«День Святой Троицы. День Святого Духа». Прот. Максим Первозванский

Прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, в которое празднуется День Святой Троицы, о Дне Святого Духа, о празднике в честь иконы Божией Матери именуемой «Споручница грешных», о третьем обретении главы Иоанна Предтечи, а также о памяти святого Иоанна Русского.

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую неделю по субботам говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мной в студии наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский.

Протоиерей Максим

— Здравствуйте.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в день святой Троицы, Пятидесятницы, и на наступающей неделе. Ну, собственно, вот дальше можно умолкать и ждать пастырского поучения, поскольку день Святой Троицы — вот произносишь название праздника, и сама собой получается пауза, потому что само понятие так высоко, и так свято, и так страшно, поскольку совершенно недоступно, мне кажется, человеческому пониманию в полной мере, что хочется сразу замолчать и послушать вот человека, который облечен правом говорить слова в Церкви.

Протоиерей Максим

— Ну раз так, то я начну с исторического все-таки контекста и напомню нам всем о том, что день святой Пятидесятницы — это день, если брать его в контексте Ветхого Завета, это день дарования Синайского законодательства Моисею, то есть по сути дела, это день заключения завета между Израилем и Господом Богом, это день рождения ветхозаветной Церкви. И в этот же день Господь заключает новый завет, и неслучайно день святой Троицы, день Пятидесятницы абсолютно корректно тоже называют днем рождения Церкви новозаветной. Потому что эти 40 дней, даже 50 дней, которые прошли между Воскресением Христовым и сначала Вознесением, а потом еще следующими десятью днями, они занимают совершенно уникальное место в истории человечества: когда Господь, с одной стороны, умер, воскрес и продолжал являться Своим ученикам — это так вот, в таком виде не повторялось более никогда. Потом на 40-й день Он возносится на небо, и десять дней как бы пауза, и десять дней как бы тишины. Он сказал, что Я пошлю вам Утешителя, Который пребудет с вами и научит вас всему, Я с вами во вся дни до скончания века, и удалился. И дальше они эти десять дней ждут обещанного и, собственно, исполнения того, что обещал Господь Бог — сошествия Духа Святого. Они там бросают жребий о том, кому занять место Иуды, который отпал, чтобы их тоже было двенадцать. И наконец вот само событие, когда Дух Святой сходит на них, собравшихся в той же самой Сионской горнице, в которой они еще вот, получается, 53 дня назад — двух месяцев не прошло, — совершали последнюю трапезу с еще здесь, на земле, пребывающим, живым — не убитым, не распятым и не воскресшим — Христом, слушали Его слова, назидались Его молитвой, Он умыл им ноги. И вот здесь сходит Дух Святой в виде тех самых огненных языков или язы́ков, и они, по пророчеству Иоиля, начинают говорить каждый на тех языках, которых они не знают. А поскольку этот день, как мы только что с вами сказали, это день совершенно особый, и именно в этот день, на этот праздник дарования Синайского законодательства в Иерусалим съезжаются иудеи со всей вот, ну собственно, откуда они могли съехаться, да, то есть самые разные, которые и собственно языка-то иногда своих предков знали, не знали, но уж в быту они говорили на другом языке, да, не на арамейском, и вдруг они слышат проповедь о Воскресшем Христе, они слышат каждый на своем языке. И там апостол Лука, говоря об этом событии, он упоминает их всех: вот мы критяне, и аравяне, и Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, — вот такая зачем эта подробность, казалось бы? И пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты — то есть те, кто иудеями не являются, но те самые боящиеся Бога, те, кто слушает Священное Писание, и те, кто может войти в синагогу, но, соответственно, не являющиеся настоящим иудеем, вот они все слышат проповедь на своих родных языках, на своих родных наречиях, там как они привыкли. То есть это, конечно, событие, которое нас всех вот в такой одновременно и священный трепет повергает и радость о том, что Господь исполнил Свое обещание, и Он с нами во вся дни до скончания века через действие Духа Святого.

М. Борисова

— Антоний Сурожский, митрополит, очень проникновенно говорил об этом празднике: «Подумайте, какое сокровище мы носим в себе, и какая страшная ответственность лежит на нас, если Посеявший придет и увидит его в небрежении, среди всякой нечистоты! Подумайте, какая страшная будет беда, если Дух Святой со Своими небесными дарами так и останется Сам по Себе, а мы — сами по себе, со своими страстями, со своею суетой; если земная жизнь пролетит, а небесная так и не начнется». И я каждый раз, когда читаю это, мне как-то становится не по себе.

Протоиерей Максим

— Да, земная пролетает, а началась ли небесная.

М. Борисова

— Начнется ли она, как-то сильно сомневаюсь.

Протоиерей Максим

— Нет, вообще удивительно. Я когда совершаю крещение, крещаю, то я: крещается раб Божий, — священник совершает священнодействие, вот, собственно, в таинстве Миропомазания свершается та самая личная Пятидесятница, когда на этого взрослого или младенца — буквально вот на днях я одновременно крестил и взрослого, и младенца, они из одной семьи, они вместе пришли, уже юноша такой, двадцати с лишним лет, да я сам принимал Святое Крещение, мне было 23 года уже. И я, может быть, до конца все это не понимал. Но когда тебя миропомазует священник, он произносит слова: «Печать дара Духа Святаго», — то есть ты получаешь в дар Духа Святого. Не дары даже Святого Духа, которые там какие-то преподаются, а Дух Святой сходит на тебя. И, конечно, вот некоторые люди ждут в крещении, взрослые, которые: вот я покрестился, и со мной вроде как я ничего не почувствовал. Вот я тоже ничего не почувствовал вот такого, чтобы какого-то мистического ощущения или еще чего-то в момент крещения. Но когда прошло несколько месяцев, я с удивлением обнаружил, что моя жизнь вообще уже совершенно другая. То есть Дух Святой действительно преображает человека — если ты не препятствуешь Ему, если ты не отворачиваешься равнодушно, то Он начинает действовать в тебе. Как мы видим это на примере апостолов, которые из тех людей, которые, ведь много раз подчеркнуто говорится после Воскресения Христа, что они прятались за закрытыми дверями «страха ради иудейска» — они скрывались. И вот здесь вдруг они смело выходят на проповедь, апостол Петр обращается к пятитысячной толпе с проповедью — он больше ничего не боится. Мы не знаем, конечно, насколько они были красноречивы. Но есть у меня ощущение, что не слишком они все были, разве что за исключением апостола Павла, красноречивы. Но здесь они получают дар красноречия, вот они вдруг — ну красноречия не в каком-то вот таком, прикладном смысле этого слова, то есть их речь... Ну вот представьте себе: Иерусалим, узкие улицы, Петр обращается к этой самой там толпе собравшихся. И они все, пять тысяч человек, присоединяются к христианам. Каким же даром убедительности нужно обладать, чтобы... То есть вот я думаю, многих из нас, слушателей Радио ВЕРА, было такое ощущение, что ты находишься рядом с человеком и понимаешь, что ты находишься рядом с Богом. Не в смысле, что этот человек Бог, а что Дух Святой явным образом почивает на этом человеке и, приближаясь к нему, ты, по сути дела, приближаешься к Богу, через него Господь вот явно Себя в этом мире являет. Вот это было тогда, это есть и сейчас в жизни как бы многих людей. Когда, может быть, их не так много, святых, по-настоящему святых, преображенных действием Духа Святого не так много во все времена были, но они есть. К ним можно прийти, иногда рядом можно посидеть. Иногда даже о чем-то спросить можно, и тебе что-то скажут. Ты будешь такой, на всю жизнь эту встречу запомнишь. Потому что да, Бог через Своего Духа, почивающего на людях, продолжает вот уже две тысячи лет Свои деяния в Церкви.

М. Борисова

— Ну я думаю, есть смысл еще поговорить о самой службе праздника Святой Троицы, потому что она сама по себе удивительно красивая, я не говорю уже об убранстве, которое в память о Мамврийском дубе издавна сложилась традиция убирать храмы к этому празднику зелеными ветвями.

Протоиерей Максим

— Да. И, конечно, да, мы об этом пока не сказали, но этот день же не просто Сошествия Святого Духа на апостолов, он именуется еще и днем Святой Троицы, когда во многих, если не в большинстве храмов на центральном аналое как раз лежит икона не Сошествия Святого Духа, а та самая рублевская, ну или подобная ей, Троицы, изображающая...

М. Борисова

— Явление трех Ангелов.

Протоиерей Максим

— Посещение, да, трех Ангелов, посещение Богом Авраама, то о чем мы сейчас упомянули.

М. Борисова

— И сама служба, она удивительно трогательная, и плюс к ней добавлено вот все, что касается возобновления коленопреклоненных молитв. Ну когда мы видим первый раз перед началом Великого поста священника, выходящего на солею и опускающегося на колени перед нами практически, это вплетено в это вот великопостное настроение, это кажется нам естественным. А когда это происходит в праздник Троицы, когда все сияет цветами, зелеными ветвями, все ликует, и вдруг выходит священник по окончании литургии, и вот эти три коленопреклоненные молитвы — что это?

Протоиерей Максим

— Ну там даже не три, там семь, которые читаются за три захода. А вообще, чтобы нам понять богослужение, конечно, надо обязательно — ну по-другому сейчас мы не можем, нам надо смотреть: а как это появилось, как это возникло, почему именно действительно так вот оно было, и что сейчас у нас осталось. Вообще по правилам, по тому, что написано в уставе, после Божественной литургии в день Святой Троицы полагается расход — мы должны разойтись по домам, но вкушать ничего не разрешается. Потому что мы должны вечером вновь собраться в храме натощак и прочитать эти молитвы. А это же молитвы, если мы в них вдумаемся, это молитвы о том, чтобы на нас, здесь, сейчас собравшихся в храме, сошел Дух Святой, как Он тогда сошел на апостолов. Ну необязательно, чтобы мы на языках заговорили, да, но, чтобы вот это самое событие мы пережили как событие нашей собственной жизни: мы начинаем просить Бога о даровании нам Святого Духа — натощак, напомню. И потом уже, так сказать, вот вновь причастившись на Духов день... То есть, получается, как бы что у нас? У нас, по сути дела, по уставу церковному разговления-то на Троицу не положено. Но поскольку это невозможно — как это князь Владимир сказал: нет, русским людям это невозможно, да, чтобы как бы, так и тут: люди, уйдя с утра из храма, они либо вообще вечером не придут, либо уж натощак-то точно не придут. И именно потому вот такие вещи, мы вот неслучайно вспомнили Прощеное воскресенье, когда впервые священник опускается на колени и читает молитву Ефрема Сирина — во многих и многих храмах этот Чин прощения совершается не в воскресенье Прощеное вечером, а он свершается с утра, после литургии, потому что люди иначе не придут. Они не придут вечером на Прощеное воскресенье. И даже сейчас в тех храмах — вот мы всегда совершаем вечером, и народу много, но все равно с утра многие подходят, говорят: батюшка, я вечером не буду, простите меня, вот я уже сейчас у вас прошу прощения. Ну потому что да, прийти и утром в воскресенье, и вечером в воскресенье — для кого-то это обременительно, для кого-то сложно, для кого-то технически невозможно: бабушку привезли родственники там с утра на причастие, вечером они ее не привезут. Таких вещей у нас много. То же самое, что в Великую субботу, например, чин службы Великой субботы, заканчивается литургия Великой субботы, и тоже не положен расход — то есть в Великую субботу мы должны были бы не идти домой за куличами и освящать их, готовить храм, смотреть по телевизору схождение Благодатного огня, а пребывать в храме и слушать там Книгу Деяний Святых Апостолов до самой ночной службы. Но в практике этого не осталось. Поэтому вот помня о том, что эта молитва о сошествии на нас лично Святого Духа, и в память о том, что мы не должны были бы из храма расходиться, но по но нашей немощи эта вечерня присоединяется сразу к Божественной литургии.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и со мной в студии наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Второй день или первый (в нашем представлении понедельник — первый день, в церковном представлении — второй) день недели — отдельный праздник, день Святого Духа. Вот я раньше думала: а почему? Ну Троицу нельзя же разделить, мы же не празднуем отдельно день Отца. Мы как вот, почему мы в отдельный праздник выносим день Святого Духа? Хотя чисто вот по сердечному восприятию он удивительно ложится, вот если не начинать умствовать, а воспринять его просто вот как данность. Не зря ему столько стихов прекрасных написано, вот он какой-то... День Духа очень душевный получается.

Протоиерей Максим

— Ну во-первых, это все-таки и есть день сошествия Святого Духа на апостолов, и именно в этот день Дух Святой сошел на апостолов. Ну и кроме того, действительно это важно, потому что именно точно так же, как базовая главная ересь про Господа нашего Иисуса Христа — это то, что Он не Бог, — это арианская ересь или в той или иной форме она так или иначе себя проявляет в истории Церкви. Точно также главное заблуждение, относящееся к Духу Святому — это то, что Он не Бог, а это некая Божественная сила, что это вот благодать, что это какие-то Божественные энергии, но это не личность, это не тот, к кому можно обратиться. Понимаете, да, в чем разница? Если я обращаюсь к Отцу и говорю: Господи, Отче, пошли Духа Твоего Святаго, — это одна история, да. Что значит: пошли Духа Твоего Святаго? Ведь можно сказать, я же могу сказать так, вот я приду к соседу и скажу: вот ты пошли сына своего, пусть он там за картошкой сбегает, а мы с тобой потом ее нажарим, да? А можно сказать: Господи, пошли дождик с неба, — и это понятно, что не про личность. Поэтому вот это такое чувство, оно вот, кто такой Дух Святой? Вообще можно сказать кто такой или это что такое? И поэтому, конечно, как бы празднование Ему выделено в лично (лично — это ключевое слово) Ему посвященный день, лично Ему посвященный праздник, и лично Ему посвященные молитвы. Та самая знаменитая и известная уже, пожалуй, всем: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй». Это важно, потому что, собственно, вот Второй Вселенский Собор и тот самый Никео-Цареградский Символ веры, то что касается цареградской его части — это то, что как раз касается учения о Духе Святом, да, то есть вот мы видим, как Церковь в IV веке преодолевала унитаризм: и в отношении Иисуса Христа — ересь Ария, и в отношении Духа Святого.

М. Борисова

— Мне кажется, не знаю, каждый опирается на свой опыт, наверное, на свои ощущения какие-то, переживания, я помню, у меня все сложилось, когда я прочитала житие вашего небесного покровителя, преподобного Максима Грека: когда за многолетнее сидение в каземате он написал на стене канон Духу Святому.

Протоиерей Максим

— Да, углем.

М. Борисова

— И вот как-то у меня все сложилось — то есть он с Ним разговаривал, он с Ним общался, получается. Ну как, канон — это же...

Протоиерей Максим

— Лично обращенный, да, та самая молитва, которая обращена лично. Это вообще интересная тема — ну понятно, что она не прямо вот сейчас для нашей передачи, — к кому и как обращается человек в проблемах, в печалях, в горести. Кто-то ищет святого, кто-то обращается к Матери Божией, кому-то важна конкретная икона, перед которой ему надо помолиться Матери Божией, кто-то обращается к Господу нашему Иисусу Христу, кто-то обращается к Духу Святому. Как это происходит, почему происходит именно так? А как вообще правильно? То есть как бы хорошо мусульманам, да...

М. Борисова

— Все написано.

Протоиерей Максим

— У них нет цветущего многообразия, цветущей сложности. А мы, с одной стороны, сохраняя и утверждая единобожие, видим вот такую ситуацию, что да, вот, но мы видим ключевое слово, относящееся к Духу Святому, которым мы Его называем: «Царь Небесный» — это понятно; «Утешитель» — это Тот, к Кому надо обращаться за утешением; «Дух истины» — Тот, к Кому надо обращаться, так сказать, в заблуждении собственном, личном, или в заблуждении другого человека, о котором мы хотим помолиться. Вот две причины основных, два повода основных, по которым мы обращаемся именно к Духу Святому. Хотя да, в практической жизни за утешением больше к Матери Божией обращаются.

М. Борисова

— А вот митрополит Антоний Сурожский писал, что «если подумать о нашем мире, который так чужд, оторван от Бога, то для него Дух Святой — уже начало вечной жизни. Он — радость вечности, стучащаяся к нам в дверь. Он врывается в нашу жизнь, напоминает нам о Боге, о Христе, нашем Спасителе, о нашем величии и достоинстве перед Богом и о том, что все возможно в укрепляющей нас силе Христовой». Очень, может быть, так поэтически пафосно, но мне кажется, что по настроению очень понятно. Потому что вот что-то должно включиться, вот должен какой-то выключатель быть повернут внутри себя, чтобы начать это слышать, чувствовать и, главное, через себя пропуская, воспроизводить. Потому что можно ведь быть просто приемником. Ну это замечательно: воспринимать, уметь воспринимать, уметь слышать. Но если ты просто приемник и не ретранслятор, то какой смысл?

Протоиерей Максим

— Да, и именно в Духе Святом мы получаем возможность, те самые тоже, может быть, они вот так вот для простого разговора звучат очень пафосно, да, что Бог стал человеком, чтобы человек мог стать богом. То самое обожение, о котором столько написано, проговорено — это ведь про Духа Святого, и про то, о чем вы сейчас сказали. Может быть, не про приемник и ретранслятор, а про то, чтобы ты, получив в крещении то, о чем я сегодня говорил, Святого Духа как дар, чтобы ты себя Ему усвоил, чтобы ты себя сделал Ему сообразным, чтобы Он в тебе действовал не как внешняя, чужая тебе сила. Он ведь это та самая закваска, — то самое слово, о котором говорил Господь в притче там о закваске, что ты, Его принимая, либо становишься, постепенно сквашиваешься и становишься уже не тем самым пресным, а сквашенным, взошедшим, напитанным этими самыми там пузырьками и поднимающимся, либо нет. И это как раз вот от человека очень многое здесь зависит: насколько ты, получив эти дары, насколько ты сделаешь их своими.

М. Борисова

— Ну и поскольку Церковь у нас человеколюбива, она, помимо вот этих высоких размышлений, дает нам возможность перед постом грядущим утешиться и не соблюдать в среду и пятницу никаких пищевых ограничений.

Протоиерей Максим

— Какие могут быть ограничения в такой праздник, да.

М. Борисова

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья, в эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Ну на предстоящей неделе у нас такой народом любимый, но не очень понимаемый праздник: 7 июня Церковь празднует Третье обретение главы Иоанна Предтечи. Вообще все, что связано с главой Иоанна Предтечи, это такая тема для исторического детектива. Поскольку помимо того, что связано вот с этими тремя обретениями, еще после третьего обретения масса всевозможных перипетий, которые происходили с этой святыней. И в связи с этим вот периодически возникает вопрос: ну да, мы почитаем мощи, и есть масса объяснений святых отцов, почему мы это делаем, почему это важно. Да мы, собственно, без всяких объяснений их почитаем просто по зову души. Но вот эти сложные хитросплетения исторические с этой главой наводят на мысль, что не становится ли это в какой-то момент чересчур важным? Ну в конце концов была святыня, ее сохранили. Потом ее, в силу исторических обстоятельств, прятали от поругания — ну и хорошо, и ладно, вот сохранилась бы память о том, что в этом месте она была погребена. Почему так нужно и важно было, чтобы ее три раза обретали в разных местах?

Протоиерей Максим

— Ну, с одной стороны, вы правы. Потому что мне и самому-то не очень понятно вот такое особое излишнее внимание к материальным вот проявлениям. А с другой стороны, именно Третье обретение главы Иоанна Предтечи, оно связано с Команами — с местом погребения Иоанна Златоуста, близ Сухуми, я там бывал.

М. Борисова

— Кончины мученической мученика Василиска.

Протоиерей Максим

— Да, мученика Василиска. И когда ты, доехав вот, собственно, до места погребения Иоанна Златоуста можно доехать, на машине можно доехать, а дальше пешочком. И там какое-то страшное количество ступеней, там полторы тысячи, какой-то добрый человек эту лестницу всю сварил, ты когда туда лезешь и когда попадаешь наконец на это место обретения главы и видишь и лик, отразившийся, вот его можно, если со стороны смотреть, отразившийся в скале, на самом деле ты понимаешь, что вот человек, живой или усопший, он ведь, все что с ним связано, даже не вот его мощи, а по-простому, да, вот у меня, например, сохранились часы моего прадеда. И я понимаю, что вот она, это вещь, вообще как бы вещь, вот они у меня лежат. А вот прадед умер в 20-м году — в смысле в 20-м не XXI века, а XX века, более ста лет назад, а часы его у меня сохранились. И это же не просто часы, это часы моего прадеда, они связаны непосредственно с ним. А вот эта чашка — это моей прабабушки. И я из нее чай не пью, она у меня стоит, по сути дела, как реликвия, там под стеклом и напоминает мне о ней. А вот эта солонка — моей бабушки. То есть это важно, вот вещь просто простая. А когда мы понимаем, что вот здесь, на этом месте, в Команах, была упокоена, был упокоен Иоанн Предтеча, он здесь был своей главой. Поэтому мне вообще вот очень близки такие формулировки: а вот в Троице-Сергиевой Лавре батюшка преподобный Сергий мощами почивает. То есть не мощам преподобного Сергия мы идем поклониться в Троице-Сергиеву Лавру. Мы идем к батюшке преподобному Сергию в его Лавру, где он мощами почивает. И вот я так воспринимаю и мощи, и всю эту историю со всеми, так сказать, со всевозможными обретениями. Это, с одной стороны, да, знак милости, знак присутствия. С другой стороны, сам человек, сам святой мощами почивает в том месте, где пребывают его мощи. И поэтому да, как у меня вот дома, так уж получилось — мы сегодня вспоминали, в связи с сошествием Святого Духа, моего святого небесного покровителя, Максима Грека — его мощи были обретены совсем недавно, если я правильно помню, в 94-м году. И, естественно, у нас же как: те, кто эти мощи обретал, а среди них был и мой духовный наставник, владыка Алексий покойный, (Фролов), он тоже с собой немножко взял. И, наверное, благословили, да. И так получилось, что у меня дома есть, и он мне благословил частичку этих самых мощей. И я для этих мощей и для своего небесного покровителя написал икону. Замечательные люди, мои старинные друзья, покойные Владислав и Людмила, изготовили мощевичок, который был встроен, соответственно, в эту икону. Я понимаю, что да, эта икона, она особым образом, через нее и через эту частицу мощей Максим Грек особым образом присутствует в моей семье. Хотя у меня нет какого-то вот такого именно отношения — ну не то что, как вы назвали, детективного, а вообще вот такого: ну я не ощущаю вот потребности такой, вот даже когда привозят какие-то святыни, обязательно к ним прийти. У нас действительно и был в средние века, конечно, и сейчас какой-то нездоровый иногда ажиотаж. Вот у нас частица, так сказать, мощей святого пребывает в соседнем храме — ну нет, мы сейчас привезли с Афона, и поэтому все давайте будем стоять три недели сюда. А потом, когда их увезут, к той же частице, которая как бы есть, мы никогда и не пойдем. Ну, с другой стороны, вот у нас в храме есть частица мощей Сорока мучеников Севастийских, которые благословили, когда храм наш освятили, Святейший писал представление, и нам маленькую частичку, и мы ее выносим один раз в году — на день святых мучеников Севастийских, и все могут к ним приложиться. А еще пасхальным крестным ходом с этими мощами ходим. Но они у нас на престоле почивают. Не как объект ежедневного поклонения верующих, которых мы пытаемся, так сказать: вот приходите, у нас есть мощи, это наша святынька, нигде больше, вот только на Афоне вы можете еще в одном месте приложиться, а у нас вот она есть. Вот у нас нет такого. Да, но они освящают наш храм своим присутствием, они почивают на главном престоле, посвященном Сорока Севастийским мученикам, вот в частице своих мощей. Поэтому мне кажется, это важно, с одной стороны, а с другой стороны, не стоит это вот так уж совсем, как какого-то идолопоклонства здесь быть не должно, мне кажется.

М. Борисова

— Но, когда вы рассказывали о том, как были в Команах, я как раз вспомнила, что вся эта земля абхазская, которая сейчас воспринимается как уже что-то близкое, но не свое, когда мы с вами росли, это была часть Советского Союза и это как раз воспринималось как свое. И это было тем более удивительно, когда ты начинал входить в церковную жизнь, читать церковную историю, как-то пытаться выстроить себе в голове хотя бы вот эту последовательность событий. И вдруг, покупая путевку в Абхазию, в отпуск, ты оказывался там, что совершенно невероятно уместить в голову было тогда, где вот, пожалуйста: Новый Афон — там турбаза на месте монастыря. А перейти железную дорогу, и начинается ущелье, чуть поднялся — и там пещера, где был апостол Симон Кананит. В голове не укладывается: где апостолы и где Абхазия, и где я, вот из Москвы приехавшая. И то же самое было, когда первый раз вот мы попали в Команы. Тогда вообще подъехать туда было невозможно. Тогда можно было доехать именно до деревушки под названием Команы, а дальше по ущелью идти пешком.

Протоиерей Максим

— Да, сейчас там щебеночная дорога, отсыпали.

М. Борисова

— И когда ты оказываешься в месте, где сошлись вот три совершенно невероятные глубоко исторические события: где мученик первых веков Василиск был казнен, на месте его казни родник, на основе которого там в советские времена создали форелевое хозяйство. Значит, можно...

Протоиерей Максим

— И камушки с вкраплением как бы крови.

М. Борисова

— Крови, да.

Протоиерей Максим

— И громадное дупло, в котором живут шершни.

М. Борисова

— Да. А рядом стоит бывший, ну сейчас уже настоящий, но тогда бывший монастырь с разрушенным собором. В монастыре психиатрическая больница, в разрушенном соборе, естественно, ничего нет, потому что даже крыши нет. Но зато там пристройка, где можно вот рукой пощупать место, где был погребен Иоанн Златоуст. В голове не укладывалось вот это все. И плюс еще можно подняться в гору и там оказаться на месте Третьего обретения главы Иоанна Предтечи — вообще даже уже вообще совсем не вмещается ни во что, если учитывать, что в те времена посетить Святую Землю было невозможно, то есть оказаться непосредственно в эпицентре всех библейских событий нельзя, можно было только как-то вот чисто литературно попытаться воспроизвести. А тут вдруг ты приезжаешь просто вот на пляж и оказываешься как раз в этом самом эпицентре. И вот эти вот наши путешествия вдруг обретают совершенно другой смысл. То есть зачем наши перемещения в пространстве, если вот святые могли забраться в дупло и там прожить всю жизнь, молясь Богу и тем угодить. Но наши перемещения в пространстве каким-то удивительным образом вплетают нас внутрь церковной жизни и церковной истории. Ну по крайней мере вот на моем опыте было так. Поэтому отношение к святыням — может быть, тут еще и в этом ключ к пониманию, почему их почитаем, почему важно поехать, поклониться той, скажем, иконе в том самом месте. Дело не в том, что ты обожествляешь икону...

Протоиерей Максим

— Ты оказываешься причастен и истории, и событию, и святым. Так оно и есть.

М. Борисова

— И почему там тот же московский Сретенский монастырь не воспринимается просто как некое очередное поселение монахов, а сразу вызывает в памяти целую ассоциативную цепочку, начиная от Сретения Владимирской Божией Матери, да как она сюда попала, да кто ее сюда привез и почему, и почему считается, что она защитила Москву от Тамерлана, а вот как потом. То есть это вот все вплетает тебя внутрь твоей собственной истории, твоей почвы, на которой, собственно, ты либо пускаешь корни, либо тебя носит...

Протоиерей Максим

— Да. И слова «прикоснуться к святыне» обретают совсем иной смысл. Не как вот я просто припаду к источнику силы, а я действительно стану соучастником тех или иных событий, я ощущу их в том числе и кожей, запахом, воздухом, ушами. В те же Сухуми, когда приезжаешь, первое что поражает, эти самые сверчки, которые там бесконечно сверчат, и спать совершенно невозможно поначалу с непривычки.

М. Борисова

— Красиво называются: цикады.

Протоиерей Максим

— Цикады, да. Шух-шух-шух — непрерывно. Это не наши цикады, кто не слышал, это совсем другие цикады. Да, это здорово. И это страшно на самом деле. Но у меня есть друг, историк, кандидат исторических наук, Вася Пичугин, который действительно последние там 15 лет со своими детьми на машине именно, важно, он объехал все от Лиссабона до, по-моему, Дальнего Востока. А поскольку он историк, то они заранее долго готовятся к путешествию, они приезжают в то или иное место, в какой-то наш ли это город — ну сейчас за рубеж особо не поедешь. И ты действительно какие-то рассказы об исторических событиях, произошедших на нашей ли родине или там где-то, в Европе той же самой, ты вдруг понимаешь: вот эти стены штурмовал тот-то, тот-то. А вот это — я в этом году был в Иркутске, — а вот это вот бревно из первого острога, который был на этом мест построен. Это важно. Важно все это пощупать руками, прикоснуться, важно понять свою причастность и свое место в этой длинной-длинной исторической цепочке событий. А если мы говорим про святых — то как Бог действовал в истории через Своих избранных.

М. Борисова

— Ну потом это тебя как-то включает в общение и со святыми тоже.

Протоиерей Максим

— Да, конечно, у тебя к ним появляется личное отношение.

М. Борисова

— Личное отношение.

Протоиерей Максим

— То, чего просто так из... Нет, у кого-то это бывает и по-другому, и действительно многие люди могут обойтись без этого. Но, в общем, да, если ты... Я вот не был на Святой Земле. И когда я слышу там вот этот кант: «Там Христос проходил и следочки проследил...», а я там не был. Вот я не ступал своими ногам на Святую Землю, не проходил по пути крестных страданий, не был в храме Воскресения Господня. Страшно теперь даже, наверное, и не поеду никогда, потому что слишком страшно там оказаться и ко всему этому... А с другой стороны, хочется прикоснуться.

М. Борисова

— Ну Бог даст, прикоснетесь еще.

Протоиерей Максим

— Да.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. На этой неделе у нас память удивительного святого 9 июня — святой Иоанн Русский. Вообще у нас с русскими святыми очень много праздников — и Всех святых, в Церкви Русской просиявших, и много-много мы вспоминаем именно русских святых. Причем чем больше мы их вспоминаем, тем больше возникает вопрос: а причем тут национальная принадлежность? В Царствии Божием нет ни эллина, ни иудея, причем тут русские святые, там не русские святые? Почему мы празднуем Собор Сербских святых или там Грузинских святых, что это за странная необходимость присоединить то, что свято, то, что выше человеческой истории, вписать обратно, внутрь нашего человеческого понимания?

Протоиерей Максим

— Нет, ну во-первых, все-таки, с одной стороны, да, у Бога нет ни эллина, ни иудея, а с другой стороны, мы все-таки остаемся, и святые оставались теми, кем они были. И радость от ощущения единства не только духовного, но и какого-то кровного, что называется, плотского, мне кажется, она не переворачивает все, не извращает, а просто дополняет. И точно так же, как любовь Христова, хотя сказано в Евангелии, да, про ненависть к отцу с матерью, но мы же понимаем, что речь идет не о прямом чувстве ненависти, как бы Христос не призывает нас к этому. Он говорит, что если это будет мешать, если это будет препятствовать, да, и тот же самый национализм и ощущение национальной принадлежности в некоторых случаях может все извратить и поставить вообще с ног на голову и сделать все превратным и неправильным. Ну это как бы классическая история о том, что, так сказать, вот что государство, что нация, все что находится ниже духовного, оно, наоборот, стремится духовное поставить себе на службу, сделать его прикладным как бы — это, конечно, неверно. И: «мы, русские люди, должны объединяться вокруг православия, потому что русский — значит, православный» — ну это неправильная трактовка все-таки, это неверно, так не стоит говорить. При этом радоваться тому, что мы русские, никто нам не только не запрещает, это нормально, и естественное, здоровое чувство объединение себя и видение истории. Точно также как я могу гордиться историей своей семьи. Вот я сегодня уже в программе вспоминал и дедушку, и бабушку, и такую, и сякую, и двоюродную, и родную, и какие-то артефакты с ними связанные я храню — это важно для меня. Я не хочу быть иваном тем самым — это, простите, уже совсем штамп, — иваном родства не помнящим, я должен чувствовать свою принадлежность к самым разным общностям: к семье, к народу, к стране. Другой вопрос, что эта принадлежность не должна меня... Вот когда мы видим эти ужасные совершенно кадры и понимаем, что да, на Украине принадлежность к Православной Церкви, к канонической Православной Церкви входит в противоречие с их национальным самоопределением, и люди выбирают национальное самоопределение, унижают, уничижают и пытаются каким-то образом уничтожить Православную Церковь. Вот как бы классический пример неправильного восприятия и ощущения, когда национальное становится над духовным. Но когда нам говорят, что мы не должны гордиться, что мы татары, или мы не должны чувствовать себя причастным к истории великого якутского народа — ну это же неправильно. С христианской точки зрения это совершенно неверно. И тем более, когда это касается такого народа как русский. И мы видим удивительные слова, которые были вот как-то, не далее как месяц назад сказаны одним из чеченских лидеров, обращенных как раз к русскому народу, что если будет плохо русскому народу, если русский народ не будет самим собой, то будет плохо всем народам, населяющим территорию нашей страны, России. Уж простите, что я сейчас как бы об этом, но это важно. Важно, что преподобный Сергий русский святой. И нам важно, что Иоанн Русский, о котором мы сегодня говорим, что ну хотя, наверное, как бы ничего особенно и не изменилось, если бы он был сербом или если бы он был греком. И вот эта его верность православию не потому, что он был русский. И мы видим, как греки те же самые, мне кажется, что в Греции он почитается даже больше, чем в России.

М. Борисова

— Да, и дело в том, что именно они же нарекли его Русским.

Протоиерей Максим

— Ну для них это тема, потому что для них это турки, это рабство, это насильное принятие ислама. Эта вот такая его крепость и уверенность перед тем, что он сказал: лучше я умру, но там тело мое принадлежит тебе, я буду выполнять все, что ты скажешь, но от христианства, от Христа я не отвернусь, я как был православным, так православным останусь, можешь меня убить.

М. Борисова

— Ну самое потрясающее, мне кажется, в его житии — это, конечно, его взаимоотношения с хозяином. Потому что верующий мусульманин, который ну что, вот он купил раба. Ну раб взбунтовался, не захотел обращаться в ислам.

Протоиерей Максим

— Ну почему это так важно для греков-то? Мы видим, это так важно для греков. Потому что они, по сути дела, в тот период они жили под властью турок, они жили в Османской империи. Да, это сейчас у нас как-то все это четко, все-таки после этой самой войны 20-х годов, когда греки вынуждены были покинуть территорию Малой Азии, а турки, по сути дела, полностью очистили Пелопоннес. Тогда такое все-таки разделение, когда колоссальное количество сейчас святынь Малой Азии стоят просто пустыми, потому что греков там нет, православных там нет. Они как исторические памятники сохраняются, но поскольку их там громадное количество, естественно, их там так никто не охраняет. Памятник должен жить живой жизнью, а там их нет, а тогда они там были. То есть греческое население, и православное население Малой Азии составляло, я не помню сколько процентов, их много было, то есть это не какие-то следовые количества, их было реально очень много. И для них взаимоотношения с турками — это была важнейшая тема, важнейшая история. А мы же знаем по сложностям всех этих взаимоотношений ислама и православного особенно христианства, да, что как бы классический ислам, с одной стороны не заставляет «людей книги» так называемых, то есть иудеев и христиан, принимать ислам под страхом смерти. Но мы опять-таки видим, что в определенные периоды — это и в XX веке очень резко обострилось, с движением там, ислам же неоднороден, и поэтому прочитать тот же Коран можно по-разному, и вот это принуждение к принятию ислама, оно время от времени снова и снова — и по политическим соображениям, и по каким-то духовным, и оно снова и снова возникало. Грек постоянно жил под этим самым страхом: а вдруг сейчас что-то случится, и мне придется этот выбор делать?

М. Борисова

— Но самое-то удивительное, что когда этот взбунтовавшийся раб — ну хорошо, по всей видимости...

Протоиерей Максим

— Он не взбунтовавшийся.

М. Борисова

— Ну побили его, отправили его работать в хлев.

Протоиерей Максим

— А куда еще раба отправлять?

М. Борисова

— Ну естественно.

Протоиерей Максим

— Ну в хлев. Он и был крестьянином на самом деле, он же был из простых.

М. Борисова

— Да, я просто напомню нашим радиослушателям, что это времена Прутского похода...

Протоиерей Максим

— Петр I.

М. Борисова

— Петра I, который оказался чрезвычайно провальным, и колоссальное количество рекрутов, которых забрали для этого похода в армию, оказались в плену у турок. Вот как раз одним из них и был Иоанн Русский. Но удивительно, что годы шли, и в конце концов этот хозяин, он уже не знал, как, что бы хорошего сделать этому человеку. Потому что он проникся, он, оставаясь верующим мусульманином, проникся уверенностью, что в его доме, на его дворе живет праведник.

Протоиерей Максим

— И свое благосостояние, то что все у него хорошо, он связал именно с тем, что вот у него такой человек есть.

М. Борисова

— Так это же надо еще разглядеть. Ну представьте себе: человек владеет каким-то хозяйством, и вот у него где-то там в хлеву кто-то работает...

Протоиерей Максим

— Нет, слушайте, ну вот у меня, конечно, не работают люди в хлеву, я не являюсь таким хозяином. Но на самом деле рачительный хозяин, он как раз всегда на любом уровне он это прекрасно видит. Пусть это даже, я не знаю, какой-нибудь мастер, там директор завода там, какой-то фирмы, ты же видишь, в каком отделе у тебя почему-то, благодаря какому-то странному человеку, всегда все хорошо, почему-то у него все замечательно. И именно из-за него то, что в других местах провалилось, именно он все и вытягивает. Это как раз надо быть совершенно равнодушным человеком, чтобы этого не увидеть. И хозяин-то у него был что надо, он был нормальным, здоровым человеком, он был хорошим человеком. Это отмечается в житии, между прочим, Иоанна Русского, что хозяин у него был не просто какой-то там религиозный фанатик. А опять-таки желание обратить для него в ислам — ну для любого искреннего верующего человека желание обратить кого-то, кто от тебя зависит, в свою веру, это тоже совершенно естественно. Ну побили — ну опять в тех реалиях это обычная история, с рабами так и обращались, чуть что не так, так побьют. И то, что он связал свое благополучие с его именем, и это тоже важно опять-таки для греков, для тех людей, которые вот оказались в этой самой ситуации, в жизни с другой, как это, титульной нацией. А мы можем гордиться, что вот был у нас такой соотечественник. Не меньше, чем Силуаном Афонским, который тоже оказался прославленным исходно не Русской Православной Церковью, а Константинопольским патриархатом.

М. Борисова

— Ну и опять мы упираемся в то, что несть ни эллин, ни иудей, а вообще...

Протоиерей Максим

— А у нас-то какие самые почитаемые святые из новых? Паисий Святогорец — как бы грек, да. То есть вот это взаимообогащение святостью, оно никогда не прерывалось и никогда и не прервется. Потому что действительно в Церкви для святого, как мы уже сказали, с одной стороны, и есть национальная принадлежность, и одновременно этой национальной принадлежности нет. Потому что святость — это действие Святого Духа через человека. А как раз вот мы и празднуем день Святой Троицы, и вся неделя проходит под знаком сошествия Святого Духа, и мы видим, что когда Дух Святой на человеке почивает, то он, проникаясь Им, воистину становится святым.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Протоиерей Максим

— Храни вас всех Господь.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «18-е воскресенье по Пятидесятнице. Память отцов 7 Вселенского собора». Прот. Федор Бородин
• «17-е воскресенье по Пятидесятнице». Протоиерей Максим Первозванский
• «16-е воскресенье по Пятидесятнице. Покров Пресвятой Богородицы». Протоиерей Максим Первозванский