«Служение спасателя». Александр Чуприян

У нас в гостях был заслуженный спасатель и заслуженный работник пожарной охраны Российской Федерации, генерал-полковник внутренней службы Александр Чуприян.

Наш гость расскажет о своем пути к вере, об особенностях работы спасателя и об удивительных случаях Божьей помощи в самых сложных ситуациях.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

Диак. Игорь Цуканов

— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Как всегда в это время, в студии у микрофона Кира Лаврентьева —
К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

Диак. Игорь Цуканов

— Я — диакон Игорь Цуканов. И наша программа, как всегда, посвящена теме «Христианин в обществе». Сегодня у нас очень-очень интересный герой. Сразу, не вдаваясь в долгие такие подходы к представлению, хотел бы представить: Александр Петрович Чуприян — генерал-полковник внутренней службы, заслуженный работник пожарной охраны Российской Федерации, заслуженный спасатель Российской Федерации, человек, который с 2006 года был заместителем главы МЧС и в последние пять лет был первым заместителем министра по чрезвычайным ситуациям. И даже вот, как мы сейчас перед эфиром подтвердили, что восемь месяцев Александр Петрович исполнял обязанности министра. Начинал свою карьеру, лучше сказать службу, Александр Петрович с Управления пожарной безопасности Ленинградской области, потом это был Санкт-Петербург и Ленинградская область, потом это был Северо-Западный округ, где Александр Петрович тоже руководил Управлением по противодействию чрезвычайным ситуациям. И вот с 2006 года он заместитель министра по чрезвычайным ситуациям, вот вплоть до последнего года. Александр Петрович, добрый вечер.

А. Чуприян

— Добрый.

Диак. Игорь Цуканов

— Рады вас видеть в нашей студии. Первое, о чём вас спрошу как человека верующего и как человека, который вот всю свою жизнь посвятил этому служению, связанному с предотвращением чрезвычайных ситуаций, со спасением людей. Наверное, в вашем служении, в вашей службе множество раз вы сталкивались с какой-то такой ощутимой помощью Божией. Вот могли бы вспомнить какие-то такие ситуации, когда явно не человеческими силами что-то удалось сделать, а Господь помог?

А. Чуприян

— На самом деле их достаточно немало. В основном, с атеистической окраской люди ищут чудеса. А их искать не надо — они кругом, они окружают нас. И более того, мы зачастую даже не понимаем, что это и было чудо. Позвольте — вы меня сейчас сразу уже во зрелый-зрелый возраст вопросам окунули, и в прямом и переносном смысле. А я хочу сказать, что в далёком 1976 году я был призван на срочную службу в ряды советской армии. И первая моя воинская часть: 63148, город Богодухов под Харьковом. Я, как и все призывники, с комсомольским билетом был призван туда. И я ещё подумал: вот это да! — что, советской власти тут нету, что ли? Но название же ведь города Богодухов — ну куда ярче? Выше некуда же ведь, да? Я без, так сказать, нападок, но нотки ёрничества точно были. Но именно благодаря Богодухову, я вообще стал формироваться как личность. Вообще, срочная служба в армии... и когда я слышу от различных, как они избегают, как они порой там хают это всё, у меня закипает пролетарская кровь по этому поводу. Потому что армия — это точно так же общество, где всё есть. Но если понимать смысл, значимость своего пребывания, то всё это теряется и тает — вот и всё. Поэтому, благодаря Богодухову я... кстати, после Богодухова была служба на Дальнем Востоке. Я полтора года служил на Дальнем Востоке в войсках ПВО сухопутных войск на комплексе «Оса» и безмерно был рад, что всё же я оказался там. Хотя я надеялся, что вернусь в Ленинградский военный округ — так обещали. По крайней мере, отцы-командиры нам обещали: кто на отлично учится, тот вернётся в свой округ, откуда призывался. И я старался. Но тем не менее я очень рад, что так получилось. И вот там-то и зародилось у меня желание уже как-то по-другому служить родине.
Я скажу абсолютно без пафоса, не рисуясь, с Дальнего Востока рождается день — верно? Вот он докатывается, докатывается... так вот, когда ты стоишь на посту часовым, — а я служил на озере Ханка, — и вот этот платиновый диск из озера исходит, он же поднимается со дна. И вот он эту дорожечку выстеливает, выстеливает. И я понимаю, что все сейчас спят, отдыхают, кроме меня. И я говорю: здравствуй, родина, здравствуй, страна — вот он я, я всё вижу, мне это всё нравится и всё. А на листочках роса выступает деревьев, и вот солнце, эти изумруды, эти алмазы. И вот стоишь, и вот это дерево всё в алмазах. И я подумал: слушай, всё же как ты нужен стране сейчас, как ты нужен родине, потому что ты сейчас на боевом посту встречаешь день и посылаешь всей стране эти лучики. Эти все алмазы туда перекатываются, в ту сторону, сторону, кстати, того же Ленинграда, потом Санкт-Петербурга. Вот именно эта служба сформировала то, что я оказался в гарнизоне с великой историей — в Ленинградском гарнизоне пожарной охраны. По истории сам гарнизон потрясающе интересен. Абсолютно это точно говорю и могу смело это утверждать — по многим параметрам и фактам. И пришёл я туда рядовым бойцом, вот и всё. И благодарен теперь Господу Богу, это я уже могу точно сказать, за то, что я оказался там. И вот я из рядовых бойцов вырос до этих должностей. И каждую должность воспринимал с дрожью с внутренней, не скажу, что всеобщей, но с беспокойством, может быть, даже паникой. Но это, скорее всего, от ответственности, я так понимаю. Я всё же человек ответственный, поэтому так и шло.

Диак. Игорь Цуканов

— Но и служба очень ответственная, конечно. Любая ответственная, но уж здесь...

А. Чуприян

— А не бывает служб неответственных, служб неответственных не бывает.

Диак. Игорь Цуканов

— Ну да.

А. Чуприян

— И то, что вы служите — это точно так же ответственно. И то, что радио существует — это точно так же ответственно. Попробуйте не так донесите или неответственно подойдите к делу или к слову, что получится? — искажения. Поэтому тут все перед Богом мы едины в любви к своему делу и профессии. Я могу сказать, примеров у меня много, но боевой пример, это когда я уже был заместителем министра. Я не знаю, кто из вас был в 2010 году в Москве, когда был смог.

К. Лаврентьева

— А все были. Да, мы помним это лето.

А. Чуприян

— Это просто лето было... это горела вся Россия. Я работал в четырёх субъектах Российской Федерации на пожарах. Но самое тяжёлое для меня было, это когда министр МЧС, тогда Сергей Кужугетович Шойгу, вызвал меня и сказал: «Вот поезжаешь в Московскую область, разберись мне. Всё, не дай Бог, один дом ещё сгорит, не дай Бог, хоть один человек погибнет». А уже тогда были и погибшие, и сгоревшие дома. Он мне, вообще-то, пообещал московскую прописку. Кстати, не худший вариант. Тогда я что-то подумал, что это наказание. А теперь думаю: вау, у меня никогда не было ни дома, ни дачи, и до сих пор нет. А так бы наверняка что-то бы было. Но я не подвёл министра, и, стало быть, всё. А вот эти пожары, понимаете, как гидры: голову отрубишь, а он возникает. А тогда температурный режим — трубки тогда были не у всех, но у главы местной была трубка, такая уже американская, как я сейчас понимаю, японская. Он показывал температуру 42 градуса. Но вы сами помните всё. А тут дышать нечем, а это же торфяники. Главный поставщик дыма это же торфяник. И постоянно возникали возгорания — то тут, то там.
Я в первые два дня понял, что нас наши силы и средства должны быть в каждом населённом пункте, что само по себе уже сложно, невозможно. Потом, через два дня, я понял, что мы должны у каждого дома стоять. Потом я понял, что у каждой травинки, и вот только тогда и можно, чтобы вообще всё... И как же этот вопрос решить? И у меня был случай, когда глубокой ночью я прибыл на пожар, и просто фронт огня идёт. Вот просто зарево — фронт огня. Там не поймёшь, сколько граница слева, сколько справа. При этом через дорогу линия электропередач, через эту линию электропередач жилые дома, деревянные, кстати, ещё бараки, плотная застройка — это же в Московской области было. И ещё склад горюче-смазочных материалов — там несколько десятков тонн. И всё это идёт, и остановить это сложно. Мы выстроили по периметру дорожек эти машины пожарные. Но любая пожарная машина работает семь, максимум десять минут, и всё — это на несколько квадратных метров. Пару сотен квадратных метров можно зачернить, и на этом всё. А когда ты тысячью гектарами горишь, это считайте, что с пистолетом на танк. Поэтому нужно ставить мощную технику на водоёмы — на неограниченные запасы.

К. Лаврентьева

— В гостях у «Вечера воскресенья» Александр Петрович Чуприян, генерал-полковник внутренней службы. У микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор.

А. Чуприян

— Так вот, эта машина, которая должна стоять на водоёме, так сказать, насосная станция, под неё специальные рукава, она большой водоотдачи, где нужно сотни литров в секунду подавать, а она сломалась, не выдержала. А огонь идёт. Я запросил резерв. Резерв — пока там поднимали, шёл — провалился в торфе. И всё, и я тут понял, что прописка мне не неминуема. Более того, с такими серьёзными последствиями... И я просто от отчаяния пошёл в лес. Может быть, я где-то это рассказывал, но вряд ли это подчинённые знают. И до того, как я пошёл в лес, подходит ко мне капитан и говорит: «Товарищ заместитель министра, да не переживайте. Сейчас он к нам подойдёт, а мы как бабахнем с этих лафетных стволов». Лафетный ствол — это наверху такой ствол у машины стоит, ещё с большей производительностью. Вообще пять минут работы — и всё. И что за пять минут? Я думаю: ну что ему сказать? Ну что ему сказать? И я просто пошёл в горящий лес. Вот везде горит — вот как в фильмах понимаете? И я упал на колени, с «Отче наш» начал, а дальше всё своими словами — прошу, прошу. Разрыдался, сам себе поплакался в жилетку и возвращаюсь. Иду, не обращая внимания, что там слева, справа. Подхожу, кто-то ко мне подбегает: «Товарищ заместитель министра, вы куда пропали? Мы вас искали», — переживать стали, что нет меня.
Слушайте, через некоторое время я смотрю: огонь подходит и падает, приземляется, приземляется. Как будто мы зашли в клетку со львами с кнутом, как укротители, и он садится, садится, садится. И тут эти все машины, которые по периметру стояли, со всех своих лафетных стволов как бабахнули. И в конечном итоге всё зачернили. Подходит ко мне капитан и говорит: «Товарищ заместитель министра, я же говорил, что мы справимся, а вы переживали, вы боялись». Я его обнял: «Родной ты мой, конечно, конечно же...» Ну вот и всё. Ну вот как по-другому?

Диак. Игорь Цуканов

— Слушайте, сразу вспоминается, конечно, сюжет из Книги пророка Даниила про вот эту печь в Вавилоне, которая горела огнём, а в середине печи образовалось вот это пространство, где огня как раз не было, а был прохладный такой воздух, где сохранились живыми эти отроки. Тут, да, даже никак прокомментировать это нельзя — всё понятно.

К. Лаврентьева

— А вот был какой-то чудесный случай про мальчика, которого спасли из-под завалов обрушения дома в Магнитогорске. Вы можете про это рассказать?

А. Чуприян

— Да, это последнее чудо. Это было в 2018 году на 31 декабря — Магнитогорск. По-моему, одиннадцатиэтажное здание. В результате взрыва газа прямо весь подъезд обрушился. Вот просто весь подъезд обрушился, понимаете? А температура уже минус 27 на Новый год. И я же понимал, что в подавляющем большинстве люди остаются дома на Новый год. Ну, кто-то в гости уходит. Все, кто в гости ушли, остались живы, а те, кто остались дома в этом подъезде — там достаточно много погибло людей. И мы приступили сразу же к разбору этих завалов. И подходят ко мне наши командиры, и один генерал-майор говорит: «Александр Петрович, тут отец просит — у него сын остался, он выбежал из квартиры, а сын остался, — он просит, чтобы мы его там нашли». А я говорю: «Где, этаж какой?» А там ещё пара этажей на нём лежит, где он показывает. И это самое опасное место, поскольку на нитках арматуры висит вот это всё сверху. А при спасательных работах нужно сначала, как хирург, пообрезать эти все ниточки арматуры, чтобы они попадали, чем мы и занимались? А вот чтобы там — это риск прямо. Я у наших людей спрашиваю: «Как отец себя ведёт, не истерит?» Они говорят, что, нет, спокоен, просит это сделать. Я говорю: «Ну, потихонечку занимайтесь». А сказал это для того, чтобы вот просто не драконить отца.

Я абсолютно был уверен, что если мы там и достанем, то некую такую массу — вот ни больше ни меньше. Потому что на вторые сутки мне вновь приходят и говорят, что отец пришёл. Я опять спрашиваю: «Без истерик?» — мне говорят, что, да, без истерик. Я пошёл лично смотреть это место. Слушайте, руку засунуть между плитами нельзя. И он говорит: «Он где-то вот тут». Ну, рано или поздно мы бы его всё равно нашли — поднимали бы плиты, разбирали тяжёлой техникой, мы бы тело нашли, но вот чтобы это здесь. Я вновь такую включил тактическую паузу: работаем и работаем, движемся и движемся. И через несколько часов вновь ко мне уже прям прибегают и говорят: «Товарищ заместитель министра, слышим плач ребёнка».

К. Лаврентьева

— А уже двое суток прошло?

А. Чуприян

— Уже почти двое суток, уже заканчиваются.

Диак. Игорь Цуканов

— И минус 27.

К. Лаврентьева

— Даже слушать это невозможно.

А. Чуприян

— Да. И мне говорят, что слышен плач ребёнка. У меня холодный пот. А потом мне говорят: «Но думаем, что это кошка. Продолжаем работать там или не продолжаем?» — то есть активно начинаем работать или нет? Вот по всем законам, по всем командирским законам, я должен убрать оттуда людей, чтобы свои спасатели не погибли, а выполнили всё же задачу. И на языке у меня сто процентов было: «Никаких активных работ не делаем». А сказал обратное: «Да, продолжайте, работайте». Через некоторое время я вдруг смотрю: забегали мои люди, какое-то дерево срезали, бревно потащили, подложили бревно, домкраты достали. А так получилось, что когда их тряхнуло, семья из четырёх человек: мама, папа, дочь и сын — он грудной, он маленький был. По-моему, семь месяцев ему было, годика ещё не было, по-моему. Ваня Фокин есть в интернете. Он был в кроватке. Они выскочили, а его оставили. Вот они выскочили, дочку схватили. А он лежал в кроватке, и кроватку сложило. Одеяла вот эти все, матрасы — все его накрыли, когда вот эти плиты обрушились. Более того, у них были натяжные потолки, и плиты легли так, что создали некую воздушную подушку ему. И даже натяжной потолок ему сформировал вот эту вот подушечку для жизни. Представляете? И ребята стали лезть... и потом мне рассказывал уже очевидец-спасатель, звали его Петром, и он говорит: «Я вижу пузырь такой. Мы разгребли там, а пузырь — это натяжной потолок. Я достал нож, разрезаю, а он на меня смотрит». И я смотрю — они какой-то кулёк потащили. Мне докладывают: пацана вытащили.

А я скажу, что у нас это первая такая чээска, вот первая в моей жизни чээска — я был трое суток, и трое суток со мной был батюшка. Вот, прости меня, Господи, забыл его имя сейчас. Батюшка уходил на ночь, а я не уходил никуда. И вот он утром приходит, я говорю: «Батюшка, благослови меня и всё моё войско. Батюшка, представляете, пацана нашли!» Он говорит: «А я знаю Александр Петрович, я знаю». Я говорю: «Батюшка, а вы знаете, что я должен был сказать не работать, а сказал работать? Я его мог убить, понимаете?» Он говорит: «Так это же не ты говорил». Я говорю: «Нет, я». — «Нет, не ты — это за тебя сказали». «Ой, слава Тебе, Господи!»
А он мне потом говорит: «Александр Петрович, а ты видишь?» — там уже стенки зачистили. Вот подъезд когда рухнул, слева и справа стены чистые, вот они такие капитальные, чистые. И он говорит: «Видишь, вон на самом-самом верху квадратик такой?» Я говорю: «Ну, вижу». Он говорит: «Это икона Божией Матери «Семистрельная». А ты видишь, куда она смотрит? Она смотрит прямо вот на то место, где вы вытащили Ваню. Так вот тебе — ты понимаешь?«тИ он говорит: «Александр Петрович, достань мне, пожалуйста, сними эту икону». Я говорю: «Так вы скажите моим спасателям». Он говорит: «Я им сказал. Они сказали, что там достаточно высокий риск. Но если им замминистра скажет, то они, конечно, снимут». И я снял ему эту икону, вручил. Он и говорит, что они сейчас строят часовенку и назвать её хотели по-другому, а теперь вот в честь иконы Матери Божией «Семистрельная» её назовут.

Ваня Фокин через пять лет был у нас на концерте в честь профессионального праздника 27 декабря. Батька вышел с ним. Он чуть-чуть отморозил пяточку. Вот Господь... вот как? Вот я, закутанный, одетый во всё, мёрз. А он ни слова не сказал и пролежал там, и ждал, пока мы, бестолковые взрослые, его оттуда вытащим, и дождался.

Диак. Игорь Цуканов

— Да, велик Господь наш. Дорогие друзья, у нас в гостях сегодня Александр Петрович Чуприян. Вот мы его слушаем с Кирой, открыв рот буквально.

К. Лаврентьева

— Это правда.

Диак. Игорь Цуканов

— Александр Петрович — генерал-полковник внутренней службы, много десятков лет отдал службе в системе МЧС, в системе предотвращения чрезвычайных происшествий, был тоже, можно сказать, десятки лет заместителем министра. Буквально через несколько секунд мы продолжим нашу беседу, пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Ещё раз здравствуйте, дорогие наши слушатели. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА продолжается. Напоминаю, что у нас в гостях Александр Петрович Чуприян — генерал-полковник внутренней службы. У микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.

Диак. Игорь Цуканов

— Александр Петрович, возвращаясь к тому, с чего вот вы закончили в прошлом получасе: а вообще, много раз вы праздновали Новый год дома? Скажите, пожалуйста. Или у вас всегда вот так вот: вы всё время где-то на каких-то объектах?

А. Чуприян

— Как правило, все такие общие праздники в стране — это пик нагрузки для нашего министерства, это самые пики. Мы их не любили, потому что это всё время испытывали мы дефицит времени для принятия решений, пиковые нагрузки и так далее. Нет, немного, но я и сам себя ставил ответственным по министерству, или когда на других я был должностях, как правило, ставил себя ответственным, потому что всё равно поднимут, все равно дёрнут. Ну и потом, всё же я считал, что так честнее по отношению к подчинённым, когда командир на месте. Ну хорошо, ну праздник, ну важно, но главная наша задача, чтобы этот праздник получился у страны, а не у нас. Поэтому нет, ни о чём совершенно не жалею. Более того, и дома это всегда воспринимали с пониманием.

Диак. Игорь Цуканов

— Конечно, хочется ещё вот вернуться на много лет назад, спросить, как получилось ваше знакомство с Церковью, с верой христианской. Потому что вы начали рассказывать, как на Дальнем Востоке когда служили, стояли у этого озера в карауле и встречали солнышко, которое начинало свой путь над нашей страной как раз с Дальнего Востока. И тут уже мне показалось, что вы сейчас продолжите, скажите, что как-то задумывались на какие-то эти темы. Но это, видимо, позже всё-таки случилось — встреча с Церковью?
А. Чуприян

— Значительно позже это произошло. Причём, я по этому случаю уже не раз покаялся и даже извинился — извинился перед своим сыном. Это он меня привёл, школьник, привёл к Богу. Но слава, Тебе, Господи, что у меня такой сын, и дочь тоже в Церкви. Но вообще всё началось, вся вера в моём доме началась благодаря сыну. Он, будучи школьником, увлекался уфологией. Вот эти планеты, вот это всё, и пришёл самостоятельно к этой вере. Но я же искрил, я же реалист, я, что руками трогаю, в то и верю, а в другое я не верую же ведь? Всё, что необъяснимо, не существует, стало быть. И вдруг, я не помню, какой это был пост, я начинаю понимать, что за моим столом это он ест, то не ест, я ем, а он не есть. Я возмущаюсь: а что ты тут капризничаешь? А он говорит, что пост. Какой пост? И он мне это всё начинает... Тут я, со всеми знаниями — в моём дипломе, с которым я заканчивал в Москве нашу академию, был предмет «научный коммунизм». У меня пятёрочка по нему была. Я с научным коммунизмом, и мне сын тут говорит, что вот всё прямо это... я помню наши эти споры. Но он победил, и случилось так, что у него хватило вот этой пацанячей мудрости довести отчима до вот этого понимания. Так скажем, Господь, наверное, и меня вразумил всё же его послушать, если на то пошло. А то сейчас начну сына хвалить, а вроде как я тут ни причём. И сейчас я у него консультируюсь по многим вещам, очень по многим вещам.
И дальше у меня появился... у меня был командир, начальник Управления Ленинградского гарнизона ещё в советское время. Был такой первый секретарь обкома, он же член Политбюро, член ЦК КПСС Романов Григорий Васильевич. И при нём служил Исаченко Леонид Иванович, генерал-майор в отставке. Он настолько воцерковлён сейчас. И это он меня снабжает всей литературой вот этой церковной — вот эти книги, жития, это всё. Это я от него увидел книгу «Третий Рим» и погрузился в это всё. И он меня повёл, он и до сих пор меня ведёт, он и сейчас за меня молится. Ему 97 лет в настоящее время, но он в строю. И я говорю, что Господь вас тут и держит, чтобы вот таких бестолковых, как мы, ставить на путь истинный.
Но было в моей карьере, когда я уже был на относительно большой полковничьей должности, пришло новое руководство и решило там всех заменить. И мне предложили должность значительно ниже той, на которой я уже был. Сейчас я это понимаю, что тут, конечно же, гордыня полезла: да я, да я это всё проходил — это всё. Без объяснений, без ничего — вот просто освободи должность, и всё. Ну, для меня это было непонятно. Потом мне искали наказание, наказание не могли найти. Открыли личное дело — там 161 поощрение, ни одного выговора. Потом мне предложили: ну, придумай себе наказание — тоже как бы кадровики просили.
Ну, в общем, я к нему стал бегать поплакаться. И каждый раз выходил и думал: всё, это уже старческое. Я ему говорю, что меня увольняют, а он говорит: потерпи, всё будет хорошо. Представляете? И я принял решение в 38 лет уволиться со службы. Тогда уже пенсия мне позволяла — 20 лет выслуги, уже первая пенсия в 38 лет. Сейчас я ушёл в 64 со службы, благодаря Леониду Ивановичу, а тогда, благодаря себе, должен был уйти в 38 лет. И мне оставалось сто дней до пенсии. И вдруг происходят опять изменения кадровые. И меня вызвали в кадровый аппарат, в Главное управления внутренних дел Ленинграда и Ленинградской области. И не просто вернули на должность за восемь дней до приказа о пенсии, а ещё и подняли на ступень выше, сразу же поставили. А он мне и говорил, что претерпевшей спасётся, и улыбается мне. Вот если бы видели, это прям образ самого, что ни на есть православного человека: худенький такой, седой, с чудной бородой такой. Он уже 13 операций, может быть и больше, делал на глаза, чтобы читать книги. Вообще глаз отказал — читает одним глазом, но такого дня нет, чтобы он не читал эти книги. И вот как вот здесь? И я сейчас сам себе говорю и многим говорю, правда, всё равно находится, кто противоречит даже внутри, насчёт претерпевшего, который спасётся.

Диак. Игорь Цуканов

— Вот, представляете, сейчас как раз хотел вам задать вопрос о том, что такое смирение. Вот как ответит человек, который всю свою жизнь, в общем, посвятил такому очень мужскому такому делу, вот что такое смирение? А вы взяли и ответили, не дождавшись моего вопроса.

А. Чуприян

— Простите, что опередил.

Диак. Игорь Цуканов

— Так бывает, да.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, хотела у вас ещё об одном чуде спросить — про спасение трёх женщин с интересными фамилиями. Это нам подсказывает ваш помощник — спросить ещё об этом. Ну а как мы можем не спросить?

А. Чуприян

— Будучи лейтенантом, должность называлась «начальник караула», так получилось, что я просто лично вынес на руках и спас за два года службы начальником роты — это первая офицерская должность в пожарном гарнизоне — трёх женщин на разных совершенно пожарах. Первая женщина, фамилия её Гробовская, она килограммов за сотню, наверное, была. Это в Ленинграде коммуналки, думаю, они и сейчас существуют, но тогда их ещё больше было при мне в 80-е годы. И она такая длиннющая, эта коммуналка. И я в задымлённой зоне её как-то перешагнул, она там лежала, а обратно шёл — наступил. Я думаю: как я тебя пропустил? Одному нельзя оставаться, но я в этот момент как-то остался один, хотя это запрещено. Вообще, любые правила или уставы, конечно, нужны, полезны, но никогда не бывает, чтобы сделать, может быть, чуть больше, не нарушив — вот абсолютно точно. Вот я нарушил, когда оказался один. Я на неё наступил и думаю: что же ты делаешь? А я уже несколько минут там ходил, минут семь, может быть. И думаю: одно дело семь минут назад её вытащить, другое дело — сейчас. И я её поволок поволок, вытащил на лестничную клетку, перевернул — она захрипела. Я подумал: слава Тебе, Господи.
Вообще, не знаю, думал ли я так, говорил ли или нет. Но думаю, что думал, потому что я сейчас ещё вам скажу наперёд. Последний раз я смотрел «Бесогон» — великое, с моей точки зрения, название, великий ведущий, великая передача. И он сказал, что в окопах атеистов нет.
И мне кажется, что это так правильно. Потому что я сразу на себя приложил. И я понял, что человек, шагнувший в бездну огня, точно идёт с Богом, он не с атеистами идет в бой, сто процентов. Поэтому это точно оно там так и было — и она захрипела.

Вторая у меня женщина была — Погорелова. Понимаете? В таком шестиэтажном доме это было, опять же с коммунальными квартирами. Мне пришлось ей отдать свой аппарат. На двоих как бы был аппарат, то есть аппарат на мне, маска на ней. Когда я её нашёл, она из окна там вываливалась, я маску сорвал, ей отдал. А потом думаю: как ты тут дышала? Вот я, грешным делом, подумал, что мужик помер бы точно, а женщина там дышала. И я думаю: ну всё, ещё пару секунд... но не отбирать же мне у неё маску? Я говорю: сейчас быстренько-быстренько по коридору. А коридор мне казался вечный какой-то, длинный. Ну, может быть, метров 15 надо пробежать по задымлению и выйти на лестничную клетку, а там уже проще. Только говорю, что беги уж за мной в ногу, ладно? Я побежал, она мне на ноги наступает. Я чувствую, что сейчас потеряю сознание. Думаю: нет. И я опять к окну — раз, вывалился. Потом попросил по радиостанции, чтобы мне ещё один аппарат принесли.
И так нас двоих вывели. Потом, когда я с ней общался — там надо было заполнять акт такой о пожаре, и там записываешь, кого спас. И я её записываю, а она говорит: «Вы могли бы мне показать того человека, кто мне отдал маску?» Я думаю: «Таскал-таскал тебе за спиной, а ты меня спрашиваешь». Я говорю: «А какой он?» Она говорит, что вот какой-то молодой такой. Я говорю: «Слушай, у меня тут стариков нет вообще». Я на неё смотрю — она такая взъерошенная, у неё всё чёрное, волосы, как после взрыва какого-то. Я говорю: «А вам зачем?» Она говорит: «А я его хочу поцеловать». Я подумал: нет, сейчас сознаваться не буду. Я говорю: «Слушайте, у меня их много, мне сейчас некогда разбираться». А потом, когда я в часть приехал свою, себя приводили в порядок, я к зеркалу подошёл — а я такой же. Вот мы пара была, мы одинаковая пара — я такой же весь разрисованный.

Диак. Игорь Цуканов

— У нас сегодня в гостях Александр Петрович Чуприян, заслуженный работник пожарной охраны, генерал-полковник внутренней службы, человек, много десятков лет отдавший службе по противодействию чрезвычайным ситуациям в системе МЧС. И мы продолжаем разговор. Вот третий случай.

А. Чуприян

— А третий случай — это была Бессмертная. Представляете — Бессмертная?

К. Лаврентьева

— Вот это фамилия.

А. Чуприян

— Вот так. Я их всех помню хорошо. Там я вообще всё на свете нарушил, полез и достал её. Слава Тебе, Господи, что она была не как Гробовская за сто килограммов, а она, кажется, была балериной в молодости своей. И старушкой она тоже была достаточно... я её на руки поднял, а выходить уже не знаю, куда. Зашёл в задымленную зону, и всё, и куда? Не выхода, ничего. Вот ничего и не вижу. А она уцепилась за гофрированную трубку, где подавался кислород, и её пережала пальцами, а я этого не видел. Я на вдох, а кислорода нет. И я тогда понял, что это уже всё. Думаю: подвёл, часть подвёл, сейчас погибнешь, грубейшее нарушение дисциплины, техники безопасности. Потом, правда, вспомнил, что я женат, что у меня сын есть. И опять, наверное, Господь меня вывел. Московский проспект в Ленинграде и в то время хорошо освещался. И я вывалился на балконную дверь. Я как-то рукой попал в дверь какую-то, дёрнул — наверное, так жить хотелось. Я вывалился, а она закричала в это время. И я думаю: молчала-молчала, а тут закричала. Я был уверен, что я бездыханное тело выношу. А она закричала, она, оказывается, рукой свободной ухватилась за разрушенное остекление балконной двери и порезала себе руки. И это её привело в чувства эти все. Я стою, у меня одежда вся в крови, думаю: как же так?
Я её положил, потом поднимаюсь, а подняться не могу, поскольку она все мои пальцы зажала. А на трубочке, гофрированный шланг, девять стальных колец, специально созданные для того, чтобы, если ты под обвал попадёшь, ещё что-то, чтобы тебе кислород не перекрыло. А вот эта балерина — я ей палец каждый разжимал. Говорю: что же ты делаешь? Я тебя спасаю, а ты мне кислород перекрываешь. И когда меня питерская компания «Пятый канал» привёл к ней — потом эта история так разнеслась немножечко по Ленинграду, — дверь открыли и спросили: «Вы этого молодого человека знаете?» Она говорит: «Первый раз вижу». Понятное дело, в упор не видела. Ну вот и всё.

К. Лаврентьева

— Ну, в состоянии шока ты, видимо, не рассматриваешь, кто спасает.

А. Чуприян

— Да, конечно. Кто там, чего там — это вполне объяснимо, это вполне понятно.

К. Лаврентьева

— Александр Петрович, вы знаете, мы вас час слушаем, раскрыв рты буквально. Вот мне даже грустно, что нет сейчас у нас тут видеосъёмки, чтобы видеть наше шоковое состояние с отцом Игорем. В хорошем смысле шоковое — радостное, удивлённое. И, конечно, хочется спросить: вы ведь постоянно, всю жизнь практически, с какими-то огромными проблемами сталкивались людей, с болью, с травмами, с происшествиями, с чрезвычайными происшествиями. То есть вы такой человек, который постоянно помогает преодолеть кому-то что-то. Вот этот внутренний ресурс, который у вас есть, которые сейчас есть, потому что вы совершенно заражаете своим оптимизмом и жизнелюбием и нас с отцом Игорем, я думаю, и наших слушателей — вот это что? Это вот с детства дар у вас такой? Как формировалась вот эта стрессоустойчивость, говоря психологическим языком? Говоря языком христианским, духовным, наверное, это больше благодать какая-то, какой-то характер такой благодатный, Божий. Вот откуда идёт это, Александр Петрович?

А. Чуприян

— Я могу предложить, может быть, даже знаю — это идёт из Богодухова.

К. Лаврентьева

— Точно.

А. Чуприян

— Вот Божий Дух, понимаете? Привезли туда комсомольца, и раз — под этим Духом духом всё пошло. Вот и всё — других ответов нет у меня.

К. Лаврентьева

— То есть вы напитались, что ли, этим как-то?

А. Чуприян

— Я неосознанно это всё делал, понимаете? Осознанность пришла значительно позже. Осознанно началось всё с сына, понимаете? Вот это уже осознанно началось. А до этого меня, дурака, вели, а я артачился, а я всё чего-то там выпендривался. И я вам скажу, что это же ведь ещё и... Что такое гарнизон пожарной охраны, особенно Ленинградский? Это гарнизон столичный. И на дореволюционных касках России у пожарных Санкт-Петербурга было написано «Богу — хвала, ближнему — защита». Я, служа вот последние годы, всё хотел как-то перенести на наши каски это всё. Но это стало уже и в наших частях... в каждой части была молитвенная комната. Но сам факт «Богу — хвала, ближнему — защита» — это же глубина. А «ближнему — защита», а ближний для меня — и вы ближние, и все оставшиеся за этим... все ближние, особенно те, которые просят в данном случае помощи. И я точно знаю, что учитель делает то же самое, медик делает то же самое, полицейский делает то же самое — это же ближнему защита. А воин — это не ближнему защита? Поэтому нас, служащих, очень-очень много.
И, как правило, эти люди осознанно идут в эти профессии. Но вот, по крайней мере, становятся уже специалистами точно осознанно. И перед ними нужно снять шляпу, потому что они жертвенники, они всё равно жертвуют: они жертвуют собой, жертвуют семьёй, благополучием в целом. Они не знают, что такое Канары и прочее. Но они знают счастье, они знают, что такое «спасибо» от спасённого. Вот высшей награды для внутренней, не внешней, на китель — на китель есть что, конечно, повесить — а внутреннее, когда тебе говорят «спасибо», то ты думаешь: какие мысли дурацкие были — пойду, не пойду, надо, не надо. И это всё время подпитывается, это всё время подзаряжается. Поэтому в этих людях сидит потребность творить. И, конечно, я знаю, что они теряются, когда невостребованны. Поэтому наш брат должен быть востребован, честное слово, но обязательно востребован. Думаю, что вот эти великие армии силового блока нашей страны, это настоящие мужи, стоящие на страже ближнего.
И этот девиз до сих пор действует и работает, поэтому ничего тут мудрёного нет. А смотрите, я сказал про пожарную службу — это же древнейшая служба, просто древнейшая служба. А МЧС всего 33 года — это вообще абсолютно новое образование. И создатели его — это Шойгу Сергей Кужугетович и Юрий Леонидович Воробьёв, как его первый зам — вот они создали это МЧС. А, по сути дела, они тоже создали великое министерство. Они собирали неравнодушных людей, они вот как раз этих жертвенников и собирали. Они и сами ими были. Я столько раз был на этих чээсах с нашим министром, с моим первым министром. Он меня даже один раз спас на пожаре. Вот и всё. Вот так — вот министр.

Диак. Игорь Цуканов

— Знаете, друзья, конечно, когда разговариваешь с такими людьми и слушаешь вот такие истории, то ты как-то по-другому совершенно понимаешь, что такое может быть министр, что такое может быть заместитель министра. Потому что это человек, который сам входит в огонь, который сам выносит людей, который сам несколько раз, в общем-то, погибал и был спасён, наверное, действительно Промыслом Божьим. Действительно, это такое настоящее служение. И как-то даже не возникает больше вопросов про то, как связано, может быть... иногда как-то хочется спросить: как вы осмысливаете, с христианской точки зрения, вашу работу, вашу службу? Здесь такого вопроса не возникает, потому что у нас есть притча о Страшном суде в Евангелии. Где сказано, что если вы помогли вашему ближнему, накормили, посетили в тюрьме, в больнице, а тем более спасли из огня, тем более спасли из какой-то другой чрезвычайной ситуации, то, конечно, вы оказали, так сказать, помощь Самому Спасителю. Александр Петрович, огромное спасибо вам за то, что пришли к нам в гости сегодня. Нам было очень и очень интересно и радостно вас слушать.
Мы напоминаем, дорогие друзья, что сегодня у нас и у вас в гостях был Александр Петрович Чуприян, заслуженный спасатель Российской Федерации, генерал-полковник внутренней службы, человек, отдавший много лет, много десятков лет службе в пожарных частях и затем много лет трудившийся в системе МЧС на самых высоких должностях. Человек, спасший... не знаю, на сотни, наверное идёт счёт. Но вы так, наверное, не считаете сами, я так понимаю?
А. Чуприян

— Вместе с нашей всей армией, с большим коллективом МЧС России сотни тысяч в год спасает. В год сотни тысяч — городами.

Диак. Игорь Цуканов

— Да, целые города. Спаси Господи вас. Вам помощи Божией в вашем служении.

А. Чуприян

— Спаси Господи.

Диак. Игорь Цуканов

— Ну а мы с вами, друзья, Бог даст, встретимся через неделю в это же время. У микрофона, как всегда в это время, в студии Кира Лаврентьева и я, диакон Игорь Цуканов. Прощаемся с вами и ещё раз благодарим нашего гостя.

А. Чуприян

— Спасибо большое.

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное. До свидания.

А. Чуприян

— До свидания.

Диак. Игорь Цуканов

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы: Вечер Воскресенья

• «Храмовая архитектура». Дмитрий Остроумов
• «Служение спасателя». Александр Чуприян
• «Театр и вера». Екатерина Аверина