Пока мои молодые родители строили свою жизнь, меняли работы, строили карьеры, я мирно росла в небольшом городе Подмосковья под крылом очень любящих дедушки и бабушки. Дедушка ушел в иной мир довольно рано, а бабушка до самого конца школы была моим самым близким человеком, помощником в домашних школьных заданиях, самым сокровенным собеседником не только для меня, но и для всех моих друзей, которые у нас гостили. Хранителем моего детства. А потом школа закончилась, и началась университетская бурная московская жизнь. Я стала редко бывать дома. Приезжала поздно, уезжала рано, ночевала у друзей, путешествовала. Как это оказалось ново и по-взрослому: ходить на лекции, читать в библиотеках книги, находить ошеломляющих новых друзей, праздновать окончание сессий и новые годы, пить кофе с булочками в московских кофейнях, спорить у ног памятника Ломоносову или даже изредка в доме журналиста!
Один новый год оказался для меня очень памятным. Я открыла для себя очень интересную, необычную компанию однокурсников, с которыми раньше пересекалась только на лекциях и семинарах. Они собирались у одного парня в его квартире в центре, но не просто, а как-то очень изобретательно: устраивали тематические вечеринки, приглашали музыкантов, поэтов, пели, читали стихи. Яркие, остроумные, модные. Под новый год, тридцатого декабря, пригласили старенького баяниста. Пели старые советские песни. Засиделись допоздна. Мне далеко и поздно было возвращаться, поэтому мне постелили в одной из комнат и решили, что я остаюсь праздновать новый год с ними. От радости обретения новой компании и предчувствия праздника я долго не могла заснуть. Ну надо же, как повезло!
А утром тридцать первого я проснулась и почуяла неладное. Голова раскалывалась, я дотронулась до лба – он горел. Градусника в доме я не нашла, будить ребят было неудобно, на такси денег не было, и я дала себе как говорят установку: добраться до дома. Не упасть по дороге, бережно донести себя больную – сначала до метро, потом до электрички, потом до нашей с бабушкой квартиры. Бабушка ахнула, когда увидела на градуснике 39 и даже больше. Сходила за аспирином и лимонами, заварила чай. К полудню телефон стал звонить: мои новые друзья проснулись и уговаривали меня вернуться, обещали заехать на машине, отвезти меня к ним. Я почти не могла оторвать голову от подушки и перестала отвечать на их настойчивые звонки. Весь день накануне нового года прошел в жарком тумане, к ночи стало немного проясняться. Бабушка вошла в комнату с пакетом томатного сока. «Ну как ты, милая? Отметим со страной?» - бабушка улыбалась, мы традиционно включили телевизор с речью президента и боем курантов. После двенадцатого удара мы чокнулись бокалами с томатным соком, от души обнялись и разошлись спать. Утром я проснулась, как ни странно в голове было кристально ясно, в окно светило солнышко нового года, бабушка что-то жарила на кухне. Я чувствовала себя как в детстве, очень-очень дома. Очень по-родному. А в мою проясневшую голову ворвалась неожиданная пронзительная мысль.
Ни одного слова за множество новых годов без меня не обронила моя бабушка, оставаясь дома одна, ни слова упрека, ни просьбы остаться. Да не только новогодних праздников: возвращаясь поздно вечером из своей «новой взрослой» жизни, заходя в наш маленький двор, я видела бабушку: она стояла на балконе или у кухонного окна и вглядывалась в темноту. (Да, мобильных телефонов не было, и следить за моими перемещениями бабушка не могла). Вижу до сих пор свой балкон, на нем мою Ба, вглядывающуюся в темный двор в ожидании меня, и в ее ногах – квадратик, который вырезал в балконе дедушка, чтобы наш песик Винька мог тоже высунуть свою белую лохматую голову. Бабушка в ожидании. Бабушка на страже. Бабушка хранительница. Много лет спустя, уходя в лучшую, вечную жизнь, моя Ба как оказалось – захватила с собой большую часть моего детства: тот покой, который всегда воцарялся в душе в ее присутствии. Знания о том, болела ли я краснухой или это была аллергия на антибиотики. И многиe другие знания - обо мне, о детстве моего папы, о дедушке, о наших предках. Ощущение дома, как если бы бабушка везде носила на себе мой дом, как улиточка, и в этом нашем с ней доме всегда было по-детски весело, ладно, уютно…
В тот новый год Господь на одну праздничную ночь остановил мой стремительный полет, чтобы я с бокалом томатного сока в руке осознала, как драгоценно: просто обнять свою старую любимую бабушку.
Автор: Анна Леонтьева
Все выпуски программы Частное мнение
«Берегите святую веру, это неоценённое сокровище, с ним войдёте в Царство»
В 1889 году полковник Павел Иванович Плиханков, будущий преподобный Варсонофий Оптинский, приехал в монастырь Оптина пУстынь. Офицер хотел поступить в обитель. Но монастырский старец Амвросий сказал, что пока рано. И дал два года на подготовку. Это было время трудностей и борьбы. Мир не хотел отпускать подвижника. Однако заманчивые перспективы уже не могли заглушить стремления Павла Ивановича к выбранному монашескому пути. Преодолев все искушения, в возрасте сорока шести лет, Павел Плиханков поступил послушником в скит Оптиной пУстыни. Впоследствии, уже став духовником монастыря, старец Варсонофий говорил духовным детям:
«Берегите святую веру, это неоценённое сокровище, с ним войдёте в Царство: ведь не для малого мы трудимся, а для завоевания Царства, да ещё какого — Небесного».
Все выпуски программы Слова Святых
Надя Рушева
«Она рисовала сердцем» — такие слова до сих пор можно услышать из уст маститых живописцев и самых обычных людей в адрес Нади Рушевой — юной самобытной художницы. Надю называли феноменом, вундеркиндом, Божьей искрой. Маленькая девочка с большим талантом, действительно, зажглась когда-то подобно яркой вспышке. И вот уже несколько поколений согреваются светом и теплом её необыкновенного творчества. «Если хочешь согреть других, гори сам. Это трудно, но нужно», — говорила Надя.
Надя Рушева родилась в Туве в 1952 году, в семье художника и балерины. Через несколько лет семья перебралась в Москву. Мама девочки вспоминала, что Надя была подвижным и шустрым ребёнком. Заставить её сидеть спокойно можно было только одним способом — дать в руки чистый лист и карандаш. Домашние удивлялись, как легко, играючи, словно обводя лишь ей одной видимые контуры, девочка рисовала. Однажды отец читал Наде вслух «Сказку о царе Салтане». Девочка внимательно слушала и одновременно что-то рисовала в блокнотике. Когда чтение закончилось, Надя протянула блокнот отцу. И тот обомлел: за какой-то час дочь набросала 36 иллюстраций к пушкинскому произведению! Как художник Надин папа сразу понял: это не обычные детские рисунки. Они были живыми и говорящими. В них прослеживалась определённая техника, в чём-то схожая со знаменитой пушкинской графикой. Однако Надя никогда прежде не видела рисунков поэта и не могла просто скопировать его стиль. Это был удивительно.
Шло время, Надя подрастала, и рисование стало занимать её всё больше и больше. Она переносила на бумагу мир своих фантазий, то, что видела вокруг себя, о чём читала в книгах. Плодом таких глубоких впечатлений стал цикл «Пушкиниана». Надя создала его, когда ей было всего 8 лет. Несколько десятков рисунков в стиле пушкинских «рисунков на полях» — иллюстрации к произведениям поэта, сцены из его жизни. Когда эти работы увидел пушкинист Арнольд Гессен, он был потрясён. «Откуда у этой девочки такое глубокое и изящное чутье художника? Откуда такое ясновидящее проникновение в дух и настроения Пушкина и его эпохи?» — воскликнул он. Столь же тонко Надя Рушева смогла проникнуть своими рисунками в художественный мир Лермонтова, Гоголя, Толстого, Шекспира, Булгакова, Экзюпери. Она нарисовала эскизы к несуществующему тогда ещё балету «Анна Каренина». Вдохновившись стремительными линиями этих Надиных рисунков, композитор Родион Щедрин написал такой балет. А балерина Майя Плисецкая станцевала в нём.
Рисунки Нади Рушевой рождались сразу, без черновиков и эскизов. Они появлялись на бумаге буквально в одно мгновение. Художница признавалась: «Я их заранее вижу. Они проступают, как водяные знаки, и мне остаётся их обвести». Каждый, кто соприкасался с творчеством Нади, чувствовал в её рисунках Божий дар. «Девочка обладала поразительным талантом проникновения в область человеческого духа», — писал о Рушевой академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Духовные мотивы отчётливо просматривались в работах Нади. Своей любимой картиной она называла «Благовещение» Боттичели. И сама нарисовала Богородицу и ангелов. Этот рисунок хранится в музее Нади Рушевой, в школе, где она училась.
Одноклассники Нади вспоминали, что она всеми силами старалась приобщить их к прекрасному. Она организовывала для ребят экскурсии в музеи, на художественные выставки. После уроков рассказывала им об искусстве. Надя Рушева не думала о славе, хотя при жизни у неё прошло несколько десятков персональных выставок, как в России, так и за рубежом. «Люди нуждаются в таком искусстве, как в глотке свежего воздуха», — писал академик Лихачёв. Действительно, Наде присылали письма со всех уголков родной страны и из-за её пределов. Люди говорили, что Надя помогает им своим творчеством. Лучшей благодарности для художницы невозможно было и придумать.
Увы, девочке с удивительным талантом было отмерено всего 17 лет. Надя Рушева скончалась от внезапного разрыва аневризмы. «Ведь правда, нельзя жить так, чтобы только для себя», — часто говорила Надя. Свою короткую жизнь она отдала искусству и людям, которые и сегодня, глядя на её рисунки, хотя бы на несколько мгновений становятся счастливее.
Все выпуски программы Жизнь как служение
Александра Архангельская
Преподаватели и воспитанники Тульской женской гимназии старались привыкнуть к новой ученице первого класса. С малышами за школьной партой сидела... 20-летняя девица. Она старательно выводила на грифельной доске буквы и читала по слогам, водя пальцем по строчкам книги. Звали необычную первоклассницу Александра Гавриловна Архангельская.
Александра была дочерью сельского священника, и так уж вышло, что к своим 19 годам девушка не знала грамоты, совсем не умела читать и писать. Но очень хотела научиться. Ей было неловко и даже стыдно перед вдвое младшими одноклассниками, которые, к тому же, частенько над ней подтрунивали. Но упорство и смелость придавала мечта: Александра хотела получить образование и стать доктором, чтобы помогать людям. Целеустремлённость девушки была поразительной: всего лишь за год Архангельская освоила шестилетний гимназический курс, и в 1874-м окончила гимназию. При Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии тогда существовали женские курсы. Александра отправилась в столицу, и спустя семь лет учёбы стала дипломированным специалистом — одной из немногих женщин-врачей того времени. Александра получила диплом первой степени — то есть оказалась одной из лучших среди студентов-однокурсников. Её учителями были такие светила медицины, как Склифосовский, Манассеин, Рейер. В хирургической клинике профессора Рейера Архангельская стажировалась после выпуска, а затем отправилась на практику в Европу.
В 1883 году Александра получила назначение в Московскую губернию, село Петровское Верейского уезда. Молодому земскому доктору не терпелось приступить к своим обязанностям, но в Петровском... не было больницы. И если вести амбулаторный приём в обычной крестьянской избе ещё представлялось возможным, то проводить хирургические операции было уже рискованно. Земство хоть и планировало построить больницу в селе, однако не обещало, что это произойдёт скоро. И Александра Гавриловна решилась начать строительство самостоятельно. Она без устали обивала пороги влиятельных чиновников, богатых людей. Нашла средства, лично наняла строителей. Одному из жертвователей Архангельская писала: «С этой стройкой слилась теперь вся моя жизнь. В каждом брёвнышке, в каждом кирпиче часть моих забот и участия... Хотя я неопытна в таких крупных хозяйственных делах, но интерес и преданность делу заменят отчасти опытность». Через два года — срок по тем временам очень небольшой — в Петровском появилась больница на 15 коек. В ней Александра Гавриловна провела тысячи операций. Архангельская принимала роды, удаляла опухоли, делала трахеотомию — хирургические операции на дыхательных путях, извлекала катаракту. Сложнейшую офтальмологическую операцию Архангельская с успехом провела более тысячи раз — и это в простой земской лечебнице, без специального оборудования! Пациенты, простые сельчане, отмечали её доброе, внимательное, участливое отношение. Александра Гавриловна говорила: «К операции над крестьянином земский врач должен приступить так, как столичный хирург к операции над вельможей». Архангельская сделала больницу одной из лучших в уезде. Постепенно при клинике появилось здание амбулатории, инфекционный барак, терапевтическое и родильное отделение, часовня, прачечная, баня. К 1902-му году Петровская больница обслуживала уже около семисот окрестных населённых пунктов.
Своему детищу Александра Гавриловна Архангельская посвятила 22 года жизни. О себе заботилась мало — жила в сыром, неотремонтированном доме. Не стремилась к повышению по службе, к престижной работе в столичных клиниках. В деревне, помогая простым крестьянам, она чувствовала себя счастливой. Доктор заботилась не только об их здоровье, но многое сделала и для народного просвещения. Архангельская планировала открыть в селе народную читальню. Но не успела довести дело до конца — в январе 1905 года, в возрасте всего лишь 54-х лет, она скончалась. Все свои небольшие сбережения Александра Гавриловна завещала на благотворительность. На эти средства, спустя некоторое время, и была построена читальня. В некрологе коллеги Архангельской написали: «Покойная всей своей жизнью доказала, что можно сделать своею любовью и добросовестностью, независимо от внешних условий».
Все выпуски программы Жизнь как служение