«Новогодний вечер: светлые истории». Юлия Казанцева, Владимир Легойда, Светлана Феодулова

Нашими гостями были кандидат искусствоведения, пианистка Юлия Казанцева, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда и оперная певица Светлана Феодулова.

В этот новогодний праздничный вечер гости с ведущими делились удивительными историями из жизни, а также любимыми музыкальными композициями.

---

Александр Ананьев:

— Жизнь полна чудес, дорогие мои друзья. Если в эти самые мгновения, когда полстраны режет салат Оливье, полстраны смотрит «Иронию судьбы», полстраны летят по зимним дорогам, чтобы успеть к друзьям, помочь посмотреть «Иронию судьбы» или порезать салат Оливье, а вы в эти минуты включили радио «Вера» и проводите вот эти предновогодние часы вместе с нами, не знаю, как для вас, для меня это самое настоящее чудо. И в благодарность за то, что вы сегодня решили провести эти несколько часов светлого предновогоднего вечера в нашей компании радио «Вера», мы решили сделать вам маленький подарок. Мы сегодня не будем говорить о сложном, хотя, зная людей, которые собрались сегодня в светлой студии радио «Вера», я понимаю, что будет и о сложном, и о мудром, и о весёлом, будем плакать и смеяться. Сегодня на протяжении нескольких часов мы будем рассказывать вам светлые предновогодние истории. И хочу начать с потрясающей компании, которая сегодня собралась в светлой студии радио «Вера». При всей любви к жене, я хочу начать всё-таки не с неё.

Алла Митрофанова:

— Жена и так никуда не денется.

Александр Ананьев:

— И даже не с дорогого моему сердцу Алексея. Можно я сначала представлю... Сегодня меня спрашивали о том, кто будет в гостях на радио «Вера»? Я говорю: «Это будет музыкальная птица: лёгкая, красивая, всегда праздничная, независимо от того 31 декабря сегодня или 14 ноября и дождь». Вот это воплощение музыки, всё, что я могу узнать о музыке, это Юлия Казанцева, лауреат международных конкурсов, ведущая своего образовательного курса, красавица, умница, блестящий музыкант. Здравствуйте!

Юлия Казанцева:

— Здравствуйте! Спасибо большое за такие слова.

Александр Ананьев:

— В первую очередь, благодаря вам, вы же понимаете, что своим появлением изменили эфир радио «Вера», благодаря вашему появлению мы сегодня решили не просто истории рассказывать, а рассказывать музыкальные истории.

Юлия Казанцева:

— Это прекрасно!

Александр Ананьев:

— И слушать не просто музыку с маленькой буквы, а Музыку с большой буквы. Вот коротко, не называя исполнители, что мы сегодня услышим, пока режем салат Оливье?

Юлия Казанцева:

— Ну без Чайковского точно не обойдёмся, ну и будут несколько сюрпризов.

Александр Ананьев:

— О как! И главным сюрпризом для меня, это то, что вместе со мной сейчас за столом в светлой студии радио «Вера», впрочем, как и все остальные 365 дней уже уходящего года, находится моя жена, ведущая, телерадиоведущая, Алла Сергеевна Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— Женщина-сюрприз!

Александр Ананьев:

— Сюрприз, да, да! Откроешь, а там игрушка. Чего ты ожидаешь от этого эфира, что ты подготовила?

Алла Митрофанова:

— Ну праздника, конечно, праздника! И полноты жизни, ну, как всегда. То, что на немножечко отрывает от земной суеты, и мне кажется, что ни салат Оливье, ни гонки по вертикали за подарками не способны поглотить нас вполне, если мы сами, ну если мы сами смотрим в небо, хотя бы просто на звёзды, то тогда, тогда ничто не мешает лететь на крыльях. И вот мне хочется, чтобы мы сегодня немножко полетали.

Александр Ананьев:

— Понятно, неспроста Алла Сергеевна Митрофанова так любит Пушкина, она говорит стихами, только в прозе. И я представляю ещё одного замечательного человека, если бы он был книгой, он бы назывался энциклопедией музыки от 1328 года до сегодняшнего дня.

Алексей Пичугин:

— Я сейчас силюсь представить себе, на чём играли в 1328 году где-нибудь в районе Москвы современной.

Александр Ананьев:

— Ну почему Москвы современной, есть ещё Германия, Франция, вот Юля Казанцева не даст соврать. Там тоже что-то играли.

Алексей Пичугин:

— Я бы хотел узнать на чём играли у нас. За все годы работы на радио «Вера», как только музыкальная программа, как только приходит в студию кто-то, вот сейчас мне вообще стыдно, но я всё время говорю, что меня выгнали из первого класса музыкальной школы. И это правда, причём с формулировкой «за полное отсутствие таланта». Так как мне медведь на ухо наступил, он не наступал никогда и никому. Но тем не менее я себя без музыки не представляю. У меня 365 дней в году, наверное, 24 часа в сутки что-нибудь где-нибудь играет. Я уже даже стал ловить себя на мысли, играло, что последние пару месяцев я езжу в машине в тишине. И думаю, что-то не хватает, а, оказывается, у меня...

Алла Митрофанова:

— Закончился плейлист?

Алексей Пичугин:

— Не то чтобы закончился, мне всё надоело, мне нужно что-то новое. Вот что я жду от этой программы? Александр, ты спрашивал, я жду обновления плейлиста.

Юли Казанцева:

— Я постараюсь.

Александр Ананьев:

— Итак, дамы и господа, разрешите представить замечательного радиоведущего, историка, энциклопедиста, замечательного человека, Алексея Пичугина. Я Александр Ананьев и вот такой компанией мы проведём ближайший час «Светлого вечера» на радио «Вера» и будем говорить о музыке. А можно я не с музыки начну?

Алла Митрофанова:

— А сколько у нас до Нового года осталось?

Александр Ананьев:

—До Нового года осталось...

Алексей Пичугин:

—5 часов, нет, 6 часов.

Алла Митрофанова:

— Пять с половиной, 5.45.

Александр Ананьев:

— Всего ничего. Ты же понимаешь, что время здесь и на Луне летит по-разному, течёт по-разному. Неважно, сколько осталось до Нового года, важно, что... я просто сейчас ехал и думал, что я обязательно расскажу эту историю. Вот когда в детстве били куранты, поздравляли нас президенты, ещё чего-то, я знаете, что делал? Я всегда с бокалом компота, ещё с чем-то подходил к окну, открывал занавески, а перед домом была дорога широкая, и я всегда смотрел, и там обязательно какая-то машина ехала ровно в полночь. А я ужасно переживал за тех, кто сейчас едет в машине, потому что мимо них праздник проходит, мне всегда так было страшно, что я однажды окажусь в машине в Новый год, и я подходил к окну и вот прямо изо всех сил поздравлял их с Новым годом, потому что вот кому сейчас плохо. То есть мне почему-то не приходило в голову, что сейчас в реанимации врачи спасают больных, что сейчас в шахте шахтёры, что космонавты в космосе, нет, вот за рулём сейчас возле моего дома едет дядя и ему очень плохо. Я всегда его поздравлял.

Алексей Пичугин:

— А ты когда-нибудь работал в эфире в Новый год, в самую ночь новогоднюю?

Александр Ананьев:

— Было, было, и много раз. Это было потом фантастическое ощущение, правда, это, знаешь, это как, я не знаю, с чем сравнить. Это такой эфир, который доставляет тебе невероятное удовольствие в процессе, но потом слушать его почему-то невозможно.

Алексей Пичугин:

— Интересно, далеко не на всех станциях можно было себе такое позволить. Я ни разу не работал в эфире в Новый год, у меня к Новому году настолько трепетное отношение, вот с кем ни поговоришь, почти никто не разделяет, это для меня настолько праздник, насколько он может быть, такой простой, семейный, но вот я всегда живу в ощущении. Понятно, что в студенчество где-то, когда-то, в деревню, на дачу куда-то ездили, в клубы ходили, ну тогда не клубы, ну куда-то ходили, в общем. Но до этого и потом я очень быстро вернулся к такому формату, что куда угодно, с кем угодно можно поехать в какие-то другие праздничные общечеловеческие гражданские дни, но Новый год — это что-то семейное, и я всегда надеялся, что где бы я ни работал, на какой станции, меня не посадят в Новый год в эфир. И ни разу не посадили. Причём есть же такое правило золотое: ты если приходишь последний в этом году работать, то на тебе и будет новогодний эфир. Ну как-то вот так получалось: что-то или после меня кто-то приходил, или что-то там вдруг в последний момент менялось, до позднего вечера 31-го я миллион раз работал. А вот чтобы в 12:00 чокнуться с микрофоном бокалом шампанского, такого не было никогда. Я безумно рад и очень надеюсь, что такого никогда не случится.

Александр Ананьев:

—Я всё пытаюсь дать слово прекрасный Юлии Казанцевой.

Юлия Казанцева:

— Я наслаждаюсь и слушаю.

Александр Ананьев:

— По часам осталось три с половиной минуты до того, как зазвучит первое... Возможно Чайковский.

Юлия Казанцева:

— Нет, ещё нет.

Александр Ананьев:

— Ещё нет? Хорошо, но я хотел другое сказать. Я хотел сказать огромное спасибо за то, что этот год, почему он был такой счастливый, для меня лично? Потому что предыдущий Новый год мы встретили на Литургии в храме, впервые в жизни Новый год мы встретили в храме. Ой, как это было хорошо, вот для меня это было открытие. Вот то, чего я не мог себе представить 43 года, а на 44-м, бац, оказывается, так можно. Это прекрасно. Всё, Юленька, мы хотим музыки новогодней, много новогодней музыки. Вообще, в принципе, такая существует или преимущественно рождественская?

Юлия Казанцева:

— Конечно, преимущественно рождественская. Но есть такие именно новогодние хиты. Вот вы вспоминали Новый год, у меня тоже как-то сразу картинка крутится в голове. У меня новогоднее детство — это дедушка, который смотрит фильм «Антон Иванович сердится» и сразу за ним без перерыва «Музыкальная история». И вот это обязательно. Это 31-е, пока мы режем салаты, дедушка сидит в кресле и я собственно рядом с ним, и каждый год смотрим. То есть, сколько я смотрела? Сейчас дедушки уже нет, я все равно смотрю, то есть, получается, 36 раз я смотрела эти фильмы, и каждый раз такое наслаждение. Ведь они удивительно музыкальные. Хотя они к Новому году не относятся, но для меня это связано: эти фильмы и Новый год. А ещё детская такая яркая картинка, дедушка играет, мы поём «В лесу родилась ёлочка», и это уже музыкальный поворот, потому что знаете ли вы такого композитора, друзья, Леонид Бекман?

Александр Ананьев:

—По-моему, да!А вы сейчас скажете: а его не существует!

Юлия Казанцева:

— Да!

Александр Ананьев:

— А я знал!

Юлия Казанцева:

— Леонид Бекман он биолог, он биолог, но он написал эту мелодию «В лесу родилась ёлочка». Он её придумал, он композитор, просто непрофессиональный композитор.

Александр Ананьев:

— Значит, существует.

Юлия Казанцева:

—Да, существует, только в другом измерении. Просто записала эту мелодию его жена, Снегурочка. Его жена была пианисткой, и она записала. Так что «В лесу родилась ёлочка» — это Леонид Бекман, биолог, композитор. Благодаря жене его безымянной мы все эту песню знаем, мы же знаем её?

Александр Ананьев:

— Конечно, мы слушаем " В лесу родилась ёлочка«? Я полагаю?

Юлия Казанцева:

— Нет, другой хит, сейчас ещё одного композитора назову, которого вы все знаете, но не знаете, что он написал. Это Йозеф Мор. Перемещаемся в Зальцбург, деревня, 19 век, начало 19 века, 1818 год, зальцбурская деревня и пастор, простой пастор, Йозеф Мор пишет песню «Тихая ночь». Stille Nacht.

Алексей Пичугин:

— Stille Nacht. Да. Мы в институте разучивали её на немецком.

Юлия Казанцева:

— Вот! Её же поют на всех языках, на всех языках.

Алла Митрофанова:

— Мне кажется, что даже не на немецком она наиболее популярная.

Юлия Казанцева:

— Я её и на русском долго пела.

Александр Ананьев:

— А на русском как она звучит?

Юлия Казанцева:

— Не помню, «Тихая ночь», а дальше я не помню.

Алексей Пичугин:

— Я сейчас прямо чувствую, у меня плейлист на максималках становится.

Александр Ананьев:

— Всё, всё, все. Давайте на радость Алексея Пичугина и всем тем, кто слушает радио «Вера»...

Юлия Казанцева:

— Но мы слушаем не Stille Nacht.

Алла Митрофанова:

— Так.

Юлия Казанцева:

— Мы слушаем другую песню, я прошу прощения, мы идём по хитам, ещё один композитор, которого все знают, но вы не знаете его, это Джеймс Пирпонт. Пирпонт — это американский композитор 19 века, органист.

Алла Митрофанова:

— Джингл бэлс.

Юлия Казанцева:

— Да.

Александр Ананьев:

— Я предлагаю рассказать о ней чуть позже, а сначала предлагаю её послушать. Душа просит музыки и мандаринов.

Звучит мелодия.

Александр Ананьев:

— Алла Митрофанова, Юлия Казанцева, Алексей Пичугин, Александр Ананьев, 16 мандаринов, новогодняя ёлка и настроение...

Алла Митрофанова:

— Уже 15.

Александр Ананьев:

— Держи себя в руках, жена. И настроение Нового года в светлой студии радио «Вера», «Светлый вечер» продолжается. Сегодня он невероятно музыкальный, в первую очередь, благодаря музыке и музыкальным историям Юлии Казанцевой, с которыми мы провели, по-моему, весь этот год. Сколько программ мы записали? Надо подсчитать.

Юлия Казанцева:

— По-моему, около 30.

Александр Ананьев:

— Это же фантастика.

Алексей Пичугин:

— А я с Юлей познакомился только что, буквально, несколько минут назад, но...

Алла Митрофанова:

—Как у тебя это вышло?

Алексей Пичугин:

— Но я с Юлей, получается, знаком на протяжении этого года. Поскольку часть анонсов, которые звучат на радио «Вера», анонсы программы «Светлый вечер» я записываю и по понедельникам ведь да? А! По вторникам, мне обычно блок этот присылают, мне почему-то казалось по понедельникам, ну да ладно. Я всегда читал, что вот в программе «Светлый вечер» Юлия Казанцева. Мне всегда было очень интересно и очень хотелось познакомиться. Лёша, очень приятно.

Юлия Казанцева:

— Как я рада знакомству тоже, взаимно.

Алла Митрофанова:

— Развиртуализировались.

Александр Ананьев:

— У меня, кстати, вот такое ощущение, я наверняка знаю, что наверняка наши слушатели, ну кто-то из них в фантазиях видят, как они работают на радио Вера. Вот у вас уже есть этот опыт фактически работы на радио «Вера». Как это? Расскажите.

Юлия Казанцева:

— Прекрасно. Это эйфория, я пианистка, которая привыкла сидеть у себя дома и часами играть, играть, играть. Я вышла когда в первый раз на радио, это было 3 года назад, я почувствовала, что у меня выросли крылья за спиной. Я до сих пор летаю, порхаю и не могу остановиться. Так что для меня это было какое-то откровение, радио «Вера» — это любовь на всю жизнь.

Александр Ананьев:

— Дорогие друзья, сегодня мы не просто рассказываем о своих ощущениях накануне Нового года за несколько часов до боя курантов, но и рассказываем музыкальные истории, которых у нас немало. Из музыкальных историй я сразу вспоминаю, как мы с тобой, Алла Сергеевна, попали на один концерт. Причём я начну, наверное, эту историю с конца, чтобы была интрига. Итак вечер, Москва, где-то пол-одиннадцатого вечера, полупустой бар где-то на Бульварном кольце, заходят двое: хмурый он и рыдающая она.

Алексей Пичугин:

— Это были вы?

Александр Ананьев:

— Да. Она красивая в вечернем плане, она рыдает, а я хмурый. И люди все сидят и смотрят на нас, и думают: каков мерзавец, а? Он, наверное, её бросил, он её обманул, Он, наверное, её предал. Не может женщина рыдать так сильно. А за несколько часов до. Перематываем. Мы заходим в концертный зал Московской консерватории, реквием Верди, за дирижерским пультом Теодо́р Куре́нтзис. И мы такие радостные: наконец-то мы попали на концерт Теодо́ра Куре́нтзиса, мы сейчас услышим Реквием, наверное, это прекрасно. И в процессе нас так накрыло, причём об этом можно написать, наверное, трёхтомник какой-нибудь, роман о наших ощущениях, потому что ну вы же знаете Теодо́ра Куре́нтзиса, у него трубы иногда играют с партера, чтобы создать атмосферу. Оркестр может встать и уйти в фойе, потом вернуться из фойе с праздничным маршем. Но самое главное, это музыка, которая была написана вот не Верди, и сыграна не Куре́нтзисом и его МьюзикЭтėрной, это музыка, которая была создана самим Богом. И в этот момент — вот этот оркестр и этот худой дирижёр, он стал каким-то тонким проводом, по которому идёт это электричество, и это было больше чем музыка, это было больше чем концерт.

Алла Митрофанова:

— Я сейчас опять расплачусь.

Александр Ананьев:

— Да. И когда мы вышли оттуда абсолютно счастливые, ошарашенные, Аллечка просто разрыдалась, и чтобы не идти по улице и не рыдать, мы вошли в бар, чтобы порыдать там.

Алла Митрофанова:

— Это знаете, как бывает? Когда тебя переполняет такое счастье и такая радость, что у тебя сердце не вмещает, не вмещает вот этого сокровища, то есть ты в этот момент начинаешь мир другим видеть, ты начинаешь его видеть пронизанным светом каким-то, это то, что случилось с нами на этом концерте. Это не обязательно на концерте случается, ну так получилось, что именно в тот раз это произошло в связи с Реквиемом Верди в исполнении МьюзикЭтėрна и Теодора Куре́нтзиса. Это сильнейшее, сильнейшее переживание. Не знаю вполне ли музыканты отдают себе отчёт, в каком таинстве они принимают участие, но они как будто бы делают видимым и доступным нам, простым смертным, тот свет, которые наши глаза, наш мозг, наши органы человеческие воспринимать не в состоянии.

Александр Ананьев:

— Да, это было просто море света. Юлия.

Юлия Казанцева:

— Да?

Александр Ананьев:

— Самый запомнившийся, может быть, концерт, может быть, вообще не в вашей жизни, а вообще в истории.

Юлия Казанцева:

— Нет, почему? В моей жизни. Вот Алла рассказывала, вы рассказывали про концерт Верди. Я сразу вспомнила, что совсем недавно я так же рыдала в большом зале консерватории, тоже на философские всякие размышления по этому поводу. Причём я пришла на этот концерт с сыном, ему 5 лет, и мы слушали Стравинского «Весна священная». Я не ожидала, чего это я буду там рыдать? Тем более я музыковед, всё это знаю, как это устроено, как это построено. Но это накрывает, это, понимаете, эти слёзы, не знаю, слёзы счастья, слёзы полноты бытия, когда ты не можешь вместить, вот я абсолютно с тобой согласна. Я, единственное, пыталась скрыть, чтобы сын не подумал, что у меня там зубы разболелись или ещё что-то.

Алла Митрофанова:

— Вот именно.

Юлия Казанцева:

— Слезы — это горе, а у меня слёзы — это счастье.

Алексей Пичугин:

— А, может быть, наоборот, чем раньше он узнает, что слёзы могут быть слезами радости и счастья тем лучше?

Юлия Казанцева:

— Это вы правильно сказали, надо будет ему объяснить, но на тот момент мне надо было как-то спрятаться, они всё льются и льются, это был, знаете, неожиданный, но счастливый момент этого года.

Александр Ананьев:

— Ну я так понимаю, что если у нас речь о наступающем Новом годе, о слезах женского счастья, мы будем слушать Чайковского?

Юлия Казанцева:

— Кстати, вот под Чайковского под «Щелкунчика» очень хорошо плачется. Всем рекомендую. Мы будем слушать адажио, почти гарантированно.

Александр Ананьев:

— В этой стране лучше плачется под «Лебединое озеро», скорее.

Юлия Казанцева:

— Ну, мне кажется, «Щелкунчик» даже сильнее.

Алексей Пичугин:

— Под «Лебединое озеро» некая неопределенность наступает обычно в нашей стране.

Юлия Казанцева:

—Это слезы счастья. Адажио — это же хэппи энд, но хочется плакать. Давайте поплачем.

Алла Митрофанова:

— Мы что, будем плакать за пять часов до Нового года?

Юлия Казанцева:

— А это очень освежает.

Александр Ананьев:

—Адажио — это вообще «грустное» значение этого слова, да?

Юлия Казанцева:

— Это просто неспешно.

Александр Ананьев:

— А.

Юлия Казанцева:

— Счастье — оно неспешно.

Александр Ананьев:

— Я сразу вспоминаю Адажио Альбинони и для меня адажио — это всегда такие слёзы.

Алла Митрофанова:

— У Чайковского другая история, и «Щелкунчик», конечно, наверное, самое новогоднее музыкальное произведение из всего, написанного в нашей культуре.

Юлия Казанцева:

—Да.

Александр Ананьев:

— Петр Ильич Чайковский, адажио из балета «Щелкунчик».

Звучит музыка.

Александр Ананьев:

— Это Пётр Ильич Чайковский и его великолепное адажио из балета «Щелкунчик» на «Светлом вечере». Ну и, кстати, друзья, видеоверсию сегодняшней беседы вы можете найти на YouTube канале радио «Вера». Наш канал легко узнать по светло-голубому логотипу. Сейчас мы прервёмся ровно на минуту, а через минуту продолжим светлые предновогодние истории на радио «Вера».

Александр Ананьев:

— Мы продолжаем есть мандарины в светлой студии радио «Вера». Обычно по правилам внутреннего распорядка есть в эфирной студии радио «Вера» нельзя, но 31 декабря можно. Здесь находится Алла Митрофанова, Юлия Казанцева, Алексей Пичугин и я Александр Ананьев. Мы рассказываем музыкальные истории. В первую очередь, этот наш неизведанный, новый, экспериментальный формат, когда мы даже не определяем тему. Мы просто собираемся в студии и рассказываем истории, делимся своими впечатлениями, эмоциями, чтобы у вас как-то по ту сторону радиоприёмника было ощущение диалога и ощущение, что вы тоже делитесь своими историями. Буквально несколько минут назад мы с Аллой Митрофановой рассказали о самом запомнившемся нам концерте, Юля Казанцева о своём рассказала. Хотя, знаете, мне хочется подробнее всегда выспросить, но у нас, как всегда, всего час. И очень хочется дать слово Алексею Пичугину, потому что у него тоже есть какой-то концерт, который запал ему в душу. Хотя я не думаю, что ты рыдал после него в баре.

Алексей Пичугин:

— Я не рыдал, ты знаешь, я мог бы рыдать спустя какое-то время после этого концерта. Да это уже много, около 10 лет назад, наверное, мы проводили большой такой попсовый сборный концерт на очень большой московской площадке. Нас организаторы благодарили и говорят: ну что вы хотите? Вот вам билет на какие-то наши мероприятия. Смотрю, что у них в расписании, ничего меня не привлекает. И вдруг я вижу где-то в городе афиша Doors, но понятно, что Doors без Моррисона, ну что это за Doors? Я с детства очень люблю Джима Моррисона The Doors. Но для меня равнозначно, примерно, как вокал Моррисона, как его стихи, так и музыка. Музыка там в основном Манзарека клавишника, уже тоже покойного, тогда он был жив. И вот Doors почти в оригинальном составе, ну без Моррисона, само собой, они ездили по всему миру, нашли парня с похожим голосом, с похожей внешностью, и вот как раз на этой площадке. Я говорю: «А мне тогда билет на Doors». Они дали мне билет Doors, и вот я прихожу, это было два часа наслаждения, поскольку эти самые ребята, которые с затертой пластинки, с сильно поцарапанного компакт-диска, с плохого качества кассет в разные годы меня сопровождали во всех поездках. Мне некоторые композиции Doors просто действительно до слёз. Я с годами заметил, что это не так сложно сделать, раньше как кремень, нет ну что вы? Вот с Doors у меня совсем другая история. Я слушал это вживую, ждал, что они приедут снова, но к сожалению, Манзарек умер, но я вживую опять же слушал, как он играет на клавишах.

Александр Ананьев:

— Прекрасно тебя понимаю, я тот счастливый человек...

Алексей Пичугин:

— Который тоже был на этом концерте?

Александр Ананьев:

— Нет, я был на последнем и первом и единственном в России концерте последнего джентльмена в шляпе, и я слышал, как своим голосом, встав на колени перед несколькими тысячами зрителей старик Леонард Коэн поет «Аллилуйя». Вот это было просто до рвущих позвоночник мурашек.

Алексей Пичугин:

—Я был уверен, что на Леонардо Коэна я успею, пока ещё я очень надеюсь и уверен, что я на Игги Попа успею, но это всё надо спешить, надо спешить.

Александр Ананьев:

— Ну, дорогие друзья, мы с Алексеем Пичугиным напоминаем, можно не успеть в этой жизни куда-нибудь, если есть возможность — действуйте здесь и сейчас. Юлия, если бы у вас была возможность попасть на концерт какого-нибудь самого известного композитора, или дирижёра, или композитора из прошлого, кого бы вы выбрали, вот будь ваша воля?

Юлия Казанцева:

— Тут, знаете, вопрос, вот если бы была возможность у меня с ним пообщаться после концерта или не было бы. Потому что вот я знаю, с Петром Ильичом Чайковским мне было бы очень интересно познакомиться. Я знаю, что он любил чай с пастилой яблочной, я бы ему пастилу принесла.

Александр Ананьев:

— Послушайте, вы, девушка с тонкой душевной организацией, зачем вам общаться с этими напыщенными гениями? Они же невыносимы в жизни.

Юлия Казанцева:

— Почему же напыщенными? Наоборот. Некоторые напыщенные, ну, во-первых, это иногда кажется, как Рахманинов, думали, что он такой сноб и к нему не подступиться, но просто он казался таким, стоит с ним познакомиться поближе, оказывается, что это человек добрейшей и широчайшей души. Так же и Пётр Ильич Чайковский, вот стоит с ним поближе познакомиться. А у меня такое реальное ощущение возникает, когда читаешь его дневники, их очень много осталось, и понимаешь про ту же яблочную пастилу, понимаешь, как же здорово бы с ним выпить чаю, действительно вот очень хочется, так что вы просто меня дразните, хочется.

Александр Ананьев:

— Чай с пастилой и Пётр Ильич Чайковский.

Алла Митрофанова:

— Иван-чай, наверное, в таком случае.

Александр Ананьев:

— Нет, в ту пору нет. Как раз иван-чай себя дискредитировал, потому что с иван-чаем смешивали дорогой китайский чай.

Алексей Пичугин:

— Чем только не бодяжили.

Александр Ананьев:

— Да, его бодяжили именно. Простите нас за слово бодяжили в светлой студии радио «Вера», но вот иван-чаем смешивали.

Алла Митрофанова:

— И он стал контрафактом.

Александр Ананьев:

— Он стал синонимом какой-то китайской подделки, иван-чай. Только сейчас он, по моим ощущениям, может быть, знатоки чая меня поправят, но по моим ощущениям, он только сейчас возвращает себе доброе имя.

Алексей Пичугин:

— У нас, кстати, на радио «Вера» очень много приходило людей, которые занимались иван-чаем, и поэтому у нас в студии всегда он был, и самым дорогим гостям. Этот китайский, этот индийский, этот цейлонский, нам не надо, у нас есть иван-чай, это между прочим своими руками...

Александр Ананьев:

— Да, и, наверное, не только с пастилой и чаем, Юлия, но и с драже. Фея Драже у нас заряжена следующим номером. Почему?

Юлия Казанцева:

— А потому что это чудо было, самое настоящее чудо, я хочу им тоже поделиться. Я понимаю, что наверняка уже многие слышали эту музыку, потому что так же, как и салат Оливье, Щелкунчик — это просто обязательный номер новогодней программы, но в этом-то и прелесть: каждый год слушаем и каждый год переживаем это чудо Феи Драже, когда Чайковский задумал этот балет, ему пришла замечательная идея, какое-то волшебство, нужно настоящее волшебство, для этого нужен волшебный инструмент. И он специально тайком вывез из Парижа, это было представлено очень серьёзно, чтобы никто, информация не просочилась, поставили челесту в оркестровую яму И действительно удалось сохранить тайну, поэтому, когда публика пришла.

Алла Митрофанова:

— Юлечка, челеста — надо пояснить.

Юлия Казанцева:

— Выглядит как пианино, но звучит как волшебные колокольчики, там пластины такие металлические и стеклянные. И публика ахнула, конечно, и до сих ахает, и мы знаем, когда уже сейчас приходим, слушаем, что сейчас будет чудо сейчас, будет чудо, и всё равно оно происходит.

Александр Ананьев:

— Редко используют челесту в симфоническом оркестре.

Юлия Казанцева:

— Конечно, редко конечно, редко, главная её партия -— Фея Драже.

Александр Ананьев:

— Мы сейчас обязательно её услышим. А я вот о чём хочу вас спросить. А вообще, «Щелкунчик» он задумывался «Щелкунчиком» в том понимании, в котором мы его знаем? То есть Пётр Ильич Чайковский сел: так, мне надо написать немного- немало, а символ Рождества. Взяться и написать что-то, что будет ассоциироваться сразу у всех с падающими снежинками, с новогодней ёлкой.

Алла Митрофанова:

— И с преображением. Из деревянной куклы в живого человека.

Александр Ананьев:

— Слушай, такой духовный аспект мне даже в голову не приходил. Тоже это задумано или это само вышло, что называется?

Юлия Казанцева:

— Это был просто заказ от Мариинского театра. Нужна была очень пышная красивая постановка к праздникам рождественским, и вначале даже думали соединить это месте с Иолантой, это последняя опера Чайковского, а «Щелкунчик» — последний балет. Иоланта одноактная и Щелкунчик не такой уж большой балет, думали, что в один вечер. Потом оказалось, что это просто невозможно. Это переизбыток прекрасного, так тоже нельзя. И задумывался как очень пышное красивое такое представление. И Чайковский говорил, что блеск меня слепит на премьере. Там 150 костюмов, декорации просто по-царски щедрые, но он даже переживал в какой-то момент, что за этим блеском музыку будет неслышно. Но зря переживал, вот если бы я с ним чаю выпила, как мы говорили, то я бы ему сказала, что, Петр Ильич, не переживайте, потому что в тех же письмах там постоянный лейтмотив: я плохую музыку пишу, у меня ничего не получается, я ночами не сплю, мне кажется, диезы и бемоли, не то делают, что нужно. Я цитирую, он самоедством постоянно занимался и писал своего «Щелкунчика».

Александр Ананьев:

— Слушайте, какая знакомая картина, одна моя знакомая девушка, которая подготовила серию лекций о Достоевском в уходящем году, она то же самое про себя говорила: «Да я недостойна, всего этого я не умею».

Алла Митрофанова:

— Ну я не знаю, нет, не так всё было.

Александр Ананьев:

— Все было именно так. Я восхищаюсь вот этой способностью талантливых людей к самоедству. То ли дело я, бездарность, я всегда собой доволен.

Алла Митрофанова:

— Вот сейчас совсем смешно.

Александр Ананьев:

— Я всегда собой доволен, а вот Петр Ильич Чайковский и Алла Митрофанова они всегда собой не довольны, у них всегда комплекс самозванца.

Алла Митрофанова:

— Не смей даже рядом ставить с величайшим Чайковским какую-то, пусть даже твою жену, все равно не надо.

Александр Ананьев:

— Она ближе. Что должно быть сказано перед Феей Драже или все уже сказано, давайте, послушаем?

Юлия Казанцева:

— Можно ничего не говорить. Волшебство оно есть, начинается.

Алла Митрофанова:

Единственный аспект уточнить мне хочется, Юлечка. Он выкрал челесту или просто тайком привёз?

Юлия Казанцева:

— Нет, законно всё, тайком привёз.

Алла Митрофанова:

— Отлично, теперь моя душа спокойна.

Александр Ананьев:

— Ну что ж, давайте послушаем прозрачные хрустальные праздничные звуки чилесты в ... А Фея Драже — это тема, как это, это музыка или песня?

Юлия Казанцева:

— Название номера.

Александр Ананьев:

— Просто номер?

Юлия Казанцева:

— Да, танец Феи Драже

Александр Ананьев:

Какое казённое название: номер.

Алла Митрофанова:

— Танец Феи Драже.

Александр Ананьев:

— Ну просто: танец Феи Драже из балета «Щелкунчик» Петра Ильича Чайковского, настоящий символ зимних праздников на радио «Вера».

Звучит мелодия.

— Дайте помолчать немножко. До чего же хорошо бывает от музыки. Вот «Щелкунчик». Чайковский, чай с пастилой, а каждый раз включается вот эта музыка и всё, и у тебя сразу, через тебя такой ток праздничный. И сразу даже в июле в полдень у тебя ощущение новогодней ночи. Ещё раз добрый вечер, друзья, в светлой студии радио «Вера» ведущие, Юлия Казанцева, которая принесла волшебную шкатулку с волшебной музыкой, Алексей Пичугин, я Александр Ананьев, Алла Митрофанова, которая ест уже четвёртый мандарин.

Алла Митрофанова:

— Уже пятый, ну ладно, но кто же их считает. Вообще с мандаринами Новый год ассоциируется, конечно, но не только. То, что Лёша рассказал о своём праздничном таком переживании этой ночи новогодней, наверное, вполне логично, хорошо, замечательно. А я как раз из таких людей, которые такими переживаниями похвастаться не могут. Потому что для меня Новый год всегда, даже в детстве, был праздником, простите меня, пожалуйста, обманутых ожиданий, если называть вещи своими именами.

Александр Ананьев:

— О как!

Алла Митрофанова:

— Дело в том, что ... Я не верила в Деда Мороза. Мне было года три, наверное, я ходила в ясли, и очень видно же было, что под этой бородой Деда Мороза лицо нашей воспитательницы, и это она таким басом старается говорить. Нина Васильевна замечательная, до сих пор её самыми теплыми словами вспоминаю, хотя ясли уж, казалось бы, совсем маленькие дети, ничего подобного, врезается в память просто сильнейшими какими-то эмоциями. И поэтому как-то с Дедом Морозом не вышло, я его очень быстро раскусила. И дальше понимала, что это у взрослых такая игра, надо просто подыгрывать. Что касается ожидания чуда. А оно, конечно же, было каждый год, и оно каждый раз не сбывалось и не оправдывалось. Но вот ты ждёшь-ждёшь чего-то, и все в каком-то в предвкушении, а потом, чпок, и ничего не происходит. И все как-то стараются веселиться, и мне каждый раз казалось, уже взрослая я гражданка была, мне каждый раз казалось, что люди специально натягивают, из себя выжимают какой-то вот праздник, потому что какой-то сути, её просто нет, её не хватает. Пожалуйста, простите меня, ради Бога, все кто любит Новый год.

Алексей Пичугин:

— Прости, пожалуйста, это к нашему с тобой... Мы с Аллой Митрофановой за пределами студии частенько о смыслах, о сути дискутируем. Какой процент сути и смысла должен быть в этой программе, в той программе? И вот у нас с тобой, видишь, ощущения от Нового года тоже разные. Тебе нужен смысл и суть, а мне нужен «Голубой огонёк» и Оливье.

Александр Ананьев:

— Неожиданно. Линии раскрываются знакомые, родные люди с другой стороны.

Алексей Пичугин:

— Ты не представляешь, как я люблю поесть.

Александр Ананьев:

— Так. И «Голубой огонёк», я понял, продолжай, Алла Сергеевна.

Алла Митрофанова:

— Да я могу Алексею Ярославичу место уступить.

Алексей Пичугин:

— Нет-нет-нет, прости, пожалуйста, но я не мог не сказать.

Алла Митрофанова:

— Отлично это нам для палитры, для богатства красок в эфире пригодится. И всё изменилось буквально два года назад. В тот момент, о котором Александр Владимирович уже упомянули. Дело было так, что мы, когда уже и поженились, уже как-то Новый год стал... Ну до этого, надо добавить, я была такая вполне себе одинокая, и каждый год решавшая задачу, с кем бы, к кому бы мне примкнуть? Как бы мне это время провести? И каждый раз я летала к друзьям, или ездила к друзьям, или... в общем, в их тёплой компании. Но всё равно это не своё. И вот когда мы поженились и Новый год отмечали уже вместе опять же полетели к друзьям, всё очень тепло, замечательно, но ощущения полноты, которое необходимо, всё равно нет. И вот два года назад мы впервые оказались на ночной Литургии на Новый год. Ночная Литургия, которая как и Рождественская Литургия начинается в 12:00. Вот в 00 часов 00 минут начинается Литургия. И мы, вы знаете, пережили, но сложно о таких вещах говорить, конечно, потому что мысль изреченная есть ложь. Хотя мы работаем на радио и, казалось бы, это наша профессия — излагать смыслы. Есть вещи, которые излагать очень сложно.

Александр Ананьев:

— Можно я расскажу, как всё было на самом деле? Я на Литургии в первый раз в новогоднюю ночь, я в каком-то таком восторге стою, мне как-то вот. И Алечка сбоку: 10 минут, 7 минут, 5 минут осталось, 3 минуты. Такой торжественный момент на Литургии и тут: урааа, урааа, урааа.

Алексей Пичугин:

— Простите, какой?

Александр Ананьев:

— Ну вот уже ближе к...

Алла Митрофанова:

— Ну вот уже 0 часов, 0 минут, наступил уже Новый год, и мы в этот момент в храме.

Александр Ананьев:

— Все в храме заняты другим делом и Алечка такая: ура!

Алла Митрофанова:

— Неправда! Все тоже глядели на часы, я такая не одна. Что ты?

Александр Ананьев:

— Я думал мы одни такие.

Алла Митрофанова:

— Нет, что ты! Там все поглядывали на часы не в том смысле, когда же всё закончится, а в том смысле как вот это детское своё переживание 0 часов 0 минут и Новый год соединить с происходящим здесь, сейчас, действительно самым главным событием. И это такая полнота!

Александр Ананьев:

— Очень необычные впечатления и воспоминания. Я так полагаю, что сейчас мы будем слушать что-то очень необычное в музыкальном плане.

Юлия Казанцева:

— Да, чем я думала завершить программу, чем-нибудь очень важным завершить. На самом деле, Аллочка, я с тобой так согласна, у меня это тоже не то что с детства, но последние годы. Вот это ощущение Нового года как чего-то... ну как ты сказала. И хотя сейчас маленький сын, это все для него, а для него это пока ещё всё по-настоящему.

Алла Митрофанова:

— А он верит у тебя в Деда Мороза?

Юлия Казанцева:

— Он и верит, и не верит. У него это очень гармонично, он знает, что это дедушка, для него это Дед Мороз. Пока это у него очень хорошо укладывается. Так вот, Новый год — это набор повторяющихся действий, которые приносят нам радость, мы их ждём, это здорово, что мы ждём их повторения. Но если добавить что-то новое, то возникает ощущение расширения горизонта, конечно, и если говорить о музыке, а я за музыкальную часть отвечаю, то я предлагаю послушать вам произведение, которые меня лично потрясло. Это произведение французского композитора XX века, и когда мы говорим, что вот классическая музыка в XX веке она сложная, некрасивая, да, есть очень сложные произведения, чего там только нет, но есть такая музыка, которая думаешь: «Боже мой! И это 20 век!» Это 20 век, друзья, Пуленк, Рождественские мотеты. Мы сейчас всё услышим.

Алла Митрофанова:

— Заинтриговала!

Юлия Казанцева:

— Старалась!

Александр Ананьев:

—Итак...

Юлия Казанцева:

— Пуленк, Рождественские мотеты.

Александр Ананьев:

— Рождественские мотеты Пуленка завершили первый блок «Светлого вечера» на радио «Вера». Вот некрасивое слово блок, наверное, первая встреча.

Алла Митрофанова:

— У нас марафон вообще сегодня такой трёхчасовой.

Алексей Пичугин:

— Закончились «Встречи Александра Ананьева».

Александр Ананьев:

— «В гостях у Саши» ... Да нет, в гостях на радио «Вера» были Алексей Пичугин, Алла Митрофанова, настоящая волшебница из большой музыки Юлия Казанцева. Юленька, мало часа, два было бы мало. Позвольте напомнить, друзья, что видеоверсию нашей сегодняшней беседы вы можете найти на Ютуб-канале радио «Вера» не только послушать, но и посмотреть. Наш канал легко узнать по светло-голубому логотипу. Но вам, друзья, желаю не переключаться, потому что у нас мандаринов ещё много, елка сияет разноцветными огнями.

Алексей Пичугин:

— Оливье я давно съел.

Александр Ананьев:

— И мы продолжим совсем скоро! С наступающим Новым годом!

«Светлый вечер» от 31.12.21.

Ведущие: Александр Ананьев, Марина Борисова, Константин Мацан, Алексей Пичугин

Гость: Владимир Легойда.

Александр Ананьев:

— Праздничная новогодняя ёлка, праздничные новогодние мандарины, пусть не всегда новогодние, но очень-очень праздничные песни в эфире радио «Вера» и абсолютно праздничные ведущие. Продолжается «Светлый вечер», а на смену Алле Митрофановой и Юлии Казанцевой в студии появилась красавица Марина Борисова, которая подготовила 8 песен, да? Но ей разрешили в конечном итоге только одну. Да, мы сегодня приносим в студию новогодние истории, новогоднюю музыку. Также приветствую с огромной радостью Константина Мацана.

Константин Мацан:

— Добрый вечер!

Александр Ананьев:

— У которого на лице написано, что он не верит в Деда Мороза, но верит в хорошее настроение накануне Нового года.

Константин Мацан:

— Жаль, что радиослушатели не видят моего лица.

Александр Ананьев:

— Да, оно очень серьёзно. А ты помнишь, когда перестал верить в Деда Мороза или вообще когда-нибудь верил?

Константин Мацан:

— Ты знаешь, я не помню момента, когда я перестал верить в Деда Мороза, но недавно у меня случилось в жизни, не побоюсь этого слова, экзистенциальное событие.

Александр Ананьев:

— Ты стал Дедом Морозом?

Константин Мацан:

— Когда мой сын восьмилетний подошёл ко мне и спросил с подозрительным прищуром: папа, а в прошлом году мне гелевые ручки на Новый год кто подарил? Это был святой Николай или... дальше была короткая пауза. А дальше была моя короткая лекция, что мы, конечно, же делаем подарки по образу святого Николая, по вдохновению тех, кто принёс подарки младенцу Христу. Не знаю, что понял ребёнок, но я для себя как-то снова поверил в сказку.

Александр Ананьев:

— Прекрасный ответ. И я приветствую вновь Алексея Пичугина, который продолжает этот разговор. И я хочу начать с тебя, Алексей.

Алексей Пичугин:

— Я не помню, когда я перестал верить в Деда Мороза. Я верил долго, кстати, долго верил, потом в какой-то момент, я не помню ни сколько мне лет было, ни как это случилось, но я понял, что это родители.

Александр Ананьев:

— В жизни мужчины, как известно, есть три этапа: мужчина верит в Деда Мороза, потом мужчина не верит в Деда Мороза, потом мужчина становится сам Дедом Морозом.

Алексей Пичугин:

— Ну вот третий этап впереди.

Александр Ананьев:

— Ну у всех кроме Константина, он не готов.

Константин Мацан:

— Я снова верю.

Александр Ананьев:

— Вот оно как. Новогодняя история, может быть, связанная с Новым годом и новогодняя песня. Я хочу начать с Алексея Пичугина, у которого этот год был очень большим, очень важным, без подробностей, но ты знаешь, я хочу поздравить тебя с тем, что этот год у тебя был.

Алексей Пичугин:

— Да, спасибо он действительно важный был. Если так подводить итоги, наверное, один из самых важных в моей жизни по многим, очень многим причинам. Был светлым, он был прям вот принесший для меня очень хорошие важные перемены в жизни. Но мы про сам Новый год, поэтому если не очень сильно углубляться в личные истории, мы совсем недавно, буквально, несколько минут назад, говорили про значимость Нового года, для кого-то, безусловно, сейчас, я знаю, что очень многие мои знакомые православные так делают, вот как Саша с Аллой рассказывали, ходят в храм на Литургию и встречают Новый год, сам физический Новый год, в на Литургии в церкви. Я для себя понимаю, это исключительно моё личное, да? Мне такая форма встречи именно Нового года не близка. Почему? Потому что вот я в первой части программы начал об этом говорить, сейчас, наверное, можно поподробнее чуть-чуть. Это праздник очень-очень семейный, я прямо до дрожи люблю Новый год как возможность собраться именно со своими родными, родственниками за столом. Да, там телевизор с этими песнями, которые мне совершенно вот никак не близки. Но именно атмосфера работающего телевизора, атмосфера салатов, очень-очень доброго такого отношения друг к другу, возможности всем собраться именно за столом в этот день. Потому что в течение года это не очень получается, всегда все в спешке, а тут ёлка, и я таким образом возвращаю себе какие-то близкие мне детские переживания. Да, многих людей: бабушек, дедушек, с которыми мы встречали Новый год, когда я был маленький, уже нет, но при этом это повод, когда я могу ещё раз вспомнить, как это было. И слава Богу, как-то себе устроить этот домашний праздник. Поэтому я...

Александр Ананьев:

— А что из семейных традиций? У нас родственники, дорогие нам родственники, живут в Томске. И мы сначала встречаем Новый год по томскому времени, у нас такая большая семейная традиция: в 8 вечера по московскому времени, мы такие: ура! С Новым годом!

Алексей Пичугин:

— У нас нет вообще никаких традиций. У нас такой типично советский Новый год, причём очень сильно отличается. У нас вот прям целиком посвящённый Церкви, Христу 7 января, это всё само собой. Я больше чем уверен, что у нас должны быть гражданские светские праздники. Это то, что мы, будучи христианами, живя в миру... Знаете, есть такой очень ранний христианский текст, который, буквально, один из самых ранних верифицированных текстов 1 века, где говорится, что христиане, они такие же точно, они живут, они странные люди, они носят ту же одежду, они ходят в те же места, куда ходят и их соотечественники, не принявшие Христа, они такие же точно. Но есть несколько моментов, по которым они отличаются. Например, они не выбрасывают детей, как у нас сейчас жутко это звучит, но где-то это было, видимо, определенной нормой, и ещё перечисляется что-то вот такое, что христиане не делают. А нам сейчас кажется: «Ну конечно, же они не делают этого, потому что это вообще, многое из этого сейчас прописано в Уголовном кодексе». А в остальном они такие же точно. И Новый год — это для меня, опять же, это вот лично для меня ощущение, достаточно давно сформировавшееся, что ты простой человек, живёшь в обычном мире, в своём обществе. Ты можешь начать празднование Нового года молитвой, но лично для меня это такой праздник. И история музыкальная...

Александр Ананьев:

— Подожди секундочку, я просто хочу спросить Марину и Константина. У меня нет возможности спросить наших слушателей, ну разве что не ожидая услышать ответ: а вы так же удивлены, как и я? Вот этому откровению Алексея? Потому что, я, скорее, склонен был от него ожидать какого-то высокомерия по отношению к Новому году, ну мало ли, что это за праздник? А тут я действительно удивлён. И мне действительно очень приятно удивиться такому откровению.

Алексей Пичугин:

— А я вот, прости, не потому что я такой вдруг там именно в один день вспоминаю о своих друзьях, я что-то давно уже не делал, может быть, надо возобновить, я на Новый год сидел и писал адресно личные сообщения огромному количеству людей, которых я много-много лет не видел, не слышал, не знаю где они. Благо сейчас в интернете зайдёшь в какую-нибудь соцсеть, они там все у тебя в списке есть, но ты с ними не общаешься, годами не общаешься. Ну вот Новый год для меня даже в этом повод, чтобы адресно написать: «Дорогой, Миша, поздравляю тебя... Желаю тебе то-то, дорогая Наташа, желаю-желаю-желаю»... Хотя мы ни с Мишей, ни с Наташей, ни с Васей, ни с Колей уже лет 10 не виделись, не слышались.

Марина Борисова:

— Не знаю, меня это совершенно не удивляет, потому что, может быть, мы с Лёшей достаточно часто общаемся в студии радио «Вера» в качестве соведущих. В мой светлый образ Лёши его рассказ вписывается.

Алексей Пичугин:

— Рубашечка белая, вот по случаю.

Александр Ананьев:

— Мариночка, вам повезло просто. Я хочу, чтобы в 2022 году, чтобы мне чаще удавалось с Алексеем общаться. Потому что для меня это было открытие.

Алексей Пичугин:

— Давайте чаще общаться.

Константин Мацан:

— Я абсолютно, как мне кажется, понимаю о чём Лёша говорит. Конечно, очень трудно не вспомнить эти новогодние службы, которые в последние годы, это такая традиция есть: служить в ночь с 31 на 1 Литургиию. Хотя я помню, однажды священник один знакомый мне сказал, тогда ещё в храме, где он служил, не было ночных служб, но были службы 1 января утром. И он говорил: я очень люблю служить 1 января утром. Приходят только по-настоящему верующие.

Александр Ананьев:

— Музыка!

Алексей Пичугин:

— Музыка. Очень связанная с гражданским таким абсолютно советским восприятием Нового года. Я очень люблю Александра Моисеевича Городницкого.

Константин Мацан:

— О да!

Алексей Пичугин:

— И я, буквально, где-то недели три назад совершенно случайно в интернете нашёл запись его нового концерта. Это конец октября-начало ноября этого года, два часа Александр Моисеевич, которому уже почти 90 лет, на сцене со всеми своими лучшими песнями. Я вспомнил, по-моему, Костя, мы с тобой вели программу с постоянным аккомпаниатором Городницкого с Костроминым? Нет? Нет. И вот там Городницкий между песнями рассказывает такую историю, ведь большинство его самых известных, простите, хитов, это то, что было написано в конце пятидесятых годов, 57, 58, 59 года, и уже к началу шестидесятых эти песни ушли в народ. Никто не знал автора, и про это Городницкий много раз рассказывал, как в бесконечных его экспедициях ему даже показывали могилы авторов его песен. Мол, что ты рассказываешь? Мы тебе сейчас покажем могилу автора. Это вот был человек, а ты к нам из Ленинграда приехал.

Константин Мацан:

— Лёш, а можно в эту же копилку: меня поразила история, когда Городницкому так указали на могилу автора его песни, песня называлась, если я не ошибаюсь, по первым строчкам «От злой тоски не матерись».

Алексей Пичугин:

— «На материк» она называется.

Константин Мацан:

— Да. Ему сказали: вот здесь автор лежит и Городницкий, как рассказывают, не стал противоречить, потому что вдруг люди серьёзные, которые этого автора здесь усопшего почитают, попросят, как бы занять указанное место. Поэтому лучше не спорить в таких моментах.

Алексей Пичугин:

—Да. Вот в этом выступлении я тоже слышал от Городницкого такую историю. А здесь он рассказывал историю песни, которую знают все: «Снег, снег, снег на палатки ложится», и вот песня про снег, которую мы все знаем с детства, написанная в 57-м или в 58-м году, он говорит, есть запись, можете найти в интернете, где эту песню поёт совсем молодой ещё со своими волосами, с шикарной причёской Иосиф Давидович Кобзон, ему там 20 с небольшим лет, совершенно перевирая все возможные слова этой песни, явно, что ему кто-то просто принёс этот листочек, ему понравилось, он спел, ему красиво аккомпанирует джазовый ансамбль, он говорит, что это песня композитора Городецкого, поэта кто ж знает Городницкого образца 57-го года, а здесь песня на «Голубом огоньке» звучит. И вот я потом нашёл эту запись. Она такая классная, она такая трогательная. Посмотрите, пожалуйста, мы сейчас, наверное, послушаем просто саму песню с того «Голубого огонька» 60-го не знаю какого-то года. Там 62, 63, 64 года. И у меня такое ощущение было, Новый год, 64-й. Иосифа Давидовича Кобзона давно нет, слава Богу, и дай Бог здоровья и сил Александру Моисеевичу и жить, и петь, и писать, и выступать, это для меня очень важно. Вот я из 21-го года слушаю историю Городницкого, как его песню 63 летней давности 58 лет назад на сцене «Голубого огонька» поёт молодой Иосиф Кобзон. Давайте мы все вместе её послушаем, а тем, кому понравится, кто заинтересовался, можно найти её в интернете целиком, всю версию выступления Кобзона на «Голубом огоньке», где он там какое-то экзотическое животное дарит ведущему. Да, это всё очень красиво, по-доброму, по-доброму ностальгия. Хотя какая ностальгия может быть у меня? Я 64-й год даже близко не могу помнить, с одной стороны, с другой стороны, для меня Новый год — это ещё и Таривердиев, вот мы в прошлой части нашей программы говорили с Юлей Казанцевой про новогоднюю музыку, вот для меня исключительно новогодний — это Таривердиев. Но слушаем мы Иосифа Кобзона с песней Александра Моисеевича Городницкого.

Звучит композиция.

Александр Ананьев:

— Даже если вы слушаете радио «Вера» далеко-далеко от Москвы, далеко-далеко от Андреевского монастыря на Андреевской набережной, всё равно, я в это верю, в это ощущение, что сейчас вы сидите вместе с нами за столом в эфирной студии радио «Вера», перед вами такие же мандарины, такие же ёлки, и перед вами такие же ведущие, хотя сегодня мы не ведущие, а люди, которые встречают вместе Новый год. Марина Борисова, Алексей Пичугин, я Александр Ананьев и Константин Мацан. Сейчас хочу передать слово Константину, потому что у него тоже, судя по глазам, есть новогодние истории и новогодняя песня. А я пока постараюсь отойти от песни, которую Алексей поставил. Для меня, помнишь ты в прошлой части сказал, что для тебя одна из задач по пополнить свой музыкальный плейлист в машину?

Алексей Пичугин:

— А пополняешь ты!

Александр Ананьев:

— А я и пополняю, я и пополняю. Вообще, я не знаю, как у вас, у меня сейчас с этими плейлистами в машине большая проблема. Я это осознал в этом году. Знаете, в чём проблема? Лет десять назад, когда у нас были компакт-диски, когда можно было записывать компакт-диски, проблемы не стояло, всё было ограничено, и у тебя за месяц или полтора накапливалось 20 треков, ты их записывал на компакт-диск, вставлял в машину, писал на компакт-диске там: декабрь 2021 года, и слушал. Потом приходил февраль 22-го, ты вставлял диск «февраль 22», а этот убирал в специальную книжку, потом, спустя годы, доставал, и думал, вот сейчас я вспомню декабрь 21-го, сейчас этого нет. Сейчас у тебя есть магнитола, куда можно закачать или послушать из интернета 100 млрд песен. Это тебе, это становится как-то не надо, не ценно, потому что у тебя есть всё. Костя, мы тебя слушаем.

Константин Мацан:

— Я продолжаю думать о том, о чём мы начали говорить в начале программы, когда ты, Саша, очень провокационно обратил внимание на то, что у Лёши нет никакого скепсиса относительно Нового года как такого гражданского праздника. Я вот начал об этом дальше думать и подумал, что, когда мне доводится бывать вот на этих ночных новогодних службах, вот это странное ощущение я переживаю: соединение церковного действа, многовековой традиции и вот этого вроде как такого настроения гражданского Нового года. И чем больше я это чувствую, тем больше прихожу к мысли, как это правильно, как это верно, как это не случайно, то что вот этого скепсиса к Новому году нет, но есть возможность его освятить, допустим, церковной службой, потому что это какая-то гигантская правильная метафора относительно того, что такое Церковь в мире.

Александр Ананьев:

— Слушай, а можно я спрошу? А какие признаки Нового года, следы Нового года? Я их не вижу, их нет.

Константин Мацан:

— В том-то всё и дело, что их нет, но внутри себя ты пришёл на эту службу именно в эту ночь и ты не можешь от этого новогоднего настроения некуда деться. И оно тоже парадоксальным образом тоже для меня становится частью этой молитвы благодарения. Я почему об этом начал говорить? Потому что Церковь в мир приходя и открывая себя миру, не разделяет мир на белое и чёрное. Вот такие мы церковные, а вокруг гражданские праздники, которые нас не касаются. Она освящает и хочет преобразить всё, что поддаётся преображению, а не поддаётся преображению только грех. Вот всё остальное становится частью такого большого христианского мировидения, это так хорошо, так здорово, так правильно, такой символ того, что мы христиане в мире. Поэтому для меня абсолютно в русле того, что Лёша сказал, Новый год очень дорогой праздник семейный. У меня в этом смысле есть история об очень необычном семейном Новом годе, о Новом годе, когда мы с супругой, с Леной, очень сильно заболели. Причём заболели так, я не помню, чтобы у меня когда-либо в жизни так болело горло. Просто такое ощущение, что каждый глоток чего-нибудь, чая или воды, это было как будто ежа проглатываешь, это было невыносимо. При этом ребёнок, который тогда у нас был один, очень настроился идти на Новый год к бабушке, к моим родителям, куда мы собирались идти. В итоге туда пошёл один ребёнок, а мы всё-таки, чтобы не заражать никого, остались дома вдвоём. Мы лежали в кроватях, с завязанными шарфами, укутанные теплыми носками и пледами, страдали вдвоём, пили какие-то странные лекарства и невкусные напитки, которые нужно пить, когда болеешь. В итоге смотрели какой-то фильм, ели какую-то простенькую еду, то есть праздника как такового с открытием шампанского, с оливье, с ёлкой, с подарками не было, но, Боже мой, это было такое счастье, такое единение с любимым человеком, которое мы бы, наверное, не пережили, если бы не заболели. Это была какая-то такая концентрация такой простой душевной тёплой близости супругов, которой не хватает всем нам, как многие замечают, в нашем ритме жизни, особенно когда семья с детьми, когда это постоянно какая-то святая суета, которая каждой семье знакома. И так иногда премудро Господь тебя берёт и этой болезнью из неё вырывает и погружает вдвоём с любимым человеком перед экраном ноутбука в новогоднюю ночь. Я даже не помню, какой фильм мы смотрели, он даже в памяти не остался, но осталась в памяти та теплота, эта концентрированная любовь и счастье, в которых поместилась и болезнь. И, слава Богу, за эту болезнь, и любимый человек, и всё на свете. Я когда вспоминаю: а каким был самый счастливый Новый год за последнее время? Это был Новый год, который мы, по сути, не отмечали, а на самом деле, отмечали на какой-то предельной глубине.

Александр Ананьев:

— Это ведь не срежиссируешь такое же. «Дорогая, чем мы собираемся заболеть в этот Новый год?»

Константин Мацан:

— Более того мы так иногда уже думаем: может, и в этот раз? Это, конечно, неправильно, не надо искать болезни, всего, что нам нужно Господь пошлёт избытке: и радости, и болезни, и, слава Богу, мы болели простудой, слава Богу, ничего серьёзного. Но ты прав, Господь — великий сценарист и режиссёр.

Александр Ананьев:

— Я не могу вспомнить ни одну песню про людей, которые счастливо болеют в Новый год. Что это будет за песня?

Константин Мацан:

— У меня есть одна песня, которая со мной по жизни с первого дня, когда выпадает снег и до последнего, когда он тает. И кстати, я сейчас только понял, как она сочетается с этой историей. Я специально не готовился к такой сцепке, но болезнь, праздник, есть песня группы «Ундервуд» под названием «Татьянин день», где рефрен: «Есть боль и радость, покоя нет». Я эту песню совершенно просто люблю и как-то она со мной по жизни в сердце.

Александр Ананьев:

— Это вообще чудесно сам «Ундервуд».

Константин Мацан:

— Да. Максу Кучеренко, и Вове Ткаченко, и всем их музыкантам мы передаем поклон, и привет, и поздравления с Новым годом, и давайте послушаем «Ундервуд» «Татьянин день».

Песня.

Александр Ананьев:

— Это музыкальная иллюстрация к новогоднему вечеру от ведущего радио «Вера» Константина Мацана на «Светлом вечере». Ну и позвольте напомнить, дорогие друзья, что видеоверсию нашей сегодняшней беседы вы можете найти на YouTube-канале радио «Вера», не только послушать, но и посмотреть. Наш канал легко узнать по светло-голубому логотипу. Сейчас мы прервемся ровно на минуту, у нас полезная информация, ровно через минуту мы вернёмся к нашему праздничному разговору в светлой студии радио «Вера». Не отходите далеко, ну разве что принести ещё мандаринов. Мы скоро вернёмся.

Александр Ананьев:

— Мы возвращаемся в студию радио «Вера», здесь Алексей Пичугин, Константин Мацан, Марина Борисова, я Александр Ананьев. Костя, я так тебе благодарен за эту историю, про то, как вы встретили Новый год. Дo этой истории у меня была мечта встретить Новый год,

знаешь где? Есть в Тихом океане остров Питкэрн, он самая удалённая точка от всего, хочешь, будет самая западная точка, для меня это самая восточная точка, то есть с него всё начинается. Мне очень хотелось всю жизнь поехать на остров Питкэрн, и в новогоднюю ночь прийти на самую восточную часть острова Питкэрн, ещё для убедительности зайти в воду по грудь, вот чтобы уж совсем восточнее меня уже никого не было на свете. И с бокалом шампанского первым на планете Земля встретить Новый год. У меня была такая мечта.

Алексей Пичугин:

— Класс!

Александр Ананьев:

— Но теперь, видишь, я мечтаю как-нибудь удачно, правильно, безопасно для здоровья заболеть с женой, хотя у нас...

Константин Мацан:

— Пусть сбудутся обе!

Александр Ананьев:

— Мариночка, Новый год.

Марина Борисова:

— Я вот вас слушаю и думаю: я человек из другого века, из 20-го, и у меня всё не так. Во-первых, у меня нет воспоминаний о Новом годе как о семейном празднике. Так сложилось, что отец у меня был дипломатом, он всё время был где-то, мама была с ним. Это были суровые советские времена, когда детям разного возраста было не всегда просто следовать за родителями в загранкомандировках. Поэтому чаще всего я оказывалась в Москве в компании бабушки и дедушки. Брат к тому времени уже учился в институте, у него всегда Новый год это была какая-то компания, он куда-то уходил. Бабушка с дедушкой достаточно быстро после боя курантов уходили спать, я помню себя сидящей под этой новогодней ёлкой с зажженными огнями, какого-нибудь «Щелкунчика» или Окуджаву, звучащего из проигрывателя. Я сочиняла сказки новогодние, которые я посылала родителям в письмах, потому что тогда не было интернета, тогда можно было переписываться только как в XIX веке. Но из веселых Новых годов...

Александр Ананьев:

— А можно я спрошу: а сказки сохранились?

Марина Борисова:

— Практически только одна в старом таком конверте, которую родители сохранили до конца их жизни.

Александр Ананьев:

— Я почему спрашиваю? Для меня уходящий год стал годом открытий. В каком смысле? Оказывается, миру нужны сказки, и я за этот год написал порядка 2,5 десятков сказок, причём за деньги и адресно, я их сначала продал, а потом написал. Они действительно сейчас очень нужны, поэтому я сейчас с пристальным вниманием слежу за всем, что касается сказок, мне очень интересно.

Марина Борисова:

— Ну потом начались институтские годы. Да, ведь я ещё чем отличаюсь от вас, в моём детстве и юности не было " С лёгким паром«, «С лёгким паром» появилось, когда я была уже на третьем курсе. Хотя эти фильмы обычно показывали 1 января, но все равно, после того как ты где-то в компании проболтался целую ночь, 1 января включать советский телевизор, ну... Поэтому мы смотрели эти фильмы в лучшем случае через месяц, когда их показывали повтором. Так что много несоответствий. Ну а из институтских Новых годов, наверное, самый замечательный был на четвёртом курсе. Мы с подружкой снимали квартиру и обе были в отвратительном настроении, каждый по своим причинам. Мы решили, что мы отмечать Новый год не будем, как сейчас говорят, от слова совсем. И собственно, почти осуществили своё решение, но где-то часов в 9 вечера, это был самый холодный декабрь за всю мою жизненную историю, когда в Москве было больше — 40° когда лопались батареи в новых домах, когда отключалось электричество, в общем, конец света. И где-то за 3 часа до Нового года вдруг звонок в дверь, к нам вваливается человек 10 наших институтских приятелей, самое замечательное, что они вваливаются с какой-то облезлой ёлкой. Где они в новогоднюю ночь раздобыли ёлку, остаётся только догадываться. Потом выяснилось, что они раздобыли её на помойке, потому что кто-то заранее купил ёлку, потом она осыпалась и её выбросили. В общем, у нас оказалась ёлка, у нас оказались друзья, которые привезли с собой колбасу и ещё чего-то, и начался безумный Новый год, причём в этот в сорокаградусный мороз мы выбегали периодически на детскую площадку, покататься с горки. В общем, это было очень весело и очень по-студенчески, но всё это не очень похоже на то, что вы рассказываете, когда вспоминаете о своих новых годах, и, пожалуй, первый раз у меня всё соединилось в уже очень взрослом состоянии, когда я решила посмотреть, что же такое католическое Рождество на Украине и поехала, взяла отпуск и поехала туда во Львов, рассчитав, чтобы 25 декабря быть там.

Александр Ананьев:

— Рождество во Львове — это же так красиво!

Марина Борисова:

— Это очень красиво, только выяснилось, что католическое Рождество во Львове никто не празднует. Поскольку там все униаты, и они все празднуют 7 января, но что было замечательно в этой поездке, то что готовиться эмоционально они как раз начинают к 25 декабря. И вот весь Львов был пропитан колядками. Причём не в фольклорном исполнении, а во всевозможных аранжировках, исполнении разных эстрадных певцов, каких-то квартетов, то есть это была россыпь музыкальная, совершенно незнакомая нам, поскольку до такой степени у нас это не развито, даже до сих пор это не так развито. А главное, что это звучало из-за всех щелей, разве что из утюга не звучало. Потому что любая дверь, любой магазин там, кафе, ресторанчик, всё что имело дверь, ты её открывал и на тебя выливался поток этих колядок. К Новому году мы зарядились уже таким новогодним настроением, что его хватило и до Рождества, и в общем-то, до сих пор.

Александр Ананьев:

— А вживую пели?

Марина Борисова:

— Это было в записи, но мы, во-первых, привезли с собой эти записи. С тех пор у нас сложилась такая домашняя традиция: на Новый год всегда ставить не бой курантов, а колядки.

Александр Ананьев:

— Господи, мне 44 года, я клянусь, Марина, я ни разу в жизни не слышал колядки. Но я знаю, что они есть, что есть люди, которые их поют, причина в том, когда я вижу людей, которые идут по улице и поют, я сразу пытаюсь перейти на другую сторону как-то.

Марина Борисова:

— У нас как-то было все иначе, церковная жизнь пришла как бы подпольно, поскольку это были глубоко советские годы, мы все работали на советских работах, по возрасту мы были комсомольцами, не подумайте чего плохого, просто это был атрибут, без этого трудно было поступить в институт, если у тебя не было галочки, что ты со значком. Но при этом когда началась церковная жизнь, она, конечно, дарила массу откровений. Что касается колядок, я тогда довольно долго ездила на приход к своему духовному отцу в Подмосковье. И он первым начал вводить традицию, возрождать ходить славить Христа со звездой, но нам строго-настрого он запретил ходить женщинам, ходили только мужчины, потому что это было совершенно небезопасно, ходили: пьяная деревня, абсолютно не антирелигиозная, а как бы арелигиозная. И вдруг появляются какие-то чудаки, с какой-то звездой, чего-то поют, накостылять могли совершенно спокойно, причём не со зла, а просто от оторопи.

Александр Ананьев:

— От недоумения.

Марина Борисова:

— От недоумения. А личный опыт соединения церковной службы и колядки у меня был в конце восьмидесятых. Пришлось мне регентовать 3 года на только что открывшемся на Кунцевском кладбище храм Воскресения Словущего, и вот в одну из служб на Святках уже, будничная служба, мы всё пропели, Литургия закончилась, народ подходит к кресту, и зависла такая пауза. В принципе, конечно, в паузе в церкви ничего плохого нет, но у всех очень радостное приподнятое настроение. А мы перед этим распевались и пели колядку «Рождество Христово ангел прилетел, он летел по небу людям песню пел, все люди, ликуйте, пойте, торжествуйте день святого Рождества». И когда стали подходить к кресту, мы, пропев всё что положено по канону, запели эту колядку. Из алтаря вылетел возмущенный алтарник, гневный юноша, сказав: что вы делаете, это неуставное пение, как вы можете? Я ему говорю потихоньку: подожди, подойди к отцу Владимиру и спроси. Он исчез в алтаре и больше не появлялся. Мы спокойно пропели эту колядку, и когда юноша вышел уже после окончания службы, я его спросила: ну и что сказал отец настоятель? Он потупился и сказал: отец настоятель сказал: посмотри на людей! А люди действительно, это было впервые, и это настолько попало в какой-то нерв, что люди стояли просветлённые, с прослезившимися глазами, потом подходили к нам и просили списать слова. Это было такое удивительное единение в этом ощущении соединения всего светлого, рождественского, праздничного, когда все вместе.

Александр Ананьев:

— Всё. Я заинтригован окончательно. Что мы слушаем?

Марина Борисова:

— Мы слушаем колядку в обработке «Щедрый вечер», тоже одна из самых популярных рождественских колядок, которая вполне монтируется и с Новым годом, поскольку за советские времена очень многое, что наполняет Рождество, плавно переместилось в Новый год, так что, по-моему, эти праздники в какой-то степени близнецы-братья.

Александр Ананьев:

— Кость, созвучие Щедрый вечер и Stille Nacht случайно?

Константин Мацан:

— Нихт ферштейн.

Александр Ананьев:

— Давайте тогда послушаем.

Колядка.

— И мы возвращаемся в праздничный эфир, светлые, новогодние истории светлым вечером. В эфире радио «Вера» здесь Алексей Пичугин, Марина Борисова, Александр Ананьев, Константин Мацан, и мы с огромным удовольствием приветствуем, можно сказать, что к детям приходит Дед Мороз, а к уже взрослым сложившимся людям приходит Владимир Романович Легойда.

Константин Мацан:

— К взрослым сложившимся людям приходит председатель синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО Владимир Романович Легойда. Добрый вечер!

Владимир Легойда:

— Добрый вечер!

Константин Мацан:

— Владимир Романович, Новый год — семейный праздник, мы тут тоже все в студии собрались и вспоминаем тёплые новогодние истории. А вы помните какой-то свой самый тёплый, запоминающийся Новый год, может быть, из детства, может быть, не из детства, может быть, уже из взрослой семейной жизни? Вот о чём для вас этот праздник? Какая ассоциация в первую очередь на ум приходит?

Владимир Легойда:

— Ну вы знаете, для меня Новый год всегда был праздником семейным. Я не помню ну за исключением, конечно, учебы в институте, когда не удавалось домой уехать, я один раз там был, когда срочная сессия, нам разрешали сдавать. Вот я всегда, за исключением тех лет, и когда не было рядом семьи и пока не было своей семьи. Это всегда семейный праздник с детства, поэтому у меня никогда не было желания уйти куда-нибудь на Новый год. Знаете, как бывает период, когда куда-то рвешься с компанией провести, нет я всегда понимал, что Новый год — это праздник семейный, и мне бы хотелось, чтобы у детей тоже было такое чувство. Сейчас, конечно, мы ещё исходим из того, что этот праздник, который предшествует Рождеству. Всё равно готовимся к главному празднику вот к зимнему.

Константин Мацан:

— А вот как это до детей доносить, если это нужно доносить, что всё-таки главный праздник Рождество? Спрашиваю я это, потому что сам с этой проблемой, скажем так, в кавычках сталкиваюсь. Что вокруг празднуют Новый год, и в школе Новый год как самый главный праздник, и дети тоже в основном подарков ждут в общей тенденции на Новый год, а Рождество это ещё один праздник, но всё-таки акцент вокруг нас ставится на Новый год, вот нужно как-то детям говорить, что главный праздник он попозже, а тут давайте пока потерпим и на половинку будем праздновать?

Владимир Легойда:

— Я думаю, как-то специально этого делать не нужно, потому что может вызвать обратный эффект, как всегда, если мы начнем как-то намеренно говорить, что Новый год, детки, это так себе. Мне кажется, что касается семьи, это дети сами видят и чувствуют, если Новый год не становится более важными посиделками по сравнению с Рождеством, дети это сами почувствуют. Потом Рождество связано с особой Рождественской службой, поэтому это всегда создает праздничное настроение. Мы тоже всегда на Рождество, как и на Пасху, собираемся семьёй, поэтому для детей вот такая естественная... Мне кажется, как-то специально этого делать не нужно.

Константин Мацан:

— Тут у нас в эфире был недавно очень интересный разговор. Мы с отцом Андреем Рахновским замечательным, хорошо известным нашим радиослушателям, беседовали и он делился такой своей историей о том, что, когда он в подростковом возрасте старшем пришёл к вере и решил поступать в семинарию, и поступил, и был таким горячим неофитом, ему было так удивительно, что, оказывается, в семинарии празднуют Новый год. И студентам сделали, по-моему, если я не ошибаюсь, салат оливье с рыбой и даже налили шампанского. И для него как для человека, который был пылающим неофитом, ему казалось, что Рождество — это да, а Новый год — это светский праздник, который нужно отринуть. Даже как-то удивительно, что в духовной семинарии к этому очень лояльно, скажем так, относились. А у вас не было никакой перемены отношения к Новому году, когда вы пришли к вере?

Владимир Легойда:

— Может, и было я сейчас этого не помню. Тут, видите, как, дело в том, что если Новый год рассматривать собственно как застолье, то проблемы возникают только с одним, что из-за разницы календарей Новый год у нас раньше Рождества, хотя он должен быть позже, поэтому у нас появился удивительный праздник старый новый год. И здесь просто, мне кажется, что, если подходить к Новому году не как к возможности проявить силу и выносливость, помните вот эту баянистую шутку, что слабые падают лицом в салат, а сильные в торт.

Константин Мацан:

— В десерт.

Владимир Легойда:

— В десерт, да. Если рассматривать как возможность просто пообщаться с близкими, поздравить друг друга, что-то пожелать друг другу, но и как-то просто радостно провести время. Вот мы сейчас готовим настольные игры. Даже со средней дочерью попытались на днях играть в игру такую настольную, связанную с фразеологизмами. Я был уверен, что буду непобедим, собственно, конечно, я победил, но были выражения, в которых я немножко путался, вот поэтому нужно будет подтянуть, полистать словари перед Новым годом, чтобы уже в большом собрании не ударить лицом в грязь. Поэтому, мне кажется, вопрос в том, как ты это всё проводишь.

Константин Мацан:

— А вы эти игры сами придумываете?

Владимир Легойда:

—В данном случае это просто игры, которые нам подарили. Там есть несколько игр, одна связана с русской литературой, но дети ещё маленькие. Я боюсь, что это, скорее, взрослая игра, взрослые попробуют сыграть. Ну мы просто любим настольные игры. Не то чтобы мы в них беспрерывно постоянно играем, но у нас есть там порядка, может быть, семи-восьми каких-то настольных игр, включая «Что? Где? Когда?» Ну вот, правда, «Что? Где? Когда?» мы оттуда взяли только вот эту юлу и поле, так сказать, на котором раскладывается. А вот вопросы придумываем сами.

Константин Мацан:

— Вы как-то рассказывали, что даже, по-моему, такую традицию ввели. Особенно это было связано с пандемийными ограничениями, домашним режимом, чтобы семьёй собираться, играть в игры, проводить время вместе, даже какая-то польза, выгода извлеклась из вынужденного сиденья дома в связи с печальной пандемической ситуацией?

Владимир Легойда:

— Да. Это было именно так и, к сожалению, мы не смогли это сохранить в полном объёме, но у нас там каждый вечер был чему-то посвящён. Понедельник, по-моему, «Что? Где? Когда?», во вторник вечер стихов, когда каждый какое-то стихотворение читал, потом какая-то проза даже была, потом ещё какие-то чуть ли не танцевальные вечера были. Но «Что? Где? Когда?» вот мы в начале, дети отбивались, потом дети сказали, что им надоело только отвечать на вопросы, они стали сами придумывать, в книжках, в интернете, вот. Ну кстати сказать, и побеждали они нас, но в том смысле, что команда взрослых проигрывала.

Константин Мацан:

— В честной борьбе.

Владимир Легойда:

— Мы считали, что не в честной, у нас всегда были претензии к качеству вопросов, но факт остается фактом.

Константин Мацан:

— А у вас есть какие-то особенные воспоминания, я не знаю, связанные с новогодней службой, Литургией? В последние годы во многих храмах такая традиция складывается: служить литургию ночью с 31 на 1-е. Доводилось бывать на таких службах? И есть в этих службах для вас что-то эмоционально особенное?

Владимир Легойда:

— Нет, мне не доводилось, я думаю, что это впереди ещё всё, но я знаю, что в Сретенском, по-моему, всегда они служили на Новый год, служили раньше, может быть, и сейчас служат. По крайней мере, это вызывает такие... есть такое желание, но пока нереализованное.

Константин Мацан:

— Знаете, о чём подумал, я если не путаю, тоже слышал от кого-то, что, в принципе, в уставе церковном нет каких-то специальных указаний служить Литургию ночью именно в связи с Новым годом. То есть, это такая инициатива приходов, то что складывается как бы стихийно. В каком-то смысле из жизни берётся. То есть Церковь отвечает на какие-то духовные и душевные запросы современных людей, при этом оставаясь собой, совершая свою главную службу в Рождественскую ночь и предлагая людям вот так эту ночь, ой, не рождественскую, а новогоднюю ночь, провести. То есть можем ли мы говорить, что Церковь в этом смысле вот так по-особенному, по-своему, идёт в ногу со временем и тоже для себя пользу извлекает вот в этом плане?

Владимир Легойда:

— Я бы всё-таки не говорил, что здесь идёт в ногу со временем. Здесь, мне кажется, к вопросу о точности фразеологизмов. В ногу со временем это всё-таки соответствовать каким-то современным веяниям, изменениями, я не думаю, что это что-то такое, неизбежно связанное с современным образом жизни. Хотя, может быть, я не прав, но, в общем-то, мне кажется, что это не самый точный здесь фразеологизм. Вот. Но здорово, что есть такая возможность для желающих, и мне кажется, это красивая такая традиция. Главное, чтобы это... да нет, пожалуй, остановлюсь на этом.

Константин Мацан:

— Просто, когда мы говорим идти в ногу со временем, именно Церковь должна идти в ногу со временем, мы вправду подразумеваем какие-то изменения, какие-то упрощения, может быть, отказаться от чего-то ради каких-то сиюминутных запросов и так далее. Мне всегда казалось, что это что-то потерять ради удобства, ради сиюминутного этого времени. А тут мы видим пример, когда Церковь, не изменяя себе, служит Литургию, когда могла бы не служить, потому что по уставу вроде бы нет таких обязательных указаний. Но вот находит то, как как быть с человеком в эту ночь. Вот она особенная, давайте, мы особенную Литургию послужим, вот будем христианами вот так по-особенному.

Владимир Легойда:

— Ну вы знаете, наверное, может быть, я, кстати, не считаю, что идти в ногу со временем — это обязательно что-то терять, может быть, это более такие очевидные вещи, связанные со временем. Ночью и в другие времена могли служить, если такое было желание и прочее. Вот для меня, скорее, я тут некоторое время назад участвовал в финале конкурса ораторского мастерства, эту замечательную традицию установила, я надеюсь, эту традицию проведения этого конкурса Московская духовная академия. Мне даже пришлось там возглавить жюри, с удовольствием я это сделал. Правда, участвовал дистанционно. По объективным причинам не смог приехать, это воскресенье, в академию. Ну вот там было 9 выступающих. Я почему про это вспомнил? Потому что замечательные ребята, очень хорошие выступления у них, примечательно, что пять из девяти выступлений были посвящены времени, как его не тратить, как им управлять. Даже одно целиком про тайм менеджмент. Это знаете, так забавно ходил по сцене с гарнитурой семинарист и начал с того, что есть такая штука тайм менеджмент, насколько вы им владеете? Ну а я, когда там подводили итоги, я сказал несколько слов, и сказал о том, что мне кажется, несмотря на то, что конкурс ораторского искусства, они изучают риторику, и в этом, может быть, кому-то кажется естественным эта ситуация, когда в речи должен присутствовать пафос. Я сказал, что, тем более это был не гомилетический конкурс, не конкурс проповеди, хотя и проповедь, я думаю, не должна быть пафосной сегодня. Я им посоветовал вот с учётом того, что я услышал, стремиться к большей простоте. Торжественность и некая пафосность она сегодня не воспринимается, на мой взгляд, и не нужно бояться, вообще, это может быть, вершина риторического искусства — максимальная простота речи, если хочешь достичь аудитории. Вот это, мне кажется, идти в ногу со временем. В этом, как сейчас принято говорить, в хорошем смысле слова значит соответствовать, достигать человеческого сердца вот в этом плане. Хотя, наверное, опять же, вспомнив моё сравнение с фразеологизмами, наверное, точное значение здесь будет немного другое, но можно и так это воспринимать.

Константин Мацан:

— Спасибо за этот разговор. Мы с гостями сегодня слушаем их любимую музыку и выбор Владимира Романовича Легойды — это, как сегодня принято говорить, саундтрек к фильму Валерия Приёмыхова «Холодное лето 53-го», музыка Владимира Мартынова.

Музыка.

Александр Ананьев:

— Ну что ж, дорогие друзья, спасибо вам, что провели вот эту часть «Светлого вечера» именно вместе с нами, у нас ничего не заканчивается, у нас всё продолжается, ожидаются новые истории, новые новогодние песни, новые гости в светлой студии радио «Вера» ну и, кстати, друзья, видеоверсию нашей сегодняшней беседы вы можете найти на YouTube канале радио «Веры». Наш канал легко узнать по светло-голубому логотипу, ну а мы, Алексей Пичугин, Марина Борисова и Константин Мацан, Владимир Романович Легойда и я Александр Ананьев с вами не прощаемся. Мы провели вместе 2021-й и, даст Бог, проведём вместе наступающий 2022 год, не отходите далеко!

«Светлый вечер» 31.12.21.

Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Кира Лаврентьева

Гость: Светлана Феодулова

Александр Ананьев:

— И мы возвращаемся в праздничную студию радио «Вера», нарядно украшенная новогодняя ёлка, новогодние мандарины, деды Морозы, ангелы, празднично одетые ведущие, но послушайте, я хочу начать с представления очень важного человека в светлой студии радио «Вера». Человека, которому этот год запомнится надолго.

Алла Митрофанова:

— Да навсегда.

Александр Ананьев:

— Потому что этот год у него будет стоять в паспорте, я так полагаю, 2021 год рождения. Сколько ему, Светочка?

Светлана Феодулова:

— Два с половиной месяца.

Александр Ананьев:

— Два месяца? Двухмесячный, родившийся в 2021 году светлый ангел по имени Серафим.

Кира Лаврентьева:

— Пламенный, переводится пламенный — Серафим. Представляете, имя это?

Александр Ананьев:

— Ну прекрасно, но я сейчас пламени не вижу, я сейчас вижу тихий огонёк в его душе. Так, Серафим, Серафим и его красавица-мама, певица с известным всему миру именем, рекордсменка, талантливая красавица Светлана Феодулова. Здравствуйте, Светочка!

Светлана Феодулова:

— Добрый вечер!

Александр Ананьев:

— Послушайте, я вас благодарю знаете за что? Во-первых, за то, что вы пришли в обнимку с Серафимом. Да, это голос Серафима. А во-вторых, я вас благодарю за то, что вы провели этот год с нами. Такое счастье знать, что вы обязательно появитесь в одной из программ «Светлого вечера» со своими песнями, со своими концертами. Спасибо вам, за то, что вы провели этот год с нами! Также вместе с нами сегодня Алла Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— Александр Ананьев.

Александр Ананьев:

— Кира Лаврентьева, ведущая «Светлого вечера».

Кира Лаврентьева:

— Здравствуйте, все.

Александр Ананьев:

— Здравствуйте. Сегодня мы продолжим говорить о Новом годе, продолжим рассказывать истории, связанные с Новым годом и продолжим слушать песни, которые каждый из нас сегодня принёс в эфир. Я принёс свою, Алла Митрофанова свою, Кирочка свою, но я всё-таки хочу начать со Светочки, всё внимание на неё и на Серафима. Есть ли какая-то история, которой стоит поделиться накануне Нового года, 31 декабря, накануне боя курантов?

Светлана Феодулова:

— Да, вот Серафим мне подсказывает уже: мамочка, твоя история — это я. Вы знаете, вот как раз в прошлом году, наверное, этот Новый год мне запомнится на всю жизнь, потому что в прошлом году мы решили посетить светлое Дивеево в Новый год, и решили сделать сюрприз нашим друзьям, приехав, заранее их не предупредив. И вот мы отправились туда с нашим замечательным малышом Пантелеймоном дивеевским, предыдущий раз тоже родившимся после посещения канавки на Рождество, кстати говоря. И хотели как раз снова пройтись по канавке, и в общем-то, поблагодарить Божью Матерь за чудесного Пантелеймона. И вот так мы прошлись по канавке, прям мы приехали накануне Нового года и сразу побежали на канавку, и, наверное, действительно это наш самый дорогой подарок, потому что потом мы с собой захватили нашего чудесного Серафимчика, который сегодня с нами в студии. Александр Ананьев:

— И тысячи слушателей и слушательниц радио «Вера» сейчас бросили резать салаты, посмотрели на расписание автобусов до канавки.

Кира Лаврентьева:

— Поездов до Дивеево, да?

Александр Ананьев:

— Да, и рванули туда в первых рядах, буквально. Слушайте, какое счастье, а?

Светлана Феодулова:

— Это правда, моя душа ликует.

Александр Ананьев:

— Чудо!

Светлана Феодулова:

— Но вообще, Новый год для меня — это такой семейный праздник, мы всегда его стараемся отмечать семьей. Ну очень редко, когда это происходило как-то порознь, всё равно, если у меня какие-то концерты, значит моя семья едет со мной, с нашим домом на колесах, мы отвечаем этот Новый год вместе обязательно. А ещё есть у нас в семье совершенно чудесная традиция: я сочиняю сказки и пишу, рисую эти сказки. У каждого есть своя роль, у члена семьи, но никто кроме меня не знает общего сценария, каждый учит фрагмент, он знает, что он должен после каких-то слов выйти и что-то сказать. Из этого собирается спектакль, такой общий сюрприз, и вы знаете, всегда это так весело, так интересно проходит. То мы ставили сказку «Буратино», то ставили сказку про Деда Мороза и волшебную фею, которая оказалась в чудесной стране, всегда это интересно, весело, дружно. Иногда мы приглашаем в гости соседей, они зрители нашего торжества, и в конце все дети получают подарки, в общем, такая у нас удивительная традиция. В этом году мы обязательно тоже планируем все вместе отмечать Новый год, нашей семьей с детками, может быть, родственники приедут, и обязательно в нашей семье будет такая сказка.

Александр Ананьев:

— Сказка про то, как Серафим прогнал злого Ковида, который хотел отнять у детей Новый год.

Светлана Феодулова:

— Кстати, хорошая тема, надо подумать, я ещё сказку не начинала писать, но уже думаю над темой.

Алла Митрофанова:

— Светочка, тут нужно раскрыть секрет, Александр Владимирович весь этот год только и делают, что пишут сказки.

Светлана Феодулова:

— Я знаю.

Алла Митрофанова:

— То есть он профессионально уже подсказывает, имея свой опыт, разные сюжеты...

Александр Ананьев:

— Я понял один простой секрет. Вот Светочка не даст соврать. Сказки не нужно писать, их не нужно сочинять, их нужно просто записывать, потому что они происходят здесь и сейчас. У тебя есть смешная рыжая собака с весёлым толстым хвостом и плюшевыми ушами, и тебе нужно просто записывать, что она делает, и получается сказка. У тебя есть жена: остроумная, лёгкая, весёлая и красивая. За ней тоже нужно записывать, назвать её Ёжиком, и получится прекрасная сказка.

Светлана Феодулова:

— Ну вообще, Новый год — это, конечно же, какой-то волшебный праздник всегда для меня был с детства. Я всегда скорее пыталась уснуть, чтобы быстрее проснуться, эти подарки под ёлкой, конечно же, мы верили в Деда Мороза. Но это чудесные такие традиции, это очень добрые такие традиции. Для детей это всегда какое-то волшебство, радость, когда есть возможность семье находиться вместе. И мне навсегда это запомнилось, то, что всегда можно оставить что-то в конце этого года, перелистнуть эту страницу и в Новый год уже с верой, надеждой, любовью войти, с такого чистого в какой-то степени листа, а предыдущий опыт взять с собой. Вот это вот ощущение, что что-то новое, Новый год, какая-то новая страница твоей жизни.

Александр Ананьев:

— Вы знаете, а я осмелюсь сказать вот что. Мне кажется, что перед нами с Кирочкой и Аллой сидит глубоко несчастный человек. Знаете, почему?

Светлана Феодулова:

— Да? Интересно.

Александр Ананьев:

— Потому что вот мне есть, что пожелать себе в Новом году, Алле есть-то пожелать в Новом году, чтобы муж похудел, например, Кирочка?

Кира Лаврентьева:

— Мне тоже есть.

Александр Ананьев:

— А перед нами девушка, у которой всё для счастья есть.

Алла Митрофанова:

— Слава Богу!

Кира Лаврентьева:

— Ого, это очень здорово!

Александр Ананьев:

— Талант, востребованность, концерты в ключевых залах планеты, фантастические дети, муж, такой, который просто стоит на первой странице Красной Книги исчезающей породы мужей.

Светлана Феодулова:

— Правда.

Александр Ананьев:

— Вот он сейчас с Серафимом нянчится, это что-то невероятное. Вот чего бы вы себе пожелали, учитывая всё вышесказанное?

Светлана Феодулова:

— Терпения, потому что много всего в моей жизни, правда, много всего. И вот сама замечаю за собой, что хочется ещё больше терпения, терпения и терпения. Хотя, в общем-то, получается. Честно могу сказать, что получается, всё как-то организовать, так чтобы на всё тебя хватало, но тем не менее всё равно, надеюсь, что этот ресурс он ещё надолго в моей жизни. Хотелось бы, чтобы он не исчерпывался, не иссякал. Поэтому, наверное, вот так.

Александр Ананьев:

— Ну не знаю, мне кажется, что вот эта нотка нетерпения, абсолютно детского какого-то дерзновения, которая есть у вас: «Так, хочу сейчас и всё, дай-ка мне!». Это же круто, сохраните в себе это. А зачем вам это взрослое скучное терпение?

Светлана Феодулова:

— Ну нет, ну я имею в виду с детьми, оно очень нужно. Оно для меня очень нужно с Сонечкой, потому что в какие-то моменты, когда нужно и повоспитывать ребёнка, здесь наоборот, нужно больше терпения, потому что какие-то моменты приходится принимать и уже как-то смиряться с чем-то, в плане Сонечки, конечно, много сил, затрат энергии происходит.

Алла Митрофанова:

— Сонечка — особенный ребёнок, особенный, исключительно во всех отношениях. Она самая талантливая, она самая красивая, самая, может быть, чуткая, из всех из нас. И таких деток называют солнечные, по-моему, дети? Когда у малыша синдром Дауна?

Светлана Феодулова:

— Да, солнечные дети. Потому что они лишены, вы знаете, злости. Это действительно так, потому что Сонечка, если даже что-то не по её, она никогда тебе не отомстит, никогда не будет вредничать назло. Она наоборот подходит и начинает обнимать, ластиться, ей нужны сразу любовь, поддержка, вот такие чудесные. Кстати говоря, вот вчера мы были на службе, и Сонечка очень долго рассматривала стены храма, а когда мы уходили, она воздушный поцелуй Богу отправила и сказала: пока. Вот столько чудес с ней, столько удивительного. Вы знаете, потрясающие действительно дети.

Александр Ананьев:

— Светочка, пока наши слушатели покупают билеты в Дивеево, что мы будем слушать?

Алла Митрофанова:

— А можно ещё, кстати, на Светин концерт 25 января тоже билет купить. Если ещё кто-то не придумал подарки на Новый год или на Рождество. Светочка, скажите где? В Измайлово?

Светлана Феодулова:

— В зале Измайлово.

Алла Митрофанова:

— В Измайлово, там будет замечательная Светина программа, собственно целиком. И всё это будет в поддержку как раз особенных деток.

Светлана Феодулова:

— Вы знаете, в этой программе будет всё: и опера, и высокие ноты, которые все ждут, и замечательные чудесные произведения Александры Николаевны Пахмутовой, Крылатого, которые мы все очень любим, новогоднее настроение, что будет мило для души и взрослого, и ребёнка. Поэтому да, я приглашаю всех на концерт, он благотворительный, все средства, собранные с билетов, пойдут в совершенно замечательный детский центр, Свято- Дмитриевский православный центр, который помогает детям с ментальными нарушениями.

Александр Ананьев:

— Прекрасно. Обязательно, 25 января — твой день рождения, Алла Сергеевна, это прекрасный подарок. Что мы слушаем?

Светлана Феодулова:

— Сегодня мне бы хотелось предложить вашему вниманию, наверное, уже не то что малоизвестную, а всеми полюбившуюся композицию. Мы привыкли, что она принадлежит Полю Мориа, но на самом деле...

Алла Митрофанова: Ариэлю Рамиресу.

Светлана Феодулова: Да, Ариэлю Рамиресу. Потому что Поль Мориа, на самом деле, переработал кантату Рамиреса, и вот это часть «Паломничество, путь в Рождество Девы Марии», как раз сейчас она находится по пути в Вифлеем, для того, чтобы родить Бога, и об этом поётся в этой песне.

Александр Ананьев:

— Как же я вам благодарен, что вы вспомнили эту тему, ведь без неё...

Светлана Феодулова:

— И сегодня эту песню я принесла с сюрпризом, я принесла её на русском языке.

Алла Митрофанова:

— Серьёзно?

Светлана Феодулова:

— Да, мы её записали на русском языке, сделали перевод и записали с замечательным хором Давидовой пустыни «Держава».

Александр Ананьев: Чудо какое-то, практически сейчас федеральная премьера.

Светлана Феодулова:

— Да.

Александр Ананьев:

— Включите радио «Вера» погромче, оно того стоит. Светлана Феодулова и... как это правильно называется?

Алла Митрофанова:

— Ариэль Рамирес, кантата «Паломничество».

Александр Ананьев:

—Прекрасно.

Кантанта.

Светлые истории, так называется фактически эта программа, этот формат, который подарил нам уходящий 2021 год, сегодня, по сути, премьера этого формата. В следующем, 2022 году, я надеюсь, эта программа будет регулярной, а сегодня мы собрались в студии радио «Вера», чтобы поделиться своими, раз уж у нас сегодня 31 декабря, предновогодними историями и послушать песни, которые уместны, пока люди режут салат оливье, наряжают ёлку, разворачивают подарки и смотрят, как на телевизоре с выключенным звуком раскрывает рот Николай Басков, так ведь? Это правда. Я всегда так делаю. Здесь Алла Митрофанова, Светочка Феодулова, которой мы благодарны просто за Рамиреса, это такое чудо. Кира Лаврентьева, которая, судя по глазам, тоже имеет, что рассказать накануне Нового года.

Кира Лаврентьева:

— Горящим, горящим глазам.

Александр Ананьев:

— И Серафим у неё горящий, и глаза у неё горящие.

Кира Лаврентьева:

— На самом деле, у меня совершенно чудесная сейчас происходит история внутри меня, потому что Светлана с замечательным Серафимом она осветила наш сегодняшний праздник дополнительно, но, для меня особенно.

Алла Митрофанова:

— Как для матери троих детей.

Кира Лаврентьева:

— Да, да Алечка, спасибо, это правда, это правда, и вы знаете, вот с самого раннего детства для меня батюшка Серафим огромную роль играл. И мы из Сибири на поезде три дня ехали в Дивеево, чтобы помолиться ему. Это для меня совершенно сакральная история, что вы съездили, у вас родился Серафим.

Светлана Феодулова:

— Два раза съездили: Пантелеймон, потом Серафим.

Кира Лаврентьева:

— Да, для меня всё откликается в этот момент. И знаете, удивительно, что у меня у меня даже крестники Серафим и Серафима. Вот это самое последнее чудо, которое со мной произошло.

Александр Ананьев:

— Слушайте, у меня тоже крестник Серафим.

Светлана Феодулова:

— А я думала, что ребёнка редким именем назвала.

Кира Лаврентьева:

— Вот тут-то, вот тут-то мы узнали, что нередким. Нет, на самом деле, замечательно, что пламенных Серафимов становится среди нас всё больше и больше. Вот этого тёплого огня, божественного огня, который будет согревать, ну надеемся, в душе Серафима, будет согревать всех окружающих. Мы очень надеемся, что дальше будет так в вашей семье. Ну вот это значит самое последнее чудо, которое со мной произошло — это встреча сегодня в нашей тёплой студии со Светланой. Но, на самом деле, вы знаете, я просто поражаюсь, насколько часто случаются чудеса у человека с детским сердцем. С детским, в хорошем смысле этого слова. Как любят сейчас психологи уточнять: не инфантильно детским, а Христовым детским. Вот вы знаете так и есть.

Александр Ананьев:

— Подожди, действительно психологи так говорят?

Кира Лаврентьева:

— Ну конечно, говорят. Есть детская инфантильность, такая дурашливость некая, когда человеку 5 лет всю жизнь или 10 лет всю жизнь.

Алла Митрофанова:

— Это когда человек ответственность не может на себя взять.

Александр Ананьев:

— Нет, я понимаю, что это значит. Для меня новость, что это такой психологический термин.

Кира Лаврентьева:

— Есть, есть, потому что очень многие люди, они оправдывают свою слабость вот этой фразой: «Будьте как дети», а на самом деле, будьте как дети, это же сила, и вот сейчас, глядя на вас, я понимаю, что это действительно сила. И возгревать в себе вот это детское восприятие, это очень здорово, это очень помогает в жизни, это очень помогает в жизни идти, когда тебе совсем тяжело, когда тебе кажется, что следующий шаг ты уже не сделаешь, ты возвращаешься туда, в какие-то светлые моменты и обновляешь своё детское сердце, обновляешь свою систему, жёсткий диск перезаписываешь. Как будто заново он начинается. И вот, вы знаете, у меня совершенно чудесная была история. Папа катал меня на саночках, очень много катал меня на саночках, и вот катит он меня на этих саночках, представляете, в предновогодний зимний сибирский лес, там 30 градусов мороз. Но для нас, для сибиряков, это привычная такая погода, обмороженные щёки у всех, руки, меховые шапки, валенки, представляете? И вот мы идём: я, мама и он. И для нас не было ни этого холода, ни этой ночи тёмной, в общем, для кого-то это не самая романтическая история: гулять в бору зимнем, минус 30, в страшных сугробах каких-то. А для меня, знаете, это было как какие-то «12 месяцев» советский фильм, когда эту девочку отправили за подснежниками, она встретила там у костра вот этих двенадцать месяцев в виде молодых и не очень мужчин. И вы понимаете, у меня было ощущение, что я иду вот к этому предновогоднему костру, воспитанная на советских сказках. И вот идём мы, идём мы, идём, казалось бы, надо бы уже разворачиваться, а он всё катит меня и катит, и чаща леса уже такая глубокая, сосны, вы представляете, могучие русские сосны.

Алла Митрофанова:

Это уже больше на «Морозко» похоже.

Кира Лаврентьева:

— Да, Морозко, Морозко, и что происходит: стоит мальчик, представляете, поздней ночью?

Алла Митрофанова:

— Серьёзно? В лесу? В Сибири? В −30?

Кирпюа Лаврентьева:

— Да, Аля, это правда, даю честное благородное слово. Стоит мальчик, маленький мальчик. Ну мне было 6-7 лет, и ему 7 лет. Он стоит худенький, маленький, замёрзший, ночью, но стоит, а уже было часов 9 вечера. Ну вы представляете, для деревни глубокой сибирской, ещё и в семь лет оказаться перед Новым годом в лесу? Он стоит, папа говорит: ты что тут стоишь? Тебя как зовут? Он уже всё, еле тёпленький, говорит: я Костя. «Костя, ты что здесь стоишь?» Он отвечает: Я был на секции, в последний раз перед Новым годом собрались, и меня старшие мальчишки из секции загнали в лес, напугали, и сказали, что, если ты вообще вот выйдешь, мы тебя отпинаем. И вот они уже давно забыли, они уже пирожки свои там едят, чай пьют, «Иронию судьбы» с родителями смотрят, а он стоит тут. Я вот только не помню конкретно ли это было перед Новым годом, то есть или в этот же день, но точно был вот этот период.

Алла Митрофанова:

— Какой ужас! Господи!

Кира Лаврентьева:

— Мы его посадили вот в эти саночки, я значит, с них встала, мы его посадили в эти саночки, папа катил его на саночках, он только показывал, как идти. И всё, мы докатили его до центра, это районный центр, высадили возле его дома, возле его подъезда, он всё показал, и он еле тепленький, обмороженный пошёл домой. Вы представляете, что бы было, если бы мы там не оказались? Возможно он бы потом... Господь бы, может, его вывел, он бы всё-таки нашёл дорогу, это всё ясно. Сама ситуация, сама по себе была совершенно потрясающей, и для меня это было ещё одним счастливым событием, я поняла, что мой папа — это вообще великий человек. Представляете?

Александр Ананьев:

— Слушайте, вас ещё Господь сведёт с этим Константином.

Кира Лаврентьева:

Константин, если вы меня слышите, Красноярский край, Берёзовский район, посёлок Берёзовка, вы со мной обязательно свяжитесь, меня легко найти в социальных сетях, нам есть с вами много чего обсудить.

Александр Ананьев:

— Светочка, вы записали уже? Ведь это сказка. Абсолютная сказка, а потом обязательно Константин должен создать что-то невероятное и кардинально изменить жизнь Киры Лаврентьевой.

Кира Лаврентьева:

— И свою заодно.

Александр Ананьев:

— И всех вообще жизнь. Кирочка, что мы слушаем?

Кира Лаврентьева:

— Вы знаете, у меня с Новым годом связаны все песни вообще Фрэнка Синатры, и я не буду оригинальной. Но вот Moon River, она для меня особенно дорога, моему сердцу, её папа очень любил. Давайте мы её послушаем.

Александр Ананьев:

— Знаете, поскольку я доверяю каждому вашему слову, ну всё, всё, всё. Для меня это всегда был июль, причём вторая половина.

Кира Лаврентьева:

—А теперь для тебя это будет январь.

Александр Ананьев:

— Ну всё! Сломала жизнь, пиши пропало.

Кира Лаврентьева:

— Каждое 31 декабря я слушаю Фрэнка Синатра. Александр Ананьев:

— Теперь это будет новогодняя песня, Фрэнк Синатра на радио «Вера».

Песня.

Александр Ананьев:

— Это музыкальная иллюстрация на нашей новогодней ёлке от ведущей радио «Вера» Киры Лаврентьевой, ну и кстати, друзья, видеоверсию нашей сегодняшней беседы вы можете найти на Ютуб-канале радио «Вера». Наш канал легко узнать по светло-голубому логотипу. Сейчас мы прервёмся на минуту. У нас полезная информация.

Александр Ананьев:

— Я не знаю, как вам, друзья, по ту сторону эфира радио «Вера», но нам здесь изнутри, я не могу, по крайней мере, избавиться от этого ощущения, кажется, что происходит какое-то чудо. Причём каждый час. Продолжается светлая история в эфире радио «Вера», здесь Светлана Феодулова, а у микрофона Кира Лаврентьева, Александр Ананьев, мы просто делимся какими-то своими историями, переживаниями и любимыми песнями накануне боя курантов, до которого остались уже считанные часы. И очередь Аллы Митрофановой поделиться своей, может быть, историей, которые я все, наверное, знаю. Поскольку Алла Митрофанова, так уж совпало, моя жена. Но она постоянно меня удивляет какими-то своими переживаниями и историями.

Алла Митрофанова:

— Да что ты?

Александр Ананьев:

— Да. Что это будет?

Алла Митрофанова:

— Поскольку уже не первый раз я сегодня в эфире, и я начинала рассказ о переосмыслении Нового года в своей жизни. Я как раз, Светочка, из тех несчастных людей, для кого в Новом годе не было чуда. Вы рассказывали, ну и многие делятся вот этим волшебным переживанием, связанным с Новым годом. Для меня всегда было мало просто посидеть за столом, мне хотелось всегда чего-то большего. И когда мы впервые вместе с Сашей оказались на ночной Литургии Божественной в новогоднюю ночь, у меня сошлись пазлы в голове, всё срослось. И поняла наконец я, что всё это время, все годы своей жизни, на самом деле, у меня была вот эта тоска по Новому году, связанная с отсутствием, ну вернее, не всю жизнь, а вот в детстве, с отсутствием Рождества. Потому что в девяностые годы, ну или восьмидесятые, вообще вот излет советского времени, и вот девяностые годы, когда я ещё не была в храме, для меня это такое время, когда тебе, когда ты догадываешься внутренне, о том, что ты про что-то больше, чем просто набор молекул, и твоя жизнь она вообще-то что-то большее, чем путешествие из пункта А в пункт Б, где пункт А — это твоё рождение, а пункт Б — это то, что от тебя взрослые тщательно скрывают. Но это то, что происходит с пожилыми людьми, когда они перестают жить. Как-то родители пытались мне это объяснить, смягчить углы, но я им не верила, я им просто не верила. И понимала, что есть что-то другое, иное измерение, потому что человек — это что-то более важное, чем биологический материал.

Александр Ананьев:

— Подожди, я правильно понимаю, что до боя курантов ты так: чудо будет, чудо будет, чудо будет, так пальчиками, будет чудо — там дам дам дам — бой курантов, и потом так: обманули.

Алла Митрофанова:

— Да, особенно наутро. Когда ты просыпаешься и там какие-то недоеденные салаты.

Александр Ананьев:

— И всё по-прежнему.

Алла Митрофанова:

— Да пустота внутри, которую нечем заполнить.

Александр Ананьев:

— А салаты?

Алла Митрофанова:

— Такая пустота салатами не заполняется, она вообще ничем не заполняется, кроме того, что мы проживаем в Рождество Христово. Только потом до меня дошло, что, в принципе, в советское время Новый год возник как эрзац Рождества Христова. Потому что, ну как сказать, в 35-м, по-моему, году заговорили о каком-то зимнем празднике, какой-то ёлке, о возвращении, в принципе, рождественской ели, но только уже под видом новогодней ёлки у нас в Советском Союзе. По-моему, так эта история звучит, можно дату проверить. Но, по-моему, в 35-м году, первые книжки даже стали появляться, описывающие историю вот этого самого зимнего праздника и зимней вот этой ёлочки, как гостьи на каком-то зимнем празднике. И постепенно Новый год стал внедряться в школу и так далее. Но это Рождество, из которого вынули сердцевину. Мне этой сердцевины всю жизнь не хватало. Понимаете? До слёз, до боли до какой-то, не хватало. И когда как раз мы оказались в новогоднюю ночь в храме, поэтому у меня всё срослось.

Александр Ананьев:

— Я тебе больше скажу, вот я сейчас тебя слушаю и понимаю, что, во-первых, абсолютно созвучные переживания, до нашей первой новогодней Литургии в храме у меня было ощущение, что не Новый год есть у меня, а я есть у Нового года, и я его заложник и раб просто, и все эти новогодние гонки, и вот эти очереди, опять подарки, Господи, когда всё это закончится? И потом где-то 3 января так обнаруживаешь себя возле телевизора и думаешь: слава Богу, всё закончилось, что это было? Ужас какой-то. А вот с этой Литургии, с этим рождественским постом, я чувствую себя абсолютно свободным. Тебе не надо истерически запекать утку накануне Нового года, тебе не надо резать два таза оливье, тебе не надо куда-то спешить. Ты знаешь, что тебя ждёт, это такое светлое спокойствие, что и как-то все вокруг, все успокаиваются, и пробки успокаиваются, и город успокаивается, и вот эти фонарики они уже не про истерику, а про какую-то тихую радость.

Алла Митрофанова:

— Дело в том, что у нас есть ещё соседи есть удивительные, семья Ярчевских, «Беспечный оркестр». Это собственно родители: мама-папа, муж, жена и семеро детей и все они музыканты. Собственно, семейный беспечный оркестр. И поскольку живём мы на соседних улицах и так получилось, что ходим в один храм, после Нового года мы пошли в гости к ним. И это было самое удивительное, потрясающее застолье из всех, то есть любые какие-то рестораны, сумасшедшие тусовки или какие-то, я не знаю, экзотические варианты встречи Нового года, ничто не сравнится с этой встречей вместе с «Беспечным оркестром» и удивительной семьёй. Где наша семья и их семья, вот какой-то круг, а это было ещё в тот год, когда появился на свет наш спектакль «12 непридуманных историй», который под Рождество выходит с названием «12 рождественских историй», и смотрю я, помню, как играют Ярчевские, у них дома, естественно, полно музыкальных инструментов, и как это всё происходит, и у меня, знаете, такое ощущение возникает вот из-за этой наполненности после Литургии как будто после какого-то котла изобилия, не рога изобилия, а именно из какого-то, знаете, котла или из источника изобилия начинают произрастать те формы, в которые выльется в итоге наш спектакль «12 рождественских историй». То есть вот это та внутренняя наполненность, она стала выливаться в какие-то и внешние формы, и из этого состояния ты можешь творить и что-то интересное порождать на этот свет. И как в итоге всё это получилось, и каким стал этот спектакль, во многом даже помимо нас, то есть такое ощущение что мы в нужное время в нужном месте оказались, и Господь всё это раз и соединил, и всё получилось.

Александр Ананьев:

— Что же мы будем слушать в этой связи?

Алла Митрофанова:

— Слушать мы будем, вы знаете, друзья, ну сегодня пятница. А по пятницам с 6 до 7 вечера, в то самое время, когда у нас шла первая часть нашего марафона, обычно идёт радиожурнал. И в радиожурнале, это уже из года в год, это уже такая наша внутренняя на радио «Вера» традиция команды, которая занимается радиожурналом, мы ставим удивительный вальс Энтони Хопкинса. Потому что Энтони Хопкинс родился 31 декабря, и ближайшая к Новому году программа радиожурнала, которая выходит у нас в эфир, в конце этой программы обязательно звучит вальс Энтони Хопкинса, музыка, которую он написал в 16 или в 17 лет.

Светлана Феодулова:

— Невероятно красивая музыка.

Алла Митрофанова:

— Так она и пролежала у него в ящике стола, пока он не отправил её дирижеру Андре Рьё. Тот сделал великолепную аранжировку и вместе со своим оркестром этот вальс исполнил. И он прозвучал впервые, я думаю, наши постоянные слушатели знают его наизусть, буквально, по нотам, но невозможно отказать себе в удовольствии услышать эту невероятную музыку ещё раз. И, конечно, с днём рождения поздравить Энтони Хопкинса.

Александр Ананьев:

— У меня перед глазами стоит эта картина: огромный зал, все плачут, один Энтони Хопкинс улыбается такой счастливый.

Алла Митрофанова:

— А рядом его рыдающая жена.

Александр Ананьев:

— Да, да. Как заставить весь зал плакать? Напиши вальс. Ну что ж, Энтони Хопкинс и любимый вальс Аллы Митрофановой и радио «Вера».

Вальс.

Светлые истории на радио «Вера» продолжаются, здесь Кира Лаврентьева, Алла Митрофанова, Светлана Феодулова и я Александр Ананьев. И мы продолжаем делиться какими-то своими историями. Я в некотором замешательстве, потому что сейчас моя история, моя очередь рассказывать историю, но та история, которую я принёс, мне кажется плоской, скучной и неинтересной и даже в чём-то...

Кира Лаврентьева:

— Не может быть. Мы тебе не верим.

Алла Митрофанова:

— Вот видишь, тебе не верят

Кира Лаврентьева:

— Ты наш подогреваешь интерес так.

Алла Митрофанова:

— А ты уже рассказывал, как ты 1 января добывал жене завтрак в абсолютно пустынном городе?

Александр Ананьев:

— А, это трогательная история.

Алла Митрофанова:

— Это называется: любовь может всё, в жизни любовь может всё.

Александр Ананьев:

— Возможно, что мне нравится в Литургии в новогоднюю ночь, мне нравится ощущение, что весь мир принадлежит тебе. Вот все остальные как-то там, что-то, а ты идёшь по городу или едешь. Мы обычно едем на машине, пустые улицы, людей нет, и вся эта жизнь, весь этот мир, весь этот город, вся эта сумасшедшая ещё пять минут назад Москва, она твоя, и ты счастливый едешь — хозяин Москвы, практически хозяин. У меня было такое ощущение 1 января. Наш первый Новый год мы с Аллой Митрофановой, моей женой, встречали в Германии. Приехали туда накануне 31 декабря и поскольку там, где мы собирались жить, там собственно места особо не было, мы решили, что ничего страшного. Мы вот в соседней деревне снимем номер в гостинице и проживём там совершенно спокойно, но в соседней деревне не было гостиниц, через деревню тоже не было гостиниц, вот через-через деревню гостиница какая-то оказалась. Она была какая-то немножко странная, но внешне она была похожа на какой-то старинный замок.

Алла Митрофанова:

— Ну это фахверк такой стиль, замечательный, там всё очень хорошо.

Александр Ананьев:

— Причём не искусственный фахверк, а настоящий.

Алла Митрофанова:

— Никакая не имитация.

Александр Ананьев:

— В долине какой-то, и мы сняли этот номер, и мы прилетаем 31 декабря и...

Алла Митрофанова:

— Отмечаем с друзьями Новый год, едем собственно туда в отель.

Александр Ананьев:

— Завтраков там особых не было, но думаем, не страшно, какая разница?

Алла Митрофанова:

— В чём проблема-то?

Александр Ананьев:

— Ну подумаешь, выйдем куда-нибудь, купим завтрак в ресторане, в соседнем ресторане. Ну вы уже знаете, догадываетесь, чем дело закончилось. Приезжаем в гостиницу рецепшена нет от слова совсем, и людей нет, посетителей нет.

Светлана Феодулова:

— Ключик вам под ковриком оставили.

Александр Ананьев:

— Ключик под ковриком, и мы единственные постояльцы в этом абсолютно пустом гулком замке, с огромными дубовыми столами, с какими-то дверями скрипучими, я с этим ключом, значит, хожу по гостиницам, нахожу, ну как гостинице? Там 5-6 номеров, открываю эту тяжёлую дверь, зажигаю свечи. Но самое смешное начинается утром, потому что Алла Сергеевна пока не позавтракает, она не человек. Я просыпаюсь 1 января. Германия. В замке гнетущая тишина, лишь мышь скребётся в подвале. Я выхожу на улицу и понимаю, что в городе никто не живёт. Там нет ни одного человека, вообще всё закрыто. Булочных и кофейни, вообще нет. И даже спросить некого, абсолютная тишина и звенящая пустота. Я так походил сделал круг по городу, второй круг и понял, что нет ничего. Думаю, ну надо что-то делать. Я сажаю жену в машину, мы едем в соседнюю деревню, потому что там на карте есть какой-то отель.

Алла Митрофанова:

— Ещё один отель, но вроде бы побольше.

Александр Ананьев:

— Наверняка нам там помогут. Мы приезжаем, а там немецкие пенсионеры сидят, и тоже какая-то призрачная атмосфера, они сидят и на нас смотрят, молча, тишина, 1 января, сидят немецкие пенсионеры и на нас смотрят.

Кира Лаврентьева:

— Тогда как вы поняли, что они немецкие?

Александр Ананьев:

— Они по-немецки смотрели на нас. Мы вызвали человека, который там за всё отвечал и говорим: Здравствуйте, а вы не могли бы, ну на немецком, как умеем, а вы не могли бы... нам бы хотелось кофе. Она сделала большие глаза: кофе?

Алла Митрофанова:

— Сколько?

Александр Ананьев:

— Я говорю: ну два, сколько?

Она исчезает, минут через 20... А мы всё время стоим перед взором этих пенсионеров немецких. Минут через 20 она выходит, у неё два мешка кофе. 3 килограммовых. Мы говорим: мы всё поняли, до свидания, это не наш вариант.

Алла Митрофанова:

— Ну в общем чашку кофе, как потом выяснилось, нам потом объяснили, что чашку кофе вы здесь можете заказать, если вы постояльцы нашего отеля. По чашке кофе, а если нет, то пожалуйста, кофе...

Александр Ананьев:

— В общем, позавтракали, мы тем днём ближе к вечеру лишь где-то на какой-то заправке.

Алла Митрофанова:

— Мы догадались просто. Ну почему ближе к вечеру? Это видимо, для тебя было так мучительно, что ты бедную жену не можешь накормить. На самом деле, сообразили мы довольно быстро, что заправки должны работать, а на заправках в любом случае что-то да обретется. Александр Владимирович уже... у меня уже тремор начинался, потому что я если не поем, у меня начинается тремор, к сожалению, или к счастью, потому что тогда не забываю, что надо поесть. Значит мы приезжаем на заправку, где нам выдают какие-то бутеры и вот эти огромные немецкие булки. Мне кажется, они никогда в моей жизни не вызывали действительно такой радости.

Светлана Феодулова:

— Так это чудо, новогоднее.

Алла Митрофанова:

— Конечно-конечно, так вот что хочу сказать: любовь действительно может всё. Даже в абсолютно вымершем мире, достать из-под земли для любимой женщины бутерброды и кофе

Александр Ананьев:

— А у меня другая мораль из этой истории. Даже если тебе принадлежит весь мир, весь отель, весь немецкий город, вся Германия, это не факт, что тебе дадут кофе.

Светлана Феодулова:

— Да, да, это правда.

Алла Митрофанова:

— Ну что ж, можно и посмиряться иногда, на самом деле, именно та история она, конечно, прекрасна именно потому, что, если человек не забивается в угол, что вот ничего нет, я не знаю, что делать, ищет варианты, ищет выход, Господь всегда даёт, всегда найдёте, Господь всегда подскажет.

Светлана Феодулова:

— И через людей в том числе, как вот в вашей истории, когда вот действительно вас отправили к тому мальчику, чтобы вы его спасли.

Кира Лаврентьева:

— Мы все ведь отвечаем друг другу на вопросы очень важные, мы задаём их Богу, а Господь нам отвечает через людей.

Алла Митрофанова:

— Это про связанность людей друг с другом, вот почему так опасно наше состояние эгоизма, над чем я пытаюсь как-то работать, но у меня очень плохо получается.

Кира Лаврентьева:

— Ты хотя бы пытаешься, Алечка, в отличие от меня.

Алла Митрофанова:

— Это громко сказано, потому что мы тогда отделяемся друг от друга.

Кира Лаврентьева:

— А я даже не знаю с какой стороны подходить к этому эгоизму. Мы же всё равно очень сильно рефлексируем на себе сами и уходим в этой рефлексии иногда очень глубоко. Надо же успеть выпрыгнуть из этого и посмотреть: кто рядом с тобой, в глаза людей, которые ждут твоей любви. Мне один раз очень хороший, очень важный священник сказал, отец Андрей Щенников, которого любят очень все, мне кажется, на радио «Вера», и он любит радио «Вера», он мне сказал важную вещь, он говорит: вы знаете, можно очень долго вглубь себя уходить, искать какие-то ответы, решать собственные кризисы, а в этот момент сидит человек, голодный до твоей любви, рядом с тобой, это не обязательно даже, может быть, муж, жена, хотя это первый попавшийся ответ, или мама, или дети, или папа, кто угодно, а это, может быть, действительно человек, которому сейчас просто необходима любовь, вот просто необходима, а он рядом с тобой. И ждёт, пока ты её дашь. Вы представляете? Голодные до нашей любви. Пока мы себя терзаем, терзаем, пытаемся что-то в себя углубляться ковыряться, есть люди, которые ждут нас, ждут нашего тепла, пламени раз уж у нас сегодня такой Серафим.

Александр Ананьев:

— За что ещё стоит быть благодарными уходящему 21 году? Так это за то, что он нас свёл с Алечкой с отцом Андреем Щенниковым вот этим летом. Спасибо. Ну и закончить, наверное, свои истории мне хочется песней, как это полагается, и я хочу поставить трагическую песню, грустную, ужасно печальную, которая доказывает лишний раз то, что сказала Кира: Господь просто легко меняет все наши косяки к лучшему, превращая наши ошибки, наши промахи в какое-то чудо, которые потом вот радуют долгие годы. Однажды какая-то творческая европейская интеллигенция решила поставить мюзикл, мюзикл про людей, которые сидят за столом и рассказывают друг другу о том, как несовершенна жизнь, философствуют на тему несовершенства человека, наших грехов, и идея была прекрасная, они сочинили песню, песня называлась: «Папа, не напивался б ты на Рождество», она так и называлась. Да, и там были такие слова: «если нам не хватит сил подняться и идти, так лучше бы нам лечь и умереть прямо здесь». Но мюзикл не сложился, слава Богу.

Алла Митрофанова:

— Действительно, слава Богу.

Александр Ананьев:

— Мюзикл не сложился, но песня оказалась настолько удачной, что, когда у ребят возникла необходимость написать какую-то новогоднюю песню, они сказали: но у нас же есть песня про пьяного папу, давайте немножко слова переделаем, но не всё, вот эту строчку «проще умереть прямо здесь» оставим, а в припеве будем петь с Новым годом. И вы догадались о какой песне идёт речь.

Светлана Феодулова:

— Конечно.

Александр Ананьев:

— Этих ребят звали «ABBA», а песня называлась Happy New Year.

Алла Митрофанова:

— Какая хорошая песня.

Александр Ананьев:

— Песня чудесная, но, если помнить, о том, что она изначально называлась «Папа, не напивайся на Рождество», начинаешь относиться к ней немножко иначе. И вообще, жизнь становится немного более трёхмерной, осязаемой неоднозначной и ещё более прекрасной, потому что есть такие истории и есть такая песня. С наступающим Новым годом вас, дорогие друзья, пусть он с Божьей помощью будет радостным, счастливым, мы будем: кто-то терпеливее, да, Светочка? Кто-то богаче, да, Аля? Кто-то счастливее, да, Кирочка? Кто-то немножко худее, это я про себя. Спасибо вам большое, с наступающим Новым годом! Happy New Year в финале наших светлых историй, которые обязательно продолжатся в наступающем 2022 году и позвольте напомнить, друзья, видеоверсию нашей сегодняшней беседы вы можете найти на YouTube канале радио «Веры». Наш канал легко узнать по светло-голубому логотипу. Кира Лаврентьева, Светлана Феодулова, Алла Митрофанова.

Алла Митрофанова:

— Александр Ананьев.

С Новым годом!