«Неделя 29-я по Пятидесятнице: святых отцев. Рождество Христово». Прот. Федор Бородин

о. Фёдор Бородин

В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое отмечается память святых отцев, о памяти святых мученика Вонифатия Тарсийского, праведного Иоанна Кронштадтского, святителя Петра, митрополита Московского и великомученицы Анастасии Узорешительницы, а также о Рождественском Сочельники и значении праздника Рождества Христова.

Ведущая: Марина Борисова

---

М. Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», с вами в студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — протоиерей Феодор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке...

Прот. Феодор:

— Здравствуйте!

М. Борисова:

— И с его помощью мы постараемся разобраться в том, что ждет нас в церкви завтра, в воскресенье перед Рождеством, или еще называют это воскресенье «Неделя святых отец», и на предстоящей неделе.

Ну, прежде всего я хочу поздравить всех наших радиослушателей — поздравить с наступающим новым годом! 31-е декабря — конечно, может быть, не самое лучшее время, когда человек включает радио, чтобы послушать познавательную передачу «Седмица»...

С другой стороны, в последние годы все чаще становится практика во многих храмах ночью на Новый год служить божественную литургию. И возможно, кто-то из наших радиослушателей как раз собирается на ночную службу... И наша программа, возможно, именно этим радиослушателям будет в унисон и пригодится с тем, чтобы подготовиться к тому, что ждет их на этой литургии, и что ждет всех нас на следующей неделе — которая непосредственно готовит нас к празднику Рождества Христова, и этим же праздником завершится в субботу.

Ну, как всегда мы стараемся понять смысл наступающего воскресенья исходя из тех отрывков апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра за божественной литургией в храме. И мы услышим отрывок из послания апостола Павла к Евреям, из 11 главы, несколько фрагментов — стихи 9-й и 10-й, стихи с 17-го по 23-й и стихи с 32-го по 40-й.

Собственно говоря, все эти отрывки так или иначе говорят об одном и том же — о том, что все, что происходило с нашими праотцами, с ветхозаветными праведниками и пророками — все происходило верою. И вот эта формулировка: «...Верою обитал он на земле обетованной... верою Авраам, будучи искушаем, принес в жертву Исаака... и ...верою побеждали царства, творили правду, получали обетования, заграждали уста львов... были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пустыням и ущельям земли. И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства...».

Вот этот последний аккорд смысловой мне кажется очень важным. Потому что само слово «праведник» подразумевает, что человек уже состоялся. Он праведный — что мы-то можем добавить к его праведности? А апостол Павел говорит, что все они, вот эти ветхозаветные праведники, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что ждали нас — получается так...

Прот. Феодор:

— Да... Но вы знаете, чтобы говорить о вот этих последних стихах, надо вдуматься, вслушаться и вспомнить вот всех этих праведников. Хотя бы вспомнить веру Авраама — потому что он и назван отцом всех верующих. Потому что более крепкого в вере человека, может быть, никогда даже и не было...

Представим себе 70-летнего человека, которому говорят: «Выйди из города и живи как пастух»... Вот нас если из городов взять и отправить в деревню жить — мы же не умеем, этих навыков нет у нас, это уже тяжело. Тяжело скитаться по чужим царствам, где свои законы (и закон грабежа никто не отменял), не имея даже наследника... Потому что постепенно, когда ты стареешь, даже твои слуги начинают смотреть на тебя дряхлеющего и на твое состояние: «Как мы все это будем делить, когда его не станет?»...

А вот Авраам поверил Богу, и ждал еще 20 лет рождения Исаака. Исаак родился не через год и не через пять. Господь настолько испытал этого великого праведника... И еще тяжелее его испытал, когда велел ему принести Исаака в жертву. А Исаака испытывал, потому что Исаак верою ложился под нож — зная, что если Бог так сказал, значит, так надо.

И вот те люди, которые наследники Авраама по вере — они все от этой крепкой веры родились. И они жили, действительно, упованием будущего. Не того, что у них есть... Они общались с Богом. «И сказал Бог Аврааму: то-то и то-то»... Как это происходит — мы с вами не знаем. Мы открываем текст Священного Писания — и с нами говорит Господь. Иногда на молитве мы, может быть, чувствуем мир — как последствие дыхания Духа Святого, да...

Но с нами не говорит Господь. У нас нету такой веры, такой твердости и такой праведности. А с ним говорил. И тем не менее, все это было в будущем. И вот эти слова, которые Вы говорите — они осмысливаются, только когда мы вспомним, какие великие люди это были, и они не получили обещанного...

Потому что обещанное — это Церковь. Это Церковь, основанная и ходящая Духом Святым после Воскресения Христова. Вот это — то, ради чего они жили верой. И они не могли это получить до смерти и воскресения Господа Иисуса Христа. А терпят они все, дабы получить лучшее — воскресение, чтобы воскреснуть со Христом.

И поскольку мы — члены Тела Христова, и мы живем в такое время, когда Церковь есть, то они вот в нас получают совершенство. Вот завершается их подвиг — они получают дары, вознаграждение (если хотите, если это слово здесь уместно), вот эту высоту предстояния Богу окончательную — только тогда, когда в Церковь сходит Дух Святой.

Вот это удивительно совершенно. То есть, мы, немощные, грешные, ничего не умеющие, ноющие постоянно, с нашим безумным саможалением — а они от нас зависят, понимаете. То есть, они входят в Церковь, когда в нее вошли мы...

М. Борисова:

— Вообще это не очень умещается в голове — по разным причинам. Одна из причин — мы везде ищем какой-то справедливости абстрактной. И кажется ужасно несправедливо — ну как это, великие праведники, многие из них еще и пострадавшие... Посмотришь на себя в зеркало — и думаешь: Боже мой, этого не может быть... Ну, это же несправедливо...

Но это — размышления такого человека маловерного начала 21 века о том, о чем трудно было размышлять даже пророкам ветхозаветным. Вот с одной стороны, это мешает. С другой стороны — ну, как-то немножко боязно: вроде как, слишком много возложено на нас упований, которые мы, во-первых, не очень представляем себя в силах оправдать...

А с другой стороны, вроде и выбора у нас нет — не оставили нам выбора. Ну раз так сказано у апостола Павла — значит, мы должны соответствовать! А готовы ли мы соответствовать? Я думаю, что вряд ли кто-то из нас, честно посмотрев в глаза правде, скажет: «Я готов»...

Прот. Феодор:

— Конечно, нет. Но понимаете, ведь Богочеловек Иисус Христос — основатель христианства. И наша жизнь — Он говорит такие слова: «Сын Человеческий пришел, не чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу для искупления многих». А тот, кто сильнее — тот и служит.

Именно поэтому апостол Павел говорит об Ангелах, что они — духи служебные, на службу людям посылаемые. Тебе дается сила, и ты в образ Иисуса Христа применяешь эту силу для того, чтобы помочь слабым. Поэтому святые — это те, кто несет слабость немощных и помогает им.

Посмотрите вот, является Ангел... Откройте Книгу Царств... Судей, где будет говориться о явлении Ангела Маною и Анне, родителям Самсона. Маной говорит: «Мы видели Бога — мы должны умереть» (после разговора с Ангелом). Потому что вот это Божие повеление, явленное через Ангела — человек понимает, что он настолько грешен рядом с этой святыней, что он не может остаться в живых...

Господь об этом Моисею говорит — что «не может человек видеть Меня лицом к лицу и остаться в живых». Почему? Потому что когда является Ангел — тот, кто абсолютно чист, как свет, то все наше грязное, наше греховное — оно становится нестерпимым, невыносимым...

М. Борисова:

— Это как апостол Петр: «Выйди от меня, Господи, я человек грешный»...

Прот. Феодор:

— Да! Совершенно верно, да... И вот вдруг — Он служит мне! А почему? А потому что: «Оставь, так нам надо исполнить всякую правду», — скажет скоро Господь Иоанну Предтече. Правда Божия — она в том, что сильнейший служит слабейшему по любви. Нет никакой другой причины.

Поэтому вот мы можем сказать, что Церковь вот как целое, единство, где каждый — это клеточка вот этого организма, Тела Христова, в этой Церкви сильнейшие — Авраам, Исаак, Иаков, Давид — они служат. Они ждут слабейших — нас, пока вот полнота бытия Бога в мире в виде Церкви исполнится, откроется, явится...

М. Борисова:

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Матфея, из 1-й главы, стихи с 1-го по 25-й. И здесь, конечно — поле для постоянных вопросов. Сколько их ни задают, столько они повторяются, из года в год. Почему мы начинаем воспоминание о событии Рождества с перечисления всей родословной Иисуса Христа? Да еще и не Его, а, собственно говоря, Его отца, названного отца — Иосифа Обручника, который физиологическим, как бы мы сейчас сказали, биологическим отцом Его не является и являться не может...

И каждый раз, когда мы видим эту огромную родословную, и делаем над собой дисциплинарное усилие, заставляя прочитывать снова и снова все эти имена подряд, которые, как это ни прискорбно — я думаю, что никого не обижу, потому что сама отношусь к этому же числу — большинству из нас почти ничего не говорят. И каждый раз не понимаем, зачем. Вот зачем нас Церковь раз за разом, из года в год заставляет это все читать?

Прот. Феодор:

— Ну во-первых, Матфей писал для иудеев. Для иудеев это было критически важно. У них каждый знал полностью свою родословную, от Авраама. Откройте книгу Чисел, и вы поймете, насколько для них это было важно, как это было существенно.

А во-вторых, в обществе, в котором возрастал Младенец, потом Отрок, потом Юноша Иисус, было принципиально важно, кто охраняющий твое детство отец. И «не Иосифов ли сын?» — спрашивают, когда Он приходит в Назарет, и «не братья ли Его меж нами?». То есть, Он известен, как человек определенного рода. Для того, чтобы защитить Его пречистую Матерь — Она должна была номинально быть за кем-то. Она должна была быть кому-то обручена. Иначе просто Он не был бы принимаем в обществе никак.

Во-вторых... Это удивительная цепь людей, из которой не исключены падавшие грешники. И это тоже принципиально важно. Господь как бы говорит: ну, например вот, возьмем Иуду, который блудит с Фамарью, своей невесткой, и потом обличается от нее — это незаконное сожительство. И тем не менее, эти люди — в родословии Христа.

Церковь нам как бы говорит: это люди, которые падали, это люди, которые вставали, это люди, которые были верны своей вере вопреки и несмотря на свои грехи и ошибки... О некоторых из них известно очень много. Например, о Давиде. Я советую всем раз в несколько лет перечитывать жизнеописание Давида. Это удивительно совершенно помогает в духовной жизни любому человеку.

В-третьих, люди, к которым обратился... к которым обращался со своим Евангелием Матфей — это люди, для которых каждое имя очень много значило. И вот это перечисление — оно поднимало всю эту память и все эти смыслы.

Знаете, как вот святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что если ты исполняешь монашеское правило (он к монахам обращается) и каждый день читаешь акафист Иисусу Сладчайшему, тогда каждый раз, когда ты произносишь Иисусову молитву, так или иначе, все эти смыслы — они в тебе звучат. Это как бы раскрытие этой молитвы.

Вот так же и здесь. Люди жили Священным Писанием. Они его знали близко к тексту, некоторые части — наизусть. И вся история была перед ними. Это сейчас для нас некоторые из этих имен ничего не говорят, потому что о них ничего не рассказывается — кроме того, что кто кого родил. А тогда все это было на слуху, тогда все всё помнили, особенно свое родословие. Причем родословие, если хотите, в таком духовном его измерении. У кого какой был подвиг, кто как молился, у кого было какое откровение, кто причастен вот этой священной истории — не просто истории как родословия, а священной истории Израиля...

Поэтому что же — если хотим, чтобы раз в год, как Вы говорите, за послушание... слушая это перечисление, для нас оно не было чем-то таким... не было поводом только для терпения, надо перечитывать Библию каждый год, и все это будет звучать и обретать смысл...

М. Борисова:

— Ну думаю, что это так... труднодостижимый идеал; но по крайней мере, направление движения. Нам ведь и наша собственная родословная, как правило, дальше прадедов не идет; мало кто знает, помнит, учитывая все, что произошло в 20 веке, когда старшие поколения считали за благо не посвящать детей...

Прот. Феодор:

— Да, к сожалению...

М. Борисова:

— ...в подробности своих там прадедов — мало ли... Кто-то из дворян, кто-то из купцов... Потом греха не оберешься — ребенок где-нибудь ляпнет, потом пойди попробуй объясни...

Прот. Феодор:

— Да, к сожалению, в этом смысле политика советской власти была такова. И общий... даже не то что семейный, а общий настрой был преступным. Он был преступным в том смысле, что все, что делали отцы или праотцы (в широком смысле), объявлялось или смешным, или глупым, или преступлением. «Все, что сделано до нас — плохо, поэтому история нормальная, нормальных людей начинается с 17 года, мы строим новое государство»...

М. Борисова:

— Ну как же... Весь мир, до основания... А затем?

Прот. Феодор:

— Да... Поэтому все, что делал там мой дед, допустим, который был офицером, или инженером, или купцом — все это неправильно, все, так нельзя, теперь вот будет только правильно... Поэтому это было неинтересно. Неинтересно, неважно и опасно, как Вы правильно сказали...

М. Борисова:

— Может быть, поэтому нам трудно понять смысл перечисления родословной Иисуса Христа, поскольку своих собственных родословных мы не знаем...

Прот. Феодор:

— А знаете, кто сохранил родословные? Те, кто молился за них. Вот эти бабушки, которые с огромными помянниками приходили в церковь — они знали, о ком речь. Потому что когда ты молишься, человек хранится в твоей памяти. И у тебя совершенно другая память о нем — ты его чувствуешь как личность. Потому что когда в единой Церкви мы молимся за усопшего, каким-то таинственным образом его душа откликается...

М. Борисова:

— Вот Вы сейчас напомнили эти помянники, и я вспомнила... Когда мы начинали ходить в церковь, и еще не были прославлены в лике святых многие теперь прославленные святые — в частности, тот же праведный отец Иоанн Кронштадтский... Да, собственно, и родителей преподобного Сергия мы поминали в помянниках, и мы поминали семью...

Прот. Феодор:

— Государя...

М. Борисова:

— Государя с семьей, со всеми вот его погибшими — не только вот в Ипатьевском доме, но и в других местах, и Елизавету Феодоровну, и тех, кто в одной шахте с ней погиб... И эти помянники были ничуть не меньше, чем у упомянутых Вами бабушек. Просто у нас не было памяти о своих родах; но мы пытались как-то внедриться в память о тех родах, которые явно прославились своими представителями в церковной жизни...

Прот. Феодор:

— Ну, это тоже наш род! Это тоже наш род, так не надо говорить... Мы — «сограждане святым и присные Богу». Мы — сограждане святым, понимаете. Они — в Небесном Иерусалиме; мы туда идем... Мы надеемся, что туда идем (улыбается). Наше гражданство — «ваше жительство — на небесах» — буквально переводится «ваше гражданство — на небесах». Поэтому, действительно — мы от их рода...

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА — программа «Седмица», в студии Марина Борисова, и наш сегодняшний гость — настоятель храма святых бессребреников на Маросейке протоиерей Феодор Бородин.

Вот удивительным образом игры с изменением государственного календаря как в детской игрушке под названием «Калейдоскоп» — такая труба, в которой, если ее поворачивать, там цветные стеклышки каждый раз составляют разные узоры. Вот так случилось, что изменение нашего календаря государственного и то, что церковный календарь остался неизменным, создает какие-то удивительные узоры в нашей церковной памяти.

Вот так случилось, что 1 января, в день, когда многие ночь перед этим провели в застолье, в таком веселье с возлиянием достаточного количества спиртных напитков — мы 1 января вспоминаем святых, к которым принято обращаться за помощью страдающим питейной страстью. Это мученик Вонифатий Тарсийский, и 2 января — память праведного Иоанна Кронштадтского, который, помимо всех прочих его заслуг, создал Всероссийское общество трезвости...

На самом деле, многие наши святители боролись со страстью пьянства — и не только в своей пастве, но и в клире. И святитель Митрофаний Воронежский этим прославился, и Тихон Задонский — многие, оказываясь на новой для них епархии, начинали с того, что начинали кампанию борьбы, как сказали бы в советские времена, с пьянством и алкоголизмом...

Вот что же это такая за неистребимая страсть в нашем православном государстве, что одними из самых почитаемых святых становятся те, кто, по преданию, помогают победить эту страсть? И одной из самых почитаемых икон Пресвятой Богородицы вот даже в советские времена была икона «Неупиваемая чаша», хранившаяся в Серпухове, куда целые паломничества советских людей приезжали специально — приложиться к этой иконе, помолиться. Причем приезжали не столько мужчины, сколько женщины, измученные жизнью с супругом, страдающим запойной страстью. Вот служили молебны, молились Богородице перед этой иконой — об избавлении от этого недуга...

Почему этот недуг так укоренился? Почему мы просим святых? И как мы выбираем тех святых, которым именно об этом стоит молиться?

Прот. Феодор:

— Вы знаете, у русского человека жизнь всегда была очень тяжела. Огромные просторы, холод, необходимость топить печь несколько месяцев в году — все это сильно отличается от той же Западной Европы. И постоянная жизнь на краю дикого поля — когда волна за волной приходят кочевники и похищают, разоряют, убивают... Похищают то, что ты с трудом сделал, и самое главное — людей, детей, юношей, девушек, и миллионами уводят их в рабство...

И конечно, человек преодолеть такое тяжелое житие может только упованием и верой в Бога. Если эта вера отнимается у человека, жизнь становится невыносимой. И поэтому, мне кажется, что люди, которые позволяли отнять у них веру, или рождались уже без веры — вот они и погружались в это.

Я приведу маленький пример. Это конец 18 века. Знаменитая аксаковская книга, Сергея Аксакова «Детские годы Багрова-внука». У Сережи рождается сестра, ей берут кормилицу из крестьянских молодых женщин. И вот мельком Сергей Аксаков вспоминает: она покормила — и пошла к себе 24 версты, чтобы успеть на барщину... Понимаете, это молодая женщина, у которой свой ребенок, которого надо кормить... Видимо, считалось, что пока она 24 версты идет, она отдыхает. А там у нее барщина — то есть, это тяжелая физическая работа. Вот вполне себе, даже не военное время, как жили люди. И вообще, если почитать там тургеневские рассказы, да — то мы видим, как все это тяжело.

А в 20 веке все стало еще страшнее и тяжелее. Крестьяне, которые в худших, чем крепостные, оказались условиях, когда у них не было ни паспортов, ничего... Голод постоянный... Нам кажется, что там это 22-й, 23-й, 33-й год — ничего подобного. Достаточно почитать, допустим, Олега Волкова «Погружение во тьму», и вы поймете, вы просто увидите, что голод был почти постоянно в течение всего советского времени!

И вот в этих условиях люди просто не могли этого вынести, не имея упования на Бога. И поэтому они глушили себя вот таким доступным видом наркотического опьянения, к сожалению. Сейчас, к счастью, пьют значительно меньше — это вот в таких очень тяжелых параметрах, показателях бытия нашего народа... Это одна из немногих радостных очень вещей, и под Новый год ее очень радостно сообщить — что сейчас пьют значительно меньше. Слава Богу, сейчас пьют меньше, алкоголезависимых людей становится меньше...

Но те, кто становятся — это беда. Беда для них, беда для окружающих людей... Я могу сказать, что вот 7 лет я трудился в канонической комиссии — каноническая группа при Епархиальном совете города Москвы. Это священники, которые разговаривают с людьми там... о разводах, о браках и об отпевании самоубийц. И огромное количество приходит — как раз после Нового года целая волна всегда. Это люди, которые в состоянии алкогольного опьянения наложили на себя руки. И я вам хочу сказать, что иногда, слушая рассказы вдов (обычно это), или матерей, которые похоронили своих сыновей, становится страшно. Потому что ты чувствуешь присутствие демонической силы в этом грехе. Вот не случайно говорят «напиться до чертиков» или до «зеленого змия».

Вот десятки раз слышал один и тот же сюжет. Вот в этот день, чтобы предупредить о том, что пить нельзя, позвольте мне его рассказать. Женщина плачет: «Разрешите мне отпеть мужа...» — «А что такое?» — «Он у меня пил сильно, мы живем на 13 этаже, и в этот день он опять напился, и говорит: «Ну вот они, разве ты их не видишь? Они меня в окно зовут, они меня поймают». Она там 2, 3, 4 раза его остановила, а 5-й раз отошла — и он прыгает в окно...

То есть, есть те личностные силы, которые... Помните, как в акафисте святителю Николаю — «не стыдно бесом летающим» — то есть, когда они уже показываются человеку... Поэтому мы должны быть с этой страстью очень осторожны. За любой страстью, но за этой — как-то особенно стоит вот эта демоническая сила, которая вскрывает нашу оборону, как святые отцы говорят, как ворота города. Если ты выпил... Если ты пьян, точнее скажем так, да — если ты допустил выпить чрезмерно, то ты можешь впасть в любой грех. В любой грех! И потом ты будешь рвать на себе волосы, потому что трезвый ты бы этого ни за что не делал...

Поэтому, мне кажется, мы должны знать о том, что употреблять спиртные напитки, особенно... легкие можно, но тяжелые — лучше не надо. Крепкие в смысле. И даже в уставах очень многих монастырей есть вино. Но христианин — это человек, который никогда, ни разу в жизни не должен быть пьяным. Никогда, ни разу в жизни! Вот по глотку за тост — чтобы никого не обидеть, не показаться ханжой...

Еще потому что у меня такое вот есть — я в течение нескольких лет ходил в тюрьму в качестве священника, и моя статистика такая: три четверти преступлений совершено в состоянии алкогольного опьянения! Человек бы никогда этого не сделал...

Я помню одного парня, он был с такими совершенно стеклянными глазами, несовершеннолетнего — и я его пытаюсь разговорить. «Ну, а что за статья, сколько тебе дадут?» — он говорит: «Мне все равно». — «Почему?» — «А я отца убил». — «Как?» — «Мне показалось, что он мне мало налил»... Отец спаивал своего сына, и там были еще какие-то люди — вот они отключились, и этот подросток — он просто их всех убил, проломил им головы...

Поэтому понимаете, действительно в этот день нам надо быть очень осторожными особенно, и молиться за тех, кто из наших родственников или друзей подвержен этому. И мученику Вонифатию особенно — который в это был погружен, и преодолел...

М. Борисова:

— В эфире Радио ВЕРА — программа «Седмица», с вами — Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Феодор Бородин. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь...

М. Борисова:

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире — наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Феодор Бородин.

Итак, у нас перед глазами простирается финишная прямая рождественского поста. И 3 января мы вспоминаем святителя Петра, митрополита Московского. Я думаю, что это очень важный святой для всей нашей Русской православной церкви поместной, потому что это святой, который ознаменовал собой Рубикон. Вот была Киевская Русь, и была главная митрополия Киевская. И потом — после того как бесконечные войны, набеги, усобицы, передел территорий привели Киевскую Русь к... ну, можно сказать смело — к упадку, потому что там стало даже в самом Киеве жить небезопасно, и не только митрополиту, но и князю...

Прот. Феодор:

— Да, там есть исторические свидетельства о том, что в Киеве осталось там что-то 250 дворов всего... То есть, это стало огромным... огромным... ну, просто деревней большой...

М. Борисова:

— И тогда постепенно перемещается центр государства во Владимир, начинается эпоха Владимирской Руси, с Днепра на Клязьму... Но получив в Орде ярлык на великое княжение, владимирский князь, ну... он должен был еще каким-то образом договориться с Константинополем. Поскольку у митрополита Киевского, который должен был стать митрополитом Владимирским и всея Руси, вот никак нельзя было обойти Константинопольского патриарха...

И вопрос о рукоположении всегда был зависим не только от воли князя или даже от воли патриарха. Вот то, что произошло со святителем Петром — мне кажется, такое очевидное вмешательство воли Божией в судьбы государства. Потому что его князь послал для того, чтобы патриарх благословил его как митрополита местного; так получилось, что митрополит Киевский скончался, и нужно было для Русской поместной церкви назначить нового митрополита. И в этот момент оказался «под рукой», как говорится, именно будущий митрополит Петр — просто потому, что он вовремя доехал до Константинополя!

Прот. Феодор:

— Ну, если человеческим глазом смотреть, то да. А так, конечно — мы же веруем во Единого Бога Отца ВСЕ-ДЕРЖИ-ТЕЛЯ. Конечно, Господь заботится о том, кто будет какую кафедру занимать, и ставит Своей волей тех людей, которые могут помочь. И когда осуществляется становление какого-то духовного центра, Господь обычно особой благодатью покрывает этих людей — для того, чтобы создать вот эту традицию на этом месте...

Поэтому святитель Петр, который под конец жизни переехал в Москву... И кстати, не выбрал Тверь, а выбрал именно Москву — это тоже важно, потому что это были соперничающие города, и вполне мог бы выбрать Тверь...

М. Борисова:

— Ну они как-то хорошо с Иваном Калитой сошлись... Характерами...

Прот. Феодор:

— Да-да-да... И вот это, конечно — человек, который промыслом Божиим перенес в конце концов и управление всей Русской церковью сюда...

М. Борисова:

— Ну вообще личность святителя Петра очень интересна. В ней столько нитей переплетено! Начнем с того, что он родом с Волыни...

Прот. Феодор:

— Да...

М. Борисова:

— То есть, он такой вот, в нашем представлении — украинец-украинец... Он попадает...

Прот. Феодор:

— В представлениях современных...

М. Борисова:

— Ну да, естественно — это 13 век, там таких категорий даже не было. Но он попадает в Константинополь, принимает от патриарха сан митрополита Киевского, и он честно почти год прожил в этом самом пустом уже Киеве. Но поскольку там стало просто опасно для жизни, вот он переезжает на Клязьму... Но удивительно, что продолжается странный какой-то поиск...

Что ему мешало остаться там? Ну почему вдруг это движение, почему поиск какого-то нового места? Почему эта сердечная дружба с московским князем? Почему московская земля избирается им как свой удел — он же ведь никак не мог по канону перенести кафедру туда. Он просто выбрал Москву как родину своего сердца, что ли, потому что он завещал похоронить себя в Москве...

Прот. Феодор:

— Нет, я думаю, он понимал, что таким образом переносит кафедру. Это было его желание сердца и решение его разума. Надо сказать, что сейчас мы часто слышим упреки о том, что непонятно, почему управление церковью перенеслось в Москву — эти упреки исходят от раскольников, из среды раскольников украинских...

Я могу сказать, что это очень частое явление в истории Церкви! Вспомнить 70-летнее Авиньонское пленение римских пап — от этого Католическая церковь не стала управляться кем-то еще, потому что не в Ватикане сидел Римский папа... Или вот, например, сейчас будет огорчением для этих людей услышать, но начиная, по-моему, с 14 века, или даже с 13-го, простите — Антиохийский патриарх не сидит в Антиохии, он сидит в Дамаске, потому что мамлюки стерли этот великий город с лица земли...

Поэтому Господь смотрит на Церковь — откуда ею лучше и полезнее управлять, и безопаснее — и туда и переносит Свое управление Церковью. Он управляет Церковью — мы в это верим. Мы знаем, что это так. Вот поэтому здесь просто святитель Петр услышал эту волю Божию, покорился ей. А то, что она оказалась созвучна его сердцу, его дружбе — ну, это прекрасно, это хорошо. Нечасто это бывает...

М. Борисова:

— А могло так быть, что Владимир, который был тогда столицей, если можно сказать, того, что в те времена представлялось Русью, слишком погряз в очень характерных для столицы интригах, политических каких-то распрях, вообще вот устремленности к устройству какого-то земного царства? И может быть, в какой-то момент просто иссякло терпение у митрополита, который все-таки несколько иные задачи себе ставил? Могло это послужить причиной?

Прот. Феодор:

— Это могло повлиять, безусловно. И то, что Москва дальше от Орды, чем Владимир — это тоже очень важно. Потому что Русь жила под постоянным страхом разорения. Для нас остался там 1237-й год в памяти, и Куликовская битва... А ведь это были и набеги страшные. Там Дюденева рать какая-нибудь просто половину населения выкашивала! И еще какое-то расстояние, в несколько дневных переходов — оно могло позволить просто людям убежать в лес, просто спрятаться и хоть кому-то остаться в живых... Вот поэтому и это тоже, конечно, наверное, повлияло на решение владыки Петра...

М. Борисова:

— Ну вот удивительно, что... Мы вот говорим, когда вспоминаем историю Церкви первых веков христианства, о том, что вот в Риме христиане совершали литургию на могилах мучеников, в катакомбах...

Так сложилось, что место погребения митрополита Петра стало таким местом для Московского царства на много будущих столетий — потому что около его погребальной раки непременно целовали крест новому правителю. И вообще с ней было связано все, что происходило главного в государстве Московском...

Прот. Феодор:

— Посох святителя Петра берет в руки каждый новый патриарх, избираемый Собором. И святейший патриарх Кирилл во время интронизации так же брал в руки — как знамение верности наследию святителя Петра — его посох. И вообще очень удивительно... Сейчас это территория алтаря Успенского собора, но насколько я знаю, на память, к святителю Петру допускают всех приложиться...

Но в стене над ракой, на стене, сохранилась роспись Дионисия, где 40 мучеников изображены. Не так много сохранилось его росписей — ну, Ферапонтова монастыря, там Похвальский придел и вот эта алтарная стена Успенского собора, где там Иоанн Кущник, вот эти вот святые — когда еще не ставили икон, а просто фреской расписывали преграду алтарную. Вот это осталось...

Поэтому святитель Петр — он таким образом основал Москву в каком-то смысле как средоточие и развитие будущего научного мира — через много-много лет, и мира церковного искусства — а другого тогда, в общем-то, и не было особенно, по крайней мере, до нас такого особо ничего не дошло... То есть, вот это все — это вот выбором святителя Петра сделано...

М. Борисова:

— Мне кажется, что мы очень склонны многие символы и какие-то знаки притягивать за уши; но мне, не знаю... Может, мне просто нравится так думать: что вот в Риме — апостол Петр, а у нас — святитель Петр... Эта вот перекличка имен святых, мне кажется — ну, я так ощущаю — имеет какое-то значение... Может быть, это тоже притянуто за уши...

Прот. Феодор:

— Вы знаете, нет — не притянуто. Дело в том, что тайна Божиего присутствия в Церкви сегодня, каждое «сегодня» — это тайна; но присутствие Божие есть. И я уверен, что причисленный к лику святых московский епископ и архиерей, даже если прошли сотни лет, он все равно для нас всех — духовный отец, и наставник — и в молитве, и в деле спасения.

И мы вот, жители столицы, мы можем прийти к нему как к своему архиерею — и святейший патриарх не обидится, я думаю, никак. Вот и к нему, и к Алексию, и ко всем остальным... И он продолжает отвечать за свою паству пред Богом, он продолжает о нас, как по-славянски, «пещись» — и в этом, да, радость. Он в основании нашей веры...

Но поскольку Киевский — Московский и Киевский, и Всея Руси — то это не только для москвичей. Мы можем к нему обращаться...

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА — программа «Седмица». В студии — Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Феодор Бородин. И мы, как всегда по субботам, говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели...

Неделя у нас замечательная. Заканчивается Рождественский пост, заканчивается наше приготовление к одному из главных праздников Православной церкви... И 6 января у нас Навечерие Рождества Христова, Рождественский Сочельник...

Вот мне кажется, очень важно вспомнить, что такое Сочельник, почему так важно все-таки хранить пост в этот день. Важно не потому, что так написано в церковном уставе, или потому, что так велит традиция. Но знаете, я по себе много раз проверяла: если этот день проходит как-то так немножко безалаберно, если пост нарушается — какая-то нота из вот этой симфонии праздника уходит.

Мне кажется, не зря даже в такой совсем уж светской рекламе прозвучала фраза, которую потом... все забыли рекламу, но запомнили фразу и мизансцену: «Почему у нас Александр Васильевич Суворов ничего не ест?» — «Нельзя, до первой звезды нельзя», — говорил в рекламе 90-х годов Александр Васильевич Суворов императрице...

Я думаю, это важно. И не менее важно, мне кажется, вспомнить особенности богослужения этого дня. Может быть, даже не менее важно, чем богослужение самого праздника, поскольку это очень сложносоставное и очень наполненное смыслами богослужение...

Прот. Феодор:

— Вы знаете, пост этого дня, мне кажется, надо совершать как... как некое молчание, обязательно. Пост и есть молчание плоти — ну, в первом таком приближении, да. Но если мы хотим услышать все эти смыслы, впитать всю эту радость — то конечно, нам надо самим замолчать. Поэтому всегда праздник предваряется вот такой напряженной подготовкой — телесной, душевной, духовной.

Ну, например: читаются царские часы. Они так названы, потому что на них присутствовали цари, византийские императоры. В них другие псалмы, чем обычно. Но я хочу сказать, что там, как и в обычный день, есть 40 раз читаемое «Господи, помилуй». Для нас это просто: «Та-та-та-та-та-та, та-та-та-та-та-та» — чтец читает, и ты думаешь: ну куда ты торопишься, ну подожди, Ты же имя Божие произносишь, это же «Господи, помилуй», это же великие слова... Как мы их когда-то скажем на Страшном суде? Как мы скажем...

Это память о времени, когда пришедшие в храм монахи стояли и творили Иисусову молитву. Причем творили они ее, видимо, так: один ее произносил медленно вслух, а остальные закрывали глаза, облокачивались на стасидии свои и погружались в эту молитву. Знаете, это не просто тишина, не просто молчание. Это молчание в преддверие радости пришествия Господа — Света, который на тебя сейчас обрушится — для того, чтобы Его лучше воспринять...

Вы очень точно сказали, что из праздника что-то уходит, если ты не готов. Конечно, Господу наша подготовка совсем не нужна. Но для того, чтобы принять больше даров этого дня, она нужна. А еще очень важно и очень нужно, чтобы после Причастия Тела и Крови Христовых на Рождество — которого я всем желаю, и которое и есть правильное и нужное празднование Рождества Христова, принять Его в себя — чтоб после это тоже ну хоть немножечко помолчать. Ну хотя бы благодарственные молитвы медленно прочитать... Не сразу болтать и разговаривать с другими прихожанами и прихожанками, а чуть-чуть побыть вот в этой тишине...

У нас получается потому что такая странная вещь... Представляете себе, вот мы ждем там гостя дорогого — мы убираем дом, мы готовим стол, мы наряжаемся, гладим одежду какую-то лучшую вот... Наконец-то он пришел! Мы его встречаем в прихожей — и уходим заниматься своими делами... «А вон — иди, садись и кушай там, да»... Такого же не бывает!

Вот Христос пришел, мы причастились, напряжение подготовки спало... А общение-то со Христом, которое должно произойти — где оно? Надо постоять чуть-чуть в тишине. Вот эта тишина нужна и до праздника, и во время праздника. А богослужение действительно дивное. Сейчас можно многое прочитать, и везде есть объяснения — это можно и в интернете найти...

Но вот это ожидание — ожидание боговоплощения: «...велия есть благочестия тайна... Бог во плоти явился», как говорит апостол Павел. То есть, самая великая тайна благочестия, нашего тоже благочестия — моего там, вашего, наших слушателей, всех прихожан Русской православной церкви — она в том, что воплотился Бог.

И в том, что Бог явился во плоти — в этом есть, конечно же, указание на таинство Тела и Крови Христовых. Поэтому наше благочестие завершается принятием Христа в себе...

М. Борисова:

— Вы знаете, я сейчас вспоминаю самое удивительное, наверное, и самое трогательное Рождество в моей жизни. Это было как раз когда только-только был открыт Даниловский монастырь после празднования 1000-летия Крещения Руси. И Рождество 1989 года... Монастырь еще только начинал жить как монастырь, еще не все храмы были восстановлены в полной мере. И те, кто пришел вечером на службу...

Так получилось, что тогда все-таки еще Советский Союз был, и ворота монастыря закрывали. То есть, служба шла, калитку можно было открыть и выйти, если кому-то нужно; но уже с улицы прийти было сложнее гораздо, потому что там никакого привратника не было. В общем, если повезет тебе, кто-то будет выходить — ты можешь войти; а если ты остался за воротами — так ты, наверное, за воротами и останешься.

И вот мы, оказавшись внутри этого замкнутого пространства... Закончилась всенощная. И тех, кто остался на литургию, пригласили поисповедаться в Покровской церкви — вы знаете, там двухэтажный храм Отцов Семи Вселенских Соборов, и нижний храм там — Покрова Пресвятой Богородицы. Значит, пошли все исповедоваться...

Монастырский двор, засыпанный снегом, посреди него установили елку без всякого украшения — просто кто-то из прихожан принес, большая елка — ее поставили, просто в сугроб воткнули. И после того как поисповедовались, надо было подождать, пока начнется, собственно, литургия. И вот мы ходили вокруг этой елки, как в детстве, хороводом — просто потому что надо было себя куда-то пристроить...

Прот. Феодор:

— Чтобы не замерзнуть...

М. Борисова:

— Да, куда-то себя деть... И после этого мы все пошли в храм на службу, на литургию, причащались... Это было удивительно состояние какого-то вернувшегося детства — может быть, детства веры, детства церкви, нашего собственного детства... Все какое-то абсолютно очищенное от какой-то наносной мишуры — вот в том виде, в каком, может быть, и должно быть. Без хлопушек и конфетти, а вот просто потому что очень хотелось всем нам собраться и в эту ночь причаститься и встретить Рождество Христово в этих монастырских стенах, которых в то время было очень мало в стране...

Прот. Феодор:

— А я вспомню другое Рождество, которое для меня тоже было откровением. Это Рождество 87-го года. Я служил в армии. У меня есть маленькое Евангелие, спрятанное там в стене, которое я хочу ночью почитать, проснувшись, и кусочек просфоры засушенной. Но этого не случается — потому что объявляется дивизионная тревога...

Это Прибалтика, ВДВ. Я должен завезти бронетранспортер. Минус 20 или 25, руки прилипают к броне и отрываются без кожи, двигатель не заводится... Вот это все очень тяжело, невероятно холодно — и все это вместо молитвы. Вот сплошной мат-перемат со всех сторон, никто не успевает, и просто опасно — потому что ездит вот эта гусеничная техника, и люди — все это вот мешанина такая...

И все равно посреди этого — вот радость рождественская, она все равно присутствует! Все равно хорошо, все равно радостно. Ночь, светит луна, очень холодно — но ты знаешь, что это Рождественская ночь, все равно ты знаешь! Тебе не дали почитать даже Евангелие, но все равно Господь с тобой! Такое у меня воспоминание о Рождестве, может быть, самом ярком...

Почему они сделали эту тревогу именно на Рождество? Ну не знаю... Чтобы взбодрить всех, чтобы все не спали в эту ночь...

Мы приближаемся к светлому великому празднику Рождества Христова, и я хочу напомнить, почему для нас это главнейший праздник перед Пасхой. Дело в том, что нет ни одной причины (и не может быть ни одной причины) воплощения Бога в человечестве, боговоплощения, кроме Его любви к нам! Вот ничто другое не является причиной Рождества. И Рождества как пути на Голгофу, начинающегося в Вифлееме...

И давайте не будем никогда об этом забывать. О том, что мы верим в любовь Бога к человеку. Вот у Иоанна Богослова в посланиях, в 1-м послании есть такие удивительные слова — как самый главный «Символ веры», или наше «Кредо»: «Мы познали любовь Божию к нам и уверовали в нее». Когда нам тоскливо, когда нам плохо, когда нам чего-то не хватает или какие-то скорби в нашей жизни — мы должны вспоминать, что мы веруем, что мы любимы Богом, поэтому Он стал Человеком, понес наши грехи и воскрес.

А Рождество — это когда мы впервые к этому прикасаемся — вместе с волхвами, вместе с пастухами — вот приходим и хвалим Воплотившегося Господа в яслях. Всех вас с наступающим праздником! Дай вам Бог, и нам всем, и мне тоже грешному побольше в радости в этот день — радости от Духа Святого, чтобы укрепиться в вере!

М. Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу! В эфире была программа «Седмица», с вами были Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Феодор Бородин. С наступающим вас великим праздником Рождества Христова! Слушайте нас каждую субботу. До свидания!

Прот. Феодор:

— До свидания!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Святитель Иоанн Златоуст». Игумен Дионисий (Шлёнов)
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 01.11.2024». Андрей Тарасов, Алексей Соколов