«Странное дело»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Анна Леонтьева, Алексей Пичугин, Марина Борисова, а также наш гость — клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид (Кургузов) — поделились светлыми историями о том, как происходили совершенно непонятные ситуации, которые развивались странно, а потом вдруг стало ясно, к чему Бог всё это вёл.

Ведущие: Алексей Пичугин, Анна Леонтьева, Марина Борисова

---

А. Леонтьева

— Добрый вечер, дорогие друзья, это «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Сегодня с нами и с вами мои дорогие коллеги, Алексей Пичугин и Марина Борисова. С вами я, Анна Леонтьева. И у нас в гостях наш дорогой гость, насельник Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, иеромонах Давид (Кургузов). Добрый вечер.

Иеромонах Давид

— Всем здравствуйте.

М. Борисова

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Здравствуйте.

А. Леонтьева

— Сегодня у нас замечательная тема. Напоминаю нашим радиослушателям, что нас можно не только слушать, но и смотреть на сайте https://radiovera.ru/ и ВКонтакте. Нам можно писать, оставлять свои истории, которые мы с радостью читаем, когда получаем, с радостью озвучиваем, если есть такая возможность. И сегодня мы, как всегда, рассказываем светлые истории очень лично, очень от себя — или про себя, или про своих знакомых, или то, что вообще нас взволновало в жизни. И сегодня у нас тема «Странное дело» — хорошая тема, о том, как человек, попадая в обстоятельства совершенно неожиданные, задавая себе вопрос «почему?», «зачем?», в конце концов, получал ответ на этот вопрос. Отец Давид, наверное, с вас начнем эти истории, потому что вы задали эту тему. Прошу вас.

Иеромонах Давид

— Странных историй очень много в жизни путешествующего иеромонаха. В какой-то момент в жизни я понял, что абсолютно незначительные какие-то обстоятельства, они приводят к тому, что Бог как-то действует в жизни, помогает, наставляет. Я думаю, что у всех по-разному. Я думаю, что у каждого, безусловно, перед глазами есть путь в Царствие Небесное. Может быть, он его не видит, не хочет по нему идти, но есть определенный способ, в общем, получения ответов на вопросы от Бога. Вот у меня почему-то так складывается, что у меня очень часто какие-то ответы приходят из-за встречи с человеком конкретным, в конкретном обстоятельстве, в конкретной обстановке и с конкретным вопросом или даже сразу с конкретным ответом. Такое тоже бывало достаточно часто, когда я ничего не успел спросить, но меня что-то мучило, а человек ко мне приходит как будто вот с сообщением: «Да, кстати...» — и причем абсолютно вне какого-то контекста, — это какая-то может быть полушутка, какое-то замечание, что-то такое. Мне кто-то рассказывал, что у наших духоносных подвижников XX века, в том числе и у отца Кирилла (Павлова), тоже часто такое встречалось, когда он что-то такое скажет вскользь, что оказывается судьбоносным совершенно, каким-то текстом, какой-то мыслью, которая потом определяет жизнь человека. И у меня одна из таких простых ситуаций в качестве примера, она как структурная основа того, что происходит со мной постоянно. Но это постоянно, постоянно, постоянно происходит. Значит, для того чтобы прибыть в Москву, у меня есть несколько вариантов. Можно попробовать добраться на машине, как-то доехать, можно доехать на поезде, можно долететь на самолете. Удобнее всего ехать на поезде, потому что это ночь. И, кстати, кто собирается по Поволжью, пожалуйста, приезжайте. В Сызрани самые вкусные помидоры летом, это нельзя забывать.

А. Леонтьева

— Мы помним.

Иеромонах Давид

— Да. И ночь на поезде достаточно удобно, как-то более-менее нормально. Сейчас вообще даже я, со своим немыслимым высоким ростом 195 сантиметров, помещаюсь на полке, на любой полке в этих вагонах. Это для меня стало открытием. До какого-то момента я совершенно не помещался на этих полках. Если помните, там был такой прутик, то есть он перегораживал мне путь для того, чтобы вытянуть ноги можно было, потом он пропал. И это стало открытием для меня, что оказывается, его нет теперь, и можно до конца вытянуть ноги на полке. Хороший вариант. И есть вариант на самолете. И так получается, может быть, странно. Сызрань — это была вообще часть сначала Казанской губернии, до XIX века. А потом, когда Симбирск, нынешний Ульяновск, стал большим таким центральным городом, то мы стали частью Симбирской губернии. И изначально вообще Сызрань ближе к Симбирску, чем к Самаре, хотя мы часть Самарской области. И до аэропорта в Ульяновске ехать час сорок минут, в принципе. Ну нормально, удобно, если вот какая-то срочная необходимость, доехать, долететь достаточно удобно. И один раз так получилось, что некая авиакомпания — я думаю, с ней происходят нередко эти ситуации, когда вдруг оказывается, что тебя на самолете нету. То есть ты есть, у тебя посадочный талон есть, а тебя там не должно быть, и тебя не пускают на самолет в принципе. И я вот с этой ситуацией столкнулся, что прихожу, пытаюсь как-то, в общем, сесть, и мне говорят: а вот вас не существует на этом рейсе, почему-то не сложилось. И, получается, перспектива провести ночь в аэропорту — они готовы посадить на какой-то утренний рейс, провести ночь в аэропорту и с утра лететь, а в этот самолет не сажают. И где-то, наверное, час или полтора вот так стоя у стойки информации, регистрации, помощи, они кивали, перезабивали, значит, вздыхали, но ничем помочь не могли. И где-то часа полтора я находился вот в этом некоем таком состоянии подвешенного между двумя городами. Потому что я вернуться в Сызрань не могу, потому что человек, который меня подвез до Ульяновска, он уже уехал, улететь я не могу, остаться, никуда пойти не могу, могу вот посидеть в аэропорту ночь. Это не очень просто в связи с таким ростом, ну и спина не очень здоровая. Но тем не менее. И вот в эти полтора часа получилось так, что несколько людей, которые по разным обстоятельствам рядом со мной оказывались, они зачем-то подходили. И причем подходили по какой-то совершенно странной — то есть один просил зарядку зачем-то. Второй человек денег просил. Несколько людей подходило с какой-то просьбой. Может быть, я так удачно стоял, не могу сказать, в чем была такая причина, почему так красиво все это выглядело, но у меня все что-то просили. И это было достаточно как-то так просто, никаких не было сложных просьб или, значит, каких-то невыполнимых. Никто не просил раздвинуть, значит, море или что-то такое, все достаточно прозаично — денег, зарядку, что-то там позвонить, что-то телефон не ловит, как-то сообщить, чтобы приехали. И я помню, что каждый раз с каким-то невероятным трудом это давалось. Потому что у меня было такое состояние, что я застрял между небом и землей, пытался молиться...

А. Леонтьева

— Буквально между небом и землей.

Иеромонах Давид

— Да, между небом и землей на самом деле. И я пытался молиться, как-то очень плохо получалось, потому что я понимал, что я не успею одно очень важное дело сделать, если я не улечу сейчас в ночь. А еще я забыл сказать, это же в ночь, это 11 часов вечера. Все, как бы тупик. И как-то очень плохо получалось молиться, никому не позвонить, ничего не сделать. В общем, все, какой-то такой тупик. И люди подходят, что-то спрашивают, спрашивают, спрашивают, и я как-то с каким-то огромным трудом: ладно, хорошо, там телефон, зарядка, ну да, конечно. Потом человек берет телефонную зарядку, куда-то пропадает. Начинается какой-то внутренний тремор, что еще и без зарядки остался. Ну ладно, слава Богу. И как-то очень все это тяжело, тяжело, тяжело, тяжело. И в какой-то момент... Надежда на то, что меня посадят, она вот оставалась до самого последнего, до минут последних даже. Чтобы вы понимали, аэропорт в Ульяновске — это не Шереметьево, не Домодедово, не какой-то большой там, не Дубай и не Сингапур тем более. Это небольшой компактный аэропорт. В принципе, вот от стойки регистрации до посадки на борт метров 60, может быть, 70. Это не какой-то совсем уж, может быть, северный небольшой аэропорт, но тем не менее, он компактный, и дойти до самолета можно за минуту. Серьезно, прямо — раз, выйти и дойти. И я стою, и остается уже прямо 20 минут до взлета, и все еще, может быть, я могу сесть. Представляете, там не за час, не за полтора, а вот 20 минут остается до вылета. Уже люди зашли, уже через окошечко какое-то там в стороне вижу, что как-то там уже все готовится ко взлету. И я понимаю такую вещь. Вдруг я понимаю, что вот ко мне много человек обратилось с какой-то просьбой, а я стоял Богу молился, что, Господи, я все понимаю, да, это, конечно, урок, я все понимаю. Но если есть возможность, пожалуйста, вот просто сегодня сесть на самолет и улететь. Ночь в аэропорту — это, конечно, очень полезно, знаете, для монаха, и все все понимают. Но вдруг. И вот я как-то так просил периодически. И тут я понимаю, что сам-то я на такое большое количество просьб вообще как бы не хотел реагировать, если честно, что мне не очень хотелось это делать. И абсолютно без какой-то доброты, без любви, без понимания, без важности, что вот мне Бог послал такое количество людей абсолютно по мелочным каким-то поводам. А ни одному из них я, в принципе, не был готов помочь. То есть только через какую-то невероятную силу, с брезгливостью, с какой-то отстраненностью. И вот в минуту, в которую я это понимаю и говорю, что, в принципе, урок я понял. Я готов поспать на вот этом неудобном пластиковом сиденье. Господи, и слава Тебе, хорошо, ладно. Представляете, вот в эту секунду, прямо я даже помню, по-моему, что я голову вот так вот опускаю — и какой-то там звук происходит на этой стойке регистрации. Не регистрации, а даже помощника какого-то. И эта девочка, которая мне помогала, она так: «Побежали». И меня сквозь какой-то там ход, с досмотром — то есть все по правилам, но через какой-то бизнес-зал, что-то такое, насквозь вот так. И через минуту я сижу в самолете.

А. Леонтьева

— Потрясающе. На самом деле очень понятный вот у меня такой посыл, да? «Господи, я все понял».

Иеромонах Давид

— Да, причем именно с движением. Правда, может быть, не часто такое бывает, но именно как будто, знаете, как кино какое-то. То есть ты голову опускаешь, звук, ты поворачиваешь голову, тебе говорят: «Побежали». Ага, то есть я даже не понимал, что, в принципе, я слышу самолет. Я сел уже и думаю: может, это продолжение какое-то? Может, сейчас еще чему-то мы научимся? Может, сейчас мы посидим в самолете три часа, он не сможет взлететь, еще что-то здесь уже. И маленькая такая ремарка, как утверждение того, что в каком-то смысле в этом был и урок, и наставление, понимание, зачем. Я сел рядом с человеком, который очень боялся летать сильно. И он увидел меня — я стараюсь тоже по форме, в принципе, всегда, и тем более...

А. Леонтьева

— В облачении увидел.

Иеромонах Давид

— Да, и он увидел, и как-то так: «Долетим».

А. Леонтьева

— Потрясающая история. Это на самом деле вот о том, что, знаете, я говорила уже, наверное, на Радио ВЕРА, что вот есть радость, что вот все-таки вы полетели, да, вы попали на этот рейс, у вас нет ночного вот этого стояния или сидения. Но есть еще сверхрадость, потому что в эту секунду вы сразу поняли, что вы были услышаны, да, ну и это вот прямо дорогого стоит.

А. Леонтьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Сегодня с нами в студии мои дорогие коллеги, Алексей Пичугин и Марина Борисова. С вами я, Анна Леонтьева. И у нас в гостях насельник Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, иеромонах Давид (Кургузов). Но мы продолжаем наши истории. Мариночка, а что вот ты принесла сегодня о странных историях и странных обстоятельствах?

М. Борисова

— Нет, у меня получается очень длинная история, какая-то вот она прямо начинается вообще с института. Послушала притчу отца Давида и подумала, что-то я как-то на этом великолепном фоне, провалится мой дебют. Но я все-таки расскажу, потому что другой истории у меня нет. Действительно все началось еще давным-давно, когда я струсила поступать туда, куда захотела. Я хотела поступать на международную журналистику в МГИМО, но там был крошечный в советские времена набор, а девочек брали там вообще единицами. И я, честно говоря, просто струсила. И был вариант попробовать поступить на экономический факультет, просто потому что он был серьезно больше всех остальных, и туда брали девочек. Ну и это случилось в моей жизни, начиная с 1 сентября первого года обучения, и я не могла понять, зачем я это сделала, потому что меня совершенно не интересовала высшая математика, я пять раз пыталась задать коллоквиум по первому тому «Капитала» — в общем, это отдельная была песня, мое обучение экономическим премудростям, но все состоялось. Ну и я подумала, что, пускай будет уже диплом, он лежит, каши не просит. И пошла жизнь, которая меня очень быстро привела в первую мою редакцию, и по факту, в общем...

А. Пичугин

— А то есть вы закончили именно его, да?

М. Борисова

— Я закончила экономический факультет, а потом по распределению поработала в загранкомандировке и, приехав, оказалась в первой своей редакции. И так, собственно, оно и пошло. Но приблизительно в это же время... Да, и экономика мне была там совершенно не нужна.

Иеромонах Давид

— Вы там занимались, уже писали...

М. Борисова

— Я начинала как редактор и переводчик. Но это все совершенно неинтересно. Главное, что в этой преамбуле, что мне экономика была совершенно не нужна. А потом я покрестилась и начала как-то приспосабливаться к церковной жизни. И так мне это понравилось, что на протяжении долгих-долгих лет я очень хотела уйти в монастырь. Но не то что вот я, как свойственно неофитам, вот порыв души, а это было десять лет подготовки, размышлений, советов, жизни на приходе, на клиросе. И вот начало 90-х — открываются монастыри, женские в том числе. И мне так хотелось попробовать. Я поехала, можно сказать, к человеку, которого я очень ценила и считала его своим духовным руководителем. Он сказал: попробовать? Попробуй. Вот езжай в такой-то монастырь, скажешь матушке-настоятельнице, ну и там дальше разберетесь по ходу. И этот опыт у меня продолжался полгода, но это был 93-й год. Те, кто постарше, может быть, помнят, что собой представляла жизнь Русской Православной Церкви в это смутное время. Это было полное безумие. И, конечно, та жизнь, которая была у нас в монастыре, никоим образом не была похожа ни на то, что мы читали в книжках, ни на то, что в результате получилось сейчас. И, честно говоря, так обстоятельства сложились, что через полгода мне стало понятно, что я не могу там остаться. Не потому, что меня там кто-то обидел, а просто и семейные обстоятельства, и всевозможные. И я опять поехала к этому своему духовному руководителю, он сказал: ну все, ты убедилась? Убедилась. Я говорю: я не могу. Хорошо, говорит, тогда поезжай на иновещание, на радио, придешь к начальнику, скажешь, что я тебя благословил, он возьмет тебя на работу. Если кто-то из вас когда-то пробовал пожить трудником в монастыре хотя бы месяц, он поймет меня, потому что это была, наверное, такая же ломка, как у наркомана. Я не могла понять, зачем он меня запихал на это иновещание. То есть более несовместимых образов жизни, мыслей, общения придумать трудно.

А. Леонтьева

— То есть это был контраст вот того, что ты была трудником, да, и потом...

М. Борисова

— Это было невозможно, да, это было вот такое ощущение, что меня ломают об колено.

А. Пичугин

— Я помню, что, когда я пришел на радио, естественно, в гораздо более поздний период, ну как, не гораздо более поздний, это был там рубеж 90-х и нулевых, как раз я работал с людьми с иновещания. Все мои учителя первых лет на радио — это были бывшие сотрудники иновещания.

А. Леонтьева

— Что такое иновещание? Теперь нас просветите, пожалуйста.

Иеромонах Давид

— Да, будьте добры, я немножко...

А. Леонтьева

— Тут два человека точно знают, о чем речь.

А. Пичугин

— Это настолько устоявшийся термин, да.

М. Борисова

— Ну это вот международное московское радио или это...

А. Пичугин

— Пятницкая, 25.

М. Борисова

— Пятницкая, 25, да.

А. Леонтьева

— Не объяснили.

А. Пичугин

— Это адрес, который знали тогда все сотрудники радиостанций старых.

М. Борисова

— Это было вещание на почти ста языках в разные страны в течение семи дней в неделю, 24 часа в сутки.

Иеромонах Давид

— Это же какое количество надо было производить программ и всего.

А. Пичугин

— Представляете, отец Давид, это огромное монолитное сталинское здание на Пятницкой улице при выходе из метро «Новокузнецкая». И вот представьте, что львиная доля помещений в этом здании — это как раз иновещание, и не только.

М. Борисова

— Так что мне, хотя действительно начальник мой оказался духовным чадом моего духовного руководителя, и он действительно меня взял в тот же день на работу, но и он, и его заместитель, и все потом начальники пониже, каждый непременно первое, что говорил: но вы понимаете, что у нас светская организация?

А. Пичугин

— Мне тоже это часто говорили.

М. Борисова

— Я не знаю, почему я производила такое...

А. Пичугин

— Ну я тоже светский человек. Ну вот ты же там все время с православными работаешь — это значит, что ты уже не совсем светский.

А. Леонтьева

— То есть тебя призывали не демонстрировать свое причастие к православию.

М. Борисова

— Да, это все было. И я не могла понять, что происходит, почему. Я писала письма своему духовному руководителю. Я ездила к нему, я плакала. Я говорила: объясните вы мне, зачем? Я не могу там... Даже мои родители, которые безумно обрадовались, когда я вернулась из своих...

Иеромонах Давид

— Из затвора.

М. Борисова

— Да, из своего затвора. Они, смотря на мои мучения, говорили: может, тебе уйти уже с этого иновещания? Я не могла им объяснить, что я за послушание там сижу. И в результате несколько лет прошло вот этих мук, и я поняла, что я больше не могу заниматься переводами, я больше не хочу и не могу я работать на этом иновещании. Я в этом настроении шла по коридору в редакции, мне навстречу знакомая из английской службы, поравнявшись со мной, сказала: хочешь работу? Я сказала: какую? Да вот, говорит, открывается где-то новая очень пафосная деловая газета, и там нужны люди. Я сказала: я хочу. Так я попала в газету «Русский телеграф», просуществовавшую всего ничего.

А. Пичугин

— Ничего, тогда много было хороших изданий, которые вспыхивали почему-то и быстро очень гасли. Журнал «Столица» такой же был.

М. Борисова

— Да, но так получилось, что когда я туда пришла, мне сказали: вы знаете, есть место только в отделе финансов. Потому, что мы не можем взять просто журналиста. И тут я вспомнила, что я же, оказывается, училась на экономическом факультете. И, конечно, какие-то осколки знаний где-то там в извилинах застряли. Ну я их постаралась оживить и обновить, и потом на десять лет я попала в мир пишущей журналистики, переходя из одного проекта в другой. Тогда просто очень быстро схлопывались проекты — все зависело от того, сколько денег дали спонсоры. И политика, экономика и финансы стали главной темой до того момента, когда я поняла, что все, я больше не могу и это тоже. И тут я вспомнила, что еще в 96-м году ко мне обращался юноша-аспирант, который задумал со своим другом учредить такой вот просветительский православный журнал, и назвали они его «Фома». И тогда...

А. Леонтьева

— И тут все сошлось, да.

М. Борисова

— И тогда я пришла к этому юноше.

Иеромонах Давид

— И им нужен был финансист.

А. Пичугин

— Как обычно.

М. Борисова

— Да, и им оказался Владимир Легойда. И началось мое достаточно длительное сотрудничество с журналом «Фома», а потом и с Радио ВЕРА. Но я на самом деле поняла, зачем все это было, когда у меня начала болеть мама. Она болела долго и очень тяжело. И это было в нулевые годы. Сейчас многое в нашей системе здравоохранения с тех пор поменялось, а тогда это было то, что я называла «денежный пылесос» — то есть все, что я зарабатывала, уходило на бесконечное обслуживание. Потому что, когда ей поставили раковый диагноз терминальный, к ней перестала приезжать даже скорая помощь. Потому что они считали, что это бессмысленно. То есть я могла вызвать только платную скорую помощь. И вот эта моя работа в этих светских изданиях, посвященных банкам, финансам и экономике давала возможность все это оплачивать. То есть вот это вот какой-то очень запутанный клубок такой вот обстоятельств, который в результате привел меня в эту студию.

А. Леонтьева

— Потрясающая история, Марин, спасибо большое. Но на самом деле это целая жизнь в этой твоей истории. И как все сошлось, это просто невероятно.

Иеромонах Давид

— Это притча о сажании репы ботвой вниз длиною в жизнь. Это тоже притча, получается.

А. Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами «Светлые истории». У нас в студии мои дорогие коллеги — Алексей Пичугин и Марина Борисова, наш гость — насельник Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, иеромонах Давид (Кургузов). С вами я, Анна Леонтьева. Напомню, что не только слушать, но и смотреть нас можно на сайте https://radiovera.ru/ и ВКонтакте. Мы вернемся к вам со светлыми историями через минуту.

А. Леонтьева

— Продолжаются «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Наш дорогой гость — иеромонах Давид (Кургузов), насельник Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. С нами мои дорогие коллеги — Марина Борисова и Алексей Пичугин, я Анна Леонтьева. И Алексей принес нам какую-то, наверное, очень странную историю. Потому что тема сегодняшней программы «Странное дело» — истории о том, как непривычные обстоятельства приводили к тому, что какой-то вот ответ был, наверное, от Бога или...

А. Пичугин

— У меня, видишь, история, наверное, не очень странная.

А. Леонтьева

— Ничего.

А. Пичугин

— Она скорее... Сейчас, когда подъезжал к радио, я думал, что я могу рассказать. И я понимаю, что я тоже хотел рассказать какую-то жизненную историю, длиной почти в жизнь, которая началась — вот я не перестаю задумываться достаточно часто о том, что это как раз и есть тот промысл и тот путь, который каждый человек может увидеть. Потому что повороты в этой истории, они не какие-то резкие крутые, но они совершенно неочевидные для меня в какой-то момент. Наверное, так у каждого человека. Может быть, просто не каждый задумывается, что они неспроста ему даются, и что эти повороты, они обязательно ведут, и что бы ты ни выбрал, то все равно эта дорога, она приведет к чему-то хорошему. И вот для меня эта дорога началась в шестом или в седьмом классе, когда я был абсолютно уверен, что я когда-нибудь да стану археологом. Не знаю, кем уж хотели там быть мои сверстники тогда. Наверное, уже космонавтами не очень, и летчиками-испытателями, и балеринами. Но было какое-то время неопределенности, вот эти там ранние 90-е, когда люди не очень представляли, кем они хотят быть. Вот вроде бы, я помню, у меня в детском саду был мальчик Илюша, и он говорит — а это вот зарождение только кооперативов всяких, газеты «Коммерсант». И я помню, Илюша, говорю, а кем работают твои родители? Они коммерсанты. Я пришел домой и говорю: а вот папа и мама Илюши работают коммерсантами. Меня спрашивают, а они коммерсантами работают или в газете «Коммерсант»? А газета «Коммерсант» появилась на излете 80-х, вот она только появилась тогда. И коммерсанты тоже, это понятие само, вот оно только зародилось. И вот я не знаю, кем хотели быть мои сверстники, но я хотел быть археологом. У меня папа хотел быть археологом, а в итоге закончил Бауманку. И, видимо, для меня, мне передалась какая-то вот нереализованная мечта. Я когда-то в том самом журнале «Фома», о котором рассказывала сейчас в том числе Марина Борисова, написал статью, заметку, как я не стал археологом. Но когда мне было там лет одиннадцать, наверное, папа меня привел в Исторический музей, в кружки. А кружки Исторического музея, они существовали еще с дореволюционных, по-моему, времен. То есть вот когда был основан Исторический музей при императоре Александре III, тогда же примерно вскоре и была основана вот эта система образовательной работы при Историческом музее, она никогда не прерывалась. И она продолжалась и в самые тяжелые годы — и в военные годы, и в перестроечные годы она была, и в 90-е, и продолжается по сию пору. И вот меня привели, говорят: ты куда хочешь? Я хочу, естественно, в археологи, в археологический кружок. Но почему-то, вот я не помню почему, меня от археологического кружка отговорили как такового — то ли там набора не было, не знаю, но сказали, что можно пойти в краеведческий кружок, где изучают Москву. И вот дети из краеведческого кружка тоже ездят в какие-то экспедиции, что меня устроило, я любил историю Москвы, и мне очень хотелось быть археологом. Археологом, естественно, как вы понимаете, я не стал, но сама археология прочно вошла в мою жизнь, и я в экспедиции по сию пору езжу, когда выдается, уже там раньше на сезоны, сейчас, естественно, это просто там какие-то спонтанные истории, ненадолго, относительно ненадолго. Но я тогда не знал, вот это первый такой этап, что я не знал, что мои все компании, мои школьные друзья, они отойдут на второй план, и основная моя компания будет складываться именно внутри Исторического музея из ребят постарше, из ровесников, но я никогда не думал, что это как-то повлияет на мою жизнь, наверное. И мой друг, с которым мы до сих пор на Радио ВЕРА уже записываем программы о Москве, о Подмосковье, Миша Хрущев, мы с ним там познакомились, он был старостой старшей группы. Мне он жутко тогда не понравился, он почему-то все время вылезал и перебивал экскурсоводов, рассказывал сам.

А. Леонтьева

— Много знал очень.

А. Пичугин

— Много знал, он был какой-то слишком умный. Но это недолго продлилось, потом мы стали очень близкими друзьями, и я стал ездить в экспедиции. И вот постепенно, так как-то, к концу школы сформировалась история, когда Миша работал на одной радиостанции московской. Благодаря ему я туда попал, а благодаря мне он перестал там работать, какая-то странная история произошла. В итоге как-то вот началась моя радиоистория, а его история продолжилась, в школе он стал работать. И все повороты мои жизненные, которые меня как-то вели к Церкви — я рассказывал, по-моему, вот в «Светлых историях» каких-то относительно недавних, как я впервые, ну не впервые, конечно, но вот мы осознанно с Мишей поехали в храм. И Миша в тот момент закончил воскресную школу, успел поалтарничать.

А. Леонтьева

— Я помню эту историю как раз.

А. Пичугин

— А я как бы что там, пошли в храм. Поехали ко мне на дачу что-то там, сходили на службу. Это была служба — видимо, постное время какое-то было, Великого поста, — литургия Василия Великого. Миша мне об этом сообщил. Я говорю: ну да, Василия Великого. Он говорит: ну это Василия Великого, вот она редко служится. Я говорю: ну да, ее же князь написал. Он мне пинок отвесил, мелкие были, говорит: какой князь? Я говорю: ну князь Василий Темный. И вот как-то начало, если бы не было этих историй, не было бы какой-то истории моего личного воцерковления, не было бы истории, связанной с радио. Моя история с радио, она шла разными путями. Оказывался на каких-то радиостанциях, которые там были достаточно православными, не радио «Радонеж», это такое «Народное радио»; оказывался на попсовых радиостанциях, совершенно светских, там разговорных каких-то радиостанциях, — где я только не поработал, что я не делал. Но вот как-то удивительно этот импульс от того времени, как меня папа привел в кружок Исторического музея, вот с этой точки все завертелось в моей жизни. То есть раньше, до этого, вот как-то все по течению, по течению, а потом вроде как тоже по течению, но уже по осмысленному течению и управляемому, причем не мной явно. Я только совершал какой-то выбор, а все остальное поворачивало, но явно поворачивало не моими руками. И Радио ВЕРА таким же образом появилось. Очень многое появилось в моей жизни, очень важное такое, основополагающее, именно вот благодаря тому самому когда-то приходу в кружок Исторического музея. Я и с женой в экспедиции археологической познакомился, и у меня огромное количество друзей, практически весь круг общения, который и церковный, и нецерковный, он у меня разделяется на людей, которые внутри Церкви — это мои близкие друзья, там, священники, не священники, православные люди, мои близкие друзья из журналистской радиосреды, мои близкие друзья из археологической, исторической, истфаковской среды. Это все когда-то появилось благодаря только тому, как вот совершенно неочевидному, приходу в этот кружок краеведческий Исторического музея.

А. Леонтьева

— Потрясающе. Вот мы услышали в первой части программы и во второй две биографии, можно сказать так, да, где все сошлось просто вот в одно, где все обстоятельства так вот привели вас на радио. И Лешу вот вести умные исторические программы, которые с удовольствием слушаю. Это очень как-то все промыслительно.

А. Леонтьева

— Продолжаются «Светлые истории» на Радио ВЕРА. С вами Анна Леонтьева. У нас в студии мои дорогие коллеги — Марина Борисова, Алексей Пичугин. И наш дорогой гость — насельник Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, иеромонах Давид (Кургузов). Я слушала вас, дорогие, и мне такое появилось большое искушение тоже рассказать свою биографию, как я пришла на Радио ВЕРА, но я боюсь, что я рассказывала об этом не раз, не два и не сто на Радио ВЕРА. Поэтому отсылаю, в общем-то, наших радиослушателей и радиозрителей к архивам Радио ВЕРА. А я, чтобы почерпнуть какую-то свежую историю о странных обстоятельствах, которые приводили к неожиданным, но очень таким божественным вещам, опросила своего друга. Он просил не называть его имени, но, знаете, это человек, с которым всегда происходят какие-то вот эти вот странные обстоятельства. Вернее, не всегда, а очень часто. И, может быть, это его такая способность просто вот увидеть какие-то настоящие чудеса, которые происходят в жизни, которые сначала очень неочевидны. И все-таки вот эта вот, доведенная до логического завершения история, она в его изложении звучала, одна из историй, звучала, знаете, настолько кинематографично, что мне даже, наверное, легче представить себе это в виде какого-то фильма, чем рассказать это. Потому что очень часто на такие истории такая реакция, что ну нет, ну это вы все придумали, ну не может такого быть. Ну вот я прямо совершенно искренне говорю, что да, это непридуманная история, она случилась с моим коллегой. Она достаточно такая, с одной стороны, забавная, с другой стороны, потрясающая. Началось все со ссоры с женой. Ну как мы знаем, даже в каких-то очень любящих семьях бывают такие кризисы. И вот в один из таких кризисов последняя капля, которая привела к такому большому скандалу, нормальному такому скандалу, это было желание жены купить себе красный телефон. Вот хочу красный телефон.

А. Пичугин

— Ну хорошо, красный телефон, не красный «Феррари».

А. Леонтьева

— Да, кстати, очень уместное замечание. И мой друг говорил: дорогая, ведь ты все равно будешь покупать чехол для этого телефона. Ну то есть ссора произошла вообще на ровном месте, не из-за чего. И наверняка этот красный телефон не играл бы, в принципе, никакой роли, просто какой-то назрел такой вот кризис или что-то такое вот, накопились какие-то внутренние вопросы. И мой друг уехал из дома, значит, едет по городу, думает: так, это уже прямо вот уже невозможно. И потом потихонечку успокаивается, и думает: а что тут такого? А пойду-ка я в магазин и куплю своей жене этот красный телефон. И он идет в магазин, находит телефон, звонит ей и говорит: дорогая, я все-таки куплю тебе красный телефон, потому что наши отношения для меня гораздо дороже вот этих всех мелочей. На что дорогая говорит: минуточку, а почему ты меня не взял с собой? Может быть, все-таки это был мой выбор, это же будет мой красный телефон. И ссора запустилась по новой. А мой друг идет по городу, он не понимает, что ему делать, в голове у него этот красный телефон. И тут ему звонит приятель и рассказывает историю гораздо более серьезную. Его мать очень тяжело заболела, и ей нужно срочно переливание крови. И вот, знаете, бывает такое, что все накопится, еще сверху вот это вот несчастье, и друг говорит, что он идет, и у него просто темно в глазах, он уже просто не понимает, куда ему бежать, чем помочь, потому что у мамы еще очень редкая группа крови, и она абсолютно... Невозможно так быстро найти донора, потому что это дело буквально часов. И вот в этом состоянии он просто машинально заходит в магазин, где продается хрусталь. Он просто так заходит в этот магазин, просто потому что у него темно в глазах, и он должен куда-то зайти. И, знаете, он заходит, и перед ним вот этот вот хрусталь, который очень какой-то дорогой, стоит, как говорят сейчас, как крыло самолета. И прямо перед входом стоит стол, уставленный этим хрусталем. И мой друг вот в состоянии вот этого аффекта, он не замечает ступеньки, спотыкается... Пауза. И летит на этот стол. Тут нужно замедлить, наверное, фильм. Потому что в этот момент в полете продавщица этого магазина, самоотверженно кинувшись наперерез другу, принимает его на свои объятия — то есть она успевает пересечь пространство и встает между ним и столом. Причем его голова попадает ей прямо на грудь, и вот в такой позе они замирают и начинают смеяться. И обстановка разряжается, они знакомятся. Как вас зовут? Меня зовут Татьяна. Мою жену тоже зовут Татьяна.

А. Пичугин

— Итак, она звалась Татьяна.

А. Леонтьева

— Итак, она звалась Татьяна. И вся история, знаете, как бывает, вся история рассказывается совершенно незнакомой прекрасной женщине, защитившей хрусталь, а также кошелек моего друга. Ну как вы думаете, какая у нее оказывается группа крови?

А. Пичугин

— Ну, естественно, искомая.

А. Леонтьева

— И Татьяна готова сдать кровь, которая нужна маме, которая нужна срочно. И таким образом обстоятельства замыкаются, и мама спасена. Наверное, нужно сказать, что красный телефон все-таки был куплен. Он был немедленно помещен в черный чехол. И в таком виде существует у Татьяны до сих пор. Вот такая непридуманная история. Не знаю, вот, Алексей, скажи, вот ты поверил бы, если бы тебе это рассказали, например, не я, которой ты, надеюсь, веришь...

А. Пичугин

— Ой, я бы все равно в любом случае поверил, потому что я представляю таких историй много и знаю. Ну это очень хорошая история, она очень показательная.

М. Борисова

— Да.

А. Пичугин

— Она как раз подтверждает мою мысль, которую я даже в эфире Радио ВЕРА часто говорю, что мы этот промысл часто ищем в каких-то вещах — ну вот как бы хочу, чтобы вот Ты показал, не знаю, пускай вода вспять повернется.

А. Леонтьева

— Да, чтобы море расступилось.

А. Пичугин

— А это все ерунда. Так не должно быть. Это противоестественно. А промысл, он естественный. Наверное, бывают случаи, когда и противоестественное срабатывает. Я не говорю, что плохое, но вот то, что против всех законов физики. Но чаще всего этот промысл мы можем увидеть в таких историях, поэтому я в них, безусловно, верю.

А. Леонтьева

— Ну да, вот наш сегодняшний гость, иеромонах Давид, вы рассказали как раз вот такую историю о том, что в тот момент, когда человек начинает как бы смиряться, понимать, что он не так делает, как он не так относится, да, Марин, к другим людям, в этот момент Господь его слышит.

М. Борисова

— Ты имеешь в виду, прямая связь устанавливается?

А. Леонтьева

— Я имею в виду именно так, да.

М. Борисова

— Но мы иногда не замечаем это... Ладно, это понятно, это можно объяснить и самому себе, и окружающим. Но мы иногда из самых благих мыслей и устремлений отвергаем то, что нам предлагает Господь, просто потому что не верим, что это может произойти с нами. Я думаю, что у многих были такие ситуации, когда в голову приходила какая-то абсурдная мысль сделать что-то для тебя совершенно несвойственное в обстоятельствах совершенно тебе неподходящих. И ты эту мысль отвергал как какую-то чрезмерно вычурную что ли: ну вот надо же, пришло такое в голову! То есть мы этим своим отношением вычеркивая себя из этой цепочки. То есть совершенно не факт, что эта ситуация имела отношение к нам, но, может быть, мы были каким-то передаточным звеном, которое не состоялось.

А. Леонтьева

— Да, кстати, я тоже припоминаю в своей жизни такие ситуации, когда вот был какой-то голос, да, но ты его не услышал. Алексей, а что ты скажешь?

А. Пичугин

— А я опять же хочу сказать, что мы, даже услышав такие истории по Радио ВЕРА, может быть, кто-то начнет ждать, что в их жизни произойдет нечто подобное. Вот такая счастливая...

А. Леонтьева

— Вереница.

А. Пичугин

— Цепочка обстоятельств, которая приведет к благополучному исходу. Но, к сожалению, дело даже не в том, что мы не всегда слышим этот голос, хотя он и был. Иногда его может быть и не было вовсе, иногда этой цепочки не случается, и очень часто даже ее не случается. Но почему она иногда происходит против всего как бы привычного течения — не законов физики, как я говорил, а вот этого привычного течения вещей нашей жизни, мы не знаем. Это вот та самая великая тайна, которую мы, наверное, никогда не постигнем. Но опять же вот не стоит ждать, что она обязательно в нашей жизни случится. Можно надеяться, можно просить о ней, но быть уверенным, что произойдет — конечно же, нет.

А. Леонтьева

— А у меня, знаете, какое возникло желание вот напоследок такую тему поднять, такую очень для меня болезненную, но важную. Потому что эта самая цепочка, о которой мы сегодня вот целый вечер рассказываем, она бывает очень длинная, и ее звенья бывают очень большими. И мы только спустя какой-то огромный период нашей жизни, а может быть, уже и оглядываясь на жизнь, понимаем, что, хотя случались не те события, о которых мы просили, но они случались для чего-то. Поэтому очень много сейчас в мире горя, очень много потерь. И вот почему-то мы рассказываем очень светлые истории, а кто-то скажет, что вот моя цепочка вот таким образом оборвалась. И мне захотелось вот сказать как человеку, который тоже как бы пережил потери, но не получил каких-то ответов, естественно, на все вопросы, что вот я сейчас живу в глубоком убеждении, что вот эти большие звенья цепи, они когда-нибудь обязательно, вот как тот ковер, да, когда мы видим только изнаночную сторону, и видим только нитки, которые из него торчат, мы когда-нибудь обязательно увидим весь узор.

А. Пичугин

— Я тоже живу с похожей убежденностью. Наверное, в моем случае это произошло без каких-то таких вот шокирующих что ли потерь. Но в какие-то ситуации мне казалось, что они абсолютно безвыходные и потому, что я видел, что моя жизнь может быть построена исключительно вот внутри этих обстоятельств, которые я хочу. Я не представлял других сценариев. Но сценарии каждый раз появлялись. И вот если нас сейчас слышат люди совершенно неверующие, далекие от Церкви, я думаю, что они, посмотрев на свою жизнь, тоже увидят эти же самые обстоятельства. Просто для них это случайная цепочка или неслучайная, но о том, что она неслучайная, задумываться не принято. И мне всегда было интересно, так как вот тогда, когда я стал задумываться, для меня все-таки этот промысл был на первом месте. Вот как это происходит у людей, которые видят перед собой постоянную вот какую-то вот руку, которая ведет, но они считают, что это не рука, а случайность, вот для меня, конечно, очень интересно. Писатель Максимов когда-то говорил, что людям, которые не верят в Бога, — я не помню, верил ли сам писатель Максимов в Бога, кстати, совершенно не уверен, — гораздо сложнее жить, потому что верующим людям всегда есть на кого надеяться. У них всегда есть надежда на то, что конец будет, какой бы жизнь ни была трагичной — это я уже дальше за него эту мысль продумываю, какой бы жизнь ни была трагичной, но конец всегда может быть замечательный, потому что ты соединишься с Богом. Вот он говорил, что для атеиста как раз, для честного, быть честным человеком сложнее, потому что оно не нужно ни для чего. Но это очень странное рассуждение, с которым я бы, наверное, сейчас не согласился, поскольку там среди моих друзей, очень близких людей, тех, кто не верит в Бога или не готов об этом как-то, не готов декларировать свою веру и признавать себя верующим, их очень много. И вот это действительно очень высокоморальные люди. И я всегда думал о том, что вот тут-то как раз, может быть, писатель Максимов и не совсем не прав. Поскольку для опять же многих моих близких знакомых верующих людей мораль заключается именно в том, что есть Бог, а значит, я должен соответствовать. Так вот, когда у человека нет Бога, и он должен соответствовать, это гораздо сложнее сделать. И я вижу, что эти люди гораздо выше меня в том числе, потому что для них не стоит вопрос «почему?», «зачем?», не стоит вопроса греха, а стоит просто вопрос «быть человеком». Вот этот вот моральный закон внутри, он как раз очень важен.

А. Леонтьева

— Вот ты начал это говорить, и я вспомнила такую небольшую историю, которой, может быть, мы и завершим сегодняшний разговор. Но это вот очень о том, о чем сейчас ты, Алексей, говорил. Она тоже произошла с моим другом, и она кажется очень такой бытовой, но вот какие-то бытовые такие штуки, они приводят иногда к потрясающим последствиям. Началось все очень банально. Друг пошел в какую-то там кафешку, и было очень мало места, и он прямо вплотную сидел с молодыми людьми, которые дружно уговаривали своего приятеля развестись с женой и говорили: слушай, да она же просто ведьма, она же просто вот, она какой-то эзотерикой у тебя занимается, не дай бог тебя сглазит еще. И вот это все как бы услышал мой друг и, как человек неравнодушный, он решил вмешаться в этот разговор. Он сказал буквально следующее: значит, у нас есть две опции — позвонить сейчас какому-нибудь мощному колдуну, чтобы, так сказать, разоблачить жену — ну это будет стоить тысяч пять минимально, либо пойти на соборование в церковь — это бесплатно. Ну, в принципе, люди светские, наверное, не знают, что такое соборование в церкви, но звучит это вполне магически. И вместе с моим другом, значит, этот муж с женой пришли в церковь собороваться. И оказалось совершенно очевидным, что никакими эзотерическими вещами жена не занималась. А если занималась, то по какому-то вот этому вот легкомыслию, знаете, мы все как-то немножечко иногда касались — ну не мы все, касались этой темы в юности. И вот такая вот история в кафе привела к тому, что молодые люди повенчались, пришли в Церковь. Но, наверное, да, стоит упомянуть, что в этот раз они прошли через очень мудрого батюшку, они пошли на исповедь. И, наверное, вот эта встреча уже окончательно решила их судьбу. Так что вот такие тоже истории, когда очень бытовые обстоятельства меняют жизнь человека. Сегодня прозвучали очень разные истории. Я благодарю за них моих дорогих коллег — Марину Борисову, Алексея Пичугина. И нашего гостя, насельника Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, иеромонаха Давида (Кургузова). Спасибо всем большое. С вами была Анна Леонтьева. Напомню, что «Светлые истории» можно не только слушать, но и смотреть ВКонтакте и на сайте Радио ВЕРА. Смотрите нас, слушайте. И пишите, пожалуйста, нам свои истории, мы с радостью их читаем. Спасибо.

Иеромонах Давид

— Всего доброго. Приезжайте к нам в Сызрань. До свидания.

А. Леонтьева

— До свидания, отец Давид.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Господь не оставляет верящих Ему»
• «Не мой святой»
• «Как храм помог прийти к Богу»