, общий стол, благоденствующий город. Но эта «идиллия» написана очень трезво: она вырастает не из удачи и не из «правильного тайм-менеджмента», а из одного корня — «страха Господня».
Псалом как бы обрамляется идеей «страха Божия» — и в начале, и ближе к середине речь идёт о благословении «боящегося Господа». Этот страх — не паника перед «карателем-Богом», а трепет перед Его величием и добротой. Любовь не отменяет такой страх, а преображает его: рабский ужас исчезает, остаётся дерзновение сына, который боится не наказания, а разрыва общения.
Мы сегодня из разных источников слышим о том, что страх — это плохо, страх — это «негативная эмоция», которую необходимо тщательно «проработать» у своего психотерапевта. Но едва ли мы скажем, что страх оступиться на краю обрыва — тоже «разрушительная сила» в человеке, и его надо мужественно преодолеть! Страх страху — рознь; и одно дело, когда страх становится «внутренним демоном» личности, подчиняя ему всю жизнь и отравляя её, — и совершенно другое дело, когда глубинное, трепетное переживание близости Бога, Его Любви и Правды оказывает выстраивающее — так и хочется сказать — «конституирующее» — действие на всего человека.
Современный мыслитель Бён Чхоль Хан говорит о том, что подлинная любовь живёт не «позитивными чувствами», а именно «негативностью отсутствия», ожиданием, обращённостью к тому, «чего ещё нет», и благодаря этому противостоит превращению другого в лишённый всякой тайны «товар». Страх Божий — как раз и есть признание радикальной инаковости Бога и готовность идти за Ним, Его непредсказуемым и неуправляемым путём, а не за своим комфортом.
Вот эта открытость навстречу Богу — с пониманием несоразмерности своего и Божественного масштабов — и есть, по мысли псалмопевца, главное условие, даже — гарант! — возможности всей картины счастья, так красочно и описанной в сегодняшнем псалме!
Псалом 127. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 127. (Церковно-славянский перевод)











