«Диалог Церкви с обществом». Священник Григорий Геронимус

У нас в гостях был настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино священник Григорий Геронимус.

Мы говорили о том, как сегодня ведётся диалог Церкви с обществом, зачем он нужен, и о чём он. Наш гость поделился своим мнением, как и на каком языке в современном мире можно обсуждать с людьми богословские темы, чтобы, с одной стороны, слова были услышаны и восприняты, а с другой, чтобы Церкви не приходилось подстраиваться под вкусы и ожидания общества.

Ведущий: Константин Мацан, Марина Борисова

---

К. Мацан

— «Светлый вечер», дорогие друзья, на радио «Вера». Приветствуем вас в студии мы: моя коллега Марина Борисова —

М. Борисова

— И Константин Мацан —

К. Мацан

— Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино. Добрый вечер.

Свящ. Григорий Геронимус

— Добрый вечер.

М. Борисова

— Отец Григорий, очень большая проблема в последнее время, чем дальше, тем больше — вести диалог кого-то с кем-то, все равно кого и все равно с кем, но уж если речь заходит о диалоге общества и Церкви, то тут все полны недоумения. Во-первых, непонятен предмет разговора. То есть вроде как в общих чертах все понимают, что диалог необходим, а о чем он и в какой форме он должен идти — это сплошные вопросительные знаки у всех, причем с обеих сторон. То есть вроде как все хотят общаться, а зачем и о чем — неясно.

Свящ. Григорий Геронимус

— К сожалению, я не могу до конца разделить ваш оптимизм — не все хотят общаться. И это очень жаль. Такой был замечательный священник, протоиерей Илья Шмаин, он перед своей кончиной говорил, что жизнь — это прежде всего общение. Я сейчас не совсем точно цитирую, но близко к этому. У нас много чего есть в жизни, но самое главное — это общение, самое главное — это диалог. Общение с Богом, с нашим Творцом, и общение с другими людьми, с нашими близкими, которые нас окружают. Собственно, это и есть сама жизнь, остальное уже постольку-поскольку. И диалог необходим между всеми нами — между отдельными людьми, между какими-то группами в обществе, и между Церковью и обществом, конечно же, тоже диалог необходим, потому что Церковь является, как Господь говорил Своим ученикам: «Вы — соль мира, вы — свет мира», — и Церковь призвана и осуществляет это, хранит какие-то очень важные вещи. Что такое соль? Соль — это основной консервант в древности, это то, что предохраняет пищу от того, чтобы пища испортилась. И Церковь хранит те истины, те очень важные какие-то понятия, те очень важные концепции, тот способ жить, который предохраняет человечество от порчи, от разложения, от такой взаимной ненависти, от того отдаления, о котором вы говорите, что диалог сейчас как-то особенно затруднителен, как это часто бывает. Очень часто люди общаются, как глухой с немым, друг друга не слышат, не понимают даже близкие люди, каждый живет, как сейчас говорят, в своем информационном пузыре.
Вот кто мои единомышленники, кто примерно так же видит события, с ними — да, мне легко говорить. А интерес-то какой? Интересно услышать другую точку зрения, с ней как-то дискутировать. И от такого взаимного отдаления и от всяких других негативных процессов Церковь нас оберегает. Поэтому диалог общества и Церкви совершенно необходим. Церковь — тот организм, как говорил Хомяков, богочеловеческий организм, который хранит какие-то очень важные вещи, которые нужны всем — и собственно чадам Церкви, и даже и другим людям: часто оказывается, что то, что из Церкви, оно очень востребовано, очень нужно даже тем, кто не является нашими активными прихожанами.

М. Борисова

— Смотрите, как получается часто: важные для всех нас, казалось бы, и, в первую очередь, для людей Церкви такие экзистенциальные вопросы, касающиеся вообще смысла нашего бытия здесь, на этой земле, зачастую остаются в разговорах внутрицерковных, потому что внешняя аудитория ждет, с одной стороны, какой-то позиции или какого-то высказывания по вопросам, касающимся морали, судеб мира, науки и техники, Бог знает еще чего такого актуального, все время старается церковных людей включить в разговоры об этом. А, с другой стороны, в отличие от былых времен, у Церкви уже нету по умолчанию авторитета — то есть люди Церкви выражают либо свое, либо общецерковное мнение о чем-то, но сторонняя аудитория воспринимает это достаточно критически даже без всякого повода. То есть если раньше к голосу Церкви прислушивались, как к некому всеобщему арбитру, то сейчас этого нет. И вот как в таких условиях разговаривать, совершенно непонятно. Иногда кажется, что лучше вообще помолчать.

Свящ. Григорий Геронимус

— Бывает и такое. Говорят, что Блаженный Августин говорил, что если все слова мира положить на одну чашу весов, а молчание на другую, то молчание перевесит. Иногда и промолчать нужно. Но если ситуация требует, нужно, конечно, сказать, потому что Господь учил своих учеников быть свидетелями истины, Он говорил: «Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа. И учите их соблюдать всё, что Я повелел вам». И вот эта заповедь дана не только непосредственно 12 ученикам Христа, она дана всем нам во все времена. Это не значит, что каждый из нас призван бросить семью, бросить привычный образ жизни, свою работу, свой труд и уйти в какую-то далекую страну и там проповедовать Христа. Нет, к этому, действительно, призваны не все. Но каждый из нас, каждый член Церкви — и священник, и мирянин, и епископ — мы должны, обязаны по заповеди Христа свидетельствовать о евангельской правде, свидетельствовать о евангельской истине. А почва бывает разная. Как вот Господь учил, что сеятель вышел сеять, где-то семя упало, и его поклевали птицы, где-то семя упало, росли тернии, поглотили, где-то у дороги вытоптали это семя. А где-то это семя принесло добрый плод. Поэтому на наши слова кто-то будет откликаться критически, а кто-то, может быть, критически откликнется, но как-то запомнит, а потом раз и проросло в нем — это уж, как апостолы говорили: «Я насадил, Аполлос поливал, а возрастил Бог». Это уж как Господь даст, и как откликнется человек, потому что каждый человек имеет свободную волю, каждый человек сотворен Богом уникальной неповторимой, именно свободной личностью. И как Господь его сердце направит, и как он сам будет действовать, двигаться, решать — это и есть такая тайна каждого отдельного человека. Наше дело — свидетельствовать, наше дело — говорить, а отзываться, конечно, люди, общество, отдельные люди будут по-разному.

К. Мацан

— Мне кажется, с самого начала разговора вы задали, может быть, даже помимо намерения, такую очень важную тему и в самую сердцевину разговора о Церкви и обществе. Вы сказали, приведя образ соли, что соль это консервант, который не дает продукту разлагаться и Церковь также хранит, вы сказали, какие-то лучшие, как сегодня говорят, практики, образцы поведения, предания, учения — то, что не дает обществу, эту метафору продолжая, скатываться в какие-то низы. С одной стороны, это понятно. С другой стороны, здесь же и обозначается проблема восприятия Церкви как хранительницы, то есть, как чего-то о прошлом — о том, что уже было. В каком-то предельном выражении эта позиция выражается, как удержать и не пущать. Вот в мире есть какие-то события, а Церковь говорит: вот это нельзя, вот это не так, так раньше не было, это не наше. Это некая отрицательная, если угодно, повестка в этом может прочитаться. И я думаю, что для многих и читается так, что Церковь будет мне говорить о том, как уже было, как раньше было хорошо, как в предании, в учении сказано, как должно быть и как этот современный мир не соответствует этому. То есть это разговор, если угодно, о прошлом. А я, допустим, как человек, к Церкви обращающийся (я себя ставлю на место нашего слушателя, например), хочу, чтобы Церковь мне говорила о будущем, с какой-то положительной программой выступала — не просто хранила то, что есть, а говорила мне, условно говоря, о завтрашнем дне, о каком-то образе того, куда можно развиваться, куда расти. Не просто образцы прошлого предлагая, а вставая в мою сегодняшнюю позицию человека современного и говоря о том, как мне жить. Вы привели образ соли. Опять же, я вспоминаю, что у Клайва Стейплза Льюиса, очень любимого православными, он по-другому о соли говорит: соль — то, что дает вкус любой другой пище. То есть без соли пища безвкусна, а когда немножко посолил, ее настоящий вкус и проявляется, благодаря этой добавке. Может быть, к Церкви в этом смысле за этим к ней обращаться? Чтобы посолила и сделала жизнь вкуснее и на перспективу что-то дала.

Свящ. Григорий Геронимус

— Церковь, конечно, ни в коем случае не музей каких-то отживших древностей. Когда мы говорим в Церкви, что мы вспоминаем какое-то событие — не в том смысле, что мы припоминаем, что когда-то давным-давно произошло, для того, чтобы как-то для себя знать какие-то исторические события, даже события священной истории. Вовсе нет. Церковь — не музей, и воспоминания — не в этом смысле воспоминания. А в каком же тогда? Когда мы говорим, что мы вспоминаем какое-то событие, это значит на языке Церкви, на богословском, можно сказать, языке, что мы пытаемся его пережить, стать участниками этого события, сделать так, чтобы это событие вошло в мою жизнь, в мое настоящее и осветило бы, изменило бы, направило бы мое будущее. Когда мы говорим о том, что Церковь — хранительница каких-то очень важных практик, что это за практики? Это, прежде всего, примеры жизни святых людей. Мы праздновали недавно в мае день Святителя Николая, самый известный святой. Для чего он нам дан, почему Церковь его прославляет, почему праздники в его честь устраиваются, церкви строятся, храмы строятся, люди называются? Не для того, чтобы вспомнить, что когда-то на земле жил такой человек, вот это всё — только прошлое. Прежде всего, каждый святой канонизируется для того, чтобы дать нам пример жизни. Святитель Николай, когда было нужно, например, семья бедствовала: отец, три дочери, бедность доходила до такой степени, что этот отец в отчаянии решил, что дочерей отдаст в публичный дом, на самое позорное поприще, они там хоть с голоду не умрут. Что сделал святитель Николай? Может быть, он пошел в этот дом, прочитал проповедь, как так можно, что за бесстыдство своих собственных дочерей, и дочерей пытался бы вразумить. Вовсе нет, он сделал совсем по-другому — он пошел ночью, чтобы его не видели. Не ради какой-то славы, а просто, чтобы помочь этой семье, он подкинул им в окно мешочек с деньгами, с золотом. Когда было нужно, повторил это во второй раз, потом в третий раз. В третий раз его увидели, узнали, кто это делал. Но эту семью он спас. В другой ситуации он заступился, это было очень смело, это грозило его безопасности и, как мы бы сейчас сказали, карьере, но он заступился за трех осужденных людей, спас их от смерти. И много-много других есть его поступков, поступков других святых. Для чего всё это? Не для того, чтобы мы, или не только для того, чтобы мы молились, когда у нас какие-то проблемы, сложности в жизни: «Святитель отче Никола, помоги». Это, мы, конечно, делаем. Но самое важное, что это пример для нас — как нам поступать. И множество святых — это и есть те практики, которые хранятся в Церкви, тот способ жизни, тот способ действия — жизнь по Евангелию. И это имеет отношение не к какому-то прошлому, это имеет отношение к здесь и сейчас — вот здесь и сейчас живи так, как жили святые люди. Вот посмотри — такой, такой, такой... Как говорил апостол Павел, мы имеем великое множество свидетелей. Это в его-то время, в апостольское, было великое множество свидетелей, а сейчас их величайшее множество, можно так сказать. Это те люди, которые жили по Евангелию и они говорят нам о нашем настоящем и о нашем будущем не меньше, а может быть, и больше, чем о нашем прошлом — о том, каким может быть наше будущее, какого величия, какого благородства, какой высоты может достичь человек. Как много он может достичь, каким большим он может стать, какое достоинство он может иметь. Хочешь — пожалуйста, этот путь перед тобой открыт. Вот так говорит Церковь.

К. Мацан

— Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

М. Борисова

— Как правило, то, о чем говорите вы, это предмет проповеди. И здесь возражений ни у кого не возникает, потому что проповедь слушают те, кто готовы слушать проповедь, которые хотят, которые чего-то ищут в этом церковном слове. Но ведь от нас хотят слышать и о современных технологиях, в том числе о репродуктивных технологиях. Хотят слышать что-то о трансгуманизме, хотят слышать об искусственном интеллекте, о других вещах, которых не найдешь ни в житиях святых, ни в святоотеческой литературе. И здесь — то поле, где начинается множество споров, которых зачастую люди Церкви боятся. Вот, надо ли бояться спорить, вступать в какую-то полемику с людьми, стоящими на других мировоззренческих платформах? Или, может быть, это полезно? Ведь если вспомнить всё, что касается православной догматики, всё же утверждалось в спорах, да еще и в каких бурных. Если вспомнить семь Вселенских соборов, то там собирались святые отцы, которые долго искали общую точку зрения и не всегда находили.

Свящ. Григорий Геронимус

— Да, действительно, очень многие догматические утверждения, формулировки рождались в дискуссиях. Я думаю, что бояться говорить, а иногда и бояться поспорить не надо. Вообще, бояться не надо. Библеисты подсчитали, что в Библии Господь 365 раз к нам обращается со словами «не бойтесь», «не устрашайтесь», то есть получается на каждый день года. Бояться нам не нужно. И в том числе иногда не нужно бояться на какой-то вопрос сказать «не знаю». Действительно, сейчас есть такие острые, очень деликатные, очень тонкие вопросы в сфере биоэтики, развития современной медицины, современной техники, где мнение общецерковное не всегда еще сформулировано, дискуссии ведутся, обсуждения ведутся, но общецерковного мнения по некоторым вопросам, например, нет. А я, простой священник, не являюсь специалистом, не знаю деталей всех этих технологий, я должен не бояться иногда сказать: «Вот этого я не знаю, на этот вопрос я не могу ответить. Здесь ничего тебе не могу сказать». Но если есть, что сказать и если ты знаешь, что это истина, что это правда, тогда нужно опять-таки не бояться и открыто об этой истине, об этой правде свидетельствовать. И если это такое честное свидетельство, если это действительно голос правдивый, честный, то, как правило, он бывает интересен многим людям, и даже людям, придерживающимся другой точки зрения услышать обоснованное правдивое истинное слово бывает интересно, потому что в дискуссии не только в Церкви рождалась, но и в науке тоже какие-то важнейшие вещи формулируются именно в научной дискуссии. Без дискуссии невозможно никакого развития, движения мысли, потому что, что такое дискуссия? — это взгляд с разных сторон. Взгляд на вещи с одной стороны всегда менее интересен, в нем меньше информации. А если я сам посмотрел, другого человека спросил, третьего человека спросил, собрал разные мнения, посмотрел, как на одно явление можно с разных сторон посмотреть — возникла дискуссия и в этой дискуссии родилась, при хорошем исходе, истина, основанная на большем разнообразии взглядов.

М. Борисова

— Фундаментальные богословские ответы на эти новые вопросы, которых раньше просто не было в силу того, что технологическое развитие человечества было иным, они формулируются ли? Ну, мы пока можем говорить, что ведутся какие-то богословские диспуты по поводу искусственного интеллекта, всё остальное из этого набора либо кажется церковным людям самоочевидным, как, скажем, невозможность абортов или отношение Церкви к искусственному оплодотворению. То есть это вписывается в какие-то уже существующие богословские представления. Но есть новые явления, которые с каждым новым витком развития технического прогресса становятся важными для большинства людей на планете, где нету очевидного богословского ответа.

Свящ. Григорий Геронимус

— Везде, где есть какой-то важный, острый, такой актуальный для большей части общества или для всего общества вопрос, Церковь или уже имеет этот ответ, или ищет этот ответ. Тогда, действительно, появляется такая дискуссия. Скажем, по вопросам ЭКО сейчас вырабатывается общецерковный документ, который будет обсуждаться на Архиерейском соборе. Этот документ был предоставлен буквально всей полноте Русской Православной Церкви для того, чтобы каждый мог выразить свое мнение. Он рассылался по храмам, предлагали и мирянам и духовенству в каждой епархии, на всех уровнях этот документ обсуждался для того, чтобы выразить, сформулировать какое-то общецерковное мнение, касающееся этой проблемы ЭКО. Есть вопросы, по которым это мнение уже есть, не требуется его формулировать. Вопрос абортов, о котором вы упомянули, именно такой — мы верим, что с момента зачатия каждый эмбрион уже является человеческой личностью, призванной «из небытия в бытие» Богом, как слова молитвы об этом говорят в Литургии. И лишение жизни такого существа, по сути дела, это убийство, это абсолютно неприемлемо, очень жестокое убийство абсолютно беззащитного существа, человеческой личности, которая имеет право на жизнь. Поэтому тут дискуссия не нужна, невозможна, Церковь ясно совершенно отвечает на этот вопрос: аборт — это преступление. А какие-то другие проблемы, по которым пока еще нет такого четкого сформулированного единого решения, есть разные мнения в Церкви, они дискутируются.

К. Мацан

— Как вам кажется, есть люди, может быть, вы встречаете их, общаетесь с ними, которые ввиду такого рода церковных документов меняют свое мнение, меняют свою точку зрения. Почему я спрашиваю — потому что у меня есть какое-то интуитивное ощущение, может быть, совершенно неверное, я его, может быть, даже намеренно заострю, что людям, которым не важно мнение Церкви, оно им и не важно, они и к Церкви не пойдут за этим мнением, они будут жить так, как живут. Люди, которые в Церкви, они имеют множество возможностей эти вопросы обсудить с духовником, будучи внутри церковной общины, как-то их решить. А к кому тогда обращены церковные документы? Просто заявление, что у Церкви есть такая позиция, что мы не молчим? Это нужно?

Свящ. Григорий Геронимус

— Вы знаете, на практике появление этих документов достаточно значительно влияет на жизнь людей, потому что бывает очень часто так, что люди сомневаются, сами чувствуют, что есть серьезные аргументы за и против, чувствуют, что вопрос очень тонкий, совесть беспокоит. И они идут в храм. И бывает так, что это даже не те люди, которые являются нашими постоянными прихожанами, которые ходят в храм каждую неделю, каждое воскресенье, каждый праздник — нет, это люди, которые, может быть, раз в год приходят освятить куличи и яйца на Пасху, они еще только на пороге Церкви. Они называют себя христианами, но полнотой церковной жизни не живут. И вот встал какой-то очень острый вопрос, скажем, то же ЭКО, и тут они все-таки решили: пойдем в храм, посоветуемся со священником. Это достаточно частый случай. И священник им показывает: вот, недавно в Церкви был принят (в данном случае, документ еще не принят, он готовится к принятию) вот такой-то документ, и Церковь по этому поводу имеет такое и такое мнение. И оказывается, что для огромного количества людей это имеет большое значение, и жизнь этих людей в будущем, — мы говорим, что Церковь это не про прошлое, а про настоящее и будущее — вот их будущее, все-таки оказывается, что Церковь как-то влияет на него. И это замечательно, и это очень важно, это и есть то предотвращение от порчи. Я согласен, что соль это и то, что вкус дает, но и первый смысл, я не готов взять свои слова обратно, это и то, что предотвращает от разложения.

К. Мацан

— Я и не предлагал их брать обратно. Я ни в коем случае не отрицаю, что Церковь хранит в высшем смысле Предание, без которого нас нет, потому что нас нет без наших корней, без нашего прошлого, чисто логически. И то, что Церковь дает нам эту связь времен, вне которой мы оказываемся пустыми единицами, безусловно, это очень важно.

М. Борисова

— Что касается традиции предания, тоже ведь нельзя относиться к этому, как к музейной ценности. Ну, вот смотрите, самая такая понятная, мне кажется, для большинства нашей аудитории, из тех, кто считает себя церковными людьми и старается жить в церковной ограде. Вот, мы каждый раз, когда начинается многодневный пост, читаем, слышим напоминание о том, в чем смысл воздержания в пище, в питье, в каких-то чисто физических вещах. Но ведь чем дальше, тем больше мы убеждаемся, что гораздо важнее сейчас, может быть, не вот эти архаичные формулировки про укроху вина и с елеем или без елея, сколько какие-то внятные вразумительные правила, как во время поста ограничивать информационный поток, потому что это гораздо страшнее. Есть люди, которые из любви к таким этнографическим упражнениям, откроют старый Типикон и постараются всю свою семью посадить на хлеб и воду. При этом ничего в жизни не изменится, потому что они будут продолжать сидеть в гаджетах, в компьютере. И вот этот изменившийся вектор, он же тоже должен каким-то образом найти свое отражение в церковной традиции.

Свящ. Григорий Геронимус

— Наша церковная жизнь, безусловно, должна быть не механической, не формальной, а жизнью разумной. И всё, что мы делаем в Церкви, должно делаться с рассуждением. Есть такая поговорка: заставь дурака Богу молиться, он лоб расшибет. Иногда такое встречается. И важно в этом смысле, что мы являемся не какими-то независимыми единицами — каждый из нас своим собственным христианским путем идет. В каком-то смысле, да. Но вместе с тем мы являемся соборной Церковью, кафолической Церковью. Мы собираемся вместе в приходах, у нас есть священники, духовники. И когда человек впадает в какую-то крайность, нормальным образом братья, сестры или священник, духовник могут как-то поддержать, подсказать. У меня были такие случаи. Подростки, дети приходят и говорят, что наши родители то-то и то-то. И я видел, что люди в какой-то крайности: в пост буквально лишают детей пищи, пугают страшными вечными муками ада. И понятно, что это может быть очень вредно для духовной жизни в том числе и ребенка. И я приглашал таких родителей, говорил, что я бы хотел с вами обсудить. Вот вы христиане, вы наши прихожане, вы то-то и то-то приняли в семье. Я боюсь, что здесь могут быть такие-то и такие-то негативные последствия. Вот я вам советую поступить так-то и так-то. И во многих случаях это очень помогало.
Мы в Церкви связаны и мы можем, когда кто-то из нас впадает в какое-то прегрешение, в какую-то ошибку, как-то друг друга подтаскивать, друг другу помогать и выправлять в более правильное, более разумное течение христианской жизни. Конечно же, нам надо, не как попугаи, копировать что-то, что делали наши предки. Попугаи, может быть, воспроизводят какие-то звуки человеческой речи, но полноты человеческого понимания им не хватает. А у нас должно быть это понимание. Мы читаем Типикон или читаем какие-то описания жизни наших предков в вере, святых людей, и мы должны как бы транспонировать — не повторять по-попугайски, а переносить на нашу реальность, на наши обстоятельства современной жизни те принципы, тот вектор, ту веру, то направление жизни, которое было у других христиан. И это, возможно, дает очень большие плоды. Церковь не просто механически хранит, передает какие-то важные истины, которые когда-то сам Господь нам дал, потом из поколения в поколение они передавались христианам и до нас дошли. Церковь — это организм, и живой организм. И Церковь дышит Духом Святым. И самое важное, и даже есть такое богословское понятие — Предание с большой буквы, Священное Предание. Это не просто передача какой-то информации, передача каких-то знаний, передача каких-то текстов, рассказов о жизни святых или Христа, а самое важное — это дыхание Духа Святаго, которое есть в Церкви. И, может быть, благодаря тому, что совершается Литургия, совершается Евхаристия, и есть в Церкви люди, которые действительно живут Духом Святым — не все, не все так явно, не все так очевидно, — но некоторые явно, некоторые, может быть, и неявно, но полнотой этого Духа живут. Вот благодаря этому, может быть, и всё остальное еще как-то двигается, существует и развивается. Вот это дыхание Духа Святаго — это и есть самое главное, что передается в Церкви из поколения в поколение, это и есть сама жизнь с большой буквы, Дух — податель жизни.

К. Мацан

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино. У микрофона моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Еще раз мы вас приветствуем в программе «Светлый вечер». В гостях у нас сегодня священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино. Мы продолжаем наш разговор о наболевшем — о диалоге Церкви и общества.

М. Борисова

— Раз уж мы говорим о диалоге. Но диалог подразумевает, что есть какой-то общий язык, на котором все участвующие в этом диалоге говорят и все друг друга понимают. Аудитории разные, соответственно, и язык должен меняться, потому что одно дело — выступать с научным докладом в Академии наук, а другое дело — разговаривать с учениками 5-го класса на ту же тему, но язык, естественно, должен быть иным. И в этом смысле поиск языка, на котором Церковь может вести диалог с обществом, это какой-то бесконечный процесс, потому что и в публичной сфере очень меняется даже сама лексика, в зависимости от массы внешних условий. Что делать Церкви? Подстраиваться, не подстраиваться? Предлагать свой вариант? Но тогда есть большой вопрос, а услышат ли тебя и поймут ли тебя, потому что опять-таки аудитория разная, и чем более популярно ты хочешь говорить, тем больше должен учитывать уровень восприятия.

Свящ. Григорий Геронимус

— Я с вами совершенно согласен, проблема языка — это колоссальная проблема. Она не новая. Библия нам говорит о том, что разделение на разные языки произошло с увеличением зла и греха в человеческом обществе. Когда строили Вавилонскую башню, впервые люди решили: мы будем жить без Бога, мы сами можем достичь величайших достижений, Бог для этого нам не нужен. Такая мысль современная, но она не новая. И от этого очень сильно стало увеличиваться зло среди людей — когда человек отказывается от Бога, когда человек отказывается от источника блага, он погружается во зло. И есть такие предания, что когда строили Вавилонскую башню, то жизнь человека стала цениться существенно меньше, чем какой-то небольшой объем кирпича. Ну, если поднимая этот кирпич, человек свалился с лесов Вавилонской башни, ничего страшного не произошло — подумаешь, мы такое дело делаем, башню строим, конечно, будут жертвы. А если кирпичи потеряли, которые с трудом поднимали наверх, вот это была целая история. И Библия говорит нам о том, что в тот момент попущением, Промыслом Божьим люди стали говорить на разных языках, перестали друг друга понимать. И вот эти языковые барьеры существуют в мире, они существуют сейчас. И иногда даже в одной семье люди, которые лингвистически говорят на одном и том же языке, на русском, скажем, выросли в Москве и разговаривают на русском языке, но они при этом могут друг другу сказать, когда поссорились: «Я тебя не понимаю, мы на разных языках говорим».
Почему это так происходит? Как любой барьер, это такой защитный барьер, когда в момент ссоры люди могут причинить друг другу боль, они это чувствуют и они как бы отгораживаются, перестают понимать друг друга. Вот зло порождает разделение на разные языки, и люди перестают друг друга понимать, чтобы меньше иметь возможность друг друга ранить. И в день Пятидесятницы, как раз когда Дух Святой сошел на апостолов, мы говорим, что это день рождения Церкви, появления Церкви, Господь дал совершенно другой вектор — апостолы стали понимать другие языки. Что это значит? Они как бы открылись. Я не боюсь быть уязвленным, не боюсь пойти туда, где меня могут ожидать большие неприятности (и апостолы мученически свою жизнь закончили), но я буду говорить, говорить вам о том, что является самым важным, о том, что сам Бог пришел на землю, что Он умер ради нас, воскрес ради нас. И это разделение на языки начало преодолеваться в день Пятидесятницы. И этот процесс в Церкви продолжается. Мы обязаны, это миссия Церкви — говорить с людьми на разных языках так, чтобы они нас поняли, так, чтобы они нас услышали. Это не всегда бывает просто, это не всегда бывает безопасно, но мы должны это делать.
Скажем, в IV веке христианское учение многим людям в элитах античного общества было тоже непонятно, примерно, как сейчас, может быть, не по сути, а потому, что казалось: ну, что это такое? Какие-то басни галилейских рыбаков нам рассказывают о каком-то бродячем проповеднике, распятом, как раб. Странное какое-то учение. У нас есть великие философы, Платон, Аристотель, более современные — Плотин, которые говорят о таких великих абстрактных понятиях. А этот? Ну, какие-то сказки какие-то рыбаки из Галилеи принесли. И понадобилось, чтобы святые отцы Григорий Богослов, Григорий Нисский, Василий Великий, мы их называем отцы-каппадокийцы, как бы перевели библейское откровение, евангельское откровение на язык античной философии. Вот тогда был сделан такой глобальный перевод, чтобы на этом языке, на языке античной философии рассказать людям о том, кто такой Христос, о том, что сказано нам в Библии. И тогда оказалось, что это нужно всем, и христианство стало государственной господствующей религией, возникла христианская цивилизация, которую мы сейчас знаем уже в развитии. И сейчас точно так же мы нуждаемся в таком переводе — очень многие люди нуждаются в том, чтобы им рассказали о Христе на их языке. Пример этого нам показывал еще апостол Павел, который говорил: «Я с иудеями был как иудей, с эллинами был как эллин. Для всех был всем, чтобы приобрести и спасти хотя бы некоторых». И вот мы должны, это как бы задача для нас, вызов для нас, миссия наша — уметь с разными людьми говорить на разных языках. Стараемся. А там уж, как Господь дает и как получается.

М. Борисова

— Но ведь даже если апостолу Павлу далеко не всегда удавалась его проповедь, и было достаточное количество людей, которые, как свидетельствует книга Деяний святых апостолов, говорили «об этом послушаем тебя в другое время», то сейчас таких людей...

Свящ. Григорий Геронимус

— Не меньше.

М. Борисова

— Если не больше. И если тогда стояла задача перевести простой язык Евангелия на такой более отточенный, что ли, язык эллинской философии, то сейчас задача прямо противоположная. И когда мы ищем — собственно, и мы здесь, на радио «Вера», и в журнале «Фома», и в массе других, на телеканале «Спас», — эти поиски идут постоянно, но все время есть опасение, что ты начнешь профанировать то, о чем ты говоришь. То есть в поиске более понятного современному человеку языка, ты начинаешь делать более плоскими сами понятия.

Свящ. Григорий Геронимус

— Есть такая опасность. Могу сказать, что я понимаю, что я не являюсь ни Григорием Богословом, ни Григорием Нисским, ни Василием Великим, и я знаю, что я должен людям говорить о Христе, говорить о Евангелии для них понятным образом. Но таких дарований у меня нет. Что я делаю? Я говорю: «Читайте книги, тексты, проповеди тех проповедников, у которых это получалось сделать лучше, чем у меня». Да, действительно, уже и Григория Богослова, и Василия Великого современной молодежи читать очень трудно без специальной подготовки, это люди другой эпохи, другого языка опять-таки. Но проще читать, скажем, митрополита Антония Сурожского, это уже не совсем наш современник, можно сказать, все-таки это человек ХХ века, а не XXI, но все-таки гораздо ближе к нам по культуре, по обстоятельствам жизни, по эпохе, по многим... Все-таки этот язык еще не совсем непонятный, еще пока понятный. Читайте Феофана Затворника. Есть люди, у которых вот эта задача получалась — говорить о Христе на современном им языке. Мы будем молиться, чтобы Господь послал таких делателей, которые могли бы и на языке XXI века, не исказив и не обеднив, передать евангельскую правду.

М. Борисова

— Но существует еще проблема перехода в новые форматы общения. Сейчас достаточное количество священников можно увидеть и на «Ютьюбе» и в «Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)», и в социальных сетях. Совершенно другая подача. Нужно ли это? И что это дает, и какие там есть подводные камни?

Свящ. Григорий Геронимус

— Я уверен, что все формы проповеди необходимы. Это не всегда значит, что мы должны говорить о христианстве, скажем, теперь только на совсем молодежном сленге, вульгарном, грубоватом — мы должны говорить о Христе и на языке современной философии, который совсем непростой, например. И эта задача у нас тоже есть. Дай Бог, чтобы появились такие молодые люди, специалисты, которые бы прекрасно разбирались, как когда-то Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский в античной философии, чтобы они были бы специалистами в современной философии и чтобы они при этом жили бы Христом. Дай Бог, чтобы были такие проповедники, которые могли бы говорить и вне такого академического поля. Нам и то и другое нужно: и академически говорить о Христе на языке современной философии, и на таком бытовом уровне. И со взрослыми людьми, и с молодежью, и с детьми говорить так, чтобы они это понимали. Я обычно как делаю: когда я прихожу в какую-то аудиторию, в школьный класс, скажем, иногда к школьным преподавателям, иногда к самим школьникам, я обычно представляю себе, что передо мной сидят мои дети. У меня их шестеро, старшие студенты, младшие школьники или дошкольники. И я стараюсь говорить с этими людьми, которых я не знаю, так, как я говорю со своими детьми. И тогда получается, может, более проникновенно, более доходчиво.
И вдруг иногда оказывается, что то же самое, что было в IV веке — вот мы, наследники великой философии, а тут басни галилейских рыбаков, как я говорю. Да ну, нам вообще это не интересно. А потом оказалось, что это имеет отношение ко мне, к моей жизни, что это не про другое, а что это про те же самые истины, про которые эта философия говорила, только глубже, только мощнее, только... Как вот Христу говорили: «Ты говоришь со властью», — только со властью. И вдруг сегодня происходит то же самое. Люди говорят, что да ну, эта Церковь, это православие, это что-то такое... Я — современный молодой человек, живу совершенно другой жизнью, а это музей какой-то для бабушек. И вдруг оказывается, что нет — это про меня, это про то, как мне выстраивать отношения с моими близкими, это про то, чем отличается существование от жизни с большой буквы, это про то, что человек может гореть. Вот мать Мария (Скобцова) говорила: «Христианство или огонь — или его нет».
И вот христианство, оказывается, предлагает мне гореть полнотой жизни. Я живу, мне скучно, часто бывает. А христианин может жить так, что ему никогда не скучно, христианин может во многих затруднительных ситуациях, а у нас почти все ситуации, когда мы в жизни выбираем, как нам поступить, обычно, как в русской сказке: направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — с жизнью расстанешься. Как быть? Как решать, как поступать? А у христианина есть эти критерии. Каждый из нас, когда был крещен, приносил крестильные обеты, говорил: «Я отрицаюсь от сатаны и от служения сатане, я сочетаюсь со Христом». Приходят люди креститься, и опять-таки такая древняя формула про Бога, про сатану — ну, как всегда в этой церкви. Какое это имеет отношение к моей жизни? Оказывается, самое прямое: вот ты принимаешь решение, как тебе поступить. Сатана хочет что? — чтобы в жизни было как можно больше ненависти, подлости, предательства, безбожия. А я же принес этот обет — это же не просто формулировка, это критерий, это моя программа жизненная. Вот я, поступив так, нарушу свой обет, потому что ненависти в жизни станет больше. Поступив так, я нарушу свой обет, потому что именно сатана желает, чтобы такие предательские поступки происходили. Нет, не буду я так поступать, я поступлю по-другому — я сохраню свое человеческое достоинство. Оно вырастет в результате моего такого решения, это будет более благородный поступок. Это же про меня, про мою жизнь, про мое настоящее, про мое будущее. Я сочетался со Христом, то есть я с ним соединился. Вот, как говорят: люди сочетались браком, — значит, они всю жизнь дальше живут вместе нормальным образом. Вот, я сочетался со Христом — я с Ним живу. Значит, как Он поступал, как Он говорил, я должен тоже стараться поступать. А как Он жил? Как Он поступал? Значит, мне надо Евангелие открыть — только оттуда я могу узнать, как жил сам Христос и как Он учил жить. Читаешь Евангелие, и вдруг оно в сердце прямо попадает. Так что эти вещи очень востребованы. Самим нашим слушателям иногда кажется, что это не про нас, что это что-то отжившее, музейное. Но когда человек начинает этим жить, то оказывается, что нет — это про меня, это может изменить мою жизнь, моя жизнь может стать богаче, цветнее, благороднее, достойнее, если я начну этим жить.

К. Мацан

— Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы говорили о языке, и вы сказали, что необязательно всё сводить, когда мы говорим о современном языке, к разговору о вере на молодежном сленге грубоватом. Понятно, что мы под словами молодежный сленг, молодежный язык, как правило, имеем такую стилистически сниженную форму общения. Понятно, что это в жизни есть, от этого никуда не деться. Но есть не только эта проблема. У нас один из гостей как-то приводил пример, что много лет подряд он ходил на беседы в школу, предположим, и много лет подряд можно было разговор о христианстве с детьми начинать с притчи о блудном сыне. Что такое отношения человека с Богом? — это отношения сына, ушедшего на страну далече, и отца, который его всегда ждет, который его простит, который его любит. И какое-то время прошло, 10-15 лет, и оказалось, что с этой притчи больше нельзя начинать разговор, потому что у детей нет отцов. Если раньше даже в неполной семье, рядом в соседней семье был папа, который был всегда, то сейчас уже далеко не для всех очевидно, что сам образ отца это что-то хорошее, то, что вызывает в тебе положительные ассоциации. Скорее, это проблемы или пустое место в лучшем случае, а в худшем — это некий негативный образ. Вот вы какую-то похожую проблему видите? Если начинать разговор о христианстве с теми же самыми подростками, детьми — тогда с чего? То, о чем мы говорим — сказать о Христе. А что сегодня важно человеку о Христе услышать, именно современному? На какой внутренний запрос, как вам кажется, современного человека, молодого или немолодого, Благая Весть отвечает?

Свящ. Григорий Геронимус

— То, что вы сказали о безотцовщине, к сожалению, это горькая правда. И образ отца, как человека, который держит всех членов своей семьи, питает, обогревает, создает какие-то жизненные принципы, заботится о них, воюет за них, если надо, и если нужно, жизнь свою за них кладет, и они все это знают, — этого образа, действительно, современные дети уже не понимают, дети, подростки, даже там, где семья полная. К сожалению, это странно и горько об этом говорить, но, к сожалению, это редкость, когда семья полная. Но там, где это есть, очень часто нет такого полноценного служения отца. Почему нет? Потому что сами эти отцы в детстве не видели такого примера — они сами вышли из семей неполных или еще по каким-то причинам. И тот образ отца, который на протяжении этих двух тысяч лет, в общем-то, был всем понятен, сейчас практически непонятен. Это проблема. Ну, значит, мы должны какими-то другими словами об этом говорить...

К. Мацан

— Какими?

Свящ. Григорий Геронимус

— Говорить о том, что за этим образом стояло. Самого этого опыта уже нет, значит, об этом рассказывать, как это бывало, о том, что отец — это человек, который, как я уже говорил, обеспечивает всей семье благополучие, питание и задает какие-то жизненные принципы. Ведет их куда-то за собой. Человек, который действительно является главой небольшой семьи или большой семьи. И Бог — это Тот, Кто нам дает всё, что у нас есть: саму нашу жизнь, наши тела, наши бессмертные души, всю глубину того, что есть в каждом человеке, всё внешнее, всё, что нас окружает. Как Кант говорил, что ничто меня не удивляет, как две вещи: нравственный закон внутри меня и звездное небо над нами. Вот всё это — и Вселенная над нами, и вселенная моя собственная, потому что каждый человек это тоже целый мир — всё это сотворено Богом. Он — наш Отец, Он мне это дал, Он меня привел в жизнь. И Он ждет чего-то от меня, Он не просто так это сделал для забавы, а Он это сделал для меня самого, чтобы я что-то здесь осуществил, чтобы я вырос, чтобы я вырос в полноту того достоинства, к которому я призван. Вот об этом всем мы должны говорить. Я состою из такого огромного количества молекул, атомов, эти органические молекулы очень сложно устроены, они так сложно взаимодействуют во мне. Кто все эти атомы свел в эти молекулы, а эти молекулы соединились в такое тело? Конечно, это не может произойти просто так.
Мы, христиане, имеем ответ на этот вопрос, Кто это сделал, и даже в некоторой степени, почему и зачем Он это сделал. Теперь, обращаясь к тому, какие запросы есть у современной молодежи и какие из этих запросов Церковь может удовлетворить. Я думаю, что у современной молодежи есть очень большой запрос на правду, на истину. Очень они не любят фальши, лжи, лицемерия. Может быть, даже в большей степени, чем предыдущие поколения. Это вообще противно человеку, но вот сейчас, как мне кажется, особенно эти понятия — фальшь, лицемерие и ложь — становятся неприемлемыми. Это очень хорошо. Мы знаем, что и кто есть истина — Господь говорит: «Я есмь путь и истина и жизнь». И если суметь вот это показать человеку — ты ищешь истину? Истина в этом — истина в том, чтобы жить любовью не только к тем, кто к тебе хорошо относится, но даже и к тем, кто является твоими врагами, потому что они тоже люди, их тоже призвал Господь в эту жизнь. Истина в том, чтобы быть миротворцем. Истина в том, чтобы иногда и пострадать за эту истину, за правду. Истина вот она — в Евангелии. Христос — это истина. И это действительная такая живая вода, по которой очень многие люди, сами того не зная, тоскуют и жаждут.

М. Борисова

— К сожалению, мы часто в ответ на подобные слова слышим: «В зеркало посмотритесь. Если вы говорите, что нам надо читать Евангелие, то вы его читали. Вы посмотрите, как вы живете».

Свящ. Григорий Геронимус

— Ну, так это, во-первых, мы должны воспринять, как справедливый упрек и сказать: «Да, ты прав. Я Евангелие читал, и я могу о нем тебе рассказать, но у меня не получилось по нему жить во всей полноте. Может быть, у тебя получится, попробуй». Еще апостол Павел говорил: «Из-за вас хулится имя Христово». Действительно, христиане сами часто недостойно живут и совершают какие-то поступки и такую имеют репутацию, что хулится само имя Христово. Не Христос совершает те или иные поступки, не Христос недостойно живет, наоборот, Он есть полнота истины и единственный из нас, кто не совершил ни одного греха, единственный из всех людей — Он Бог, Он человек вместе с тем, и никакого греха Он не совершил. Но мы, к сожалению, грешим. И вот я говорю, что все мы должны проповедовать о Христе, но не все должны идти в какие-то далекие страны. А как же тогда проповедовать? Именно, прежде всего, стараться менять свою жизнь — чтобы, глядя на нас, люди бы все-таки не говорили «в зеркало посмотритесь», а говорили бы: «Какие удивительные эти христиане — какие-то радостные, добрые, отзывчивые, милосердные, светлые, какой-то глубиной жизни они живут». Конечно, трудно передать кому-то что-то, если у тебя самого этого нет — прежде всего, мы должны сами жить по-христиански. Действительно, смотреть в зеркало — изменять, по возможности то, что мы видим, не соответствует христианской жизни, если мы это видим в зеркале. И уже потом, но, не дожидаясь, конечно, святости, говорить об этом и другим.

К. Мацан

— Вы сегодня упомянули, что христианин стоит на развилке: налево пойдешь — коня потеряешь...

Свящ. Григорий Геронимус

— Каждый человек.

К. Мацан

— Каждый человек. Направо пойдешь — голову потеряешь. У моих знакомых сын школьник, в очередной раз, столкнувшись с этой картиной из русской живописи и с самим этим примером, он сказал, что «если направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — голову потеряешь, я лучше обратно пойду». Вот я хочу, чтобы наша сегодняшняя беседа дала нам силы идти все-таки вперед куда-то — не обратно, не пасовать перед этим выбором, а вот то, что вы замечательно сказали: видеть и пытаться увидеть и на себе испытать, что христианство дает жизни совершенно иную перспективу, иной смысл, иной цвет. И мне очень понравились ваши слова, что никогда не скучно, и именно начинать жить, а не просто существовать. Спасибо огромное. Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии также была моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Мы были вместе у микрофона. Спасибо. До свидания, до новых встреч на волнах радио «Вера».

Свящ. Григорий Геронимус

— Спасибо. Всего хорошего.

М. Борисова

— До свидания.

Свящ. Григорий Геронимус

— Храни Господь.