У нас в гостях был клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов.
Разговор шел о том, на что христианину стоит обратить особое внимание Великим постом, чтобы провести это время с духовной пользой.
Ведущие: Алексей Пичугин, Марина Борисова
Алексей Пичугин:
— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. Здесь в этой студии приветствуем вас мы, я Алексей Пичугин.
Марина Борисова:
— И Марина Борисова.
Алексей Пичугин:
— С удовольствием представляем нашего гостя, ближайший час эту часть светлого вечера в нашей студии вместе с вами и вместе с нами священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста. Добрый вечер.
Священник Николай Конюхов:
— Добрый вечер.
Марина Борисова:
— Отец Николай, вот, как всегда, неожиданно подошёл Великий пост.
Священник Николай Конюхов:
— Нежданно-негаданно.
Марина Борисова:
— Совершенно никто и даже не предполагал. И, собственно, из года в год начинается он с одного и того же. Мы пытаемся заново переосмыслить, что такое пост для нас сегодня. Но помимо бесконечного количества всевозможных статей, толкований, размышлений и объяснений, которые мы из года в год обновляем в своей памяти, мы ещё и стараемся сами в собственном опыте покопаться, вспомнить, как было хорошо, когда мы всё соблюдали, но у нас обычно мысль идёт по такой традиционной схеме. Мы вспоминаем о том, что святые отцы учат, как надо менять своё отношение к церковным службам, к частной молитве, ну и, конечно, самое важное, к тому, чем мы будем наполнять свой желудок в течение такого длительного срока. Это, в общем-то, замечательно и прекрасно, и каждый раз бодрит, по крайней мере, в первую неделю. Но всё чаще приходит на ум мысль, что, может быть, в изменившихся условиях жизни, в обществе, далёком от традиционного уклада, в нашей сейчас среде бытовой, в больших городах, пост, может быть, стоит как-то немножечко видоизменить, чтобы он, по гамбургскому счёту, приносил ту самую пользу, которую собственно, и должен приносить, приводя нас к изменению чего-то главного внутри себя, излечению каких-то болезней, которые мы по-другому даже и не увидим и диагноз не поставим. Вот традиционные способы, они замечательны, но их нам зачастую не хватает, потому что очень сильно изменились условия, в которых мы живем каждый день.
Священник Николай Конюхов:
— Как бы ни менялись условия, нужно понять одну очень важную вещь, которую часто говорят специалисты, особенно когда вот ты приходишь в какую-то область или хочешь добиться какого-то результата, тебе говорят: хорошо, давай поставим точку А и точку Б. То есть точка А — это где ты начинаешь, точка Б — это там, где ты хочешь оказаться после прохождения вот этого периода поста, после прохождения этих тренировок, после обучения, вот, например, этому иностранному языку, ты хочешь вот как, чтобы у тебя уровень какой был, А1, А2 или еще что-то, то есть какие, какая у тебя цель конечная. И если ты понимаешь, чего ты вообще хочешь от этого, ждешь, то тогда можно подумать уже и путь, в тех условиях, как вы правильно сказали, во многом изменившихся, чтобы их достичь.
Алексей Пичугин:
— А можно ли так ставить, так определять, если человек хочет что-то добиться от поста или или ещё от каких-то духовных состояний, практик, то он должен чётко себе отдавать отчёт о том, какого уровня он хочет добиться? Разве для духовной жизни такие определения применимы?
Священник Николай Конюхов:
— Знаете, оценить себя, что я духовно вырос, вообще очень сложно, и можно в этом плане... Это скользкий путь, на котором ты можешь впасть прелесть. Это я с вами согласен.
Алексей Пичугин:
— Не-не-не, а я же наоборот не критикую, я пытаюсь просто понять. Очень хороший пример с языком, да? Но когда я изучаю язык, я действительно точно знаю, что я, возможно, дальше уровня... И тут я забыл, как они считаются, но неважно. Дальше уровня, там, А1, да, не буду, потому что мне просто он не нужен. Может быть, когда-нибудь понадобится, я буду дальше заниматься. Дойду, перейду на следующий уровень. Но пока вот мне не нужно, и в ближайшей перспективе тоже не будет нужно. Когда я говорю о том, что я стал христианином и решил попробовать начать, например, поститься. И вот сегодня я ем, я хорошо помню, как я воцерковлялся, и у меня примерно был похожий подход. Ну вот, там, скажем, я не буду есть мясо. Всё остальное буду делать, мяса не буду есть. Или наоборот, там, я буду есть мясо, но не буду делать того-то, того-то и того-то. И так вот могло продолжаться годами, потому что я считал, что на следующий уровень мне переходить, в общем, и не надо, потому что это тоже духовная жизнь, а почему нет?
Священник Николай Конюхов:
— Ну, есть или не есть мясо — это техника.
Алексей Пичугин:
— Безусловно.
Священник Николай Конюхов:
— А мы говорим про цель. Всё-таки, потому что мы можем не есть мясо и не достигнуть ничего. То есть ничего, собственно, не поменяется.
Алексей Пичугин:
— Но я вот молодым человеком 15 лет там так не рассуждал в тот момент. Потому что, нет, я там что-то читал, я понимал, что мне сразу... Сразу мне повезло попасть в такой приход, где мне очень быстро объяснили, что пост может быть очень разным. Даже если ты не постился весь Великий пост, вот осталась там последняя Страстная, и ты тоже на ней не постился, но остался лишь один день всё перед Пасхой, и ничего страшного, это будет твой лучший пост, если ты его там проведёшь достойно. Но, знаете, мы всё время говорим о том, что еда — это не главное, о том, что какие-то ограничения физические — это не главное. Но вот главное — это цель, главная — это немного приподняться, главная — это немного приблизиться и почувствовать вот это приближение к Богу. Вот это главная цель поста. Но тут у меня сразу два вопроса возникает. Первый — это так ли рассуждали первые христиане? Потому что они были наследниками того старого типа поста, который действительно предполагал, в первую очередь, отказ от каких-то... отказ от пищи. Вот первый тип поста, который сохраняется, между прочим, у мусульман сейчас, да, вообще на Ближнем Востоке развит, это просто отказ от пищи в течение светлого времени суток. Но там вот это вот остальное, оно уже, мне кажется, приобрелось с течением времени. То есть это уже какой-то духовный, новый духовный опыт церкви, который позволил это переосмыслить.
Священник Николай Конюхов:
— Знаете, первоначально дети соблюдают правила, потому что так надо, чтобы просто научиться дисциплине. И поначалу христианин, приходя в церковь, соблюдает некоторые правила, просто ему говорят: знаете, вот у нас вот так вот принято, и он постепенно учится, да, и не надо ему сразу говорить: знаете, вот вы можете это делать, а можете не делать, а можете поститься, а можете не поститься, можете это... То есть ему нужно сказать, что есть определенные правила, есть определенные практики, а дальше уже, когда человек растёт, ему не хватает только лишь просто, что надо так делать. Он начинает, должен, во всяком случае, начать рефлексировать и рассуждать, а зачем, что. И я почему сказал, что, понятное дело, как некоторые любят говорить, что нет у самурая цели, есть только путь, но у нас, у христиан, всё-таки мы привыкли для в том числе самодисциплины, для успешного самоанализа отслеживать То, что я делаю, оно приносит плоды или нет? И в этом плане нам тот же самый апостол Павел говорит, что плоды духовной жизни, они есть. Это не просто вот ты только путь идёшь, делаешь что-то, а потом после смерти ты увидишь плоды этой жизни. Это не так. И мы видим, что и жизнь Господа нашего Иисуса Христа, и жизнь последующих христиан, и особенно тех, кого потом стали называть святыми, свидетельствует, что еще при жизни можно достичь тех самых плодов духовной жизни — любовь, радость, мир, долготерпение, благость, кротость, милосердие, вера, воздержание. И поэтому для нас, как мне кажется, не хватает конкретики. У нас, у христиан, есть очень красивые благочестивые фразы, за которыми мы, как за старшим братом, во дворе прячемся. Мы можем сказать, что вот нужно достигнуть полноты благодати Духа Святаго. Ну кто поспорит? Кто-нибудь поспорит?
Алексей Пичугин:
— Ну, не знаю, поспорят, но... Ну а что это означает?
Священник Николай Конюхов:
— А что это означает? А что это такое вообще? Ну вот скажите, пожалуйста, вот выйдите к одиннадцатиклассникам, которые там пришли...
Алексей Пичугин:
— Да нет, зачем к одиннадцатиклассникам? Вот я просто выйду на набережную.
Священник Николай Конюхов:
— Да, и сказать: полнота благодати Духа Святого. Ну не понимают люди. Поэтому очень важна конкретика. И пост всё-таки в древности и сейчас — это, в первую очередь, упражнение. Аскет, вообще это греческое слово, обозначало спортсмена, готовящегося к Олимпийским играм. Участвующего, готовящегося и участвующего в Олимпийских играх. И, соответственно, почему этих людей как-то выделяли и называли таким особенным словом? Потому что они отказывали себе в чем-то. Для чего? Для достижения цели. Чтобы прийти в форму определенную, чтобы выиграть вот в этих соревнованиях, им приходилось, ну, ограничивать себя в том числе в увеселительных программах, отказывать себе там в еде в какой-то определенной, в алкоголе и так далее, так далее. То есть вести такой аскетичный образ жизни. А потом уже это перешло в христианскую практику. Святые отцы взяли это на вооружение и стали называть уже христиан аскетами, потому что они тоже в чем-то себе отказывают для достижения какой-то цели. То есть просто отказывать себе ради того, чтобы отказать, ну, многие люди отказывают там, чтобы потренировать, не знаю, силы воли, или потому что это, они зоозащитники, не хотят вкушать мясную пищу по каким-то принципам, да, зеленые повестки, или некоторые люди просто, потому что у них не хватает денег на дорогую пищу, поэтому они едят более простую, ну и так далее. То есть тут именно вот такой момент практического характера. Мы, когда пост уводим очень сильно в теорию, мне кажется, мы теряем ту остроту и ту практику, которая была в Древней Церкви и вообще у святых отцов, что пост реально тебе помогал чего-то достичь. Ты брал это себе на вооружение, и раньше у тебя что-то не получалось. Вот у меня, допустим, не всегда получается дома позаниматься спортом. Редко вообще получается. Даже когда я гантели купил, они у меня под кроватью лежали. То есть мне нужно поместить себя в особые условия, пойти в спортзал, и там даже иногда, вот я помню, два года занимался с тренером, благодаря тому, что он меня пинал, и благодаря какой-то дисциплине я достигал какого-то результата, и я прям такой, о, ничего, а я причем в это не верил, я всегда считал, что я такой, в настольный теннис могу поиграть, а вот там, чтобы достичь какой-то такой нормальной физической формы, нет, я завидовал мальчикам, которые выглядели так нормально, а сам... Нет. И вот удивительно, поместя себя в такие особые условия, достиг результата. Мне кажется, пост — это как раз такие особые условия, где ты можешь достигнуть результата.
Марина Борисова:
— Важно понять, какого результата ты хочешь достигнуть. Но позволю себе такое лирическое отступление. Очень хорошо помню начало своей церковной жизни, поскольку я была уже взрослой, хоть и молодой, и всё это было в диковинку, всё это было в новь, и всё это осмыслялось живо, в первый раз. Так вот, мне ужасно нравилось всё традиционное в церкви. Всё, что сейчас у многих вызывает кучу вопросов, мне нравилось просто на ура. Ну, может быть, просто как бы в отрицание или в перпендикуляр советской действительности, которая нас окружала. Это всё было очень здорово. Но самое качественное понимание, зачем ограничение в пище, у меня было, когда я пила на клиросе. И так складывалось с великим постом, что было очень много служб, и если так, ты вряд ли себе выкроешь в своём сложном цикле жизни достаточно времени, чтобы посетить хотя бы половину того, чего хочется. Хочется, не хочется, вот поставили тебя в расписание, иди в Литургию Преждеосвященных Даров, пожалуйста, стой там и пой, и читай. И вот тогда, может быть, от усталости, может быть, от насыщенности, переживаний, что ли, я не знаю, как это сформулировать, но вопрос о еде был приведён туда, куда очень хочется каждый год его привести Великим постом. То есть было важно поесть, чтобы не бурчало в животе.
Священник Николай Конюхов:
— Вообще еда отходит на второй план.
Марина Борисова:
— Да, она совершенно вот... Не становится чем-то очень... И меньше всего нас заботило, вот мы забегали в трапезную, нам какой кашель дадут, мы её поели: спаси Господи, и побежали дальше, потому что некогда, некогда. Приходишь домой, там родители которых раздражает твоя повышенная религиозность, ты берёшь банку зелёного горошка, закрываешься в комнате и ешь его просто потому, что надо же чем-то питаться. Тебя это абсолютно не волнует, не тревожит, вообще ты об этом не думаешь.
Священник Николай Конюхов:
— Это очень важное наблюдение, и сразу становится понятно про монахов, что это ребята были практичные, что они понимали, там служба 5 часов, читать много, петь много. Если ты сейчас возьмёшь, поешь хорошенько, и в 6 часов утра попытаешься пойти и что-то помолиться, ну, буквально на второй кафизме тело твоё будет на лавке лежать спящим.
Алексей Пичугин:
— Друзья, напомним, что в гостях у светлого радио сегодня священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста. Но ведь мы же здесь говорим не о людях, которые профессионально, и не для людей, в первую очередь, которые профессионально участвуют в церковной жизни. Простите за бедность речи, наверное, не очень хорошее определение. Но все-таки, когда мы говорим о людях, которые работают 5 дней в неделю с 9 утра, мы с трудом себе представляем, что они ходят на те самые великопостные службы, про которые мы здесь очень много в течение лет говорили. Дай Бог, если человек приходит на воскресную литургию, которая в общем не постная, и воскресный день он не постный. Понятно, что мы там, опять же возвращаясь к еде, что-то не едим, мясо не едим, естественно, рыбу тоже великим постом там всего один-два раза максимум можно ее поесть, но все равно это не постный день, по своему богослужебному последованию и по всему, что мы и как мы это воспринимаем. Поэтому мы же для простых людей это говорим, и все вот эти примеры с едой, с тем, что нужно вот прийти между службами, они вот здесь не очень играют какую-то большую роль, потому что, извините, потому что работающий человек, у него распорядок дня свой, он привязан к обычной светской работе.
Священник Николай Конюхов:
— Я абсолютно вас понимаю, потому что сам, помимо того, что служу в храме, ещё на трёх работах пребываю, и если человек не может или не хочет играть в НХЛ, это не означает, что он не может поиграть в хоккей и у себя во дворе. Если у меня не получается, и я не собирался никогда идти в профессиональный спорт, у меня не было такого желания, это не означает, что я не могу сходить в спортзал. И вообще спорт обязательно должен быть в жизни каждого человека, что мужчины, что женщины. Это потому что, особенно в условиях города, особенно для меня, вот то, что я перемещаюсь там очень часто на машине, если у меня не будет движения, то, здравствуй, артрит.
Алексей Пичугин:
— Гастрит.
Священник Николай Конюхов:
— Гастрит и всё остальное, все прелести жизни, и суставы в 40 уже начнут вылетать. Поэтому в любом случае это нужно, и другой вопрос, что ты, если упражнения не можешь выполнять, которые выполняют атлеты, я вот прихожу в зал, и, конечно, с завистью иногда смотрю, как ребята там по 50 килограмм блины берут, вот эти по 50 килограмм, вешают себе, и этой штангой прямо так вообще, как будто там по 5. Ну, конечно, завидно немножко. Так смотришь: здорово, такие реально люди добились. Долгими упорными тренировками такого результата добились. Но я, с другой стороны, понимаю, что мне сейчас на данном этапе это не нужно и не совсем возможно. Поэтому я беру по 10. Или там по 15 и поднимаю такую штангу. Мне достаточно. И вот самое главное определить вот этот вес штанги, который ты можешь поднимать. Но в любом случае какую-то надо поднимать. В любом случае тебе нужно. Это не нужно церкви. И уж тем более это не нужно Богу. Бог не будет тебя любить меньше, если ты съешь сосиску в Великий пост. А вот тебе это важно. Это принципиальный момент. Я хочу, я понимаю, что для моего духовного здоровья это упражнение необходимо.
Марина Борисова:
— Ну, это очень индивидуальная тема, такая интимная, поскольку у нас вокруг полно людей с хроническими заболеваниями, и регулировать это для того и существует священник, которому ты доверяешь, с которым можно на эту тему посоветоваться относительно к тебе, конкретному человеку. Но ведь смысл Великого поста не только в ограничениях.
Священник Николай Конюхов:
— Нет. Это вообще, когда у нас приходит к ограничениям, это пятая история. То есть пост, ну так, по-хорошему, если посмотреть на классическую схему, состоит из пяти составляющих. Так вот еда — это пятая. То есть все четыре первые обычно, они как бы опускаются, уходят, особенно в светском сознании, на второй план. Это просто можно проследить по подготовительным седмицам к Великому посту. Первая подготовительная седмица — это о блудном сыне. Это притча о покаянии.
Марина Борисова:
— И первый раз звучит: «Покаяния отверзи ми двери».
Священник Николай Конюхов:
— Это первая и самая главная составляющая Великого поста — покаяние. То есть, когда человек осознаёт свои дефекты характера, видит свои грехи, замечает, как непросто близким со мною, что не я терплю вот этих всех, а что меня во многом терпят. И начинается вот эта метанойя, изменяется ум, человек видит себя со стороны, что не такой уж я и красавчик, как думал. Это первое. Второе, неделя о мытаре и фарисее. Это притча о молитве. Молитва такая же неотъемлемая составляющая поста, как селёдка в селёдке под шубой. То есть если из селёдки под шубой убрать рыбу, ну, будет такое не самое вкусное. И уж тем более, ну, она не сможет называться селёдкой под шубой. Поэтому если из поста убрать молитву, то останется просто диета. Третья подготовительная неделя Великого поста о страшном суде. Понятно, о чем говорит Христос. Накорми голодного, одень замерзающего, посети больного или в тюрьме. То есть это о доброделании. Это особое время, когда человек уделяет внимание тому, чтобы заметить ближнего, то есть любого человека, который нуждается в твоей помощи, рядом с собой. И четвёртая составляющая поста, это четвёртая подготовительная неделя, собственно, перед Великим постом, Прощёное воскресенье. Это прощение. То есть пост — это время проработки обид, детских травм и так далее, так далее. То есть когда человек, понимая, что, если он хочет идти к Богу дальше, ему нужно сбросить этот балласт, все эти вот эти вонючие мешки претензий и обид к своим ближним и дальним, их нужно выкинуть. И вот без этого уже проводить пост. Поэтому вот они, четыре составляющие. А воздержание — это пятая составляющая, это фон всего остального. Благодаря воздержанию нам будет легче и покаяние совершать, и молиться нам будет легче, и деньги мы сэкономим для того, чтобы сделать доброделание. Раньше мы бы потратили 5 тысяч за поход в магазин, сейчас тратим 3. А сейчас будем тратить 8, потому что постные продукты стоят гораздо дороже.
Священник Николай Конюхов:
— Нет, вот это как раз ошибка. Нужно покупать продукты попроще. Это не надо покупать лобстеров, креветки и эти.
Алексей Пичугин:
— Нет, понятно, что это совсем не постная еда. Просто по ценнику она не постная.
Священник Николай Конюхов:
— Вот нужно покупать попроще продукты. Если посмотреть типикон, который был написан всё-таки там, где Средиземное море, в прибрежных районах, в том же самом Афоне, где вообще всё прекрасно с рыбой, морепродуктами и всем остальным, и взять нашу центральную Россию, но это совершенно другие условия. И, соответственно, вот я во многом считаю, что многие продукты, они как раз входят в ранг непостных, те, которые считаются постными, и наоборот, потому что просто...
Алексей Пичугин:
— Я бы тоже так сказал, и вот абсолютно с вами согласился, но я как-то эту мысль высказал какому-то количеству, причём достаточно уважаемых мною, почтенных священнослужителей, и на меня посмотрели как на идиота. Говорят: «Что? Курица? В традиции церкви такого нет». И получается, что у нас овощной салатик ранней весной... Ну ладно, сейчас пост поздний, но всё равно цены на овощи, представляете, какие. А так пост чуть раньше начинается обычно, а цены на овощи ещё выше. И поэтому кусок говядины у нас получается сильно-сильно-сильно... Хорошей говядины сильно-сильно-сильно дешевле овощного салатика.
Священник Николай Конюхов:
— Ну, по-разному бывает. Нужно смотреть. В любом случае, вот у меня, сколько было, мне очень понравилось, как Марина сказала, должен быть индивидуальный подход в зависимости от состояния человека, его работы, его режима, его состояния здоровья, естественно. И священник обязан поучаствовать вот в этом и помочь человеку выстроить, ну, как тренер. Он говорит, значит, тебе вот это пока не надо тягать. Я помню, когда я пришёл первый раз в спортзал, я вот хотел всё сразу взять. И он говорит: слушай, у тебя пупок просто развяжется, давай не будем вот это все сейчас. Поэтому нужно всегда выстроить определенный режим и так далее, и так далее. И если мы уделим внимание вот всем пяти составляющим, которые я перечислил, которые это не я перечислил, это Церковь нам перечисляет. Мудрая наша Мать, которая говорит: вот чем тебе надо будет заниматься во время поста. Ты сейчас думаешь, где мне там закупиться хумусом или какие-то там специально себе найти вкусняшки. Подожди, вот история покаяния, молитвы, доброделания, может быть, вот это? А всё остальное — это фон, да? Если ты будешь объедаться шашлыком каждый день и запивая пивом, вряд ли у тебя получится с покаянием разобраться или попрощаться...
Алексей Пичугин:
— Это тоже крайние примеры, понимаете? У нас люди, в принципе, не объедаются шашлыком каждый день и не упиваются пивом.
Священник Николай Конюхов:
— Ну да, я просто специально утрирую, потому что у нас люди воспринимают... У нас, как Фёдор Михайлович Достоевский говорил: «Широк русский человек, я бы сузил». То есть у нас так мотает, или как Бродский: «...жизнь качнется вправо, качнувшись влево». То есть у нас либо Богу важно только то, что у меня в душе, поэтому я иду и ем спокойно там свой любимый «цыпленок табака» в ресторане, потому что Ему самое главное не это, и бургер для меня вполне доступен. А другое, как бы, это вот то, что нет. Знаете, вот монахи, они же написали, и действительно спасались, и для нас вот мы в точности должны исполнять Типикон: «два боба, обваренных и финик».
Алексей Пичугин:
— Мы про финики, про обваренные бобы через минуту продолжим со священником Николаем Конюховым, клириком храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста. Марина Борисова и Алексей Пичугин также здесь.
Алексей Пичугин:
— Возвращаемся в студию светлого радио. Друзья, напомним, что в гостях у нас сегодня священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве, Марина Борисова и я, Алексей Пичугин, также здесь.
Марина Борисова:
— Вот я за что люблю великопостные беседы, они все начинаются с высоких смыслов, а потом долго-долго рассказывают о еде, да, и про курицу.
Алексей Пичугин:
— А как, вот, получалось ли у нас когда-нибудь иначе? Мы действительно, нет, не у нас с вами, Марина, программу делать, а за все 10 лет, что я вот почти 10 лет работаю на Радио ВЕРА, и было записано уже порядка 9-10 великопостных программ разных. 9 — это только к посту непосредственно, а ещё программ к предзаветным неделям, в середине поста, всё равно всё к еде сведётся.
Марина Борисова:
— Вот давайте съедем с этой замечательной лакомой темы. Хоть немножечко, очень немножечко съедем.
Священник Николай Конюхов:
— Просто мы в студии сидим голодные. Вот если бы мы пришли сюда уже такие достаточно сытые, может быть, мы бы не так.
Марина Борисова:
— Но я думаю, что ограничения, перечисленные в классической богословской литературе, не учитывают изменившийся образ жизни в 21 веке. И необходимо, мне кажется, дополнить этот список какими-то ограничениями, специфическими для нас. Сто процентов.
Алексей Пичугин:
— А почему вы про ограничения говорите?
Марина Борисова:
— Потому что про пост всё-таки.
Священник Николай Конюхов:
— Я бы сто процентов в Типикон, добавил бы статью, что во время Великого поста да не прикоснешься к телефону своему в такое-то время, или да ограничишь ли просмотр телеграм-каналов сиих, и да не возбранишься детям твоим играть и с тобой в игры настольные и так далее. То есть... Я бы вот прям, потому что условия сильно изменились, и вот, например, ограничения, я бы сам очень был бы рад, я пытаюсь это делать в период поста, ограничивать контент, просмотр контента, залипание в телефоне и так далее, так далее. Мы не сможем никаким образом помочь нашим детям, если мы не сможем помочь в этом плане себе. И вот ограничения нужно прописать, какие-то благочестивые слова по поводу Wi-Fi, по поводу, значит, каналов, по поводу вот этой информационной среды, в которой мы все находимся, и которая, безусловно, не позволяет нам успешно поститься. То есть если ты даже ничего там толком не ешь и всё соблюдаешь по Типикону, но никаким образом не вытащил себя из повестки, никаким образом не ограничивал, не добавил реальности в свою жизнь. Вот всё-таки мне, знаете, что нравится? То, что церковь во многом позволяет добавить реальности в нашу жизнь. Мы очень сильно завязаны, я сам очень сильно завязан в виртуальной жизни. Постоянно на связи, в мессенджерах что-то приходит, что-то там кому-то отправляешь, слушаешь какие-то подкасты, какие-то лекции, еще что-то. То есть вот это постоянный фон нашей жизни, постоянный. И в храме, по-хорошему, там же телефон фри-пространство, ну, должно быть во всяком случае. И это позволяет как раз прикоснуться к реальности, наконец, пообщаться с реальными людьми, понаходиться на таком островке древности и какой-то аутентичности, что ли. Поэтому я бы голосовал бы, чтобы в Типикон добавили в пост ограничения для... Ну, это каждый человек, конечно, опять же, со своим духовным наставником может сказать, что вот, я помню сам решил, поскольку я очень люблю музыку, я её слушал особенно там в период семинарской бытности, постоянно и после этого, и до сих пор слушаю с радостью. Я вот на период поста ограничивал там, я не мог вообще ничего не слушать, потому что ну это просто нереально.
Алесей Пичугин:
— А я знаю людей, которые делают себе постовые подборки.
Священник Николай Конюхов:
— Да, постовые подборки, да. У меня плейлист, вот более такой постной музыки. Или я слушаю, допустим, у меня есть хор мой любимый, который поёт песнопения. Или ещё что-то. Или я, например, слушаю... Я брал на себя такое постное задание: 50 передач про Библию. Там я взял, нашел... Хорошая идея. Хороший подкаст. И там вот был разбор Библии, причем потрясающий библеист, которого я очень люблю. И он делал полностью разбор книги Бытия. Там вышло 50 часов. И вот я взял для себя это. И вот это для меня была большая польза, то есть, вместо обычного, то, что я слушал. И вот всегда такое можно найти пространство, возможность. Я даже иногда люблю это пространство поста, то, что у меня есть легальная возможность пнуть свою лень, своё самолюбие и нежелание что-то делать. И достигнуть... То есть, я помню даже вот в период поста там взял, наконец прочёл какую-то книгу, которую не мог никак прочесть. Взял, разобрал свою келью, которую не мог разобрать, и так далее, и так далее. То есть, ну, у нас, к сожалению, у русских людей так, мы ждем особых условий, чтобы хоть что-то сделать.
Марина Борисова:
— Ну, не знаю, как у вас, у меня создалось ощущение, что не мне одной, но многим сейчас не хватает навыка побыть в тишине и одиночестве. Я не хочу сказать, что нужно 40 дней поста стремиться сидеть в наушниках, чтобы ничего не слышать и не видеться ни с кем. Но дело в том, что, как показывает практика, этот навык утрачивается не менее быстро, чем физическая активность. И очень трудно, выскользнув из информационного шума, просто посидеть тихо одному. Вот я помню, в начале моей церковной жизни мне давали такое упражнение, когда один в комнате, вот одна в комнате, подойди к иконе, встань перед ней и попробуй хотя бы минуту ни о чём не думать. Я не представляла себе, насколько это фантастически трудно. То есть добиться тишины в собственной голове ещё труднее, чем добиться тишины вокруг тебя.
Алексей Пичугин:
— Да, я тоже так пытался сделать и не раз, и мне казалось, что... Ну, ты читаешь там в начале того же утреннего правила, что встань, побудь немного в тишине, подожди, пока мысли придут в порядок. Ну, вот это вот, когда мысли придут в порядок, ну, постою, побуду. Один раз я добился этой тишины, но тому были обстоятельства, послужили причиной. Я был в Архангельской области, в сотне километрах, наверное, от ближайшего большого населённого пункта, в небольшой таёжной деревне на краю света. И вот я вышел ночью. Встал, абсолютная тишина такая, что её слышно. И я понял, что тишина не только вокруг меня, но и во мне тишина. Это был единственный раз, и для этого пришлось уехать за полторы тысячи километров.
Марина Борисова:
— Зато у тебя есть камертон, есть к чему стремиться. Ты знаешь, что это такое.
Священник Николай Конюхов:
— Знаете, меня поразила история священников, которые были в лагерях в советский период, и вот как они справлялись с тем, что каждый христианин всё равно стремится хоть немножко практиковать созерцание. То, о чём вы, Марина, сказали, это называется в православной аскетике созерцание, когда ты можешь немножко абстрагироваться, или как Христос в Евангелии говорит: зайди в клеть твою, то есть в свою келью. Он не имел в виду, что у вас где-то в монастыре, может быть, здесь в Андреевском и есть у вас келья, я не знаю, может, у Алексея тут, или у вас забронировано.
Алексей Пичугин:
— Если бы, если бы...
Священник Николай Конюхов:
— Но Христос говорил про келью своего сердца. То есть, войди в келью твою и помолись Богу наедине. Как это возможно сделать? Оказывается, это возможно сделать даже в бараке среди уголовников, которые матерятся и которые там друг с другом дерутся. И эти священники умудрялись в этом состоянии молиться. Я читал эти письма, воспоминания о молитве. Священномученик Серафим Звездинский писал, когда он был на Лубянке. Говорит, никогда я близко так не ощущал Христа в своей жизни, как здесь, сидя в камере. Удивительно. И поэтому само по себе присутствие в информационной среде, от которой просто там взять... Это хорошо говорить человеку, что вот я хочу побыть наедине, когда у тебя нету четырех детей, жены, собаки и кучи прихожан. Вот. Ну, мне тоже иногда хочется побыть наедине, но это не означает, что я должен всех там прогнать и, знаешь, все, я хочу посозерцать. Нужно уметь и среди людей, и когда едешь на работу или когда стоишь в храме, где много, множество людей, ты всё равно можешь уединиться в тишину своего сердца. Это просто, опять же, упражнение, которое человек учится делать, как мы учимся говорить на английском языке, как мы учимся поднимать тяжести, как мы учимся плавать. И постепенно у нас этот навык мы приобретаем.
Марина Борисова:
— На самом деле упражнения, конечно. Но всё зависит от твоего тренера в этой жизни. Я просто сейчас, когда заговорили об упражнениях, вспомнила, сейчас без труда можно везде купить чётки всевозможных красот, сделанные из разных материалов. И надо сказать, что в 80-е годы, когда начиналась моя церковная жизнь, среди неофитов, в особенности среди девушек, было тоже чрезвычайно популярно с чётками как монашенка, так вот очень традиционно. И я помню, я смотрела на своих подруг, и мне тоже так хотелось. А мне всё говорят: «Не надо тебе, да не надо». Я говорю: ну как же? «А ты читай вот, пожалуйста, Иисусу молитву по костяшкам пальцев». Ну хорошо, научили. А потом говорят: «Вот едешь в метро, читай, но обязательно вслух». Я говорю: как? «Ну шепотом». Я говорю: «Батюшка, ну ведь за сумасшедшую примут». Он говорит: «Вот и хорошо, зато никто приставать не будет». То есть упражнения, они, конечно, индивидуальные, но они бывают вот и такие.
Алексей Пичугин:
— Друзья, напомним, что в гостях у светлого радио сегодня священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста. Я как-то однажды узнал, что некоторые люди считают, что молиться про себя — это грех. Но, видимо, это не их собственное какое-то заключение, а это кто-то где-то так рассказал.
Священник Николай Конюхов:
— Я слышал противоположное мнение, что молиться вслух — это грех. Что нужно про себя обязательно читать молитву, а человек, который произносит вслух, вот это неправильно.
Марина Борисова:
— Я это упражнение расценила как упражнение, которое было мне нужно тогда. Просто нужно было внутри себя какие-то вещи разложить по полочкам и иерархию ценностей внутри себя выстроить. И тогда это был своего рода урок смирения, что ли, потому что девушка я была молодая, 25-летняя, поэтому, конечно, в метро у меня не всегда хватало мужества читать даже шёпотом Иисусову молитву. Ну вот так вот было нужно в определённый период жизни. Я к тому, что ограничения и упражнения постовые, они же... Вот мы как-то к ним относимся как к всеобщему правилу. Мне кажется, что тут гораздо всё тоньше и гибче, потому как очень многое зависит от самого человека, от его предрасположенности. То, что может быть одному на пользу, может другому быть совсем не на пользу.
Священник Николай Конюхов:
— Вы знаете, вот мы сидим здесь, и только я один без очков. Но тем не менее я в курсе, как это делается. Я почему-то, у меня было такое в голове представление, что ты приходишь, говоришь: можно мне, пожалуйста, очки? И тебе дают очки. Ну, как бы, ну, я же видел, как они носятся. У меня в детстве было просто вот что, вот есть магазин очков, и там разные формы, просто они... Ты просто выбираешь их по форме, которая тебе больше нравится. Ну, какая-то форма тебе нравится, надел, всё, и пошёл. И когда только вот у меня супруга первый раз себе покупала очки, она пришла, и там есть врач, который специально измерит зрение. Потом они могут сразу не подойти, там дают временно поносить. Потом, если утвердилось, то вот уже постоянно делают очки и так далее. Вот я этого не знал. И мне кажется, что в плане поста должно происходить нечто то же самое. То есть приходит человек, батюшка спрашивает: хорошо, а ты кто? «Я человек». Это прекрасно. кем ты работаешь, а сколько у тебя детей, сколько внуков, а как ты, это что у тебя, онкология не онкология, какая-то операция была недавно, сколько лет в церкви, как часто ты ходишь, как ты часто причащаешься или ты вообще не причащаешься, вообще кто этот человек? И только поняв полностью, изучив и как-то познакомившись, а мне еще очень нравится, как батюшка другой сказал: полюбив человека, ты можешь ему дать нужные очки.
Марина Борисова:
— Но ведь помимо выбора нужных очков, мне кажется, постом нужно себя ещё и чем-то наполнить. Вот чем мы себя наполняем? Мне всё очень нравится, я очень традиционный человек, у меня никогда не возникало никаких внутренних противоречий по поводу всех предписаний. Более того, я с большим энтузиазмом училась всё это соблюдать, и мне это всё нравится до сих пор. Но при этом есть какие-то вещи, которые начинают вызывать вопросы, что ли. Потому что то самое наполнение... Мы говорим о покаянии, говорим много, в самых разных преломлениях, и это важно, полезно и здорово. Но наше судорожное желание прийти к тому покаянию, про которое мы читаем у святых отцов, приводит иногда к очень, как сказать, уродливым, что ли, выражениям наших стремлений. Вы знаете, у меня есть очень грубая аналогия, но, может быть, она просто объяснит, что я имею в виду очень быстро. Вот люди, страдающие анорексией, помешанные на убавлении собственного веса, часто на определенной стадии болезни приходят к тому, что после каждого приема пищи вызывают у себя искусственную рвоту. И вот мне кажется, что Великим постом, читая аскетическую литературу, размышляя о том, какие же мы не такие, мы чем-то начинаем уподобляться им.
Священник Николай Конюхов:
— Да, есть такая проблема. Я её давно заметил. Мне, кстати, в своё время на неё указала супруга. Она говорит, что в молитве «есть аз, сквернейший, как свинья лежит в калу», бывает, что действительно ты это чувствуешь, ты это понимаешь, ты видишь этот грех. Но бывает состояние человека совсем другое, например, радостное. И вот он говорит: «Господи, как здорово, как благодарю Тебя, что Ты есть». И вот такое светлое настроение, и ты начинаешь искусственно заставлять себя переживать, что ты грешнейший паче всех человек.
Алексей Пичугин:
— Ну или просто автоматически это прочитываешь.
Марина Борисова:
— Мшелованием, ревнованием, завистью.
Священник Николай Конюхов:
— Да. То есть быстро вот просто... Либо мы скатываемся в формализм, и, ну, поскольку, понимаете, бородатые люди в чёрном повелели, то я прочитал. А ещё бы я не прочитал — они мне не разрешат причаститься. Либо я это делаю неискренне, либо я это просто вот... либо какой вариант? И вот меня жена тоже спросила. Я говорю: слушай, ну а что тебе вот отзывается, какая молитва в сердце, если тебе вот эта сейчас молитва не отзывается? Потому что молитва — это вообще процесс творческий, это общение с Богом. И разные святые в разные периоды писали разные молитвы. Тот же Давид, у него есть очень радостные, просто такие поющие псалмы, под которые можно танцевать, как он сам делал, когда Ковчег Завета приносили в Иерусалим, в город Иерусалим. А есть 50 псалом, который просто пронизан этим покаянием. Я всё не могу забыть, как Мамонов его читал в «Острове». И поэтому разные состояния человека, и не надо пытаться унифицировать человека и сделать его, действительно, что вот человек создан ради субботы, ради вот этих правил, а не наоборот. И поэтому с покаянием, конечно, нельзя перебарщивать, но если мы сведём, опять же, покаяние к чтению вот этих текстов, что я, аз грешнейший паче всех человек, и что я вот просто ничто, и меня нужно сжечь и бросить мой пепел в реку, потому что я недостоин, чтобы меня земля приняла, и всё так далее, так далее. Понимаете, когда святые отцы, мы читаем нечто подобное, они были вполне искренни. То есть они реально вдруг ощутили в себе, например, превозношение. Какого-нибудь авву Антония похвалили, сказали: Ава, ты достиг совершенства, ты вот там, видишь, или там Макарию Великому говорили, что вот, его называли живым богом при жизни. И он вдруг такой, да, это так, почувствовал. И он так ужаснулся вот этому самодовольству или, допустим, превозношению, и он вполне искренне сказал, что вот я даже начала своему покаянию не положил, с горечью, со слезами. Это я понимаю. А когда мы пытаемся поиграть ролевую модель какого-то святого или вот эту историю, то это, конечно, выглядит натужно и совершенно не то, за что обличал Христос фарисеев, лицемерно. Поэтому, конечно, покаяние, в первую очередь, будет состоять в изменениях в твоей жизни. То есть, может быть, ты стал меньше раздражаться на детей, которые, конечно, как мне нравится один священник сказал: «утомительное счастье». Вот. И поэтому, понятное дело, что с детьми не всегда просто, да, которые там, безусловно, они там... шалободят и всё разносят. Вот у меня там, прихожу, квартира уже наполовину татаро-монгольское иго его уже потоптало. Тем не менее вот ты в пост прорабатываешь, и покаяние твое будет заключаться именно вот в этом. Не то, что ты очень красиво, с выражением читаешь молитву, или посыпаешь голову пеплом, или раздираешь одежды, а вот в конкретных проявлениях. Ну и плюс люди, знаете, меня очень в свое время зацепили слова, которые Христос говорит. «Ты, когда постишься, умой свое лицо, помажь главу елеем», то есть оденься в красивую одежду, подушись духами. Ну елеем — то же как раз была такая косметическая история. И говорит, не являйся людям постящимся. Пускай люди увидят наоборот то, что вот в период поста ты стал более светлым, более радостным, более каким-то открытым. И это, мне кажется, будет свидетельствовать о твоём покаянии глубже, чем все те истории, ролевые такие игры, в которые мы иногда начинаем себе позволять играть.
Марина Борисова:
— А вот вы говорите о том, что постом человек должен стать более открытым. В чём это должно выражаться? Ну вот возьмём абсолютно нормальную житейскую ситуацию. Работа, дом, семья, обязанности, определённый уклад, который тоже не сломаешь. Что должно в этой схеме прибавиться Великим постом, помимо вышеперечисленного? Какие плоды покаяния должен вырастить в нас Великий пост?
Священник Николай Конюхов:
— Ну, у каждого своя история. Опять же, тут универсальных правил сложно подсказать. Одинокому человеку, у которого нет семьи, и который... Допустим, у него там работа, дом, может быть, по выходным храм. Это одна история. Многодетной матери. У нее будет другая история про те же самые, говорю, раздражения на детей. Про военного, который сейчас сидит в окопе, будет третья история. То есть это у каждого человека в зависимости от его состояния, от его положения, от того, какое у него зрение, если мы вспоминаем аналогию с очками, то он вот видит, да, что я могу прибавить, что убавить, а что прибавить. Вообще, если в целом говорить, да, то это вот как в эквалайзере, где-то мы убираем что-то, где-то какую-то громкость микрофона, а где-то наоборот прибавляем. И мы вот берем чуть-чуть или там убавляем какие-то привычные вещи, те же самые там, допустим, развлекательные передачи на YouTube, а добавляем Священное Писание, толкование Священное Писание. Тоже интересно, тоже вот в том же, кстати, формате даже можно. Но их добавляем. Или там убираем, поменьше по поводу еды твоих переживаний, то, что ты раньше, может быть, себе какие-то позволял излишки, всегда после еды себе заказывал на десертик большую пироженку. Тут ты это убираешь, а добавляешь то, что цена этой пироженки идет детям, болеющим онкологией, которые... Ну, там фонд есть, «Милосердие.ру», которое... Мы всегда на Радио ВЕРА обращаем внимание, что вот там есть детки, которым необходима помощь, адресная помощь, каждый может поддержать. Вот ты там 300 рублей сэкономил на твоей пироженке и взял, перевёл её в пользу вот этих детишек. И это всё, то есть ты что-то убавляешь, где-то с чем-то себя ограничиваешь, и высвобождаешь время, вместо вечернего сериала с детьми играешь в настольные игры. Вместо там, хотел куда-то съездить, провести весело время, и ты просто вместо того, чтобы туда поехать, тоже едешь проводить весело время, но в храм. То есть ты вот решил чуть-чуть побольше богослужебной жизни своей жизни уделить время. И так далее. То есть это всегда такая схема. Где-то убавил, где-то прибавил.
Алексей Пичугин:
— Но все-таки не так уж и много у нас времени осталось, так, резюмируя, каждый раз мы, как я уже вначале говорил, много лет говорим о вхождении в Великий пост. Накануне Великого поста говорим о Великом посте. Но я вот думаю, что каждый раз к нам присоединяются люди, для которых этот пост первый. Самый первый. И ещё год назад человек не знал ни про Радио ВЕРА, и не собирался никогда в жизни поститься, и считал, что это вообще не для меня. Но вот что-то за год произошло, и он решил, что надо попробовать. Вот есть какой-то совет у вас для человека? Тем более, что к вам как к священнику, наверное, часто так обращаются, для человека, который первый раз решил попробовать. Мы говорили уже про... Сравнивали со спортом, часто сравнивают со спортом. Но это что-то общее. А вот такой конкретный совет человеку, который решил попробовать первый раз начать поститься.
Священник Николай Конюхов:
— Во-первых, ответьте на вопрос: зачем я это делаю? Потому что надо, потому что в церкви так принято или всё-таки потому, что я хочу достигнуть какого-то результата. Это первое. Второе. Не пытаться всё и сразу. То есть если человек первый раз хочет что-то... Вот я, помню, опять же, извините, буду возвращаться к аналогиям со спортом. Пришёл в первый раз в спортивный зал, там куча этих снарядов, куча разных там этих, и ты понимаешь, что вот всё сразу не получится. Я не смогу даже за первую тренировку, да это и вредно, но просто если начнёшь все снаряды проходить, ты просто к концу тренировки у тебя будет дикая боль в мышцах, а пользы ты никакой не получишь. Роста мышечной массы не будет. Поэтому не надо пытаться объять всё сразу, и не надо пытаться быть святее афонских монахов, которые в своё время вырабатывали какие-то уставы. И потом, конечно, я бы просил о помощи. То есть, если ты в какой-то сфере не разбираешься или новичок, вполне естественно и нормально, в этом нет никакого унижения для человека, попросить о помощи, профессиональной помощи. То есть вот я подошел, мне кажется, я стеснялся немножко, но я подошел к тренеру и спросил, вот извините, как там вот это тут можно сделать или это. Да, мне пришлось потратить время, да, мне пришлось слушаться кого-то и так далее, так далее. Вот, я еще нескольких тренеров, с несколькими пообщался, выбрал в итоге одного. Поэтому я бы в любом случае человеку посоветовал не пытаться самостоятельно биться с ветряными мельницами, а пойти и попросить совета. Поначалу я бы посоветовал познакомиться со священником, может, даже с несколькими, потом понять, что вот этот священник отвечает моей душевной организации, он понимает о том, что я говорю, и вроде даже заинтересован мною. И, соответственно, он может мне помочь правильно первый раз этим заняться. И не расстраиваться от того, что будут неудачи. Потому что быстрого эффекта не будет. Если я пришёл бы в спортзал, неделю бы отходил и спрашивал: где мои бицепсы, как у Шварценеггера? То это было бы очень самонадеянно. И главное, что это не отвечает реальности. Поэтому и мы с вами, входя в пост, особенно в первый раз, не будем сразу желать какого-то красивого, может быть, такого селфачного результата, который можно запечатлеть и поделиться с друзьями, а будем работать вдолгую, на долгий результат, который обязательно будет, при условии нашего постоянства и нашего упорства.
Алексей Пичугин:
— Спасибо большое за этот разговор. Мы напомним, что сегодня с нами был священник Николай Конюхов, клирик Храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста. И Алексей Пичугин.
Марина Борисова:
— И Марина Борисова.
Алексей Пичугин:
— До свидания.
Марина Борисова:
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
- «Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
- «Дни Страстной седмицы». Священник Антоний Лакирев
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.
По всем вопросам обращайтесь в фонд:
+7 (916) 165-82-77, e-mail: [email protected]
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.
Священник Сергий Лабунский:
— Да это так и есть.
Константин Мацан:
— Действующий или бывший?
Кира Лаврентьева:
— Или бывший католик.
Константин Мацан:
— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.
Священник Сергий Лабунский:
— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.
Константин Мацан:
— И член Императорского православного палестинского общества.
Священник Сергий Лабунский:
— Так и есть.
Константин Мацан:
— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.
Священник Сергий Лабунский:
— Весьма.
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.
Священник Сергий Лабунский:
— Да-а.
Кира Лаврентьева:
— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.
Кира Лаврентьева:
— Это хорошо. Это нам подходит.
Священник Сергий Лабунский:
— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.
Кира Лаврентьева:
— Да, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.
Кира Лаврентьева:
— Несистемный вы человек, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.
Константин Мацан:
— Читали или просто сидели?
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.
Кира Лаврентьева:
— Мыслить. Размышлять.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...
Константин Мацан:
— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.
Священник Сергий Лабунский:
— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.
Константин Мацан:
— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?
Священник Сергий Лабунский:
— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.
Константин Мацан:
— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.
Константин Мацан:
— Я поэтому спрашиваю.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.
Константин Мацан:
— Целибат — это обет безбрачия.
Священник Сергий Лабунский:
— Совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Для священнослужителя.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.
Константин Мацан:
— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.
Кира Лаврентьева:
— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.
Кира Лаврентьева:
— Не став его началом.
Священник Сергий Лабунский:
— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы уже первую какую-то стадию...
Священник Сергий Лабунский:
— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.
Константин Мацан:
— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?
Кира Лаврентьева:
— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.
Константин Мацан:
— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.
Священник Сергий Лабунский:
— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Сергий Лабунский:
— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.
Константин Мацан:
— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.
Константин Мацан:
— Это уже интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.
Кира Лаврентьева:
— Он не слепой?
Священник Сергий Лабунский:
— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.
Кира Лаврентьева:
-Чего только нет.
Священник Сергий Лабунский:
— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.
Константин Мацан:
— Легендарный храм.
Священник Сергий Лабунский:
— Легендарный абсолютно храм.
Константин Мацан:
— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.
Кира Лаврентьева:
— Надо же.
Священник Сергий Лабунский:
— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.
Кира Лаврентьева:
— Надо, так надо.
Священник Сергий Лабунский:
— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...
Кира Лаврентьева:
— Скитание.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Сергий Лабунский:
— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...
Кира Лаврентьева:
— Изощрений.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.
Константин Мацан:
— К байкерству.
Кира Лаврентьева:
— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.
Священник Сергий Лабунский:
— Он участвовал молитвенно.
Кира Лаврентьева:
— Очевидно, это очевидно.
Священник Сергий Лабунский:
— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.
Кира Лаврентьева:
— Что, где, когда?
Священник Сергий Лабунский:
— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...
Кира Лаврентьева:
— Невозможно вообще смотреть.
Священник Сергий Лабунский:
— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.
Кира Лаврентьева:
— Пытали.
Священник Сергий Лабунский:
— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Священник Сергий Лабунский:
— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.
Константин Мацан:
— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?
Кира Лаврентьева:
— Новая страница.
Священник Сергий Лабунский:
— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?
Священник Сергий Лабунский:
— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...
Кира Лаврентьева:
— Это мы уже поняли.
Священник Сергий Лабунский:
— ...как я воцерковился.
Кира Лаврентьева:
— А, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.
Кира Лаврентьева:
— Нет, нет. Не кажется так.
Священник Сергий Лабунский:
— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.
Кира Лаврентьева:
— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.
Кира Лаврентьева:
— Слава Богу.
Священник Сергий Лабунский:
— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.
Кира Лаврентьева:
— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, отнюдь, я искренне за.
Кира Лаврентьева:
— Да? Наоборот?
Священник Сергий Лабунский:
— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...
Константин Мацан:
— А на самом деле...
Священник Сергий Лабунский:
— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?
Кира Лаврентьева:
— Константин, ну ты закрутил.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.
Константин Мацан:
— Спасибо. Я стараюсь.
Священник Сергий Лабунский:
— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.
Константин Мацан:
— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, нет, этого никогда не бывает.
Константин Мацан:
— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?
Священник Сергий Лабунский:
— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.
Константин Мацан:
— Какая яичница? Пост сейчас идет.
Священник Сергий Лабунский:
— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.
Константин Мацан:
— Да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.
Константин Мацан:
— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...
Константин Мацан:
— В приоритете.
Священник Сергий Лабунский:
— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.
Константин Мацан:
— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?
Священник Сергий Лабунский:
— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.
Константин Мацан:
— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».
Священник Сергий Лабунский:
— Прекрасно, золотые слова.
Константин Мацан:
— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.
Константин Мацан:
— Диалогос, да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.
Константин Мацан:
— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Сергий Лабунский:
— До свиданья.
«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.
Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.