Гостем программы был историк Константин Залесский.
Разговор шел об одном из военных руководителей Белого движения на Юге России в период Гражданской войны генерале Константине Константиновиче Мамонтове.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д. Володихин
— Здравствуйте дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня мы с вами будем говорить об одном из героев Белого дела, видном участнике Гражданской войны, генерале Константине Константиновиче Мамонтове. Ну а для того, чтобы поговорить с чувством, с толком, с расстановкой, мы пригласили к нам известного историка, специалиста по военному делу первой половины XX века, замечательного исторического публициста Константина Залесского. Здравствуйте!
К. Залесский
— Здравствуйте!
Д. Володихин
— По традиции, когда мы переходим к портретируемому персонажу, я прошу нашего гостя дать краткую визитную карточку буквально на три-четыре фразы, что должно всплывать в умах наших радиослушателей, или когда заводят разговор о генерале Мамонтове, или когда затевается сетевая дискуссия о нем.
К. Залесский
— О генерале Мамонтове мы должны сказать, что это был, наверное, самый выдающийся во время Гражданской войны казачий генерал, который не был казаком и не был Мамонтовым.
Д. Володихин
— Ну, заинтриговали. Я бы сказал, что, наверное, в историческом плане генерал Мамонтов связан, прежде всего, с одной наступательной операцией, чрезвычайно известной и названной его фамилией, которая, как оказывается, не его фамилия — рейд Мамонтова.
К. Залесский
— Рейд Мамонтова, да, именно из-за него он стал Мамонтовым.
Д. Володихин
— Ну вот, собственно, эти сведения о рейде Мамонтова несколько запутанные, мифологизированные, тем не менее, это известие о крупном успехе Белого дела в этой войне, успехе редком и успехе, достигнутом целиком и полностью усилиями белого казачества. Но теперь давайте всё-таки зайдём от источников, от начала биографии этого человека, и прошу представить, как рос этот самый герой Белого дела, и как он врастал в Российскую армию.
К. Залесский
— Константин Константинович Мама́нтов, такая была его фамилия природная, его родовая фамилия, так звали его отца, и по большому счёту, как это не покажется странным, именно под такой фамилией он был известен в Белом движении. Фамилию «Мамонтов» ему присвоили в красной историографии, так его стал называть Троцкий, сначала не разобравшись в том, что это такое, но с Троцким никто спорить не стал, и, естественно, в прессе пошёл «рейд Мамонтова», «Мамонтова рейд» крутиться, и потом, когда после окончания Гражданской войны вышла знаменитая книга «Рейд Мамонтова», после неё уже никто даже и не помышлял называть генерала Мамонтова генералом Константином Константиновичем Мама́нтовым.
Д. Володихин
— Ну, а с другой стороны, фигура столь крупная, что в сравнении с таким зверем, как мамонт, оно, может, и неплохое дело.
К. Залесский
— Неплохое, но тем не менее фамилия не имеет никакого отношения к доисторическому животному, а произошла естественно, от древнерусского имени «Мама́нт», и род был дворянский, древний, он был известен с XV века, это очень приличное время, правда, он был не богатый, но свой дом в Петербурге был. Соответственно, все представители рода Мамантовых, если мы посмотрим, род был довольно разветвлённый, там были сенаторы, были генералы, а вот предки непосредственно нашего героя, они в основном служили в кавалерии и в Императорской гвардии. Его отец, Константин Николаевич Мамантов, был офицером лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка, и в общем и целом, никто даже и не думал, какая будет ещё карьера у Константина Константиновича.
Д. Володихин
— Вот тебе, сынок, карьера, как мы делали карьеру, так и ты будешь!
К. Залесский
— Абсолютно, то есть вообще никаких вариантов не было. Причём, надо сказать, что семья была, хоть и не богатая, но и не бедная, и она имела, как и все древние дворянские фамилии, очень хорошие связи в Петербурге. Хотя бы такой пример: брат Константина Мамантова Николай был женат на сестре графа Коковцова, будущего премьер-министра Российской империи, и сын Коковцова, Николай младший, до конца дней генерала Мамантова состоял при нём.
Д. Володихин
— Ну что же, экие родственные связи, но во всяком случае, Константин Константинович, делая карьеру, всё-таки опирался не только на связи, но и на определённые природные тактические дарования, это был человек-военная косточка.
К. Залесский
— Конечно, однозначно совершенно. Причём это был вот именно представитель древнего военного рода, то есть чувство чести у него было врождённое, это был человек, который никогда никому не давал в этом отношении спуску, это был человек свободолюбивый, почему потом казаки скажут, что «это наш генерал, он любит свободу, это вот как раз представитель нашего свободного казачьего сословия». Естественно, с самых младых ногтей он готовился именно к военной службе, а что это такое, с его происхождением — это кадетский корпус, Николаевский кадетский корпус, и естественно, Николаевское кавалерийское училище, где он показал себя, кстати, вполне с очень приличных сторон, то есть он вышел из училища портупей-юнкером.
Д. Володихин
— Это какой год?
К. Залесский
— В 1890-м он окончил, а родился он в 1869 году в городе Санкт-Петербурге.
Д. Володихин
— Ну что ж, ему предстоит где-то там впереди, но не очень далеко, Русско-японская.
К. Залесский
— Ну, до Русско-японской было ещё очень много перипетий, с чем они были связаны? Ведь как-то он стал казаком, а он, в конце концов, стал приписным казаком станицы Усть-Хопёрской. Дело в том, что его распределили, он вышел из Николаевского кавалерийского училища в лейб-гвардии Конно-Гренадерский полк — не первый, конечно, среди гвардейской кавалерии, но отнюдь не последний, то есть то же самое закрытое общество. И вот оказалось, что он не совсем пришёлся ко двору, то есть он был достаточно бретёром, хотя пользовался большим успехом у дам, потому что был он стройный, прекрасная выправка, он красивый...
Д. Володихин
— Так, может, потому и пользовался, что бретёр.
К. Залесский
— Да. И вот в мае 1893 года, через три года после службы в полку, корнет Мамантов принял участие в дуэли, что было крайне негативно оценено начальством, его дело было рассмотрено на суде лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка, и его попросили покинуть полк.
Д. Володихин
— А чем дуэль-то закончилась?
К. Залесский
— Нет, ну не смертоубийством, он ранил своего противника, сам не был ранен, отстоял честь, но тем не менее посчитали, что дуэль, в общем, не совсем комильфо. И он был переведён подпоручиком в 11-й Драгунский Харьковский полк — полк, конечно, тоже древний, но, с точки зрения карьеры, конечно, с гвардией вообще никак несравним.
Д. Володихин
— Ну, это времён Петра I полк, и, в общем, тогда это был полк совсем простой, не чета гвардии.
К. Залесский
— Так он и остался совсем простым. И надо отметить, что, естественно, Мамантов ни в коем случае не признал себя виновным, он посчитал, что он делал всё правильно, и позже он носил знак выпускника Николаевского кавалерийского училища, он носил знак Харьковского Драгунского полка, и никогда он не носил полковой знак лейб-гвардии Конно-Гренадерского.
Д. Володихин
— Ну, вероятно, тот, кого он ранил, был человеком высокопоставленным.
К. Залесский
— Скорее всего, это было именно так, связано. И он послужил в армейской кавалерии, и уже в 1898 году, через пять лет, выслужив определённый срок, он ушёл в отставку. Его не устраивал Харьковский Драгунский, и он штабс-ротмистром вышел в отставку. Но здесь он включил свои связи, то есть не только он, естественно, и папа был за то, что: ну вот сын ушёл в отставку, ну а какие перспективы? Всё семья всегда служила в армии. И они выбрали уже после отставки единственно возможный вариант: так как возврат в гвардейскую кавалерию его не устраивал, и тогда, в 1899 году, по особому ходатайству, он был зачислен в штат офицеров войска Донского и стал приписным казаком Усть-Хопёрской станицы, и через какое-то время он поступил в 3-й Донской казачий полк атамана Ермака Тимофеевича, который стоял в городе Вильно, то есть в современном Вильнюсе.
Д. Володихин
— Ну что ж, неожиданный зигзаг, но, во всяком случае, коня карьеры он вновь оседлал.
К. Залесский
— Да, и при этом уже тогда у Константина Мамантова были совершенно роскошные огромные усы, такие с подусниками, с которыми он вошёл в историю, и с которыми он смотрит со всех фотографий, при короткой стрижке всегда, и вот с этими усами он чрезвычайно хорошо вписался в казачью среду, и опять-таки, своим вот этим вольнолюбивым характером, таким непреклонным сторонником достаточно жёсткой дисциплины он пришёлся ко двору.
Д. Володихин
— Хоть и не наш, но наш.
К. Залесский
— Да, а потом всё-таки приписной казак, мы знаем, что на Дону были станицы, там и Ке́ллеровская, названная в честь приписных казаков Ке́ллеров, и так далее. И тут как раз подошла Русско-японская, и, конечно же, как и достаточно большое количество офицеров и солдат...
Д. Володихин
— ... подал прошение добровольное на фронт.
К. Залесский
— И прошение было удовлетворено, казаки были всегда нужны в военных действиях, своих казаков там, на Дальнем Востоке, было мало, там Забайкальское казачье войско, но всё-таки оно не самое большое. И как раз тогда Мамантов был туда переведён, в 1-й Читинский полк Забайкальского казачьего войска, и этот полк входил в знаменитую кавалерийскую бригаду генерала Ми́щенко, как раз там-то и служил наш герой. Причём, надо сказать, что бригада генерала Мищенко во время Русско-японской войны, она прославилась, как это ни покажется странным, знаете, чем? Рейдами. Рейдами в тыл японской армии, и его знаменитые прорывы, где бригада Мищенко прошла по тылам японских войск, сокрушила несколько штабов, вот как раз в том-то и принимал участие 1-й Читинский полк, в котором служил есаул Константин Мамантов.
Д. Володихин
— Научился.
К. Залесский
— Да, научился. В Русско-японскую он получил вполне приличные награды: он получил наградную саблю с орденом Анны IV степени, потом Станислава III степени, Анну III степени, Станислава II степени, то есть, в общем, всё очень хорошо.
Д. Володихин
— Молодой перспективный храбрый офицер, что надо для казачьих войск.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, мы обсуждаем судьбу и подвиги генерала Константина Константиновича Мама́нтова, он же Ма́монтов, и у нас в гостях известный военный историк, исторический публицист Константин Залесский, тёзка генерала Мамантова. Ну что же, Русско-японская — это хорошо, но тут уже и Первая мировая не за горами.
К. Залесский
— Да, не за горами. Он служит заместителем командира полка и естественно, выступает на фронт, успешно воюет, получает 19-й Донской казачий, через год, в районе 1915 года, он получает 6-й Донской казачий полк, а к концу войны командует бригадой 6-й Донской казачьей дивизии.
Д. Володихин
— Это чин полковника?
К. Залесский
— Да.
Д. Володихин
— Значит, генерал-майор у него в будущем?
К. Залесский
— Генерал-майор в будущем, но должность генерал-майорская, то есть бригадный командир — это генерал-майор, поэтому он назначается не командиром бригады, а командующим бригадой, занимает должность, которая выше его чина. Он войну провёл вполне успешно, получил Владимира III и IV степени, получил высочайшую благодарность, но во время Первой мировой войны, война всё-таки была позиционной, и, конечно, роль кавалерии, тем более лёгкой кавалерии, она была достаточно ограничена, то есть на казаков, тем более на донцов, были возложены небольшие рейды и разведка.
Д. Володихин
— Опять рейды.
К. Залесский
— Да, судьба казачьего войска, казачьих подразделений. Если армейскую кавалерию во время Первой мировой войны можно было использовать в качестве ездящей пехоты, то есть в ряде случаев её быстро перебросить на какой-то участок, посадить в окопы, то казаков с их пиками куда девать-то? Они могут только заниматься либо конвоированием, например, пленных, либо охраной командного состава в качестве конвоя, либо в рейдах, то есть для разведки, для захвата языка и так далее, в общем, вспомогательные действия, поэтому как-то особой карьеры, конечно, кавалеристы во время Первой мировой войны не сделали. Бои, в основном, такие вот встречные манёвры, это был 1914 год, а вот уже с 1915-го это всё были, в общем, позиционные бои, и роль кавалерии была небольшой, поэтому каких-то таких выдающихся заслуг за Мамантовым не было.
Д. Володихин
— Служил честно и храбро, в больших боях не командовал.
К. Залесский
— Но, тем не менее, до командира бригады благополучно дорос. Правда, дорос уже в 1917 году, но не суть дела, в апреле 1917 года он бригаду получил. И вот как раз, став командиром бригады, прослужив какое-то время в 1917 году, Мамантов во главе бригады отбыл на тихий Дон. Ну, война закончилась, армия развалилась, казаки возвращаются на родину. Причём здесь надо сказать, что казачьи части находились в несколько более хорошей ситуации, чем другие, потому что все части возвращались на родину, но, во-первых, не всегда все дивизии формировались по территориальному принципу, там были и другие люди, и не всегда солдаты стремились вернуться именно на родину, обычные солдаты, а казаки всегда хотели вернуться именно туда. И вот бригада 6-й Донской казачьей дивизии, которую Мамантов привёл на Дон, она как раз вернулась в станицу Нижнечи́рскую, потому что именно там она и формировалась. И вот вся остальная деятельность уже в 1917-м и 1918-м связана у Мамантова именно с Нижнечирской станицей, позже он станет почётным казаком этой станицы.
Д. Володихин
— Собственно, каким образом Мамантов принял для себя решение? Он ведь достаточно решительно и без всяких колебаний встал на сторону Белого дела.
К. Залесский
— Да, он совершенно однозначно принял это решение, он видел развал фронта, естественно, крайне негативно относился к развалу фронта, но на фронте он как бы выводил своих солдат, то есть он вёл казаков обратно на Дон. Прибыв на Дон, казаки, скажем так, разошлись, то есть бригада его перестала существовать. Тем не менее Мамантов, оказавшись на Дону, хотя он был уроженец Санкт-Петербурга, но он понял, что в Санкт-Петербург возвращаться нет никакой необходимости и никакого желания, и решил связать свою судьбу именно с казаками, то есть остаться на Дону, тем более, что то, что происходило на Дону, ему абсолютно не понравилось. Учитывая, что он был человек чести, он был человеком принципиальным, он сразу увидел то, что там творится, а творилось там следующее: во-первых, какая-то часть значительная казаков делала ставку на самостийность, то есть на то, что будет некая республика Донская...
Д. Володихин
— ... то ли автономная, то ли даже независимая от России.
К. Залесский
— Да, какая-то будет форма такая существовать, и для этого, ради подобного, не обязательно вести войну с большевиками, то есть, возможно, всё сложится и так. Ну, как-то так пойдёт, что вот всё, необязательно выступать. Соответственно, атаман Каледи́н, чрезвычайно прилагающий все усилия, чтобы создать хоть какую-то военную силу на Дону, в общем и целом ничего не смог сделать и, получив известие о разгроме белых партизан, генерал Каледин покончил с собой, причём именно потому, что он посчитал, что казаки его предали.
Д. Володихин
— Дело, конечно, хорошее, но вообще-то, будучи добрым христианином, он в такой грех впадать не должен был.
К. Залесский
— Ну, это да.
Д. Володихин
— Честь честью, а вера-то выше. Но Мамантов вот в такое отчаяние и уныние не впал, он был, скорее, человек действия.
К. Залесский
— Да. Он сразу же начал формировать партизанский отряд (тогда все отряды назывались партизанскими) в станице Нижнечи́рской. Надо сказать, что станица Нижнечирская — это большое поселение, причём, если брать окружающие хутора, то это вот место, где была сформирована казачья бригада первоочередная, то есть это достаточно населённое место. И тем не менее он смог сформировать отряд очень небольшой, порядка ста человек у него был партизанский отряд, причём население станицы попросило его станицу покинуть. Это позже его сделают почётным казаком этой станицы, а пока станичники решили не ссориться с красными и посчитали, что наличие такого партизанского отряда только ухудшает их ситуацию.
Д. Володихин
— Ну, пока не началось расказачивание всерьёз, расстрельщина, подавление казачества, казачество пыталось как-то избежать этой войны.
К. Залесский
— Да, конечно, но в данном случае Мамантов ушёл и пошёл в Новочеркасск, естественно, и как раз со своими ста партизанами, которых скоро стало двести, а потом уже и триста, и всё потихоньку, он принял активнейшее участие в так называемом «степном походе». Ну, чтобы было понятно — это вот тот самый поход по степям, который стал для белого казачества такой же легендой, какой «ледяной поход» стал легендой для Добровольческой армии, и знак «степного похода» — это был знак качества, который казаки носили, и вот это показывало, что человек...
Д. Володихин
— ... лучший из лучших и из лучших.
К. Залесский
— Да, и он с самого начала был на той стороне, на какой надо. Так же, как в Добровольческой армии сложилась вот эта вот легенда первопоходника, что все первопоходники получали там большие перспективы. И именно в этом степном походе как раз и проявились организаторские способности Мамантова, он постоянно рос в должностях, он получил генерал-майора от донского атамана, он стал командовать различными отрядами, отряды назывались очень громко, то есть там, в том числе, они назывались армиями донскими, различными фронтами, это ничего не значило, это так просто вот красиво. То он командует 1-й Донской армией, то он командует вдруг дивизией сразу, потом корпусом, но там эти формирования от числа народа, в общем, не особо зависели, хотя надо отметить, что после степного похода Мамантов вышел одним из наиболее перспективных командиров казачьих, хотя на административные посты в верхушке Донского казачества, конечно, он был не очень готов пробиться: во-первых, он, конечно, был не казачьего происхождения, хотя и был уже приписным и почётным казаком, и, во-вторых, он в общем и целом достаточно критически относился к идее самостийности Донского казачества.
Д. Володихин
— Ну, он военный, и всё этим сказано.
К. Залесский
— Да, и в политику он играть не хотел, то есть он стал душой-казаком, но отнюдь не самостийником.
Д. Володихин
— Собственно, степной поход завершился в 1918 году, когда? Напомните, пожалуйста.
К. Залесский
— Он завершился в середине года. Там с февраля была подготовка, начался он в апреле и завершился он как раз в апреле-мае, когда Мамантов объединил вокруг себя достаточно крупную группировку и был направлен освобождать станицы 2-го Донского округа, это как раз станица Нижнечирская, и вот как раз в апреле-мае он этот округ освободил, он вымел красных, и мало того, что вымел, он провёл мобилизацию, у него резко увеличились силы.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы ненадолго прерываем нашу с вами беседу для того, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, исторический публицист Константин Залесский, и мы обсуждаем биографию и подвиги одного из крупнейших полководцев Белого дела — генерала Константина Константиновича Мамантова. Ну что же, остается не так много времени до его знаменитого рейда, собственно, от середины 1918 года до 1919 года Мамантов не выигрывал крупных сражений, но когда ему поручали задачу освободить округ или какой-нибудь город, село, он выполнял.
К. Залесский
— Ну, скажем так, не совсем. Именно после освобождения 2-го Донского округа, станицы Нижнечирской, это он объявил: «Казаки, на коней!», его лозунг, и его поддержали. Он, в общем и целом, из ничего создал достаточно мощную группировку, в ряде случаев она доходила до 20-30 тысяч человек, по меркам Гражданской войны это запредельные совершенно цифры. В основном, было там порядка 12-15 тысяч. И он командовал теперь не Донским, а уже объединённым полком, ему было поручено брать Царицын. И вот как раз очень длительный период времени, это вторая половина 1918 года, он провёл в достаточно неудачных боях под Царицыном.
Д. Володихин
— Но это не его вина, дело в том, что лёгкая кавалерия, берущая город, это нонсенс, белое командование играло в удачу: вдруг Бог поможет и возьмём голыми руками ежа, но не получилось, естественно.
К. Залесский
— Именно так, потому что когда, позже уже, в 1919 году, на взятие Царицына бросили добровольцев, то добровольцы его взяли сходу. А донцы, которые на самом деле представляли из себя ополченские полки, то есть это были полки, которые сформированы в станицах, из станичников, которые, в общем, по большому счёту, неотработанная спайка, они могут действовать казачьей лавой, это у них в крови, или там поднять на пики какой-нибудь отряд красногвардейцев, но обойти город, ворваться в него и вести уличные бои — это, в общем, не их задача.
Д. Володихин
— То есть отправка Мамантова на Царицын была попыткой действовать не тем инструментом: если вы хотите вбить гвоздь, не пытайтесь это сделать циркулем.
К. Залесский
— Именно так. Но в результате именно под Царицыном между казаками Мамантова, ну и вообще казаками и добровольцами пробежала, пусть не очень большая, но чёрная кошка. Добровольцы, которых, естественно, представляли генерал Май-Маевский, генерал Врангель, генерал Деникин, генерал Романо́вский, как начальник штаба, это были выходцы из регулярной пехоты, которые совершенно по-другому смотрели на принципы ведения войны, чем представители лёгкой кавалерии, они считали, что казаки должны действовать так, как они действуют, то есть как действуют пехотные части. Казаки не могут действовать как пехотные части, потому что они не пехотные, у них традиции совершенно другие.
Д. Володихин
— Но в итоге?
К. Залесский
— В итоге Мамантов свои войска от Царицына отвёл, сохранив костяк своего корпуса, и в конце концов, в июле 1919 года он принял командование 4-м Донским казачьим корпусом. Он уже к этому моменту был генерал-лейтенантом, за бои под Царициным получил генерала-лейтенанта, бои-то в целом были с переменным успехом, то есть он достаточно серьёзный нанёс урон противнику. Сразу заметим, что красные войска в Царицыне превосходили его в несколько раз, в два минимума. И вот он как раз к этому моменту начал готовить рейд, с разрешения командования, естественно, ни в коем случае, как иногда можно услышать, что это его была самодеятельность.
Д. Володихин
— А вдруг лихие казачки сорвались со своего места.
К. Залесский
— Конечно же, нет. Казачки-то готовились, и Мамантов подошёл к подготовке рейда чрезвычайно серьёзно. Например, есть тот факт, что у него в корпусе числилось три тысячи сабель, и он при подготовке к рейду пятьсот человек отстранил, оставил в тылу, взял с собой только две с половиной тысячи человек своих, он сказал, что эти люди не готовы по каким-то соображениям к проведению рейда. В принципе, сейчас есть установившаяся цифра, что его корпус во время рейда насчитывал шесть тысяч сабель, три тысячи штыков, двенадцать орудий, три бронеавтомобиля и семь бронепоездов.
Д. Володихин
— Здесь есть довольно сложная штука, дело в том, что это информация о победителях, и эта информация не пойми, откуда взялась. Девять тысяч человек должны были с каких-то участков фронта быть сняты...
К. Залесский
— ... а этих данных мы не имеем.
Д. Володихин
— А мы их не только не имеем, но ещё и не очень понятно, как в ситуации рейда могли действовать бронепоезда, на самом деле они помогали Мамантову или просто числились где-то рядом? Может быть, это не девять тысяч, а это всё те же две с половиной тысячи.
К. Залесский
— Причём, что самое интересное, Мамантов действовал не в районе железных дорог, не по железным дорогам.
Д. Володихин
— Вот я потому и говорю, откуда там бронепоезда?
К. Залесский
— И, что достаточно интересно, всегда, когда указывается, что там было двенадцать орудий и сто три пулемёта, то вот при тех двух с половиной тысячах было три бронеавтомобиля, двенадцать орудий и сто три пулемёта. То есть, получается, что придали шесть тысяч человек, но без орудий, без пулемётов, без всего. То есть, в общем, цифры, скорее всего, лукавые.
Д. Володихин
— Ну да, может быть, просто фантазийные.
К. Залесский
— Тем не менее, надо отметить, что после Гражданской войны была категорическая необходимость, чтобы показать силы Мамантова значительно более большими.
Д. Володихин
— Да их там миллионы были, этих казаков, просто миллионы!
К. Залесский
— Да, поскольку результаты рейда были для красных очень трагичными. И тем не менее, Мамантов разработал этот план, у него всё-таки план был достаточно хаотичный, но он чётко просчитал, что будет сделано, 10 августа он прорвал красный фронт и пошёл по тылам.
Д. Володихин
— И в этот момент идёт страшное тяжёлое сражение, в 1919 году основные силы белых на юге наступали на Москву, Московское наступление, Мамантов в этой ситуации, уже видно было, что вряд ли доберётся до Москвы со своим корпусом, уже иссякли силы, и тут он наносит сокрушительный удар, совершенно неожиданный для красных, и по эффективности своей, боюсь, неожиданный даже для командования белых.
К. Залесский
— Да, белые тоже не ожидали. На самом деле было решено, что прорвётся фронт на стыке 8-й и 9-й Красных армий, будет прорыв в тыл ближайший, и он пойдёт, посокрушает, там небольшое количество, и будет местный успех.
Д. Володихин
— Отвлечёт от основного театра военных действий.
К. Залесский
— Да. Причём, надо сказать, что ему всё время присылали приказы по поводу того, чтобы он свёртывал свою деятельность, что всё, цели ограничены, а Мамантов, будучи человеком, достаточно склонным к рейдам, человеком решительным, он не хотел сворачивать эту операцию, и он пошёл в рейд. И вот здесь получилось так, что потом красная историография, советская историография признала этот рейд, наверное, самым выдающимся событием военных действий подобного рода на Южном фронте. И всегда в советской историографии рейд Мамантова, как был он назван: «рейд Ма́монтова», ценился чрезвычайно высоко. Даже в своих воспоминаниях Будённый — главный, так сказать, противовес Мамантова, он написал, что — «Я считал Мамантова наиболее способным кавалерийским командиром из всех командиров конных корпусов армии Краснова и Деникина. Его решения в большинстве своём были грамотные и дерзкие. При действии против нашей пехоты он умело использовал подвижность своей конницы, добивался значительных успехов». Это мнение врага.
Д. Володихин
— А в итоге-то что произошло? Давайте несколько главнейших событий этого рейда обсудим.
К. Залесский
— Произошло следующее: прорвав оборону на стыке 8-й и 9-й армии, разгромив 40-ю стрелковую дивизию красную, просто разгромив в ноль, Мамантов всей своей массой кавалерии пошёл в рейд, сокрушая склады, командные пункты, тыловые организации, разрушая и перерезая коммуникации, взрывая железные дороги. Через восемь дней после начала рейда он взял Тамбов — между прочим, это не маленький город. Потом, следующее: 23 августа он взял Козлов. На самом деле, это и была крайняя точка, которую ставило ему командование Добровольческой армии, то есть вот надо было взять Козлов и возвращаться. Но после Козлова он 28 августа взял Лебедянь, 31 августа — Елец, и 6 сентября вышел к станции Касторной и её взял. А 11 сентября кавалеристы Мамантова взяли Воронеж.
Д. Володихин
— Ну, то есть, короче говоря, что-то вроде Давида, который сокрушает Голиафа.
К. Залесский
— Да. Позже, уже после окончания Гражданской войны, в белой казачьей эмиграции прошла очень большая дискуссия по поводу того, что — а мог ли Мамантов взять Москву? И казачьи историки пришли к выводу, что мог.
Д. Володихин
— Определённо. И Петроград, а потом мог и до Хельсинки дойти.
К. Залесский
— Ну, конечно же, это было невозможно. Он и Воронеж, в общем, не удержал, да и все эти города, это же был рейд. То есть, когда его, например, в Тамбове встретили колокольным звоном и хлебом с солью, он сказал, выступая в театре, где собрались жители, Мамантов заявил, сказал, что «вы имейте в виду, я здесь прохожу, поэтому, если вы хотите оборонить свой город, то создавайте свои ополчения, вооружённые силы и его обороняйте. Я не буду держать Тамбов».
Д. Володихин
— Но у него столько сил не было, если бы его поддержали белые части в этот момент, но, с другой стороны, и у Белого дела уже не было резервов, чтобы подтолкнуть их на наступление после рейда Мамантова.
К. Залесский
— Да. Тем более, что после Козлова штаб Деникина начал бомбардировать Мамантова требованиями развернуться и выходить, заканчивать рейд. Мамантов первые приказы просто проигнорировал. Просто, в конце концов, когда он был уже в Воронеже, пришёл приказ Деникина — ну, приказ Романовского, естественно, начштаба, — с требованием заканчивать рейд и выходить к своим. В случае, если приказ не будет выполнен, то командный состав будет отдан под суд трибунала. Это вот идёт успешный рейд, а командование Добровольческой армии посылает такие приказы!
Д. Володихин
— Ну, а такого успеха ни у кого больше не было давным-давно.
К. Залесский
— Вообще не было, конечно. Он ещё не вышел к своим, а на Дону он уже легенда, он уже генерал-вихрь, он уже «донская стрела», это его прозвище.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях замечательный историк, специалист по военному делу и войнам первой половины XX века Константин Залесский. Мы рассказываем вам о том, чем был Константин Константинович Мамантов — замечательный генерал, один из лидеров Белого дела. Ну что ж, давайте посмотрим, чем завершается рейд.
К. Залесский
— Рейд завершался тяжело. 12 сентября Мамантова выбили из Воронежа, но он очень решительным и красивым манёвром вывел свои части из-под удара, то есть он полностью сохранил боеспособность своих частей. Он уходил в достаточно сложных ситуациях, у него был большой обоз с трофеями, и он, отбиваясь, уходил к своим. Но, кстати, вышел, в конце концов, очень успешно, ему помог корпус Шкуро́, который ударил навстречу ему, прорвал фронт и расширил, дал ему возможность выйти. Рейд 19 сентября завершился, длился сорок дней, две тысячи верст примерно пройдено. Взятые города мы с вами уже перечислили.
Д. Володихин
— Ну и потом, он нанёс колоссальный урон противнику, притормозил наступательные действия и даже в целом мобилизацию красных сил, таким образом остальным частям и соединениям он очень сильно помог.
К. Залесский
— Если мы почитаем воззвание Троцкого, связанное с рейдом Мамантова, то мы видим просто откровенную истерику по поводу того, что творится. Для борьбы с рейдом Мамантова был создан внутренний фронт под командованием самого Лаше́вича, это заместитель Троцкого, который насчитывал двадцать три тысячи человек!
Д. Володихин
— Но я напомню другое: кто-то из вас, дорогие радиослушатели, читал роман Алексея Николаевича Толстого «Хождение по мукам», кто-то, возможно, смотрел советский фильм «Хождение по мукам», в одной из последних серий есть эпизод: красный командир Телегин получил столь страшное поражение от Мамантова, что собирался, отъехав в рощицу, там застрелиться. Его, конечно, остановили, слава богу, но ощущение от рейда было именно такое.
К. Залесский
— Именно такое. Причем, что значит трофеи, которые выводил Мамонтов: это были подводы, гружёные мануфактурой, которой очень не хватает на Дону, это были гурты скота огромные, то есть это, в общем и целом, была и большая экономическая победа для белых.
Д. Володихин
— Ну что ж, вот Мамантов возвращается, и странное впечатление: он одержал блистательную победу, но, с одной стороны, отношение к нему: «ах, он не всего послушался!» А с другой стороны, может быть, даже и определённая зависть, к сожалению.
К. Залесский
— Когда Мамантов вернулся из рейда, Деникин и генерал Романовский сделали вид и заявили, что надо было бы приказам подчиняться и идти туда, куда ему указывал штаб Добровольческой армии, а не заниматься самостоятельными операциями. А генерал Врангель потребовал отдать генерала Мамантова под суд и, естественно, отстранить от командования. Причём, когда Донское казачество, естественно, это проигнорировало, и Мамантов был назначен командующим кавалерийской группой, куда вошёл ещё корпус Шкуро, в этот момент, буквально в течение нескольких месяцев, был снят командующий Добровольческой армии генерал Май-Маевский, и на его место был назначен генерал Врангель. Генерал Врангель предупредил — а группа Мамантова подчинялась командованию Добровольческой армии, — что он в однозначном порядке снимет со своего поста Мамантова. Сначала он снял его с командования кавалерийской группой и назначил командиром группы младшего по чину генерала Улага́я, что вызвало, естественно, негатив.
Д. Володихин
— Притом далеко не столь известного и авторитетного, и командовать Донским казачьим соединением
К. Залесский
— Абсолютно, причём кубанца. И всё известно же, характер Мамантова был прекрасно известен, это возмутило Мамантова до глубины души, он возмутился, в ответ на что Врангель отстранил его от командования корпуса! После этого Мамантов подал прошение о своём увольнении из армии с просьбой отправить его рядовым казаком на фронт и заявил, что пока генерал Романовский и генерал Врангель командуют казачьими частями, никаких перспектив не будет. При этом Мамантова сразу же поддержало командование Донской армии, Донской атаман, то есть, в общем, казачьи круги полностью встали на его сторону. В результате Деникин, который был большим политиком, нашёл компромисс: 4-й Донской казачий корпус был выведен из подчинения Врангеля и его командиром был назначен генерал Мамантов.
Д. Володихин
— Но недолго ему осталось командовать этим корпусом, к сожалению для белых.
К. Залесский
— К сожалению, он им после этого уже практически не командовал. Дело в том, что в январе 1920-го он выехал в Екатеринодар для участия в заседаниях Верховного круга Дона. Причём, учитывая, что он был уже живой легендой, в принципе, ходили слухи очень упорные в донских кругах, что генералу Мамантову будет предложено стать командующим всеми донскими частями.
Д. Володихин
— Ну, по заслугам.
К. Залесский
— Но в ущерб добровольцам. То есть, как бы он станет командующим всеми донцами и будет фактически человеком, равным Деникину. И тут начались очень странные вещи. Неожиданно, когда генерал Мамантов едет в Екатеринодар, вдруг в поезде ему не достаётся купе. Генералы едут в купе, а ему и ещё двум генералам места не хватает. Он едет в обычной теплушке, набитой солдатами, где заражается тифом. Он приезжает в Екатеринодар, на собрание, на круг его вносят на шинели, потому что он не может идти.
Д. Володихин
— Это как в старину вносили на щите.
К. Залесский
— Да. Он говорит, что категорически ничего возглавлять не хочет, он хочет вернуться к себе, на Дон. Ему запрещают возвращаться, он садится на поезд с разбитыми стёклами и его через два часа возвращают обратно в Екатеринодар, и кроме тифа теперь, ещё с простуженными лёгкими и простуженными почками, его помещают в больницу. И тут возникает снова странная вещь: его начинают лечить, и он начинает выздоравливать. К нему приезжает жена, все врачи фиксируют, что он выздоравливает, 29 января консилиум говорит: «ну всё, кризис миновал». 1 февраля генерал Мамантов умирает.
Д. Володихин
— История печальная и странная.
К. Залесский
— Позже его супруга, при поддержке других казачьих деятелей, заявит, что он был убит отравленной инъекцией, что его убили добровольцы, потому что генерал Мамантов был слишком крупной фигурой в Донском казачьем войске, и он мог составить конкуренцию генералу Врангелю. Доказательств нет.
Д. Володихин
— Ну, тут, как говорят, темна вода во облацех. Что там видела его супруга, действительно это произошло, или просто это ситуация эмоционального шторма у несчастной женщины, сказать невозможно. Мы просто-напросто констатируем, что такая версия в истории Гражданской войны существует, и кстати, ещё другая версия: некоторые считали, что Мамантов до такой степени был враг советской власти, что кто-то там с севера из агентов красных прибыл для осуществления этой операции — в равной мере это гипотеза, которую невозможно подтвердить.
К. Залесский
— Да, и опровергнуть тоже нельзя. А возможно, человек и умер от последствий тифа, тиф косил тогда сотнями, тысячами людей во время Гражданской войны.
Д. Володихин
— Ну да, тиф, испанка, да и, честно говоря, условия жизни. Мамантов ведь провёл огромный срок в походах в состоянии лишений, постоянного напряжения сил, а он родился, напоминаю, в 1869 году, то есть он не мальчик.
К. Залесский
— Да, но надо сказать, что его супруга постоянно собирала документы по поводу его отравления, сведения, она их копила — и её архив пропал неизвестным образом в мае 1945 года в городе Вена.
Д. Володихин
— Ну вот теперь, дорогие радиослушатели, сами подумайте, какую версию это подкрепляет.
К. Залесский
— Да, конечно. Но мы ничего не знаем и никакого вывода об этом сделать не можем. Мы единственное, можем сказать, что генерал Мамантов прожил жизнь честного солдата, выдающегося кавалерийского командира, который, возможно, и не обладал какими-то стратегическими талантами полководца или, возможно, у него не было возможности их проявить, но как тактик, как кавалерийский командир, как командир рейдов, командир прорывов, командир атак, он не имеет себе равных, что признавали, в том числе, и красные командиры.
Д. Володихин
— Он был блистательный полководец, заработал свою славу честно, умер страшно, но что тут скажешь, может быть, Господь прибрал его к себе, чтобы позаботиться о нем лучше, чем могут о нем позаботиться люди.
К. Залесский
— Тем более, Добровольческую армию и вообще вооруженные силы юга России белых ждало управление генерала Врангеля, а места рядом с Врангелем для генерала Мамантова, как и генерала Слащёва, не было.
Д. Володихин
— Ну да, ещё одного блистательного тактика. Дорогие радиослушатели, время нашей передачи постепенно подходит к концу, надо как-то резюмировать эту передачу, но, ей-богу, у меня нет дополнительных слов. Видите, честный военный человек до конца выполнял свой долг, блеснул тактическим талантом, совершил один яркий подвиг в своей жизни и был в других своих действиях, если не безупречен, то весьма хорош. Это пример такого нравственного образца для подражания тем, кто пойдёт по военной стезе. Ну а теперь, с вашего разрешения, дорогие радиослушатели, я поблагодарю Константина Залесского за его рассказ о генерале Константине Константиновиче Мамантове, и мне остаётся сказать: спасибо за внимание, до свидания.
К. Залесский
— Всего доброго.
Все выпуски программы Исторический час
- «История Нижнего Новгорода». Сергей Алексеев
- «Поэт Арсений Тарковский». Сергей Арутюнов
- «Внешняя политика США в конце 19 века». Григорий Елисеев
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Сказ о том, как Владимир Даль словарь составлял
Многие знают имя Владимира Ивановича Даля как составителя «Толкового словаря живого великорусского языка», а некоторые имеют эту книгу в своей библиотеке... Я же хочу рассказать пару историй о том, как Владимир Иванович свой словарь создавал. Начну с того, что Даль по первому образованию — морской офицер, мичман. Прослужив 6 лет на корабле, он решил сменить род деятельности и... — выучился на медика. Став хирургом, Владимир Даль участвовал в русско-турецкой войне 1828-29 годов в качестве полевого врача. И если мы с помощью фантазии перенесёмся в то время и в место его службы, то увидим удивительную картину: возле госпитального шатра стоит верблюд, навьюченный мешками. А в мешках — исписанные Владимиром Далем листки. Здесь, в этих свитках — настоящее сокровище: слова, пословицы, сказки и прибаутки, собранные военным врачом в беседах с простыми служаками. Очарованный с юности красотой и меткостью русской речи, общаясь с матросами и солдатами, Владимир Даль записывал забавные сюжеты и не знакомые ему русские слова. В пору врачебной службы его записи составляли уже немалый объем. Поэтому начальство и выделило ему для перевозки верблюда. Правда, Даль чуть не потерял все свои богатства, когда верблюд внезапно попал в плен к туркам. Но обошлось — казаки отбили. Так вот получилось, что гордый корабль пустыни возил на своём горбу бесценное русское слово.
В течение жизни Даль записывал не только слова, но и сказочные сюжеты. В итоге его увлечения появилась книга сказок. Будучи в Петербурге, с экземпляром этого издания Даль направился прямиком... Ну конечно, к Пушкину! Там, у поэта дома они и познакомились. Пушкин сказки похвалил. Но более всего восхитился он далевским собранием русских слов. Особенно понравилось Пушкину слово «выползина» — сброшенная змеиная шкурка. Так Александр Сергеевич впоследствии и стал в шутку называть свой сюртук. Именно Пушкин уговорил Даля составить словарь. Благодаря этой встрече мы можем держать в руках словарь Даля, погружаться в стихию живой русской речи того времени и пополнять свой лексикон интересными словами. Например, узнать, что такое «белендрясы» и «вавакать, «мимозыря» и «жиразоль».
Приятного чтения, друзья!
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
Григорий Суров
В конце XIX-го — начале ХХ века врачи-офтальмологи, специалисты по глазным болезням, были в России на вес золота. Один из представителей этой редкой в то время специализации — Григорий Иванович Суров, окулист из Симбирской губернии — посвятил жизнь тому, чтобы сделать офтальмологию доступной для всех.
Уже в старших классах гимназии Григорий решил стать врачом. В 1881-м он успешно сдал вступительные экзамены на медицинский факультет Казанского университета. Первым местом работы Сурова была уездная больница в городе Спасске Казанской губернии. Там Григорий Иванович впервые обратил внимание, как широко распространены среди крестьян глазные болезни. У каждого второго пациента наблюдалась трахома — инфекционное заболевание, которое передаётся через предметы гигиены — например, полотенца, а распространителями являются мухи. Свои наблюдения и неутешительные выводы Суров записывал в дневник: «Эти болезни у нас в России распространены вследствие бедности, невежества, и малодоступной медицинской помощи». Офтальмологи, как уже говорилось, были в те годы большой редкостью. Поэтому Григорий Иванович решил специализироваться именно в этой области. За несколько лет работы в Спасской больнице он получил богатый практический опыт. Затем некоторое время Суров служил военным врачом. И опять же, занимался на этой должности преимущественно офтальмологией. В 1902-м он поступил в Петербургскую Военную Медицинскую академию — «для усовершенствования в медицинских науках по глазным болезням». Там с успехом защитил докторскую диссертацию.
А в 1906-м году Григорий Иванович вновь приехал в город Симбирск. Его назначили заведующим военного лазарета. Офтальмологического отделения в нём не было. И Суров его открыл. Сразу же к «глазному доктору» потянулся народ. «Главный контингент из страдающих болезнями глаз — крестьянство и необеспеченный рабочий люд», — отмечал Суров. С таких пациентов денег за лечение доктор не брал. Наоборот, помогал из собственного кармана — на лекарства, на изготовление очков. Вскоре Григорию Ивановичу удалось убедить местные власти выделить средства на глазной стационар в 50 коек. В 1911-м году стараниями Сурова в Симбирске открылась школа-приют для слепых детей.
А через несколько лет Россия стала Советской. Григорий Иванович не уехал за рубеж. Остался служить своей стране. В те годы о деятельном докторе нередко упоминали в прессе. Вот, например, как в 1923-м описывала его работу симбирская газета «Красный путь»: «Летом в разных районах губернии можно было увидеть фургон, в котором ехал доктор Суров. Он ездил обследовать сельское население. Оказывая помощь, он переезжал из села в село». После таких поездок и работы в госпитале, Суров принимал пациентов ещё и на дому, по вечерам. Симбирский учитель Алексей Ястребов в своих воспоминаниях писал: «Проходя по Беляевскому переулку, я вижу дом. И знаю: вечером у этого дома будет толпиться народ, потому что здесь живет замечательный врач, друг народа Григорий Иванович Суров».
Простой народ искренне любил своего доктора. Когда в 1920-м году большевики осудили Сурова и приговорили к году тюрьмы за то, что он взял на работу в госпиталь бывшего белогвардейского офицера — нищего больного старика, горожане встали на его защиту. Испугавшись волнений, власти восстановили доктора в правах. Впоследствии Григорий Иванович получил высокое государственное признание: в 1943-м году ему было присвоено звание Заслуженного врача РСФСР, а в победном 1945-м — орден Трудового Красного Знамени. Но не ради наград трудился доктор Суров. Однажды в своём дневнике он написал: «Я смотрю в мир глазами тысяч людей, которым помог избавиться от страданий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
21 ноября. О пшенице и плевелах
В 13-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы».
О пшенице и плевелах, — епископ Тольяттинский и Жигулёвский Нестор.