Поделиться
Летом 2001 года мне довелось побывать на Первом Международном фестивале поэзии на Байкале, организованном иркутским поэтом Анатолием Кобенковым.
Вот там-то я и узнал об известном читинце Михаиле Вишнякове, увидел его громко спорящим (ох, и горяч же был Михаил Евсеевич!), и услышал его стихи.
Отец ли, к отходу готовясь,
иль мать в её трудной судьбе
непраздную чуткую совесть,
как ветку, привили тебе.
Врастили в твою сердцевину,
в биение кровной струи
тревогу за чью-то судьбину,
за судьбы родимой земли.
Суровые волны Байкала.
Туман, и не видно ни зги.
А жизни отпущенной мало,
а замыслы так высоки.
Михаил Вишняков, начало 2000-х годов
...Мог ли он предположить тогда, в начале нового века, что пройдёт совсем немного времени после его кончины (Михаила не стало в 2008-м), и в Забайкалье начнут проходить регулярные Вишняковские чтения, появится премия его имени, откроют мемориальную доску и даже памятную скамью?
Может быть, и мог. Цену себе Михаил знал.
Он любил вспоминать своё цепкое детство: мама родила Мишу прямо в поле, во время жатвы, пока вязала снопы. «Такое появление на свет, — вспоминал Вишняков, — на поле, среди хлеба, — стало для меня каким-то предопределением. И чтобы в жизни ни было — поле останется полем, хлеб — хлебом... и сколько бы меня, куда не завлекали — я остался верен своей земле. А теперь уж и подавно — хоть и интеллигент до мозга костей, я всё равно смотрю в русское крестьянство, в русское поле, на русский хлеб на столе». Конец цитаты.
Последняя прижизненная подборка стихов Вишнякова вышла в журнале «Сибирские огни», в июле 2008 года. Она называлась «Взгляд с Удокана» (Удокан — это посёлок, в переводе с языка эвенков — «пологий подъём».
Только бы даль отзывалась далёкая.
Только бы высь открывалась высокая.
Только бы солнце России в лицо.
Только бы внук выбегал на крыльцо.
Много ли надо мне, старость обычная?
Личная воля да книга приличная.
Русская жизнь с огоньками в ночи,
Где отыскались от света ключи.
Письма друзей с откровенными строчками.
Ясь и мерцающий разум над точками.
Почта в Читу ещё ходит пока.
Жизнь коротка. Потому велика.
Михаил Вишняков, из последней прижизненной публикации. Журнал «Сибирские огни», июль 2008 года.
В репортаже читинской телекомпании, посвящённом 75-летию со дня рождения Михаила Евсеевича (осень 2020-го), показали архивную видеозапись поэта, сидящего где-то на опушке леса. «Для меня Родина всегда была немножко другим понятием, — говорил Вишняков, — не тем вот державно-геополитическим, а всегда была в цвете нашего багульника, берёз, тех могил отцов, прадедов, дедов, которые здесь есть, то есть та смертная связь, без которой человека не существует...»
Выражение «смертная связь» я узнал: Рубцов, «Тихая моя родина».
Прощаясь, закончу «программным» стихотворением Вишнякова последних лет, — входящим в антологии современной русской поэзии. Кажется, это ещё и самое энергичное обыгрывание известной пушкинской максимы из этюда «Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит...»
Русским быть — всегда в горящем танке,
под прицелом рока и судьбы.
Плач и клич. Любовь на полустанке.
Ранний гул работы и гульбы.
Русским быть — поставить резкий прочерк
в той графе, где счастье и покой.
Ветер встречный, северо-восточный.
Мир такой и человек такой.
Крестный путь пройти и поклониться
синь-реке с зовущей глубиной.
Мой поклон вам: утро, поле, птицы.
Русский путь небесный и земной.
Все выпуски программы Рифмы жизни
Сказ о том, как Владимир Даль словарь составлял
Поделиться
Многие знают имя Владимира Ивановича Даля как составителя «Толкового словаря живого великорусского языка», а некоторые имеют эту книгу в своей библиотеке... Я же хочу рассказать пару историй о том, как Владимир Иванович свой словарь создавал. Начну с того, что Даль по первому образованию — морской офицер, мичман. Прослужив 6 лет на корабле, он решил сменить род деятельности и... — выучился на медика. Став хирургом, Владимир Даль участвовал в русско-турецкой войне 1828-29 годов в качестве полевого врача. И если мы с помощью фантазии перенесёмся в то время и в место его службы, то увидим удивительную картину: возле госпитального шатра стоит верблюд, навьюченный мешками. А в мешках — исписанные Владимиром Далем листки. Здесь, в этих свитках — настоящее сокровище: слова, пословицы, сказки и прибаутки, собранные военным врачом в беседах с простыми служаками. Очарованный с юности красотой и меткостью русской речи, общаясь с матросами и солдатами, Владимир Даль записывал забавные сюжеты и не знакомые ему русские слова. В пору врачебной службы его записи составляли уже немалый объем. Поэтому начальство и выделило ему для перевозки верблюда. Правда, Даль чуть не потерял все свои богатства, когда верблюд внезапно попал в плен к туркам. Но обошлось — казаки отбили. Так вот получилось, что гордый корабль пустыни возил на своём горбу бесценное русское слово.
В течение жизни Даль записывал не только слова, но и сказочные сюжеты. В итоге его увлечения появилась книга сказок. Будучи в Петербурге, с экземпляром этого издания Даль направился прямиком... Ну конечно, к Пушкину! Там, у поэта дома они и познакомились. Пушкин сказки похвалил. Но более всего восхитился он далевским собранием русских слов. Особенно понравилось Пушкину слово «выползина» — сброшенная змеиная шкурка. Так Александр Сергеевич впоследствии и стал в шутку называть свой сюртук. Именно Пушкин уговорил Даля составить словарь. Благодаря этой встрече мы можем держать в руках словарь Даля, погружаться в стихию живой русской речи того времени и пополнять свой лексикон интересными словами. Например, узнать, что такое «белендрясы» и «вавакать, «мимозыря» и «жиразоль».
Приятного чтения, друзья!
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
Григорий Суров
Поделиться
В конце XIX-го — начале ХХ века врачи-офтальмологи, специалисты по глазным болезням, были в России на вес золота. Один из представителей этой редкой в то время специализации — Григорий Иванович Суров, окулист из Симбирской губернии — посвятил жизнь тому, чтобы сделать офтальмологию доступной для всех.
Уже в старших классах гимназии Григорий решил стать врачом. В 1881-м он успешно сдал вступительные экзамены на медицинский факультет Казанского университета. Первым местом работы Сурова была уездная больница в городе Спасске Казанской губернии. Там Григорий Иванович впервые обратил внимание, как широко распространены среди крестьян глазные болезни. У каждого второго пациента наблюдалась трахома — инфекционное заболевание, которое передаётся через предметы гигиены — например, полотенца, а распространителями являются мухи. Свои наблюдения и неутешительные выводы Суров записывал в дневник: «Эти болезни у нас в России распространены вследствие бедности, невежества, и малодоступной медицинской помощи». Офтальмологи, как уже говорилось, были в те годы большой редкостью. Поэтому Григорий Иванович решил специализироваться именно в этой области. За несколько лет работы в Спасской больнице он получил богатый практический опыт. Затем некоторое время Суров служил военным врачом. И опять же, занимался на этой должности преимущественно офтальмологией. В 1902-м он поступил в Петербургскую Военную Медицинскую академию — «для усовершенствования в медицинских науках по глазным болезням». Там с успехом защитил докторскую диссертацию.
А в 1906-м году Григорий Иванович вновь приехал в город Симбирск. Его назначили заведующим военного лазарета. Офтальмологического отделения в нём не было. И Суров его открыл. Сразу же к «глазному доктору» потянулся народ. «Главный контингент из страдающих болезнями глаз — крестьянство и необеспеченный рабочий люд», — отмечал Суров. С таких пациентов денег за лечение доктор не брал. Наоборот, помогал из собственного кармана — на лекарства, на изготовление очков. Вскоре Григорию Ивановичу удалось убедить местные власти выделить средства на глазной стационар в 50 коек. В 1911-м году стараниями Сурова в Симбирске открылась школа-приют для слепых детей.
А через несколько лет Россия стала Советской. Григорий Иванович не уехал за рубеж. Остался служить своей стране. В те годы о деятельном докторе нередко упоминали в прессе. Вот, например, как в 1923-м описывала его работу симбирская газета «Красный путь»: «Летом в разных районах губернии можно было увидеть фургон, в котором ехал доктор Суров. Он ездил обследовать сельское население. Оказывая помощь, он переезжал из села в село». После таких поездок и работы в госпитале, Суров принимал пациентов ещё и на дому, по вечерам. Симбирский учитель Алексей Ястребов в своих воспоминаниях писал: «Проходя по Беляевскому переулку, я вижу дом. И знаю: вечером у этого дома будет толпиться народ, потому что здесь живет замечательный врач, друг народа Григорий Иванович Суров».
Простой народ искренне любил своего доктора. Когда в 1920-м году большевики осудили Сурова и приговорили к году тюрьмы за то, что он взял на работу в госпиталь бывшего белогвардейского офицера — нищего больного старика, горожане встали на его защиту. Испугавшись волнений, власти восстановили доктора в правах. Впоследствии Григорий Иванович получил высокое государственное признание: в 1943-м году ему было присвоено звание Заслуженного врача РСФСР, а в победном 1945-м — орден Трудового Красного Знамени. Но не ради наград трудился доктор Суров. Однажды в своём дневнике он написал: «Я смотрю в мир глазами тысяч людей, которым помог избавиться от страданий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
21 ноября. О пшенице и плевелах
Поделиться
В 13-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы».
О пшенице и плевелах, — епископ Тольяттинский и Жигулёвский Нестор.
