«Пятое воскресенье Великого поста: память преподобной Марии Египетской. Лазарева суббота». Прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников, главный редактор молодежного портала Naslednick.online протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое вспоминается преподобная Мария Египетская, о завершении Великого поста и Лазаревой субботе, а также о памяти святых святителя Софрония Иркутского, святителя Иннокентия Московского и преподобного Варсонофия Оптинского.

Марина Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую неделю по субботам говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мною в студии наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской Слободе протоиерей Максим Первозванский.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Здравствуйте.

Марина Борисова:

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в пятое воскресенье Великого поста, и на наступающей шестой неделе, последней, завершающей неделе Великого поста. Как всегда, по традиции, чтобы разобраться в смысле наступающего воскресенья, мы обращаемся к чтениям отрывков из апостольских посланий и Евангелий, которые прозвучат завтра за Божественной литургией в храме. Завтра мы услышим отрывок из Послания апостола Павла к евреям из 9-й главы, стихи с 11-го по 14-й. Достаточно короткий отрывок, мне кажется, смыслово очень важный, поэтому я позволю себе его прочитать полностью. «Но Христос, Первосвященник будущих благ, придя с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы, через окропление, освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!» Очень красивый отрывок, очень много символов, очень много образов. Но из этих образов и символов давайте отожмем главный смысл.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Главный смысл в том, что... все-таки предыстории чуть-чуть, совсем чуть-чуть. Послание адресовано к евреям, к известным абсолютно и понятным им с самого юного возраста представлениям о храмовом богослужении. Напомню, что скиния это переносной храм, который был устроен Моисеем после дарования ему десяти заповедей на Синайской горе после установления с ним Завета. Эту скинию евреи долгое время носили с собой, до тех пор, пока царем Соломоном не был построен постоянный храм по образу той самой скинии, в котором продолжилось то же самое богослужение. А богослужение это было свидетельством и постоянным возобновлением Завета между Богом и Его народом. И здесь апостол Павел, употребляя эти образы ветхозаветного, тогда еще современного этим людям, к кому он обращается, богослужения, говорит им о том, что установлен Новый Завет. И если первосвященник входил во Святилище с кровью козлов и тельцов, с пеплом телиц и совершал там соответствующее освящение и обряды очищения, то, апостол Павел говорит, что «кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел». То есть мы видим, что если Ветхий Завет, и апостол Павел напоминает нам о телесном очищении — а понятие осквернения для Ветхого Завета являлось очень важным, одним из самых ключевых, и храмовое богослужение, в частности, было призвано к тому, чтобы очищать осквернившегося человека — то апостол напоминает нам о том, что главным для нас является совсем не телесная скверна или какая-то телесная нечистота, а совесть наша, которую необходимо очистить от мертвых дел. И совершается это жертвоприношением, которое совершил Господь наш Иисус Христос, принеся Самого Себя в жертву Духом Святым.

Марина Борисова:

— Вообще-то мне кажется, еще важно самим себе напомнить, что это воскресенье, когда читаются последние перед Лазаревой субботой Новозаветные чтения. Дальше, начиная со следующей субботы, мы погрузимся в события, непосредственно предшествующие Крестной смерти и Воскресению Спасителя, и они по смыслу вытеснят все остальное. И последние призывы поразмышлять мы слышим сегодня как раз в апостольском послании апостола Павла.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да. Но вообще вход Господень в Иерусалим по сути дела начинается еще с предыдущего воскресного дня. Помните, мы читали рассказ о бесноватом юноше, которого исцеляет Христос, спустившись с горы Преображения. Именно после этого Господь... Мы не читаем этого в храме, если мы не видим всего контекста Евангелия, конечно, это ускользает от нашего внимания. Господь говорит, что Ему должно идти в Иерусалим для того, чтобы пострадать. Некоторые толкователи даже выделяют особый период в земной жизни Иисуса Христа между Преображением и Входом Господним в Иерусалим, объединяя его в некий период как путь в Иерусалим от Преображения до собственно начала Страстной недели. И сегодняшнее чтение лишь является подтверждающим этапом. Мы видим Христа уже приближающегося к Иерусалиму. Если мы посмотрим, как начинается отрывок 10-й главы...

Марина Борисова:

— Это мы уже переходим к отрывку из Евангельского чтения воскресного, это отрывок из Евангелия от Марка, 10-я глава, стихи с 32-го по 45-й.

Протоиерей Максим Первозванский:

— «Когда они были на пути, восходя в Иерусалим, и Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе». Мы видим, что уже здесь, по сути дела, говорится о событиях, совсем непосредственно предшествующих Входу Господню в Иерусалим. И на неделе это закончится, да.

Марина Борисова:

— Вообще удивительный отрывок, потому что он отступает от часто присутствующего у евангелистов такое чеканного изложения, где смыслы выступают на первый план. А здесь удивительный отрывок, он абсолютно кинематографичен, как документальное кино. Поскольку полный разброд и шатание среди апостолов характерно для критических сломов ситуации. Все было более или менее понятно, они ходили за Учителем.

Протоиерей Максим Первозванский:

— До Преображения, да. Дальше, они убедились в том, что Он миссия. Простите, что я перебил вас. Ведь Преображение наступило следом за тем, как Господь в Кесарии спрашивает Своих учеников: «За кого почитают меня люди?» Ему отвечают: за одного из пророков или за Илию, кто-то за Иоанна Крестителя. — «А вы за кого почитаете Меня?» И Петр отвечает Ему: «Ты Христос, Сын Бога Живаго». То есть все эти предыдущие три года привели к тому, что апостолы убедились и исповедовали, что перед ними Христос. Далее следует Преображение и путь в Иерусалим. И опять мы видим здесь... «И Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним: Вот мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам; и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет». Это совершенно непонятно.

Марина Борисова:

— И тут, мне кажется, очень человеческая история. С одной стороны, все перепуганные, понимают, что произошло что-то, что они еще осознать не в силах. И говорит Он про какие-то страшные вещи, которые тоже у них в голову не вмещаются.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Зачем идти в Иерусалим, чтобы пострадать?

Марина Борисова:

— И в этот же самый момент подходят к нему сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн и какой-то странный заводят разговор: дай нам сесть у тебя одному по правую сторону, а другому по левую в славе Твоей. Я не думаю, что это такое продуманное выстраивание своей духовной карьеры.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Не-ет.

Марина Борисова:

— Это странный порыв испуганных людей, которые, с одной стороны, понимают величие момента, а, с другой стороны, ведь визуально ничего не изменилось, Преображение видели всего три человека из них, они все не видели, что там произошло. Но что-то поменялось до такой степени, что все взволнованные, испуганные, все в смятении. И тут на этом фоне вдруг двое из них обращаются с какой-то очень странной просьбой. А когда Спаситель им говорит: «Чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься; а дать сесть у Меня по правую сторону и по левую — не от Меня зависит, но кому уготовано», тут вообще полное смятение в стане Его учеников, остальные начинают негодовать на этих двух. В общем, вот это смятение, мне кажется, очень документальная картинка.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да. Это прям очень четко описывает первый этап принятия каких-то чрезвычайных событий в своей жизни, который называется словом «отрицание». Мы с вами тоже сейчас живем в очень непростой период, когда вроде внешне жизнь еще продолжается, как прежде, но на самом деле все уже радикально изменилось. Знаете, мне сейчас вспомнился эпизод одного фильма про войну. Не буду называть фильм и не буду называть режиссера, поскольку сам фильм мне не очень близок и не очень нравится. Но там есть потрясающий эпизод, когда группу кремлевских курсантов бросают для того, чтобы остановить немецкие танки, без тяжелого вооружения. И они там, эти замечательные ребятки, молодые совсем, один из них говорит: вот у меня есть ключи, у меня квартира в Минске. Минск уже захвачен, но он это никак не может понять, что Минск захвачен. Потом в конце после того, как этот бой происходит, очень выразительный эпизод, когда эти ключи, намотанные на гусеницу немецкого танка. С одной стороны все уже понятно, Минска уже нет, он уже захвачен, а с другой стороны он говорит: вот у меня ключи от новой квартиры. Или когда человек узнает, что у него смертельный диагноз, ему осталось жить месяц или две недели, продолжает строить планы на десять лет вперед, и это каким-то парадоксальным образом уживается в одной его голове. Когда, с одной стороны, все еще предыдущие схемы продолжают работать, да, Иисус это миссия, они это исповедовали. Кто такой этот миссия? Это царь Израилев. Зачем Он идет в Иерусалим? Он идет для того, чтобы воцариться, для того, чтобы стать тем самым царем Израилевым и далее по списку. И вдруг он снова и снова, мы видим, как евангелист Марк подчеркивает это, и Он опять начинает им говорить, до них как бы это не доходит, это приводит их в смятение, это ломает картину мира, это вызывает, как бы сейчас сказали, когнитивный диссонанс. Но пока они находятся в этой самой стадии отрицания очевидного, того, зачем они собственно туда идут, это то, что приведет, в конце концов, Иуду к предательству, это то, что приведет ко всем тем событиям, которые мы будем с вами вспоминать буквально через неделю.

Марина Борисова:

— В этом же отрывке сказана одна максима Евангельская, которую тоже каждый пытается примерять на себя, но это не очень получается, потому что Спаситель говорит: «Кто хочет быть бо́льшим между вами, да будет всем слугою, и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом». Сколько ни живешь в Церкви, сколько ни возвращаешься к этим размышлениям, по крайней мере, раз в году каждым Великим постом, и все равно невозможно, вот невозможно...

Протоиерей Максим Первозванский:

— Но это важнейшее учение Иисуса Христа, мне кажется, это вообще самое главное. И если мы вспомним, как апостол и евангелист Иоанн описывает Тайную вечерю, в которой он, кстати, не говорит о евхаристии, о причащении Тела и Крови, но он говорит об омовении ног. Мы видим, что в последние дни земной жизни Иисуса Христа именно это становится для него ключевым, что власть духовная и главенство духовное прямо противоположно земной власти и земному главенству. «Кто хочет быть большим да будет всем слугой». Так как и потом на Тайной вечери: «Вы глаголете Меня Учителем и Господом и правильно делаете, ибо Я то самое и есть. И если Я Учитель Ваш и Господь, умываю ваши ноги, то и вы должны поступать так же». Без этого христианства нет вообще. А в нашей жизни его очень мало оказывается, я имею в виду не в окружающей жизни, а в сердцах наших. Мы всегда по-прежнему продолжаем стремиться...

Марина Борисова:

— Сесть по правую или по левую сторону.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да.

Марина Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». Со мной в студии наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской Слободе протоиерей Максим Первозванский. Мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Как мы знаем, церковный календарь всегда складывается по-разному. Наложение календарных дней памяти святых и календаря Великого поста каждый раз дает нам разную картинку. В этом году так сложилось, что завершает Великий пост неделя, на которой мы вспоминаем нескольких очень знаковых святителей в истории Русской Православной Церкви. 12 апреля и 13 апреля память святителя Софрония Иркутского и святителя Иннокентия Московского, апостола Аляски и Сибири. Мне кажется, что вообще вся история нашей сибирской миссии, которая началась в 18-м веке совершенно удивительная и, на мой взгляд, недостаточно популярная что ли, если здесь уместно такое слово, в отличие от истории скажем, Оптиной Пустыни. Мне кажется, что Сибирская наша миссия не менее значит для понимания православия по-русски, чем история старцев Оптиной Пустыни.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, конечно. И удивительно, что святитель Иннокентий это один из немногих святых, которые были прославлены в советское время. То есть даже когда было фактически невозможно делать какие-то... а прославление святого, кроме духовной радости, всегда некий манифест. Мы видим, что советская власть позволила Церкви прославить этого замечательного святого, настолько это важно было вообще для всего народа.

Марина Борисова:

— Но вообще все, что связано с Иркутском, с Сибирской, Дальневосточной и даже Американской миссией, все это через тернии к звездам, что называется. Потому что все вопреки многочисленным обстоятельствам, которые, казалось бы, должны были в корне изничтожить весь энтузиазм этих несчастных миссионеров. Мало того, что среди тех русских, которые уже были там на этих землях... Хотя более многочисленными были местные народы, у которых не только представления о христианстве, но и собственной азбуки и письменности не было и которые жили вообще в другом измерении. И проповедовать нужно было им, как собственно ученикам Христовым, которые шли к варварам, не имеющим ни малейшего представления даже об эллинской культуре, о философии и, вообще, о каких-то представлениях просвещенного тогда мира. То же самое происходило в 18-19 веках в нашей Сибири. Поскольку именно эти люди, приходя на эти земли, не получая никакой поддержки от местных светских властей, у которых были совершенно другие задачи в их земной жизни, наперекор всему, из года в год, из десятилетия в десятилетие, передавая от одного к другому эти задачи, не только дали, как Кирилл и Мефодий славянам, так и эти наши просветители — оба Иннокентия, епископы Иркутские, Софроний — дали местным племенам возможность жить не только в вере, но и вообще жить цивилизованно. Даже собственный опыт культурный они смогли осознать и каким-то образом зафиксировать, только пообщавшись с этими удивительными людьми.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Я бы, пожалуй, только с одним не согласился, по поводу светских властей. Надо сказать, что вообще весь этот период, 18-19 век для Сибири и Дальнего Востока и даже для Америки — это наш фронтир, это наш Дикий Запад, в данном случае Дикий Восток. И если мы все знакомы с детства с произведениями Майна Рида, Фенимора Купера, с фильмами Клинта Иствуда про покорение Дикого Запада, то, к сожалению, в нашей культуре это не нашло такого же отображения, хотя с точки зрения героизма покорения это было не менее, а даже более величественное событие. И здесь, отличие, причем принципиальное, состояло в том, что если для завоевателей Запада, Северной Америки это были просто варварские земли, людей надо было или покорить или уничтожить, их можно было обмануть, им можно было подсунуть чумные одеяла, то есть важно было просто освободить от них землю. То здесь мы видим, чем принципиально отличается русское покорение Сибири от, например, европейского покорения Северной Америки.

Марина Борисова:

— И от покорения Северной Америки именно на территории Северной Америки отличается. Иннокентий Московский там, в частности, занимался популяризацией прививок от оспы между индейцами.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Абсолютно противоположно...

Марина Борисова:

— И в чем собственно и преуспел.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это одно из удивительных периодов нашего государства и нашей церкви, которым можно и должно гордиться. Просто еще не родились те писатели и те кинорежиссеры, которые создадут свой не вестерн, у нас был свой жанр истерна, но он другого касался, лучшим представителем которого является любимое всеми нами «Белое солнце пустыни» о Средней Азии, а вот о присоединении Сибири, о том, что параллельно шла... Почему я сказал, что я не могу поддержать вашу оценку, что светская власть тут плохо помогала. Понятно, что все было плохо, потому что самой светской власти из Петербурга помогали не очень. Но когда и кто присоединение и завоевание непонятно зачем нужных земель из Центра поддерживал? Да никто и никогда.

Марина Борисова:

— Если учитывать еще расстояния.

Протоиерей Максим Первозванский:

— О чем и речь.

Марина Борисова:

— Если Иннокентий Московский, когда он вызвался быть миссионером на Аляске, добирался больше года.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, и наоборот, потом с Аляски, когда он отправил жену в Иркутск, восемь месяцев добирался до Петербурга и Москвы, где и получил потом известие о смерти жены. Это, конечно, совсем другие сроки, совсем другие пути, совсем другие дороги. Но мы видим удивительный сплав духовного и человеческого и государственного тоже усилия, которое позволило сделать Сибирь по-настоящему православной русской нашей землей. Русской, я сейчас имею в виду в суперэтническом смысле этого слова, когда говорят мама турок, папа грек, а я русский человек, то, что у нас пытались в 90-х годах называть россиянами дорогими, некое вхождение в русскую цивилизацию, в русскую духовность. И конечно, без подвигов этих замечательных святителей это было бы невозможно.

Марина Борисова:

— Я думаю, что те алеуты или там самоеды...

Протоиерей Максим Первозванский:

— Тунгусы.

Марина Борисова:

— Которых просвещал и обращал в православие святитель Иннокентий Московский себя, может быть, не называли русскими, но ощущали себя такими же, по крайней мере, если они учились в основанных этими просветителями духовных школах и становились православными священниками, то, наверное, они пропускали через себя все, что могла дать русская православная культура.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, потому, что, это можно сказать прямо прямым текстом, представление о людях — представителях диких народов, диких культур в какой-то момент как о недочеловеках все-таки русской цивилизации, русскому народу было совершенно не свойственно. Невозможно себе представить то, что еще в середине 20-го века было где-нибудь в Европе, в Бельгии или еще где-нибудь, невозможно себе представить зоопарк, в котором была представлена какая-нибудь семья туземцев и сытые и довольные европейцы приходили посмотреть на пигмеев, на папуасов или еще на кого-нибудь. Эта расовая теория в той или иной форме была настолько чужда нашему народу, поэтому совсем по-другому и колонизация происходила. Это были те же самые люди, их никто недочеловеками не то что не озвучивал это, а внутри себя не считал. И мы, наверное, совсем по-другому читаем или читали в детстве те же самые книги Финимора Купера или Майна Рида, мы этими книгами зачитывались, поражались чести, представлениям индейцев, при этом при реальном завоевании Северной Америки совсем другие вещи происходили. Другие люди колонизировали, конечно.

Марина Борисова:

— Я думаю, что в Сибири тоже все было не просто.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Не просто.

Марина Борисова:

— Поскольку присказка «дальше Сибири не сошлют» не при советской власти родилась.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Фронтир, он такой.

Марина Борисова:

— И Чехов «Остров Сахалин» написал тоже не при советской власти. И Достоевский «Записки из мертвого дома» писал в 19-м веке по воспоминаниям его собственной жизни середины 19-го века. Там очень непросто было проповедовать. Я к чему вспоминаю, что проповедовать там было не очень просто. Эта смесь, с одной стороны, таких колонизаторов, как на Диком Западе, освоителей новых земель, готовых на авантюру.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Условных золотоискателей, случайных людей, преступников часто.

Марина Борисова:

— И в то же время эти удивительные совершенно монахи, которые... Меня всегда потрясает постоянство подвига. Подвиг в нашем ощущении все-таки скоротечен. Почему мы Великим постом вспоминаем Марию Египетскую и оторопь берет, когда начинаешь складывать с помощью карандаша и бумаги.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Тридцать плюс семнадцать — сорок семь лет.

Марина Борисова:

— Сколько ж там она просидела в этой пустыни. И когда начинаешь примерять эту кольчужку на себя, оказывается, что она никак не примеряется. И когда смотришь на этих наших святителей Сибирских, думаешь, Боже мой, ведь это же такие же люди, как я. По-видимому, и забот и хлопот, по крайней мере, у Иннокентия Московского, у которого была просто большая семья, который белым священником полжизни прожил.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Мама на руках. Жена, дети маленькие, да.

Марина Борисова:

— И шестеро детей, которых в результате по хлопотам митрополита Филарета Московского, уж очень хотевшего, чтобы тот принял монашеский постриг, в результате взяли на содержание государственное, чтобы он мог развязаться и, по крайней мере, от забот о собственном семействе быть освобожденным. Но до этого-то... Все, он сделал, а сделал он столько, что если через запятую писать на одном листе бумаги, листа не хватит. Боже мой, ведь это обыкновенный человек. То есть не обыкновенный, конечно, но в принципе такой же каких мы видим. В Москве много храмов, зайдешь, там много священников, и вроде каждый второй из них может примерить на себя все, что делали они. Но там удивительный ключ, мне кажется, понимания того, что с ними происходило, это редкостная открытость и доверие Богу. Все что они делали, сделать человеку невозможно. Как в Евангелии сказано, что человеку это невозможно, но возможно Богу.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, видимо, именно открытость Богу и готовность услышать Его голос. Если бы Господь их не послал и не был бы с ними во все дни их, пусть не во все совсем, но во дни их жизни, они бы, конечно, не смогли ничего подобного сделать. А мы к Богу обращаемся с нашими простыми рядовыми вопросами, а если вдруг приходит какой-то помысел, а не должен ли я куда-то поехать и что-то великое совершить, отрицаем этот помысел как некое искушение. Мы не верим, что Бог может через нас совершить что-то великое, а если верим, то в каких-то непонятных тщеславных странных мечтах. Простоты нет и доверия Богу.

Марина Борисова:

— Как духовное завещание святителя Иннокентия Московского, который скончался в Великую Субботу в 1879-м году, он, умирая, говорил: дайте знать, чтобы при погребении моем речей не было, в них много похвал, а проповедь по мне скажите, она может иметь назидание, и вот текст для нее — «От Господа стопы человеку исправляются». Вот собственно все, что можно сказать и о нем и о его предшественниках. Это самое главное, чего нам не хватает в жизни, чему мы можем научиться у них. В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской Слободе протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

Марина Борисова:

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской Слободе протоиерей Максим Первозванский. Как всегда по субботам мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Предстоящая неделя не очень подходящая, слово просится совсем не духовное, как предбанник Страстной седмицы. В этом году нам на прощание Великий пост дарит такие примеры Сибирской нашей православной миссии, мы с вами поговорили, но есть еще один, очень дорогой мне всегда был пример, 14 апреля у нас память преподобного Варсонофия Оптинского. Вообще Оптинских старцев, как ни странно, при всей популярности истории Оптиной пустыни для современного православия, Оптинских старцев мы знаем очень мало. Как правило, наши познания ограничиваются в лучшем случае, Львом и Макарием, которые собственно и начинали старчество, и книгопечатание, и просветительство Оптинской общины. И, естественно, Амвросия Оптинского, который увековечен нашей великой классической художественной литературой. А вот множество старцев, которые были вместе с ними, и до последнего дня, до закрытия Оптиной пустыни, и даже после. Поскольку старец Нектарий, изгнанный из обители, доживая свои дни в одной из окрестных деревень, продолжал свой старческий подвиг, поскольку люди к нему все равно шли. История старца Варсонофия, мне всегда была, с самого начала, когда я познакомилась с историей Оптиной пустыни, очень близка по-человечески. Может быть, потому что человек сорок шесть лет прожил, как мы все, я по-другому не могу сформулировать. Во-первых, он из достаточно обеспеченного сословия, нельзя сказать, что он с чем-то боролся с юных лет, с какими-то сложностями. У него все было хорошо, семья купеческая богатая из Оренбургских казаков. Павел Плиханков окончил военную гимназию, потом училище, стал офицером в Петербурге служить, дослужился до полковника. А полковник в царской армии это очень серьезное положение в обществе, и в материальном, и в социальном плане это очень-очень серьезная планка, которую далеко не всем кадровым военных довелось взять. Это говорит об определенной образованности, надо было сдавать какие-то экзамены при получении каждого нового чина. Все было достаточно не просто, кому интересно, можно полюбопытствовать, у Куприна все это достаточно подробно описано в его повестях и рассказах, которые касаются жизни кадрового офицерства в 19-м веке. И вот в сорок шесть лет человек уходит в монастырь. Читаешь об этом и думаешь, а как бы я, а я бы смог? Все-таки сформировавшийся, почти, без малого, до пятидесятилетия человек дожил, очень зрелый, с какими-то устоями, даже с привычками.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Собственно карьера военного, знаем, двадцать пять лет, к сорока пяти, к сорока шести человек достигает высшего для себя положения. Мне кажется, это не то, что мы должны примерять на себя: а я бы смог, а я бы не смог. Обстоятельства жизни настолько индивидуальны. Вы знаете, мое воцерковление настоящее, мое становление как священника проходило в Новоспасском монастыре. Не будучи сам монахом, я знаком и дружил и продолжаю дружить с очень многими монахами и понимаю, как люди попадают в монастырь. Не вы Меня избрали, но Я вас избрал, пути Господни неисповедимы, и всегда в основании любой — хотел сказать, любой монашеской карьеры — любого монашескому пути, если человек не от юности принимает такое решение, лежит какое-то событие в его жизни. Иногда сокровенное от внешнего взора, иногда совершенно явное, когда что-то происходит, что человек задается вопросом, как мне жить дальше. Тот самый кризис среднего возраста. Сорок пять — сорок шест лет, когда предыдущая часть жизни пройдена, когда предыдущий период, который не случайно в современной психологии называется «бурей и натиском», когда человек достигает максимальных результатов в своей мирской и светской жизни, пройден. И дальше встает вопрос, что делать дальше. Дальше можно становиться генералом, наверное, такой путь у него тоже был, либо... Это действительно переосмысление. Кто-то работу меняет, кто-то еще чего-нибудь. Это важный период, его тоже важно не упустить. Он для человека будет определять всю его вторую половину жизни, не менее важную, чем первую. Мы видим, как распорядился этим выбором преподобный Варсонофий.

Марина Борисова:

— Но удивительно вся его метаморфоза для меня не менее удивительна, чем метаморфоза Марии Египетской. Может, скажу сейчас слишком смелую мысль, но это в моем восприятии. Он, предположим, решает, что жизнь пора изменить кардинально. Ему в руки попадает журнал, где написано про Оптину пустынь и про старца Амвросия, он думает: о, съезжу-ка я к старцу Амвросию. Приезжает, его старец Амвросий принимает, говорит ласковые слова и говорит: ты езжай и года через два приезжай. Опять я возвращаюсь к тому, с чего я начала разговор, ему почти пятьдесят лет, он сформировавшийся взрослый мужчина, тем более военный. Что такое еще два года? Непонятно, как ты должен прожить, прежде чем совершится то, к чему ты вроде как уже пришел совершено сознательно. И он выдерживает это. Но приезжает, а там уже нет в живых старца Амвросия. И все приходится с начала... Новым старцем стал Анатолий (Зерцалов). Значит, к нему надо попасть, ему опять от начала до конца нужно рассказать свою историю, он же не в курсе, не он же его благословил два года ждать. Все к тому, что ты все время себя ломаешь. Я все время возвращаюсь, что он полковник, он же командовать привык, а тут ты не только полностью меняешь свой образ жизни и образ мыслей, а тут еще такое сугубое смирение, которое тебя настигает не так, как в старых древних патериках, а вполне... Смотришь на эту картинку, и она вполне сопоставима с тем, что мы можем увидеть в нашей жизни, просто мы не выдерживаем это.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Возможно, подчеркиваю, возможно, потому что я не вижу здесь ничего такого удивительного. Я много таких историй знаю. Прям вот среди моих друзей, лично знакомых мне людей, я вижу, как Господь на монашеские пути... Дальше оказывается, как ты будешь дальше жить. Мы видим, что его отправляют простым послушником на многие годы, вот это сложно. Собственно прийти, отстоять очередь к знаменитому старцу, рассказать ему свою жизнь — да, это через день происходит в любом современном монастыре, генералы и полковники приходят и ждут, и смиренно испрашивают благословения. Вопрос не в том, чтобы этот шаг сделать, особенно если тебя ничего в миру не держит. Это важно — держит тебя что-то в миру или нет. Если не держит, и ты понял тщету этого мира... Это гораздо более четко осознается на рубеже пятидесяти лет, чем в восемнадцать лет, потому что, как говорили многие знакомые мне духовные люди: я не верю в истинное благочестие младше сорока лет, когда ты себе что-то строишь, какие-то планы, какие-то тщеславные мысли, это все играние крови. А после пятидесяти, если ты продолжаешь на этом духовном пути настаивать и стоять, это что-то настоящее, живое. И такие примеры есть. Сложно дальше, сложно пройти по этому пути, по которому Варсонофий таки прошел.

Марина Борисова:

— Да, и не просто послушником, а келейником старца Нектария, который юродствовал. Тебя ставят служкой — помощником.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Денщиком. Давайте назовем это военными словами, если уж он был военным сам, значит, его денщиком назначили.

Марина Борисова:

— Да, к какому-то еще чудаковатому монаху, который в куколки какие-то играет, ведет себя как-то странно. Это все ведь психологический слом, как сейчас говорят.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Вот я и говорю, что самое главное, что потом. Насколько твое желание искренне послужить Богу, насколько твое доверие к твоим духовным руководителям, в этом возрасте это сложно. И мы знаем, что далеко не все этот путь легко проходили. Когда ты пришел в монастырь в двадцать лет и тебе говорят носить круглое, катать квадратное — это одна история. А когда тебе пятьдесят, это совсем другая история.

Марина Борисова:

— Надо сказать, что весь его монашеский путь был очень сложный. И то, что он попал капелланом на русско-японскую войну, где трагическое совершенно поражение потерпела русская армия.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Где воевал мой прадед.

Марина Борисова:

— И когда потом, после того, как умер старец Иосиф, и старца Варсонофия поставили возглавлять скит, взбунтовались духовные чада отца Иосифа. Какая-то смута монашеская. Пришлось ему уже преклонного возраста человеку и не очень здоровому уходить из Оптиной. Он пришел в Оптину, чтобы там скончаться. В результате напоследок его буквально сослали в какой-то другой, чужой, ему не знакомый Новоголутвинский монастырь, где все приходилось начинать сначала, а сил уже не было. Эта удивительная история этого человека меня всегда потрясала своей готовностью преодолевать любые испытания, которые Господь пошлет.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Она живая история. Поскольку она живая и совсем недалеко от наших реалий отстоящая, я как раз вижу в нем именно живого человека. Вы такие замечательные слова про него говорите, а я как бы все время немножко спорю. Не для того, чтобы поспорить, а для того чтобы сказать, что обыкновенный человек, у которого, в том числе, были свои слабости, у которого были свои, наверняка, какие-то проблемы внутренние. И судьба у него была не простая, когда его могли — раз и пожалуйста — ты в монастырь пришел, а тебя на войну отправляют. Вроде с войны пришел, а тебе ехать в какой-то совершенно другой монастырь. Я иногда смотрю на пути наших современных архиереев, например, или игуменов, архимандритов, иеромонахов, которые, допустим, в таком же возрасте, сорока лет, может быть, пятидесяти, принимали монашество и вроде с определенной целью их куда-то направляли, потом жизнь их радикально менялась, они ехали в другие места. И человек был каким-нибудь иркутянином или новосибирцем, а потом поехал в Москву, из Москвы его куда-нибудь опять в Латинскую Америку отправили. Это все видишь в современной духовной жизни, где-то и нелюбовь братии, а где-то братия хорошая и ты вроде неплохой, а не вписался, потому что твой собственный опыт и твое представление идет вразрез с тем, как это было где-то принято. Это жизнь, это живые люди. И то, что они достигают святости, для меня является не свидетельством того, что они были великими, хотя, конечно, они были великими, а что такие же люди живут среди нас. Я думаю, люди, которые будут вести программу «Седмица» лет через пятьдесят, на каком-нибудь особом радио, будут рассказывать о наших современниках, скажут: вот были титаны духа. Оказывается, Бог близок к каждому из нас, оказывается, мы и многие из нас идут его путями. И если мы смотрим на жизнь Церкви не критическим взором, который все отрицает и которому все не нравится, то видим, как господь плетет удивительный гобелен церковной жизни и вплетает в него нити святых жизней.

Марина Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня как всегда по субботам в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской Слободе протоиерей Максим Первозванский. Как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Мы подошли к самому завершению Великого поста, мы стоим на пороге Страстной седмицы, и завершает грядущую неделю Лазарева суббота. Я даже не знаю, как подойти к разговору об этом дне. Рассказывать сюжет Евангельского чтения, который мы услышим в субботу за литургией, бессмысленно, мне кажется, большинство наших радиослушателей знают эту историю воскрешения Лазаря после того, как он скончался и четыре дня пролежал в гробнице.

Протоиерей Максим Первозванский:

— А мы можем подойти богослужебно к этой истории. Мы вспоминали события, а ведь Лазарева суббота, эта история начинается с понедельника, уже в понедельник Церковь будет в своих стихирах петь, что Лазарь заболел. Во вторник Святая Церковь напомнит нам прямо на своих богослужениях, есть те люди, которые приходят в храм — Лазарь умер. Потом будет «двуденствует бо Лазарь». «Триденствует Лазарь», то есть Лазарь уже третий день лежит в гробу. То есть мы всю неделю будем помнить о предстоящем событии воскрешения Лазаря. Причем, важно помнить, что Великий пост состоит из двух частей. Из Великой Четыредесятницы, которая заканчивается в эту пятницу, и Церковь будет петь в эту пятницу, что все, Великий пост кончился. А дальше у нас особняком стоят два дня, предшествующие Страстной неделе: это Лазарева суббота, о которой мы говорим, и Вход Господень в Иерусалим, после чего начнется Страстная неделя. Мне кажется, осмыслением места богослужебного этих дней в Великом посту, сделать на этом акцент, саму историю о воскрешении Лазаря надо внимательно слушать, это длинная история. Ее будут читать в субботу утром в храме, если вы вдруг не будете в субботу утром в храме, обязательно прочитайте ее сами.

Марина Борисова:

— Если говорить о богослужении, тут важно еще напомнить, что мы на этой неделе вспоминать будем разных святых, о некоторых из них мы с вами поговорили, но наступает суббота и Минея отлагается.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да.

Марина Борисова:

— Все, нет пространства внутри верующего христианина для того, чтобы вспоминать что-либо, кроме событий Страстной седмицы. Это концентрация внимания такой степени, что, только дойдя до Страстной седмицы, понимаешь, зачем нужно было шесть недель держать Великий пост. Иначе просто невозможно это вместить.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, собственно, это вершина, макушка настоящая церковного года, его средоточие, его сердце. Да, сорок подготовительных дней кончаются и нам предстоит...

Марина Борисова:

— Но для меня в истории с воскрешением Лазаря всегда было абсолютно загадочно даже с точки зрения человеческой. Евангелист Иоанн пишет: многие видевшие это чудо уверовали в Иисуса как в миссию, но фарисеи из страха «с этого дня положили убить его». То есть это как? Если уверовали как в миссию, если всем понятно, что вот Он.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Уверовали не все, уверовали многие, и именно эта вера многих и побудила тех, кто в Него не верил, принять решение о Его убийстве. Тут мы видим на примере целого народа, как происходит в душе конкретного человека принятие или непринятие Господа. Если ты принимаешь Господа, ты идешь за Ним, так и хочется сказать «туда, куда Он тебя позовет», но дальше мы видим, сколько людей отпадает, как отпадает Иуда, как отпадает Петр. Как по-разному складывается их дальнейшая жизнь. Мы видим, как толпа народа, встречающая Христа буквально через два дня начинает вопить: распни Его. Но все равно эти люди идут за ним, худо-бедно, падая, спотыкаясь, предавая. И есть те люди, которые — гробы крашенные, которые в своем самодовольстве, в своем понимании того, чего и как устроено в этой жизни, не готовы видеть ничего дальше собственных схем. И если Иисус не вписывается в эти схемы, тем хуже для Иисуса. Это размышление настоящее фарисейское, почему именно такое фарисейское отношение к жизни Господь и обличает больше всего, говоря о мытаре и блуднице. Казалось бы, что может быть хуже быть мытарем или блудницей, но они вперед вас идут в царство Небесное, потому что... Ну, потому что вот... Ты не принимаешь Его, а вариантов у тебя не остается. Хорошо, когда ты можешь... Это примерно, как в нашей собственной жизни. Что-то там происходит за пределами нашей квартиры, ну и ладно, я могу это осуждать, я могу об этом разговаривать с соседями, обмениваться в социальных сетях, потому что меня это раздражает. Но пока меня это не касается — ну и ладно. А когда это коснется меня лично, тогда я не могу не определиться. И вот сейчас как раз то самое время, когда лично каждый участник в Иерусалиме должен был определиться. Ну и собственно нас Церковь призывает: ты уж тоже, братец мой, или сестрица, определись, где ты — с Иисусом распинаемым или с самодовольными распинающими Его фарисеями.

Марина Борисова:

— Есть еще один смысловой момент в этой истории, который очень часто вызывает вопросы. Если Иисус знал, что Лазарь воскреснет, почему по дороге к его гробнице Он плакал?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Слушайте, ну, если Он знал, что Он Сам воскреснет, почему Он плакал кровавыми слезами на камне в Гефсиманском саду? Потому что смерть это всегда трагедия, не надо воспринимать смерть, как какое-то мультяшное событие, как какое-то событие в игре, сейчас мы перезагрузимся и начнем миссию снова. Смерть это разлучение души и тела, это сошествие в ад, это ужас, это мрак, это богооставленность, это то, что не может и не должен переживать человек по замыслу Божию, это просто катастрофа. Поэтому, конечно, Он точно так же, как знание о воскресении Христа. Вот мы с вами знаем... Часто потом в событиях Страстной недели говорят: мы знаем, что Христос воскреснет, и нам легче, чем апостолам, которые об этом не знали. Во-первых, им тоже об этом говорили, и во-вторых, нельзя сказать, что нам сильно легче. Мы, даже зная много-много лет, иногда даже десятилетия переживая Пасху, все равно мучаемся и страдаем, если искренне переживаем Страстную неделю, если погружены не в куличи и крашение яиц, а погружены в Евангелие и погружены в богослужение, мы все равно переживаем и все равно плачем. Не просто от умиления, а потому что это больно, и тем более это было больно Самому Спасителю.

Марина Борисова:

— Есть еще один момент, касающийся больше упорядочения нашей церковной жизни. Мы помним про огромное значение Лазаревой субботы, и многие, я думаю, стараются быть в церкви за Божественной литургией, но я часто слышу от людей, что забывается вечерняя служба, предшествующая Вербному воскресенью, поскольку освящение вербы происходит именно на вечернем богослужении в субботу.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Ну, не зна-аю, у кого она забывается, у нас это одна из самых посещаемых всенощных.

Марина Борисова:

— Я основываюсь на том, что люди часто спрашивают, а когда вербу освящают? Все знают, что Вербное воскресенье это воскресная литургия, и в храм приходят с вербой. Я слышала от людей непосредственно в храме, а когда же будут освящать?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это я согласен, что для многих людей это является вопросом важным, хотя на самом деле, это вопрос глубоко второстепенный. Ну да, вербы освящаются и пальмы, сейчас во многих храмах и пальмы уже присутствуют — вайи. Они освящаются на полиелее на всенощном бдении, но, при этом, все знают, что после окончания Божественной литургии выйдет батюшка с Чашей...

Марина Борисова:

— Покропит.

Протоиерей Максим Первозванский:

— И все равно всех нас покропит.

Марина Борисова:

— Какие-то знаки чисто внешние, как отпускать птиц на Благовещенье, как печь куличи на Пасху, мы, с одной стороны, понимаем, что это внешнее проявление, а с другой стороны, трудно себе представить, что мы вынем это внешнее проявление из нашей церковной жизни и насколько она... Нет по сути, конечно, она не изменится.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Вообще верба или пальма на Вербное воскресенье более глубокий символ, чем куличи и птички, потому что мы стоим с этими ветвями прямо на службе. Даже если мы не пришли на всенощную, что очень жаль, конечно, а пришли только на литургию, мы стоим на литургии с этими ветвями, и мы ощущаем себя, это один самых литургических моментов, мы не просто вспоминаем событие, мы проживаем его, как совершающееся с нами. Мы стоим и встречаем Спасителя, идущего в Иерусалим.

Марина Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской Слободе протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу, поститесь постом приятным. До свиданья.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Храни вас всех Господь.

Все выпуски программы Седмица

• «18-е воскресенье по Пятидесятнице. Память отцов 7 Вселенского собора». Прот. Федор Бородин
• «17-е воскресенье по Пятидесятнице». Протоиерей Максим Первозванский
• «16-е воскресенье по Пятидесятнице. Покров Пресвятой Богородицы». Протоиерей Максим Первозванский