«Христианский взгляд на новеллу «Фаталист». Священник Александр Сатомский

В нашей студии был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.

Разговор шел о новелле Михаила Юрьевича Лермонтова «Фаталист», о христианском осмыслении этого произведения и о том, как сочетаются Промысл Божий и свобода воли и отсетственность за собственный выбор человека.

---

А.Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.

Здравствуйте, дорогие друзья!

Я — Алла Митрофанова.

И — эта неделя, в эфирном сегменте с 20.00 до 21.00, у нас посвящена Михаилу Юрьевичу Лермонтову, в связи с тем, что 15 октября — это его День рождения. Между прочим, в этом году — 210 лет, вполне себе круглая дата.

По этому поводу, здесь, в студии, мы, с разными экспертами, обсуждаем разные вопросы, связанные с жизнью Лермонтова, с его произведениями, и, в первую очередь, конечно, с тем, как это всё относится к нам, с нами соотносится, как мы можем себя подумать об эти произведения.

Вот, вопрос... наверное, в первую очередь, к сегодняшнему эфиру это относится... и в нашей студии — замечательный гость, священник Александр Сатомский, настоятель Богоявленского храма города Ярославля — тонкий богослов!

Отец Александр, здравствуйте!

О.Александр

— Добрый день!

А.Митрофанова

— Уж, простите, что грузанула Вас домашним заданием!

О.Александр

— Ну, что Вы... святое дело! Я столько лет преподаю — уже пора бы и «домашки» поделать...

А.Митрофанова

— Да... у меня, видите, тоже свой профессиональный травматизм!

Задала... попросила, конечно, попросила... сердечно попросила отца Александра к сегодняшней нашей встрече перечитать новеллу «Фаталист», которая входит в роман «Герой нашего времени». И отец Александр прочитал.

А как Вам, кстати, отец Александр? Давно Вы не перечитывали «Героя нашего времени»?

О.Александр

— Я, в принципе, очень давно не обращался к Лермонтову... вот... вообще.

То есть, понятно, что все мы травмированы школьной программой...

А.Митрофанова

— Ах...

О.Александр

— ... и возвращаемся мы к ней, как правило, нескоро. Но, вот, если какие-то вещи — они и хорошо помнятся, и, время от времени, всё-таки, рождается желание к чему-то вернуться... вот, к Лермонтову оно не возникало как-то... никогда.

А.Митрофанова

— Эх...

Но... опять же... я, как раз, понимаю — все мы разные...

А.Митрофанова

— Да, да...

О.Александр

— ... у всех есть какая-то своя группа авторов. То есть, условно, я считаю, что... там... Чехов — автор здорового человека... как бы...

А.Митрофанова

— О!

О.Александр

— Но, но, но, но...

А.Митрофанова

— Заметьте... заметьте! Никто Вас за язык не тянул! Когда будем говорить о Чехове, отец Александр, деваться Вам, теперь уже, некуда! Вы уж меня простите...

О.Александр

— С удовольствием!

А.Митрофанова

— Спасибо!

Собственно, почему я попросила Вас прочесть эту новеллу? Наверное, сейчас придётся мне сделать продолжительное вступление.

Дело в том, что в «Герое нашего времени», Печорин, главный герой, периодически транслирует нам мысль, ставшую для него, такое ощущение, что каким-то... то ли руководством к действию, то ли моментом самооправдания: «Как же так? Почему я оказываюсь игрушкой в реках судьбы? Что же с этим делать? И как же так вышло, что, вот, в этой трагедии, без меня, как будто бы, невозможен пятый акт? Почему, всё время, я оказываюсь... судьба меня ставит в такое положение, что я влияю на жизнь того или иного человека?» — говорит он, например, после того, как, на здоровую голову, посреди ночи, в местечке под названием Тамань, устраивает слежку за контрабандистами, прыгает — по доброй воле — к ним в лодку, любуется девицей, видимо, имея на неё какие-то свои планы, оказывается, вместе с этой девицей, уже довольно далеко от берега — не умеючи плавать. И, дальше — когда эта девица пытается его из лодки опрокинуть, он... там... как-то отбивается, защищается... в общем, выходит, в итоге, совсем не сухим из воды, но, слава Богу, живой. И, вот, после этого всего, он, такой, задаётся вопросом: «Ну, почему же судьба меня забросила, вот, в этот мир честных контрабандистов? Как же так вышло, что я оказался в этой лодке?»

«Ёлки!...» — думаю я, как читатель. И таких моментов в романе, прям, несколько.

И, вот, этот человек, который, получается... понимаете... сам провоцирует приключения на собственную голову, ходит, и, на серьёзных щах, думает: «Что же судьба со мною так играет?»

Новелла «Фаталист», в этом смысле — она, как мне кажется, даёт нам ключи к разоблачению героя. Потому, что в новелле «Фаталист» описан эпизод... глубоко исследованный, кстати, замечательными Леонидом Большухиным и Марией Александровой — есть даже соответствующая статья. Она есть в открытом доступе, её любой желающий может прочитать, где они проводят параллели между «Пиковой дамой» Пушкина и новеллой «Фаталист».

Не буду сейчас уходить в литературоведение, для меня... поскольку я, по долгу службы, да, литературой занимаюсь, но читаю не столько как литературовед, сколько как человек, пытающийся понять: а что мы из этого произведения можем почерпнуть для собственной жизни?

И, вот, что для меня важно в исследовании Александровой и Большухина — на что они там обращают внимание.

Как вы помните, в новелле «Фаталист» всё крутится вокруг персонажа — поручика, по имени Вулич, сербского происхождения — отсюда такая фамилия, который заявляет, что «на всё есть воля рока». И, вот, он сейчас готов это доказать. «Вот, я — фаталист, я верю в фатум, в некий рок, и готов на этот фатум поставить собственную жизнь, и доказать окружающим, что не человек правит своей жизнью, а, вот — что кому на роду написано, то так, значит, оно и будет».

И происходит это всё в доме другого офицера. А у офицеров есть обычай: над изголовьем кровати, на всякий случай, вешать то оружие, которое в арсенале у них имеется. И оружие это — если оно над изголовьем кровати — висит... времена-то неспокойные, и регион неспокойный — речь о Кавказе идёт — черкесы ненароком... и он должен в любой момент дня и ночи быть готовым это оружие схватить. И — защищать свою жизнь, и выполнять те боевые задачи, которые перед ним руководство поставит. Поэтому, оружие, которое там висит, оно, чаще всего, в боевом порядке. Оно начищено, оно, чаще всего, заряжено.

И, вот, Вулич берёт оттуда пистолет, сыплет туда пороху, и... предлагает, условно, устроить «русскую рулетку». Ему все говорят: «Ты с ума сошёл! Что ты делаешь? Нельзя так своей жизнью легко распоряжаться!» А он — с позиции, что, типа, это ж не я распоряжаюсь своей жизнью, а, вот — кому что на роду написано.

И Печорин готов заключить с ним пари. Печорин говорит: «А, давай, я поставлю на то, что, вот, этого рока не существует!» — что человек сам рулит своей судьбой. И сам — не вполне в это веря, как мы видим из предыдущих глав.

А Вулич говорит: «Хорошо! Отлично!» А Вулич славен тем, что он — картёжник, и что ему в карты — не везёт. И он постоянно проигрывает деньги.

И тут — он ставит последнее, что у него есть. Печорин ставит довольно крупную сумму — 20 червонцев, высыпает просто всё, что у него есть в кошельке.

И, дальше, Вулич говорит: «Господа, садитесь!» — приглашает всех сесть за стол. Очевидно, садится и сам, и просит господина Печорина подкинуть игральную карту вверх.

А, к этому моменту, просто, все настолько заворожены, вот, таким отношением Вулича и к собственной жизни, и к ситуации, и к тому пари, которое он предложил, что он на окружающих начинает действовать, буквально, как удав на кроликов. То есть, они все уже, вот, так... ах!... затаив дыхание: «Что же сейчас будет?»

И, вот, он говорит: «Господа, садитесь!» — и они все послушно, как зайчики, садятся. Дальше он говорит: «Подкиньте карту, господин Печорин!» — Печорин помнит, какая это карта была, какой это был туз, и карта начинает... вот, так, вот... как Печорин вспоминает... ме-е-дленно кружиться в воздухе, и внимание окружающих эта карта завораживает. И люди смотрят то на карту, то на Вулича, то на пистолет... то на карту, то на Вулича, то на пистолет...

И Вулич берёт этот пистолет, и дальше... вот, понимаете, на что Большухин и Александрова обращают внимание, а мы, простые читатели, чаще всего, проходим мимо... пистолет он не к виску приставляет, а почему-то ко лбу. Почему — ко лбу? Представим себе мизансцену... это неудобно. Удобнее, конечно... там... на весу... всё...

Представим себе мизансцену: человек сидит за столом, и, почему-то — ко лбу... ещё и длину пистолета представим, да? Как говорят, на себе не показывают, но мы — люди, верующие в Бога и не верующие в приметы — понимаем, что... вот, сейчас отцу Александру попытаюсь показать, а слушатели просто пусть нарисуют себе эту картинку. Если поставить локоть на стол и представить себе длину пистолета... мы с вами понимаем, что мизансцена выглядит, примерно, так... человек ставит локоть на стол, приставляет пистолет ко лбу... тогда это более-менее удобно! Иначе — почему ко лбу? Объяснить крайне сложно.

У него, получается, появляется ещё одна дополнительная точка опоры. То есть, локоть у него стоит уже на столе, а не висит в воздухе. Внимание зрителей рассеивается между картой, пистолетом и Вуличем. И — в тот момент, когда он нажимает на курок, у него происходит осечка.

В конце повести, когда Печорин будет сопоставлять впечатления свои собственные от прошедшего дня с Максимом Максимычем, он его спросит: «А что Вы думаете об этом?» А Максим Максимыч — эксперт по оружию, вообще-то. Он говорит: «Не люблю я эти черкесские курки — часто они дают осечку!» То есть, Печорин пытается его развести на разговор о фатализме, а для Максима Максимыча — это какие-то непонятные материи, и он говорит о своём, и выступает, как эксперт по оружию. То есть, у нас есть ещё одна, вот, такая, наводка внутри этого текста.

Теперь складываем всё это вместе, и — что у нас получается?

У нас получается, что перед нами — великолепный фокусник, который разыгрывает сцену перед своими зрителями и слушателями! Естественно, вероятность того, что выстрел, всё-таки, случится — она остаётся. Но, для человека с огромным опытом обращения с пистолетом, устроить осечку в ситуации рассеянного внимания и с дополнительной точкой опоры, на самом деле... ну... становится гораздо проще. Понимаете, да, отец Александр, о чём речь?

Печорин ему говорит, при этом: «У тебя на лице написано, что ты сегодня умрёшь». Но, дальше, мы, опять же, видим, что этот человек — Вулич, — который всё время был сконцентрирован и сосредоточен, забирает свой выигрыш, выходит на улицу — уже в раже в таком, в состоянии куража — и зачем-то, со всей дури, простите за выражение, лезет под руку к вооружённому шашкой пьяному казаку. Вот, здесь бы включился инстинкт самосохранения-то, включилась бы голова! Но, если ты голову отключил, и, если ты в раже, то не надо тогда, опять же, пенять на рок... условно говоря, не суй два пальца в розетку, не бросайся под поезд, не становись на пути у грузовика, или фуры, когда она, со всей скоростью, мчится по автобану! А это — ровно то, что сделал этот самый Вулич!

И, после этого, Печорин, почему-то, снова делает вывод, что, всё-таки, да... всё-таки, рок... вот, как же так?...

Вот, об этом обо всём — о роке, о фатализме, промысле Божием, и нашей собственной ответственности за свою жизнь, я и предлагаю сегодня поговорить, исходя из новеллы «Фаталист» Михаила Юрьевича Лермонтова.

А.Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается.

Дорогие друзья, соло Аллы Митрофановой завершилось. Слово теперь священнику Александру Сатомскому, настоятелю Богоявленского храма в Ярославле, блестящему богослову.

Отец Александр, давайте разбираться. Что такое фатализм?

О.Александр

— Ну... по большому счёту... Вы прекрасно уже это определение в начале дали — это вера в судьбу, фатум. То есть, термин латинский — как раз, вот, «определённость судьбой» он под собой и подразумевает.

Сразу хочется начать говорить про то, что, конечно, для верующих людей это совершенно нехарактерно, и, тем не менее, это будет немножко неправда.

Внутри авраамической традиции — то есть, если мы берём не узко-христианство, а, вот... как бы... то, широко нами понимаемое единобожие, к Аврааму восходящее, мы увидим, что, вообще-то, фатализм распространён исключительно широко. В исламе —очевидно, но и у целого ряда, например, экзегетов в иудаизме, тема предопределённости судеб прописана очевидным способом.

Если мы ещё, опять же, как-то привыкли к такого рода исламской повестке... и, в этом смысле, вполне возможно, кстати, что у Лермонтова, вот, эта вся тема Кавказа, и, вот, такого рода разговоры офицеров — они тоже немножечко как бы переплетаются в начале повести с местной тематикой...

А.Митрофанова

— ... с местным колоритом, да. Он об этом и говорит открытым текстом.

О.Александр

— Да, да, да... то есть, что, вот... как бы... здесь — на это смотрят, вот, так.

То, например, иудейский подход, как кажется, вроде бы, должен выглядеть иначе — он же базируется на Ветхом Завете, мы имеем в виду, что Священное Писание — цельно, и, вроде бы, вот, никаких такого рода вещей мы там не наблюдаем.

Но. Средневековые еврейские толкователи предлагают, например, великолепную схему... но, по факту, полностью снимающую, вообще, всякую ответственность, в том числе, и моральную даже окрашенность, с поведения праведников и грешников Ветхого Завета.

Когда говорят, что, например, поступок Давида с Вирсавией — он предопределён. От неё должен был родиться Соломон. Поэтому, Давид, как бы, праведно поступил, несмотря на то, что, формально, согрешил.

А.Митрофанова

— Это — когда Давид увёл жену у своего полководца, а полководца...

О.Александр

— ... отправил на смерть.

А.Митрофанова

— ... отправил на верную смерть, чтобы... так сказать... окончательно Вирсавией завладеть.

О.Александр

— То есть, потому, что воля Господня была к рождению Соломона. Соответственно, Давид не мог противиться этой воле, и всё сложилось ровно так, как должно было сложиться.

А.Митрофанова

— То есть... все белые и пушистые, и никакой ответственности за это...

О.Александр

— Таким образом, Давид не перестаёт быть праведником, несмотря на очевидный факт совершения греха.

А.Митрофанова

— Послушайте, но Давид ведь праведник не потому, что он не грешил, а потому, как он каялся. Как он переосмысливает эту ситуацию, как он себя перекопал и перелопатил после этого!

О.Александр

— Безусловно. Это я ровно к тому, что даже не в каком-нибудь условном махровом политеизме человек ощущает себя игрушкою в руках божеств... мы знаем, что самое... так... жёстко прописанная тема фатальности — она присутствует в греко-римском мире...

А.Митрофанова

— О, да... причём, даже боги античные — они, всё равно, во власти рока.

О.Александр

— Там во власти рока — все, абсолютно, да. И, собственно... ну, как бы... все классические греческие трагедии — они про это. То есть, у Эдипа нет шанса не убить отца. Вот, что бы он ни делал на протяжение всего текста, он, всё равно, его убьёт.

И это, кстати, потом и во многих европейских текстах будет присутствовать...

А.Митрофанова

— Самая сложная тема, в этом плане — с Гамлетом.

О.Александр

— Да.

А.Митрофанова

— Потому, что Гамлет — рефлексирующий человек, понимаете, а... оказывается, всё равно, заложником законов жанра.

О.Александр

— Соответственно, мы видим, что фатализм — большое искушение и для человека, верящего в Единого Истинного Бога.

Поэтому, тема наша сегодняшняя — она, на самом деле, очень объёмная и очень серьёзная. Потому, что, кроме всего прочего, мы оказываемся внутри неё в смысловых вилах. То есть, у нас присутствует определённого рода антиномия, которая заявлена прямо изнутри Священного Писания.

С одной стороны, Бог выписан там, как Абсолют — то есть, Он обладает всеми благими качествами и категориями в абсолютном объёме. То есть, кроме всего прочего, например, Он не просто знающ — Он всеведущ. Как бы, то, что нам кажется возможным, потенциальным или ещё каким-то, для Него — уже либо является фактом, либо не будет им никогда. Он точно знает, как закончится каждая, любая, одна, конкретная история.

Но, при этом, с первых же глав Книги Бытия и по конечные главы Апокалипсиса, Библия систематически озвучивает нам тему человеческой ответственности. Что человек, на самом деле, в своей свободе, избирает. Более того, Бог обращается к нему регулярно с тезисом о том, что выбор должен быть сделан верным.

От вопроса «Где ты, Адам?», вопроса «Каин, где брат твой?», собственно, вся эта тема будет продолжаться... вот... повторюсь... до последней Книги Священного Писания. А, как бы, идеальным образом она будет выписана во Второзаконии: «Жизнь и смерть полагаю Я перед тобою, благословение и проклятие, и Я прошу тебя, чтобы ты выбрал жизнь». То есть, это указывает нам на то, что каждая из этих категорий — существует, каждый из этих тезисов — истинен. То есть, Бог — всесилен и всеведущ, и человек — свободен.

Как коррелируют друг с другом, как соотносятся друг с другом эти две истины, являющиеся антиномией, мы до абсолютной точки высказать не можем. Это будет только наше предположение.

А.Митрофанова

— У меня есть предположение. По-моему, даже как-то раз я им с Вами делилась. Может быть, даже это было и в эфире Радио ВЕРА.

Мы же во времени живём. Мы не можем себе представить, что такое вечность. Отсутствие времени. Так же, как не можем себе представить отсутствие пространства. Вечность — это отсутствие и времени, и пространства.

И, вот, если представить себе линейку времени — вот, она перед нами... допустим, вот, я сейчас руку вытянула... вот, от пальцев до локтя — вот, передо мной линейка времени.

Вот, где-то посередине — это, вот, мы. Соответственно, вправо-влево — это наше прошлое и будущее. Но это для нас — прошлое и будущее, когда мы стоим на этой линейке времени. А если над ней подняться? Точка над линейкой времени, из которой мы будем видеть и то, что сейчас, и то, что мы называем прошлым, и то, что мы называем будущим — одномоментно мы будем это видеть.

Для того, кто на линейке — есть сантиметры «до» и сантиметры «после», и сантиметр, в котором я стою сейчас. А тот, кто на линейку смотрит сверху, он же видит сразу — и сантиметр номер один, и сантиметр номер 50, и сантиметр номер 100...

Вот... как я себе это объясняю — это взгляд Господа на нас. То есть, мы ещё даже не знаем не то, что какой мы выбор совершим в той или иной ситуации, а какова эта ситуация будет, и какие наши решения, и предыдущие цепочки выборов, к этой ситуации приведут. А Господь-то смотрит — сразу, видит — сразу. И то, что мы называем «прошлым», и то, что мы называем «настоящим», и то, что мы называем «будущим». Для Него-то это — открыто. И то, как мы поступаем... вот... оно уже очевидно.

Это — как если бы мы были на шахматной доске и совершали бы свои действия, а на эту шахматную доску кто-то посмотрел сверху — вот... видя, как двигаются фигуры. Ну, вот, примерно, так.

О.Александр

— С одной стороны, принципиально, соглашусь с этой точкой зрения. Она и понятна, и мне близка. Но у неё есть свои издержки...

А.Митрофанова

— Так...

О.Александр

— Заключаются они в том, что... так как, всё-таки, мы не последователи Платона и Аристотеля, а последователи Библейского текста, то мы имеем в виду, что Божество, являясь Абсолютом и представляя Собой максимум этих благих категорий, при всём при этом, ещё и Личность. И, как Личность, Бог вовлечён внутрь этого процесса.

То есть, та картина, которую нарисовали Вы — она указывает, как работает человеческая свобода при наличии всеведущего Бога. Это — абсолютно корректная картина. Но этот всеведущий Бог ещё и оказывает влияние на происходящее на этой линейке.

А.Митрофанова

— Абсолютно согласна, и, прошу прощения, не проговорила этот момент. Безусловно, конечно, да.

О.Александр

— Но, кроме всего прочего, мы знаем, что итоги этих линеек — очень различны. Хотя, Бог — благ. То есть, каждому Он ищет спасения. Каждого Он хочет привести к Себе. Но, по-видимому... как минимум, то, что мы можем сказать из эмпирики и из священного текста... есть те, кто не доходят благополучно до конца этой линейки.

Соответственно, встаёт вопрос: «Бог же всесилен. Не могла же человеческая свобода превозмочь Его благость!»

В Христианстве попытку ответа на этот вопрос самым радикальным способом, у нас осуществляют блаженный Августин и его очень внимательный читатель Жан Кальвин, которые говорят, что: «Ну, нет, конечно... Конечно же, Бог всесилен, это очевидно. И то, что кто-то не доходит до конца этой линейки по задуманной траектории — это тоже очевидно. О чём это говорит? О том, что кто-то — предопределён к благой вечности, а кто-то — к гибели. Поэтому, соответственно, одни — дойдут, и будут доведены Богом, и Он приложит усилия к тому, чтобы, вот, до точки они до нужной дошли, а кто-то — нет. То есть, есть те, кто предопределены к вечному огню»...

А.Митрофанова

— Ой-й...

О.Александр

— Отсюда у нас — Вебер, протестантская этика и дух капитализма, и другие удивительные вещи!

Сразу оговорюсь: традиционной христианской позицией это воззрение не было никогда. Как богословы, мы, скорее, замираем перед этой тайной, констатируя наличие каждого из этих утверждений. То есть, человек — на самом деле, свободен. И Бог — на самом деле, всесилен.

А.Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.

Дорогие друзья, священник Александр Сатомский в нашей студии — настоятель Богоявленского храма в Ярославле.

Наш разговор — вы не удивляйтесь — вырастает, вообще-то, из новеллы Лермонтова «Фаталист». Если кто-то только сейчас подключился, вы можете потом на тех ресурсах, где Радио ВЕРА представлено, на сайте radiovera.ru, в самое начало разговора отмотать, вернуться — там, как раз, о повести «Фаталист» из романа «Герой нашего времени» речь и идёт.

Мы сейчас, буквально, на несколько мгновений прервёмся, а потом подхватимся — ровно с того места, отец Александр, где поставили многоточие...

А.Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается.

Дорогие друзья, напоминаю, в нашей студии — священник Александр Сатомский, настоятель Богоявленского храма в Ярославле, тонкий богослов, внимательный читатель Михаила Юрьевича Лермонтова и не только — и блаженного Августина, и Кальвина... ведь, Кальвина ж Вы тоже читали, да? Изучали...

О.Александр

— Я его в оригинальных текстах, кстати, не читал никогда. То есть, это всё... как сказать... с ним — всё по верхам.

А.Митрофанова

— Понятно.

Я — Алла Митрофанова.

И, вот, из новеллы Лермонтова «Фаталист», которая входит в состав романа «Герой нашего времени», мы сегодня выносим отдельную тему такую — говорим о фатализме, предопределении, промысле Божием, свободе человека и ответственности человека за собственную жизнь — как всё это соотносится.

Если возвращаться к этому образу линейки... здесь хочу тоже поправить... то есть, в моём представлении, знаете, нет той колеи, которая Господом Богом для человека проложена изначально. Или — одна линейка общая для всех?

Мы знаем, Господь нас не гребёт под одну гребёнку. Богатство многообразий мира — это одно из проявлений Божественной красоты. И то, что мы — разные, зелёные и красные, всякие разные —это тоже здорово! Это тоже — как проявление Божественного творчества в каждом из нас.

И, как мне кажется, Господь, действительно, в жизни безусловно каждого человека участвует, и свобода, при этом, за нами полностью сохраняется, и выражено это всё в известнейшей богословской загадке... вся драматургия, вот, этого... как это сказать... соответствия... несоответствия... того, что просто не налазит нам, просто, на голову, в силу нашего человеческого мозга... выраженного в известной богословской загадке о камне: может ли создать Бог тот камень, который Сам не сможет поднять, если Бог всесилен? Сможет ли Он создать такой камень, который Сам не сможет сдвинуть? И, как мы прекрасно знаем, ответ в этой загадке таков, что — да, и этот камень уже создан, этот камень называется «человек».

О.Александр

— Ответ другой!

А.Митрофанова

— Расскажите!

О.Александр

— Ответ будет совсем другой...

А.Митрофанова

— Давайте, давайте...

О.Александр

— На эту загадку прекрасно ответил Аквинат — Фома Аквинский.

На самом деле, вот, такого рода логических ловушек существует масса, но он подошёл совсем с другой стороны. Он сказал: «На самом деле...»

Ну, как бы... загадка эта может быть сформулирована целым рядом способов. Есть, например, вариант, когда: может ли Бог создать треугольник с иной суммой углов? Например. То есть, ну, кому какие примеры ближе.

И Аквинат отвечает, что — нет. Так, как в Боге разум и воление — едины. Он не может захотеть того, чего не создал. Он уже сделал так, как сделал — это был, как бы, лучший из возможных вариантов.

А.Митрофанова

— Так... но ведь разве человек — не тот камень, который Господь не может сдвинуть, если человек сам не захочет двинуться?

О.Александр

— Здесь есть несколько «но».

Пример, опять же, внутрибиблейский и крайне непопулярный. Мы понимаем, что в ряде каких-то критических обстоятельств, этот камень сдвигается. Путём его дробления. Увы, у нас есть классический ветхозаветный пример народа народа Ханаана. Люди, о которых Господь уже имеет некое... ну, здесь слово «предопределение», может быть, некорректно... ну, скажем так — некое предвидение. Когда Он говорит праотцам Израиля, что «мера беззакония хананеев ещё не исполнена — поэтому, я пока не отдаю вам эту землю, но вы наследуете её». И Израиль уйдёт в Египет, а Ханаан продолжит свою духовную деградацию, и, в итоге, всё закончится так, как закончится.

А.Митрофанова

— Но это же не потому, что Господь так решил за Ханаан, а потому, что народ Ханаана, действительно, сделал такой выбор.

О.Александр

— Абсолютно. То есть, более того — как раз, Бог и даёт это время. То есть, Он видит, как ситуация развивается, но Он, всё равно, даёт внутри неё шанс.

А.Митрофанова

— Господь же посылает к народу Ниневии пророка, чтобы предупредить ниневитян: «Что вы творите? Одумайтесь! Иначе, вы погибнете все!» И пророк Иона не хочет в Ниневию идти, говорит: «Меня там побьют за то, что я скажу!»... Или: «А если они покаются?»...

О.Александр

— ... не дай Бог...

А.Митрофанова

— ну, да... ( смеются )... и что тогда?... Но это — уже другая история.

Но смысл в том, что — вот, пожалуйста: забота Божеской руки о каждом народе — так же, как и лично о каждом человеке — безусловно, есть. И, если Господь говорит народу Израильскому о Ханаане, вот, то-то и то-то... может быть, просто, вот, как раз, приоткрывая то будущее, которое Он-то видит... вот... одновременно... и сантиметр номер 50, и сантиметр номер 100? Может быть, так это можно объяснить?

О.Александр

— Ну, это безусловно. То есть, здесь идея именно в том, что это, условно, определение Божие не является предопределением для данного народа.

А.Митрофанова

— Ага...

О.Александр

— То есть, это не указывает на то, что вектор их духовного развития будет только таков.

А.Митрофанова

— Он может быть и другим...

О.Александр

— Он может быть и другим. Точно так же, как, например, тяжелейшая история десяти казней египетских, даже Богом презентуется Моисею, как тяжёлая для Него история. Он говорит: «Дорогой ценой Я извёл Израиль из рабства», — для Бога эта цена велика. Почему Он так гомеопатически начинает действовать в этой истории. Начиная с того, что не является ни имуществом, ни здоровьем, ни жизнью египтян. Потом — ни здоровьем, ни жизнью. Потом уже только — ни жизнью. А дальше — касается и темы жизни, в том числе.

По этому поводу, у Оригена есть прекрасный комментарий. Когда он рассуждает на тему, как раз, про фатализм, и говорит о том, что «Бог ожесточил сердце фараона» — это же так классически фатально звучит!

А.Митрофанова

— Да, да, да...

О.Александр

— Что Бог, как бы, разыграл двумя руками, вот, эту партию между Моисеем и фараоном. То есть, это выглядит, как кукольный театр, где, просто... ну, как бы... это — будто, я играю в шахматы сам с собой.

А.Митрофанова

— А на самом деле? Вот, расскажите, как это было?

О.Александр

— И, соответственно, у прекрасного толкователя Оригена есть совершенно конкретное в эту сторону размышление. Он говорит: «Сердце фараона, пленённое... ну, скажем так... низкими и земными переживаниями, мы можем сравнить с глиной, которая, при сиянии солнечного света, твердеет.

Солнце — одно и то же. Кому-то оно подаст свет, благодать и жизнь, а кого-то высушит и отвердит. Не потому, что оно — различно, а потому, что принимающие его — различны».

А.Митрофанова

— Но то, что фараон — глина, это ответственность не Бога, Который его таким создал...

О.Александр

— Фараона.

А.Митрофанова

— ... а фараона, который себя таким сделал.

А.Александр:

— Фараона. Более того... как бы... каждый раз, это попытка как-то разбить, вот, это отвердение, и попытка разговаривать с фараоном даже на его языке!

«Фараон — владыка разливов Нила, ему принадлежит эта река, он происходит от Осириса, в его руках жизнь и смерть подданных...» — и Нил превращается в кровь. Оказывается, нет — не ты владыка!

Его великие предки лежат в гробницах, украшенных золотом, они подобны богам, там их «ба» дожидается рядом с их телами... эти гробницы кипят жабами! «Нет, и предки твои... ну, как бы, скажем... не могут избавить от руки Моей!» — говорит Бог.

Дальше... дальше... дальше... но — нет. Но — нет.

Но... опять же... мы можем этот пример — я его всегда... ну, скажем так... мы его в массе наших уже, вот, внутрикультурных проявлений видим такой же: когда — да, человек ожесточается на проявления любви, внимания, заботы... как кажется странным. Но это — факт.

А.Митрофанова

— Раскольников тут вспоминается... Как бы сильно ни любили... то есть... чем сильнее проявляли свою любовь к нему мать и сестра, тем больше он от них закрывался в свой собственный панцирь. Так реагирует... вот, эта, вот... раненая душа.

То есть, человек переступил через себя. Совершил пре-ступление. Лишил другого человека жизни. И теперь ему хочется от этой любви спрятаться, потому, что эта любовь — она его обжигает... она ему боль причиняет.

Это — как... замечательный тоже пример... Муж, изменивший жене, возвращается домой. Она — ничего не знает, она его встречает, как обычно... дети выбегают: «Папа, папа!» — и все так радуются, что он пришёл. А он... ну... случай, когда у человека совесть не умерла... он на них смотрит, и ему так больно от их любви! Потому, что он понимает, что он их предал. Он их предал. Он — разрушил, вот, это счастье, которое они годами созидали, которое им, авансом, как фору, дал Господь, когда семья создавалась, особенно, если это Венчание, когда мы Бога в отношения приглашаем. И он всё это — разрушил. И ему больно от их любви.

Вот, наверное, примерно, то же самое и здесь, да?

О.Александр

— Ну, и, более того — при всём, при том, и у Раскольникова, и, вот, у этого отца, и даже у фараона — каждый раз, есть шанс не отмотать ситуацию назад... она уже не отматывается... то есть, ни старушка-процентщица не поднимется... ни адьюльтер никуда не денется... и повеление топить израильских первенцев, и какое-то уже количество их утопленных — оно всё имеет место... но можно прекратить прямо сейчас. Вот, это, как раз, про покаяние, как про точку поворота.

А.Митрофанова

— Прекратить зло на себе...

О.Александр

— Прекратить зло на себе... и даже в случае, условно, с тем же самым фараоном... даже, вообще, не идёт речь про покаяние — вот, во всех тех картинах, которые мы рисуем себе, как христиане... в его случае — это просто даже готовность признать своё поражение. Вот: ну, согласись... согласись, что в битве богов — ты проиграл. То есть, ты — не так, чтоб, совсем бог. Ну, так вышло!

А.Митрофанова

— По меньшей мере, не надо себя на место Господа Бога ставить!

О.Александр

— То есть... ну, нет, понятно... всё понятно... он, как бы, культурно обусловлен всем своим бэкграундом, что божество-то, вообще-то, здесь главное — он. Ну, как минимум, вот, максимально материализованное здесь. Но, вот — эмпирика, о которую всё это разбилось! Хотя бы, не преследуй Израиль! И ты останешься жив.

Соответственно, точно так же и в случае с Раскольниковым: увы, тебе придётся раскаяться и понести наказание.

В случае с этим отцом семейства: прекрати эти отношения.

Ну, и дальше... дальше... то есть, это, всё равно, всё — про раны. Они точно будут. И это, как раз, кроме всего прочего, про нашу свободу — то, что она не иллюзорна, подчёркивается, как позитивно, так и негативно. То есть, и наши благие решения оставляют след в нашей жизни, но и наши мрачные решения оставляют след в нашей жизни точно так же. Мы богатеем и тем, и другим.

Мы можем нейтрально назвать это опытом. Можем. То есть, мы его точно приобретём. Он уже от нас никуда не уйдёт. Но... то, как он будет жить, и то, что он в нас будет делать — это большой вопрос. Огромное количество примеров христианских святых, которые с очень оригинальным опытом достигли святости — яркое тому подтверждение.

А.Митрофанова

— Например, Мария Египетская.

А.Митрофанова

— Священник Александр Сатомский, настоятель Богоявленского храма в Ярославле, тончайший богослов, внимательный читатель, проводит с нами светлый вечер, посвящённый... вы знаете, как... даже не могу сказать, что он Лермонтову посвящён! Тема нашего разговора выросла из новеллы «Фаталист», входящей в состав романа «Герой нашего времени», и говорим мы сегодня о фатализме, свободе воли, промысле Божием, человеческой свободе и ответственности за собственные решения.

И, вот, отец Александр, смотрите... Печорин, как уже в самом начале программы мы сказали, постоянно прокручивает эту мысль: «Вот, как же так? Что я — какая-то игрушка в руках судьбы? Что ж меня судьба туда забросила... сюда забросила...» — и, если вглядеться внимательнее в то, что он делает, мы видим: каждая точка, в которой он оказывается — это результат его собственного выбора, его собственных действий. А трагедии, в которых он... там... где-то убивает на дуэли... где-то гибнет прекрасная девушка — его ответственность, на самом деле. То есть, он — не игрушка судьбы, которая просто приняла участие в этом спектакле, кем-то, там... каким-то фатумом... разыгранном, а это — прямое следствие его действий, и, соответственно, его ответственность.

Он очень-очень ловко, вот, это, вот, всё забрасывает себе в подсознание. Он считает, что он тонко анализирует людей и очень хорошо знает самого себя. На самом деле, мы, как читатели, видим, что он... не то, что людей не знает, он и себя самого на чистую воду никак не хочет выводить. И не признаёт своей ответственности за свои поступки.

Ну, то есть... как сказать... например: «Мне не оставили выбора...» — говорит Печорин. Ну, как же, вот, да? Или: «Я тут ни при чём... это всё судьба! Это всё рок!»

И, как мне кажется, это важная тема для нас. Потому, что... хорошо бы и самих себя проверить, как часто мы ответственность за свою жизнь перекладываем на некое «предопределение»... ну... или... как принято говорить... «вселенная так решила»... и выбираем — не замечать собственную ответственность за то, что мы творим.

Насколько часто Вы, как пастырь, с подобными ситуациями сталкиваетесь?

О.Александр

— Ну... здесь я бы что заметил? Что, во-первых... тоже это важная деталь, что Бог, безусловно, принимает участие в жизни человека. То есть, тут, тоже важный момент, что мы, говоря о фатализме и, соответственно, отрицая такое его прочтение — вот, какое нам, например, предлагает текст — тем не менее, безусловно, понимаем...

А.Митрофанова

— Не текст, а Печорин! Предлагает. Нам Печорин предлагает. Мне кажется, что Лермонтов — он, как раз, в этот текст столько всего зашифровал, что он, как раз, предлагает нам прочтение иное.

О.Александр

— Возможно. Здесь, я уже, как человек, в литературе несведущий, ничего сказать не могу. Но, как минимум, вот... не принимая позицию героя, мы, тем не менее, имеем в виду, что в жизни человека, очевидно, есть некоторого рода точки, которые, конечно, там проставлены Божественной рукой.

Призвание... как бы, некоторого рода видение Божие о человеке. Вот, у нас есть, опять же, масса самых разных примеров. Самый классический — апостол Павел. То есть, он — очень оригинальный человек и сам по себе, но, время от времени, он использует свои оригинальные черты и дарования, ещё имея в виду... как бы... некий план Божий — не только о нём самом, но, вообще, о деле, которое он осуществляет. То есть, когда он, например, издевается над Синедрионом и устраивает из него кулачные бои, практически... такая там... две партии начинают друг с другом очень оригинально коллаборировать... он делает это не просто потому, что хочет сохранить свою жизнь. А потому, что он помнит: Бог сказал, что ему нужно будет свидетельствовать о Христе ещё и в Риме. Поэтому, как бы... ещё не срок. Ситуация должна быть решена как-то по-другому. И он прилагает усилия к тому, чтобы она была решена по-другому, и успешно.

То есть, в этом смысле, очевидно: некое присутствие руки Божией в жизни каждого человека существует.

Вот, здесь вопрос про то, что нам нужно уметь различать это действие. То есть, с одной стороны, пошло видеть его в каждом нашем метании. То есть, вот, я сегодня пошёл в «Пятёрочку» без пакета — значит, воля Господня была к тому. Маловероятно. Будем честны. А темы больших призваний, поиск и нахождение себя — вот, они, конечно, часто коррелируют с волей Божией о человеке.

Относительно же того, как мы рассматриваем это, вот, внутри своей жизни... и, соответственно, вот, Ваш вопрос про... скажем так... опыт взаимодействия с людьми по этому поводу — он, конечно, разный. Чего тут говорить — он у меня самого с собой разный. Потому, что, время от времени, конечно, хочется понизить градус ответственности. Хочется сказать, что ты мал и опосредован, и, поэтому, что ты мог в этой ситуации?

Опять же, замечу, есть ситуации, в которых мы, на самом деле, мало чего можем. Вот, у меня тут все примеры из «Исхода» — просто, по той простой причине, что сейчас у меня образовательный курс по «Исходу» идёт... поэтому, я всё оттуда подтягиваю...

А.Митрофанова

— Ну, это замечательно!

О.Александр

— ... но: классический пример повитухи и фараона.

Две достойные женщины неявной возрастной категории, которые в тексте у нас переведены, как «повивальные бабки», но совершенно не обязательно, что они — классические бабки... но, конечно, конфликт бабок и фараона — он выглядит ещё эпичнее, да?

Так, вот... повитухи оказываются зажаты в абсолютные смысловые клещи. То есть, с них требуют участия в убийстве, беззаконии. Очевидно, что, если они этого участия не примут, то, скорее всего, закончатся их собственные жизни.

И повитухи находят идеальное решение: они лгут. Просто в лицо. То есть, они сознательно не исполняют волю правителя, то есть, они отказываются от участия в зле и в беззаконии, но и пойти на свидетельство об этом они не готовы. Они — маленькие люди, маленькие женщины, у них нет никаких сверхзадач. И они говорят фараону, что... ну, как бы... просто, не работает эта схема: «Мы-то бы и рады, кормилец! Но мы, когда приходим, там уже все родили...» — то есть, нам уж... как бы... увы!

Но здесь тоже есть одно маленькое «но». На самом деле, повитухи таким способом сохраняют не только свою жизнь, но и жизни детей...

А.Митрофанова

— Конечно!

О.Александр

— Потому, что, пойди они на свидетельство, обостри они конфликт с фараоном, тот бы, очевидно, предал бы их каким-нибудь страшным прещениям... там... от темницы до казни...

А.Митрофанова

— На их место пришли бы другие...

О.Александр

— ... и на их место пришли бы другие.

А.Митрофанова

— ... которые бы уже не щадили детей...

О.Александр

— ... видя пример предыдущих.

И, соответственно, оказывается, что — да, в ряде случаев, мы очень сильно детерминированы, вот, своей собственной малостью этой, ограниченностью, обстоятельствами или чем-то ещё, и иногда у нас даже... да, на самом деле, может быть выбор между плохим и худшим... но, даже в этой ситуации — он, всё равно, выбор.

Поэтому, сколько бы мы ни считали себя маленькими, жертвами обстоятельств и чем-нибудь ещё, сказать, что у нас никогда... вот, прямо, вообще... в этой ситуации не было ни миллиметра, в который мы могли бы хоть как-то повернуть — это будет ложь. То есть, всегда, развилка — существует. Хотя, может быть, она не между хорошим и плохим, а плохим и худшим.

А.Митрофанова

— В ситуации, когда человек выбирает между плохим и худшим, как ответить на вопрос — а где же промысл Божий обо мне? И что такое этот промысл, если я оказался в ситуации выбора между плохим и худшим?

О.Александр

— Опять же, пример тех же самых повитух указывает, что даже в этой ситуации осуществлённый наиболее правильный выбор, приветствуем Богом. Он устраивает дома их. То есть, вот, женщины постарались, чем могли, насколько их хватило — и Бог приветствует это.

То есть, мы... опять же... понятно, что мы воспитаны общим руслом христианской традиции, где, практически, все темы обострены до предела. То есть... там, уж, она, если правда, то, вот, правда до конца. Но, повторюсь — кроме свидетельства архидиакона Стефана, который выходит со своим словом правды, умирает, и, после этого, случается гонение на христиан и всякое разное, у нас есть стратегия апостола Павла, который говорит: «Нет, я ещё, за государственный счёт, столицу империи посещу...» — и посещает.

И, поэтому, соответственно, так же и в наших историях — никто не говорит, что промысл Божий обязан переламывать хребет событию. Потому, что и событие-то, скорее всего, сформовано нашими свободами. То есть, оно — органичный результат. Мы к этому шли. Но промысел Божий, видимо, вплетается, как нить в это повествование, и, каждый раз, готов вывернуть его в какую-то иную... может быть, немного иную... но другую сторону.

То есть, оказавшись в самых мрачных обстоятельствах, в которых нам кажется, что мы вообще ничего не можем — нет, мы можем. Можно вспомнить какого-нибудь Шиндлера и его чудесный список. Выходил ли он против... значит... происходящего беззакония... там... что-то ещё? Нет, не выходил. Спас ли он огромное число людей? Спас.

А.Митрофанова

— Кстати, знаете... мне кажется, что история про Оскара Шиндлера и спасённых им евреев — более тысячи человек — это очень убедительная иллюстрация притчи о неверном управителе. Согласитесь Вы с таким подходом...?

О.Александр

— Конечно!

А.Митрофанова

— Потому, что... говорят: трудно понять притчу о неверном управителе. Что это? Как это? Что это — богатством неправедным завоёвывать себе друзей? Сыны мира сего догадливее сынов света в роде сем... вот, что это? Как это?

А, вот, если... ну, фильм же прекрасный есть — можно сесть и посмотреть. Или пересмотреть, уже в который раз. Вот, как это всё работает в жизни и проявляется на практике!

Неправедное богатство? Неправедное. Абсолютно. Не буду сейчас вдаваться в экономические подробности, но... Оскар Шиндлер был, конечно, авантюристом. Потрясающую вещь он сделал? Потрясающую. В Царстве Небесном — сколько ходатаев теперь у этого человека! И... ну... невероятно! И, вот, кстати, да — вопрос, что выбор возможен в любой ситуации... получается.

А, вот, это — когда мы говорим, что «у меня же нет выбора» — это... лукавство? Бегство от... чего-то... не знаю...? Ответственности, получается...

О.Александр

— Ну, не то, чтобы это, прямо, совсем, может быть, лукавство. Это может быть ведь откровенная слабость. Когда мы... ну... настолько потерялись, вот, в этой череде обстоятельств, что нам, на самом деле, так кажется. То есть, мы действительно так думаем.

Один сценарий, когда, вот, Печорин уговаривает самого себя... вот, так... немножко играет с фактами, чтобы ему получить наиболее красивую картинку самого себя в декорациях — это один разговор.

Но иногда нам, на самом деле, кажется, что — всё, обстоятельства съели нас. То есть, у них на самом деле нет никакого выхода. То есть, это, действительно, конец. Можно сделать либо так, либо — никак. Вот, здесь, кроме всего прочего, добродетель христианской трезвости — она, прям, сильно и нужна!

То есть, в чём смысл молитвы в отчаянных обстоятельствах? Иногда — не в том, чтобы они разрешились, а иногда — чтобы в них найти выход. Или — через них пройти, но правильным способом. Обстоятельства, при этом, могут вообще никуда не деться. Повторюсь, опять же, примеров из той же самой христианской святости у нас огромное количество. Когда, условно, по молитвам святителя Иоанна Златоуста, не провалился трон под Евдоксией, прям во дворце... чтобы — ульк! — и её накрыло штукатуркой...

А.Митрофанова

— Хороший был бы выход!

О.Александр

— Нет, не накрыло! Она счастливо прожила свою жизнь! А Златоуст скончался в ссылке.

А.Митрофанова

— В ссылке и... разжалованный... запрещённый в служении.

О.Александр

— Да... да-да-да! Точно так же, чтобы далеко не ходить, Арсений Мацеевич и Екатерина. Но и тот, и другой — и Арсений, и Иоанн — заканчивают: один: «Слава Богу за всё!», а другой: «Благо, что Ты смирил меня!» — каждый нашёл выход в абсолютно безвыходной ситуации.

А.Митрофанова

— Ох, спасибо за этот разговор, отец Александр!

Да, и Лермонтову спасибо за новеллу «Фаталист», что такие она мысли порождает... мне кажется, что всё это... нам строить и жить помогает! И — спасибо за это русской литературе... конечно, святым отцам и Господу Богу, в первую очередь.

Священник Александр Сатомский — настоятель Богоявленского храма в Ярославле — провёл с нами этот светлый вечер.

Отец Александр... прям... приходите к нам ещё! И — почаще! И — давайте, с Вами, по поводу литературы, тоже, вот, такие встречи устраивать! Хорошо?

О.Александр

— Хорошо! Спасибо большое!

А.Митрофанова

— Я — Алла Митрофанова.

Прощаемся с вами! До свидания!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Дославянское население Руси». Александр Морозов
• «Дети-сироты и приемные родители». Армен Попов, Александра Аракелова
• «Атаман Борис Владимирович Анненков». Константин Залесский

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов