«Полное доверие Богу»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Кира Ларентьева, Марина Борисова, Анна Леонтьева, а также наш гость — игумен Введенской Макарьевской Жабынской пустыни в Тульской области иеромонах Назарий (Рыпин) — поделились светлыми историями о том, как человек в чем-то настолько доверился Богу, что для окружающих это могло казаться безрассудством, но Бог явно ответил на это доверие.

Ведущая: Кира Лаврентьева, Анна Леонтьева, Марина Борисова

---

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА вновь приветствуют вас. Здравствуйте, дорогие наши слушатели и зрители. Так как, если кто вдруг присоединился к нам только сейчас и не знает, что нас можно не только слушать, но и смотреть, может сделать это на сайте radiovera.ru и в группе Радио ВЕРА во «ВКонтакте». Сегодня мы все такие светлые, осенние собрались рассказывать истории на тему доверия Богу — истории о том, как человек в чём-то настолько доверился Богу, а порой даже для окружающих это казалось безрассудством, и Бог явно ответил на его доверие. Сегодня в студии игумен Свято-Введенской Макариевской Жабынской пустыни иеромонах Назарий (Рыпин). Здравствуйте, отче, и добро пожаловать.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Здравствуйте, дорогие братья и сестры.

К. Лаврентьева

— И мы, ведущие: Марина Борисова, Анна Леонтьева и Кира Лаврентьева. Традиция «Светлых историй» так сложилась, что именно гость, священнослужитель, рассказывает свою историю самой первой, так сказать, создаёт настрой, особый дух. Поэтому, отче, ждём, внимаем, слушаем, какая у вас история сегодня.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Я, наверное, не смогу какую-то большую сейчас историю рассказать.

М. Борисова

— Можно много маленьких.

К. Лаврентьева

— Да, не проблема.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Расскажу несколько маленьких историй, да. Наверное, первая история была в моей жизни, когда я только воцерковлялся — это был 1991 год. И, с приходом в Церковь, наступил первый пост для меня — это был Рождественский пост 1991 года. И мне стало страшно, думаю: как же я его проведу? Я не знал, что он рыбный, в то время, я думал, ничего нельзя вообще, что он, как Великий. Но я его как Великий и провёл. И в какой-то момент я подумал: ну, ты же веришь в Бога? Да, верю. И как-то все остальные люди постятся, и никто же с голода не умер — вроде бы нет. И я, как-то, как апостол Пётр, шагнул из лодки и куда-то пошёл. Правда, всё было неблагополучно. Я помню, что у меня какая-то была непроходимость кишечника. И с этим я тоже как-то справился. Думаю: ну, что делать? как-то надо жить. Всё было с такими приключениями, но как-то всё благополучно закончилось Рождеством, которое я уже праздновал в Оптиной пустыни. Это был тоже уже второй акт моего поста, когда я пришёл к осознанию того, что я хочу жить в монастыре, стать монахом, оставить всё. И это как раз было полным безрассудством для моих родственников, которые решили, что я сошёл с ума, надо скорую помощь вызвать. Это было накануне Нового года. Такая была дополнительная история для всех моих родных. Ну, на тот момент я не был никем понят. Потом, конечно, все приняли, поняли, согласились, но тогда это было очень непросто. Я благодарю Бога, что это совершилось, что я поехал в эту землю неведомую, как некогда Авраам куда-то ушёл. Я прожил в Оптиной пустыни 29 лет по милости Божией. И, может быть, ещё вторая такая простая, или непростая, история, когда я начал...

К. Лаврентьева

— Совсем непростая, конечно первая была.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Нет, в монастыре всё было интересно. Но 1992 год, начало — это всё так было непросто. Разруха, нищета, дефолт второй уже там совершился. И как-то всё нелегко казалось, но была радость, была вера, было желание. И Господь дал силы всё это пережить, все эти годы непростые. А потом, я помню, сел за руль. Это был уже 2008 год. И я впервые приехал из Оптиной пустыни в Санкт-Петербург — как-то решился поехать по трассе один. И вроде приехал, очень устал, было страшно — я даже, помню, расплакался от того собственно шока, как я всё это... это тяжёлая трасса Питер — Москва, тогда ещё не починенная, огромный поток автомобилей. А утром я просыпаюсь и понимаю, что надо ехать по городу многомиллионному, где огромное количество машин. Я думаю: как же поеду? Вот эти все там какие-то пробки, развязки, светофоры, перестроения, куда-то повернуть — опыта нет. Но я опять думаю: как-то же все эти машины ездят, Господь же как-то управляет всем этим.

А. Леонтьева

— Я вас понимаю сейчас, батюшка.

К. Лаврентьева

— Да, все понимающе вздохнули.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Да, сел и поехал.

К. Лаврентьева

— Сейчас просто навигаторы, а тогда-то их не было. Это добавляло тревоги.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Да, навигаторов не было и это добавляло стресса, чтобы не проехать, правильно повернуть, всё отреагировать. Ну вот такой был случай. И, наверное, последняя моя история — это был переход из Оптиной в Жабынь. Когда всё у тебя налажено, ты уже прожил почти 30 лет в монастыре, все тебя знают, ты всё знаешь и всех знаешь. Мне предложили перейти, я отказался благополучно, потому что меня всё устраивает в моём монастыре, я ничего менять не хочу. Но если вы так вот настаиваете, я спрошу старца, которому доверяю — как он благословит. И вдруг он неожиданно сказал, что, да, пусть отец Назарий переходит — ему там будет лучше. И вот опять пришлось выйти из лодки, куда-то шагнуть в никуда. Целый год я переходил, это было нелегко — как-то так перестраиваться. Ну, как-то всё, слава Богу, благополучно завершилось... ну, не завершилось — продолжается переход на новое место. Новая братия, новый климат, всё новое. Может быть, они не очень ждут, не очень любят, но терпимо относятся. Но, слава Богу, сейчас как-то жизнь монастыря налаживается. Хороший коллектив. Поэтому видишь, что когда ты веришь Богу, доверяешь Ему, Господь не посрамляет. Если ты с любовью к людям относишься, то обычно они платят как минимум хотя бы благодарностью. Не всегда, конечно, если уж среди Христовых учеников был один предатель, но всё же многие благодарят и отвечают любовью. А всё, что сверх того, или какие-то бывают издержки, приходится терпеть как должное.

К. Лаврентьева

— Отец Назарий, можно вернуться к первой истории, когда вы уходили в монастырь? Ведь очень часто бывают ситуации в жизни человека, когда он чувствует Божий призыв, но не чувствует в себе сил ему последовать. Ему кажется, что его держат обстоятельства, близкие, никто не поймёт, это вообще нелогично, неразумно, это какой-то бред, с точки зрения светской, так сделать, как мне кажется правильным. Но ты испытываешь это годами иногда, и тебе всё время тихий этот голос сердца говорит, что вроде бы надо сделать вот так. Скажите, вот в такой ситуации, когда действительно как будто бы нету даже сил? Я сейчас не про себя спрашиваю, просто вижу эти ситуации сплошь и рядом на самом деле, когда очевидное лежит на поверхности — со стороны же виднее. И вот человек не может взять, у него сил нет. Вот на это где силы брать? Это же про доверие Богу. Это же про доверие и есть?

А. Леонтьева

— Да. Ещё очень часто люди окружающие тоже говорят: ну что ты? Это бывают родители, это бывают друзья. И это очень такое непростое решение предполагает.

К. Лаврентьева

— Одно дело говорить, что я доверяю Богу, когда всё более-менее благополучно складывается. Я такой: я вам доверяю. А другое дело, когда у тебя такая турбулентность, такие вообще тектонические плиты сдвигаются, такие процессы.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Есть очень хорошее слово преподобного Силуана Афонского. И он говорит так: «Все мои грехи и ошибки связаны с тем, что в момент искушения я не обращался к Богу», — это говорит преподобный. Поэтому, если есть сомнения, если есть понимание того, что я не могу, надо просить Того, Кто может дать сил, и перед Кем мы согрешаем в данном случае и понимаем, что мы идём где-то против совести, против Бога. Важно Богу это открыть, сказать: «Да, Господи, я понимаю, что так надо. Но Ты видишь, что у меня нет сил, я не могу сам. Помоги мне, дай мне силы!» Ведь когда апостол Пётр тоже увидел Христа, он сказал: «Господи, если это Ты, повели мне выйти и пойти!» Он говорит: «Выйди и ходи». То есть и даже когда он утопал, стал кричать: «Господи, утопаю!» — он признался в этом. То есть важно Богу открывать свои немощи. И Господь же не сказал, что ну и тони. Он протянул ему руку, вытащил из воды и опять ввёл его в лодку. То есть важно, чтобы мы не надеялись только на себя, важно просить Бога. И Господь, Который любит нас гораздо сильнее нас самих, конечно, Свою помощь нам подаст. Поэтому это тоже акт веры, акт доверия. Обязательно это нужно делать, не забывать обращаться к Богу, когда тебе трудно.

К. Лаврентьева

— Да, спасибо, отец Назарий. И вот второй вопрос: наверное, люди, которые не знакомы с особенностями монашеской жизни, сейчас удивились, что старец вас благословил перейти из одного монастыря в другой, когда вы в этом первом, в Оптиной пустыни, провели 29 лет. Казалось бы, это огромный срок, это целая жизнь. И сейчас вот люди думают: как вот старец так благословил, как это вот так могло получиться? Ну, понятное дело, что ответ тут лежит на поверхности, что особенность монашеской жизни, главное — это послушание. Но ведь и миряне тоже не сами себе хозяева. Просто у них немножко другая форма должна быть послушания.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Безусловно. Мы слушаемся — жёны, насколько могут, слушаются своих мужей. Мужья опять-таки считаются со своими жёнами, со своими детьми, слушают своих начальников на работе, чаще всего. Даже если ты начальник, всё равно ты кого-то слушаешься — налоговую инспекцию, другие органы. Никуда не денешься — мы все кому-то подчиняемся так или иначе. Важно, чтобы мы это делали ради Христа, оказывая это послушание. С мыслью о Боге всё это будет проще. А касательно моего такого перехода: да, было непросто. Но, в любом случае, я понимаю, что, наверное, какой-то Промысл Божий в этом был и есть. И более того, даже когда я перешёл только-только, я встречался с этим старцем — он на Афоне живёт. И он сказал мне очень простые слова: «Ты знаешь, враг будет тебе напоминать о том, что, может быть, лучше было бы остаться в Оптиной, может быть, вернуться. Ты его не слушай». Я говорю: «Да нет, у меня таких мыслей нет». Он говорит: «Ну, сейчас нет, а потом будут». И они были действительно. И это его слово — даже иногда и сейчас чуть-чуть это где-то возникает. Но понимаешь, что если ты доверился Богу, надо идти. А Господь управляет твою жизнь. И не только твою, но и тех, кого Он тебе вверил уже как игумену. Это очень помогает и укрепляет, когда не доверяешь себе, а доверяешь Богу, прежде всего, и просишь Его об устроении обители, своей жизни и жизни этих насельников монастыря, которые вместе с тобой разделяют эту жизнь на этом новом месте для меня.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются. И их рассказываем вам мы: игумен Свято-Введенской Макариевской Жабынской пустыни Назарий (Рыпин), Анна Леонтьева, Марина Борисова и Кира Лаврентьева. И мы филигранно впархиваем в следующий сюжет. Это история нашей дорогой Марины, которая всегда чётко выверена, очень логична, очень выстроена пунктуационно и стилистически. В общем, рай для филологов. Все сейчас, кто любит русский язык красивый, прильнули к радиоприёмникам. Но также вы можете прильнуть и к экранам своих телефонов или гаджетов. Потому что «Светлые истории» можно не только слушать, но и смотреть — на сайте radiovera.ru и в группе Радио ВЕРА во «ВКонтакте». Итак, Марина, ваш звёздный час.

М. Борисова

— По поводу «прильнули» совершенно неожиданно вспомнился стих, который сочинил мой старший брат, когда был в таком совсем юном возрасте. Он сочинил такое подражание древним: «Глазом учёный приник к микроскопу, микроб изучая. Делает то же микроб, глядя с другого конца».

К. Лаврентьева

— Вот — смотрим друг на друга.

М. Борисова

— Но это детское творчество — тут всё чисто, без подвоха. Кира, несмотря на такую ироничную подводку...

К. Лаврентьева

— У меня тоже нет подвоха. Мне мама звонит и говорит: «Слушай, как Марина рассказывает — это просто вот рай для ушей». Поэтому это было вообще без подвоха.

А. Леонтьева

— Я подтверждаю.

К. Лаврентьева

— Абсолютно искренне такое, честное признание.

М. Борисова

— Сегодня действительно так получилось, что когда я думала, что же такое рассказать на эту тему... Трудность заключается в том, что у каждого очень много историй личных, которые могут послужить таким примером. Но они все приблизительно в одной плоскости расположены, меняются только обстоятельства места, обстоятельства образа действия, а так суть приблизительно ясна. Я подумала: а что же, если мы немножечко поднимем планку и посмотрим, какие в поле нашего зрения примеры? И вы знаете, удивительно совпало, что ваш пример из Оптиной пустыни, и мой пример из Оптиной пустыни. Я узнала об Оптиной пустыне, наверное, года через два после крещения, когда меня друзья пригласили вместе с ними поехать к одному их знакомому батюшке в глубине Ивановской области. Батюшка удивителен был тем, что он был блестящим аспирантом исторического факультета МГУ, написал диссертацию, собирался жениться на англичанке. И вдруг, к изумлению всех, его знавших, он пошёл, причём это было достаточно трудно, потому что это были 70-е годы, добился того, что у него экстерном приняли экзамены в семинарии, пошёл в академию. Одним словом, совершенно крутым образом поменял всю свою жизнь — никто ничего не понял. И потом его рукоположили целибатом, что бывало иногда в советские времена просто потому, что образованных священников, получивших высшее мирское образование, тогда было очень мало, в силу колоссального сопротивления государства. И если уж такое случалось, то, естественно, такими людьми дорожили. Ну он, конечно, размечтался о кренделях небесных, но послали его служить в глубинную ивановскую деревню. Но это отдельный сюжет. Всех, конечно, интересовало, почему вдруг, что с ним случилось. Конечно, как говорится, ищите женщину. И женщина там была, но женщина очень пожилого возраста. Готовя свою диссертацию, он познакомился с Надеждой Александровной Павлович. В двух словах расскажу тем радиослушателям, которые о ней не слышали.

Это такой удивительный пример молодёжи Серебряного века. Девушка из хорошей семьи, закончившая классическую гимназию и Высшие женские курсы, вхожая в литературные и художественные богемные круги, многих знаменитых поэтов знавшая лично. И вот случается революция. И тут, наверное, эпиграфом можно поставить строку Маяковского: «Я с высот поэзии бросаюсь в коммунизм», — это вот то, что со многими из них произошло, поскольку были молодые и энергичные. Сидеть дома она не могла, когда такие колоссальные события, она пошла работать в Пролеткульт. Познакомилась там с кучей народа, что важно, потому что именно эти люди потом помогли ей спасти Оптинского старца Нектария. Там всё в её судьбе удивительно промыслительно. Потому что она узнала об Оптиной... она о ней слышала, но она узнала о ней именно вот как о месте, куда надо бы съездить, пока ещё её не закрыли и не разорили, от Блока. С Блоком она познакомилась, когда поехала в Петроград, чтобы открыть там отделение Всероссийского союза поэтов. И она очень агитировала Блока стать его председателем. Но Блок был уже смертельно болен. Но они очень подружились. И меня потрясло, когда я это читала, потом уже, о чём они говорили. Наверное, о многом, но он ей на память оставил, вы не поверите, «Добротолюбие», первый том — с его пометками на полях. Можно представить, о чём они говорили. Она всю жизнь хранила Евангелие и вот этот первый том «Добротолюбия». И когда ей было очень плохо, когда Блок скончался, когда обстоятельства как-то резко стали меняться. Может быть, стали открываться глаза, романтический флёр революционный немножечко полинял, она, по совету друзей, решила поехать в Оптину. И первый раз её отец Нектарий не принял. Когда ему рассказали про какой-то Пролеткульт, он пришёл в ужас и сказал, что не надо. Но через полгода она опять приехала. К тому времени Оптина была уже закрыта. Это была сельскохозяйственная артель «Оптина пустынь» — так называлась. Но монахов, которые ещё не попали под раздачу, их ещё оставили там доживать.

И при ней, собственно, начались все мытарства старца Нектария, поскольку его арестовали и отправили в тюрьму — с прицелом на дальнейшие репрессии. И тогда пригодилось её знакомство с Крупской. Потому что она через Крупскую добилась, чтобы... она сказала, что это её родной дедушка, что он больной и старый, и чтобы под поручительство Крупской его отпустили. И чудо случилось — его отпустили. Ему только запретили жить почему-то в Калужской губернии. И ему пришлось доживать в Брянской области, потому что в границах Калужской губернии он был лишён возможности дожить свои последние годы. Она переселилась в Оптину, чтобы быть рядом с ним, стала директором музея краеведческого. И последние годы она просто была его основным духовным чадом. Потому что, во-первых, туда и добираться тогда было сложно, и вообще времена были, начало 20-х годов, всё было крайне трудно. И рядом с ним осталось очень мало людей. Когда старца не стало, она неимоверными совершенно трудами занялась разбором архива Оптиной пустыни — ну, как музейный работник. Опять помогли связи. Правда, она там такую кипучую деятельность развела, что её в конце концов выгнали из этой комиссии ликвидационной. Но она успела спасти весь оптинский архив. Его, в качестве материала для научной работы, переправили в Москву, и он сохранился. К чему я всё это рассказывала?

С ней, вообще, очень много всего связано. Она очень помогла в 30-е годы отцу Сергию Мечёву — она его практически из лагеря вытащила. Но опять — связи в Красном Кресте. Всю жизнь она была членом Союза писателей. Когда было совсем уж жёстко, писала детские стихи и переводила акынов с подстрочника, чем, собственно, занимались все, зарабатывая кусок хлеба. Но дело в том, что для меня пример доверия Богу — всё время она занималась тем, что пыталась сделать всё, что можно и нельзя, чтобы присвоить Оптиной пустыни статус памятника культуры, охраняемого государством. Вообще-то, для церкви в то время в советское это была катастрофа. Как только на церковь вешали табличку «Памятник культуры. Охраняется государством», в ней невозможно было без 30000 согласований вбить ни одного гвоздя. И она просто начинала разрушаться, потому что её невозможно было элементарно отремонтировать. Но в данном случае это было оправдано. Что было с Оптиной пустыней? Когда закончились все ликвидационные эти мероприятия, из неё сделали сначала Дом отдыха имени Максима Горького. Потом, в конце 30-х, по инициативе Берии, плавно переделали Дом отдыха в концлагерь. Она немножко побыла концлагерем, и началась война.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Концлагерем для польских военнопленных.

М. Борисова

— Да. Потом началась война. Был там, по-моему, 81 день оккупации, после чего на территории Оптиной был эвакогоспиталь, а потом был фильтрационный лагерь. После войны там стояла военная часть. А потом началось самое страшное — потом она оказалась никому не нужна. И вот тогда там оказалось ПТУ, тогда там растащили все кирпичи, которые можно было растащить. Храмы стояли — те, которые вообще ещё стояли, — без крыш, без глав, естественно. Всё просто рушилось, потому что представить себе, что трактор едет по братскому кладбищу... И вот люди, которые были в те времена там, они говорили, что это невозможно передать. Вот ты идёшь, и там треснутая пополам надгробная плита, на которой написано Киреевский. И всё вот в таком состоянии. Погиб, помёрз фруктовый сад. В общем, ещё чуть-чуть и это всё развалилось бы в пыль. И вот в этих условиях человек настолько доверял Богу, что... в 1974 году вожделенный статус был присвоен. И, по крайней мере, нельзя было растащить оставшиеся кирпичи, чтобы потом можно было из этих кирпичей хоть что-то сложить. Надежда Александровна умерла в 1980 году. До передачи Оптиной государству оставалось всего-навсего семь лет.

А. Леонтьева

— Дотянула эту эстафету.

М. Борисова

— Поэтому для меня это всегда был совершенно колоссальный пример того, как можно довериться на всю жизнь.

А. Леонтьева

— Удивительная история, спасибо Марина.

К. Лаврентьева

— Да, мы ещё к ней сегодня вернёмся. «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, сегодня их рассказываем вам мы: игумен Свято-Введенской Макариевской Жабынской пустыни Назарий (Рыпин), Анна Леонтьева, Марина Борисова, Кира Лаврентьева. Очень скоро к вам вернёмся. Пожалуйста, оставайтесь с нами.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются. Дорогие наши слушатели, зрители, сегодня их рассказываем вам мы: игумен Свято-Введенской Макариевской Жабынской пустыни Назарий (Рыпин), Анна Леонтьева, Марина Борисова, Кира Лаврентьева. Тема у нас «Полное доверие Богу» — истории о том, как человек в чём-то настолько доверился Богу, и Бог явно ответил на его молитвы. Хотя очень часто это доверие казалось людям в миру полным безрассудством. Вы знаете, Марина, спасибо вам огромное за вашу историю. Точнее, не за вашу, но так любезно рассказанную нам в конце первой части этой программы. Потому что, действительно, комментировать — только портить. Тут, конечно, невероятное мужество, когда женщина в какую-то мироносицу просто превращается в тяжелейшие времена. И я вспоминаю, как однажды у нас в гостях был специалист по новомученикам и исповедникам Российским — человек, который изучает, поднимает их жития, из Свято-Тихоновского университета. Они же этим непосредственно занимаются, в том числе Бутовским полигоном, изучают жития, публикуют. У них серьёзная научная работа идёт.
И я задала ему вопрос, после того, как он долго-долго рассказывал о том, какие пытки приходилось терпеть новомученикам, какие испытания — не только физические, но и душевные и психические, и издевательства, и допросы. Но ведь мученичество бывает невидимым совершенно. То есть человек может прекрасно выглядеть, будто бы светиться от счастья, а внутри у него бывают ну просто окровавленные куски. И это тоже часть нашей жизни, это тоже так бывает. И я его спросила: где взять мужество, когда испытания придут? Он говорит: «Вы знаете, мужество копится в благополучные времена. Вот оно копится по капле: молитвами, пощениями, бдением, доверием к Богу. И вот трудные времена — это твой экзамен». А трудные времена у каждого свои, у каждого наступает эта трудная минута. И вот тут, конечно, жизнь, полная преодоления. Марина нам сегодня рассказала прекрасным языком, простите, Марина. Постоянное преодоление, да, отец Назарий? Удивительно.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Да, безусловно, без этого невозможно. Когда ты пребываешь в этом внутреннем сосредоточении, в правильном духе, в доверии Богу, то, конечно, это даёт мужество в какие-то сложные времена. Кто-то из древних ещё говорил, что мученичество невозможно без смирения подлинного. То есть любой мученик очень смиренный человек — тот, кто доверился Богу настолько, что предаёт себя на эти мучения. А смирение, конечно, стяжается постоянным трудом, познанием себя, падениями порой. Это не какой-то там путь к небу...

К. Лаврентьева

— Бесконечного восхождения, да?

Игум. Назарий (Рыпин)

— Да, такого парения с шорохом крыльев красивым. Это чаще всего как раз падения и ошибки, какие-то шишки, удары, ссадины. Только так — ползком, ничком, когда познаёшь, кто ты и кто ты без Бога, и каков милостивый Бог. И как часто мы забываем его, предаём, где-то теряем, но всё-таки, осознав свою немощь, возвращаемся и идём за Ним, по Его стопам.

К. Лаврентьева

— Отец Назарий, ну вот ползком, ничком, мученичество, смирение — конечно, термины таковы, что если человек незнакомый пока ещё с Богом, с духовной жизнью, то может, конечно, испугаться. Давайте мы как-нибудь приободрим наших дорогих слушателей, которые ещё только проторивают дорожку к храму, ещё только смотрят в сторону Церкви Святой.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Пугаться не надо, конечно же. На самом деле путь вверх — это путь радости, путь света, путь многих открытий для себя, знакомств. Мы говорим уже о том, когда человек как-то ближе знакомится с внутренним путём. Хотя и при этих падениях никто не отнимает радости. Это как бы две стороны. То есть даже когда ты падаешь под тяжестью креста, всё равно ты имеешь утешение, имеешь очень много светлых моментов, переживаний, чувств. Всё равно христианство — это религия света и радости.

К. Лаврентьева

— Спасибо.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Господь нас создал для радости, прежде всего. Просто по-разному она приобретается, но это у каждого свой опыт.

К. Лаврентьева

— Как сказал кто-то тоже, что трудности же распинают ветхого человека, в первую очередь. То есть чтобы ты почувствовал эту вот Божию радость, тебе нужно сначала как-то преодолеть свою ветхую часть. А это больно очень.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Совершенно верно. Как кто-то из древних преподобных говорил, что змея, чтобы сбросить свою шкуру ветхую, одежду, протискивается сквозь тесные камни какие-то, чтобы с себя её, как чулок, снять. Ну, бывает больно, но по-другому нельзя.

А. Леонтьева

— Кира, а мне кажется, что людям, которые только приходят в Церковь и которые ещё не знакомы с тем, что такое мученичество, это очень сложно вообще объяснить, как не объяснить, что такое юродство, например.

К. Лаврентьева

— Ну как мы можем вообще объяснить феномен?

А. Леонтьева

— Я вот помню, что меня больше всего поражали вот эти подвиги юродивых. Я думала: зачем они так делали? Ну, когда я вот по юности читала.

К. Лаврентьева

— Говорят, что это самый тяжёлый тип святости — принимать добровольное безумие.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Да, один из самых, пожалуй, наравне с мученичеством.

М. Борисова

— По поводу святости и юродства. Я помню, когда только первые шаги делала в церковной жизни... Неофитство — это вообще такое детство. Хотя ты взрослый человек, но очень много детских реакций. И было ужасно завидно, что вот подружкам благословили чётки, а мне всё никак нельзя и нельзя. Я пришла такая обиженная к своему наставнику и говорю: «Посмотрите, они все с чётками». Он говорит: «Читай по костяшкам пальцев и желательно шёпотом, но проговаривай вслух». Я на него смотрю и говорю: «А как? А в метро?» Он говорит: «И очень хорошо. Все подумают, что ты сумасшедшая, и никто не будет к тебе приставать».

А. Леонтьева

— Кстати о юродивых, да?

К. Лаврентьева

— Какое интересное предложение. Для смирения хорошо, кстати. Анечка?

А. Леонтьева

— А я хотела рассказать историю. Она, на самом деле, тяжелейшая, но она именно вот как удивительно повернулась один раз в моей жизни молитва. Значит, дети ещё были маленькие, и с мужем стали происходить какие-то странности. Началось с того, что он перестал застегивать утром, вот эти запонки вдевать в рубашку. Я начала ему помогать. Потом прошло какое-то время, и он стал как-то плохо ходить. В общем, вот что-то такое с ним происходило, что-то загадочное совершенно внутри его организма, чего ни он, ни я не понимали. И я помню, что под Новый год как-то стало совсем прямо нехорошо, потому что он просто реально плохо ходил, у него плохо слушались руки и ноги. А у мужа брат — главный нейрохирург Татарстана. И мы отправили его на Новый год туда, а я осталась с детьми. Естественно, главный нейрохирург знает там всех светил, но это были новогодние праздники. Пришлось ещё ждать, пока все выпьют шампанского и так далее. И потом, значит, пошли светила. И муж мне звонит и говорит: «Слушай, диагноз очень странный. Болезнь называется полинейропатия. Но по сути это не болезнь, а это как бы просто название симптомов. То есть постепенно нервы с периферии к центру начинают отказывать». Я говорю: «Так, и что будет?» Он говорит: «Светило этот сказал так, что два варианта: либо я выздоровею, либо...» Я тогда, помню, ехала к знакомой матушке помочь там цветочками украсть икону. Это было уже под Рождество. И я с этой информацией, я бы сказала, подъехала к храму. Там такой храм большой, такой тёмный, огромный лик Христа на нём. И я просто ничего умнее не нашла, как просто нырнуть в сугроб и начать оттуда голосить. Ну вот я просто кувыркалась и голосила. И там какая-то работница бедная, которая там в лавочке одна сидела в темноте, убежала куда-то — наверное, подумала, что какая-то бесноватая пришла. Ну, в общем, это был какой-то страшно тяжёлый период. Мы с папой продали нашу квартиру, потому что нам нужны были врачи. Мужа лечили все. К нему приезжал очень жёсткий спортивный массажист, который всего его, значит, прорабатывал. К нему приезжал дяденька — не будут подробно рассказывать, — который пропитывал его там травмами. Это тоже такое есть у нас в Москве. Конечно, прижал ещё врач, которого я абсолютно и до сих пор считаю шарлатаном, потому что он внушал мужу какие-то хорошие мысли.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Установки на добро.

А. Леонтьева

— Да, установки на добро. Его звали кинезиологом, но он никакой не был кинезиолог. Он что-то расспрашивал о детстве, поднимал вот так руку и опускал. Я застала мужа Олега, когда он, воровато озираясь, нёс туда, вот в этот кабинет, где его лечили, святую воду. Я такая говорю: «А это что такое?» Он говорит: «Меня дополнительно вот ещё...» Я говорю: «Я сама тебя могу за бесплатно...» — ну, потому что это стоило каких-то бешеных денег, естественно, всё. Но как бы становилось всё хуже и хуже. И очень скоро муж уже просто лежал. И я вокруг него, значит, крутилась с этими детьми и не понимала совершенно, что делать. И я, естественно, молилась. И вот знаете, у меня была такая икона, большая такая, она и сейчас есть, папа мне её подарил — там эпизоды из жизни Богородицы. И она такая старинная, папа её олифой немножечко потёр. Я её очень люблю. И я перед этой иконой стояла и думала: вот как мне помолиться? И я сказала так — это со мной неожиданно произошло, это не я как будто сказала: «Господи, я приму любое Твоё решение. Я очень хочу, чтобы Олег остался, я не смогу без него воспитать детей и вырастить, но пусть будет воля Твоя, а не моя». И мне даже стало очень страшно после того, как я это сказала. Знаете, как «это слово, как большая птица, выпорхнуло из его груди».
И, ребят, с этого дня, с этого момента муж стал выздоравливать. У меня было такое ощущение, что я всё положила на Бога. То есть я сделала всё, что могла: я продала квартиру, я задействовала всех врачей, каких можно было задействовать. Но как будто, знаете, с этого момента Бог сказал: «Ладно, пусть». И вот я помню, как это медленно, как он начинал двигаться, как он начинал ходить. И это было, соответственно, Рождество и уже после Рождества, и потом наступила весна. И вот яркое мартовское солнце, такое левитановское, и мы идём, и Олег уже идёт ножками по дорожке. И это такое счастье. Это прям было, знаете, такое счастье. И вот такую я запомнила эту молитву. И я даже не знаю, понимаете, как это я могла произнести. Оно вот само произнеслось.

К. Лаврентьева

— Аня, мы не знали, что у Олега был такой эпизод, ты никогда не рассказывала.

А. Леонтьева

— Да. Я вот буквально вас слушала и вспомнила. И Господь на много лет вернул нам его.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Пронзительные сегодня светлые истории рассказываем вам мы: игумен Свято-Введенской Макариевской Жабынской пустыни Назарий (Рыпин), Марина Борисова, Анна Леонтьева, меня зовут Кира Лаврентьева. Мы продолжаем рассказывать их. Пожалуйста, не только слушайте, но и смотрите на сайте radiovera.ru, в группе Радио ВЕРА во «ВКонтакте». Может быть, дорогие наши слушатели, и у вас были какие-то истории доверия к Богу. Пожалуйста, пишите свои комментарии время от времени, мы их стараемся читать, будьте с нами, нам очень важна обратная связь.

А. Леонтьева

— И истории нам, пожалуйста, пишите.

К. Лаврентьева

— Да, истории пишите, пожалуйста, потому что мы тогда чувствуем, что мы тут их не для себя рассказываем, а как-то вот всё-таки вместе с вами находимся в формате этой программы. И вот это общность, конечно, для нас очень важна. Аня, это вообще...

А. Леонтьева

— Отче, а вы сможете как-то ответить, прокомментировать?

Игум. Назарий (Рыпин)

— Действительно, Господь дал вам в уста то, что вам нужно было произнести, действительно понять, осознать и довериться Богу. И это как раз то, о чём и апостол говорит, что порой Дух Святый прежде прошения нашего знает, что мы должны произнести, и вкладывает эти слова в наши уста, безусловно. Такое бывает. И это мужество души одновременно. Мне вспоминается мой собственный случай, вы рассказывали, и я как раз только вспомнил. Это был 2009 год... И как-то я умудрился его не раз подцепить. Это очень неприятно, даже умирают от него. И я ехал на Всенощное бдение, и вдруг я как-то понимаю, что мне как-то печёт, печёт, печёт, потом всё больше. И какая-то огромная пробка, в которую я попал. Это в Санкт-Петербурге было в тот момент. И вдруг я понимаю, что уже вообще никуда ехать не могу. Вижу, что температура за сорок, начинаются перебои с сердцем. Я съезжаю куда-то на обочину, благо это было на Крестовском острове. И понимаю, что уже как-то совсем всё плохо и конец, видимо, близок уже. Я понимаю, что сейчас сознание уже потеряю. И я как-то внутренне принял, что исход может быть любой. И что-то произошло — тоже меня начало прочищать, всё, что только могло из меня выйти во всех видах, простите за подробности. Я выпил воды и принял какой-то абсорбент, вызвал скорую. И меня уже в реанимацию привезли, и тогда что-то стало возвращаться, то есть ухудшение остановилось в этот момент. Это, конечно, страшно.

А. Леонтьева

— Жизнь вернулась.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Да. И со старцем Нектарием, кстати, мне вспомнилась история. Это было село Холмище, где старец Нектарий доживал свои последние годы в изгнании. А мой знакомый в Санкт-Петербурге — его день обращения был именно день памяти старца Нектария. Это 90-е годы, 12 мая. И я его однажды привёз на эту могилку. Это совершенно заброшенное кладбище, сейчас туда вообще трудно доехать. И он увидел это всё и говорит: «Батюшка, я хочу сделать ограду хорошую, крест поставить». Это полный лес, там вообще ничего нет, там даже доехать сложно в это лесное кладбище. От села ничего не осталось, по-моему, там два дома на отдалении остались от огромного села, руины храма. Страшная дорога. И как раз мы строили небольшой храм в 2017 году. И вдруг вот человек, который должен был устанавливать, это кузнец, он приехал и как-то вот прям всё собралось. И мы в октябрьское дождливое утро поехали на это кладбище, нашли какой-то вездеход с манипулятором, как-то туда заехали на легковой машине. Потом я вспоминал с ужасом, как мы вообще туда заехали на легковой машине. Потому что еле-еле этот вездеход трёхосный выехал оттуда. Какой-то генератор... в общем, смогли залить бетон. Но это было невероятно, то есть куда-то в пустыню уехать. И было видно, что старец Нектарий помогал нам во всём этом. И мы залили этот фундамент, потом привезли и установили ограду, уже в более хорошую погоду весной, потом поставили крест. И вот такое прям было чудо — чудо какого-то тоже доверия Богу, потому что мы не усомнились, куда мы едем. Это сложно представить — какие-то огромные рытвины с водой, страшная грязь, это всё так вот едет, качаясь на ходу. И тем не менее, всё получилось — завезли туда весь материал с трудом. Вот в один день всё: мы с утра до вечера всё закончили, залили и уехали.

К. Лаврентьева

— Удивительная программа у нас сегодня, конечно. Спасибо огромное, отец Назарий, Аня, Марина. Вы знаете, я, конечно, за многие годы, думаю, мои коллеги меня понимают, очень притомилась уже рассказывать истории про себя. Потому что это очень тяжело. У нас много зрителей. Понятное дело, что понять нас тоже можно по-разному. И раскрывать вот так каждый раз, в общем-то, свою душу довольно тяжко. Но, учитывая, какой у нас сегодня час получился, я понимаю, что неправильно и нечестно будет говорить, рассказывать историю со слов «одна моя подруга», «одна моя знакомая» или ещё кто-нибудь. Поэтому давайте прямо уж играть по-честному, рассказываем, как есть. Много ситуаций было, конечно, когда действительно вопреки всему идёшь по воде, уже ни на что не надеешься и уже как будто бы и нет никого, кроме Христа. Я думаю, каждый верующий человек, да и, может быть, неверующий, мы все же сталкиваемся с одними и теми же ситуациями. И даже неверующий становится верующим — и на войне, и в падающем самолёте, и в каких-то тяжёлых ситуациях, и в больницах. Поэтому рано или поздно перед каждым, наверное, встаёт какой-то выбор, какой-то вопрос, какое-то побуждение к молитве, пусть куцей, неумелой, первой. Но, я думаю, что проблеск какой-то вечной жизни проявляется в жизни каждого человека.

Вот у меня была ситуация — вторые роды были очень тяжёлые, на грани жизни и смерти. И я очень боялась третьих. Естественно, как любая женщина, я переживала. Мне порекомендовали врача, я к нему пришла. И в ходе взаимодействия с этим врачом я поняла, что я не могу с ним оставаться и не могу доверить ему свою жизнь, несмотря на все похвальбы, которые я слышала в его сторону, несмотря на потрясающие отзывы и рейтинг — это был дорогой медицинский центр. Я вижу, что человек меня не понимает. Вы знаете, вот это очень тяжело, когда ты максимально стараешься поймать волну, чтобы вы друг друга понимали с врачом, или с любым другим человеком, без слов, чтобы он на самом деле чувствовал твоё состояние. А он каждую жалобу почему-то рассматривал как панику или депрессию. Ну вот, вы знаете, я сразу хочу предупредить: уважаемые врачи, пожалуйста, не идите по этому пагубному пути, потому что как только вы начинаете считать себя хорошими специалистами, как во всех профессиях, есть риск опростоволоситься. Вот мы, например, всё время на себе это испытываем, как только думаешь, что вот я сейчас проведу программу. Это начинается просто фиаско. Поэтому уже никто так не думаем и ничего о себе такого не мыслим. И так же точно в этой профессии: никто не безгрешен, всё одинаково под луной, ничто не ново. И я вижу, что всё, что я ему говорю, объективное и честное, он списывает на какую-то панику. Потом, значит, добавилось, что он вообще, в принципе, очень неуважительно начал общаться со мной. То есть, знаете, так вот как-то очень это было стрёмно, говоря молодёжным языком. Потому что женщина в состоянии уязвимости очень надеется на медперсонал, она очень доверяет ему. И вот этот момент — подхватить в немощи — крайне важен со стороны вот врача.
И я прихожу домой, естественно, всё-таки эмоциональность-то присутствует — гормоны, все дела, уже девятый месяц, всё, мне там рожать через неделю, — и я пишу тогда (эта социальная сеть ещё была не запрещена), что всё, всё погибло. Что врач, известное светило, которого мне рекомендовали, нет у нас с ним никакого контакта, не хочу я, в общем, оставаться в этом роддоме, не хочу идти с ним по этому непростому пути родовспоможения. И полное отчаяние, и не знаю, что делать. Потому что сложный был момент. Мне нужно выражать в определённых условиях. Ну, там бывают у каждого какие-то такие всякие моменты. Я думаю, женщины меня поймут. И пишет мне среди 100000 комментариев — я это написала там в большом женском форуме — один комментарий, на который я обратила внимание, одна женщина. Зовут её Евгения Ульева — нами любимая на Радио ВЕРА. Теперь она психолог, многодетная мама, большой души человек. Она мне пишет, как своей, как будто мы знакомы и каждый день общаемся: «Кирочка, дорогая, тебе не нужно оставаться с этим врачом. Вот у меня есть мой врач, и она тебе поможет — напиши». А там, знаете, миллион таких комментариев, что вот мой, напишите моему. Там сто таких сообщений, ну почему-то я обратила внимание на её сообщение, хотя я её не знала. Ведь это же тоже удивительная история. Я беру и пишу её врачу — не знаю, почему.
Пишу: «Здравствуйте, от я Жени Ульевой. Я ничего о вас не знаю, но вот она так сказала мне сделать — вам сказала написать», — это очень странно, ну то есть это бред, я бы в другой ситуации так не сделала. Она говорит: «Знаете, я в отпуске, но есть главврач, — вот этого замечательно другого центра этой же сети, — напишите ей». Я говорю: «Да у меня на главврача денег никогда не хватит, простите, ну то есть это же невозможно. В таких центрах очень дорого с главврачом проводить такие манипуляции». Она говорит: «А вы всё равно напишите — там вот поглядим». И чудо заключается в том, что я пишу главврачу, её знает полстраны, и она мне отвечает совершенно спокойно, что «Кирочка, да, такая ситуация. Вот давайте, раз вы от той, а потом вот от той, а потом от той, которых я всех горячо уважаю и люблю. Пожалуйста, приходите». И так получилось, что как-то вот совершенно по удобоваримой цене она меня вот как-то приняла, и всё прошло очень благополучно. И тогда очень пригодились новейшие технологии, которые были именно в этом центре. Сейчас они уже есть везде. Да, представляете? В общем, как-то всё милостью Божией разрешилось.
И Женя после этого стала большой подругой мне, она стала частой гостьей на Радио ВЕРА и многим людям помогла. Я вкратце расскажу: у неё онкология в тяжёлой форме была несколько лет назад. Сейчас она, слава Богу, в ремиссии, но понятное дело, что проблемы со здоровьем имеют место быть после нескольких химий тяжёлых и, соответственно, связанных с этим испытаний.

А. Леонтьева

— Она ещё делает периодически эти жуткие операции.

К. Лаврентьева

— Она делает жуткие операции, чтобы поддержать своё здоровье, потому что там, естественно, есть последствия. Но что удивительно — она поддерживает огромное количество человек, которые оказались в трудной жизненной ситуации. Я не знаю, только ленивый мне не сказал, что вот у меня была болезнь, я обратился к Жене, она меня так поддержала. Я её преодолел, и теперь я ок. Или, что теперь я стараюсь тоже её преодолевать в меру там своих сил. То есть речь о том, что человек вот в совершенно безвыходной ситуации, вот возвращаясь к Жене, настолько доверился Богу и настолько вот просто расслабился, что ли, в Его руках, через боль, через страдания, пропустил её сквозь себя...

А. Леонтьева

— Да, там действительно доверие Богу.

К. Лаврентьева

— И теперь помогает огромному количеству людей, и мне в том числе. Дорогие наши зрители, дорогие коллеги, батюшка, я, конечно, доверием особым не отличаюсь. Нам всем нужно учиться. Хочу научиться, но не всегда получается. Но вот в той ситуации, когда действительно я пришла, сложила абсолютно вот руки и сказала: так, всё, стоп, я просто не знаю, что делать, — буквально за сорок минут всё решилось. И таких ситуаций очень много было в жизни, и касающихся детей, и родителей наших, и нас. Слава Богу за всё! Верую, Господи, помоги моему неверию! Так что вот так вот: идём, падаем, встаём, падаем, встаём. Да, отец Назарий?

Игум. Назарий (Рыпин)

— Да.

К. Лаврентьева

— Я вас уже сегодня называла отцом Нектарием. Кто знает, может быть, отец Нектарий тоже как-то невидимо...

Игум. Назарий (Рыпин)

— Меня тысячи раз называли Нектарием.

К. Лаврентьева

— Ой, ничего себе.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Но когда меня постригали, он ещё не был канонизирован, это ещё был 1995 год. Так что вот так, дорогие наши слушатели, зрители. Спасибо огромное за ваши истории, коллеги, спасибо огромное, отец Назарий, за то, что приехали к нам, за то, что поделились сокровенным, личным. Я думаю, что многим это пойдёт на пользу, на духовную пользу.

Игум. Назарий (Рыпин)

— Спасибо вам.

К. Лаврентьева

— Именно для этого мы здесь все и находимся. Спасибо большое. «Светлые истории» на Радио ВЕРА. И в этом часе с нами был игумен Свято-Введенской Макариевской Жабынской пустыни Назарий (Рыпин). Также в студии сегодня у микрофонов рассказывали свои истории мои коллеги: Марина Борисова, Анна Леонтьева. Меня зовут Кира Лаврентьева. Смотрите «Светлые истории» на сайте radiovera.ru и в группе Радио ВЕРА во «ВКонтакте». Мы прощаемся с вами: всего вам доброго и до свидания.

М. Борисова

— До свидания.

Игум. Назарий (Рыпин)

— До свидания.

А. Леонтьева

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Бог рядом»
• «Я всё испортил, а Бог выправил»
• «Не нам, Господи, но имени Твоему»