«Общество и человек в романе «Евгений Онегин». Протоиерей Павел Карташев

У нас в студии был настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы Одинцовского района протоиерей Павел Карташёв.

Разговор шел о природе уныния и о влиянии общества на человека на примере образов романа Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин».

Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ, посвященных жизни, творчеству и духовному пути А.С. Пушкина.

Первая беседа с экскурсоводом первой категории Государственного музея Александра Сергеевича Пушкина в Москве Анной Исаевой была посвящена детству и юности поэта;

Вторая беседа с писателем, публицистом Алексеем Бархатовым была посвящена ссылкам А.С. Пушкина;

Третья беседа с писателем, публицистом Алексеем Бархатовым была посвящена последним годам жизни А.С. Пушкина.

Ведущая: Алла Митрофанова

---

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, здравствуйте. Продолжается цикл программ об Александре Сергеевиче Пушкине на радо «Вера» в связи с тем, что 6 июня его день рождения. Я считаю, наш всеобщий праздник.

Протоиерей Павел Карташев

— Да.

Алла Митрофанова

— Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы, проводит с нами этот час. И завтра в это же время тоже мы будем с отцом Павлом в студии говорить о Пушкине. Отец Павел, здравствуйте.

Протоиерей Павел Карташев

— Здравствуйте. Спасибо за приглашение.

Алла Митрофанова

— Да, вам спасибо, что приезжаете. Бесценные наши с вами беседы, лично для меня это какое-то общение...

Протоиерей Павел Карташев

— Необходимо, конечно. Всегда радостно и как-то мобилизует, собирает.

Алла Митрофанова

— Притом, что мы с вами не всегда, как выясняется, на одной волне.

Протоиерей Павел Карташев

— Ну так, и тем ценнее.

Алла Митрофанова

— Во-от. И слушатели нам прислали сообщение, и продюсер говорит, вот искрило — про Булгакова мы с вами говорили, про «Мастер и Маргариту» — искрило, классно получилось, оказывается.

Протоиерей Павел Карташев

— Ко мне на приход приехали.

Алла Митрофанова

— Серьезно? Люди?

Протоиерей Павел Карташев

— Да. Накануне всенощного бдения под субботу, чего я никогда не ожидал, даже один спецназовец, ветеран чеченских войн.

Алла Митрофанова

— Классно. Фантастика.

Протоиерей Павел Карташев

— Да.

Алла Митрофанова

— Послушали в эфире?..

Протоиерей Павел Карташев

— Послушали в эфире, совершенно для меня неожиданность большая, подходят и говорят: мы прослушали, нам многое стало понятнее, как-то яснее, какие-то точки над i проставлены. Вот так.

Алла Митрофанова

— Слава Богу. Потрясающе.

Протоиерей Павел Карташев

— Ну, и написали на почту, какая-то обратная связь есть, отклик. Это всегда очень ценно, ведь правда, да? Это здорово?

Алла Митрофанова

— Конечно.

Протоиерей Павел Карташев

— А то, что разномыслие, ну так это же Евангелие, апостол Павел: «Надлежит быть разномыслию между вами, чтобы открылись искусные». А в данном случае мы не о себе, а чтобы через разномыслие глубже постичь проблему, открыть ее для себя. В этом столкновении мнений много заложено и перспективы.

Алла Митрофанова

— Согласна. И слава Богу, пусть будет разномыслие. Главное, во всем любовь, тоже по апостолу Павлу.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, да, да.

Алла Митрофанова

— Сегодня мы с вами к «Евгению Онегину» прикоснемся. Сразу оговоримся, роман неисчерпаемый.

Протоиерей Павел Карташев

— В движении, как сказал Белинский.

Алла Митрофанова

— Причем, в постоянном движении. Сколько бы раз мы его ни перечитывали, он в постоянном движении. И каждый раз открываются новые и новые какие-то смыслы, и мы взрослеем с Евгением Онегиным. Мы его читаем сначала в школе, потом мы его читаем, надеюсь, в институте, потом перечитываем в течение жизни, мы взрослеем с этим романом в руках. И каждый раз через него открываем, надеюсь, новые грани самих себя.

Протоиерей Павел Карташев

— Пушкин сказал в самом конце: «И даль свободного романа». Просто даль — перспектива, значит, она не ограничена временем, датой написания. «И даль свободного романа». Свободного романа — он не закончен, это художественный прием и замысел Пушкина. Роман не дает ответа на поставленные вопросы, как сказал Валентин Семенович Непомнящий, он ждет ответа от каждого нового поколения, от каждого возраста.

Алла Митрофанова

— Гениально. У Валентина Семеновича Непомнящего, кстати, был цикл на одном из федеральных каналов, каждой главе там был посвящен отдельный выпуск цикла о Пушкине, о «Евгении Онегине», и Непомнящий читал роман, естественно, наизусть. Я, например, «Евгения Онегина» наизусть не знаю. Вы знаете, отец Павел?

Протоиерей Павел Карташев

— Нет.

Алла Митрофанова

— А Непомнящий всю жизнь посвятил Пушкину, конечно, это глыба, это величина, Царство ему Небесное, выдающийся, конечно, человек. Слава Богу, что записаны эти беседы с ним. Так вот он читает наизусть главу и комментирует ее, это в открытом доступе есть, всем рекомендую.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, конечно, это великое событие в русской культуре, когда такой удивительный, масштабный комментарий. Не мелочный, не отвечающий на вопрос, кто такие «автомедоны наши бойки, неутомимы наши тройки», это само по себе очень интересно, это отсылает к Гомеру.

Алла Митрофанова

— Да, пусть такие комментарии будут, они очень важны.

Протоиерей Павел Карташев

— Да. Или там булочник-немец «не раз уж отворял свой васисдас». Но что это такое? А по-французски васисдас — это форточка. Непонятно сначала, это что такое? Это форточка.

Алла Митрофанова

— Это из немецкого же пришло?

Протоиерей Павел Карташев

— Это пришло из немецкого вас ист дас.

Алла Митрофанова

— Ну вас ист дас — «что это такое?» по-немецки.

Протоиерей Павел Карташев

— И это вдруг перекочевало во французский язык какими-то сложными путями культурными бытовыми.

Алла Митрофанова

— Удивительным образом.

Протоиерей Павел Карташев

— И, видимо, прозвучавший вопрос, указывающий на фрагмент вырезанного окна, который открывается, закрывается, через который что-то выдается или через который проникает свежий воздух в комнату — что это такое? Васисдас.

Алла Митрофанова

— Интересно, языковые такие пути.

Протоиерей Павел Карташев

— Это уровень конкретный — филологический, бытовой, культурно-исторический, культурологический, если хотите — комментария. А у Непомнящего комментарий вселенский, у него русская картина мира. Он постоянно подчеркивает, что это русская картина мира. Здесь он в скрытой полемике с Белинским, это не энциклопедия русской жизни, а русская картина мира. А русский мир, слава Богу, существует. Значит, это зеркало, в котором русский мир может себя увидеть и лучше понять, движется вместе с историей русского мира.

Алла Митрофанова

— Не в националистическом ключе, что важно.

Протоиерей Павел Карташев

— Нет. Тут ведь речь идет и ставится вопрос о том, что, благодаря таким великим произведениям культуры, совершается самоидентификация русского народа. Это я потому, что русский народ должен остаться самим собой, как и, повторяю — в частности и Непомнящий на этом настаивает — любой другой народ мира. Он не должен исчезнуть, раствориться. Его культура, его опыт, его история — это всё бесценные сокровища общечеловеческой истории.

Алла Митрофанова

— Тот самый, может быть, культурный код, простите за штамп. А, между прочим, сейчас читаю замечательные совершенно «Беседы о русской культуре» протопресвитера Александра Шмемана, он обращает внимание на феномен Пушкина, очень много внимания ему уделяет, особое место Пушкин занимает в этом мировидении отца Александра.

Протоиерей Павел Карташев

— Его друг отец Иоанн Мейендорф считал, что суждения отца Александра о поэзии — это одна из вообще вершин его богословского творчества.

Алла Митрофанова

— Согласна.

Протоиерей Павел Карташев

— Это такое проникновение в дух, в значение Мандельштама ли, или Ахматовой, или Пушкина. Мы тоже можем рекомендовать Шмемана в качестве, даже не сказать литературоведа, а философа культуры.

Алла Митрофанова

— Да, согласна. Вот эти самые «Беседы о русской культуре», собственно, так они и называются, изданы, есть в открытом доступе, пожалуйста, любой желающий может их найти. Что там удавливает отец Александр, и, на мой взгляд, он абсолютно стопроцентно прав. Понимаете, говорит, ведь Пушкин занимается созданием русской культуры. А после Пушкина, кого ни возьми, начиная с Гоголя и включая и Достоевского, и Толстого, они говорят о проблемах культуры, не говоря уже о Писареве, Чернышевском и всех остальных.

Протоиерей Павел Карташев

— Что позволило Ивану Ильину, русскому философу знаменитому и замечательному, сказать, что Пушкин это солнечный центр русской культуры.

Алла Митрофанова

— Совершенно верно. А после него начинаются: проблемы культуры, проблемы персонажей, проблемы того, проблемы сего. До сих пор, когда в академических работах я вижу это слово «проблема такая-то в „Пиковой даме“», в рецепции чего-то там и прочее, я вздрагиваю. Я понимаю, что это язык современного литературоведения, но мне, как читателю, хочется говорить не о проблемах, а о целостности, о том цельном мировидении, к которому хочется стремиться через великие тексты и Пушкина и других наших гениальных авторов.

Протоиерей Павел Карташев

— Но если Пушкин солнечный центр, то лучи проникли и в Гоголя, и в Достоевского.

Алла Митрофанова

— Во всех.

Протоиерей Павел Карташев

— Кстати, это сказано конкретно о романе в стихах «Евгений Онегин», что «Евгений Онегин» слышится, читается во всех великих творчествах 19-го века, не во всех, но во многих. Иногда это прямые цитаты, в «Преступлении и наказании», иногда это образы, темы, но он проникает, всюду столкновение совести и обезличенности человека, жизни по совести, и жизни как части социальной машины. Одна из главных, простите, проблем. Мы найдем другое слово — одна из главных коллизий, столкновений, противопоставлений.

Алла Митрофанова

— Вызовов.

Протоиерей Павел Карташев

— Которые придают такую динамику, это двигатель романа, когда решается кто, за кем будущее, что вообще ценно, чему жить, а что искусственно, наносно? Конечно, роман всем своим содержанием нам подсказывает, говорит о том, за кем правда. За Татьяной, которая русская душой, и которая живет по совести, и которая не просто человек долга, а великий человек, великая женщина? Или за Онегиным, в котором она в силу любви своей прозревает очень многое, и любит его за то, каким бы он мог бы быть, как и автор. Говорят, есть два человека, я не говорю условно человека, в данном случае персонажи имеют в виду условность, но есть два человека, которые любят Онегина за то — и хочется продолжить шаблонно, какой он есть — за то, каким он мог бы быть. И эти два человека — автор, Пушкин, и это Татьяна.

Алла Митрофанова

— Абсолютно согласна.

Протоиерей Павел Карташев

— И вот они Онегина за то, каким бы он мог бы быть, любят и не то, что ему прощают, а как Татьяна в конце, ему не потакают и не прощают, а ради этой любви, облеченной совестью, или ради совести, движимой любовью, они ставят Онегина, как сейчас бы сказали, на место.

Алла Митрофанова

— Я абсолютно согласна с таким прочтением. Мне тоже кажется, своим отказом Татьяна дает Онегину шанс.

Протоиерей Павел Карташев

— Конечно.

Алла Митрофанова

— На то, чтобы он, наконец, пришел в себя.

Протоиерей Павел Карташев

— Да.

Алла Митрофанова

— Как в притче о блудном сыне, к которой снова и снова мы возвращаемся с вами в разных разговорах, программах, она одна из центральных евангельских, один из центральных сюжетов в нашей жизни.

Протоиерей Павел Карташев

— Конечно, мы через Евангелия должны смотреть вообще-то на то, что происходило и происходит, в идеале. Не забывать, что Евангелие отвечает на все вопросы, в том числе и культуры и литературы. И в этом нет никакого, как кто-то, может быть, подумал бы и сказал — опять, нет, в этом нет никакого фанатизма, это проверено жизнью.

Алла Митрофанова

— Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы, проводит с нами этот «Светлый вечер». Еще одного исследователя выдающегося, пушкинистов огромное количество, их плеяда есть...

Протоиерей Павел Карташев

— «Еще и тем ты долго будешь мил, что тьму пушкиноведов прокормил».

Алла Митрофанова

— Гениально, отец Павел. Еще одного пушкиноведа выделим, отметим. Наряду с Непомнящим, протопресвитером Александром Шмеманом, хотя он, в общем-то, не пушкинист, но очень хороши его «Беседы о русской культуре», синтетические они и аналитические, и синтез и анализ в себе сочетают. Лотман, конечно.

Протоиерей Павел Карташев

— Конечно, классика.

Алла Митрофанова

— Его комментарии — это абсолютная классика, это то, что знают даже школьники, и слава Богу, что они это знают. Без его комментариев к «Евгению Онегину» нам сегодня в 21-м веке, наверное, было бы сложно визуализировать очень многие моменты.

Протоиерей Павел Карташев

— Они как раз сочетают предметность, конкретность с обобщениями.

Алла Митрофанова

— Верно. Историкосоциокультурные комментарии блестящие.

Протоиерей Павел Карташев

— Причем, предваряется это очерками дворянского быта замечательными совершенно, которые и глубоки, это блестящая эрудиция автора, иногда даже поражаешься.

Алла Митрофанова

— Поражающая, иногда даже пугающая.

Протоиерей Павел Карташев

— Тогда интернета не было, это надо понять, что этот человек, который у себя в Тарту аккумулировал вообще всё, что могла накопить наука гуманитарная, не скажу даже филология, литературоведение, и история, и культурология тогда нарождавшаяся — всё это он собрал и предъявил.

Алла Митрофанова

— Лично для меня представление, что такое дуэль и в чем драма дуэли, с Лотмана началось. Что такое бал и в чем драматургия бала — тоже с Лотмана.

Протоиерей Павел Карташев

— Или дороги.

Алла Митрофанова

— Да, да, дороги.

Протоиерей Павел Карташев

— «Лет через пятьсот ... шоссе Россию там и тут, соединив, пересекут». Это Пушкин мечтает о том, что «заведет крещеный мир на каждой станции трактир». Что это такое, ни поесть, ни попить, ухабы сплошные? Совершенно замечательно приводит в комментарии к «Евгению Онегину» стихотворение Вяземского сам Пушкин, мне на всю жизнь запомнилось, что только или снег сглаживает эти жуткие подобия дорог, или такой зной, когда муха, зажмурясь, сможет вброд пройти бывшую лужу. Зажмуренная муха, которая пересекает лужу из Вяземского, а Пушкин приводит в своем комментарии к этому месту. А почему это место? А потому что Ларины целым поездом, чтобы не тратиться на почтовые, движутся из имения в Москву.

Алла Митрофанова

— О, да. Сколько там, семь дней тащились они?

Протоиерей Павел Карташев

— Семь дней, не торопясь.

Алла Митрофанова

— На почтовых, это имеются в виду лошади скоростные.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, они заемные, за них же платить надо, а это свои. Семнадцать, кажется, кляч там привели на двор?

Алла Митрофанова

— Да, да.

Протоиерей Павел Карташев

— И там всё: и пожитки, и компоты, и квасы всякие... И вот они тянулись-тянулись, и дальше замечательный въезд Лариных в Москву: «Москва... как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось!». И вот он видит эти сады, великолепный город, лето, там и тут купола, сады, башни, сам этот проезд кинематографической точности по Тверской, он описывает всех, кто как бы смотрит за этим проездом. А потом «У Харитонья в переулке». Харитониевский переулок. Я каждый раз, личное, «У Харитонья в переулке» — места детства. Мимо Харитонья я ходил из школы домой и из дома в школу.

Алла Митрофанова

— И у вас стучали в голове эти строчки?

Протоиерей Павел Карташев

— Позже, маршрут-то проложен был в первом классе, я еще не знал об этом. А потом, когда я открыл: ба, и Пушкин сюда привез Ларину.

Алла Митрофанова

— Татьяну. Отец Павел, предлагаю нам с вами сегодня, сильно не спеша и придаваясь лирическим отступлениям...

Протоиерей Павел Карташев

— Что мы и делаем пока до сих пор.

Алла Митрофанова

— ...да простит нас Александр Сергеевич Пушкин, поговорить о «Евгении Онегине» в ключе тех векторов, которые Пушкин задает. Давайте сразу же объявим, у нас завтра будет еще один разговор, посвященный Евгению Онегину«, надеюсь, что это будут две самостоятельные беседы. Сегодня мне бы хотелось разобраться, каковы те удочки, которые Пушкин забрасывает. Где те подсказки, которые он нам, читателям, оставляет? В каком направлении мы могли бы в рефлексии по поводу романа, по поводу Онегина, по поводу самих себя двигаться? Начать бы этот разговор мне хотелось с эпиграфа, который предваряет не первую главу — «И жить торопится и чувствовать спешит» (князь Вяземский) часто повторяемый — а с эпиграфа, который предваряет вступление самого Пушкина. Там, где он, обращаясь к читателю, говорит: «Прими собрание пестрых глав». Вот это самое «Petri de vanite». Я по-французски не говорю, выпендриваться не буду, прочту русский перевод, который Пушкиным деликатно обозначен как «из частного письма». Вы, в отличие от меня, по-французски говорите прекрасно и можете читать оригинал. Итак, по-русски: «Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием как в своих добрых, так и в дурных поступках, — вследствие чувства превосходства, быть может, мнимого». (Конец эпиграфа) Каждое слово настолько глубоко. Это тот прием, когда, как мне кажется, автор от себя проводит что-то существенно важное и: как принято говорить, или как мы знаем, или как считают, или из частного письма, как здесь у Пушкина. И вот это потрясающе глубокая формулировка.

Протоиерей Павел Карташев

— Задающая тон, да.

Алла Митрофанова

— Которая задает тон и как будто обымает всего Онегина и весь этот роман. Здесь хочется зависнуть, простите меня за это слово.

Протоиерей Павел Карташев

— Разобраться.

Алла Митрофанова

— Разобраться, а что же здесь такое. «Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще и особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием как в своих добрых, так и в дурных поступках» — о, как Пушкин прав.

Протоиерей Павел Карташев

— Да. Потом весь роман будет посвящен, что касается фигуры Евгения Онегина, то Пушкин стоит перед загадкой Онегина, и она постепенно-постепенно с помощью дорогой его сердцу Татьяны, с помощью этого милого идеала, Татьяна для него идеал...

Алла Митрофанова

— Да он сам об этом говорит.

Протоиерей Павел Карташев

— Он и сам об этом говорит, и с помощью Татьяны, и потом сами поступки Евгения говорят об этом. Постепенно нам раскрывается, что Евгений это человек, который в своем мнении, в своем самопонимании возвышался над толпой. Еще ему снисходить к этим людям, как-то там приноравливаться к ним, что-то от них скрывать — это одна сторона дела. А другая сторона — нам этот эпиграф говорит, что произведение перед нами, которое создается, будет очень честным. В нем будут показаны как светлые, так и темные стороны действительности, русской жизни. И в частности, этот человек будет представлен и в своих добрых поступках, побуждения, намерениях, но также и очень честно будет явлено всё, что может нас в нем испугать, или возмутить, или вызвать глубокое несогласие, сожаление, досаду: как же так, как можно так поступать, как можно быть таким эгоистом? Нам Пушкин заранее говорит, перед вами сейчас будет очень честный разговор о современном человеке. Причем, этот разговор о современном человеке будет сразу разворачиваться в нескольких планах. Это начало жизни Евгения, его образ жизни. Образ жизни являет человека? Одна из существенных мыслей произведения этого в частности и вообще жизни, а это очень верное отношение к жизни, что человек не совпадает со своими поступками, что человек часто намного глубже, светлее, добрее, умнее, чем его деяния. Еще апостол Павел нам об этом сказал: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злого, которого не желаю, то творю». Это наблюдение потом прослеживается, да мы и сами по себе это знаем, что намерения-то самые светлые, а вот осуществление, иногда даже так шутим: хотел по-хорошему, получилось как всегда. Человек не совпадает со своими поступками, а почему? И Пушкин нам дает ответ. Мы эпитет «гениальный» часто к Пушкину применяем. Первая глава нам просто представляет, вокруг чего всё крутится. Кто такой Евгений? Евгений Онегин это добрый приятель Пушкина, позже ставший приятелем при определенных обстоятельствах, образ жизни которого Пушкину очень знаком. Это такая жизнь, которая просто утопает в наслаждениях, причем, вроде бы и день занят, правда, спит за полдень, потом просыпается, потом у него всё расписано. Причем, кем расписано? Брегетом, механизмом. Он сам себе не принадлежит, и это очень важный момент. Сначала он едет куда?

Алла Митрофанова

— «Там будет бал, там детский праздник. Куда поскачет наш проказник?»

Протоиерей Павел Карташев

— Сначала он гуляет, потом он едет в ресторан. В ресторане описываются просто раблезианские пиры, изобилие всего, даже названий сейчас таких не знаем.

Алла Митрофанова

— Из Страсбурга пирог нетленный. Это, кстати, форма перевезения паштета. Запаковывали в тесто, вот вам отсюда пирог, потом разрезали, тесто выбрасывали, а паштет жив-здоров.

Протоиерей Павел Карташев

— Я, когда читаю это, и названия вин и блюд, вспоминаю классический пример, но далеко не сем известный. У Учителя (но учителя с большой буквы) Церкви 3-го века Климента Александрийского в его «Педагоге», его вещании к эллинам, есть описание на нескольких страницах, как ели древние и как они одевались. Мы сейчас бледная тень того, сейчас еще эти наши фастфуды. После этого он едет в театр. Сначала у нас стол ресторанный, потом он так описывает театр, что всё, что мы видим в театре — это тоже как некое меню, как некие продаваемые и потребляемые публикой блюда. После этого он едет на бал, и на балу такое перечисление всех страстей, всех образов поведения — это тоже... и причем все это совершенно незнакомые блюда, выдумать нельзя, поэтому это тоже что-то такое потребляемое героем. После этого он едет спать, отдыхать. А после этого, с чего и начинается роман, отец его закладывает имение, после этого умирает. Евгению это всё докучно. Он имение сдает заимодавцам, отделывается от него. Тем более что имеет в виду, наверное, уже слышит, что дядя, которому он является наследником, готов в скором времени перейти в мир иной. И тут он получает известие, что дядя хочет с ним проститься, и он едет. И, удивительно в этой цепочке, застает дядю на столе.

Алла Митрофанова

— «Как дань готовую земле». И тоже, получается, прости, Господи, как очередное потребляемое блюдо.

Протоиерей Павел Карташев

— А почему? А жизнь человека становится эквивалентом его состояния, его денег? А всё оцифровано, а всё монетизировано, а всё имеет свое переложение на то, что удовлетворяет потребностям. А Евгений в данном случае, получается, во всех своих видах и проявлениях потребитель. Здесь ест и здесь потребляет глазами, ушами, и здесь потребляет страстями, а здесь потребляет деньгами. То есть всё время такой человек-терминатор, истребитель.

Алла Митрофанова

— Нам сейчас прерваться нужно будет на пару минут, отец Павел. Как Пушкин об этом пишет: «Бывало, он еще в постеле, ему записочки несут». Одна наша замечательная знакомая матушка, супруга священника, так шутя говорила про своего мужа: бывало, он еще в постели, ему записочки несут. То есть это тоже жизнь священника...

Протоиерей Павел Карташев

— Но культура записок того времени совершенно иная.

Алла Митрофанова

— Иная.

Протоиерей Павел Карташев

— Записки с загнутым уголком, записки такие, записки сякие, это был целый язык записок.

Алла Митрофанова

— Понимаете, какая штука. Ведь священник тоже себе не принадлежит, но совершенно в другом смысле — когда жизнь служение. Она иронично так, она совершенно блестящий филолог, поэтому об этом говорила, действительно очень хорошо зная и контекст «Евгения Онегина». Вот так она с легким юмором и с большой любовью говорила о своем муже: бывало, он еще в постели, ему записочки несут. То есть, покоя нет.

Протоиерей Павел Карташев

— Записки сейчас шлют, сейчас уже целый электронный...

Алла Митрофанова

— Вот это она тоже и имела в виду. Что священник не успевает открыть глаза, а у него уже длинный список: батюшка, помолитесь, батюшка, то, батюшка, то.

Протоиерей Павел Карташев

— И, слава Богу, что кто-то обращается. Слава Богу.

Алла Митрофанова

— У Онегина другое. «Бывало, он еще в постеле: к нему записочки несут. Что? Приглашенья? В самом деле, три дома на вечер зовут». И во всех он побывает. «Там будет бал, там детский праздник. Куда ж поскачет наш проказник?» И опять по новой завертелось колесо этого дня, и «завтра то же, что вчера», — говорит Пушкин.

Протоиерей Павел Карташев

— Совершенно верно. И вот при этом это dolce far niente, сладкое ничегонеделание, а это же не дело, а он же не занят, а он же совершенно пуст. При этом он не трудится над своей душой. И Татьяна на это обращает внимание, и он сам это понимает прекрасно, что он для упорного труда-то не создан, когда вдруг он наскучил этой жизнью, ему всё наскучивает. Почему? И автор, и Татьяна прозревают, они понимают, что это не просто скука, это скука обнадеживающая. «Условий света свергнув бремя, как он, отстав от суеты, с ним подружился я в то время. Мне нравились его черты», — пишет Пушкин об Онегине. Онегин вдруг понимает интуитивно, глубоко душой — так жить нельзя, это не жизнь.

Алла Митрофанова

— Многоточие здесь поставим. На пару минут буквально прервемся, отец Павел, и вернемся к разговору о «Евгении Онегине». Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы, проводит с нами этот «Светлый вечер». Я Алла Митрофанова. Оставайтесь с нами.

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, продолжается. Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы в нашей студии. Говорим мы сегодня о «Евгении Онегине» Александра Сергеевича Пушкина в связи с тем, что у Пушкина завтра день рождения. И это наш, по-моему, всеобщий праздник и всеобщая радость.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, конечно.

Алла Митрофанова

— Всеобщее ликование, что нам Господь дал такое чудо — Пушкина.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, да. Праздник, проникнутый благодарностью Богу за Пушкина.

Алла Митрофанова

— Верно. Про «dolce far niente», отец Павел, с позволения вашего, поделюсь своими размышлениями. В случае с Пушкиным, он же там в первую очередь о себе говорит, Одессу он имеет в виду или Бессарабию, он был в южных землях в это время.

Протоиерей Павел Карташев

— «Путешествие Онегина», дополнительная глава, да?

Алла Митрофанова

— Нет, это в самом начале, dolce far niente он упоминает. Не суть. Смысл в том, что Пушкину это состояние было знакомо, и он умел или же научался со временем с этим состоянием очень правильно обходиться.

Протоиерей Павел Карташев

— Справляться.

Алла Митрофанова

— Справляться и получать из него максимум пользы для развития своего таланта. Еще Жуковский ему писал, когда Пушкин совсем юным был, что ты силач, ты, может быть, еще не осознаешь весь масштаб твоего таланта, твоего дарования, но ты несешь ответственность за свой талант перед Богом, Который тебе его дал, перед людьми. Тебе сейчас кажется, вот тебя в ссылку отправили, что ты в открытом море, а я стою на берегу и даю тебе умные советы. Нет, нет, я знаю, что ты выплывешь. Я стою и любуюсь, молюсь за тебя, потому что я знаю, что ты силач. И я любуюсь тем, как ты это делаешь, и знаю, что ты это всё преодолеешь. Отнесись ответственно к своему таланту. И Пушкин действительно внимает и Жуковскому и обстоятельствам жизни, через которые с ним Господь говорит, как с каждым из нас. К своему таланту он начинает относиться максимально хорошо, максимально глубоко, максимально ответственно. Но это самое dolce far niente, сладкое ничегонеделание, с которым он умеет обращаться, это не всегда плохо. В случае Онегина, когда речь идет о праздности, о том, что он дожил «без дела, без трудов до 26-ти годов», а это надо было умудриться дворянину в то время «дожить без дела, без трудов до 26-ти годов». Ничем не заниматься, нигде не служить. Дворянин — это человек, который служит.

Протоиерей Павел Карташев

— Да.

Алла Митрофанова

— А он не служит. Ладно, хорошо. Это одна сторона праздности. А другая сторона праздности, мне кажется, это то, что очень хорошо знакомо бывает людям 21-го века. Это то, что описано, например, Гончаровым в феномене Штольца в «Обломове». Штольц, который не может остановиться, который как заведенный достигатор. Он не может остановиться, замереть в моменте времени, чтобы просто почувствовать дыхание вечности рядом, Господа Бога почувствовать рядом. Как только он в какую-то минуту останавливается и начинает ничего не делать, его охватывает как будто паника. Пока он достигает, пока он берет одну вершину за другой, он понимает, про что его жизнь, а остановиться и побыть в тишине внутри себя — этого он не может, вот этого самого far niente он не познал. Оказывается, что это другая крайность. Ведь если мы возьмем молитву Ефрема Сирина и посмотрим, как она переводится на русский язык: «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми». Уныние — это не только та хандра, которая описана в «Евгении Онегине». Уныние — это еще и многоделание может быть. Многоделание как форма бегства от себя. Это то, что не знакомо Онегину, но то, что бывает хорошо знакомо сегодня нам, когда мы начинаем выстраивать свой график, на самом деле подобно Онегину, но только мы в какие-то дела: в производство, в зарабатывание денег и прочего — а он в формы выстраивания досуга.

Протоиерей Павел Карташев

— Ну, конечно.

Алла Митрофанова

— А разница-то? А на выходе одно и то же, уныние и там и там.

Протоиерей Павел Карташев

— Весь роман и вообще всё мудро сказанное в истории людей — это о смыслах, а ради чего? О чем роман «Евгений Онегин»? Он на какой главный вопрос отвечает? А кто такой человек? Каким он должен быть? В чем смысл его существования, его бытия — пожалуй, едва ли не самый главный вопрос. Если человек начинает задумываться и понимать самого себя, тогда выстраивается и правильная линия его жизни, он начинает правильно себя вести и распоряжаться своими силами и своими талантами. Но когда он это понимает, когда его озаряет понимание смысла жизни и к какой цели он движется, тогда он понимает, что просто созерцать эту цель и просто быть наполненным этим смыслом никак нельзя, потому что если ты не плывешь против течения, то течение относит тебя назад, и ты деградируешь. То есть жизнь это постоянное усилие. Когда ты видишь эту цель и понимаешь, ради чего ты трудишься, тогда совершенно другое дело, тогда все твои труды и даже твой трудоголизм становится правильным образом жизни. Тем более что это такой подвижник, это такой аскет своего рода, не обязательно пустынник, но это человек, которому всякое лыко идет в строку и всякое усилие и всякая мысль работают на самое главное. Мало того, в этом труде человек не изнемогает, а наоборот обновляется, он получает силы. Евгений Онегин же — Евгений, как Пушкин его кратко по-приятельски называет — после того, как вдруг захандрил и дух уныния его охватил, почувствовал, он видит, что люди-то трудятся, что люди как-то не просто хлеб насущный добывают, но работают над своей душой, над ней же трудиться надо. И потом, хорошо сказать, мы часто это встречаем в подростковой жизни, когда: я буду философствовать, я буду о чем-то рассуждать, я буду стихи писать.

Алла Митрофанова

— Я буду блогером.

Протоиерей Павел Карташев

— Это да, но нужно, чтобы тебе было что сказать и нужно вообще-то овладеть какими-то элементарными умениями и навыками. А к этому путь... надо заниматься хорошо. Я в школе часто задаю вопросы, прихожу, говорю: ребята, поднимите руки, кто хочет быть олигархом?

Алла Митрофанова

— Олигархом?

Протоиерей Павел Карташев

— Олигархом. Ну да, надо брать самое большое. Самые безбашенные, самые легкомысленные поднимают руки, два-три человека. Все остальные чувствуют, что неспроста вопрос задан. Я говорю: к доске, пожалуйста, давай, сейчас с тобой пункт за пунктом перечислим, что для этого нужно. — У-у-у, нет, и учиться надо хорошо, и быть собранным человеком, и вообще не растрачивать себя понапрасну, и сохранить себя для будущих побед. Но это совершенно скучно. А что ж ты хочешь? Ты хочешь сразу прыгнуть в цель, в конец? Никак это нельзя. И в этом разочаровался Евгений, и в этом разочаровался Евгений. «И вы, красотки молодые, которых позднею порой уносят дрожки удалые по петербургской мостовой, и вас покинул мой Евгений, отступник бурных наслаждений, Онегин дома заперся, зевая...»

Алла Митрофанова

— «За перо взялся».

Протоиерей Павел Карташев

— «...за перо взялся, хотел писать». Алла, вы говорите, не знаете наизусть. «Но труд упорный ему был тошен; ничего не вышло из пера его, и не попал он в цех задорный людей, о коих не сужу, затем, что к ним принадлежу». Здесь характеристика Пушкина. Труд упорный, это ж труд упорный. Это такой был искрометный талант, но смотришь на черновики Пушкина...

Алла Митрофанова

— О, да. Сколько там труда.

Протоиерей Павел Карташев

— Не люблю я этого поэта, сказавшего о тоннах словесной руды, но тем не менее, это тонны словесной руды. Или эпиграмма какая-то про Паустовского: «Он с удочкой стоит неутомимо, он знает, в чем задача рыболова, чтоб не ленивой тушею налима, а рыбкой золотой (отсылка к Пушкину) блеснуло слово». Рыбкой золотой. Да это упорный труд, это вообще нужно столько... И потом, это постоянный выбор, а Евгений не дорос до того момента, до той, хотя бы предварительной, благодати, которая ставит его перед выбором. Оказывается, до этого еще пока не дорос. Таится в нем тоска по настоящему, но он не научен искать путей, которые разрешат, которые снимут эту тоску, которые наполнят его светом.

Алла Митрофанова

— Тот самый потенциал, который видит Татьяна в нем.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, и автор.

Алла Митрофанова

— Вот он колоссальный, потому что человек себе правильные вопросы мог бы задавать.

Протоиерей Павел Карташев

— Почему он подружился с ним в то время?

Алла Митрофанова

— Потенциал.

Протоиерей Павел Карташев

— Потому что он тоже «условий света скинул бремя». Правда, эта строфа первой главы тоже очень многозначащая. Пушкин растет вместе со своим романом.

Алла Митрофанова

— О, да.

Протоиерей Павел Карташев

— «Условий света свергнув бремя, как он, отстав от суеты, с ним подружился я в то время. Мне нравились его черты, мечтам невольная преданность, неподражательная странность». А вот это самое главное, что за черта: «И резкий, охлажденный ум». Мы очень ценим интеллектуальные способности человека, особенно на заре нашей жизни. Нам кажется, мало того, человечество некоторое время заблуждалось, казалось, развий ум человека, просвети его во всех отношениях и добро, наступит рай на земле. Нет, есть какие-то более глубокие категории, связанные с совестью, с духовной жизнью. «И резкий охлажденный ум. Я был озлоблен».

Алла Митрофанова

— «Он угрюм».

Протоиерей Павел Карташев

— Это отсылает нас к чему? К эпиграфу. Очень честно всё. Пушкин просто пишет очень честно: да, наверное, страсти мной владели, и самая главная вот эта страсть — гордыня, я чувствовал в себе силы, что я могу писать и о том, и о сём.

Алла Митрофанова

— Об этом же «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей».

Протоиерей Павел Карташев

— Вот, это следующее. «Я был озлоблен, он угрюм. Страстей игру мы знали оба». Конечно, мы знаем биографию Пушкина, поэтому, судя Евгения, он судит самого себя безусловно, хотя он и оговаривается, что же нам уже не можно ни о ком писать, как только о себе? И мы с этим соглашаемся, что это все-таки вымышленные фигуры, вымышленные персонажи, но правда их жизни пропущена через себя. И тут мы касаемся очень важного вопроса. Роман в стихах, это что, оксюморон какой-то? Ведь роман — это динамика, это развитие, это сюжет, это что-то отстраненное, самое главное в данном случае определение романа, это взгляд на человека со стороны на события, на историю, на его внутренний мир. А лирика? А стихи, а поэзия? А это изнутри, это о себе, это то, как во мне отзывается. Ну что такое одно из определений поэзии? Поэзия — это рассказ о том, как неповторимо мир сказался в твоем сердце. Только так и никак иначе. Строка поэтическая — это скальпель нейрохирурга, проникающий до самой-самой глубины человеческого существа и отзывающийся в этой глубине тем импульсом, который передан через этот инструмент поэтической строки. То есть это личное. А что такое роман в стихах? Перед нами большое стихотворение, как Пушкин вначале говорил, которое может быть, и не будет закончено, то есть это лирика. И в то же время эпос, романное, это соединение неповторимое. Пушкин здесь нашел такой ход и такой прием, который позволяет ему сказать и об этом и о том.

Алла Митрофанова

— Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Павел, вновь хочу к эпиграфу обратиться. У нас с вами сегодня весь разговор, получается, крутится вокруг него и мы снова и снова...

Протоиерей Павел Карташев

— К нему возвращаемся, сверяем часы, стрелки и снова идем дальше.

Алла Митрофанова

— «Проникнутый тщеславием он обладал сверх того — он, некий он, Пушкин тут не конкретизирует, о ком идет речь — еще особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках». Вот это поведение напоказ, которое у Евгения тоже есть, и которое, как мне кажется, очень здорово проявляется в его отповеди Татьяне. Когда, с одной стороны, он ей всё честно говорит, и в общем-то, сегодня часто повторяют: мог бы воспользоваться ею, этой ее наивностью, невинностью, но нет, всё честно ей сказал и поэтому молодец. Действительно, молодец. Но как он это делает? Ведь он ей боль причиняет не столько своим отказом, сколько той формой выверенного, отработанного равнодушия, с которым он всё произносит.

Протоиерей Павел Карташев

— Но и содержание убийственно для Татьяны.

Алла Митрофанова

— Это как раз и есть. «Признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках». То есть человек красуется тем дурным, что я таков.

Протоиерей Павел Карташев

— Он человека в другом человеке не видит. А знаете почему?

Алла Митрофанова

— Потому что он заполнен собой.

Протоиерей Павел Карташев

— Да потому, что он сам в себе человека в результате своего образа жизни, и воспитания, и прочих вещей почти выдавил. Только автор и Татьяна видят в нем потенциал человечности, а он-то весь состоит из каких-то...

Алла Митрофанова

— А он этого не видит.

Протоиерей Павел Карташев

— ...зависящих от общества, от общественного мнения, от молвы, от слов дураков всяких, ничтожеств, как Зарецкий, например.

Алла Митрофанова

— «Слов модных полный лексикон?.. Уж не пародия ли он?» — говорит Татьяна.

Протоиерей Павел Карташев

— Но получается, что стартовая позиция — это то состояние души, которое самым непосредственным образом связано с гордыней и с пренебрежением людьми. Пренебрегать людьми человек сочувствующий, сострадательный не будет. «Я был озлоблен, он угрюм; страстей игру мы знали оба; томила жизнь обоих нас». Духом уныния. «В обоих сердца жар угас, обоих ожидала злоба слепой Фортуны и людей на самом утре наших дней». Ну что ты, да подожди, тебе это кажется, хочет сказать Пушкин, да подожди, ты еще изменишься и, может быть, изменится твой герой, Онегин. По крайней мере, ты нам даешь надежду и оставляешь роман незаконченным в этом смысле. Мы прощаемся с Евгением в тот момент, когда он...

Алла Митрофанова

— «В минуту, злую для него».

Протоиерей Павел Карташев

— В минуту злую... он стоял как громом пораженный. Всё может быть, в этот момент он увидел, как один герой Достоевского, истину. Он увидел, как нужно, как должно быть. Всё, я люблю тебя, Татьяна, ему так кажется. Она его любит, она признается: «Я вас люблю, к чему лукавить?» Ну, всё, какие проблемы-то? Преграды все сняты, мы оба друг друга любим, предадимся друг другу. Ну, а свет? Ну, в этом вообще-то ничего страшного нет. Кстати говоря, в каком-то комментарии я читал, что, увы, к сожалению, если в девичестве что-то не соблюдено, честь и так далее, это еще полбеды. Но замужняя женщина никогда не должна изменять мужу, такой общий кодекс поведения.

Алла Митрофанова

— И при этом, мы понимаем прекрасно, что измены были.

Протоиерей Павел Карташев

— Измены-то были.

Алла Митрофанова

— Мужчине это простительно?

Протоиерей Павел Карташев

— И наоборот, если она уже замужняя, то можно, то вообще-то в высшем обществе это было не редкостью. И поэтому в этом нет ничего удивительного. Евгений действует опять по шаблону. Он опять по стереотипу: ну а что, все так живут? Мы сейчас часто это повторяем: ну что мы за ханжи, ну, что мы за святоши такие, все так живут. Мы имеем в виду не только этот грех прелюбодеяния, но и всякие другие грехи: А все так, а все воруют, а все ругаются плохими словами, а все так делают. Это что такое? А у тебя своя-то голова есть на плечах?

Алла Митрофанова

— Это стрелочничество, это перенос ответственности с меня на других, все побежали и я побежал.

Протоиерей Павел Карташев

— Чтобы до такого поведения докатиться, я не хочу сказать дорасти, чтобы до такого поведения спуститься, нужно сначала принять некую философию жизни, особую философию жизни, которая постепенно стала господствовать в том обществе, в том мировоззрении, в котором родился Евгений, вырос, он ею пропитан, он ее очень хорошо усвоил. Тот же Непомнящий говорит о том, что в начале второго тысячелетия — мы не будем обозначать хронологически, и он, кстати, не говорит это, я от себя прибавляю, от своих знаний каких-то — что образ жизни христианина, особенно поначалу в Западной Европе, кардинально изменился. Сначала человека еще до эпохи Возрождения или на заре ее приравняли к Богу. Что человек равен Богу. Да, христианский дискурс, христианские ценности, всё это остается, и вполне возможно, мы когда-то и утратили рай, вернуть нельзя, поэтому мы построим рай на земле. Мы сделаем всё так. Но, приравняв когда-то человека к Богу, спустив его, придав ему эту энерцию падения, что мы получили? Мы получили человека, который относится ко всему по праву, который вселенную и все богатства Божии без благодарности и без пиетета, без сознания того, что всё от Бога, потребляет. Это человек, который считает себя достойным всех тех богатств и ценностей, которые... Непомнящий на этом, может быть, даже не акцентирует внимание, а ведь вектор это не предел всего. Человек, который по образу жизни уже подобен потребителю, ест, пьет, развлекается, отдыхает и исполняет потребности инстинкта продолжения рода. К этому сводится существование вполне приличного с виду человека, подобия человека, пародии на человека, копии человека. Это то, что разгадала Татьяна после дуэли посетив кабинет Онегина, антикелью. называется келья.

Алла Митрофанова

— Ну да.

Протоиерей Павел Карташев

— Вместо иконы кто, что?

Алла Митрофанова

— Байрон.

Протоиерей Павел Карташев

— Портрет лорда Байрона. Вместо распятия с распростертыми руками...

Алла Митрофанова

— Столб чугунный.

Протоиерей Павел Карташев

— Чугунный столбик в шляпе «с пасмурным челом, с руками, сжатыми крестом».

Алла Митрофанова

— Это бюст Наполеона на столе.

Протоиерей Павел Карташев

— Бюст Наполеона, который антираспятие. Потом к Наполеону еще вернется Пушкин в 7-й главе, когда нетерпеливый этот герой стоял и взирал на Москву, и от «Москвы коленопреклоненной» он ждал ключей, но «не пошла Москва моя к нему с повинной головою. Не праздник, не приемный дар, она готовила пожар нетерпеливому герою». То есть Наполеону. Наполеон здесь всплывает постоянно. А Наполеон это кто? Это не просто узурпатор, а узурпо — этот потреблять, это символ общества потребления, тогда уже нарождавшегося, а сейчас торжествующего. Наполеон.

Алла Митрофанова

— Да. Причем, отец Павел, я бы не стала говорить, что вот, это всё в Западной Европе, а нас это всё не касается. Во-первых, эксперимент по строительству Царства Божия на земле никто, наверное, не довел до такой точки абсурда, как наши соотечественники в советском проекте, вынеся Бога за скобки.

Протоиерей Павел Карташев

— Советский проект начался — я не буду ни на кого ссылаться, чтобы ответственность с себя не снять — с революции Петра I. Это слова Пушкина.

Алла Митрофанова

— В общем, да.

Протоиерей Павел Карташев

— Окно в Европу распахнули, и дыхнул на нас тот воздух и пришли к нам те механизмы поведения и те новые ценности, ради которых Петр и старался, которые нам не были знакомы. А мы — про это очень часто говорят — доверчивая и восприимчивая нация. Мы воспринимает как всё самое светлое и хорошее, так, увы, к сожалению, и дурное. В частности то, о чем мы с вами, может быть, будем говорить. Дуэль не была знакома русскому обществу в 17-м веке.

Алла Митрофанова

— Между прочим, в таких оценках окна прорубленного Петром, может быть, с вами бы пополемизировал отец Александр Шмеман. У него очень любопытные в «Беседах о русской культуре» заметки на этот счет. Я сейчас, естественно, дословно не готова воспроизвести, но мысль его такова, что соединившись с той частью христианской культуры, с которой у русской культуры антологически была связь и общие корни, и получила наша культура, мощнейший импульс к своему развитию. Буквально за один век мы достигли того уровня, который французская культура, итальянская культура готовила веками. А у нас Петр, потом проходит век 18-й, и вот он Пушкин.

Протоиерей Павел Карташев

— Расцвет русской культуры 19-го века.

Алла Митрофанова

— Расцвет. За один век это было бы немыслимо, просто накапливался колоссальный потенциал, который был приведен, как часовой механизм, в действие вот этими самыми петровскими реформами. Вот такой интересный взгляд.

Протоиерей Павел Карташев

— Совершенно верно. Даже такая параллель. Но я сейчас из этого сделаю, если позволите, несколько другой вывод. Например, расцвет церковной науки. Мы в отношении изучения древнехристианской литературы, я говорю, как преподающий ее, например, отстали от Западной Европы, приблизительно, навскидку, от научного, систематического изучения на 500-600 лет. У нас бурный расцвет в 19-м — в начале 20-го века. Это о чем говорит? Встретились два импульса, два энергетических потока. С одной стороны, то, что очень хорошо привилось, экономические, политические, финансовые, военные реформы, насажденные Петром I, и благодарение Богу, сохранение той традиции православного христианства, которую Петр I отменить не смог. И это сочетание — это счастливый брак традиции и новаторства произвел взрыв, то есть фонтан русского творчества, русской культуры. Действительно, мы достигли необыкновенно многого и поднялись на громадные вершины.

Алла Митрофанова

— Это правда.

Протоиерей Павел Карташев

— Но если бы мы восприняли только это техническое, techno аристотельское, от Западной Европы, то вряд ли у нас что-то... История не знает сослагательного наклонения, но предположить, что остались мы при том образе жизни, который Алексею Михайловичу, отцу Петра I было свойственно, тоже странно. Рано или поздно нас бы жизнь заставила как-то приспосабливаться, ощетиниваться, сопротивляться тому наступлению, которое еще с 16-го века мы на себе ощущаем. Вообще Россия это какая-то арена некоего спора сначала Востока, потом Запада. Если хотите, тема актуальная до сих пор.

Алла Митрофанова

— Здесь дьявол с Богом борются — я бы даже не столько Восток-Запад обозначала, а вот эту антологическую битву — а поле битвы сердца людей. Сейчас нам уже пора завершать разговор, отец Павел, завтра мы продолжим. А Пушкин потрясающую фигуру Петра в «Медном всаднике» со всеми этими противоречиями отобразил, и с тем, насколько грандиозен его вклад, и как это располосовало наше существо, этот бедный, опять же, Евгений, герой «Медного всадника», ах, ах. Это с одной стороны, прорыв, с другой стороны, катастрофа, и как это всё сочетается?

Протоиерей Павел Карташев

— А Татьяна, русская душою, сохранила.

Алла Митрофанова

— Давайте, завтра продолжим разговор о «Евгении Онегине». Спасибо вам огромное, что приезжаете к нам.

Протоиерей Павел Карташев

— Спасибо вам.

Алла Митрофанова

— И что даете такую удивительную возможность поразмышлять, окунуться в любимые тексты, искупаться в этом счастье.

Протоиерей Павел Карташев

— Да. Наш разговор предполагает, что само произведение слушателю известно, потому что мы с вами вокруг него разговариваем.

Алла Митрофанова

— Конечно. Я надеюсь. Краткое содержание книги мы пересказывать не будем.

Протоиерей Павел Карташев

— Не, это можно найти.

Алла Митрофанова

— Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы, был в нашей студии. Мы говорили о романе в стихах «Евгений Онегин» Александра Сергеевича Пушкина. Завтра у Пушкина день рождения. Снова и снова всех нас поздравляю с этим удивительным событием в нашей культуре. И завтра снова разговор о «Евгении Онегине». Окунемся в самую глубь драматургии этого романа и попробуем примерить на себя те коллизии, перед которыми нас ставит Пушкин. Я Алла Митрофанова, прощаюсь с вами. До свиданья.

Протоиерей Павел Карташев

— Спасибо. До свиданья.

Алла Митрофанова

— Спасибо вам.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Н.А. Бердяев». Ольга Жукова
• «Священномученик митрополит Серафим (Чичагов)». Священник Анатолий Правдолюбов
• «Священник Павел Флоренский». Аркадий Малер

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов