«Четвертое воскресенье после Пасхи: исцеление расслабленного» Прот. Федор Бородин

Мы беседовали с настоятелем храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиереем Федором Бородиным.

Мы говорили о ближайшем воскресенье, в которое вспоминается исцеление Христом расслабленного, о значении и об истории праздника Преполовения Святой Пятидесятницы, а также о памяти святых преподобного Феодосия Печерского, преподобного Пафнутия Боровского, святителя Игнатия Брянчанинова и страстотерпцев Бориса и Глеба, о том, какой пример они оставили для нас. Отец Федор объяснил, в чем смысл воскресного Евангельского чтения и отрывка из Деяний святых апостолов об исцелении апостолом Петром расслабленного человека и о воскрешении им праведной Тавифы.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире в режиме самоизоляции программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня у нас в гостях настоятель храма Святых Бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин, и с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в Церкви в четвертое воскресенье после Пасхи — воскресенье о расслабленном и наступающую неделю.

Протоиерей Ф. Бородин

— Христос Воскресе! Здравствуйте.

М. Борисова

— Воистину Воскресе! Связь с Пасхой трех предстоящих недель — Светлой, Фоминой, Недели Жен-Мироносиц — она как-то вполне очевидна, ну, хотя бы тематически. Но почему вдруг в воскресенье четвертой недели после Пасхи мы вспоминаем историю об исцелении Христом расслабленного? Мне кажется, эта тема особенно актуальна сейчас, когда мы сидим в самоизоляции и половина пути уже пройдена, а половина еще впереди. (Смеется.) Почему нам так важен пример исцеления расслабленного? Правда, это пример с другим знаком, но все-таки.

Протоиерей Ф. Бородин

— Мне кажется, что каждый человек на своем пути ко Христу должен осознать свою такую абсолютную немощь. «Без Меня Вы не можете творить ничего», — говорит Христос. Вот эти слова должен каждый прочитать для себя и осознать себя тем самым «расслабленным», то есть парализованным человеком. Это и называется великой добродетелью смирения. Эта добродетель составляет цель христианского пути. Вот у преподобного Марка Подвижника есть удивительные слова. Он говорит: «Господь дает благодать человеку не за его добродетели, не за труды, ради приобретения их понесенные, а за смирение, полученное во время этих трудов». То есть когда человек сможет себя перед Христом осознать как этого расслабленного, тогда Христос его исцелит. Мне кажется, что вот поэтому здесь эта память. Вот во всем этом торжестве, во всем ликовании пасхальном, в которое мы сейчас погружены вместе с Церковью, мы все равно не должны забывать о своей немощи.

М. Борисова

— Ну, если воспроизвести события, которые описаны в евангельском отрывке, который будет читаться завтра за литургией, парализованный человек, 38 лет, лежит около общей купальни в Иерусалиме — это около Овечьих Ворот. Там, я так понимаю, во времена Христа были ворота, через которые загонялись на овечий рынок для жертвоприношения в иерусалимском храме овцы, отсюда, собственно, и вся этимология. И раз в году в эту купальню спускается ангел, и первый, кто в этой купальне оказывается, исцеляется от болезней. Шансов на то, что этот парализованный человек туда попадет первым, ноль. Но он 38 лет каждый раз, когда ожидается схождение ангела, оказывается около этой купальни в надежде — в надежде на что? То есть это пример, когда человек, несмотря ни на что, верит, что Богу возможно все?

Протоиерей Ф. Бородин

— Да. Это пример веры. Ведь Господь всегда исцелял по вере человека. А чаще всего это были люди, которые обращались ко Христу. А к этому человеку Христос подошел Сам. Он первый к нему обратился, сказал: «Хочешь ли быть здоров?». Да, это не иерихонский слепец, который бежит за Христом и кричит, это не прокаженные, которые пришли и сказали: «Исцели нас!», это не сирофиникиянка, которая бежит за Христом. Это человек, который лежит парализованный на своем одре, на котором его приносили и уносили. Видимо, там была надежда, что ему накидают какой-то мелочи. А у него была надежда на исцеление. За все эти годы его вера не ослабла. Поэтому он оказался достоин того, что Христос к нему подошел.

М. Борисова

— Но о том, что это происходило в субботу, ни он, никто в этот момент не подумал. Зато почему-то очень болезненно на это среагировали священноначальники иудейские. И, собственно, для них это стало почему-то последней каплей, после которой, собственно, и было решено — Христа остается только убить. Откуда такая парадоксальная реакция?

Протоиерей Ф. Бородин

— Ну, это связано с погружением... с тем, что был поставлен знак равенства между внешним обрядовым соблюдением закона и богопочитанием. Вот когда важно, чтобы было соблюдено все внешнее, понимаете, тогда внутреннее не важно. Действительно, человек... Это же какое чудо — весь Иерусалим должен был прийти в движение, все книжники должны были прибежать ко Христу и сказать: «Научи нас!». Потому что кто может сотворить такое чудо, если Бог не с ним? А тут такое сопротивление. Вот как бы обострение вот этой неприязни, неприятия Христа, который говорит о свободе и о том, что суббота для человека, а не человек для субботы, о личных, прекрасных, светлых, великих отношениях каждого человека с Богом, которым служит обряд, а не наоборот. Ну, это, конечно, было дл них ненавистно совершенно.

М. Борисова

— Но в этой истории есть еще один нюанс, на который обратил внимание святитель Лука Войно-Ясенецкий. Он писал: «Но обратили ли Вы внимание на то, как исцеленный человек отнесся к своему исцелению и к своему божественному благодетелю? Он тотчас же пошел к первосвященникам и донес, что исцеливший его — Христос, а исцеление было совершено в субботу. «Господь, — пишет святитель Лука, — когда исцелял десять прокаженных, знал, что девять из них окажутся неблагодарными, но, тем не менее, всех исцелил». Чему должно нас научить это странное поведение человека, который должен был от счастья вообще, я не знаю, прилипнуть к Христу и больше от Него не отходить?

Протоиерей Ф. Бородин

— Вы знаете, такая трактовка поступка исцеленного — она достаточно поздняя. Она даже более резкая. В Синаксарии этого дня, который написан братьями Ксанфопулами (это уже, по-моему, XV или XVI век), говорится о том, что он даже стал врагом Христовым и был тем самым слугой первосвященника, который ударил Христа по щеке на суде и сказал: «Так ли ты отвечаешь первосвященнику?». Но само Евангелие не дает возможности так об этом говорить. Ведь для правоверного иудея того времени еще не обозначилось противостояние между Христом и Синедрионом настолько, что надо было между ними выбирать. Вполне возможно, что он побежал для того, чтобы рассказать священникам об исцелении, об этом великом чуде. И в Евангелии однозначно нельзя прочитать, в этом его отрывке, о том, что он предал Христа. Ведь много очень людей, которым Христос запрещал говорить, шли и кричали об этом везде — от радости. Поэтому, ну, святитель Лука так это прочитал, согласно синаксарской традиции. Другие святые отцы по-другому эту прочитывают. Поэтому, наверное, нужно оставить на суд Божий уже этого человека и не осуждать его в этом таком тяжком грехе, в котором твердой уверенности у нас нет.

М. Борисова

— Но в этот день мы вспоминаем еще одну историю исцеления расслабленного, и не только исцеление расслабленного, но еще и воскрешение. Эта история описана в «Деяниях святых апостолов», это вторая тема этого воскресенья. Отрывки, которые читаются из «Деяний святых апостолов», рассказывают о том, как апостол Петр в городе Лиде исцелил «расслабленного» (парализованного) человека по имени Эней. Но оказавшись рядом с городом, который тогда назывался Эопия, а сейчас это Яффа, это окраина Тель-Авива, и многие, кто ездил в паломничество на Святую Землю, побывали там и знаю это — и Яффу знают, и храм, посвященный святой праведной Тавифе и апостолу Петру... Вот после того, как он исцелил Энея, он услышал, что праведная женщина Тавифа находится при смерти. И когда нашел ее уже умершей, он е воскресил. Что это за история? О чем она и зачем она?

Протоиерей Ф. Бородин

— Ну, история об Энее понятна. Хотя это тоже выпадает, как бы случайно выпадает чтение этого отрывка из «Книги деяний» на этот день. Но, тем не менее, это подтверждение слов Иисуса Христа, сказанных святым апостолам, что «дела, которые Я творю, и Вы сотворите». Вот это такая параллель состоянию расслабленного — она очень явная. Вы знаете, для нашего храма... Вы меня представили как настоятеля Космы и Дамиана на Маросейке, а ведь центральный алтарь нашего храма посвящен Спасителю, исцелившему расслабленного. И завтра, в четвертую неделю по Пасхе, это престольный праздник нашего храма. Связано это с чудесами, происходившими от иконы «Исцеление расслабленного», которая была в одном из подмосковных сел и прославилась действительно такими чудесами. В память о ней главный «спонсор», как мы сейчас говорим, или жертвователь на строительство нашего храма Михаил Родионович Хлебников попросил митрополита Московского Платона Левшина, чтобы центральный алтарь был посвящен этому событию. Как раз это «Исцеление Энея» и воскрешение мертвой Тавифы, что значит «серна», это как раз исполнение слов Христа о том, что верующему человеку в Духе Святом, праведному человеку в святой жизни, как апостол Петр, можно, возможно творить то же самое, что творил Божественный Учитель.

М. Борисова

— Вам доводилось в этом храме у одного из наших постоянных гостей, который сейчас является настоятелем храма Апостола Петра и Праведной Тавифы в Яффе протоиерея Игоря Пчелинцева бывать?

Протоиерей Ф. Бородин

— Я там был, это счастливейшие воспоминания моих паломничеств по Святой Земле.

М. Борисова

— И вот сам... Ну понятно, что Святая Земля — она вся изобилует такими местами, которые вызывают бурю эмоций, но — не знаю, может быть, это индивидуальное такое восприятие... Я, когда отец Игорь благословил сходить на гробницу к святой Тавифе, это было приблизительно — ну, конечно, трудно сравнить градус эмоций, — но близко к тому, когда я приближалась первый раз к Храму Гроба Господня. Потому что это вот ощущение настолько живого погружения в евангельскую... в какую-то... в плоть Евангелия, что ли...

Протоиерей Ф. Бородин

— Да, для меня это, может быть, в другом месте. Дело в том, что купели на месте вот этой Вифезды, дома милосердия — они сохранились. Вот эти цистерны с водой до сих пор наполнены водой. Они, конечно, многократно перестроены, и в IV веке, и крестоносцами. Сейчас там руины, раскопки, но до воды, почти до воды можно достать, глубоко вниз спустившись. А рядом стоит католический храм, построенный крестоносцами, посвященный этому событию — исцелению расслабленного.

М. Борисова

— Напомню нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной настоятель храма Святых Бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин, и мы говорим о смысле и особенностях богослужений четвертого воскресенья по Пасхе — «Воскресение расслабленного» и предстоящей недели. Вот как раз на предстоящей неделе нас ждет праздник, значение которого не всем понятно. Праздник называется: «Преполовение Святой Пятидесятницы». Он начинается в среду и длится восемь дней, до среды следующей недели. Что это за праздник? Откуда он и зачем он?

Протоиерей Ф. Бородин

— Праздник связан с половиной пятидесяти дней, которые мы проходим от Пасхи до Святой Троицы, до Пятидесятницы, и связан с праздником, который отмечался в Ветхом Завете в храме Божьем в Иерусалиме, который отмечали все иудеи и который отмечать в иерусалимский храм приходил Сам Иисус Христос.

М. Борисова

— Но продолжая праздновать Пасху и Преполовение Пятидесятницы, Церковь вспоминает о приближении все-таки еще и праздника Вознесения Господня и Сошествия Святого Духа. А поскольку благодать Святого Духа Спаситель уподобил воде, дающей жизнь, то сложилась такая церковная традиция — в этот день совершать Крестный Ход на водные источники. Ну вот как в Крещение — на реки, озера, к колодцам — для малого освящения воды с молитвой о напоении всех жаждущих спасения водами благочестия. И до революции даже была традиция в деревнях — после этого люди шли на поля, и священник кропил вот этой освященной водой поля. Сохранилось ли это?.. Понятно, что сейчас, в этом году вряд ли такие вещи возможны, но, в принципе, сохранилась ли в церковной жизни традиция вот этого малого освящения водных источников в день Преполовения Святой Пятидесятницы?

Протоиерей Ф. Бородин

— Сохранилась в виде обязательного уставного молебна — Водосвятного молебна, который совершается в храме.  О традиции ходить на источники я не слышал в этот день сейчас. По крайней мере, в тех храмах, где служат мои знакомые, там такого нету. Очень, мне кажется, важно внимательно вчитаться в Евангелие этого дня — и в то, что происходит до, и в то, что Христос говорит после. Вот во всей ветхозаветной традиции образ Бога как источника жизни, символом которого является живая вода, очень распространен. А что такое живая вода в ветхозаветной традиции? Это родник. Это протекающая вода, потому что на такой жаре стоячая вода — какой-то пруд — сразу становится непригодной к пище, к питью непригодна, она опасна. Когда это живая вода — это колодец, в котором родник, в котором вода протекает, куда она поступает. То есть живая вода — символ той жизни, которую человек черпает у Бога. Он понятен, но удивительно, что в своих словах, которые, правда, не вошли в чтение самого этого дня, а которые в Евангелии от Иоанна расположены сразу после него, Христос — Он как бы вот этот ветхозаветный символ меняет. Он говорит: «Жаждущий да идет ко Мне и вопиет» (это понятный символ), а дальше — «у верующего в Меня из чрева потекут реки воды живой». Это говорил Он о Духе, который должны были принять ученики. Удивительные совершенно слова. То есть все-таки главное место вселения Бога на земле — это душа человека. Нет ничего ближе, ничего более похожего на Господа, чем человек как образ Божий. И если этот человек принимает Духа, Духа Святаго принимает — в крещении и в таинстве миропомазания, прежде всего, а Христос говорит о грядущей Пятидесятнице, в которой мы все, крещеные христиане, участвуем через таинство миропомазания, то уже сам человек становится источником напоения окружающих людей. И мы видим такой пример святых, когда и слова эти удивительным образом перекликаются с тем, что скажет через много-много веков преподобный Серафим Саровский: «Стяжай дух верен — тысячи вокруг себя спасутся. Будь причастником Духа — и ты сам станешь его источником». И мы все, действительно, кто имел счастье соприкасаться со святыми, праведными людьми, мы это чувствовали — например, с отцом Кириллом Павловым, с отцом Иоанном Крестьянкиным. Достаточно было прийти к этому человеку, чтобы, во-первых, все вопросы уже, которые ты приготовил на бумажке, уже или имели ответы или для тебя уже ничего не значили, и просто слушать, просто смотреть на этого человека, просто быть рядом с ним. Этот человек стал источником воды живой для своих учеников — для тех, кто приходил к нему поговорить о Христе.

М. Борисова

— Там есть одна фраза, в том отрывке из Евангелия, который будет читаться за литургией, которая, мне кажется, очень актуальна, что ли. Звучит она так: «Но мы знаем его, откуда он. Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда Он». Вот эта позиция, которая, мне кажется, очень часто сейчас  звучит, когда православные начинаю бурно обсуждать те или иные рекомендации священноначалия. То есть вот «мы знаем, откуда он, мы знаем, откуда они, поэтому мы можем критиковать, мы можем иметь собственную точку зрения, мы можем с ней не соглашаться, мы можем поступать по-своему, потому что Христос когда придет, никто не будет знать, откуда». Я ошибаюсь, или это об этом?

Протоиерей Ф. Бородин

— Вы знаете, вообще человек очень склонен к повелениям Божьим что-то свое добавить. И впервые мы это встречаем в третьей главе «Книги Бытия», когда на вопрос Змея Ева прибавляет, она говорит: «Господь сказал: «Не ешьте от этого дерева и не прикасайтесь к нему», а Господь такого не говорил. И вот это желание прибавить что-то, придумать и, если ты слышишь это уже в каком-то поколении, возвести это в ранг догмата или канона, оно очень сильно. И вот в Ветхом Завете нигде нет ни одного намека на то, что когда придет Мессия, никто не будет знать, откуда Он. Наоборот, есть указание на то, что Он из Вифлеема, пророчество. Но, тем не менее, вот это вошло. Или, например, «испытай — из Галилеи не бывает пророка». А пророк Иона — из Галилеи. Поэтому вот эти «добавки» все, которые очень быстро становятся обязательными к исполнению не только мною, но и всеми остальными, так называемое то, что Христос назвал «предание старцев». Да, они очень сильны, и часто очень для человека они становятся, поскольку они понятны, конкретны и легче исполнимы, они становятся важнее слов Евангелия. Я, например, могу Вам вот такой привести удивительный пример. Я разговаривал с женщиной, которая в течение 30 лет ходит в Церковь. Когда мы с ней говорили о проповеди, она говорит, что вот «нет, миссионерство надо ограничить, нельзя идти на поводу у тех, кому ты проповедуешь, ни в коем случае нельзя отказываться ни от чего». И говорит: «Ну ты еще приведи слова апостола Павла, что «для иудеев я был как иудей, для эллинов я был как эллин» — с усмешкой она говорит. Я говорю: «Простите, а разве Вы можете этим словам придать какое-то другое значение или их вычеркнуть?». Понимаете, и вот так... Это очень часто, когда предания старцев становятся главнее слова Священного Писания. И мы видим, да, такой пример. И то, что Вы говорите, Марина, это действительно... когда человек для себя еще свою субботу дополнительно придумал и свято ее блюдет.

М. Борисова

— Но почему праздник Преполовения Пятидесятницы празднуется целую неделю? На самом деле, насколько я понимаю, только двунадесятые праздники так долго отмечаются в Церкви.

Протоиерей Ф. Бородин

— Пятидесятница продолжается. Каждый из этих дней — праздничный. Мы вообще празднолюбцы, мы будем праздновать. И если можем долго праздновать, мы празднуем долго.

М. Борисова

— Но празднование Пасхи нам облегчили, как могли, все, кто старался это сделать со стороны и священников, и православных СМИ, и даже наши друзья — православные верующие в соцсетях и везде, где только можно, постарались как-то приподнять в состоянии самоизоляции и карантина наше такое упадническое настроение. Но вот половину пути к Пятидесятнице мы прошли, и Церковь-то хочет приподнять наше настроение, а вот как его приподнять? (Смеется.) Оно не приподнимается уже.

Протоиерей Ф. Бородин

— Вот, понимаете, по мысли большинства святых отцов, единственной горестью, бедой и несчастьем для человека является грех. Грех человека огорчает. Если Вы почитаете 7-ю главу «Послания к римлянам» апостола Павла, вот этот вот плач о том, что «я люблю одно, а делаю другое» (помните, да?), «окаянный я человек, я нахожу другой закон от действующих членов моих, я делаю то, что ненавижу, грех внутри меня, моя воля поражена», — вот это и есть горечь человека. А то, когда тебя непреодолимые обстоятельства не пустили в храм, не является грехом. Да, это огорчение, да, это тяжело. Тяжело и горько было пропустить нашим дорогим прихожанам службы Страстной Седмицы и Пасхальную службу, потому что мы ждем этого торжества, праздника, этой пасхальной стихии в течение всего года. И вдруг мы были лишены. Но это не было грехом, понимаете? Поэтому на самом деле от источника радости и благодати Христа это нас никак не отлучило. Никак не отлучило. И я вспоминаю свои Пасхи, проведенные без храма, — например, в армии, когда я положил далеко в лесу в самоволке на пенечек Евангелие, достал сухой кусочек просфорочки. А радость была, знаете, не меньше, чем во время службы. Потому что я не был в храме не по лени или нерадению, а потому что я не мог туда попасть. И те люди, которые восприняли эту ситуацию со смирением и заглянули в свою душу, и сказали себе: «А почему Господь так устроил, что я не попал на Пасху в этом году?», и стали искать причину в себе, чтобы ее исправить, те люди приняли благодати и радости, и Пасха не пропала для них. Вот и было утешение и укрепление. А те, кто стали искать причины вне себя, вот, мне кажется, они и неизбежно пребывают в таком немирном состоянии — тяжелом и тягостном. Потому что есть такая аксиома вообще аскетики — что причины греха внутри меня, а снаружи только повод. Человека смиренного, например, невозможно обидеть, как его ни обижай, по-настоящему смиренного. Поэтому эта Пасха для нас для всех — я думаю, что это Божий промысел. Господь посмотрел на нас и говорит: «Вы научились праздновать Пасху в храмах, Я знаю, что при любой возможности Вы туда придете». И Бог, который целует и намерение, Он это принял. Хотя мы этого не совершили. А теперь Он сказал: «А давайте посмотрим, как Вы в такой ситуации соотпразднуете Пасху. Сохраните ли Вы радость, или Вы будете в гневе, в осуждении, в разделении?». Вот мне кажется, что эта Пасха — она очень многому нас должна научить. Она должна перед каждым из нас о себе очень много вопросов поставить.

М. Борисова

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица». С Вами Марина Борисова и наш гость — настоятель храма Святых Бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Мы ненадолго прервемся и вернемся к Вам буквально через минуту, не переключайтесь.

Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. Напомню нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной настоятель храма Святых Бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин, и, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Вот предстоящая седмица дает, мне кажется, православному человеку очень много тем для размышления. Поскольку мы сидим на самоизоляции, то размышлять — это наше теперь любимое занятие, благо, все к этому располагает. На этой неделе мы вспоминаем вместе с Церковью четырех русских святых подвижников — подвижников-монахов. Но мне кажется, что эти четыре монаха — это четыре такие модели, что ли, для подражания, поскольку мы-то тоже все разные. И когда мы берем за образец и за пример кого-то из святых, у нас, к счастью великому, огромный выбор. Это преподобный Феодосий Печерский, преподобный Пафнутий Боровский, святитель Игнатий Брянчанинов и преподобный Нектарий Оптинский. Ну, начнем по исторической хронологии, не по календарю. Память преподобного Феодосия Печерского совершается 16 мая. Ну, я думаю, что многие знают, что это первый игумен первого русского монастыря. По его просьбе привезли из Константинополя и перевели строгий студенческий устав, по которому иноки должны были непрестанно трудиться, довольствоваться общей трапезой и иметь одинаковую одежду, и все имущество должно было быть общим. Вот с этого, собственно, есть пошло русское монашество. Но сам Феодосий — очень интересный, на мой взгляд, человек. То есть в юности, с таким пылом неофита погрузившись в чтение житий святых, он как-то так проникся, что буквально в подростковом возрасте, лет в 14 все время порывался куда-нибудь сбежать — либо в паломничество на Святую Землю, либо за какими-то образцами святости. А когда его мать не пустила, он решил носить вериги. Опять мать у него вериги отняла. В результате все кончилось тем, что он сбежал в Киев, там как раз тогда подвизался анахорет Антоний — собственно, первый русский монах на киевских дворах. Он поселился в пещерной келье рядом с преподобным Антонием и, по-видимому, как-то так горел, и исходила от него, как сейчас бы выразились, такая харизма, что довольно быстро вокруг него собрались подражатели. Пришлось просить устав, устраивать обитель и, собственно говоря, заниматься уже не столько отшельничеством и уединенным молитвенным деланием, сколько организацией монастыря. В результате, в общем, монастырь создал, пример для подражания дал, князья его уважали, князей он мирил. Но а вот что это за как бы отрасль монашеского делания на Руси?

Протоиерей Ф. Бородин

— Удивительно в житии преподобного Феодосия, который в детстве, я напомню, не только вериги носил, а предпринимал очень тяжелые подвиги... Например, он уходил на болото, снимал с себя одежду и полностью отдавал свое тело на съедение огромному количеству комаров. То есть он действительно искал какого-то изнуряющего, радикального такого подвижнического служения, и именно поэтому выбрал себе в учителя преподобного Антония — действительно отшельника. А вот Господь ему не благословил этот путь. То есть он, конечно, остался чрезвычайно строгим аскетом до конца своих дней, но ему пришлось не так, как преподобному Антонию, а совершенно по-другому жить — ему пришлось заниматься воспитанием всей будущей традиции монашества на Руси, в данном случае, киевского, домонгольского монашества, но которая передалась и после. То есть это человек, который является монашеским, скажем так, праотцом и преподобного Сергия, и преподобного Серафима Саровского, и тех, кого мы перечислили, — Пафнутия Боровского. То есть это действительно учитель монашества. Но вот ему пришлось заниматься воспитанием, снабжением, кормлением, строительством, понимаете? То есть Господь его благословил не на то, что он хотел. А он принял это как волю Божию, не уходил никуда и занимался этим до последних своих дней.

М. Борисова

— Но тогда можно сказать, что, скорее всего, таким прямым продолжателем этой традиции и был как раз преподобный Пафнутий Боровский, память которого мы празднуем 14 мая? Внук татарского баскака, принявшего православие и оставшегося жить на Руси, он 20 лет прожил в Покровском монастыре в селе Высокое, в послушании у Никиты Серпуховского, который был учеником преподобного Сергия. Через семь лет его избрали игуменом этой обители. В общем, короче, всю жизнь он стремился к уединенной молитве и послушанию старцев, и всю жизнь так складывалось, что, вроде как. по болезни он ушел из монастыря, где был игуменом, съездил в Троице-Сергиеву лавру, потом поселился отшельником на другом берегу Протвы, напротив своего бывшего монастыря, к нему опять народ собрался, и его избрали игуменом новосозданного монастыря, и 30 лет он был этим игуменом, и опять все хозяйственные заботы и все на свете... Но вот что, мне кажется, интересно — и преподобный Феодосий Печерский, и преподобный Пафнутий Боровский были приверженцами очень строгих монашеских уставов. И Пафнутий Боровский был очень привязан к букве канона — до такой степени, что когда был избран первый без благословения греческих иерархов митрополит Иона, он этого избрания не признал. И это парадоксально, на мой взгляд, потому что, ну, казалось бы, в чем дело? Но это не соответствовало канону, и, в понимании преподобного Пафнутия, это было невозможно.

Протоиерей Ф. Бородин

— Ну, видимо, все-таки Церковь приняла решение... Русская церковь приняла решение, движимое Духом Святым. Дело в том, что это вопрос об автокефалии Русской Православной церкви, и он связан с тем, что Константинополь впал в унию с Римом. И исходя из этих обстоятельств было принято решение о церковной самостоятельности и был избран Рязанский митрополит Иона на московскую кафедру. Мне кажется, что здесь как раз преподобный Пафнутий, наверное, не видел ситуацию всю, в комплексе, да. Но до этого все предыдущие века митрополита сначала Киевского, потом Московского благословлял и возводил в этот сан константинопольский патриарх. Но все-таки преподобный Пафнутий — это действительно образец очень строгого подвижника, который строг к себе и строг очень к своим чадам, ко всем тем, кто у него окормляется. Да, Русская Православная церковь знает разных духовников — и таких, и, может быть, более милостивых.

М. Борисова

— Но совершенно другой образ создается, когда мы читаем жизнеописание святителя Игнатия Брянчанинова. Это совершенно противоположный тип и человека, и жизни. Ну, начнем с того, что это все-таки дворянин. XIX век, просвещенная среда, пушкинская, «золотой век» дворянской интеллигенции. Ну, мы очень хорошо представляем по урокам литературы в школе, что это такое, но иногда упускаем из виду, что это время расцвета масонских лож, тайных обществ и любви в высшем обществе к Вольтеру, Байрону (к достаточно богоборческой его прозе), к социальным утопиям Сен-Симона — вот это тот, как сейчас говорят, питательный бульон, в котором возрастал будущий святитель. Но парадоксальным образом он... Даже вот отец его в 15 лет отправил учиться в Инженерное училище в Петербург, и о том, каким он там был, мы можем судить по расскажу Лескова «Инженеры-бессребреники». Там как раз рассказывается о том, что именно будущий святитель Игнатий создал там «Кружок любителей благочестия». И это фантастически, потому что это подростки — подростки, выросшие среди таких разговоров. Более того, семья была аристократическая, будущий святитель был принят во всех самых изысканных аристократических домах столицы, получил аудиенцию у императора, получил от его брата личную стипендию. То есть вот впереди — не карьера, а просто какая-то оскароносная лестница такая — наверх, наверх, наверх. Он сам по окончании училища только и делал, что просил об отставке. Но, правда, к счастью (или не к счастью, там, для его начальников, но к счастью для святителя Игнатия), он заболел, в отставку его все-таки отпустили (правда, не сразу), и он наконец смог стать послушником. Потом его назначили архимандритом (когда он уже принял постриг) в монастырь, который совсем к тому времени развалился. И вот, казалось бы, та же самая судьба ждала. Он занимался этим монастырем достаточно долго и из полного развала создал образцовую обитель. Но всю жизнь мечтал только о том, чтобы писать. Нет, его сделали епископом на Кавказе. И он несколько лет мотался по этой чудовищной епархии, где все время стреляли и была постоянная возможность попасть в плен. И только последние шесть лет, уже по болезни оказавшись в монастыре, в затворе, он написал все, что мы до сих пор читаем и цитируем.

Протоиерей Ф. Бородин

— Вот промысел Божий об этом человеке — он совершенно удивителен. Потому что для того, чтобы написать вот эти свои великие произведения, каждая строчка из которых для нас ценна, ему нужна была вот эта долгая огромная жизнь. А в христианских трудах, в подвижничестве, в строительстве, в окормлении епархии, в сложностях, с которыми он столкнулся. А святитель Игнатий — он тоже достаточно строг, но строг он по-другому. Он строг в соблюдении преданий Церкви и святоотеческого духа. Неслучайно он во всех своих произведениях опирается на мысли святых отцов и как бы выдает современнику своему и нам их квинтэссенцию. Вот эти два человека — святитель Игнатий и святитель Иоанн Затворник, которые фактически возродили традицию слышания о святоотеческом наследии. Ведь вот Вы говорите о том, что были масонские ложи, был оккультизм... Известно, что и двор, и даже сам император Александр Первый — он практиковал и интересовался совершенно неприемлемыми для православного человека вещами. Это неизбежно проникало во всю Церковь. А поскольку епископы очень часто были из дворян, то они это наследие с собой туда приносили — то есть сюда, в Церковь. И Игнатий — он, фактически, противостал вот этому такому отходу от святоотеческих традиций, и успешно противостал, понимаете, свои труды противопоставил. Это действительно такой столп, на котором держится наше православие. Неслучайно в начале 90-х, когда время оккультизма, всяких Кашпировских, вот это синкретическое время, когда все ударились в самые разные верования, в том числе были очень большие сложности и внутри церковного сообщества с этим, настолько он был нужен, настолько он был востребован. Потому что это человек, строго находящийся в традиции духа, в святоотеческой традиции духа.

М. Борисова

— Ну, я думаю, что и сегодня он тоже востребован, по тем же самым причинам.

Протоиерей Ф. Бородин

— Безусловно.

М. Борисова

— Напомню нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной настоятель храма Святых Бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин, и мы говорим о смысле и особенностях богослужений в воскресенье «О расслабленном» и следующей недели. Вот следующая неделя — 15 мая мы будем отмечать память святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Мне кажется, это очень важная тема для нас, потому что, собственно, князья Борис и Глеб — это первые святые, канонизированные русской Церковью. Самое удивительное, что они ни в какие определения святости никак не вписываются. Они не были мучениками за Христа в том смысле, в каком мы видим мучеников первых веков христианства. Они пали жертвой политических преступлений. И многие после них и до них умирали такой же смертью, но почему-то они моментально, вот как-то изнутри народного сознания верующего были признаны святыми. Кстати, это очень важно, мне кажется, понять, потому что отсюда такой мостик, что ли, ко всем нынешним разговорам и пересудам по поводу святости святых новомучеников и исповедников российских, включая святых страстотерпцев царственных. Об этом постоянно, так или иначе, разговоры возникают. Что это за удивительный такой русский, что ли, тип святости — страстотерпцы? Что это? Чему нас учит история святых Бориса и Глеба?

Протоиерей Ф. Бородин

— Вы знаете, действительно, убийство их было совершено по политическим мотивам их братом. Это был просто захват власти, устранение конкурентов. Но ведь христианин — он во всем, что с ним происходит, видит, прежде всего, евангельский смысл. И для них была дилемма — можно было сопротивляться. Один был, по-моему, муромским князем, другой ростовским, если я не ошибаюсь.

М. Борисова

— Да-да.

Протоиерей Ф. Бородин

— И они имели право сопротивляться, они имели право собрать какую-то рать, войско, идти войной, мстить. Так большинство людей тогда и делало. Но перед ними тогда как бы вставали последствия, за которые они как христиане должны были нести ответственность. Это погибшие люди, это овдовевшие женщины, это дети, оставшиеся сиротами, это разграбление земель. И этот вопрос они рассматривают только как христиане: или я умру, или будет несчастье для многих людей. Я имею право воевать так, чтобы было это несчастье, но я как христианин имею на это право или нет? И вот их выбор был — не сопротивляться, отдаться на это убиение ради того, чтобы не было междоусобной брани. Понимаете, поэтому это страстотерпчество здесь — это, конечно, глубочайший христианский выбор и вот такой их подвиг.

М. Борисова

— Вот есть три основных источника сведений о них, включая летописные, но самым популярным на Руси было «Сказание страсти похвала святых мучеников Бориса и Глеба». И вот это удивительное совершенно поэтическое произведение, ну, как «Слово о полку Игореве», то есть читаешь — оторваться невозможно. Но оно ведь рисует Бориса и Глеба слабыми. Вот удивительна история этого подвига, в котором нет подвига — вот в таком героическом смысле. То есть в последний день перед смертью Борис мало того, что проводит его в такой сугубой печали, он молится, падает духом, опять молится. Даже когда первые удары убийц, он еще тогда даже молит дать ему еще время помолиться. Он боится умирать, ему страшно. Он плачет, пока вот собирается с силами, чтобы вот последнюю свою фразу сказать: «Кончайте Вашу службу, и будь мир брату моему и Вам!». Но чего стоит ему эта фраза! Там просто описано вот это вот состояние души человека, который не герой. Это не то, что на арене римского Колизея христианин, умирающий, идущий ко Господу, исповедующий свою веру. Он умирает не поэтому, но получается, что поэтому. С Глебом еще страшнее, потому что там слова самого Глеба в этом сказании: «Се несть убийство, но сырорезание». Это вообще, сам образ... И его-то вообще обманом заманивают, потому что он вообще не знал... Они ехали, вроде как, в Киев после смерти Святого Владимира, отца их, но Глебу-то не было известно, что отец умер. Его вызвали как бы к больному отцу, перехватили на пути, и вот, ну, как сейчас бы сказали, тупо зарезали. И вот это вот ужасающее состояние души... Я почему вспомнила новомучеников? Мне часто доводилось видеть в соцсетях разговоры о том, что, вот, можно ли их считать исповедниками, вот они были жертвами политических репрессий, а вот были ли они до конца вот такими пламенными исповедниками веры Христовой, никто не знает, потому что никто не видел, как их убивали в этих застенках... Вот все-таки что ближе русскому православному сознанию — признать их последователями Бориса и Глеба или искать каких-то свидетелей, которые могут документально подтвердить, что те умерли как истинные христиане?

Протоиерей Ф. Бородин

— Вы знаете, попытка свести на нет подвиг новомучеников — да, она не нова. Но если внимательно вглядываться в их подвиг и действительно проводить параллели с Борисом и Глебом, то тогда становится понятно, что эти люди воистину святые. Во-первых, очень многие люди могли отказаться от веры публично, записаться в ряды воинственных безбожников — это такой был как бы «сетевой клуб», скажем так, такое общество было по всему Советскому Союзу. Священники или монашествующие, или епископы могли снять с себя сан, могли сделать это публично, и были люди, которые так и делали. Могли... Допустим, вот был такой случай, когда священнослужитель договорился с властями, они пустили на праздник всех людей в храм, он налил самогона в потир, и когда люди, которых он якобы причащал, закричали, он публично снял с себя облачение и сказал, назвал себя неверующим. Понятно, что его не посадили, а если бы он этого не сделал, его бы посадили и расстреляли. И вот он сделал такой выбор. А новомученики сделали другой выбор. И удивительно, что им действительно предъявляли политические обвинения. В основном, это антисоветские группы и желание мятежа, свержение советской власти. Они не подписывали эти документы. Но почему они не подписывали, хотя их, там, били и пытали? Почему они не подписывали? Их, может быть даже, не расстреляли бы, а дали бы меньший срок, или бы они имели возможность уйти. Именно потому что они не хотели потерять славу своего христианского мученического подвига. И потому что и мучители, и те, кто организовывал гонения, и жертвы — они прекрасно понимали, за что их расстреливают. Их расстреливали, потому что они были верующими в Бога, служителями Его или просто верующими.

М. Борисова

— Ну, вывод «Сказания о Борисе и Глебе», поскольку это было самое популярное житие Бориса и Глеба на Руси, то, по-видимому, это какой-то отголосок такого некоего русского православного коллективного бессознательного, что ли. Вывод такой: всякий ученик Христов оставляется в мире для страдания, и всякое невинное и вольное страдание в мире есть страдание за Имя Христово. Вы знаете, у меня странная какая-то такая аналогия приходит на ум, совершенно не богословская. Это из «Баллады о детстве» Владимира Высоцкого. Там у него есть такой пассаж:

И било солнце в три луча
На чердаке рассеянно
На Евдоким Кириллыча

И Гисю Моисеевну.

Она ему: «Как сыновья?»
— «Да без вести пропавшие.
Эх, Гиська, мы одна семья.
Вы тоже пострадавшие.

Вы тоже пострадавшие,
А значит, обрусевшие.
Мои без вести павшие —
Твои без вины севшие».

Вот страдание делает еврея русским, вот такой вот вывод персонажей песни Владимира Высоцкого. Вот это вот страдание во Имя Христово без декларации, а просто по жизни — это наш путь?

Протоиерей Ф. Бородин

— Не обязательно. Господь разным людям дает разные испытания в жизни и не обязательно каждому дает тяжкие страдания. Но какое-то страдание, какое-то крестоношение у каждого человека есть. И действительно, если мы возьмем Священное Писание, «Послание апостола Павла», мы увидим там слова, что нам дано не только веровать в Него (во Христа), но и страдать за Него». Он многократно говорит о своем соучастии в страданиях Христовых. То есть когда человек принимает, как от Господа, те испытания, может быть, тяжелые, которые посылаются ему в жизни, то это становится для него спасительным крестом. Мне кажется, что вспоминая о Борисе и Глебе, мы можем не только говорить о каких-то тяжких страданиях — мы можем, глядя на свою жизнь, говорить о каких-то более жизненных вещах. Например, у меня есть — сейчас он уже покойный, был такой друг, благодетель нашего храма в первые годы. Потом он ушел помогать другим храмам, которые тоже только что открывались. Он был тоже состоятельный человек, и вдруг его приятель юности, с которым он начинал бизнес, все ву него украл. Забрал полностью все деньги и оставил его с долгами, с проблемами, с бандитами, с правоохранительными органами. Конечно, ему пришлось прятать его жену и детей. И он выкрутился. Он, конечно, не стал уже таким состоятельным никогда, это стоило ему седых волос, огромного количества нервов. Примерно через год я его встретил, и я его спрашивал: как вот Ваша ситуация? Он говорит: «Так-то, так-то, все нормально». Я говорю: «А вот тот человек — он появился?». — «Да я, — говорит, — не знаю. Я его простил». А это 1994-1995 годы. Вы понимаете, это когда за такие вещи в лес увозили, и это считалось нормой среди бизнесменов. Я порадовался, но я был удивлен, потому что  человек не вел такой пока церковной жизни. Я говорю: «Как же Вам это удалось?». Он на меня обернулся, удивленно посмотрел и говорит: «Ну как, отец Федор, Вы разве не читали сказку «Прощайте и будете прощены»?» Он так вот, с таким упреком: «Ну Вы священник. Вы что, не помните этих слов? Ну сказано же — я и выполняю». Понимаете, он мог вернуть себе эти деньги? Мог. Но для этого нужно было употребить нехристианские методы, и он себе этого не позволил. Это участие? Это потеря какая-то. Это участие в страданиях Христовых? Да. В каком-то смысле — не в радикальном, не в смерти, но это похоже на тот выбор, который делали Борис и Глеб. Понимаете, «я не предам принципов Евангелия, чего бы мне это ни стоило, потому что я верю Христу». Поэтому Борис и Глеб святы.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу! В эфире была программа «Седмица», с Вами были Марина Борисова и наш гость, настоятель храма Святых Бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. И помните главное — Христос Воскрес!

Протоиерей Ф. Бородин

— Воистину Воскрес Христос!