«Покаяние разбойника»

В этом выпуске своими светлыми воспоминаниями искреннего покаяния и изменения жизни человеком, от которого этого сложно было ожидать, поделились ведущие Радио ВЕРА Константин Мацан, Марина Борисова, Анна Леонтьева, а также наш гость — настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря игумен Филарет (Пряшников).

Ведущие: Константин Мацан, Марина Борисова, Анна Леонтьева

---

К. Мацан:

— Светлые истории на Радио ВЕРА рассказываем мы, как всегда, сейчас, по понедельникам в это время на волнах нашей радиостанции. Добрый вечер, дорогие друзья, меня зовут Константин Мацан, это «Светлые истории». И я напоминаю, что эту программу можно не только слушать, но и смотреть в наших социальных сетях, например, на странице Радио ВЕРА ВКонтакте или на сайте Радио ВЕРА — https://radiovera.ru/. С трепетной радостью наших сегодняшних собеседников вам сегодня представлю. Игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря, Ленинградская область. Добрый вечер.

Игумен Филарет:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— И мои дорогие коллеги. Анна Леонтьева, привет.

А. Леонтьева:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— И Марина Борисова.

М. Борисова:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— Добрый вечер. Ну вот замечательная у нас сегодня такая компания, смешанная. И тема на самом деле хорошая, но и трудная одновременно, потому что, наверное, едва ли не все христианство и вся жизнь охватывается этой темой, которую мы сформулировали так: «Покаяние разбойника или блудный сын». Истории искреннего покаяния и изменения жизни человеком и, может быть, тем человеком, от которого этого, в принципе, было очень трудно ожидать.

А. Леонтьева:

— Еще сложнее сделать.

К. Мацан:

— Вот трудно было ожидать от человека какого-то поворота в жизни, изменения себя. Мы помним, что покаяние — это не просто бить себя в грудь и говорить: я плохой, плохой, плохой...

А. Леонтьева:

— И посыпать голову пеплом.

К. Мацан:

— Это метанойя — это изменение ума, изменение образа жизни, поворот на сто восемьдесят градусов от каких-то старых дел, привычек и того, что тобой владело. Ну вот об этом сегодня и поговорим, и почему-то я не сомневаюсь, что эти истории будут светлыми, хотя тема такая серьезная. Отец Филарет, ну вот, наверное, с вас и начнем.

Игумен Филарет:

— Тема непростая, но для нас, священнослужителей, она актуальная. Почему, потому что мы как никто сталкиваемся с понятием метанойя — изменение сознания. Ведь и правильно вы сказали, что изменение человека — это не просто на бумажке, это не просто констатация факта, когда часто подходят на исповедь, путают одно с другим, отчет о проделанных грехах. На самом деле покаяние — это нечто глубокое, призванное изменить человека в принципе: изменить его отношение к окружающему его миру, к близким, отношение к самому себе, избавиться от того, что нас разлучает с Богом. Безусловно, изменение человека происходит таинственным образом, я бы сказал. Почему, потому что само покаяние называется таинством, таинство покаяния — то есть что-то необъяснимое происходит с человеком. И в истории, в христианской истории мы встречаем огромное количество примеров. Вот я хотел бы вам привести один пример, светлый пример, который сам пережил буквально, наверное, три недели назад. Я предпринял путешествие от нашего Староладожского Никольского мужского монастыря буквально в нескольких десятках километров находится скит Киприана Стороженского. Слышали ли вы о нем, не знаю.

К. Мацан:

— Я — нет.

Игумен Филарет:

— Это Сторожно — небольшая деревушка на берегу великой могучей Ладоги, прекрасные виды. И вы знаете, какая это история, кто такой был Киприан? Он был разбойником. Он грабил суда, которые выходили из рек. А какие реки вообще впадают в Ладогу, чтобы вы немножко понимали, это были торговые пути — это река Волхов — из варяг в греки, из варяг в арабы, — это все там, это возле нашего монастыря, это все в нашей Старой Ладоге. Это Сязь река, это река Паша — это были торговые реки, торговые люди выходили в Ладогу, чтобы потом дальше заниматься своими торговыми делами. Так вот Киприан (как его звали, кстати говоря, в истории так и не сохранилось), он был начальник вот этих разбойников, которые безжалостно грабили корабли, убивали, топили этих, значит, людей, кто торговал. Но вы знаете, что-то в нем произошло, и он стал святым. Он полностью отказался от своей жизни. И многотрудность его пути покаяния сделала так, что он сегодня вошел в историю христианской Церкви как пример для подражания — как из разбойника, из убийцы, из вора можно превратиться в святого. Киприан Стороженский. Уникальное место. Если будет возможность, съездите. Потому что его мощи находятся под спудом, над его могилой построен великолепный храм, рядом стоит церковь, по-моему, святителя Николая, XV века — то есть такое древнее русское место. И вот такой интересный, светлый пример жизни. Я точно не могу описать все его жизнеописание, потому что там были какие-то примеры, наподобие он там словил еще какого-то там разбойника, тоже его привел к вере — силой там меча или убеждения, не знаю. Ну вот интересный такой факт: Киприан Стороженский, разбойник, он стал святым. Неужели это не светло? Светло и радостно, что такие случаи бывают вообще.

А. Леонтьева:

— Я считаю, что вообще вот такие святые, которые раньше ну накосячили, так говоря современным языком, они ближе всего, потому что когда вот...

Игумен Филарет:

— А вот почему он так поступил, понимаете? Вот мы говорим о покаянии, почему он изменился?

К. Мацан:

— А это неизвестно из его жития?

Игумен Филарет:

— Нет. Ведь мы до конца не узнаем его борения, которые он проводил в землянке, может быть, да, или в келье, которую для себя срубил на берегу Ладоги. Но вы знаете, это тоже некая тайна: когда я вот вроде бы занимался тем делом, которое мне нравилось — ну это было очень легко, это было просто: завладеть чужим имуществом себе на пропитание, своим ребятам, своей шайке, так сказать, дать то, что они хотят, и свободная жизнь. А здесь — раз, и монах. А здесь — раз, и совершенно другое понимание того, кто ты и почему ты и прочее. И вот думаешь, вот... И я потом, чуть позже, расскажу еще один случай, который был уже в моей жизни.

К. Мацан:

— Так лучше не попозже, а прямо сейчас.

Игумен Филарет:

— Ну может быть, к нему надо подойти, потому что это такое вот, это пример настоящего изменения человеческого сознания и ответственности за свою будущую жизнь, за вечную. Удивительно.

К. Мацан:

— Так, хорошо. Ань, ну я вижу, что у тебя информация о том, что есть святые, которые раньше накосячили, а сейчас стали...

А. Леонтьева:

— Нет, это было общее на самом деле рассуждение. Потому что я когда ехала на программу, вспоминала, как мы с мужем с радостью ходили на лекции Евгения Андреевича Авдеенко, которого я вставляю везде, потому что получила так много информации, и половину, конечно, уже не помню, потому что она такая вот мощная, густая. И как-то вот разбирал он вот это грехопадение, и какие- то там шесть, по-моему, ступеней ко греху — сначала голос Божий перестал звучать, змеиное шипение как-то проникло вовнутрь, и там все вот эти шесть (и по-моему, шесть ступеней — простите меня, если я что-то путаю), но они, последняя ступень — это вовлечение другого человека в грех. И я просто плакала вот на том месте, когда он так хорошо рассказывает: вот стоят Адам и Ева, и Господь, и все уже случилось, и уже заканчивается житие в раю и начинается человеческая история. И Господь стоит и ждет вот этого одного шага, которого достаточно, чтобы все это смести и как бы вернуться назад. И это ну вот такая хорошая информация для меня была. Вот у разбойника получилось. У Адама не получилось, а у разбойника получилось: он — раз, и мигом в рай.

Игумен Филарет:

— Сразу.

А. Леонтьева:

— А ведь тоже «сколько я зарезал, сколько перерезал», да. Вот. Это я так просто.

Игумен Филарет:

— Вот это один шаг, да, вот один шаг. И всегда говорим об этом толковании, почему Господь именно этого разбойника сразу забрал с собой, потому что разбойник, он пожалел страдающего. То есть когда мы находимся в каком-то состоянии, и когда мы способны в этом состоянии сопереживать другому, горю другого человека или страданию другого человека, в этом тоже есть высота святости, некоей святости. И святость даже достигается иногда мгновенно, да, —новомученики или просто мученики первых христианских времен, мгновенно —раз, и ты уже на свещнице Божией. Или, конечно, тебе, как этому Киприану Стороженскому и другим святым, нужно было проделать такой путь, такое борение. Поэтому, конечно, вы говорите о уникальном опыте, когда вот этот разбойник — это одна секунда, это один взрыв такой, да вот, который, конечно, не объяснишь. И мы это все списываем, безусловно, на милосердие Божие. Потому что Господь Он не хочет, как написано, Он не хочет, чтобы люди страдали, погибали, Он хочет, чтобы все спаслись. А спасение, оно приходит совершенно по-разному.

К. Мацан:

— По поводу того, как Господь действует. У меня один друг хороший в свое время поехал в монастырь с желанием, чтобы его там построже вот посмиряли. Вот он понял, что как-то он хочет приступить к подвигу духовной жизни, поехал с ожиданием. Причем ему там духовник, какой-то знакомый священник порекомендовал вот в этот монастырь, к этому отцу.

А. Леонтьева:

— Самый суровый, да?

К. Мацан:

— Он, может быть, не самый суровый, но вот мой друг ждал чего-то такого вот, значительного — что сейчас там лопата, не знаю, там халат, копать там, не знаю, чистить туалеты и так далее. Приехал — то есть его там ждали, потому что предупредили, и как-то его так: ну здравствуй, вот келья, живи. Ну как-то походи там на службы, помолись. А где же?.. Ну вот как бы живи, не напрягайся. И он так сначала этому удивился. А потом рассказывал: мне, говорит, потом, когда я уже к священнику в этом монастыре подошел, он говорит: понимаете, Господь каждого как-то по-своему вот ведет. Кого-то Он так, как там было очень прекрасное выражение, ну кого-то спокойно, так по чуть-чуть, а кого-то сразу буравчиком. Вот слово такое — «буравчиком». Говорит: вот тебе не нужно буравчиком, тебе нужно по чуть-чуть. Спокойненько иди, своим темпом.

К. Мацан:

— «Светлые истории» мы сегодня рассказываем на Радио ВЕРА. Мы — это игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря в Ленинградской области, и мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева, Марина Борисова. Я Константин Мацан. Аня, твоя история.

А. Леонтьева:

— Так всегда: Аня! Я, знаете, прежде чем рассказать историю, хотела вспомнила такой эпизод, он, может, незначительный, но, может быть, вы улыбнетесь. Потому что очень молодым человеком я увидела сон, он очень для меня был значимым. Во сне... У меня никогда не было шубы. Мне один раз, правда, мама подарила шубу из козы, но она куда-то очень быстро улетучилась. И во сне я купила себе какую-то очень красивую норковую шубу, и я была очень счастливая. И вот я иду в этом сне, и вдруг что-то начинает происходить — сверкают молнии какие-то, темнеет небо, все люди бегут куда-то в одном направлении. И я тоже в этой шубе вынуждена с ними бежать, и я понимаю, что это типа что-то конца света. И я думаю: так, так... а когда я в церкви была там, два месяца назад? Забегу по дороге. А вокруг нас такие стеклянные стены, и за этими стеклянными стенами очень много храмов, но они больше недосягаемы. Это, может быть, очень смешно, простите, но для меня это вот... Я проснулась. И у меня больше никогда не было шубы. Когда я что-то смотрю в интернете, вспоминаю этот сон, и вспоминаю свое сложное отношение к шубам. Но тогда вот, во сне, несмотря на то что это забавный эпизод, я поняла, что это выражение: «Ад — это поздно». Вот поздно. Ну ладно.

К. Мацан:

— Что будет написано на вратах ада? Поздно.

А. Леонтьева:

— Хотела, знаете, рассказать очень сложную историю. И думаю, что очень много людей, которые услышат, готовьте яблоки, помидоры, тапки, потому что наверное, она прозвучит дико в современном обществе. Но я все-таки ее расскажу, потому что она для меня очень значима. Я думала, когда ехала, что вот про свое покаяние рассказывать как-то неприлично, про чужое — тоже. Но человек, герой этой истории, он уже ушел из этой жизни, я познакомилась с ним, когда он был достаточно пожилой, он вырос в советское время. И он доверил мне такую вот историю. Я изменю детали, чтобы совсем все было неузнаваемо, но факт тот, что он вырос в семье — давайте назовем его, не знаю, Сергей. Сергей вырос в семье, где родители не очень много прямо уделяли ему внимания, точнее это были такие, ну скорее всего, как мы сейчас говорим в психологии, полуприсутствующие родители. Они были настолько полуприсутствующие, что... Нет, давайте я оговорюсь. Когда сейчас в современном мире мы говорим о нетрадиционной ориентации, то ну в Советском Союзе об этом просто не говорили, насколько я понимаю. И сейчас существует много психологов, и к нам на программу приходит замечательный психолог, Евгения Ульева, которая рассказала мне, что всегда, когда она имеет дело с нетрадиционной ориентацией молодого человека или подростка, это всегда вот когда она копает, копает, копает — всегда какая-то травма. Ну вот это ее слова. Я просто совсем не специалист в этой области и не хотела бы на себя много брать. Поэтому я вот просто пересказываю рассказ этого человека. В детстве с ним произошло... ну можно сказать, несчастье. Его... какое слово-то подобрать? Ну совратил друг семьи. И парень был сломан, он рос и чувствовал, что вот... Понимаете, даже дело не в том, что в советском обществе, что оно было такое, как сейчас говорят, пуританское — ну конечно, у вас там, в Советском Союзе, секса не было. А дело в том, что он сам рос и не мог быть с женщиной, и это его очень сильно, он очень сильно горевал по этому поводу. Вот серьезно. То есть он рассказывал, как, он говорит, я еду, и никто, вот я еду в метро, и никто не знает о моей ориентации (я все слова как-то пытаюсь подобрать, какие-то нейтральные, потому что не специалист), и я, как будто стена меня отделяет от этих людей и как будто я один. И я очень хорошо его понимаю, я вот чувствовала какие-то такие вещи — когда у тебя горе, когда тебе очень плохо, а все остальные как бы отделены. Вот такая же, значит, стеклянная стена, как в моем сне. И он на самом деле действительно чувствовал это как нечистоту. И он даже — не так просто было в то время найти, например, психотерапевта или какого-то замечательного мудрого батюшку, который вот что-то бы ему сказал на эту тему. Он пару раз был на исповеди, и вот... А в один прекрасный день, как говорится, он встретил женщину, которую... Он уже был такой селф-мейд, занимал большую должность, совершенно гениальный человек. И он полюбил, он полюбил всей душой женщину. И он очень обрадовался, что сейчас у него будет семья — традиционная, нормальная семья. Его не отпускало. То есть он любил женщину, но он не мог быть с ней, потому что его не отпускало. И вот не помню, в какой монастырь он пошел — Донской, по-моему, или Новодевичий, и он стоял перед иконой, опять же какой-то иконой Божией Матери, и ну просто вопил к Ней — это его слова, — говорил: очисти меня, пожалуйста, очисти! И абсолютно подлинная история. Он почувствовал, как какая-то рука просто сняла как будто все, что ему мешало, все что ему не было нужно. У него появилась семья и он родил четверо детей. Он, правда, умер не совсем старым, он умер от тяжелой болезни, но он успел вырастить своих детей. И, знаете, я когда вот вспоминаю эту историю, я тоже плачу, потому что это сейчас, в современном мире это так... ну я звучу очень нетолерантно. Но я на самом деле просто рассказываю о человеке, который вот хотел таким образом вот исправить свою жизнь. И это у него получилось.

К. Мацан:

— Ну по-моему, ты совсем не звучишь нетолерантно. По-моему, наоборот, это настолько история про человека, который... Знаете, мы часто вот говорим там в ответ на слова о том, что ну вот там, гомосексуализм это врожденное, что с этим делать, такими рождаются (хотя, в общем, ученые, мягко говоря, готовы с этим поспорить, с тезисом о врожденности, какой-то там генетичности и наследовании, это, как правило, как говорят, во всяком случае вопрос действительно среды и воспитания, травм и так далее) и на это мы говорим, что вот я там говорил, что есть люди, которые в себе эту склонность замечают, имеют и как бы встают в позицию оценки к ней — они ее оценивают как грех, как недолжное, и борются с ней. И мне всегда говорили: слушай, ну это как бы теория, где такие люди, покажи. Вот ты мне впервые в жизни рассказываешь подлинную историю, что такое есть. Это не просто возможно и бывает, а это вот было через одно рукопожатие. Это потрясающе.

А. Леонтьева:

— Ну современные дети, они имеют столько информации, которая вот им может настолько не пригодиться, что даже наша замечательная Евгения Ульева, когда к ней приходит подросток — простите, это, наверное, не та тема, но все равно, вот просто такой штрих. Приходит подросток и говорит: вы знаете, наверное, я...

К. Мацан:

— Такой.

А. Леонтьева:

— Да, гей. Она говорит: почему? Я поцеловал мальчика. Мне понравилось. Она говорит: а девочку ты целовал? Да, тоже понравилось. Ой, это что, я бисексуал? Ну то есть, понимаете, такое, смешные какие-то вещи, но информации, правда, слишком много. Ну а с другой стороны, да, мы теперь знаем, у нас есть психологи, которые с этим работают и так далее.

К. Мацан:

— Я помню в одной программе «Не верю» был в качестве одного из гостей отец Вячеслав Перевезенцев — Царствие ему Небесное, — потрясающий пастырь, его тоже об этом спросили. И он чрезвычайно деликатно (вот к вопросу о нетолерантности — все, что на самом деле верующие говорят на эту тему, это очень деликатно и толерантно) говорит, что ну вот есть же... вот он долго думал, как подобрать слова, говорит: ну вот есть монахи, которые для себя совершили выбор, что вот в их жизни вот супружеской жизни не будет, то есть этой физиологической потребности удовлетворения они не будут находить. Но ради того, чтобы жить с Богом, они такой выбор совершили. Ну вот человек, который в себе чувствует такую наклонность, может такой же выбор совершить, если он это как грех опознает, то тогда ну да, ну тогда этого в моей жизни не будет. Хотя, может быть, и как бы это будет тяжело. Мы вернемся к этому нашему разговору, к «Светлым историям» после небольшой паузы. Не переключайтесь.

К. Мацан:

— Светлые истории продолжаем мы рассказывать на Радио ВЕРА. Мы — это игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря в Ленинградской области, и мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева, Марина Борисова, и я Константин Мацан. Трепетную тему нам Аня задала своей потрясающей историей. Отец Филарет, ну вот как вы на это реагируете?

Игумен Филарет:

— У меня одни слова, которые я когда-то услышал, и мне очень они помогают: Бог не спасает человека без желания самого человека, то есть пока человек сам не захочет. Ведь мы все приходим в этот мир с поврежденной природой, мы все чем-то уязвлены, и апостол, перечисляя какие-то грехи, он говорит, что любой грех убивает. Нет маленького греха, нельзя чуть-чуть согрешить, а потом я покаюсь в этом. Потому что любой грех — это разъединение человека и Создателя. И замечательно, когда мы сегодня говорим, приводя примеры из глубокой истории и современной жизни, ведь у священников тоже много есть таких историй, да, потому что мы стоим на исповеди, мы все это слышим.

А. Леонтьева:

— У вас это и есть перед вашими глазами.

К. Мацан:

— Истории из современной жизни.

Игумен Филарет:

— Да, все перед нашими глазами. Поэтому, безусловно, главное — человек должен захотеть изменить себя ради вечности, ради будущей жизни. Потому что в любом случае грех никогда не принесет мне успокоения, я никогда не буду счастлив. И в чем опасность любого греха, порока, который завладевает человеком — что вот-вот я тебе дам верх блаженства, наслаждения, ты будешь самым счастливым в мире человеком, если у тебя будет то-то, то-то, — и человек гонится за вот этой целью. Поэтому Бог не спасает человека без желания самого человека. А та история, которая была перед моими глазами, она уходит в советский период, в 20–30-е годы — время, когда рушили храмы, закрывали монастыри, убивали духовенство, верующих людей преследовали за веру во Христа. Одно небольшое село в Приморском крае. Первый секретарь райкома партии — боевая женщина, железная леди, которая подписывает письмо, в котором предполагается закрыть действующий храм, превратить его в склад для цемента, потому что в этом селе был кирпичный завод. Поэтому церковь — сейчас бы сказали «памятник культурного наследия» — не побоялись поднять руки, снесли купола, снесли колокольню. Храм был построен, кстати говоря, по благословению Иоанна Кронштадтского — то есть тоже какая-то такая для нас ценность. И, представляете, эта женщина, волевая коммунистка, подписывает о том, чтобы разорить церковь Божию. И действительно, через алтарь заезжают машины, в храме установлено определенное оборудование. Проходит 10 лет, 20 лет, завод открывает новые корпуса, храм покидают. Храм стоит обезображенный, живут голуби на потолке там, на кровле и все прочее. Но проходит время, и вы не представляете, что председателем приходского совета становится эта же женщина — уже в возрасте, сохранившая коммунистический взгляд на жизнь. И она сказала мне так: я его убила, этот храм, но я его и восстановлю. И я не знаю, жива она, не жива сейчас — я тоже не называю личности, да, но это была очень жесткий по поведению человек. Но вот посмотрите, как она сказала: я убила этот храм, и я обязана его восстановить. Вот что это? Говорила ли она, что она сильно верующей стала, пришла к Церкви там, к Богу? Хотя иногда мы подмечали, как она тихонечко молилась стояла, одна — в этих обезображенных стенах, перед какой-то там, наклеенной на доску иконой. Вот тоже интересно, как это так. Как может человек пройти такой путь? Но в конце своей жизни, да, сказать: я исправлю эту ошибку. Я допустила, и я ее исправляю. Вот я сегодня, когда ехал тоже на передачу, думаю, что такое интересное, яркое рассказать. Для меня это тоже ярко, понимаете, очень ярко. Тем более что это время тоже очень близко для нас. Дай Бог, сегодня восстанавливают храмы, находятся люди, которые помогают возрождать монастыри. Но вот редко встретишь, когда исправляется такая роковая ошибка. И она была исправлена, храм восстановлен. Слава Богу, там молятся сегодня люди.

К. Мацан:

— Потрясающе.

А. Леонтьева:

— Мы сегодня рассказываем такие истории, что кто-нибудь скажет: да это вы в учебнике прочитали, такого не бывает.

Игумен Филарет:

— К сожалению, это история настоящая.

К. Мацан:

— Ни один учебник так не богат историями, как сама жизнь.

А. Леонтьева:

— Никогда такого не придумаешь.

К. Мацан:

— Даже есть такое наблюдение, вот у меня супруга сценарист, и она часто сталкивается с тем, что какой-то сюжет, который был в жизни, его переносишь там на экран, например, в сценарий и говорят: нет, ну так не бывает.

А. Леонтьева:

— Только не так.

К. Мацан:

— Слушайте, ну это явная придумка, ну натяжка такая, что вообще. То есть у этого есть, конечно, большой смысл, что есть законы какого-то вот, органики художественного произведения, но очень часто жизнь такие сюжеты подкидывает, которые, кажется, так не может быть. А так было. Марина, как у вас было?

М. Борисова:

— Ох, ну это всегда очень трудно. Историй-то много, но они связаны с живыми людьми. И не факт, что эти люди обрадовались бы, узнав, что историю их жизни так широко разрекламировали с помощью Радио ВЕРА.

К. Мацан:

— Какие у вас скромные знакомые.

М. Борисова:

— Поэтому я расскажу историю человека, который совсем недавно перешел в мир иной. Человек мне очень близкий, сыгравший, ну я сказала бы так, невольно для себя, определяющую роль в моей судьбе. Познакомились мы 40 лет назад. Так получилось, что в какой-то момент меня, еще тогда очень молодую журналистку, свела судьба с потрясающим сонмом людей, который потом вошел в историю поздней советской культуры как андеграунд 60-х. То есть это люди из разных областей искусства, не буду называть фамилии, но вот из этой же компании Шнитке, из этой же компании Мамлеев, там Венедикт Ерофеев, Рабин, Целков — ну можно через запятую долго-долго перечислять, но это чтобы просто понять, какой круг я имею в виду. Но в силу того, что в молодом возрасте они выбрали именно нонконформизм, то есть отрицание всех попыток снискать в Советском Союзе официальное признание, со всеми вытекающими особенностями — то есть иметь возможность публиковаться, иметь возможность устраивать выставки, получать гонорары, поэтому это такая очень своеобразная, чрезвычайно творческая среда. Когда я с ними познакомилась, им всем было на целую жизнь больше, чем мне — то есть мне было 25, а им было всем на уровне пятидесяти в основном. Феерически интересные люди, я бы сказала так: люди возрожденчески одаренные. Потому что там художники писали музыку, музыканты писали стихи — то есть это вот общаться можно было часами. Единственный огромный минус для меня тогда — я вообще не употребляла алкоголя, а там в основном народ к этому возрасту уже пришел с диагнозом алкоголизм. Причем именно в медицинском смысле, потому что это нужно было...

А. Леонтьева:

— Как некий протест уже.

М. Борисова:

— Ну просто сначала это был протест, а потом это был диагноз, то есть вот как-то так. И вот среди этого сонма новых знакомых, я как-то, мне импонировала одна женщина, она была архитектор-реставратор, закончила архитектурный институт. Ну это было вот самое начало знакомства, мы только еще нащупывали друг друга. И однажды я приехала по ее приглашению к ней в гости и попала совершенно в криминальный оборот. Мы сидим на кухне, пьем чай — она, еще одна моя новая знакомая и я, и они обсуждают очень бурно вопрос: сколько нужно таблеток дать ее мужу, чтобы скорая все-таки приехала, но чтобы вот не было окончательной опасности отправиться в мир иной. В общем, что-то такое жутко криминальное. Я сижу, молчу, думаю: ой, я лучше не буду узнавать. Потом выяснилось, что поскольку муж страдал алкоголизмом, они придумали сдать его в психиатрическую больницу, так чтобы не было, ну вот его не заперли бы совсем-совсем — то есть дать ему выпить каких-то таблеток, чтобы решили, что он может покончить жизнь самоубийством, забрали его в стационар, и там пролечили. Потому что что с ним делать, было непонятно. Вот такой криминальный...

А. Леонтьева:

— Замысел.

М. Борисова:

— Да, криминальное начало истории. Потом все закончилось, как всегда, очень неожиданно у верующих людей. Потому что молитвы этой вот моей знакомой привели к тому, что муж-таки бросил пить, но не сразу после того, как вышел из больницы после вот этого вот всего. А он у себя в мастерской встал на табуретку, чтобы повесить свою работу повыше, а табуретки советские, с привинчивающимися ножками — ножка отвинтилась, он упал, сломал бедро, и на всю жизнь остался хромым. И он просто боялся пить, потому что он боялся, что он где-нибудь там под забором упадет, и, в общем, там и скончается. Вот такой был результат этой криминальной истории.

К. Мацан:

— Я думал, вы скажете: таков был результат молитвы.

М. Борисова:

— Это был результат молитвы, потому что...

А. Леонтьева:

— Тоже.

М. Борисова:

— Жена молилась просто везде, где только можно, со слезами на глазах, читала акафисты просто вот. Но история не о нем, история о ней. Поскольку она, попав в этот круг еще очень юной девушкой и очень сильно полюбив своего будущего мужа, полностью вот подчинила себя его образу жизни. И в какой-то момент она поняла, что ее это страшно ломает, ломает как личность. Она была уникально одаренным человеком, у нее был просто фантастический живописный талант. У нее такие пастели были, ну просто... Трудно передавать ощущение от живописи с помощью вербального описания, но, если кто-то поверит мне на слово, это был действительно чрезвычайно талантливый человек. У нее к тому времени было двое детей, вот такая история с мужем. И жажда монастырской жизни. Вот она покаялась в своих собственных прегрешениях юности, ну как — она семейный человек, они обвенчались, двое детей. Очень тяжело давался переход, но целеустремленность была колоссальная. Причем вызывал у окружающих ее вот этот порыв скорее иронию и насмешки, потому что ее знали другой, и вдруг вот. Ну, естественно, старались не обижать, но так подтрунивали, подсмеивались. Муж в припадках черной меланхолии сильно подтрунивал, скажем так. Ну через это она все прошла. И я видела, наверное, финальный что ли аккорд вот этой ее внутренней работы. Она была уже церковным человеком и, по-видимому, регулярно исповедовалась, поскольку регулярно причащалась. Но я как-то к ней пришла и смотрю — она свои работы складывает. Я говорю: что ты собралась делать? Она говорит: выбросить хочу. Я говорю: зачем? Это потрясающе. Лучше ты подари кому-нибудь. Она говорит: ты не понимаешь, это все служение мамоне. Я не могу тебе объяснить, но я так чувствую. Я чувствую, что это все не нужно. И мои отношения с мужем вот эти, полного подчинения и полного как бы себя превращения в раба этого человека, это тоже все она ощущала как грех. Но я тогда пожала плечами. Жизнь шла дальше. И она пришла к тому, чего очень хотела. Муж умер, дети выросли, и она оказалась-таки в монастыре. Она стала сначала инокиней, потом монахиней. И удивительный финал этой истории, вот совсем недавно произошедший. Накануне своего ухода, она, уже будучи очень больной, была в гостях у своей старшей дочери. И та, видя, что мама себя не очень хорошо чувствует, уговаривала ее остаться на ночь. И она сказала: нет, я поеду домой. Она приехала в монастырь и умерла. Вот почему я говорю, что этот человек сыграл решающую роль в моей судьбе, потому что на заре нашего знакомства я, тоже приехав к ней в гости — оказалось, что это была Великая суббота, и она меня за компанию затащила в церковь на пасхальную заутреню. Это было 40 лет назад, я 40 лет в Церкви.

А. Леонтьева:

— Потрясающе. Я можно к твоей истории добавлю, что вот батюшка сказал о том, что спасается человек, только когда он захочет. И это тоже про эту замечательную историю, потому что никто никого в принципе не может спасти. Когда жены алкоголиков начинают спасать своих мужей, они ломают себя, становятся созависимыми. А тут человек помолился — и муж сам захотел, захотел как бы не пить и так далее.

К. Мацан:

— Светлые истории рассказываем мы сегодня на Радио ВЕРА. Игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря сегодня наш гость из Ленинградской области, из Санкт-Петербурга. Мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева, Марина Борисова, я Константин Мацан. Отец Филарет, а вот Маринина история как у вас отозвалась?

Игумен Филарет:

— Я всегда говорю, что в монастырь не уходят, а в монастырь приходят. Вот часто говорят: я хочу уйти в монастырь. Это сразу наталкивает на обстоятельства, что человек все-таки не по-настоящему понимает, для чего нужны святые обители, почему люди именно приходят в монастырь и остаются там. Эта история уникальная почему, потому что здесь прослеживается вся широта пути человека. Вот вы знаете, говорят: длину жизни определяет Господь, а широту — сам человек, да, своей деятельностью, своими поступками, своими мыслями, своим подвигом. Потому что тоже пройти через все это, имея такое намерение, стать совершенно другим человеком. Почему монах — «монос» — один, а инок — иной. Потому что даже когда на тебя одевают монашеские одежды, тебе дают новое имя, а это символ новый жизни, нового периода в твоей жизни, когда ты уже не такой, какой был. Хотя страсти в человеке остаются, и бывает так, что, к сожалению, люди, приходящие в монастырь, уходят из него, не найдя там, может быть, не подготовившись к этому периоду, не найдя там, чего бы они хотели. Вот вы тоже прекрасный приводили пример: человек захотел поехать потрудиться, и вот, значит, не увидел, может, того, чего ожидал, а увидел такие вот более простые условия жизни. Вот так как я являюсь настоятелем монастыря, безусловно, проблема тех, кто приходит к нам, огромная. Потому что кто-то приходит, потому что жизнь не удалась, кто-то не может справиться со своими страстями, пороками. А в монастыре они вылазят — ну простите за такую простоту слова, они выходят наружу. И уже в монастырском братстве — будь то женский монастырь, мужской монастырь, — человек показывает себя, по-настоящему он пришел. Вот героиня последняя — я очень поражен тем, что вот такая стойкость духа и желание дойти до этой точки помогла ей приобрести вечность. Потому что мы все, как бы мы ни хотели, ни закрывали себя какими-то мирскими вещами, безусловно, вечность придет, и ко мне она придет когда-то, постучится и скажет: давай на выход, без вещей только. А что мы в тот мир заберем-то? Вот мы и заберем эти дела, когда заботимся о ком-то, когда отдаем себя. Вот почему священник, допустим, монах, люди определяют свой путь безбрачия, определяют, что они всю жизнь проживут вот так вот, не имея ни семьи, ни каких-то радостей. Но там совсем другая радость, поверьте мне, даже не могу о ней сказать. Но вот это вот понимание, что ты отдаешь себя ради других, вот эта жертвенность, которая всегда присутствует в Священном Писании, и жертвенность, в принципе, этих людей, которые были одни, но становятся другими ради кого? Прежде всего, конечно, вот ради спасения своей бессмертной души, понимания, что тебя ждет все-таки вечность. Это не страшилки, понимаете, нельзя жить и говорить: ой, вот сейчас я там умру. Конечно, мы живем и трудимся, мы ходим в храм, мы любим своих близких, мы заботимся о тех, кто находится рядом с нами, да, безусловно, это наша жизнь. Вот пока мы живем вот эту широту, о чем я сказал, вот это и есть наполнение. И, безусловно, те истории, которые вот сегодня мы слышим, они не безличностные, они наполнены подвигом тех людей, о которых мы говорим. Это ведь действительно подвиг. Вот сказать: все, я не хочу. Вот чего нет в нас — решимости сказать: стоп, я другой человек.

К. Мацан:

— Вот как раз к этому моя история, к вопросу о монастыре в миру. Хотя сами люди, которые вот в том месте, о котором я расскажу, так это не называли. Но, по-моему, это очень укладывается в то, о чем мы сегодня говорим. Я даже, наверное, как-то где-то рассказывал, может быть, даже в «Светлых историях», но уж больно это сегодня, в контексте того, о чем мы говорим, хорошо ложится. А поскольку мы все-таки находимся в ситуации, когда мы делимся историями по принципу: а кстати... Кстати, у меня была на эту тему как раз история, вот у меня как раз на эту тему был случай жизненный. Я тогда работал корреспондентом журнала «Фома», и как журналист ездил в центр реабилитации наркоманов в деревне Пошитни, под Псковом, и потом вышла публикация в журнале «Фома». Поэтому тут я вот не боюсь эту история прославить на всю аудиторию Радио ВЕРА, потому что она уже была опубликована. Ну и к тому же в оригинальном тексте были изменены все имена, поэтому я даже не помню, как на самом-то деле звали ребят. Но это вот все к вопросу о решимости, о готовности и о том, как иногда человек из очень глубокого падения поднимается и дает пример нам, которые как вроде как в стадии такого глубокого падения себя не ощущают. Потому что вот про этот центр Пошитни — я не знаю, есть ли он сейчас — это деревня в Псковской области, называется Пошитни, там вот центр реабилитации наркоманов, открытый церковной общиной, и это меньше всего похоже на центр — то есть это не какой-то забор, это не какое-то место, где там забирают паспорта у воспитанников. Это просто дом в деревенской местности, дом большой, каменный, многоэтажный, ну там два или три этажа. В нем такие железные койки с матрасами, вокруг хозяйство. И там живут люди с потрясающими судьбами: кто-то бывший футболист, чуть ли там не всероссийского уровня, кто-то маркетолог, программист, экономист — то есть люди, которые тяжело и давно пытаются преодолеть в себе зависимость. Причем у них есть такая поговорка, как они рассказывали, что в Пошитни, то есть в это место, едут настоящие мужики. Почему настоящие, потому что те, кто точно хочет исцелиться. Не секрет, к сожалению, что человек может пройти реабилитацию, потом обратно сорваться. У них есть вот такая и религиозная там практика: они молятся утром и вечером, каждый как может, молятся вместе, по молитвословам, есть священник, который их окормляет — это важная составляющая их жизни. Они идут по известной программе «12 шагов», она очень эффективная и так далее. И вот рассказывает один из людей, что я, говорит, понимаю, что я вот здесь сейчас прохожу реабилитацию, она у меня последняя. Я говорю: почему последняя? Ну потому, что я уже срывался там пять раз после реабилитации, и я понимаю, что если я сорвусь сейчас, то это все. Чисто физически все. И он рассказывает, говорит: я вот работаю в коровнике, что-то там сено кидаю или что-то там убираю. И вдруг, говорит, чувствую, вот откуда ни возьмись (я пересказываю слова, сам этого, только отдаленно могу это представить), накатывает тяга к наркотику (воспоминание, видимо, об этих чувствах и ощущения, об этом кайфе) и такая сильная, страшная, что хоть бери, убегай, все, и беги в город за дозой. И я, говорит он, начинаю молиться. Молиться. И отпускает. И меня отпустило. И у них есть такая традиция — это тоже важный момент реабилитации: они каждый вечер собираются на собрание и рассказывают друг другу — это немножко напоминает такую публичную исповедь или даже не исповедь, а откровение помыслов, — вот прямо что я сегодня почувствовал, что я в себе увидел, то-то почувствовал, там приехала лавка с продуктами, и я начал думать об этом — это очень важно. В смысле всю подноготную свою раскрывают перед общиной. И вот он все это рассказывает, и ему один из участников этой группы, наставник так называемый, куратор, который тоже в прошлом зависимый, который эту зависимость преодолел, а теперь вот помогает своим собратьям, говорит: я вот хочу тебя поддержать. Потому что, конечно, это правильно, что ты начал молиться. Послушание в коровнике, оно очень одинокое. А когда ты оказываешься один, это для наркотика самое благоприятное время вот тебя схватить для искушения. Поэтому тут же нужно молиться, чтобы вдруг понять, чтобы не один, что ты сейчас вместе с Богом, Он тут. Молодец. Я слушаю и думаю о том, что потрясающая история, потрясающий пример того, как вот этот человек показывает ну просто чудеса воли на самом деле. Я вот так тоже часто, мы вообще все часто говорим, что Господь — Спаситель, и есть такая благочестивая формула, что чтобы Бог, чтобы Христос был для тебя Спасителем, нужно сознать себя погибающим. Вот как часто я на самом деле чувствую это всерьез? Я так благочестиво, конечно, считаю себя грешником, понятно, все люди грешные, я тоже хожу на исповедь. Но по большому счету уж ничего такого я не совершил. Ну спасать меня, конечно, надо, но как всех, в принципе, такое среднее, теплохладное у меня отношение к своей духовной жизни и нравственной. И вот мне Господь являет пример того, как человек переживает слова о том, что Господь Спаситель не фигурально, а реально. То есть он понимает, что вот сейчас накатила тяга к наркотику (я пересказываю его слова, я только в этом пересказе могу их знать), сейчас накатила тяга к какому-то страшному, большому греху. И я сейчас либо молюсь — и тогда Господь меня может спасти. Либо, если я не молюсь, то я погибаю вот не фигурально, не метафорически, а чисто физически — то есть я срываюсь, употребляю их, и все. И вот слова о том, что Христос — Спаситель, становятся опять же не фигурой речи, а чем-то реальным. Вот как человек может переживать свою зависимость от Бога, свою нужду в спасении. И разве это не то, как на самом деле я тоже, казалось бы, человек, в кавычках, «здоровый» должен был бы переживать свою жизнь каждую секунду. И в этом смысле это пример. Вот человек, который из такой низины себя поднимает, это, конечно, пример и укор мне, моей совести, что вот я на этом уровне отдания себя Богу не живу, а он живет. И это, конечно, вот история про покаявшегося и изменившего себя разбойника. Ну а в ту же самую командировку в Питер, как ни парадоксально, была вторая история, вторая встреча, она уже более такая, более, скажем так, вдохновляющая. Потому что мы ехали в подворье одного монастыря, нас встретил человек на машине — такой большой, высокий, крепкий, в такой кожаной куртке, в таких перчатках без пальцев, как мотоциклисты носят. Едет и везет нас, и рассказывает свою историю. Я, говорит, был олигархом. И, судя по всему, не просто олигархом, а таким вот олигархом, из 90-х — то есть там криминал, все дела, вот такой прямо разбойник, которому в какой-то момент времени пришлось залечь на дно. Потому что такое было время. И его друзья отправили из Москвы в Санкт-Петербург — это тоже было опубликовано, поэтому я рассказываю эту историю, не боясь, что человек будет против, хотя там тоже имена уже изменены и, за древностью лет, забылись. И он приезжает, значит, там в Санкт-Петербург, там как-то так, не поднимая головы, где-то там живет. И однажды зашел в подворье монастыря, смотрит — красота, какая-то стройка идет. Подходит к игумену, настоятелю, говорит: хотите, я вам храм построю? У меня денег куры не клюют. На него настоятель посмотрел, говорит: ты, видимо, как-то хочешь потрудиться? Ну вон коровник есть, иди там, поубирайся, если хочешь монастырю пользу принести. Ну ему делать было нечего, он пошел убираться. И так он в этом монастыре и остался. Вернулся в Москву, говорит, взял три белых листа бумаги, поставил внизу три своих подписи и отдал юристам, говорит: все мое имущество — вот у него были три бывшие жены, вот всем трем поровну раздайте, пожалуйста. У меня только одно требование — чтобы меня не лишали родительских прав, все остальное меня не касается, все деньги, все им. Я уезжаю в монастырь. И вот с тех пор он в этом монастыре жил, трудился и вот просто отдал себя Богу. Вот тоже такая история покаявшегося разбойника, такая метанойя. Причем вот для меня поразительно, что обе эти истории произошли как бы в одну командировку и вышли в одном номере журнала «Фома» в свое время.

А. Леонтьева:

— Везет тебе.

К. Мацан:

— Вот так Господь утешает, такими историями. Спасибо огромное. Дорогие друзья, ну действительно светлые истории мы сегодня услышали. Хотя через такие низины человеческого опыт прошли, благодаря нашим дорогим рассказчикам, но и к свету вышли, что неизбежно в программе, которая называется «Светлые истории» на Радио ВЕРА, которые мы сегодня рассказывали. Мы — это игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря в Ленинградской области, и мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева, Марина Борисова, я Константин Мацан. Я напоминаю, что «Светлые истории» можно не только слушать, но и смотреть на страницах Радио ВЕРА ВКонтакте и на других страницах наших в социальных сетях — это одна из немногих программ на Радио ВЕРА, которая имеет также и видеоверсию. Мы вас приглашаем подсмотреть за тем, что в студии происходит. И обязательно через неделю продолжим рассказывать светлые истории — в понедельник, в шесть вечера на Радио ВЕРА. До свидания.

А. Леонтьева:

— Всего доброго.

М. Борисова:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Необходимое вразумление»
• «Заступничество святых»
• «Помощь и заступничество Пресвятой Богородицы»

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов