«Остановивший смерть» — так называли москвичи врача-эпидемиолога Симона Зеликовича Горелика. В 1939 году доктор ценой собственной жизни сумел предотвратить в столице эпидемию чумы.
Доктор Горелик, уроженец Бобруйского уезда Минской губернии, несколько лет жизни провёл за границей. В Париже окончил медицинский факультет Университета Сорбонна. В Швейцарии занимался бактериологией — особенно пристально изучал чуму, и даже опубликовал на эту тему несколько научных статей. А в 1917-м году, незадолго до октябрьских событий, 32-х летний доктор неожиданно вернулся в Россию. И остался на Родине даже после Октябрьских событий. В Гражданскую войну служил врачом в Красной Армии. В 1922-м получил должность ассистента на кафедре терапии Первого медицинского института в Москве. Одновременно работал в столичной Ново-Екатерининской больнице. Доктора Горелика любили пациенты и уважали коллеги за доброе, внимательное, человеческое отношение к каждому, с кем он общался.
В 1939-м году в Ново-Екатерининскую клинику поступил особенный пациент. Это был известный микробиолог Абрам Львович Берлин. Заместитель директора саратовского научно-исследовательского института «Микроб» и один из главных разработчиков вакцины против чумы, он приехал в Москву на коллегию Народного комиссариата здравоохранения. Незадолго до этого доктор привил себе экспериментальную противочумную вакцину. Инкубационный период благополучно миновал. И теперь испытатель спешил поделиться с коллегами уникальным опытом. Доклад Берлина встретили овациями. А после заседания, уже в гостиничном номере, ему вдруг стало нехорошо. Приехала скорая и диагностировала крупозное воспаление лёгких. Так Берлин попал в Ново-Екатерининскую больницу, к доктору Горелику — в ту ночь он дежурил по клинике. Симон Зеликович самым тщательным образом осмотрел пациента. Опытному эпидемиологу не понадобились даже результаты анализов — он сразу понял, что «скорая» поставила ошибочный диагноз. У Берлина не пневмония, а... чума! И велика вероятность того, что и сам доктор Горелик теперь заразился. Получалось, что в больничной смотровой образовался очаг эпидемии чумы. Покинь кто-нибудь один помещение, и зараза неминуемо распространится. Под угрозой окажется вся Москва. А значит, за пределы смотровой выходить нельзя — ни Берлину, ни ему самому.
В смотровой был телефон. Горелик позвонил в Наркомат здравоохранения. Начались срочные карантинные мероприятия. В считанные минуты больницу перевели на чрезвычайное положение. Быстро разыскали всех, с кем в тот вечер контактировал Берлин и поместили в спецкарантин. Было сделано всё, чтобы предотвратить распространение смертоносной эпидемии. Но главное сделал доктор Горелик — остался в добровольной изоляции вместе с больным. Берлину между тем становилось хуже. Симон Зеликович ухаживал за коллегой, стараясь облегчить его последние часы. Берлин скончался первым. Заболел и доктор Горелик. И остался в одиночестве переживать тяжёлые физические страдания, вызванные чумой. Коллеги в специальных противоэпидемических костюмах готовы были войти к нему, чтобы хоть как-то облегчить последние часы. Но Симон Зеликович наотрез отказывался от помощи — защитный костюм не гарантировал стопроцентную безопасность, а рисковать жизнями людей он не хотел. Спустя некоторое время болезнь забрала самоотверженного доктора Горелика.
Через несколько дней после событий в Ново-Екатерининской больнице собралась комиссия. Медики, силовики, представители власти долго и тщательно обсуждали и взвешивали факты. И сделали однозначный вывод: решение, которое в ответственную минуту принял Симон Горелик, было единственно верным и высокопрофессиональным. Врач пожертвовал собой, чтобы спасти город от страшной эпидемии. Он погиб, но сумел остановить смерть.
Все выпуски программы Жизнь как служение
Второе послание к Коринфянам святого апостола Павла
2 Кор., 190 зач., X, 7-18.
Комментирует священник Стефан Домусчи.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами доцент МДА, священник Стефан Домусчи. Многие современные люди ведут себя довольно самоуверенно. А как на самоуверенность смотрит христианство? Ответ интереснее, чем можно было бы ожидать, и даёт его апостол Павел в отрывке из 10-й главы 2-го послания к коринфянам, который читается сегодня в храмах во время богослужения. Давайте его послушаем.
Глава 10.
7 На личность ли смотрите? Кто уверен в себе, что он Христов, тот сам по себе суди, что, как он Христов, так и мы Христовы.
8 Ибо если бы я и более стал хвалиться нашею властью, которую Господь дал нам к созиданию, а не к расстройству вашему, то не остался бы в стыде.
9 Впрочем, да не покажется, что я устрашаю вас только посланиями.
10 Так как некто говорит: в посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна,
11 такой пусть знает, что, каковы мы на словах в посланиях заочно, таковы и на деле лично.
12 Ибо мы не смеем сопоставлять или сравнивать себя с теми, которые сами себя выставляют: они измеряют себя самими собою и сравнивают себя с собою неразумно.
13 А мы не без меры хвалиться будем, но по мере удела, какой назначил нам Бог в такую меру, чтобы достигнуть и до вас.
14 Ибо мы не напрягаем себя, как не достигшие до вас, потому что достигли и до вас благовествованием Христовым.
15 Мы не без меры хвалимся, не чужими трудами, но надеемся, с возрастанием веры вашей, с избытком увеличить в вас удел наш,
16 так чтобы и далее вас проповедовать Евангелие, а не хвалиться готовым в чужом уделе.
17 Хвалящийся хвались о Господе.
18 Ибо не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь.
На одной из лекций меня как-то спросили, почему современные бизнес-тренеры настраивают человека на успех, а православие всё время говорит о грехах и человеческом несовершенстве. Чем можно объяснить такую разницу? Действительно, от первых очень часто можно услышать призывы повторять себе «я лучший», «я успешный», «у меня всё получится». От вторых зачастую слышишь слова о необходимости быть смиренным. С точки зрения обывательской, выигрывают очевидно первые, потому что картина, которую они рисуют явно более привлекательная.
Однако в сегодняшнем тексте из послания апостола Павла к Коринфянам нет ни бахвальства, ни отказа от какой бы то ни было собственной значимости. Напротив, есть взвешенная позиция, в которой всё оказывается на своих местах. Да и слово «смирение», которым обычно пугают, означает лишь осознание своих границ, своего места в мире, в отношениях с Богом и другими людьми.
Но прислушаемся к апостолу Павлу. Размышляя о том, насколько он как апостол подотчётен коринфской общине, он призывает не в меру требовательных общинников помнить о его статусе. Может показаться, что это совершенно не смиренно с стороны Павла... Но в том то и дело, что апостол прекрасно знает свою меру. Он действительно основал коринфскую общину и много преуспел в деле проповеди, но меру эту успеха определил для него Бог. Апостол осознаёт значимость своего труда, но понимает, что действовал с помощью Божией, и это понимание позволяет ему занять взвешенную позицию. Итогом его размышлений становится лаконичная и очень точная фраза: «хвалящийся, хвались о Господе», то есть помни, что при всех твоих усилиях и стараниях рядом с тобой всегда был Господь, поддерживающий, направляющий и определяющий меру пройденного тобой пути.
Слово «самоуверенность» воспринимается христианами как недальновидное и глупое. И дело не только в том, что сам по себе человек очень ограничен в своих ресурсах и возможностях, но в том, что в наивных попытках отстоять свою самость он отказывается от присутствия в его жизни Творца. Бог, конечно, никуда из жизни человека не уходит, потому что все мы как бы ни жили, живём благодаря Его любви, но кто-то впускает её в свою жизнь, а кто-то живёт ей вопреки.
Христианство начинается с того, что человек осознаёт: концентрируясь на себе, он ограничивает и обедняет свой мир и, напротив, открывая своё сердце ближнему и Богу, бесконечно свой мир обогащает.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
От мала до велика
О библейском происхождении выражения «От мала до велика» и его различных формах употребления.
Все выпуски программы Первоисточник
«Всемилостивый Господи, помажь сердце мое елеем милости Твоей»
Всемилостивый Господи, помажь сердце мое елеем милости Твоей.
Да никогда не вспыхнет в нём гнев на сильного, не зародится презрение к слабому. Посмотри, роса утренняя — всех слабее...
Да никогда не совьёт в сердце моём ненависть к ненавидящим меня. Да вспомню я о конце их и сохраню мир свой.
Милосердие открывает путь к сердцу всякой твари и несёт радость.
Немилосердие омрачает чело и несёт печаль одиночества.
Помилуй милостивого, Рука Пренежная, и открой ему тайну милости Твоей.
Богочеловек — чадо милости Отца и святости Духа. Весь мир — лишь притча о Нём. Могущественные светила небесные и мельчайшие капли озёрные, собою рассказывают о Нём. Всё небесное и земное, от пресильных Серафимов до мельчайшего комочка пыли, рассказывают притчу о Нём — прасущности и праисточнике своём.
Что такое твари на земле и во вселенной, если не притча о солнце?
Воистину, также и всё видимое, и невидимое, являет собой притчу о Богочеловеке. Сущность её проста, притч о ней множество бесконечное.
Друзья мои, как же рассказать мне вам о сути, если вы притч понимать не умеете?
О, если бы знали вы ту сладостную беспредельность и силу, когда проникаешь до сердца всех притч, туда, где они начинаются, и где кончаются. Туда, где язык немеет, и где всё сказано раз и навсегда!
Какими скучными становятся тогда все долгие и однообразные повествования, сочинённые людьми. Такую же скуку испытывает тот, кто привык слышать раскаты грома и созерцать сверкание молний, но вынужденный слушать рассказы о грозе.
Приими мя в Себя, Сыне Единородный, чтобы стать мне одно с Тобой, как когда-то до сотворения и падения.
Да закончится долгая и томительная притча моя о Тебе, хотя бы мгновением лицезрения Тебя. Да закончится самообман мой о том, что я — нечто рядом с Тобой, или нечто без Тебя.
Пресыщены уши мои притчами. Устали зеницы мои взирать на тщеславную пестроту одежд, Тебя лишь жаждут видеть они, Источник мой, сокрытый миром за пустыми притчами и пёстрыми одеждами.