«Памяти митр. Питирима (Нечаева)». Светлый вечер с архим. Алексием (Вылажаниным) (07.11.2018)

А. Пичугин

— Здравствуйте, дорогие слушатели, в студии светлого радио приветствуем вас мы...

М. Борисова

— Марина Борисова.

А. Пичугин

— И Алексей Пичугин. Сегодня мы здесь, в этой студии собрались, чтобы вспомнить митрополита Питирима Волоколамского и Юрьевского, многолетнего председателя Издательского совета Русской Православной Церкви. И у нас в гостях тоже, я думаю, что постоянным нашим слушателям хорошо знакомый, архимандрит Алексий Вылажанин. Отец Алексий, здравствуйте.

Архимандрит Алексий

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Отец Алексий — настоятель храма в честь святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии. В нашей сегодняшней программе, я думаю, что моя коллега Марина Борисова и отец Алексий в большей степени будут говорить и вспоминать владыку Питирима, потому что они много лет с ним проработали. Ну а я так буду, наверное, скорее слушать, потому что я люблю этот период церковной жизни, церковной истории, он такой, на сломе уже перестроечных лет и современной России, с одной стороны. С другой стороны, митрополит Питирим это личность, которая олицетворяет собой несколько десятилетий в истории нашей страны, в истории Русской Церкви. Можно почитать его замечательные воспоминания, где там период с 40-х годов послевоенных, когда он начинал учиться в только что возрожденном богословском институте, позднее в Московской духовной семинарии академии здесь, в Москве. И вся его жизнь до 2003 года. Вот сейчас я начал, ну вернее как, вот перед программой уточнил, сколько же лет прошло. Вот буквально несколько дней назад было 15 лет, как митрополита с нами нет. Я хорошо помню тот день, когда он умер, я был в одном из храмов, где вдруг все что-то начали переговариваться: умер митрополит Питирим. И было действительно вроде бы вчера, но 15 лет прошло. А я его вовсе не знал, а мои замечательные коллеги, Марина Борисова, наш гость, отец Алексий Вылажанин, они много лет общались с митрополитом Питиримом. Поэтому я думаю, что стоит начать с каких-то таких общих воспоминаний, со знакомства с митрополитом Питиримом, с отдела, где все работали наши сегодняшние участники программы. Марина, может быть, вы?

М. Борисова

— Да, ну я сразу буду апеллировать к отцу Алексию, потому что воспоминания у нас, по-видимому, где-то очень пересекаются. Вот первое ощущение, первое впечатление от владыки Питирима, даже чисто визуальное, я не знаю, конечно, как это было у мужской части его сотрудников, но как, женщины люди эмоциональные, поэтому когда первый раз я увидела владыку Питирима, это был шок. Он был чрезвычайно живописен. Он был, во-первых, очень высокий, очень красивый, с какой-то такой картиной красотой. Ну в моем тогдашнем представлении именно так должен был выглядеть архиерей, потому что он был совершенно безукоризнен в этом смысле.

Архимандрит Алексий

— Тогда еще только с начинающей седеющей бородой, еще совсем черной практически.

М. Борисова

— И что меня потрясло... Первое мое с ним столкновение было не в отделе, а первое столкновение было в храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке.

А. Пичугин

— Улица Неждановой тогда еще.

М. Борисова

— Да, тогда улица Неждановой. Меня просто моя подруга привела туда на Прощеное воскресенье. И я первый раз была просто до онемения потрясена, как владыка служил. Он был величествен, конечно, на солее просто фантастически, это просто был такой памятник Русской Православной Церкви. Но когда вот этот вот величественный архиерей опустился на колени перед нами, и он так попросил у нас прощения, что ну просто, по-моему, ни одного человека не было в храме, который не разрыдался бы. Потому что, казалось, это просто невозможно, мы все такие ужасные, такие мелкие, гадкие. И потом я ходила все первые четыре дня на служение Великого канона — так, как читал его владыка, я не слышала никогда. За сорок почти лет в Церкви я никогда не слышала, чтобы так читали канон. Он каждое слово пропускал, вот как электрическим разрядом через тебя. Было выверено все — каждая интонация, каждая пауза. Это были службы, с которых невозможно было уйти. Это вот мое первое ощущение...

Архимандрит Алексий

— А самое главное, Марин, перебью, что он не выверял специально, он чувствовал то, что он делал. Вот каждая молитва, которую он читал, особенно канон великий Андрея Критского, он пропускал через себя. Вот это было его естественное внутреннее состояние.

А. Пичугин

— Напомните, пожалуйста, для нас, для наших слушателей, свое знакомство с митрополитом Питиримом.

Архимандрит Алексий

— Ну это, скажем так, как я впервые увидел митрополита Питирима, это было далеко до знакомства. Это 85-й год, мое поступление в Духовную семинарию московскую перед службой в армии. И там во время курсов абитуриентов, когда мы поступали, прошел слух, что сегодня в Троицком соборе будет постриг. Ну и конечно все, а я тогда, для меня это было вообще вновь, что такое постриг и как это происходит, мы вместе со всеми остальными, и с семинаристами, и те, кто поступал, в силу того, что это летний период, каникулы, семинаристов было не так много, пришли в Троицкий собор. И вот тогда еще архиепископ Питирим постригал отца Иосифа Дьяченко в монашество. Это было мое первое впечатление. Тогда, конечно, я не мог представить, я не мог подумать о том, что там через четыре года в этом же храме, на этом же месте, только уже в белом клобуке и совершенно уже с белой бородой, митрополит Питирим будет постригать меня тоже в монашество. Это было такое первое знакомство мое. А работать мы уже начали после того, как я вернулся из армии. Ко мне поступило предложение от владыки Питирима еще до армии через батюшку, который мне давал рекомендацию в семинарию, работать у него в отделе. Но условие было: если я не иду в армию, то он меня берет, а если я вдруг ухожу служить в армию, то нет смысла брать на два месяца человека. Потом, когда придешь, тогда мы тебя возьмем. Когда я пришел из армии, владыка взял меня. Тогда была первая встреча уже личная такая, когда мы с ним побеседовали, когда определялось, куда, в какой из отделов мне предстоит пойти начать работать.

М. Борисова

— Батюшка, очень хотелось напомнить или многим рассказать, может, в первый раз, что такое было вообще Издательский отдел для жизни Церкви тех лет. Потому что это совершенно уникальное было место, которое как-то, как магнитом, притягивало к себе массу людей и изнутри Церкви, и снаружи как бы. Там было много людей, которых каким-то образом владыка к себе привлекал из самых разных кругов — и технической интеллигенции, и творческой интеллигенции, и очень много было людей, которые сотрудничали с отделом просто вот на энтузиазме, как волонтеры.

А. Пичугин

— Я еще позволю тут дополнить, не дополнить, удивиться скорее тому, что те, кто представляет себе историю нашей страны, историю Церкви середины XX века, ну в общем, советского периода, наверное, прекрасно понимают, что издательской деятельности как таковой в Русской Церкви ну не то что не было, был Издательский отдел, но она была и подпольная, она была больше самиздатовская. Я даже не очень хорошо представляю, что выходило в Издательском отделе, и чем он занимался. Я думаю, что многие наши слушатели тоже плохо представляют. Зато представляют себе вот этот период, когда что-то ввозилось из-за рубежа сюда, книги перепечатанные, самиздат. Но тем не менее Издательский отдел, он собирал в себе такую интеллектуальную элиту.

Архимандрит Алексий

— Ну Издательский отдел, во-первых, нельзя сказать, что не издавал ничего. В сложные советские времена, конечно, было очень тяжело пробить издание того или иного произведения, мы не могли даже издать в полной мере в необходимости календари церковные, это был жуткий дефицит. Нам не разрешали, был ограниченный тираж, на приходы доставалось, если по десятку календарей давали, а если по большому блату, то может быть пятнадцать, если лично владыка подпишет там прошение. Вот вы помните это время, правда?

М. Борисова

— Да, да.

Архимандрит Алексий

— А когда первую Библию владыка издал — это же была такая ценность. Молитвословы, которые начали выходить, богословские труды, над которыми работали. Да и сам журнал вот этот, ежемесячно выходящий «Журнал Московской Патриархии», он был очень насыщен. Во-первых, тогда не было интернета, через него мы узнавали о церковной жизни не только в Москве, но и во всей Русской Православной Церкви, о международном ее участии. И самое главное, очень много было интересных публикаций по истории Церкви, научных трудов, которые печатались там, статьи какие-то — и богословские статьи, и исторические статьи, и культуроведческие статьи. То есть на самом деле-то издавалось, работалось много. Когда переехали на Погодинку в начале 80-х годов из небольшого помещения, в котором раньше находились, в Новодевичьем монастыре, там кто-то в подвале сидел...

М. Борисова

— Там комната была — 84 квадратных метра.

Архимандрит Алексий

— Да, и кабинет архиерея. Конечно, это были просторы. Когда с энтузиазмом ходили на субботники по строительству этого здания, по реконструкции, которое передали владыке. Когда открылось здание, там появилась и фонотека своя, звукозапись своя со студией, со всем. Фототека расширилась, огромные архивы были. Библиотека прекрасная была.

М. Борисова

— Английская редакция журнала.

Архимандрит Алексий

— Английская редакция журнала, да. Поэтому тут работы-то было много. И конечно, был и богословский отдел, который отвечал за разные направления.

М. Борисова

— Я хотела еще, знаете, напомнить, просто многие не знают, что такое было издание Библии. Во-первых, добиться, чтобы его разрешили — это нужно было полжизни потратить и всю свою кровь отдать. Потому что с 20-х годов официально в стране издание Библии было запрещено. И я видела своими глазами совершенно трогательную, но потрясающую историю: женщина одна переписывала много лет с какой-то бабушкиной оставшейся Библии. Это был буквально чемодан рукописей. Вот человек несколько десятилетий жизни потратил на переписывание Библии, потому что у нее не было другой возможности передать это кому бы то ни было. И когда владыка добился разрешения, ведь сначала вот это так называемая...

Архимандрит Алексий

— Зеленая.

М. Борисова

— Зеленая Библия. Сначала ее он же готовил, удобное издание — должна была быть в двух томах, ее можно было нормально читать. Ему сказали полностью сменить шрифт, никаких двух томов, только в одном. И тогда ее набрали петитом, ее можно было читать только с лупой, потому что ну вот в небольшом объеме.

Архимандрит Алексий

— Ну даже это все равно было огромным достижением.

М. Борисова

— А потом самое, вот я помню гордость всех, кто работал в отделе, это, конечно, месячные Минеи. Потому что это...

Архимандрит Алексий

— Да, богослужебные книги. Ведь на самом деле была основная задача Издательского отдела — издание богослужебной литературы. Это то, чего не хватало очень сильно, начиная вот от требников, служебников, часословов, конечно, Минеи, издание Миней было огромное достижение.

М. Борисова

— И Следованная Псалтирь — тоже буквально прыгали от счастья, когда вот в 80-е годы разрешили. Потому что Следованная Псалтирь, она как расширенный Часослов, она дает возможность на каких-то далеких приходах заменять богослужение.

Архимандрит Алексий

— Так на самом деле, я хочу сказать, это самое удачное издание было. Вот даже сейчас, когда сталкиваешься с некоторыми изданиями современными, в практическом плане наиболее удачные все-таки эти вот издания, которые делал владыка Питирим в Издательском отделе.

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня архимандрит Алексий Вылажанин, настоятель храма в честь святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, моя коллега Марина Борисова. Мы сегодня вспоминаем митрополита Питирима Нечаева. И поэтому тут скорее Марина Борисова, которая была хорошо знакома, ну много лет работала в Издательском отделе и отец Алексий, работавший там же, знакомые с митрополитом Питиримом, вспоминают его, а я тут в качестве слушателя. Но я хочу узнать, спросить: а в чем была главная сложность в издании именно богослужебной литературы, в распространении ее по епархиям? Храмов было немного, епархий гораздо меньше, чем сейчас. И, казалось бы, это никак не влияет на настроения, на умы и не привлекает людей в Церковь, это техническая вещь, которая необходима для совершения богослужений. В чем была сложность?

Архимандрит Алексий

— Ну проблем не было в распространении, было две экспедиции — русская и английская. Английская занималась отправкой литературы, которая была, за рубеж, а русская, в которой я начинал свои первые шаги в Издательском отделе, она отправляла по епархиям Русской Православной Церкви. Проблема-то была... Это, знаете, сейчас, когда можно. И монастыри, приходы и все, кто угодно, издают любую литературу, которую только можно, в любом количестве, которое хотят. А тогда — нет. Тогда дали тебе разрешение издать десять тысяч экземпляров молитвослова. Представляете, что такое десять тысяч экземпляров молитвослова на всю Русскую Православную Церковь, которые не выходили 20 лет, допустим, или больше? А молитвослов это книжка, которая повседневно используется. Тиражи, разрешали делать ограниченные тиражи. Когда после 88-го года, в 88-м, в конце года мы получали из Ленинграда тогда еще новый тираж Библии, уже второе издание, которое было у владыки Питирима — тогда стотысячный, по-моему, был тираж, — это тоже было счастье, но и даже его было недостаточно. Но это были нормы, за рамки которых не давали, не разрешали выходить. Проблема-то в этом заключалась, в доставке не было проблем.

А. Пичугин

— Нет, я не про доставку, я именно про издание.

Архимандрит Алексий

— Каждое издание курировалось отделом, советом по делам религий. Определялась норма тиража, которую ты можешь выпустить — ни больше, ни меньше ты не мог, и ни чаще, ни доиздать ты не мог. Ограничивало государство издание литературы.

М. Борисова

— Ну и потом на приходах, ведь приходы были, но в каком они были состоянии, и что в них оставалось — разрозненные какие-то тома старых Миней. Но служить-то надо все-таки регулярно, и все-таки церковный календарь никто не отменял. А старые люди, которые помнили... Кстати, удивительная тоже школа — эти вот старые клиросные люди с сельских приходов. Я была потрясена, когда попала на сельский приход, и бабушки наши деревенские, там было четыре бабушки, которые там еще с дореволюционных времен, со своего детства на этот клирос ходят, они стали показывать, что у них на клиросе есть. У них были нотные тетрадки, ну еще дореволюционные, где сиреневыми чернилами были расписаны партии — в альтовом ключе, в теноровом ключе. Сейчас в консерваторию принеси — не споют с листа.

А. Пичугин

— Так и у бабушек тоже, наверное, было некому все эти партии петь.

М. Борисова

— Бабушек учили в пятилетнем возрасте, священник с ними занимался. Они просто знали наизусть. Они пели, ну вот кто знает немножечко репертуар церковного пения, они Сарти пели. Сарти — это XVIII век, это пафосные парадные концерты, которые писали для императорской капеллы. Они пели это, ну они пели наизусть, потому что они всю жизнь пели.

А. Пичугин

— Недавно мне попалось, вот буквально недели полторы назад, кстати говоря, где-то на YouTube ролик с записью богослужения в 70-е годы в сельском храме где-то далеко, очень далеко, это какая-то республика, Башкирия, по-моему. И да, и вот в подтверждение ваших слов, хор очень профессионально пел, а хор из местных бабушек

М. Борисова

— Ну вот, батюшка, интересно все-таки, вы как иподиакон в молодости у владыки Питирима, вы все-таки гораздо ближе видели его вот и на службе тоже. Отношение, а почему Издательский отдел еще вот важен был. Я не знаю, для людей вот моего поколения, которые приходили в церковь в начале 80-х, мы все-таки были в основном с каким-то образованием, часто даже уже и высшим, и у нас очень многое шло чрез слово. И в как бы вхождение в церковную жизнь тоже шло через слово. Почему было важно Минеи, потому что мы на приходе могли взять эту Минею перед службой и прочесть — если ты на слух не воспринимаешь, то ты читал глазами, чтобы понять, о чем служба. И это было важно. И, по-моему, как раз от владыки Питирима это шло, насколько я помню, по храму Воскресения Словущего, где мне довелось много лет на левом клиросе петь. Я помню просто, насколько трепетно там относились и к ходу, к порядку службы, и к богослужебным текстам, передаче смысла их.

Архимандрит Алексий

— Вы знаете, вот здесь, конечно, надо начинать с того, что личность владыки Питирима сама по себе, это была незаурядная личность, которая действительно, с первого взгляда она чисто внешне притягивала. Потому что ну вот сошедший с образа, я много раз рассказывал эту историю, да, когда в Пески первый раз он приехал служить, а там почитаемый образ в округе тогда Волоколамска, ну он и сейчас остается, святитель Николай Можайский и скульптурный такой.

А. Пичугин

— Его еще облачают, я тут недавно видел.

Архимандрит Алексий

— Ну он в облачении стоит, да, всегда. И владыка приехал, стоит на кафедре. А он всегда стоял там строго, не моргнув. И вот две бабки стоят — это владыка уже сам рассказывал, — и разговаривают. Одна говорит: «Со Спирова привезли. Вторая: не, говорит, жавой. — Да нет, говорит, со Спирова привезли. — Да нет, говорит, жавой. — Да нет, говорит, со Спирова... Я, говорит, моргнул. — Жавой!» Вот поэтому, конечно, вот эта его внешняя красота, она притягивала в первую очередь. Потом внутренний духовный стержень, который был у владыки, он как магнитом притягивал к себе. Почему, потому что личность, потому что воспитан так был, потому что в нем, от кончиков пальцев до темечка он был пропитан вот именно любовью к Церкви, любовью к Богу. Это тоже очень важно, это тоже очень притягивало.

А. Пичугин

— А расскажите про храм в Песках. Вы сейчас о нем вспомнили, он очень значимый, это же один из древних храмов деревянных в Московской области сохранившихся.

Архимандрит Алексий

— Но я хочу закончить вначале. Вот в Издательском отделе он постарался создать атмосферу семьи. Поэтому в отделе-то издательском все относились к нему как к отцу, а не как к начальнику. Поэтому и домовый храм-то был сделан для того, чтобы все имели возможность, не выезжая куда-то, потому что собираясь на работу, могли прийти в праздничный день пораньше или там по средам как было, с утра совершалась литургия, прийти в храм до начала рабочего дня, помолиться и потом пойти на рабочие места. И сам владыка приходил молиться, когда он был в Москве, если не был в отъезде. Чувство семьи объединяло. Вот это то, что утрачивается, к сожалению, с годами, то что владыка сумел в свое время сделать. А Пески — это особая история. Вообще, скажем так, ведь можно говорить о владыке Питириме, как владыка и Издательский отдел, владыка и его зарубежные контакты, владыка и окружающие его люди. И конечно, отдельная такая страница: владыка и Волоколамск, Волоколамская земля. Туда входил не только Волоколамск тогда, это и Шаховской район, Лотошинский район.

А. Пичугин

— Была своеобразная епархия в епархии.

Архимандрит Алексий

— Ну нет, он никогда не управлял ей. У него была такая договоренность о том, что он может служить в любое время, когда захочет, в любом из храмов вот того церковного объединения тогда.

А. Пичугин

— Но он же рукополагал туда, я так понимаю.

Архимандрит Алексий

— Нет, он не рукополагал никого туда. Рукополагал всегда и управлял митрополит Ювеналий. Владыка только духовно окормлял, ну и, конечно, материально очень сильно помогал всем храмам Волоколамского благочиния. Их было не так много. В Шаховском районе был один действующий храм, в Песках, скажем так, в 70-е годы там был еще один храм, деревянный, который, судя по всему, подожгли, он сгорел. Не успели спасти, чем владыка был очень расстроен тогда. Оставался один в Песках храм...

А. Пичугин

— Тоже деревянный.

Архимандрит Алексий

— Да, тоже деревянный. Два храма в Волоколамске было — на Возмище и Покровский храм, в Спирово был действующий храм и в Спасе. Вот пять храмов было всего-навсего. И в каждом из них владыка и материально помогал священникам, которые числились у него в отделе как сотрудники, получали материальную помощь, то есть зарплату. И в бытовом плане на приходах строил, помогал строительству церковных домов, в обустройстве храмов. То есть владыка очень много делал. И он туда приезжал, он был там совершенно другой. Вот там он отдыхал — отдыхал духовно, отдыхал физически. Особенно в Песках. Ну что такое Пески? Сейчас, конечно, это тяжело представить, даже сейчас, а тогда это гора, лес, кладбище, храм деревянный на самой горе стоит. Ближайшая деревня — полтора километра пешком по бездорожью. Это сейчас асфальтовая дорога доводит прямо до самого храма. А тогда, если прошел дождь или лето было дождливое, проехать можно было только на тракторе. На машине, даже на грузовой, было практически невозможно проехать. Только на тракторе, потому что глинистая почва. А зимой пешком по вешенкам ходили туда. Или на лыжах, как владыка тоже тогда зимой первый раз приехал и стучался. Когда вот покойная Надежда Прохоровна вспоминает: уже сидим, уже спать ложиться, собрались, говорит, стук в дверь. А там только в начале 80-х годов электричество провели. Поэтому уже, говорит, лампы все тушить начали, спать ложиться. Вдруг стук в дверь. Я дверь-то, говорит, кто там? Испугались, ну что ж, говорит, никого нет. Кто, говорит, там? Это я, епископ Волоколамский, говорит, открывайте. Так что это особая страница, конечно, его жизни.

А. Пичугин

— Давайте вернемся к нашей беседе через минуту. Напомню, что сегодня мы вспоминаем митрополита Питирима Нечаева, многолетнего председателя Издательского отдела Московской Патриархии, знаменитейшего архиерея Русской Церкви. Здесь, в этой студии архимандрит Алексий Вылажанин, настоятель храма святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, Марина Борисова, я Алексей Пичугин. Через минуту снова здесь.

А. Пичугин

— Мы возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня мы вспоминаем митрополита Питирима Нечаева, митрополита Волоколамского и Юрьевского, многолетнего председателя Издательского отдела Московской Патриархии. На днях 15 лет исполнилось со дня его кончины. Здесь, в этой студии архимандрит Алексий Вылажанин, настоятель храма святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии. Моя коллега Марина Борисова. Сейчас вот перед этим небольшим перерывом отец Алексий вспоминал Пески, вот Волоколамский район, несколько районов, вернее, вокруг Волоколамска, где происходило, ну так скажем, епархиальное служение митрополита Питирима. Сложно это представить, вернее сложно представить, такой дисонанс возникает. Мне недавно попалась фотография: 66-й год, Женева, тогда архиепископ или епископ еще Питирим в окружении многих и многих архиереев — сейчас из них там практически никого в живых уже не осталось, несколько человек всего, — большая групповая фотография. Но Женева, 66-й год, и в то же самое время Пески — маленькое село на границе областей.

Архимандрит Алексий

— Женева — это была необходимость, это была работа, это было служение Церкви. Пески — это был отдых. Он не уезжал в дом отдыха куда-то отдыхать, он не ездил на какие-то курорты. А когда у него выпадало несколько дней, особенно летом свободных, что было крайне редко, он уезжал в Пески, потому что понимал, что туда добраться — никто не доберется, и там он проводил несколько дней, отдыхая внутренне, наверное, и духовно, и внешне, физически от внешней суеты. Поэтому было часто, что владыка откуда-то прилетал на те богослужения, которые в Песках были — это Феодор Стратилат, это Илия пророк, это Сретение — зимой пореже был, но все равно владыка ездил. Или оттуда тоже куда-то он уезжал на служение, на несение тех послушаний, которые на него возлагала Церковь. Но это была его такая отдушина.

М. Борисова

— По поводу отдыха хотела напомнить, у него в воспоминаниях есть очень характерная сцена, вот как иллюстрация к тому, как владыка отдыхал. Он описывает случай, когда он приехал тоже вот на сельский приход где-то в своем вот этом округе. И батюшка, к которому он приехал, у него был приступ, у него грыжа, и он весь скорченный. Владыка ему сказал: хорошо, иди, отдыхай, я за тебя послужу. Он отслужил всенощную, на следующий день он отслужил литургию, отслужил требы, тринадцать молебнов и семь акафистов. После чего где-то, значит, к трем-четырем часам, совершенно уже на последнем издыхании, к нему подходит старушка и говорит: владыка, а чего же ты мне акафист-то Семистрельной не отслужил? А он говорит: да Господь с тобой, я еле на ногах стою. Она говорит: как это? Я, говорит, двенадцать верст сюда шла.

А. Пичугин

— А наш батюшка всегда служил.

М. Борисова

— Да. Ну и что, и вот: «Господи, благослови», — опять, по новой. Это как владыка у нас отдыхал.

Архимандрит Алексий

— Ну это я говорю, там была особая жизнь. Даже когда мы приезжали на службу туда, это в те же Пески. Ну во-первых, это всегда приезжали с вечера. В силу того, что времена-то были сложные, с продуктами было тяжело, и владыка не любил никого обременять, как бы приход, своими приездами. Поэтому из Издательского отдела ехали снаряженными всем, продукты везли с собой. Ну а там уже просто те, кто приезжал или те, кто там жил, помогали готовить из этих продуктов. И богослужение с вечера не совершалось, потому что вечером — там была многолетняя традиция, что такого не было. С утра служили всенощную и литургию, то есть полноценно, не просто утреню...

А. Пичугин

— Прямо с вечерней.

Архимандрит Алексий

— Да, с вечерней служили, с утра пораньше. В восемь часов начинали вечерню, потом утреня, потом литургия была. А вечером, значит, приезжали, готовили ужин, владыка выходил за ужин вместе со всеми. Как-то было такое, знаете, семейное общение, когда можно было с владыкой поговорить или послушать даже его, когда он рассказывал какие-то истории о тех же поездках своих за рубеж, о общении со старцами, с которыми он когда-то общался — о отце Севастиане Карагандинском, о отце Александре Воскресенском, о многих других, — то есть владыке было чего рассказать. Это было такое семейное. Потом, после службы, когда собирались опять же все за общую трапезу, потому что приход-то немногочисленный. Сейчас это не всегда возможно, не на каждом даже сельском приходе сделать. А здесь практически все, кто приходил на службу, потом шли за стол. Вместе со всеми садился владыка, ему не готовили ничего специального, ел все то же, что ели остальные. Бабушки песковские пели канты духовные и русские песни пели. То есть была такая семейная хорошая атмосфера. Наверное, вот из-за этой атмосферы владыка и каждый свой день рождения, 8 января уезжал служить в Волоколамск.

М. Борисова

— Хотела тоже для слушателей наших, наверное, сейчас становится все меньше людей, кто помнит, что такое вот для многих из нас была церковь, в которую мы приходили в 70–80-е годы. Ну во-первых, это вы говорите о семье, это очень многие делятся своими воспоминаниями, что первый вот этот приход в храм осознанный, он был ощущением, что ты пришел домой. Ты пришел домой — это все твое, это твой дом, и ты не хочешь отсюда никуда больше уходить, ты хочешь здесь стать своим. И вот это ощущение семьи, оно ведь не только у тех, кто попадал за один стол обеденный с владыкой Питиримом, возникало, это вообще в принципе было во всей Церкви. Я помню свое ощущение двойственное: с одной стороны, мы все занимались какими-то вещами, которые подпадали под статьи уголовного кодекса, потому что мы все занимались церковным самиздатом из-за страшного дефицита литературы. Ну что, церковный самиздат. «Авва Дорофей», перепечатанный на пишущей машинке — это уже самиздат.

Архимандрит Алексий

— Слушайте, отксеренный молитвослов — это был самиздат и жуткий дефицит.

М. Борисова

— Да. И поэтому, с одной стороны, у всех было ощущение, что вот пока нас не трогают, но просто нет команды, а просто будет команда... Это, кстати, очень чувствуется в балладах иеромонаха Романа той поры, у него все время вот эта нотка, что вот еще впереди у нас большие испытания. И мы внутренне как-то на это ориентировались. С другой стороны, было ощущение полной защищенности. Ты мог приехать куда угодно, где есть православный храм — ты мог остаться без денег, тебя могли обокрасть, ты мог там в любой ситуации жизненной оказаться, — ты знал, что ты придешь в церковь и ты не пропадешь: тебя накормят, по крайней мере, напоят, спать уложат и, может быть, помогут решить твои проблемы. Это было реально, и я так сама путешествовала. Мне говорили: вот поезжай в Тбилиси, приди в храм Александра Невского, найти там такую-то рабу Божию, она тебе подскажет, как устроиться на ночлег. Вот так мы путешествовали по любимой родине. И это работало.

Архимандрит Алексий

— Вы знаете, ведь еще хотелось бы сказать, почему вот, возвращаясь к владыке Питириму, возвращаясь к отделу, почему именно там ощущение особой такой семьи и дома было. Вы знаете, ведь на самом деле времена 70–80-е — сказать, что были гонения на Церковь сильные, тогда уже, наверное, в брежневские времена сильных гонений не было, как бы прошла хрущевская волна, и вот этот застой государства, который мы сегодня называем, он для Церкви более-менее благодатный был. Потому что — да, она была ограничена, но уже тогда, как правило, не сажали в тюрьмы за убеждения религиозные.

А. Пичугин

— Но сидели священнослужители, действовал знаменитый лагерь пермский для политических.

Архимандрит Алексий

— Ну для политических-то опять. Не сажали за то, что он был священник, а за то что вот он...

А. Пичугин

— Лишали регистрации. Отец Сергий Желудков тот же.

Архимандрит Алексий

— Ну были исключения. Еще раз говорю, что не все было так легко по местам. А особенно здесь, в Москве и Московской области был гораздо легче, потому что это столичный регион. А на местах, конечно, там были уполномоченные, которые чудили, как могли. Конечно, они могли лишить и регистрации. Все это было. И под гнетом старост находилось, под страшным, духовенство. Но в храм можно было прийти, помолиться. Можно было чаю попить, побеседовать с бабушками. А в остальном был духовный голод, не было литературы. Сегодня мы пересыщены. Вот православный народ, особенно в Москве, он сегодня пересыщен. Если первые годы, когда устраивались какие-то церковные мероприятия, концерты или еще что-то, все только рвались получить какой-то билетик или как-то на это попасть. Сегодня, вот, допустим, на своем опыте, устраивая благочинническую елку рождественскую — ну проблема людей, вот даешь им билеты на елку, делаешь программу хорошую, приглашаешь профессиональных актеров, которые делают тебе представление профессиональное, бесплатно готовишь подарки — и не приезжают очень много людей. То есть есть какое-то духовное перенасыщение. А тогда всего этого не было. Вспомните эти знаменитые Рождественские елки в Издательском отделе.

М. Борисова

— Да.

Архимандрит Алексий

— Когда в большом кинозале ставилась елка, когда владыка вместе со всеми взрослыми собирался в этом кинозале, и было некое действо семейного общения. А детей всех маленьких собирали на четвертый мансардный этаж. И тогда, это сейчас в каждом доме даже и приставки всякие, а тогда владыка привез видеомагнитофон, и детям ставили эти мультики диснеевские, там «Том и Джери» еще что-то. С каким наслаждением дети там общались друг с другом, смотрели все это. И тогда вся Москва стремилась туда попасть. Тогда этого не было, тогда это было интересно. Тогда это было погодинские среды, да, когда чаепития так называемые, вечером после рабочего дня по средам владыка устраивал различные мероприятия, встречи с интересными людьми, показ каких-то фильмов с последующим их обсуждением. То есть вот это было интересно, это была церковная жизнь, которая, конечно, многое давала нам, окружающим. Здесь владыка как раз отдавал себя, отдавал то, что вот он мог духовно нам дать.

М. Борисова

— Но есть еще одна сторона, тоже ну это уже больше связано с храмом Воскресения Словущего. Там как раз в середине, во второй половине 80-х годов так случилось, что владыка как-то собрал под одной крышей удивительно талантливых, но очень разных по характерам молодых священников. Там был отец Владимир Ригин, там был отец Артемий Владимиров и там был отец Геннадий Огрызков.

Архимандрит Алексий

— Царство Небесное.

М. Борисова

— Царство ему Небесное, да. И к ним как-то стремились разные люди в большом количестве, и очень много молодых. И там вот первый раз я видела, как возрождалась приходская жизнь. То есть по благословению владыки там начались для детей вот, скажем, жаворонков пекли Великим постом, выпускали птиц на Благовещение во дворе. Вот то, что сейчас Святейший Патриарх делает в Кремле, это начиналось вот в скромном дворе храма Воскресения Словущего.

А. Пичугин

— Многие вспоминают, как это было.

М. Борисова

— Это было ни на что не похоже, это была какая-то такая общая жизнь.

Архимандрит Алексий

— Потому что этого не было больше нигде.

М. Борисова

— Это было давно забытое или никогда никем не пережитое ощущение. Кроме того, ну просто каждый раз, что такое левый клирос этого храма. Там, в общем, когда на большие праздники собирались мы все — это было 25 человек, — там был великолепный правый хор, гордость владыки, который он возил по всему миру, потому что действительно очень трепетно относился к церковному пению. Но для нас, для левого клироса, главная задача была петь так, чтобы когда у нас идут антифоны, не поняли, кто из нас правый. Ну это был наш внутренний вызов, нам никто таких задач не ставил, просто мы так вот это чувствовали.

Архимандрит Алексий

— Им просто некуда деваться было. У них на клиросе постоянно молился Иван Семенович Козловский, поэтому нельзя было ударить лицом в грязь.

М. Борисова

— Ну он не пел.

Архимандрит Алексий

— Он не пел, да, он молился, я и сказал, что он молился. Ну он уже был старый. Это его было место на левом клиросе. Он всегда, когда приходил в храм, всегда там располагался.

А. Пичугин

— Так тепло вы вспоминаете и те времена, и митрополита Питирима. Я довольно часто встречаю людей, которые были с ним знакомы. В основном это московское духовенство, кто-то пришел совсем еще подростком к нему, кто-то там застал уже в среднем возрасте. Но у всех, равнодушных людей я никогда не встречал, кто бы там: ну да, вот был я митрополита Питирима, ну так себе, время было... Нет, все вот с таким действительно придыханием, и очень трепетно вспоминают владыку. Но время-то ушло как-то, даже я вот еще немного его застал, именно это время, время ощущения от Церкви, от того, что происходило в Церкви. Ушел митрополит Питирим 15 лет назад ровно, да, и как раз примерно тогда же начала заканчиваться эта эпоха. Тут, наверное, водораздел проходит не по 88-му году, не по Крещению Руси и по церковным свободам, а по поколению. Старушки ушли совсем уже практически, и никого не осталось.

Архимандрит Алексий

— Уже не осталось. Уже из тех старушек, которые были, ну может быть, единицы, не знаю, где-то есть. Даже на московских приходах уже практически из тех старушек, которые были, практически никого не осталось.

А. Пичугин

— Знаете, где есть — по старым епархиям. Вернее по епархиям, где в советские годы было довольно много открытых храмов — в Ярославской области, во Владимирской, в Ивановской. Там на приходах есть традиция какая-то у этих старушек, пускай они уже...

Архимандрит Алексий

— Все равно, они в силу возраста уже не те становятся бабушки, которые были тогда.

А. Пичугин

— Наверное.

Архимандрит Алексий

— Поэтому вы знаете, ведь огромное влияние на владыку Питирима, о чем мы сегодня, к сожалению, не говорим, наверное, это более четверти века его общение с покойным Патриархом Алексием I Симанским.

А. Пичугин

— Давайте поговорим, у нас еще есть время.

Архимандрит Алексий

— Это человек, который вложил в него, наверное, на ту базу духовного семейного воспитания и той крепости в вере, которая была, он смог передать вот эти традиции дореволюционной Русской Церкви, архиерейского служения.

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня архимандрит Алексий Вылажанин, настоятель храма в честь святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, Марина Борисова, я Алексей Пичугин. Вспоминаем митрополита Питирима. 15 лет со дня смерти как раз на днях исполнилось. И вы, отец Алексий, сказали сейчас, перед этим небольшим перерывом, что Патриарх Алексий I оказал огромное влияние на становление митрополита Питирима. И это опять же эпоха была, патриарх Алексий совершенно точно являлся мостиком между той дореволюционной культурой — это же все-таки поставление 13-го года, если не ошибаюсь, причем его кто-то из восточных патриархов...

Архимандрит Алексий

— Из восточных патриархов.

А. Пичугин

— Да, рукополагал. И он успел побыть архиереем несколько лет до революции, весь вот этот вот смутный период и до 70-го года.

Архимандрит Алексий

— Потом Святейший Патриарх Алексий был митрополитом блокадного Ленинграда, тоже надо не забывать, это очень важно. И когда он юношей попал к нему иподиаконом и вот его дальнейшее возрастание. Ну конечно, с такой же теплотой, как сегодня мы вспоминаем владыку Питирима, а может, даже больше он всегда вспоминал с тем трепетом, с каким он относился к покойному патриарху Алексию I — это был для него и учитель, и отец, и наставник. Поэтому он очень многое от него, конечно, перенял, почерпнул, постарался сохранить и передать. Насколько уж мы смогли это воспринять, те, кому он это передавал, не знаю, но он, по крайней мере, пытался. Прежде всего вот эту любовь к Церкви, которая была и у него, и у его духовного наставника, передать нам. Это, наверное, было самое главное.

М. Борисова

— У них, у того поколения наших архиереев была удивительная способность — в самые такие мракобесно атеистические времена вызвать симпатию даже у уполномоченных отделов по делам религий. Ну не говоря уже о, скажем, таких вполне коммунистах проверенных, как генералитет. Когда на Погодинке он первое время, и с Новодевичьего, насколько по рассказам могу судить, ездил в Патриаршую резиденцию, в Чистый переулок, на троллейбусе в рясе, и чем вызывал восхищение — там же все различные штабы. И когда вот он оказывался в одном транспорте с военными, они дергали его за рукав и говорили: «Держись, батя!» Так что он удивительно располагал к Церкви даже людей, совершенно от нее далеких.

А. Пичугин

— Харизма-то чувствуется все равно на расстоянии.

М. Борисова

— Но это на самом деле и большое испытание, насколько я понимаю, для него оказалось, в конце 80-х годов, когда он стал депутатом от Фонда культуры, когда вот его как-то вовлекли в эту бурную общественную жизнь.

Архимандрит Алексий

— Ну тогда опять не только же его вовлекли, и покойный Патриарх Алексий, Патриарх Пимен были депутатами. Я помню эту предвыборную компанию, которую возглавлял тогда у владыки Питирима по Фонду культуры Михалков Никита Сергеевич. Я помню, как мы ездили и с владыкой тогда на встречу с культурной общественностью города Киева, потому что тогда от Фонда культуры, от киевского отделения, там тоже проводили они, когда его кандидатом выдвигали. Это был определенный этап жизни. Тогда Церковь пыталась как-то возвысить свой голос, чего она не имела на протяжении многих десятилетий, как бы заявить о своем присутствии, о том, что вот, знаете, как это «Русь уходящая». Вот Русь уходящая, да. Вот она пришла, вот она разделась, вот она одевается, вот она уходит... А им надо было сказать, что мы вернулись. Вот поэтому...

А. Пичугин

— Мастерская Корина, кстати, была напротив Издательского отдела.

Архимандрит Алексий

— Да, поэтому... И владыка дружил же с Кориным.

А. Пичугин

— Да.

Архимандрит Алексий

— Поэтому нельзя сказать, что закружилось. Время так поставило, что это нужно было делать, и владыка это делал прекрасно.

М. Борисова

— Ну вы с ним общались уже в тот период, когда он ушел из Издательского отдела, когда вот, после того, как он окончательно переселился в Волоколамск.

Архимандрит Алексий

— Я с владыкой общался практически до последнего года его. Последний раз я его видел в августе 2003 года, как раз за несколько месяцев до его кончины, на Успение Божией Матери. Мне сказали, что владыка в монастыре. Я, отслужив службу на своем приходе, поехал туда. Вот у нас тогда была последняя беседа, тогда мы с ним могли поговорить. И он тогда, это его был последний визит в Волоколамскую землю. Такое было ощущение, что он приехал прощаться с храмом. Потому что тогда, на тот момент от владыки оставалась половина в его физическом состоянии, он очень сильно похудел. Но вот эта внутренняя статность, внутренняя духовная сила, конечно, все равно была. Он строил планы, говорил о том, как он сейчас вернется, как начнется учебный год в МИИТе, где у него была богословская кафедра.

М. Борисова

— Ну хотела просто напомнить или сообщить нашим слушателям, что он в свое время учился в МИИТе, просто как студент, он его закончил.

Архимандрит Алексий

— Три курса. Он не закончил, отучился три курса и после этого, когда открылись курсы богословские, он пришел к Патриарху Алексию и попросил у него благословения. Сказал, что все-таки цель моей жизни — служение Богу. Вот оставить светское образование и пойти получать духовное. Святейший тогда благословил его это сделать.

М. Борисова

— И таким вот удивительным возвращением стало преподавание в последние годы там же, в своей альма-матер.

Архимандрит Алексий

— Ну для него это тоже стало большой отдушиной, да.

А. Пичугин

— А чем он занимался, владыка Питирим, после ухода из Издательского отдела? Ведь действительно это ну десять лет еще прожил, и я так понимаю, что это совершенно не было жизнью на покое. Человек с такой активной позицией...

Архимандрит Алексий

— Ну во-первых, у владыки был монастырь, который он безумно любил.

А. Пичугин

— Иосифо-Волоцкий.

Архимандрит Алексий

— Конечно, который нужно было восстанавливать, который нужно было поднимать. У владыки был храм в Брюсовском, в котором он служил. У него была возможность служить во всех тех же храмах Волоколамского благочиния, которое становилось тогда больше. Он помогал и открывать храмы, которые там были. Он не останавливал свою общественную деятельность. Знаменитая его поездка в Швейцарию, когда переход, Суворовский юбилей был. То есть у него достаточно насыщенная жизнь была. Для него было в какой-то момент ударом немножко его освобождение от должности председателя Издательского отдела, тогда владыка немножко поник. Но потом все-таки опять духовный такой стержень позволил ему преодолеть эти невзгоды и найти себя в служении.

А. Пичугин

— Был такой своеобразный всплеск, насколько я помню и понимаю, в годы болезни Патриарха Алексия, когда митрополит Питирим служил пасхальную службу в храме Христа Спасителя.

Архимандрит Алексий

— Ну это последний год его жизни.

А. Пичугин

— Последний год, да, всплеск активности. Марина, мы сказали, что он переехал в Волоколамск. Он в какой-то момент просто переехал жить туда?

Архимандрит Алексий

— Нет, нет.

М. Борисова

— Нет, он просто ну как, большую часть времени стал проводить в монастыре. В особенности, когда там активно шли восстановительные работы, он просто очень часто и подолгу там бывал. Вообще сказать, что владыка где-то жил, на моей памяти никто не рискнет, потому что он все время куда-то ездил бесконечно.

Архимандрит Алексий

— Нет, все-таки владыка жил на Часовой, это был его дом, куда он всегда возвращался, там, где его всегда ждали его близкие. Последние годы с ним жила его сестра, которая немножко ушла раньше, Ольга Владимировна. И она умерла как раз в день памяти преподобного Иосифа Волоцкого. 22 сентября владыка совершал службу в Иосифо-Волоцком монастыре, и вот во время службы он ждал тоже — она лежала в тяжелом состоянии в больнице, — ждал сообщения. Во время службы ему сообщили, и как раз тогда вот первую молитву возносили. То есть вот насколько у него все связано с Волоколамском.

М. Борисова

— Ну у него вообще удивительная семья, у него там братьев и сестер...

Архимандрит Алексий

— Одиннадцатый он.

М. Борисова

— Да, какое-то немыслимое количество. А сколько у него племянников, племянниц и внучатых племянниц — там вообще не сочтешь. Когда они собирались на праздники в храме в Брюсовом переулке — ну вот вся центральная часть была занята семьей владыки Питирима.

Архимандрит Алексий

— Да.

М. Борисова

— И он как-то всех их... Ведь Ольга Владимировна участвовала...

Архимандрит Алексий

— В восстановлении.

М. Борисова

— В перестройке, да, на Погодинке этого здания.

Архимандрит Алексий

— Да, и на Погодинке, и в Иосифо-Волоцком. Она же была архитектором, реставратором, поэтому, конечно, она очень много помогала и делала в этом направлении. Да и остальные его сестры тоже всегда как бы были рядом с ним. Я, к сожалению, не очень помню ни Марию, ни Веру, ни Надежду. А я помню Ольгу Владимировну, как раз мы с ней больше общались, чем с кем-то другим. И ее воспоминания, которые она издала, где она очень с теплом вспоминает. Семья, понимаете, вот это вот семья. Ведь 300 лет священнической династии, причем и по отцовской, и по материнской линии. Там с XVII века родословная идет, там Питирим Тамбовский в родстве состоял по линии матери с семьей.

М. Борисова

— Собственно во имя кого он был и потом пострижен.

Архимандрит Алексий

— Конечно. И владыка последний, кто на сегодняшний день был из этого 300-летнего такого, непрерывающегося рода именно Нечаевых. Ну может быть, кто-то еще из внуков или правнуков...

А. Пичугин

— Продолжит.

Архимандрит Алексий

— Продолжит этот путь, не прервет эту династию.

М. Борисова

— А Ольга Владимировна вам при общении что-то такое вот, что не вошло в ее воспоминания, рассказывала о том, как жила семья, о его юных, быть может, каких-то годах?

Архимандрит Алексий

— Вы знаете, я считаю, что в воспоминаниях она очень подробно обо всем написала.

М. Борисова

— Потому что хотя бы вот там какие-то нюансы. Скажем, то что он на виолончели играл — ну в принципе это все как-то не очень сочетается. В одном человеке трудно представить, что тут, с одной стороны, инженер-транспортник, с другой стороны, виолончель.

Архимандрит Алексий

— А дело в том, что опять это воспитание. Ведь посмотрите, что и сегодня ведь дети священников очень многие в детстве получают музыкальное образование, а тогда это было нормально. Его учили музыке, он учился на виолончели. И я не очень это помню, но говорят, что в семинарии в свое время, в годы, когда он там инспектором был, преподавателем, у них даже квартет был струнный. Вот он играл, по-моему, потом уже покойный Пимен Саратовский тоже — ну боюсь соврать, кто из архиереев, там их было четверо, тогда они еще не были архиереями, но у них был такой струнный квартет там.

А. Пичугин

— Вот такие воспоминания сегодня были у нас в эфире. Замечательные совершенно. Я еще раз повторю, что мне часто приходится слышать про митрополита Питирима от разных людей. И здорово — прошло уже 15 лет, а его помнят, память жива. Вот в церковной Москве, по крайне мере, она очень жива и чувствуется. А 4 ноября 2003 года не стало митрополита Питирима, многолетнего главы Издательского отдела Московской Патриархии, митрополита Волоколамского и Юрьевского, человека, который прожил огромную часть церковной жизни XX века. Сегодня о нем вспоминали моя коллега Марина Борисова в этой студии, архимандрит Алексий Вылажанин, настоятель храма в честь святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии. Спасибо вам большое. Это, мне кажется, очень ценно и интересно. Я, Алексей Пичугин. Прощаемся с вами. До новых встреч, всего доброго.

М. Борисова

— До свидания.

Архимандрит Алексий

— До свидания.