«Неделя 32-я по Пятидесятнице». Прот. Дионисий Крюков

У нас в гостях был настоятель храмов Михаила Архангела в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово протоиерей Дионисий Крюков.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения в ближайшее воскресенье, а также о памяти святых святителей Афанасия и Кирилла Александрийских, преподобного Макария Великого, мучеников Инны, Пинны и Риммы, священномученика Климента, мученика Агафангела, апостола Тимофея и преподобного Максима Грека.

---

М.Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья!

С вами — Марина Борисова.

В эфире — наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели.

И сегодня у нас в гостях — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков.

О.Дионисий:

— Здравствуйте, дорогие друзья!

М.Борисова:

— С его помощью, мы постараемся разобраться, что ждёт нас в Церкви завтра, в 32 воскресенье после Пятидесятницы, и на наступающей неделе.

Ну... мы стараемся, по традиции, осознать смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной Литургией. И, вот, мы завтра будем слушать отрывок из 1-го Послания к Тимофею, глава 1, стихи 15-17. И, вот... как-то... на первый взгляд, а, тем более, на слух, этот отрывок... он проскальзывает мимо сознания, мне так кажется. Все слова и все обороты знакомы, и это... такие... как бы... благочестивые клише, и для того, чтобы объяснить, почему для Церкви так важно, чтобы именно этот отрывок прозвучал в воскресенье во время богослужения, нужно как-то встряхнуть своё сознание.

И, чтобы не быть голословной, я просто прочитаю этот очень небольшой отрывок: «Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришёл в мир спасти грешников, из которых я — первый. Но для того я и помилован, чтобы Иисус Христос во мне первом — показал всё долготерпение, в пример тем, которые будут веровать в Него к жизни вечной. Царю же веков нетленному, невидимому и единому премудрому Богу честь и слава во веки веков. Аминь».

Отец Дионисий, чтобы проснуться... а это такая удивительно красивая цитата, которая, скорее, усыпляет, чем пробуждает сознание...

О.Дионисий:

— Для того, чтобы понять, о чём говорит апостол Павел своему любимому ученику Тимофею, надо, вообще-то, просто вспомнить, кто такой апостол Павел.

Изначально, апостол Павел, ведь, фарисей. Он воспитывался у ног Гамалиила, известного учителя того времени, и он детально исполнял все предписания Ветхого Завета. Он очень много изучал Священное Писание. Он был гонителем христианства. И, в общем-то, он — один из немногих, кто был, фактически, насильно обращён ко христианству, но он это своё обращение воспринимает, как несказанную милость, и очень честно, и достаточно откровенно, всегда на этом акцентирует внимание своих адресатов — тех, кому он пишет свои Послания.

Он пишет, что он, на самом деле, в общем-то, должен был бы быть извергом — даже в одном месте он так себя и называет, что: «... мне явился, как некоему извергу...» — но, тем не менее, всё равно, воскресший Христос ему явился. И для него это... некое, вот... просто проявление большой милости, что даже на нём, таком гонителе христианства... в общем-то... человеке, который был абсолютно далёк от идеи христианства, который был противоположен ему — тем не менее, всё-таки, Иисус Христос явил Своё долготерпение ради жизни вечной. Поэтому, он и проповедует эту жизнь вечную, не скрывая, как это часто, впрочем, бывает у других проповедников, которые затемняют свои некрасивые стороны жизни, а, наоборот, преподнося их, как некий образец того: посмотрите, что было «до», и что стало сейчас.

М.Борисова:

— Но... а почему нужно ещё было ему подчеркнуть вот это вот славословие, которым завершается этот отрывок? Почему так важно... «Царю же веков нетленному, невидимому и единому премудрому Богу честь и слава...» — казалось бы, о Христе там не говорится?

О.Дионисий:

— Ну, просто потому, что таким образом он не себе приписывает те чудеса, ту... ну, как бы... это — не его заслуга, что он стал апостолом, а, напротив, это было вопреки его воле. Но он не просто с этим смиряется, а прославляет волю Божию, тем самым показывая, что его-то там нету ровным счётом ничего.

М.Борисова:

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Луки из 18 главы, стихи 35-43. И это — достаточно известный, я думаю, многим нашим радиослушателям эпизод, когда, по пути к Иерихону, Иисус с учениками встречает слепого, который сидит у дороги и просит милостыню, и тот, слыша какое-то движение вокруг, спрашивает, кто там идёт, и ему отвечают: «Иисус Назорей». И тогда он закричал: «Иисус, Сын Давидов, помилуй меня!» Шедшие впереди заставили его молчать, но он ещё громче кричал: «Сын Давидов, помилуй меня!» И тогда Иисус призвал его к Себе, спросил: «Чего ты хочешь от Меня?», и он сказал: «Господи, чтобы мне прозреть». И Иисус сказал ему: «Прозри! Вера твоя спасла тебя», — и он тотчас прозрел, пошёл за Ним, славя Бога. И весь народ, видя это, воздал хвалу Богу.

Вот... это не первый, и не последний случай исцеления слепого, описанный в Евангелии. Чем этот случай отличается от всех остальных?

О.Дионисий:

— Есть тут свои скрытые смыслы, которые не так нам понятны, если мы не обратим внимания на некие небольшие детали.

Безусловно, бросается в глаза, что его заставили молчать окружающие его... ну, в общем-то, тоже поклонники, можно сказать, Христовы. То есть, те люди, которые рядом с ним шли, и которые, наверное, так же надеялись на какие-то исцеления, или они хотели увидеть какие-то чудеса. Они могли пытаться утвердить себя в вере. Но, в любом случае, они отнеслись к этим крикам: «Иисусе, Сыне Давидов, помилуй меня!» — как к помехе. И это — вопрос: что их так раздражало?

Ну, можно сказать, что, может быть, первое — это сама громкость, и сама назойливость. Возможно, что так. Но, думаю, что не только в этом дело.

Дело в том, что он говорил вещи, достаточно смелые. Он называет Иисуса «Сын Давидов». А, в общем-то, «Сын Давидов» — это Мессия. Потому, что это некая... как бы... ожидаемая личность, которая из колена Давидова должна появиться в этой среде.

М.Борисова:

— Мне кажется, тут есть ещё одна смысловая деталь — он слепорождённый. Он не читал Ветхого Завета. Он не читал Писания. Он мог слышать, но вряд ли он был таким образованным, как тот же апостол Павел, книжником и фарисеем. И вокруг люди говорят: «Это Иисус Назорей», а этот слепой, который не читал Писания, и он, может быть, и не может никаких оттуда пророчеств привести, как, скажем апостол Матфей любит приводить пророчества ветхозаветных пророков, и он прозревает — слепой — что это и есть Мессия, что это Сын Давидов.

О.Дионисий:

— Да. На самом деле... и мы с Вами уже многократно об этом говорили, что некие недостатки физические являются метафорами недостатков духовных. Слепота внешняя не всегда является проявлением слепоты внутренней, духовной. И, наоборот, зрячесть телесная далеко не всегда может свидетельствовать о том, что человек внутренне зряч. Потому, что фарисеи — это, как раз, слепые вожди слепых.

И, в данном случае, действительно, вот это вот некое откровение, которое было дано этому несчастному слепому, было дано именно для этой ситуации. Для того, чтобы в этой толпе прозвучала мысль о том, что это — не просто чудотворец, не просто пророк, не просто какая-то исключительная личность, но это — именно Сын Божий, Сын Давидов.

М.Борисова:

— Но почему, вообще, вся эта мизансцена выстраивается несколько необычно? Ведь, собственно говоря... исцелений было много. И для этого необязательно было подзывать, и ещё просить человека, чтобы он сформулировал, что ему не так — и так видно, что сидит слепой. Тем более, что были случаи, когда исцелялись одним прикосновением, исцелялись даже...

О.Дионисий:

— ... на расстоянии...

М.Борисова:

— ... на расстоянии, и почему здесь важно было Спасителю, чтобы этот человек подошёл и сказал так, чтобы другие услышали, что ему нужно?

О.Дионисий:

— Акцентация Христа на этом человеке. В дальнейшем ведь Он позволил ему идти за Собой.

М.Борисова:

— Да. Он сколько раз говорил... «пойдите, покажитесь священникам»... как-то бесноватого отослал, чтобы он шёл сам рассказывал о том, что с ним произошло...

О.Дионисий:

— Исцелённого бесноватого, да...

М.Борисова:

— ... но не взял его с Собой. А здесь просто, вот — полное указание...

О.Дионисий:

— Здесь, действительно, этот слепой человек дальше, прозрев, идёт, как некий... ну... как некий факт, явное свидетельство того чуда, которое над ним произошло. Но я думаю, что он ещё идёт и для того, чтобы, в дальнейшем, увидеть своими глазами, как Христос восходит на Голгофу. Потому, что ему эти глаза уже нужны не только для того, чтобы внутренне прозреть — у него уже есть внутреннее прозрение, но они ему ещё нужны для того, чтобы увидеть славу Божию именно в самый высокий момент в жизни Спасителя — тогда, когда Он предан, когда Он оболган, когда Он страдает на Кресте.

И... вот... в том числе, и для своих учеников, которые рядом идут — и они сомневаются ведь... в конце концов, они будут рассредоточены...

М.Борисова:

— Разбегутся они...

О.Дионисий:

— ... разбегутся, да...

М.Борисова:

— И Пётр три раза отречётся...

О.Дионисий:

— Да. А здесь, вот, в их среде, всё-таки, есть тот, который напоминает им о величии их Божественного Учителя, и что всё это происходит неслучайно.

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям — сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица».

Со мной в студии — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков, и мы, как всегда по субботам, говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели.

На этой неделе, в последний день января, 31 числа, мы будем вспоминать двух удивительных святых отцов — Афанасия и Кирилла Александрийских.

Вообще, удивительно всё, почему их церковная история и церковный календарь так объединил. Я, вот, училась в Москве на Арбате. Наша школа находилась в непосредственной близости от Большого Афанасьевского переулка. Как раз, на перекрёстке этого переулка с Сивцевым вражком стоит большой храм Афанасия и Кирилла Александрийских. Восстанавливался он лет пятнадцать, наверное, после распада Советского Союза, силами немногочисленной общины. Сейчас — великолепный храм.

Это я к тому, что память о них Церковь сохранила именно... как бы... о паре. Вот, Кирилл и Мефодий — это пара. А Афанасий и Кирилл — они даже по времени... то есть, Кирилл родился, когда Афанасий уже умер, не говоря уже о том, что это абсолютно разные личности.

Афанасий был любимцем паствы. Он был пламенным проповедником. Он был... такой, вот, харизматик — сколько раз ни изгоняли его с кафедры, столько раз он возвращался, и его обратно на эту кафедру избирали. То есть, он был — любимцем.

А Кирилл — он был, скорее, администратором церковным, и, может быть, очень важным человеком, который взял на себя подвиг противостоять Патриарху в догматическом споре. И, причём, исторически получилось, что победил. Хотя, никто не признавал своих ошибок публично, но патриарх Несторий, с которым у него был многолетний спор, в результате, счёл за благо удалиться на покой, отойти от всех словопрений для сохранения церковного мира. И, в результате, точка зрения Кирилла... как бы... осталась главенствующей.

Но — человек он был совершенно другой, по характеру — достаточно замкнутый, сложный, и... вот... когда их ставишь рядом, казалось бы, ну, что общего? Ну, почему Церковь их всё время объединяет?

Вот, почему?

О.Дионисий:

— Ну... мне кажется, что, во-первых, это, всё-таки, люди, несмотря на то, что не жившие в одни года, но, тем не менее, их объединяет Александрийская кафедра. А это значит, что объединяет их единая школа, единый... некий... как бы... способ богословствования, менталитет даже, если так можно сказать.

Кроме всего прочего, там существовала тоже своя традиция интересная, когда у патриарха был помощник из его племянников, и эта преемственность — она дошла от Афанасия до Кирилла Александрийского. То есть, они были в некоем таком, получается, родстве к тем патриархам, которые их и привлекали к деятельности церковной.

Ну, и, конечно же, самое важное — это то, что они, действительно, мыслили догматически правильно. А это нам сейчас кажется, что догматически правильно — это просто по учебнику. Но тогда никаких учебников-то не было! Мало того — эти учебники тогда только выковывались, причём, выковывались самым потрясающим образом. То есть, те догматы, которые, в конце концов, были сформулированы, в том числе, и с их помощью — это, ведь, совершенно нелогичные умопостроения, это то, что противоречит человеческой логике. Потому, что ереси — они логичны, они объяснимы, они привычны для умствования людей, которые мыслят последовательно и связывают одно с другим.

М.Борисова:

— Ну, как сейчас, к месту и не к месту, любят цитировать приписываемую Тертуллиану фразу: «Верую потому, что — абсурд».

О.Дионисий:

— Да. И именно... как бы... но тут... Тертуллиан говорил именно о вере, как таковой, а...

М.Борисова:

— Но, в любом случае, когда мы вторгаемся в эту область, мы понимаем, что всё это... ну... грубо говоря... перпендикулярно нашему обыденному сознанию — всё, что касается жизни, связанной с духом, связанной с Богом — это всё идёт вразрез нашему житейскому опыту.

О.Дионисий:

— Да. И... в том-то всё и дело, что, если выстраивать какую-то строгую логическую цепочку, как привыкли философы того времени, и эта философская привычка была унаследована, в том числе, и богословием, то, неминуемо, ты попадёшь в ересь. Но... таким образом, будет противоречие каким-то другим откровениям, которые до нас дошли через Священное Писание.

М.Борисова:

— Смотрите, какие страсти кипели! Ведь, Афанасий взошёл на Александрийскую кафедру в, казалось бы, самый благоприятный момент. Всё — все перекрестились, гонения закончились, Константин Великий — император, Миланский эдикт — принят, курс — на превращение христианства в государственную религию — всё... вот... вот оно, счастье!

А, в результате, получается — что? В результате, получается, что христиане, к тому моменту, когда император решил, что христианство — это благо для империи, приходят к нему и говорят: «Вот, есть священник Арий — он так замечательно всё нам растолковал. А эти какие-то странные епископы говорят, что это — ерунда полная. Император, рассуди! Ты же теперь — глава христианской империи. Вот, давай, помогай нам разобраться, кто прав, кто виноват...» — и императору-то, наивной душе, кажется, что Арий-то, как раз, и прав...

О.Дионисий:

— И Арий... но надо сказать, в чём ересь арианства. Он утверждал, что Христос — это не единосущный...

М.Борисова:

— Что Христос — сотворён Богом, он говорил, и, следовательно, имеет начало Своего бытия. То есть, Он — не предвечен, и не равен Богу. Потому, что Он — не единосущен, он сотворён...

О.Дионисий:

— Да. И, при этом, действительно, его умопостроения были популярны, и большинство, в общем-то, их и исповедовало.

Ну... Афанасий начал, сначала в качестве секретаря сопровождать патриарха Александра на этот Собор — на Первый Вселенский Собор, который созвал император Константин в Никее в 325 году. И там эти активные споры, в конце концов, привели к тому, что ересь Ария была осуждена.

М.Борисова:

— Ну, по крайней мере, постарались сформулировать Символ веры...

О.Дионисий:

— Первые члены этого Символа веры. Потому, что потом он, в дальнейшем, был на других Соборах продолжен.

М.Борисова:

— Ну... всё это замечательно — Первый Собор прошёл, вроде, все договорились и помирились. Но патриарх Александр, которого святитель Афанасий, как секретарь, сопровождал, умер... он унаследовал его кафедру... всё замечательно... впереди 46 лет епископского служения... а, собственно говоря, куда Арий-то делся? Ну, сослали его... но... а потом? Потом он вернулся, и арианство никуда не делось. Потому, что это же, ведь, не интернет-эпоха, когда любой фейк можно с такой быстротой, и в таком количестве растиражировать, что человек уже забудет, что бывает как-то по-другому, ему из каждого утюга будут напоминать, что всё именно так, и там уже и не доберёшься до истоков, с чего всё началось.

А там — ну, да... ну, вот, святые отцы на Соборе — они решили... а паства-то — она по всей Империи живёт, и она живёт в каждой общине по своим каким-то представлениям о добре и зле.

О.Дионисий:

— И, причём, разделяется... паства разделяется... вот, в Равенне, например, есть баптистерий православных, и есть баптистерий ариан, и они живут рядом друг с другом, и, безусловно, враждуют. Это, конечно, очень печальная ситуация. Несмотря на то, что ересь Ария была осуждена Первым Вселенским Собором, тем не менее, всё равно, арианство было самой, наверное, многочисленной... в этот момент, самым, наверное, многочисленным способом исповедания веры.

М.Борисова:

— А святитель Афанасий пошёл на принцип, и ариан в свою Александрийскую общину не принимал принципиально. И за это, в общем-то, и... поплатился.

О.Дионисий:

— Фактически... даже есть такое выражение «Athanasius contra totum mundum» — то есть: «Афанасий против всего мира». Он был против большинства, и против четырёх императоров, которые последовательно выступали за ариан, и, тем не менее, его стойкость... ну... в общем-то... является очень ярким примером того, как человек защищает свою правильную и правую веру.

М.Борисова:

— Там удивительный есть нюанс в истории жизни святителя Афанасия. Благочестивые императоры, которые хотели докопаться до сути, постоянно его куда-нибудь ссылали, отстраняли от кафедры, и, вообще, всячески его преследовали.

А вернул его из ссылки, как ни странно, Юлиан Отступник, у которого была совершенно диаметрально противоположная задача — он был врагом христианства, ничего хорошего он для христиан делать не хотел, но для того, чтобы среди христиан поддержать великую бузу, он вернул всех сосланных — скопом, не разбирая, кого за что сослали. Вот, и святителя Афанасия, заодно, тоже вернул.

О.Дионисий:

— А, в общем-то, можно сказать, что те времена — это был такой бурный котёл, в котором выплывали то одни, то другие, и всё это только-только формировалось, и в этом котле, конечно, очень многие пострадали, но и совершенно неожиданные бывали повороты в судьбе разных церковных личностей.

М.Борисова:

— Ну, в общем... после того, как его вернули, ему ещё приходилось и бежать в Египет из Александрии, после того, как сменился император... в общем, жизнь не скушная. Если снимать сериал, там серий на восемь точно, а то и на шестнадцать. Но, в любом случае, хорошо, что в 381 году император Феодосий I, который был убеждённым противником арианства, потребовал созыва нового Вселенского Собора в Константинополе, и, наконец, арианство осудили... как-то... пришли к какому-то общему мнению. И, благодаря этому, последние годы святителя Афанасия прошли мирно. Никуда бегать уже не нужно было. И, в общем, свои 76 лет человек прожил достойно.

О.Дионисий:

— И является, действительно, одним из столпов Церкви — причём, как для Западной, так и для Восточной. Его имя — наряду с самыми выдающимися учителями Церкви.

М.Борисова:

— А, вот, что касается святителя Кирилла, тут нужно вспомнить, кто такой был патриарх Несторий, с которым он схватился в этой непримиримой словесной схватке, в чём, собственно, суть была, почему учение Нестория было определено, как ересь.

О.Дионисий:

— Суть идеи патриарха Нестория состояла в том, что в едином Богочеловеческом лице Христа, с момента Зачатия, неслитно соединены две ипостаси и две природы — Бога и Человека. Поэтому, одни Его действия совершал Человек, а другие — Его творения чудес — Божество. И для несториан подвиги Христа, как Человека, вплоть до смерти на Кресте, были не особенно важны. И Богородица для них была «Христородицей», родившей не Бога, а Человека Христа.

М.Борисова:

— Ну, в общем... словесные баталии на эту тему закончились только Третьим Вселенским Собором, который в 431 году собрали в Эфесе, где, наконец, было решено, что, всё-таки, это ересь.

О.Дионисий:

— И что Богородица — это истинная Богородица, а не «Христородица», как утверждал Несторий.

М.Борисова:

— И после чего, как я говорила, Несторий решил, что он останется при своём, но и не будет больше никому это доказывать.

О.Дионисий:

— Да. Но, тем не менее, всё равно, споры на этом не закончились — они ещё бурлили достаточно долго.

М.Борисова:

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица».

В студии — Марина Борисова, и наш сегодняшний гость — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков.

Мы ненадолго прервёмся, и вернёмся к вам буквально через минуту.

Не переключайтесь!

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— Ещё раз, здравствуйте, дорогие друзья!

В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица».

В студии — Марина Борисова, и наш гость — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков.

И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели.

Как мы уже и говорили, наш церковный календарь помогает нам потихонечку, отдельными шажками, встать на тропинку, которая поведёт нас к Великому посту. И вехами на этом пути для нас являются дни памяти великих христианских аскетов-подвижников — монахов первых веков, о которых нам напоминает календарь, как раз, начиная с февраля, очень... так... настоятельно.

И на этой неделе мы будем вспоминать преподобного Макария Великого — память его 1 февраля. Будем вспоминать удивительных святых мучеников Инну, Пинну и Римму — 2 февраля — христианских мужей-мучеников, которые в ХХ веке стали женщинами. Не в том смысле, как обычно сейчас предполагается смена пола, а том смысле, что их великий подвиг был напрочь забыт, а имена — остались, и, в советскую эпоху, этими именами стали официально называть женщин. Поэтому, в ХХ веке в советской России было очень много Инн — у меня мама была Инна...

О.Дионисий:

— И у меня мама — Инна.

М.Борисова:

— Так, что... в общем... есть, о чём подумать.

У мамы потом... трогательно очень... когда она пришла в Церковь, у неё над изголовьем висела, как раз, иконка святого Инны, мужчины с крестом в руках... так, что... вот.

О.Дионисий:

— Впрочем, кстати... если уж об этом мы заговорили... в принципе, это вполне достойная, распространённая традиция, особенно в монашеской среде — называть монахинь именами, в честь подвижников-мужчин.

М.Борисова:

— Но обычно называют, всё-таки, видоизменяя имя... скажем... матушка Михаила...

О.Дионисий:

— Да.

М.Борисова:

— А тут вот... просто полная калька, без всяких изменений.

О.Дионисий:

— Да. Возможно, тут дело просто в грамматическом звучании. «Инна» — кажется, что окончание свидетельствует о женском роде.

М.Борисова:

— Да. Но, давайте, всё-таки, начнём с памяти преподобного Макария Великого. Я думаю, что это такой столп монашества, что здесь есть, о чём напомнить нашим радиослушателям.

О.Дионисий:

— Да. Он был сыном благочестивых родителей-христиан, и родился около 300 года в Нижнем Египте. И, ещё в юности, он стал чтецом в местной церкви. Потом, по настоянию родителей, женился, но рано овдовел, и стал пресвитером. А после кончины родителей, когда ему было около 30 лет, жил в пустыне, жил отшельником.

М.Борисова:

— Ну... что это такое — пустыня? Это же — кошмар кошмарный! Это же — Египет... Мы когда-то в школе учили египетскую мифологию... Для египтянина, пустыня — это царство смерти. А жизнь — это долина Нила, там всё цветёт и произрастает, и там, собственно, все эти главные египетские боги обитают. А что там творится в пустыне — это просто, для египтянина, катастрофа! И когда в пустыню начали — на окраину пустыни — уходить какие-то отшельники, это уже было удивительно. Но революционный совершенно уход в Великую пустыню совершил Антоний Великий. Он потому и Великий, что он один, первый, рискнул пойти туда, где... ну... вот... ну, катастрофа... там... царство мёртвых! Он ушёл туда, и стал там жить и молиться. И, вот, этот пример — он отозвался в душах тех людей, которые тогда искали этого аскетического подвига.

Но Макарий был удивителен тем, что... вокруг Антония... ну... к нему приходили люди — хотели что-то узнать, хотели спросить, но он был настолько погружён вот в эту свою личную аскезу, что около него не создалось монастыря. А вот около Макария стали собираться, как раз, киновии. Он был, скорее, первым... что ли... таким... отцом-основателем общежительного монашества.

О.Дионисий:

— Да. Вокруг него, как раз, и собрались — и египтяне, и греки, и эфиопы, армяне, палестинцы, даже итальянцы, галлы, и об этой жизни и подвигах нам известно по Скитскому патерику, который... в общем... описывает всю эту жизнь, устроение... И, к концу IV века, в скиту было уже 4 монастыря — то есть, 4 центра, где имелась церковь.

М.Борисова:

— Ну, и, вообще, это очень же трудно... ну, аскеза, вообще, трудно поддаётся описанию и сознанию, а когда в одной ограде стоят кельи трёх разных человек — это очень трудно себе представить, как они там уживаются. Даже просто в обычной мирской жизни трудно в коммунальной квартире жить. А здесь — коммунальное монашеское обитание... это же ещё — отдельный подвиг!

О.Дионисий:

— Пожалуй, что их жизнь трудно сейчас нам представима, потому, что она, всё-таки, ещё тогда не оформилась в те формы, которые мы сейчас видим в наших монастырях. Но, тем не менее, всё-таки... вот... думаю, что просто его наставления, его какой-то пример, его мудрость, которая ему была от Бога дана, позволили ему быть таким авторитетом, который все эти нестроения вполне себе нивелировал.

М.Борисова:

— Ну, кстати, один из его монастырей до сих пор остаётся ещё у коптов действующим монастырём. Так, что, в общем... сохранилось-то хорошо, несмотря на прошедшие века!

О.Дионисий:

— Да. И можно даже посмотреть, и... каким-то образом... ну... может быть, отчасти, примерить на себя.

М.Борисова:

— Ну... насчёт «примерить на себя» — я не думаю, что среди наших радиослушателей найдётся много таких отважных людей, но посмотреть...

О.Дионисий:

— Я про «мысленно» говорю...

М.Борисова:

— ... но посмотреть, наверное, можно.

А, вот, теперь — к моим любимцам.

О.Дионисий:

— Давайте.

М.Борисова:

— Мученики Инна, Пинна и Римма — память 2 февраля.

Ну, начнём с того, что это — Крымские святые. Вообще, на современное ухо — ложится с трудом. Это — Древняя Церковь, это — II век, Крым... Крым — это, вообще, место ссылки, каторги, там... я не знаю... то есть, это страна Гиперборея — там живут страшные люди, и они едят живьём всех, кто попадает к ним на пути... в общем, действительно, там племена-то жили достаточно жестокие — не зря, всё-таки, туда ссылали преступников, чтобы им жизнь раем не казалась. И жертвоприношения людские были у местных... дивных вот этих вот... обитателей... и были эти кровавые тризны, когда из черепов поверженных врагов пили кровь поверженных врагов... в общем, триллер такой, вполне...

О.Дионисий:

— Да, страшные нравы.

М.Борисова:

— Хотя, вот, сейчас — представить себе, что это всё было в Крыму...

О.Дионисий:

— Для нас Крым — это, конечно... просто мечта и сказка!

М.Борисова:

— Поэтому, как-то... и, вот, это вот... как раз... нету точных сведений, кто они были. То ли они были славяне-руссы, то ли они были готы, но жили они где-то между Алуштой и Балаклавой — вот, где-то там...

О.Дионисий:

— И, тем не менее, всё-таки, их имена сохранились. А, главное, что, таким образом, у нас есть свои первохристиане, можно сказать, и на нашей территории.

М.Борисова:

— Ну, если, по преданию, их Андрей Первозванный крестил, то — это, просто, вот... как бы... из полы в полу... это, буквально, вот... вторая итерация после Спасителя.

О.Дионисий:

— В этом смысле, конечно, свидетельство из документа, подписанного святителем Лукой Войно-Ясенецким для нас важно. Он написал: «Прошу вас, отцы всечестные, поминать на отпустах Литургии, вечерни и утрени святых мучеников Инну, Пинну, Римму, ибо их надо считать Крымскими святыми — это очень древние мученики».

Действительно, на отпустах... кстати, тоже для наших радиослушателей, возможно, это важная будет информация... поминаются разные святые — святые дня, в первую очередь, но и те святые, которые имеют отношение к этому месту. И, вот, святитель Лука определил, чтобы в Крыму эти святые поминались, как, именно, крымские первые святые, ибо на их подвиге Церковь этих мест была основана.

М.Борисова:

— Удивительно... их мученический венец где-то соотносится с сорока мучениками Севастийскими. Тех заморозили в озере, а эти, собственно... то же самое — их привязали к брёвнам, поставили посреди потока речного в холодное время... ну... Крым, конечно, не Аляска, но... в общем... от переохлаждения можно тоже погибнуть достаточно быстро. Что, собственно, с ними и произошло.

О.Дионисий:

— Конечно, в Крыму бывает достаточно холодно, несмотря на то, что это, всё-таки, наш южный край.

М.Борисова:

— Но удивительно, конечно, то, что так аукнулся их подвиг миссионерский — аукнулся в самом конце страшных гонений на Русскую Православную Церковь в ХХ веке. Потому, что именно в сердце святителя Луки Войно-Ясенецкого, когда он стал митрополитом Симферопольским, именно у него в сердце отозвалось... ведь он сделал всё, чтобы восстановить их память.

Святые действительно были достаточно забыты, и он и основал часовню, которая до сих пор есть, и постарался, чтобы были написаны богослужебные тексты, посвящённые этим святым — для него это было очень сердечное дело, очень важное дело.

Причём, вот... действительно, на излёте гонений. Ну, ещё, там.... лет десять было тяжело, а потом, как-то... всё ушло, скорее, в словесные перепалки.

А Вам доводилось в Крыму бывать?

О.Дионисий:

— Честно скажу, я там был очень-очень давно. Поэтому, с этими святыми, и с их почитанием, я не встречался. Но, впрочем, верю, и знаю то, что нам поведала церковная история.

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, как всегда по субботам, в эфире программа «Седмица».

Со мной в студии наш гость — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков. Мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели.

На следующей неделе у нас такое знаменательное совпадение: мы будем вспоминать двух учительных мужей — апостола Тимофея ( 4 февраля ) и преподобного Максима Грека ( 3 февраля ).

Вообще-то, удивительный человек был апостол Тимофей. Удивительный потому, что, на мой взгляд, апостол Павел, несмотря на своё вот это великое служение, привлекавшее к нему огромное количество людей, был человеком неуживчивым, был человеком, далеко не елейным и не «подарочным» в повседневном общении. Можно сказать, что апостол Тимофей, пожалуй, единственный человек, которого с полным правом можно назвать его учеником. То есть, учеником, который следовал за учителем, который получал указания, наставления — то есть, непосредственно, вот, в близости апостола Павла, духовно возрастал.

Откуда он, вообще, у апостола Павла взялся?

О.Дионисий:

— Ну, сам-то апостол Тимофей, изначально сын еврейки и грека из города Листры в Малой Азии, и именно там он воспитывался в христианстве. И апостол Тимофей вместе с матерью и с бабкой обратился в христианство под влиянием проповеди апостола Павла.

Апостол Павел приходил туда, но, поначалу... ну... как бы... апостол Тимофей был ещё достаточно юн, и, поэтому, он дал наставление, чтобы апостол Тимофей возрастал в христианском учении до тех пор, пока не возмужает.

М.Борисова:

— В общем, переводя на современный язык, учил бы матчасть — читал Писание.

О.Дионисий:

— Читал Писание... совершенно верно. Об этом свидетельствуют слова апостола Павла из Второго Послания к Тимофею. Кстати, к Тимофею он написал сохранившихся два Послания. И во многих других своих Посланиях он упоминает апостола Тимофея, тем самым показывая... ну... для нас это свидетельство о том, что апостол Тимофей был, действительно, крайне близок к апостолу Павлу. И так он, во Втором Послании к Тимофею, пишет: «Ты издетства знаешь Священное Писание».

Ну, и, в дальнейшем, апостол Тимофей был спутником апостола Павла. Он... через несколько лет, Павел, выйдя из Антиохии, решил посетить братьев и сестёр во Христе в тех городах, где раньше проповедовал, и, дойдя до Листры, в этот раз, он взял Тимофея с собой. Об этом нам повествует Книга Деяний апостолов.

Апостол Тимофей шёл со своим учителем во всех следующих его путешествиях — по Македонским городам до Греции, Афин и Коринфа, а в третьем путешествии — до Эфеса, откуда Павел послал Тимофея в Македонию для сбора милостыни, а потом — в Коринф, Сирию и Палестину. И даже в Риме Тимофей был вместе с апостолом Павлом арестован, но потом освобождён, и снова сопровождал учителя.

М.Борисова:

— Но он не просто сопровождал. Ведь, апостол Павел ему и проповедовать поручал, а это уже о многом говорит.

О.Дионисий:

— Да. Но... в дальнейшем, он был рукоположен во епископа... первого епископа Ефесской Церкви. А был он, в общем-то, ещё достаточно юным человеком, и это необычно — то, что, фактически... там... уже зрелыми мужами, уже людьми, убелёнными сединами он должен был руководить, и наставления апостола Павла, в частности, зафиксированы в его Посланиях к этому...

М.Борисова:

— Да руководить-то — ладно... руководить мы, в общем, все можем, если так обстоятельства сложатся. А, вот, то, что ему приходилось разбирать споры... ведь, это времена, когда не было догматики. Не было ещё Вселенских Соборов, не было определено, что, вот, так — правильно, а так — неправильно. Приходят взрослые священники к нему, и ему нужно понять, кто из них прав, а кто — неправ. Рассудить и объяснить. Это... я вам скажу... и сейчас-то вряд ли возможно.

О.Дионисий:

— Учителя хорошие, что называется! Это очень важно, на самом деле, кто тебя учил, и какие критерии правды в тебя были вложены. Поэтому... я думаю, что... в общем-то... традиция апостола Павла тут сказалась во всей своей силе.

М.Борисова:

— Да он, ведь, с учителем был, практически, до казни. Потому, что, когда дело пошло к трагическому финалу, он же приехал в Рим, он и в темницу к нему приходил, он оставался с ним, пока мог.

О.Дионисий:

— Да. Но уже после казни он вернулся в Эфес, и, по преданию, около 80-го года принял там мученическую смерть — во время праздника в честь Дианы. Тимофей попытался остановить бесчинства проповедью, и разъярённая толпа забила его насмерть.

М.Борисова:

— Ну, это, в общем... к несчастью для тех людей, которые тогда жили, это — достаточно обычный вариант кончины христианских проповедников первой этой когорты. Что говорить... если вспомнить Иакова, брата Христова — его цаддиком считали в Иерусалиме. Иерусалимская церковь иудейская считала его святым человеком!

О.Дионисий:

— Праведником, да.

М.Борисова:

— Чем закончилось? Скинули с Храма, разбили его... то есть, это... чудовищное совершенно поведение, которое почему-то в те годы было настолько часто встречающимся, что сейчас только остаётся удивляться. Вроде бы, цивилизованные люди, а какие дикие...

О.Дионисий:

— Ну... с другой стороны, и другой наш святой, о котором мы сейчас будем говорить, тоже... у него такие повороты судьбы, и такое непростое отношение к нему окружающих его людей было — я говорю о преподобном Максиме Греке, человеке, который очень много сделал для нашей Церкви, но был оценён только лишь после своей смерти.

М.Борисова:

— Вот, удивительно... так разобраться — человек хотел стать филологом... вот, с нашей точки зрения... ему нравились очень древние языки и филология... и философия... вообще, его тянуло к такой вот — кабинетной научной жизни. Поехал в Италию учиться. Чем дело закончилось?

Закончилось тем, что попал он в монастырь, в котором, в своё время, начинал Савонарола — знаменитый обличитель папских неправд, который, в общем, закончил печально, и именно потому, что никак не мог угомониться. Такая... своеобразная личность, достойная отдельного разговора.

Так, вот, в этом самом монастыре... такой... православный юноша, казалось бы, вдруг берёт, и принимает постриг католический, и остаётся там до тех пор, пока на его пути не встаёт... такой... в общем... филолог-учитель, который советует: «Поехал бы ты лучше на Афон! Там — рукописи хорошие, и книжек там много в библиотеках...»

После чего, человек едет на Афон, возвращается в Православие, и дальше — совершенно другую жизнь проживает.

О.Дионисий:

— Да, это какие-то просто... такие зигзаги, которые в голове не укладываются!

Действительно, во Флоренции-то он принял как бы только начальное... уровень послушника. А, тем не менее, всё-таки, действительно, какое-то расположение и какое-то влияние Савонаролы на него, безусловно, было оказано. Но, в дальнейшем, он, всё-таки, вернулся и к греческой культуре, и к православному богословию, и на Афоне он провёл долгое время, достаточно долгое, и уже от всей этой бурной ренессансной среды он был достаточно далёк. Пока его, в конце концов, не призвали в Московское государство.

М.Борисова:

— О, это отдельная сага! Человеку 47 лет, он ни славянского, ни русского — не знает. Игумену монастыря поступает просьба от Великого князя Василия III: «Пришлите учёного монаха, нам надо...

О.Дионисий:

— ... проверить наши...

М.Борисова:

— ... Писание переводить — надо проверить переводы». И, вот, за послушание, посылают этого несчастного раба Божьего Максима, который... вообще... в какую-то жуткую страну, о которой никто толком ничего не знает... вот, этот человек, который в юности жил во Флоренции, потом жил на Афоне, пропитан он всей вот этой культурой Средиземноморской — оказывается он в этой жуткой Московии, где ничего не понятно, где очень странные люди отдают очень странные указания, но — почему-то нравится. Вот, понравился его первый опус, когда он проверял перевод Псалтири, на всех произвёл такое хорошее впечатление — оставили.

О.Дионисий:

— Оставили, и он очень много ещё сделал. Корпус его творений за это время — достаточно обширный. У него есть и полемические произведения.

В частности, тогда был такой популярный проповедник, католик, немчин Николай Булев. Он проповедовал объединение Церквей, он проповедовал... как бы... внимание к астрологии, и Максим Грек достаточно категорично с ним спорил, что и сохранилось в его полемических сочинениях.

М.Борисова:

— Но если бы он только спорил на богословские темы! А то — он умудрился нажить себе кучу влиятельных врагов... потому, что... по-видимому, вот, дух Савонаролы как-то его отравил в юности.

Он стал обличать нравы Московского двора — нашёл, с кем тягаться! При Иване Грозном — обличать какие-то неправильные деяния власть имущих... это... себе дороже, что называется. Ну, вот, собственно, и поплатился за это.

О.Дионисий:

— А в споре между «иосифлянами» и «нестяжателями», он встал на сторону «нестяжателей», и, в конце концов, тоже... его именно в Иосифо-Волоцкий монастырь определили — заточили, — где он не мог ни писать, ни даже Причащаться, и долгое время находился в крайне стеснённых обстоятельствах. И — вот уж, действительно, контраст между Средиземноморской культурой, Афоном и тем тяжёлым положением, в котором он, в конце концов, оказался в заточении в Иосифо-Волоцком монастыре.

М.Борисова:

— В заточении-то он оказался... Савонарола тоже был в заточении... только Савонарола до самой казни писал гневные послания папе, ругая его на чём свет стоит, а Максим Грек православный, оказавшись в аналогичных обстоятельствах, оставил на стене своей сырой темницы канон Святому Духу.

О.Дионисий:

— Да... написанный углём — потому, что у него не было ни чернил, ни бумаги.

М.Борисова:

— Что называется, почувствуйте разницу.

О.Дионисий:

— Да. И, всё-таки, надо сказать, что, через некоторое время, его участь была несколько облегчена. Он сначала был переведён в Тверской Отрочь монастырь, где епископ Акакий уже давал ему возможности трудиться, а потом, в дальнейшем, он переехал на покой в Троице-Сергиев монастырь, где и скончался, и был похоронен у северо-западной стены Свято-Духовской церкви.

М.Борисова:

— Можно поклониться мощам, если кто соберётся в паломничество в Троице-Сергиеву лавру — там, вот, можно поклониться мощам преподобного Максима Грека.

О.Дионисий:

— Итак, да — это такой удивительный святой, который... ну... честно признаем, для нас... мы должны его житие принять с неким покаянием, и с радостью о том, что Господь нам явил такого чудного угодника Божьего.

М.Борисова:

— И всё объединил в одной своей жизни — и Средиземноморье, и Московию, и католичество, и православие, и подвиг, и раскаяние, и творчество... то есть, вот, в одной человеческой жизни соединилось всё, что только можно соединить...

О.Дионисий:

— Да. Помоги, Господи, нам тоже все наши раздробленные части нашей жизни соединять во славу Божию!

М.Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу!

В эфире была программа «Седмица».

В студии были — Марина Борисова, и наш сегодняшний гость — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове протоиерей Дионисий Крюков.

Слушайте нас каждую субботу! До свидания!

О.Дионисий:

— До свидания, друзья!

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА».