«Неделя 22-я по Пятидесятнице: Собор Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных». Прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников, главный редактор молодежного портала Naslednick.online протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое также празднуется Собор Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, о начале Рождественского поста, а также о памяти святых преподобного Феодора Студита, святителя Иоанна Златоуста и апостола Филиппа.

---

М.Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья!

С вами — Марина Борисова.

В эфире — наша еженедельная субботняя программа «Седмица».

Со мной в студии — клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

О.Максим:

— Здравствуйте!

М.Борисова:

— С его помощью, мы постараемся разобраться, что ждёт нас в церкви завтра, в 22-е Воскресенье после Пятидесятницы, и на предстоящей неделе.

Ну... по традиции, мы стараемся понять смысл наступающего Воскресенья, исходя из тех отрывков из апостольских Посланий и Евангелия, которые мы услышим завтра, во время Божественной Литургии. И, как раз, завтра будет читаться отрывок из Послания апостола Павла к Галатам ( гл.6, стихи 11-18 ).

Как всегда, для меня в Посланиях апостольских очень много непонятного, в силу того, что я — человек малограмотный, и не очень хорошо знаю контекст написания Посланий. Поэтому, я сразу начинаю примерять это всё на свою сегодняшнюю жизнь, и, далеко не всегда, примеряется.

Ну... вот... позволю себе начать с цитаты. Загадочно начинается... почему-то, со слов: «Видите, как много написал я вам своею рукою...» В нашем понимании, Послания — это и есть то, что человек пишет — или на компьютере набирает, или пишем своею рукою...

О.Максим:

— А вот и нет!

М.Борисова:

— А здесь, вот, как раз, всё...

О.Максим:

— Да... апостол Павел большинство своих Посланий своею рукою не писал. И не потому, что он был, типа, гордым, и ему обязательно нужно было, чтобы кто-то за ним записывал. Реально это происходило совсем по-другому.

Это происходило, примерно, так, как сейчас многие пишут свои статьи или книги. Я большинство своих текстов, последнее время, так пишу. В отличие от своей супруги, например, которая, по-прежнему, пишет и переписывает их ручкой, и — сама своею рукою.

А я, в разговоре, надиктовываю — мне так проще. Именно так апостол Павел свои Послания и писал. И, во многих Посланиях, в конце, написано, кто писал, собственно, кто записывал это Послание. То есть, апостол говорил, кто-то записывал — возможно, даже, как это делают современные референты: апостол сказал основные мысли, человек написал, апостол поправил, и так далее. То есть, это по-разному могло происходить.

А, вот, Послание к Галатам, как свидетельствует апостол Павел, он написал своею рукой.

М.Борисова:

— Ну... там речь идёт о довольно знакомых нам материях. То есть, речь идёт о том, насколько важно соблюдать иудейские обряды для людей, которые пришли ко Христу, минуя иудаизм, не будучи прозелитами.

Но заканчивается это Послание для меня...

О.Максим:

— И, после этого, Вы говорите, что Вы плохо знаете контекст!

М.Борисова:

— Нет... для меня, заканчивается этот отрывок достаточно загадочной тоже формулировкой. Апостол говорит, что: «Во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь. Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию». И дальше идёт фраза, которую я понять не могу: «Впрочем, никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моём». Вот...

О.Максим:

— Ну... мы знаем, что эта фраза — она для западных христиан, для католиков, в частности, являлась обоснованием тех самых «стигматов», когда на руках, на ногах проявлялись следы, как от гвоздей Распятого Господа нашего Иисуса Христа.

Но, всё-таки, апостол Павел, конечно, не это имел в виду, а под язвами понимал те страдания, собственно, и гонения, которые приходилось ему переносить. И он, естественным образом, воспринимал то, что его гонят, и мы видим, что он свидетельствует о себе, что с ним только ни происходило — что он... там... страдал от собратьев-иудеев, страдал от язычников... там... тонул в море... и так далее — он прямо перечисляет, что с ним происходило. Действительно, жизнь, полная всевозможных лишений, которые, безусловно, отразились, в том числе, и на его теле.

И, поскольку, его фраза, которую он неоднократно повторяет, что «уже не я живу, но живёт во мне Христос»... «Вы умерли, и ваша жизнь погребена со Христом в Боге»... и другие, подобные слова, где он... это важнейшая была для него мысль — что мы для себя, и в себе, должны были умереть. Что спасение наше, совершаемое верой, совершается не в том, что мы... вот... убедили себя, или поверили в то, что Господь нас спас, а в том, что мы отказались от своей жизни, чтобы Христос жил в нас — и именно это спасает нас. Мы спасаемся верою в Иисуса Христа, свидетельствует апостол, но для этого необходимо верою вселиться Христу в сердца наши.

То есть, это, вот, важнейший момент! И тогда раны наши, которые мы потерпели ради Христа, становятся Его ранами. Вот. И тогда вот это свидетельство, что «я на теле моём ношу Его раны» становится... просто, вот... его естественным завершением всех его слов об этом. Что «не я живу, но живёт во мне Христос».

М.Борисова:

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Луки ( гл.8, стихи 41-56 ).

Это — очень хорошо известный большинству православных верующих христиан, особенно церковных, отрывок, повествующий об исцелении дочери начальника синагоги Иаира...

О.Максим:

— А знаете, почему «известный большинству»? Даже не потому, что... я, вот, обращал внимание, что именно на это Евангелие батюшки очень любят говорить проповеди — запоминающиеся.

Понятно, что проповедуется в храмах каждое Воскресенье, но, вот, это — такой материал для проповеди, что священники много и часто об этом говорят. И, поэтому, люди, конечно, знают и запоминают.

М.Борисова:

— Но там, в этой истории, есть ещё... как бы... вставной сюжет. То есть, в тот момент, когда Спаситель уже пошёл в дом Иаира, чтобы исцелить эту самую девушку, к Нему, в толпе, прикоснулась женщина, страдавшая кровотечением. И, вот... тут... удивительное сочетание! С одной стороны, вот, этот начальник синагоги, который просил, который молил... то есть, он занимался тем, чем занимаемся мы каждый раз, когда обращаемся к Богу — мы, всё время, у Него чего-нибудь просим...

О.Максим:

— Ну, особенно, если твоя дочь умерла — понятное дело! Или — умирала. Тогда, в тот момент, ещё не умерла, но лежала при смерти.

М.Борисова:

— Но... ровно такой же милости удостоилась женщина, которая словами и... как-то... позой... ничего не просила. Она просто внутри... по-видимому... настолько это сильно в ней звучало — мольба, чтобы исцелиться ей, что достаточно было одного прикосновения, чтобы...

О.Максим:

— Ну, вообще... мы иногда, всё-таки, не вполне правильно, или чётко, понимаем, как, вообще... наши отношения с Богом-то устроены, да? И что такое молитва, например.

Молитва — это возношение ума и сердца к Богу. Когда мы всеми мыслями, всеми чувствами обращаемся к Богу — тогда это молитва. Не когда мы Его о чём-то осмысленно попросили, не когда мы какое-то осмысленное деяние совершили, вознесли какой-то правильно структурированный... как сейчас иногда принято говорить... «правильно сконструированное стихотворение» прочитали Ему. Ну, это стихотворение может быть не в рифму, да, но, вполне себе, византийская поэзия... там... прочитали какую-то стихиру, или какой-нибудь тропарь, да?

У меня всегда... вот, мне никогда не заходили эти книжки... там, допустим, «Молитвы на все случаи жизни», и там, соответственно, тропари... даже не молитвы, а именно тропари, восхваляющие того или иного святого.

То есть, получается, логика такая. Человек, не очень верящий в Бога — у него что-то случилось. Он прочитал какой-то стишок неизвестному ему святому, и надеется, что, в ответ, он получит просимое. Но... он же просит-то — чем? Я сейчас не над этими людьми, как Вы понимаете, насмехаюсь, а, наоборот... он просит-то — чем? Сердцем. У него есть нужда. Иногда он её даже сформулировать не может. Иногда она понятна: «Вот, умирает моя дочь, приди, исцели её!» А иногда — это неосмысливаемая проблема, иногда это просто боль... и чего просить-то? Потому, что, может быть, это даже и безнадёжно. А иногда — это вера, такая, как вот у этой женщины: «Если прикоснусь в Нему, то исцелею», — потому, что она в это веровала. Что даже прикосновение... на этом, кстати, основана наша вера в то, что прикосновением к святыне мы получаем благодатную помощь. Прикосновением... лобызая иконы, прикладываясь к мощам святых, мы, действительно... вот, это вот, телесное, тактильное прикосновение — оно тоже, как акт нашей веры... не как магическое действие — как акт нашей веры, оно тоже оказывается очень важным. Она прикасается — и получает. И — исцелевает.

Это же не то, что... там... ей... прости, Господи... гигиеническая проблема у неё была такая, или даже — проблема со здоровьем. Она же — постоянно находилась в «нечистоте»! А теперь — умножьте наше самосознание современной женщины, для которой... там... в сто раз, и поймите, что такое ветхозаветный... к ней прикасаться было нельзя другим людям! Она была — скверной и нечистой, в глазах окружавших её людей. То есть, она была, по сути дела, изгоем. И, поэтому, конечно... это тоже... такое... чудо, очень наполненное смыслом.

М.Борисова:

— У нас ещё — великий праздник в это Воскресенье, 21 ноября — Собор Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных Сил Бесплотных.

О.Максим:

— Давайте, мы употребим русское слово «большой»...

М.Борисова:

— Большой, да...

О.Максим:

— ... потому, что если употреблять слово «великий»... да, он не входит в число Двунадесятых, или пяти Великих праздников.

М.Борисова:

— Но он входит в число самых любимых русских праздников...

О.Максим:

— Это — да!

М.Борисова:

— ... потому, что у нас... судя даже по количеству Михаилов... то есть, это... там... наверное, после Ивана и Николая, третье по популярности мужское имя, на протяжение всей истории Государства Российского...

О.Максим:

— Да, которое не ослабевает. Мы видим, как другие мужские и женские имена — они то появляются... становятся модными, так сказать, то — куда-то отходят... а, вот, такие имена, да, как Михаил — они...

М.Борисова:

— Вот, почему... вообще, что такое «собор Небесных Сил Бесплотных»? Мы же читаем популярную литературу — вот, в церкви брошюры всякие берём, читаем. Там написано, что Ангелы — это служебные существа. Они — посланцы... они... в общем, сами по себе, никакой... такой... деятельной роли, вроде как, и не играют...

О.Максим:

— Нет, ну... дело же не в этом. Дело в том, что существует — и это очевидно для религиозного сознания, практически, любого — вот, что. Существует духовный невидимый мир. Что он из себя представляет — вопрос... разные религиозные системы решают его по-разному, и, в том числе, даже, в Христианстве, напомню, пришлось специальные Соборные постановления принимать о том, что Ангелы не являются творцами этого мира, и не обладают вот такой творческой способностью, и являются... но это...

Но есть целый мир. О нём сказано в первых же главах Книги Бытия: «Вначале сотворил Бог небо и землю». Под «небом» Церковь всегда, во все времена, понимала невидимый духовный мир.

Понятно, что это — то, что не отделено от нас, в одной стороны, какой-то бетонной стеной — то есть, мы с ним общаемся. Мы получаем не просто какие-то «передачи» от Бога, мы получаем реальную помощь.

Этот мир наполнен — если мы говорим об Ангельском мире непадшем — святостью. Это абсолютно святые духи. Святые — в смысле, полностью посвятившие себя Богу, в Котором нет ни тени какой-то... так сказать... тьмы, противоречия, или прочего.

Понятно, что у каждого из нас есть Ангел-Хранитель, и мы это в жизни неоднократно видим, чувствуем и понимаем. Это присутствует даже в светской культуре — возьмём моих любимых Смешариков и потрясающий мультфильм «Ангелы и жмурки». То есть, это вопрос, который пытаются осмыслить даже, вот, неглубоко воцерковлённые верующие люди.

Поэтому, память вот этого духовного мира, во главе которого стоит Михаил ( «Кто как Бог» ), безусловно... это не может не быть большим праздником.

М.Борисова:

— Ну, и... судя по количеству приделов в честь Архангела Михаила в наших церквях...

О.Максим:

— ... храмов...

М.Борисова:

— ... храмов, икон... да ещё каких красивых икон!... где он во главе своего Воинства Небесного...

О.Максим:

— Да... даже Рублёвский Архангел Михаил до нас дошёл... да...

М.Борисова:

— ... так, что... у нас — удивительное Воскресенье грядёт!

О.Максим:

— Да. Всех Михаилов заранее поздравляем с именинами!

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица».

В студии — Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских с Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

На этой неделе — 24 ноября — у нас день памяти преподобного Феодора Студита.

Вообще, это — один из... таких... самых главных монахов всех времён и народов.

О.Максим:

— Можно и так сказать, да.

М.Борисова:

— Судя по тому, что его устав — устав его монастыря — стал самым популярным, среди русских православных монастырей. Ну... так, вот... как-то... читаешь: «Фёдор Студит... студийский устав...» — сразу преподобный Сергий Радонежский тоже идёт близко...

О.Максим:

— Ну, да... мы сейчас, конечно, с вами, в церкви... это дело даже не только в монастырских уставах — это, ведь, Богослужебный устав. Кроме того, что это — монастырский устав, это — тот самый Типикон любимый... или нелюбимый... исходя из которого строится Богослужение.

М.Борисова:

— Но, ведь, это — не только Типикон...

О.Максим:

— Нет, не только Типикон...

М.Борисова:

— Это ещё и самое... такое... удивительное чтение для тех, кто, всё-таки, перед тем, как идти в церковь, по крайней мере, по каким-то знаковым дням, ещё и смотрит текст, который...

О.Максим:

— Есть такие!

М.Борисова:

— Ну... знаю таких!

О.Максим:

— Остались...

М.Борисова:

— Я знаю даже таких, которые стоят с...

О.Максим:

— Это — да, такие точно есть...

М.Борисова:

— ... айфонами, и читают стихиры на Богослужении, чтобы понимать...

О.Максим:

— ... чтобы понимать, конечно, конечно...

М.Борисова:

— ... потому, что на слух это... всегда трудно...

О.Максим:

— ... тяжело, конечно...

М.Борисова:

— Так, вот... почему я об этом заговорила? Потому, что Постная Триодь, где собраны...

О.Максим:

— Да, напомним нашим радиослушателям, что это главная богослужебная книга Великого поста и предшествующих недель.

М.Борисова:

— ... где собраны просто величайшие шедевры гимнографии христианской. Окончательно, как раз, её составил, дополнил, дописал — Фёдор Студит. Потому, что до него — это были какие-то отдельные тексты... там... на Страстную Седмицу... какие-то каноны... какие-то...

О.Максим:

— ... трипеснцы, да...

М.Борисова:

— ... отдельные трипеснцы... а, вот, собрать это всё в такую... осознанную, выстроенную структуру, которая может полностью смысл поста в себя вместить — вот, поэтапно, вместить всё, и выразить это всё в такой удивительной поэтической форме — это, конечно, заслуга...

О.Максим:

— Ну... для меня — что удивительно ещё? Что, всё-таки, несмотря на то, что это человек, который был творцом устава Богослужебного, творцом монастырского устава, да?... сейчас Церковь живёт по Иерусалимскому уставу, а не по Студийскому, но это не делает его вклад и заслуги менее значимыми... творец, соответственно, множества канонов, составитель Постной Триоди — это не был книжный червяк, или академический монах. Его реальная... если можно так сказать, церковно-политическая судьба — тоже потрясающа.

Он был многократно изгоняем, приглашаем, гоним...

М.Борисова:

— Начнём с того, что он был, вообще-то, женатый человек. А когда он принял решение уйти в монашество, то у него вся семья приняла монашество, включая его жену.

О.Максим:

— Да. Причём, им, там, было чуть не по двадцать — то есть, это были совсем молодые люди. Не то, что люди пожили-пожили, и решили: «А не пора ли нам... детей воспитали, подняли... давай примем постриг!» То есть, это были совсем молодые, очень ревностные, люди. Вот.

И жизнь его настолько... она попала на период иконоборчества. И, вот... той самой, совершенно... булькающей столицы Империи, в которой, в зависимости... там... от воли Императора, или Императрицы...

М.Борисова:

— И... во-первых... хорошо бы, Императора, а то и Императрицы... что гораздо сложнее...

О.Максим:

— Да... то есть, тебя могли наказать и сослать. Потом — тебя могли реабилитировать, вернуть... поручить тебе монастырь... вернуть обратно, но монастырь не вернуть... То есть, это — наполненная вот такими... именно внешними тоже событиями жизнь, которая... покой нам только снится!

М.Борисова:

— Ну, собственно, покоя-то у него было всего года три — в начале, пока он проходил послушание в монастыре на горе Олимп, у преподобного Платона. А после этого, собственно, уже покоя не было совсем никогда. И удивления достойно только, как, при постоянных каких-то вот этих дёрганиях со внешней стороны...

О.Максим:

— Да! Как это совместить? Это, на мой взгляд, вообще, не совместимые вещи. То есть, либо ты сидишь... знаете... такая... не знаю... житийная картинка — монах, в тиши кельи, со свечой... в библиотеке в какой-нибудь монастырской гигантской сидит, что-то, там, составляет. И другая картинка — вот, тот самый церковный... ну... условно говоря, в кавычках — «деятель», политик, который... там... борется за чистоту веры, который... там... проповедует... обличает... испытывает гонения... там... и так далее. То есть, это, мне кажется, две несовместимые картинки — а в нём они совместились!

М.Борисова:

— Нет... ну, потом, как-то мы представляем себе, что, всё-таки, человек, избравший иночество — он не очень интересуется всякими делами внешнего мира. А тут, вот... четвёртый раз Император Константин VI женился...

О.Максим:

— Вслушайтесь... да... «в четвёртый раз...»

М.Борисова:

— ... да... четвёртый раз женился — и тут, пожалуйста, какой-то монах Фёдор разослал по всем монастырям послания, и объявил Императора отлучённым от Церкви.

О.Максим:

— Ну, это — в византийской традиции. Вспомним тоже чудную для нашей истории память преподобного моего небесного покровителя Максима Грека, который... с одной стороны, тебя ж — пригласили, ты — просто монах... тебя пригласили книжки переводить, вот... а ты, значит, обличаешь Великого князя в том, что он... там... неправильно женился.

Это — такая... да... действительно... греческая традиция, когда именно монахи оставляли за собой право обличать грехи частной жизни правителей. Это — да... это сильно.

М.Борисова:

— Но, что радует, что не все правители их за это уничтожали. То есть, ограничивались тем, что засылали их куда-то там... подальше... но, по крайней мере, они могли оставаться...

О.Максим:

— ... ну... в живых!

М.Борисова:

— Не только в живых, но и продолжать быть... такой... очень важной частью Церкви.

О.Максим:

— Да.

М.Борисова:

— Потому, что... ну... если взять, вот, тот же монастырь с этим Студийским уставом. Вот, Императрица Ирина, когда себе вернула престол, она, естественно, и всех сосланных вернула, и монастырь отдала, и — всё замечательно, и всё было прекрасно, но — до следующего правителя, которому не понравились опять эти монахи, и...

О.Максим:

— Ну... это же тема иконоборчества. Она тоже тогда стояла очень остро, с разной степенью «борчества», с прямым гонением, или, наоборот, с тихим запретом... очень бурная эпоха, на самом деле... очень бурная эпоха!

М.Борисова:

— Но, вот... интересно, что эта бурная эпоха — она... ну... как... Можно к любой истории относиться, как просто к такому... приятному, интересному, увлекательному чтению — ну... такой... приключенческий роман. А можно увидеть какие-то... провозвествия, что ли...

Вот, вся эта история с византийским иконоборчеством... и... если взять нашу недавнюю историю ХХ века Русской Православной Церкви — гораздо более жестокую, может быть, но перекликающуюся по каким-то мотивам. И, так же трудно, находившую общий язык внутри Церкви, и, так же, все... как-то... для всех — и там, и там — и в ту эпоху, и в эту — очень важно было найти истину. Даже если они её искали — ошибаясь, и уходя куда-то в дебри.

О.Максим:

— Страшно... и это тоже нам как-то предстоит, вообще, осмысливать... страшно то, что до совсем недавнего времени — вот, совсем-совсем недавнего времени — это вопрос не только Православной Церкви. Это вопрос, конечно, и для Запада. Это вопрос, вообще, для любых религиозных людей. А, например, для мира ислама — он, до сих пор, стоит именно в этой плоскости.

Что если вера — это то, через... и наша жизнь по вере — это то, что приобщает нас к истине, и если ересь, или ложное учение — это то, что отрывает нас от Бога, то... знаете, как в исламе? Язычник должен принять ислам, или умереть. Так и тут. Как и 30-летняя война в Европе. 30 лет, когда протестанты и католики уничтожали друг друга, унеся, в результате, жизней больше, чем какая-нибудь... там... «чёрная смерть»... чума или ещё что-то.

Поэтому, здесь вопрос поиска истины, с одной стороны... Мы, мне кажется, должны из всего этого дела вынести — какой урок?

Что, с одной стороны, это вопрос... как бы... важнейший. А, с другой стороны, мы видим, что он очень легко оборачивается... вот, в такое человеконенавистничество.

Это же в каждой семье совершается! Вот, есть семья. И ребёнок, например, говорит родителям: «А я — сомневаюсь... Я не верю... Я, вообще, теперь поменяю свою веру... Я стану атеистом...» — это же...

С одной стороны, для искренне верующих родителей, это — личная катастрофа. А, с другой стороны... а что с ним делать-то? Как его принять теперь таким... другим?

И мы живём в то время, когда мы учимся, с одной стороны, религиозной ревности, а, с другой стороны, всё-таки, религиозной свободе, пониманию того, что без этой свободы не существует настоящей глубокой веры.

То есть, заставить — можно. Можно заставить ребёнка ходить в храм. Но... станет ли он от этого любить Бога?

То есть, для нас, всё-таки, современных людей, наша вера — нечто более глубокое, чем убеждённость, чем принадлежность той или иной религиозной группе. Это, действительно, личные, глубокие, сердечные отношения с Богом. И это никакими внешними средствами не может быть решено.

М.Борисова:

— Как интересно — зеркально поменялась картина!

Если... вот... люди моего поколения, в молодые годы приходившие в Церковь, сталкивались с необходимостью выстраивать отношения со своими родителями...

О.Максим:

— ... атеистическими...

М.Борисова:

— ... атеистическими, и, тем более, если жили под одной крышей — это был такой...

О.Максим:

— Да, я пытался обращать своих родителей тоже!

М.Борисова:

— Все пытались вначале. Потом, как правило, терпели фиаско...

О.Максим:

— А потом, когда я от них отстал, и переехал, и стал жить отдельно — они прекрасно обратились без меня!

М.Борисова:

— Ну... иногда на это уходили годы...

О.Максим:

— Да... да... да...

М.Борисова:

— ... и это тоже нужно было понять...

О.Максим:

— ... и принять...

М.Борисова:

— Потому, что... как? Как?

Поэтому, история Византии для нас, мне кажется, ещё... такая... немножко «терра инкогнита».

О.Максим:

— Да.

М.Борисова:

— Мы не очень понимаем, зачем нам углубляться в эти дебри Византийской истории. А... а, наверное, всё-таки... зачем-то нужно? Потому, что...

О.Максим:

— Ну, Вы знаете... меня... я не историк, вообще... но мне именно история древней Церкви всегда представлялась интереснейшим чтением... начиная, там... от серьёзных академических исследований, и кончая какими-то... достаточно... ну... такими... более популярными, что называется, писаниями.

Мне кажется, это — потрясающее чтение, которое никогда не надоедает.

М.Борисова:

— Ну, и... потом... всё-таки... пользу-то какую-то, для себя, можно извлечь? Чему-то научиться там — можно?

О.Максим:

— Ну... возможно.

М.Борисова:

— Хотя бы, от противного...

О.Максим:

— Говорят, история учит, хотя бы, тому, что она — ничему не учит...

М.Борисова:

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица».

С вами — Марина Борисова, и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

Мы ненадолго прервёмся, и вернёмся к вам, буквально, через минуту. Не переключайтесь!

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— Ещё раз, здравствуйте, дорогие друзья!

В эфире — наша еженедельная субботняя программа «Седмица».

С вами — Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

И, как всегда, по субботам мы говорим об особенностях и смысле Богослужения наступающего Воскресенья и предстоящей недели.

На следующей неделе у нас ещё такой знаковый святой — 26 ноября память святителя Иоанна Златоуста. Ну, как говорится, кто ж не знает святителя Иоанна Златоуста — мы его Литургию каждое Воскресенье имеем счастье...

О.Максим:

— ... совершать...

М.Борисова:

— ... слышать, совершать.

Но, помимо того, что он написал Литургию, у него ещё и очень много проповедей, которые выходят многими томами...

О.Максим:

— Сколько... 24, по-моему, тома.

М.Борисова:

— Помимо этого, мы о нём не очень много знаем. Ну... большинство из нас.

О.Максим:

— Ну... не знаю. Всё-таки, для людей верующих, это имя наполнено смыслом.

М.Борисова:

— Но мне-то всегда интересно было, откуда они берутся — вот, эти вот великие столпы Православия? И интересно то, что... вот... 347 год, родился он в Антиохии.

Что такое Антиохия? Это... такой... не то Нью-Йорк, не то Лондон тех времён.

О.Максим:

— Ну... наверное, да...

М.Борисова:

— Ну, во-первых, потому, что это — мегаполис, во-вторых, это...

О.Максим:

— Я, вот, как раз, хотел что-нибудь... я... не в масштабах мира... а если брать в масштабах России — какой-нибудь... Краснодар.

М.Борисова:

— Но это... я думаю, не Краснодар — точно. Потому, что там...

О.Максим:

— Екатеринбург...

М.Борисова:

— ... ещё и культурный, такой, центр — с множеством каких-то учебных заведений, там... и бурная культурная жизнь... и он...

О.Максим:

— Екатеринбург, значит.

М.Борисова:

— Наверное. Ну, и, потом, он очень многонациональный. Там — смешение языков, там... вот...

О.Максим:

— Казань.

М.Борисова:

— ... всё, что можно намешать, там было намешано, в этом славном городе, который, собственно, подарил нам наше название — «христиане». Поскольку, именно...

О.Максим:

— ... и антиохийскую богословскую школу. И — не одного, а множество великих патриархов и святителей. И — еретиков. То есть, это, действительно, было... такое... вот... бурлящий тоже котёл, в котором много чего сварилось.

М.Борисова:

— И что, собственно, вот, юноша, который в этом «котле» родился и вырос... как это могло на него повлиять так, что он стал таким... вот... столпом Православия?

О.Максим:

— Ну, мне кажется, как раз, здорово... тут... что, с одной стороны, это...

Ну, давайте, по-другому. Пусть это будет мировой центр, пусть это будет Париж или Нью-Йорк. И тогда, как раз, очень хорошо понятно, что это — человек, который мог впитать в себя очень много разных идей, и то, что он... поймите, настоящее христианство, конечно — вот, такое, подвижническое, ревностное — оно, по сути дела... ну... либо носит какой-то совсем сектантский характер, либо является результатом личной встречи с Богом — то есть, личным религиозным опытом. Когда твой личный религиозный опыт накладывается на... вот, тот самый мегаполис, например, то это, как раз, и способно породить, мне кажется, какие-то великие примеры и великие образцы. В том числе, и... вот... святость... и учёность... и... у него же были потрясающие учителя! У него была замечательная мать. У него, впоследствии, были... то есть, это человек — широкий. Как... кто-то сказал... классик: «Я бы сузил...» — да? Нет у меня, конечно, желания его суживать, но это... действительно, человек, который... удивительной ревности — «батарейка» у него была, выражаясь современным языком, какая-то атомная совершенно! То есть, человек, который, с юности, дважды в неделю, проповедовал, не оставил... занимался благотворительной деятельностью... то есть, человек, который... вот... жил... жил тем, о чём говорил.

М.Борисова:

— Там ещё эпоха интересная. Это эпоха, когда окончательно прекратились гонения. То есть, отцы ещё помнили состояние, когда тебя за твою веру могли поволочь куда-нибудь... на арену Колизея.

О.Максим:

— Да. Вы знаете, я, когда думаю про IV век, мне кажется, что это — наши 90-е, только растянутые на десятилетия, и приведшие немножко к другим результатам. То есть, у нас как-то оно... немножко... ну, не то, что сошло на нет, но... не получило того развития, которое это получило в IV веке... соответственно... в пределах Римской Империи.

А тогда, вот, представьте себе, что — да, закончились гонения. Немногочисленные группы христиан — не только, там... условно говоря... дорвались до власти... сейчас, как бы, не об этом речь, а получили возможность проповедовать. Заканчивается эта эпоха... не знаю... Императором Феодосием II Великим, который, по сути дела, христианство делает обязательной религией для всей Империи. Там — и откаты туда-обратно... потом и... после...

Марина Борисова:

— Нет... ну, множество народа просто туда за компанию пришло...

О.Максим:

— Ну, а в 90-е — нет, разве? То же самое. Почему мы и говорим, что это — 90-е годы, растянутые и усиленные, да ещё и помноженные на соответствующий менталитет, эпоху и... и всё остальное.

То есть, это, действительно, такой... с одной стороны... время удивительных надежд! Точно так же, как... вспомните... мы же с Вами прекрасно помним 90-е годы. Это — время надежд. Это — время веры в то, что мы можем — всё! Что Бог — с нами! Это удивительное ощущение присутствия Божия — что всё, что делается, всё, что строится, всё, что открывается, восстанавливается, или вновь рождается — делается Богом! Он здесь где-то, рядышком... слава Богу! Какое счастье участвовать во всём этом!

Вот... Это какое-то... и единство между людьми, которые совершенно вроде бы... при других обстоятельствах — и знакомы бы друг с другом не были! Вот... И — да, эта эпоха порождает, безусловно, и великих святых, и — еретиков, одновременно, великих.

М.Борисова:

— Ну, и, собственно, когда Иоанн Златоуст становится священником именно в таком городе, как Антиохия — понятно, почему он по два раза в неделю, а то и чаще, проповеди говорил. Потому, что, когда перед тобою... вот, этот вот... бурлящий котёл...

О.Максим:

— Ну, гораздо проще — просто не проповедовать.

М.Борисова:

— Но...

О.Максим:

— В том-то всё и дело, что здесь необходимо иметь вот такую ревность и «батарейку»! Потому, что... хорошо проповедовать в Воскресенье своим прихожанам. Хорошо проповедовать перед стадионом доброжелательно настроенных слушателей. А когда... вот, этот бурлящий котёл, то тут...

М.Борисова:

— Но он ещё же и толкования писал на Священное Писание...

О.Максим:

— Да.

М.Борисова:

— То есть, это... такой... период его какой-то... нечеловеческой активности...

О.Максим:

— Продуктивности, при этом, да... и продуктивности. И то, что простой пресвитер антиохийский оказывается замечен и приглашён в Константинополь на Патриаршую Кафедру — конечно, говорит о его личных качествах.

М.Борисова:

— Ну, в общем, это... ему не в радость эта Кафедра обошлась... дорого стоила эта кафедра!

О.Максим:

— Ну... наверное. Наверное — то есть, в смысле, понятно, что это — гонения последующие, это смерть, это ссылка... Я неоднократно бывал не его... на месте его кончины в Каманах, в Абхазии современной...

М.Борисова:

— Да... надо только напомнить нашим радиослушателям, что его сослали сначала в Армению, а потом решили ещё ужесточить режим содержания, и его, в результат, направили в нынешнюю Пицунду. Тогда это — такие задворки Империи были, такая тьмутаракань!

О.Максим:

— Нет... ему-то... ещё дело не только в этом. Дело в том, что мы-то ездим в те края, как на курорт, сейчас. Но в курорт эти места... это та самая Колхидская низменность — замечательные эти 200 км побережья Абхазии, которые сейчас являются замечательным и благословенным местом чудесного отдыха на море, или горного воздуха, чуть повыше. Ещё 150 лет назад, это было зловонное болото, которое, в результате чудесных эвкалиптов, которые мы там можем нюхать, и привозить оттуда контрабандно веники ( запрещено же перевозить эвкалипт ), и мероприятий по мелиора... наверное, не мелиорации, а потому, что всё это было осушено, это место было превращено в земной рай ещё в Российской Империи. Но, буквально, там... перед этим — это было зловонное болото, полное... там... всевозможного гнуса, болезней, и всего остального.

То есть, он вовсе не был сослан... отдохнуть...

М.Борисова:

— ... на курорте.

О.Максим:

— Да, где-нибудь под Сухуми.

М.Борисова:

— Но он-то до Сухуми и не добрался. Потому, что Каманы — это, всё-таки, несколько километров, не доезжая Сухуми.

О.Максим:

— Да, совсем рядышком.

М.Борисова:

— Но место-то — знаковое. Там был казнён великомученик Василиск...

О.Максим:

— ... и, с тех пор, там, на источнике великомученика Василиска — камушки с вкраплением крови. Они там и собираются все эти 2000 лет.

М.Борисова:

— Но там удивительная для меня... первое посещение этого места — ещё в далёкое советское время — меня потрясло. Там, на месте бывшего... там же было обретение ещё главы Иоанна Предтечи...

О.Максим:

— ... Иоанна Предтечи... ещё там — 500 ступенек вверх...

М.Борисова:

— А на месте, где скончался Иоанн Златоуст, не доехав до последнего места ссылки, был Иоанновский монастырь.

В советское время там была психиатрическая больница. А от монастыря остался только остов собора — без крыши.

И меня потрясло... когда, вот, мы зашли внутрь этого собора... место... Алтарная часть была отгорожена большим поленом... ну, вот... просто целый ствол дерева. Откуда? Это ущелье, где нету никаких деревьев... откуда приволокли это полено, чтобы отгородить Алтарную часть? Это — отдельный подвиг.

Там стоял на месте Престола столик такой... кухонный... с ящичками. В ящиках лежали бумажные иконки, свечи, спички, чтобы свечку зажечь. То есть, это — фантастическое отношение людей! Это — 80-е годы. Это уже такая расхристанная советская Россия, что трудно себе представить, что так — можно. Хранить свои святыни.

О.Максим:

— Я не застал, конечно, тот период. Я был уже там... по сути дела... после войны восьмого года. И там, конечно, было уже благолепие. И, конечно, это — место паломничества для православных христиан, которое, если Вы будете в Абхазии, или даже на нашем юге — где-нибудь в районе Сочи — туда можно съездить с экскурсией, с которой можно его посетить, и поклониться его гробнице.

М.Борисова:

— Это я всегда напоминаю, потому, что — всё, оказывается, очень близко. То есть, те далёкие-далёкие великие отцы Церкви — византийские, давние, дальние — оказываются совсем близкими. Потому, что они, буквально — вот, на нашей земле...

О.Максим:

— Да, вот, он здесь...

М.Борисова:

— ... они завершили свой земной путь.

То есть, это всё настолько переплетено, и настолько всё... по-человечески... трепетно, что... это очень важно чувствовать, мне кажется.

По-другому смотришь, по-другому читаешь, по-другому относишься.

О.Максим:

— Да... и прикосновение к святыне — реальное, физическое прикосновение — это то, о чём мы говорили в первой части передачи — про кровоточивую жену, которая прикоснулась к Спасителю. И мы имеем возможность — и это милость Божия — прикасаться к таким местам.

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда, по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица».

В студии — Марина Борисова, и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

И мы говорим о смысле и особенностях Богослужения наступающего Воскресенья и предстоящей седмицы.

Ну... мы долго шли — и подошли.

О.Максим:

— Да.

М.Борисова:

— У нас 27 ноября — заговенье на Рождественский пост. «Филипповки» — день памяти апостола Филиппа.

О.Максим:

— Заканчивается самый длинный мясоед, который длится ровно три месяца — с 28 августа, с праздника Успения Пресвятой Богородицы, по 28 ноября — да, накануне памяти апостола Филиппа.

М.Борисова:

— Ну, вот... мне кажется, что сначала, всё-таки, вспомним того апостола, именем которого назван сам пост, подготовительный к празднованию Рождества Христова.

Собственно, мы очень мало о нём знаем в Евангелии, но, ведь, он был...

О.Максим:

— «Покажи нам Отца, и довлеет нам!» — это тот вопрос, который Филипп задал Господу. И ему Господь отвечает: «Не познал ли ты, Филиппе, что Аз во Отце, и Отец во Мне, есмь?»

Для меня это... вот... то, что я знаю и помню всегда про апостола Филиппа — что это человек, который просил Иисуса показать ему Отца.

М.Борисова:

— А потом, по преданию, он был первым из учеников, который стал записывать слова Учителя. И, насколько я понимаю, по преданию, евангелист Матфей, в значительной степени, пользовался записями апостола Филиппа...

О.Максим:

— Вот... слушайте радио «Вера»... потому, что я, например, об этом узнал, готовясь к этой передаче! Этот факт... действительно, оказывается важным и интересным — что евангелист Матфей воспользовался записями апостола Филиппа.

М.Борисова:

— Ну, и... такая у него... эпическая кончина. После всех миссионерских путешествий, в языческом храме, посвящённом змеям.

То есть, это... какая-то такая сразу картинка... ну, вот... достойная кисти каких-нибудь мастеров Возрождения. Как он убивает священного змея... потом, в результате, его растерзала толпа этих язычников...

Вообще, всё, что связано с апостолами — достаточно прикровенно. Потому, что документальных свидетельств очень мало... очень мало, о ком из них. Поэтому, нам приходится опираться только на... предание...

О.Максим:

— На позднее-позднее предание, да...

М.Борисова:

— Но я думаю, что...

О.Максим:

— Но, ведь, гробница апостола Филиппа — найдена. Совсем недавно. Мы знаем, что, действительно...

М.Борисова:

— Да, в 2011 году.

О.Максим:

— Вот... а это тоже... такое, вот... для меня — это такие важные вехи! Когда, вдруг, ты понимаешь, что... ага... вот, оно! Вот оно! Тоже здесь, и можно... ну, мы не можем поехать и прикоснуться... уж, место такое... но, всё равно! Всё равно, это мне кажется очень важным.

М.Борисова:

— Ну, почему? Карантин закончится... всё-таки, это Турция... я думаю, что будет возможность у тех, кто захочет, совершить паломническую поездку...

О.Максим:

— Да. И это может даже стать местом нового паломничества.

М.Борисова:

— Ну, вот... а теперь — о любимом нашем Рождественском посте!

Мне кажется, что, сколько ни говори... как это... говорят: «Сколько ни скажи „халва“, во рту сладко не станет». Вот... не знаю... у меня как-то... то ли это личное такое отношение... сколько ни говори про Рождественский пост, как раз, очень сладко становится во рту...

О.Максим:

— Да, Рождественский пост — он, всё-таки... ну, для меня тоже, по крайней мере, он... такой... лёгкий и радостный. Во-первых, конечно, потому, что он более лёгкий, чем Великий, с точки зрения пищевой диеты. А, с другой стороны, он тоже устремлён к Рождеству — и здесь нам в помощь вся эта... я не знаю... массовая культура, когда, с начала декабря, в обязательном порядке, по распоряжению городских властей, все города начинают украшаться новогодней и Рождественской символикой. То есть, он, конечно... вот... это его особенность — что вся окружающая жизнь помогает увидеть его цель. Пост — всегда, ведь, это путь... это адвент... путешествие, приключение... он, вот, в Рождественском посте, сполна, мне кажется, присутствует.

То, что, уже начиная с Введения во Храм, с 4 декабря, уже поются Рождественские ирмосы, и... хорошее время!

М.Борисова:

— С одной стороны, это замечательно, и мы все, именно поэтому, это время так любим. А, с другой стороны, именно это и мешает окончательно, внутри себя, настроиться на пост.

Вот, как хорошо Великим постом! Всё, вокруг тебя, настраивает... вот, так настраивает, что ты, в результате, худо-бедно... как-то... к Пасхе приходишь настроенный... А здесь — всё...

О.Максим:

— Ну... мне кажется — другая атмосфера. Может быть, действительно, это искусственно. Может быть, я не прав. Но, если, действительно, Великий пост — он исполнен аскетизма, он исполнен борьбы со страстями, он исполнен того, чем пост, как бы, должен быть, то здесь... Если мы не говорим про монашествующих, или людей, действительно, по-настоящему глубоко аскетически настроенных вообще, мы же видим, что людям, вот, те самые 200 постных дней в году, которые полагаются церковным уставом, очень сложно держать.

Во-первых, просто потому, что они не видят в этом того самого глубокого смысла, кроме, собственно, воздержания от еды — очень трудно наполнить. И то, что он наполняется... подчёркиваю, возможно, я не прав... потому, что здесь, вот, это привнесение, такой, мирской нотки, предрождественской — оно, мне кажется... конечно, и даёт некое искажение... точно так же, как, например, Масленица. Масленица же — это день... это не день, это неделя подготовительная, последняя неделя перед Великим постом, когда уже нельзя мясо. Это — не время веселья. Но, превращаясь, даже в современной церковной традиции, во время последнего отдыха, последнего, такого, выдоха перед постом, она, удивительным образом, окрашивается... вот... в какие-то свои тона. Я сейчас не говорю про языческие совсем моменты.

То же самое — и здесь. Вот, это... такое... лёгкое зимнее настроение... хотя... при этом, вокруг-то... не знаю, как будет в этом году... декабрь, по крайней мере, для центральной России — это время, когда, буквально... два, что ли, солнечных дня — за весь декабрь — полагается нам... и иногда и ни одного не бывает. Какое-нибудь сейчас «эль-ниньо» придёт очередное, и будем сидеть в хмури, и в этой тяжести бесконечной... и... ожидание Рождества и Нового года, конечно, нам — в помощь.

М.Борисова:
— Но, на самом деле, ведь, если вспомнить историю... как... в начале, Рождественский пост был пятидневный. Потом он стал — семидневный. Потом был — 21 день. И только... 1166 год — церковная реформа — он стал такой же, сорокадневный, как и Великий пост.

То есть, на самом деле, он стал сорокадневным в тот момент, когда это было естественным для большинства людей в Церкви. Но это был... извините... 1166 год.

О.Максим:

— Да.

М.Борисова:

— То есть, жизнь тогда, и жизнь сейчас — наверное, сильно, всё-таки, отличается...

О.Максим:

— Конечно, конечно... и, поэтому, всё-таки, он для нас, ещё раз говорю, не такой строгий.

М.Борисова:

— И нам скорее понятно, почему он вначале был пять, а потом — семь дней. Вот, это как-то...

О.Максим:

— Ну... многие люди готовятся к Рождеству, как раз... вот, знаете... вот... у нас же — как по уставу? Со 2 января уже не разрешается рыба, и, соответственно, начинается строгий пост. Новый год отгуляли — и, как раз, настают эти...

М.Борисова:

— Ну, некоторые рыбу перестают после Николина дня есть...

О.Максим:

— Да, есть и такая традиция. Но... вот... это к тому, что есть определённая свобода — даже в том, кто как... там... Да и до Николиного дня-то, если брать строго по уставу, рыба полагается в те дни, когда полиелейная служба служится, например. Но это — для тех людей, которые ежедневно ходят в храм, и знают, когда полиелей есть, или его нету. И тогда, вот, эта литургическая жизнь полностью вплетена в твой кулинарный стол. А когда этого нету... ну... люди — по-разному... кто-то в среду и пятницу без рыбы обходится, а кто-то строго постится, и среду и пятницу, по-моему, даже елей не положен по уставу... я, может, не помню точно... и тоже — строжат...

М.Борисова:

— Вот, для меня всегда это — удивительные разговоры. Про то, что положено по уставу, или не положено по уставу. Мне кажется, что, на протяжении жизни человека, бывают разные периоды.

Ну, скажем... в какой-то момент, церковный человек может, например, помогать в храме. Или, например, петь на клиросе. И жизнь его будет выстраиваться вокруг этого...

О.Максим:

— Да, и вокруг службы.

М.Борисова:

— Для него, соответствие вот этим уставам — будет естественным. Просто, в силу того, что когда ты каждый день на службе, даже если ты...

О.Максим:

— А, особенно, в собрании единомышленников, которые разделяют с тобой тот самый устав — это очень важно. А если нет...

М.Борисова:

— Это происходит совершенно естественным путём. То есть, не то, что ты, там, всё время заглядываешь в какую-то памятку, и смотришь, что когда положено...

О.Максим:

— Да, это, вообще, мне кажется не очень правильным — заглядывать в памятку. И смотреть, что положено...

М.Борисова:

— ... а это всё — естественно вытекает из твоего образа жизни.

Но когда ты живёшь светской жизнью, когда у тебя... там... семья, работа, а то и не одна работа, плюс какие-нибудь волонтёрские дела, ещё что-то, ещё что-то... ты никаким образом не можешь... то есть, ты можешь себя заставить каким-то искусственным усилием волевым, ещё, вот, и соответствовать каким-то древним уставам...

О.Максим:

— Нет...

М.Борисова:

— ... я только не понимаю — зачем?

О.Максим:

— Тут надо проще. Во-первых, всё-таки, пост — это точно без мяса. Это минимальное требование во всех культурах и народах: что постное время — это время без мяса. А дальше... мне кажется, что если, особенно, по обстоятельствам жизни, всё достаточно сложно, с точки зрения готовки, и всего остального, то... Есть такой базовый постный принцип: проще и дешевле.

У нас, у многих людей, получается абсолютно обратная картина: сложнее и дороже. А надо — проще и дешевле. То есть, еда должна быть более простой, чем не в постное время — то есть, поменьше кулинарных изысков, и — дешевле. Потому, что те же самые излишки, съэкономленные на этой самой еде — их полагается употреблять на благие дела.

М.Борисова:

— Но, вот, мне кажется, очень полезно иногда обратиться к тому, что говорили или писали умные люди по этому поводу. Я, в этом смысле, люблю обращаться к проповедям митрополита Сурожского Антония Блума. Потому, что у него... они звучат очень современно.

По поводу Рождественского поста, у него такие слова: «Пост — не означает, что нужно ещё настойчивей, чем обычно, попрошайничать у Бога.

Пост — это время, когда мы должны встать перед лицом суда Божия, вслушаться в голос своей совести — как мы относимся к другим, к себе, к Богу? Как мы учимся у Церкви молитве, поклонению, послушанию Божиим Заповедям?

И — отнесёмся, также, более внимательно, чем мы это делаем обычно, к соблюдению физических правил поста. Они рассчитаны на то, чтобы помочь нам стряхнуть расслабленность и потворство своим слабостям, пробудить в нас чуткость и бодрость, не дать нам закоснеть в нашей приземлённости, которая мешает нам воспарить к Богу».

То есть, по сути дела — это просто, вот, такая подпорка...

О.Максим:

— Да.

М.Борисова:

— ... и относиться к ней нужно так, как к подпорке.

О.Максим:

— Да, да...

М.Борисова:

— То есть, ну... вот... осознать, что без неё ты как-то, всё-таки, не очень твёрдо стоишь на ногах...

О.Максим:

— Да. Проблема в том, что без усилий в борьбе с нашими похотениями всевозможными, мы приходим неизбежно во всё более и более расслабленное состояние.

Поэтому, да, аскеза — это, в том числе, тренировка и подпорка себя, и воспитание воли, и обращение ума и сердца к Богу, более прилежная молитва, и... то есть, вот, лучше, чем сказал митрополит Антоний, мне кажется... ни добавить, ни прибавить...

М.Борисова:

— И мне кажется, что эта же подпорка может быть и подготовкой к празднику. В особенности, если семья, и если дети. Ведь, это особый труд — объяснить ребёнку, что такое Рождество, и к чему мы идём, и что это за пост, и... я не знаю... приготовить подарки всем вместе...

О.Максим:

— Да, и, поэтому, конечно, в том числе, и украшение дома — постепенное, вырезание всевозможных... каких-нибудь гирлянд, которые делаются... там... из бумаги... и развешиваются постепенно... то есть, вот... действительно, очень важно сделать пост наполненным какими-то делами, так или иначе, хотя бы косвенно, но связанными с предстоящим Праздником.

Вот. И дай Бог нам, конечно, встретить предстоящий Рождественский пост в бодрости и здравии телесном, наполнить его смыслом ожидания Рождества, и, конечно добраться до самого Рождества!

М.Борисова:

— ... и радости тоже...

О.Максим:

— ... и радости, непременно! Непременно, радости!

М.Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу!

В эфире была программа «Седмица».

С вами, в этот час, были — Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

Слушайте нас каждую субботу.

До свидания!

О.Максим:

— Храни вас всех Господь!