«Ветхозаветные патриархи». Священник Антоний Лакирев

У нас в студии был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.

Разговор шел о ветхозаветных патриархах Аврааме, Исааке, Иакове, что о них известно из Священного Писания и о том, какова была их роль в жизни «богоизбранного народа».

---

М. Борисова

— Светлый вечер на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и сегодня со мной и с вами этот час «Светлого вечера» проведет священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Троицке. И тема, на которую я предлагаю отцу Антонию поговорить, это актуальный смысл того, что нам рассказывает Ветхий Завет о патриархах. Как-то мы привыкли, что с пророками всё вроде понятно, потому что они — люди Божьи, у них всё должно быть по правилам, и мы на них должны равняться (ну это я, конечно, утрирую). А патриархи — люди загадочные, потому что жили уж очень давно и по каким-то совершенно для нас, христиан, не всегда понятным правилам, и по какой-то не очень понятной для нас логике, и в то же время мы говорим, что мы исповедуем Бога Авраама, Исаака и Иакова, то есть для нас они очень важны. Но мы зачастую достаточно смутно представляем себе роль патриарха в формировании веры нашей, поэтому, я думаю, это достойная тема, чтобы поговорить о них поподробнее.

о. Антоний

— Ну да, конечно. Но, видите, говоря о патриархах, во всяком случае о той части книги Бытия, которая содержит рассказы о них: об Аврааме, Исааке, Иакове, важно очень понимать, что мы весьма приблизительно можем датировать эти времена, с точностью плюс-минус трамвайная остановка, от двух с половиной до полутора тысяч лет назад, а некоторые говорят, и того меньше, или того больше, в смысле — до Рождества Христова, хотя больше двух с половиной тысяч лет до Рождества Христова, кажется, таких древних датировок я не встречал. Очень приблизительно мы представляем себе, когда это было, хотя при этом по истории окружающих народов: и Египта, и Шумера, и Аккада, мы можем восстановить до некоторой степени контекст, но при этом, ещё раз повторю, довольно приблизительно. От, собственно, событий рассказы отделены весьма продолжительным временем, тоже в несколько и немало столетий, вплоть до тысячи лет. А от времени, когда эти рассказы были составлены в Пятикнижие, от их возникновения или даже письменной фиксации протекает ещё с полтысячи лет, и более или менее окончательную форму — текст, который мы с вами читаем, обретает, условно, примерно в V веке, в лучшем случае, в конце VI века до Рождества Христова. Поэтому, глядя на эти рассказы, всегда приходится задумываться, с чьим коммуникативным намерением мы имеем дело. И есть в рассказе нечто, что хочет составитель рассказать своему читателю эпохи возвращения из плена, это основное и это то, что, в общем, бросается в глаза. Или есть нечто, что было важно для того, кто рассказ записал, почему он его записал, почему этот рассказ сохранился и до составителя в течение нескольких столетий дошёл. И уж ещё труднее, некоторые думают, что вообще невозможно вернуться, так сказать, в исторические события, от которых, если остались какие-то детали, их очень трудно определить. Поэтому, в первую очередь, что о Боге, о жизни, о своей истории хочет сказать составитель своему читателю, потому что это очень важное такое, я бы сказал, переломное время в ветхозаветной истории, переломное время после плена, когда допленная жизнь полностью разрушена, большая часть колен Израилевых вообще растворились где-то в этой чудовищной Ассирии после 722 года, после разрушения Самарии, оставшиеся пытались каким-то образом практиковать веру в единого Бога, хотя, судя по историческим книгам, которые тогда же составлены, до царя Ио́сии, вообще глаза разбегались, было не очень понятно, что такое верить в единого Бога. Пророки пророчествовали, но они же все считались подрывателями устоев, все как один, и к ним соответственно относились. Короче говоря, вот всё рухнуло, вавилонский плен, последние остатки иудеев, которые хоть что-то вообще вокруг себя видели, читать могли или знали какие-нибудь предания — всех угнали, остался какой-то сброд, который тут же смешался с теми, кого в Вавилон сюда, на место пригнали, и всё время какие-то народы депортировали иудеев туда, на место иудеев кого-то ещё, и весь этот кошмар там длился долго. И когда плен кончился, возникли вопросы: а кто мы такие? Вот мы говорим, что мы — потомки Авраама, Исаака и Иакова, а что это значит? А почему к нам должно иметь отношение то, что было с ними, а лидеры духовные, интеллектуальные лидеры пленных иудеев говорили: «мы и наши предки нарушили закон, значит, нам надо восстановить нашу жизнь по закону Моисееву». По какому закону Моисееву, где он записан? Его нет! И вот это такой созидательный нарратив — Пятикнижие, который даёт кучке спасшихся из плена, не ассимилировавшихся с вавилонянами и персами иудеев начать жизнь заново, но поскольку они были от почвы оторваны, вот эти великие боговдохновенные редакторы, ещё раз повторю: боговдохновенные редакторы и составители, люди, которые были движимы Духом Святым, слышали Духа Святого и из дошедших до них рассказов, отрывков, фрагментов, преданий вот составили эту книгу, что они хотели своему современнику рассказать? Они в первую очередь говорили о том, что это значит — быть в Завете с Богом, и говорили о том, почему к нам имеет отношение тот Завет, о котором рассказывают предания наших отцов. И вот, собственно говоря, получившееся Пятикнижие, а потом и исторические книги, или, может быть, они одновременно составлялись, вот оно отвечает на такого рода вопросы, что это значит — быть иудеем, для того, чтобы дальше, с этого момента, с момента возвращения Ездры и Неемии, того момента, когда они перезаключают завет, поднимая текст Торы, и народ говорит «всё исполним, будем послушны», что теперь дальше значит быть иудеем? Для той эпохи это было чрезвычайно значимое событие, многие думали (может быть, немногие, ладно), но тем не менее, хотя бы некоторые думали, что это и есть новый завет, тот, о котором говорили пророки, тот, о котором говорил Иеремия в 31-й главе за какое-то время до падения Иерусалима и вавилонского плена: «вот будет Новый Завет». Все думают: перезаключили, мы поклялись исполнять вот это, теперь у нас есть Тора, теперь понятно, кто мы такие и что заключает наш закон, и мы будем ему послушны. Ну и дальнейшая история нас в меньшей степени интересует сегодня. Вот рассказы о патриархах — это, собственно, такой нарратив, в котором иудеи после плена призваны увидеть начало, источники своей жизни, и тот закон Того Бога, Который этот закон даёт. Плюс ещё вдобавок надо, пожалуй, заметить вот какую вещь: для составителей и, по-видимому, для потенциальной аудитории их, и для той культуры, которая окружает и составителей, и иудеев эпохи конца плена, да и вообще плена, характерно такое представление, что любое племя, любой клан в каком-то смысле заключён внутри своего основателя, и всё, что происходит с основателем, происходит со всеми. Если основатель вступает в некий договор с кем-то, с соседним царём или с кем-то ещё, это отражается на всех потомках. Курьёзно, но уже в Новое время появились биологические теории, совершенно повторяющие эту логику, я подозреваю, что биологи позднего Средневековья или раннего Возрождения вычитали эту парадигму, тем не менее, вот то, что произошло с нашими предками, от кого идёт наш клан, наше племя, наш народ, вот это имеет отношение к каждому из нас, мы как бы все присутствовали в нём, внутри, в семени Авраама, когда Авраам заключал Завет, и свойства, которые мы родоначальнику приписываем, рассказывая о нём, они должны быть в нас, если в нас их нет, надо их себе воспитывать, а если они есть, всё объясняется основателем. Ну вот чуть раньше, рассказывая о праотцах, составители книги Бытия помещают рассказ о потомках Ноя, где все плохие — враги будущего народа Божьего, до которого ещё сколько-то поколений. Все записываются в потомки Хама, потому что у Израиля эпохи после плена, да и раньше, там эпохи царей, эти все народы были противниками. Те народы, которые живут где-то так далеко, что вообще не имеет значения, что там и как, они все — потомки Иафета. А мы и наши ближайшие родственники — вот молодцы, отличники боевой и политической подготовки, все потомки Сима. Ну вот такая у них картина. И то, что Хам — хам, отражается на всех его Хамских потомках, а то, что Сим — молодец, отражается и на нас тоже. Это может казаться слегка так смешным, примитивным и так далее, но так эти люди мыслят, поэтому для того, чтобы понимать их рассказ, необходимо это тоже учитывать. Есть ещё какие-то особенности, но если о них обо всех говорить, то долго будет.

М. Борисова

— Священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер», и мы говорим о ветхозаветных патриархах. Ну вот логика, которая заставляла делить потомков Ноя, она понятна, она нам вообще очень близка. Мы, по-моему, до сих пор приблизительно так же и сортируем людей. А вот какова логика составителей Пятикнижия, когда они начинают рассказывать, собственно, непосредственно о самих патриархах? Ведь, по сути дела, все рассказы и об Аврааме, и о Исааке, и о Иакове — это такие семейные хроники, причём с таким ярко выраженным акцентом на продолжение рода, как складывались отношения именно с этой точки зрения. Жены, служанки, чьи дети, как дети потом между собой делили наследство отцовское, и имущественные отношения: поля, стада, территориальные передвижения тоже в связи с тем, что нужно там где-то выкупить определённый кусок земли — вот, собственно, основные сюжетные линии этих семейных историй. Но мы-то это читаем сейчас, в XXI веке, и хотим из этого извлечь для себя какую-то духовную пользу.

о. Антоний

— Ну, смотрите, что касается духовной пользы, тут всё просто: надо молиться Духу Святому, и Он даст тебе духовную пользу, какую сочтёт нужным, и из того источника, из которого сочтёт нужным. Что же касается библейских рассказов о патриархах, вы, в общем, всё очень точно обозначили, потому что для тех людей, от которых до нас дошло это предание, и авторов, записывавших, ну или, скажем, авторов, формулировавших устный рассказ, потом записывающих, потом составителей, вот для всех этих людей в первую очередь важна вот какая мысль. Книга обращена не к нам с вами в буквальном смысле, а вот к иудеям пленной, после пленной эпохи, и вот мы — потомки того Авраама, который ушёл вообще с траектории своего исторического развития, «покинь дом отца своего», ушёл из Месопотамии и пошёл в ту землю, которую Бог ему указал: «иди в ту землю, которую Я тебе укажу». Вот он, как потом говорится, поверил Богу, и Бог вменил ему это в праведность. Мы вместе с ним дальше, поверив Богу и уйдя из своего контекста, бросив древнюю культуру, наследие предков, вот это всё бросив ради Бога (хотя в Шумеро-Аккадских царствах была великая культура и всё такое прочее), ушли и заключили с Богом Завет, мы теперь ему подвластны. Вот Завет — это, конечно, идея номер один. Это то, почему существует наш народ. Ну и, конечно, всё повествование на самом деле направлено к Синайскому Завету, это всё предисловие, вся книга Бытия с первого до последнего слова — предисловие к рассказу о Синайском Завете. Тем не менее, вот Авраам заключает с Богом некоторый Завет, о котором рассказывается дважды: по-видимому, из двух источников составлено это повествование, не одинаковое в двух местах. Вот есть договор, где и один, и другой — его участники, и Бог, и Авраам, и, значит, мы в Аврааме — принимают на себя некоторые обязательства: Бог благословляет: «благословлю тебя», Авраам берёт на себя обязательство ходить перед Богом и быть непорочным. Там дальше в разговоре о Синайском Завете будут составители уточнять, формулировать, конкретизировать, что с точки зрения Завета есть непорочность, здесь об этом не говорится не потому, что нечего сказать, а потому, что дальше об этом будет сказано. Вот этот Завет с Богом — это то, что вообще создаёт тебя как народ, то, на чём основывается наше существование. Неважно, хотим мы этого или не хотим — мы в Аврааме, и Авраам заключает его от лица всех потомков. Это одна история. Вторая, чрезвычайно важная тоже, что всё не так просто, и там нет ни одного персонажа, кто обрёл бы благословение Божие, кто обрёл бы участие в этом Завете только механически, только потому, что он родился у своего отца. Каждому из них приходится принимать решение самому и искать решение самому. Больше того, мы видим, как в случае Исава и Иакова, одному принадлежит по праву, но ему не надо это благословение, этот Завет Божий, а у другого нет права первородства, но ему надо позарез, и он что-то делает некрасивое, ну нехорошо: отец старый, плохо видит, он там руки козлёнком обматывает, собственно говоря, это надувательство, но он это делает не ради надувательства, а потому, что ему нужен этот Завет Бога.

М. Борисова

— Но справедливости ради можно сказать, что Исав к тому времени уже за чечевичную похлёбку продал своё первородство.

о. Антоний

— Да, конечно, но отцу-то этого не объяснишь. Или, скажем, «и боролся Иаков с Богом», да?

М. Борисова

— Вот это загадочная история.

о. Антоний

— Загадочная, и не надо пытаться углядеть историческое событие, которое за этим преданием стоит, его включили в рассказ не ради этого, а ради того, чтобы мы увидели, что вот до такой степени он готов за этот Завет бороться. Можно объяснять разные происшествия духовные, которые происходят в человеке, но едва ли это имели в виду авторы и составители, они показывают нам патриархов, как людей, которым надо, которые сами выбирают этот путь Завета, которые сами за это благословение борются, им дорожат и не готовы от него отказаться. Да, действительно, эти предания очень древние, в них очень архаическая основа присутствует и видна, не надо думать, что это в V веке выдумали — нет, это очень древнее предание, и мы видим, как они поступают для своей архаичной эпохи как-то приемлемо, что не всегда было бы приемлемо для современного читателя или даже для составителя, но тем не менее всё это делается ради вот этой цели. Это не просто Бог избрал Авраама, породил от него великий народ — этот народ состоит из тех, кому этот Завет нужен, и если он тебе не нужен, ты из него выпадаешь. Но и это ещё не всё, потому что есть ещё вот какой нюанс, вы тоже об этом уже упомянули — это земля, пространство для жизни. В архаичных представлениях героев книги Бытия (в этой части, которая начинается с рассказа об Аврааме), в этих представлениях вечность, то, что мы называем «вечной жизнью», «спасением», «царством будущего века», у них очень конкретные представления, у них нет идеи этих Элизийских полей или Шеола, как у иудеев эпохи составления, и уж тем более, там воскресение мёртвых, или вот эта эллинская или персидская идея Парадиза и Аида, где в одном месте трескают столовыми ложками амброзию, в другом — мрачные стенания Персефоны — ничего этого у них, в общем, в головах нет, потому что всё происходит до того, как они пришли в Египет, до египетского рабства. Как объяснить им, как им дать возможность увидеть (и читателю, соответственно, тоже) — шанс на будущее, перспективу будущей жизни, которая не оборвётся? И автор здесь ничего не выдумывает, и составитель тоже, хотя составителю-то есть что почерпнуть из окружающей персидской или даже эллинской культуры, и пройдёт от составления какая-то несчастная пара столетий, и они там впитают разные разговоры про бессмертие души. А патриархи архаичны и конкретно мыслят: для того, чтобы твоя, моя жизнь не оборвалась, нужно потомство и место, где оно будет жить, потомство и пространство для жизни, поэтому потомство и земля. И несколько раз мы видим, во-первых, конечно же, рассказ о том, что Авраам сетует и говорит Богу, что «вот, я остаюсь бездетным и наследник мой этот Елеазар из Дамаска, и Бог ему говорит: «Будет потомство твоё паче числа песка морского, бесконечное, твой род не прервётся». И мы уже говорили, что те, для кого пишется текст, кто его пишет, мыслят себя и всех вместе в родоначальнике, но и родоначальника в каждом из потомков, поэтому это вот некая картина, модель вечной жизни, и поэтому Бог обещает Исаака и, соответственно, это потомство.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». В студии Марина Борисова, мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке. Мы говорим о ветхозаветных патриархах. Знаете, я, когда читаю (ну, это очень громко сказано: «читаю») Ветхий Завет, это отрывки, скажем так, меня поражает количество включенных в действие женщин и их активность. Вот всё, что связано с жизнью семей первых патриархов, без женщин вообще бы ничего не произошло, потому что они буквально навязывают мужчинам определённое решение, и настолько это получается вроде как естественно, что встаёт вопрос: в архаичной культуре место женщины далеко не первое, почему в библейской традиции так активно участвуют женщины?

о. Антоний

— Можно подумать, что это сильно изменилось. Женщины правят миром, и слава богу, потому что если бы мы мужчины не слушали женщин, мир бы был ещё более ужасным местом. Нет, слушайте, архаичная культура, особенно для таких вот небольших бедуинских кланов, путешествующих по пустыням, как раз наоборот, вполне себе ценит женщин, и роль женщины в том, как живёт семья и что делает, и куда идёт, и как поступает её муж, очень велика. Да, в каких-нибудь более осёдлых культурах, где гаремы вот эти все, где рабыни и так далее, и тому подобное, и всякие такие вот полицейско-казарменные ужасы — ну да, там действительно «женщина — друг человека» и всё такое прочее, но всё-таки в более позднюю эпоху. В этом смысле архаичные культуры, они гораздо прямодушнее, и они честно говорят о том, что — да, ну а как? Действительно, женщины, жёны патриархов занимают очень важное место. Я бы сказал, что это свидетельство того, что за этими рассказами как раз можно предполагать достаточно древнее архаичное предание, а не только художественную литературу определённой эпохи. Это действительно рассказы, которые подчерпнуты из глубочайшей древности. Да, действительно это так.

М. Борисова

— И, как ни странно, именно вот женская линия в этих рассказах очень перекликается с описанием женщин в Евангелии (может быть, это мне так кажется), но, по крайней мере, когда я читаю о том, как Авраам послал слугу искать невесту для своего сына, и когда условием, что девушка достойна, было то, что она должна напоить непосредственно самого этого слугу и всех его верблюдов, я просто представила себе, что такое напоить десять верблюдов: это полдня нужно таскать воду, и когда Ревекка это всё совершает, естественно, сразу же целая вереница женских образов из Евангелия как-то за ней выстраивается. Тут, может быть, это литературное восприятие, может быть, наша испорченность классической литературой XX-XIX века, но мне кажется, что это помогает понять и смысл тех рассказов, которые составитель отнюдь не для нас составлял.

о. Антоний

— Ну да, вполне возможно. Видите, в первую очередь как раз составлен рассказ так, что вольно или невольно ты чувствуешь некоторое присутствие за кадром Бога, воля Которого реализуется. Мы говорили о том, что есть Завет, он заключён Авраамом и значит всеми его потомками, но в то же время каждый из потомков должен — редко очень это слово фигурирует в нашей вере, но прямо должен — самому, лично, самостоятельно выбрать для себя быть наследником и участником этого Завета, но никто не оставлен на произвол судьбы. Бог присутствует, и как вот в этом эпизоде, когда раб просит, чтобы Бог дал ему знак — ну он же не знает, у него нет фотографии этой самой девушки, ему не известно точного адреса электронной почты, и он просит, чтобы Бог дал ему знак, и вот даётся такой знак, и таких случаев на самом деле достаточно много. Видите, это тоже важная очень идея для составителя: Бог направляет историю нашего народа, жизнь нашего народа. Потом, в исходе, когда рабство, когда «Я услышал вопль народа Моего в Египте, и иду избавить его», вот это догматическое утверждение, мы увидим, что Бог действительно спасает, выводит из рабства, возвращает к жизни, проводит через неминуемую гибель в Красном море и так далее. Дальше-то, в исторических особенно книгах, будет разговор о том, что Бог ведёт тебя из мрака, из гибели, из ничтожества к спасению и жизни, но всякий раз, когда мы уклоняемся, говорят священники, книжники, мудрецы эпохи возвращения из плена, — всякий раз, когда мы уклоняемся, всё разваливается. Либо у нас есть жизнь и перспектива на путях правды Божьей, либо нет, либо тогда нет ничего. Соответственно, это тоже чрезвычайно важная для книги Бытия, для рассказов о патриархах вещь, что Бог не оставляет тебя самому барахтаться, Он присутствует, как, может быть, незримое (ну и впрямь незримое), но всё-таки действующее Лицо. И вот десница Божья простёрта над нарождающимся, формирующимся народом Божьим, Он не отвлекается, Тот, Кто хранит Израиль.

М. Борисова

— Потом в ветхозаветном, в новозаветном текстах будет очень много ссылок на эти двенадцать колен Израилевых, мне кажется, что вот эта вся драматическая история братьев, которые появились в семье патриарха Иакова и очень странное какое-то его завещание, которое как-то их всех очень непонятно для стороннего наблюдателя сортирует. Что там с этими двенадцатью коленами? Это же всё-таки труднее понять, чем градацию потомков Ноя.

о. Антоний

— Да, конечно. В общем, очень трудно усмотреть в этом некоторую реальную историческую основу, мы не понимаем, у нас нет ни документов, ни даже преданий, ни записей преданий об эпохе выхода из Египта или об эпохе Иосифа других, чем книга Бытия, и про что там речь, почему автор и составитель записывает то, что он записывает, довольно трудно догадаться. Тем не менее, существуют гипотезы. Во-первых, по большому счёту нам ничто не мешает предполагать, что: ну вот да, двенадцать человек, от которых пошли двенадцать колен, почему бы и нет? В конце концов, все они так или иначе наследуют обетование и становятся частями этого единого народа. Но, кроме того, здесь не вредно задуматься о том, что из себя представляли те люди многочисленные, которые вышли из Египта за Моисеем. Ещё раз повторяю, что это всё — предисловие к Исходу, значит, направлен рассказ туда. Кто были эти люди? Дело в том, что в Египте, в земле Гесе́м, в то время было немало разнообразных семитов, полусвободных, полурабов, какого-то не очень ясного происхождения, кто-то потомки Авраама, кто-то не потомки Авраама, это же всё-таки довольно близкие территории, и Шумеро-Аккадские земли, и семиты западные и восточные, которые там где-то обретались. Короче говоря, больно там разбирались египтяне, что это за публика им кирпичи там делает — нет, конечно. Хотя есть ещё разные исторические гипотезы, но мне кажется, самая простая заключается в том, что толпа, которая за Моисеем вышла, которой Моисей сказал, что вот, есть наш Бог, а, по-видимому, хотя бы часть семитов древних изначально были монотеистами. Ну, правда, там исповедовали племенных богов, но каждое племя — одного, это было важно в том мире, это было редким явлением, не о всех народах так можно сказать, потому что кто-то эволюционирует в сторону позднего монотеизма и первичного язычества, кто-то по-другому. В общем, Моисей их призвал выйти и призвал их именем Божьим, и вот они за ним пошли. Был ли это в самом деле, как предлагает нам составитель увидеть, прямо один народ и у всех в паспорте, в пятом пункте написано сами знаете, что, и вот они выбыли на историческую родину, хотя как раз тогда это ещё не было для них исторической родиной — ну, скорее, нет. Видимо, это некоторая довольно разношерстная толпа, у которой в голове, вероятно, на семитской базе, на базе культуры архаичной, есть какие-то идеи месопотамские, шумер-аккадские, может быть, что-то египетское, какие-то свои небольшие племенные отличия, и только пройдя весь этот путь, войдя в Завет на Синае, Завет с Богом, и приняв этот Синайский Завет (так, по крайней мере, по схеме составителя), дальше они идут в землю обетованную, и там постепенно составляют некую общность, тоже, надо сказать, довольно рыхлую, потому что, когда Северное колено и Северные царства исчезают, разрушенные Ассирией, то Южные в основном заняты спасением себя в этой ситуации, то есть до конца сплочённым этносом, вероятно, они так, в конце концов, и не стали до конца. Но, тем не менее, как описать то, что эти все люди становятся единым целым? Вот автор и составитель, соответственно, предлагает нам такую схему: вот двенадцать потомков Израиля, они разные, про кого-то что-то рассказывают удивительное или детективное, кто-то поступает хорошо, кто-то поступает плохо, про кого-то ничего не сказано. Там ещё есть поэзия, заметьте, в конце Бытия, там целый гимн про каждое колено что-то вот такое вот говорится. И поэтому всё то многообразие, которое читатель потенциальный наблюдает, этническое, культурное в рамках единого народа Божьего, оно объясняется тем, что есть колена, все разные, но все — братья, и все — участники единого Завета. Скорее всего, невозможно сказать, было их, этих братьев, потомков Израиля, одиннадцать, двенадцать или тринадцать, мы не знаем, у нас нет никаких документов, поэтому почему бы и не двенадцать, но для составителя важно их братство, то, что вот это такой сложносочинённый, но единый организм.

М. Борисова

— Священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер», мы говорим о ветхозаветных патриархах. Но и самое главное — это земля, почему вся история патриархов не приводит к тому, к чему в результате привёл свой народ Моисей? Вот обещана земля, какие-то куски покупаются, покупается даже Авраамом пещера, в которой они находят своё последнее пристанище, но окончательного вот этого вселения в обетованную землю не происходит при патриархах.

о. Антоний

— Во-первых, конечно же, у древних народов, в том числе и у тех семитских племён и кланов, которые странствовали по Палестине и Египту в глубочайшей древности, ну вот есть некоторые представления о племенах и землях, и, соответственно, племя, у которого есть земля по праву от богов каким-то образом, вот оно здесь живёт надёжно. А если ты пришлец из какой-то чужой земли — ну и уходи, и нечего тебе здесь делать, ты на птичьих правах, тебя можно согнать, за тобой можно не признавать элементарных прав, и поэтому земля, про которую можно сказать «это наша земля, и мы здесь, потому что нас Бог здесь поселил», это очень важно. Другие-то народы вокруг практически всё себе заселили, всё заняли, и когда Бог обещает эту землю, обещать-то он обещает, а что все остальные? Несколько раз Господь говорит: «вот всю землю, которую ты видишь, Я дам тебе», но остальные народы существуют на этой земле, она им принадлежит. Вот этот эпизод с покупкой Авраамом поля, он, на самом деле, один из ключевых, чрезвычайно важных в самой истории, в рассказе об этом, в составленных окончательных текстах, потому что это попытка сказать, что вот нас Бог здесь с самого начала поселил, эта земля, которую мы приобрели — не завоевали, потому что завоёванная земля не считается принадлежащей по праву, это важно очень, мало ли какая шушера сирийская или египетская чего там и где завоюет, они как захватили, так и лишатся этого. По праву, добровольно нам отдали это поле, вот это как бы зёрнышко нашей земли, где будут жить потомки этого народа. Но и это тоже ещё не всё, потому что эта земля чрезвычайно мала, и наряду с разговором о праве на существование, в общем, конечно, толпа, вышедшая из Египта, ни на что не имеет права, она, тем не менее, всё-таки завоёвывает, и могла потерпеть поражение в этом. Вот они рассказывают обо всём этом, но уже позже, в книге Иисуса Навина, в книге Судей, как о некотором завоевании, которое произошло потому, что такова была воля Божья. Здесь они приписывают, конечно, многое Богу, чего не следовало бы делать, ну вот они в рамках своих парадигм так говорят: «если Бог тебе не даст, то ничего у тебя не будет». Одновременно с тем, что мы только что говорили о некотором праве, есть ещё и разговор о том, что нет у тебя никакого права, нет. Всё пространство для жизни, которое у тебя есть, даёт тебе Бог, и в этом смысле колено Левиино, которому не выделяют земли, о которых Бог говорит: «Я сам буду уделом левитов на земле Израилевой», вот оно образцовое, важное, эта земля, у левитов нет, но у других есть, но не потому, что они молодцы, а потому, что Бог им это дал, потому что «Моя вся земля», это тема поначалу в более архаичном контексте разговора о том, что у тебя будет земля и будет где жить твоим бесчисленным потомкам, а дальше переходит уже в разговор о том, что всё принадлежит Богу.

М. Борисова

— Но если рассматривать ветхозаветные тексты исключительно с точки зрения того знания о Боге, которое нам полезно и нужно, то из всей этой истории первых патриархов напрашивается какой-то вывод, но какой? Он расплывается, потому что мозаика представления о Боге, во-первых, она, на мой взгляд, и у самих патриархов разнится. И, естественно, в нашем восприятии текста на эту тему мы тоже начинаем как бы немножко размывать границы образа. То есть понять, что же нам следует вы́читать в истории ветхозаветных патриархов, чтобы что-то понять о Боге?

о. Антоний

— У нас есть Евангелие, где всё сказано. Всё, что можно и нужно знать о Боге, видно в глазах Иисуса из Назарета. Точка. Всё остальное — ну да, хорошо, но факультативно. Я бы сказал, что в историях патриархов, во-первых, важно увидеть, что даже если Бог, кажется, где-то незримо присутствует, и даже если Он кажется отсутствующим — нет, у Него есть план, и в этот план включаются все: и Авраам, и народ потомков Авраама, и потомки Авраама по вере, и всё человечество. Божий план, мы и так говорим, потому что у нас других слов нет, Божий замысел, включает весь мир и всё человечество, это первое. И второе: Бог сложнее, чем мы в состоянии помыслить. Мы не можем заранее «предсказать» Его поступки, Его мысли, как Он говорит потом: «Мои пути — не ваши пути, Мои мысли — не ваши мысли». Бог больше и сложнее, чем мы в состоянии себе помыслить.

М. Борисова

— Ну и наша роль тоже, наверное, должна учитываться, потому что иногда приходится слышать и в проповедях, и в толкованиях встречать объяснения всех перипетий истории Иосифа таким образом, что через какие-то трагические и малоприятные события Господь творит некое благо. Но так ли это просто, и в этом ли всё дело, что из любой отрицательной жизненной ситуации сделать вывод, что это вот Господь так запланировал, чтобы тебе потом было хорошо?

о. Антоний

— Я думаю, что этот рассказ включён в текст вообще не для того, чтобы нам что-то рассказать о Боге, а потому, что это относится к историческому преданию, к культурному наследию, как хотите назовите, народа Божьего, ну не выкидывать же это. И драматическая история, показывающая, что вообще не всё так розово в этих самых коленах, в отношениях между ними. Но если Бог и присутствует здесь, то незримо, и Он не описывается. Ну, если разбираться детально, вот иногда люди обосновывают Богом или приписывают Ему свои взгляды, но это какие-то не такие значительные частности. Вообще, если внимательно и очень детально разбираться, то мы видим, что составитель часто дублирует рассказы, потому что хватило бы одного, но у него есть другой, и он, по-видимому, не готов его просто выбросить. Не так, что он из огромного массива выбрал немножечко, нет, он очень бережно относится к тем преданиям и документам, которые до него дошли. Поэтому здесь это, скорее, разговор об истории Израиля и в меньшей степени о Боге и Завете.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Священник Антоний Лакирев, клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке, был сегодня гостем программы «Светлый вечер». С вами была Марина Борисова, до свидания, до новых встреч.

о. Антоний

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Благодарность Богу». Священник Антоний Лакирев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 20.12.2024». Ольга Зайцева, Андрей Тарасов

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов