«Дом сопровождаемого проживания «Маяк». Ольга Тимошенко

Гостьей программы «Делатели» была руководитель дома сопровождаемого проживания «Маяк» в Оренбургской области Ольга Тимошенко.

Наша гостья рассказала, как она пришла к тому, что начала помогать детям с особенностями развития в специализированном интернате, и почему помощь таким детям и подросткам стала основным делом её жизни. Ольга поделилась, как решилась приобрести дом для таких детей и учить их быть более самостоятельными, с какими трудностями при этом пришлось столкнуться, и как вера и поддержка известного священника протоиерея Сергия Баранова помогали ей с ними справляться.

Ведущий программы: пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский

---

В. Рулинский

— Здравствуйте, друзья! Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. В студии Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня Ольга Тимошенко, руководитель Орского центра сопровождаемого проживания «Маяк». Ольга, добрый вечер!

О. Тимошенко

— Добрый вечер.

В. Рулинский

— Мы очень рады, что вы сегодня с нами в студии, потому что про ваш центр я наслышан, знаю, что появился такой, можно сказать, островок любви еще один у нас совсем достаточно далеко от Москвы, и очень важный проект, потому что сопровождаемое проживание — это одно из самых важных таких направлений — помощь людям с инвалидностью. Мы понимаем, что те взрослые ребята, которые воспитываются в семьях или живут в психоневрологических интернатах, им очень сложно потом как-то в этой жизни. Особенно, конечно, тем людям страшно, наверное, представить родителям тех людей, кто с инвалидностью живет, что они попадут в какой-то интернат, когда закончится родительская опека, да, и появляются такие вот инициативы, малокомплектные, такие маленькие, очень важные дома сопровождаемого проживания, для того чтобы была обычная жизнь для таких людей. Таких домов, к сожалению, очень мало в стране, и то, что появился в Орске, в общем, город совсем не то, чтобы гигантский, он же там 100-200 тысяч Орске живет, или даже меньше. Меньше 100 тысяч, да?

О. Тимошенко

— Да.

В. Рулинский

—Меньше 100 тысяч. Конечно, это большое событие. И вот, Ольга, вы, можно сказать, на своих плечах этот проект вынесли, создали его. Расскажите, пожалуйста, вообще, что такое дом сопровождаемого проживания, чтобы мы, ну, что ли, немножко почувствовали, что это такое, почему это важно.

О. Тимошенко

— Вы знаете, дом сопровождаемого проживания — это понятие уже узаконено, то есть, есть уже закон о сопровождаемом проживании. А в своё время, когда-то, лет 12 тому назад, я услышала о доме сопровождаемого проживания, и для меня это было совершенно какое-то слово такое «сопровождаемое». Это что такое, да?

В. Рулинский

— Кто кого сопровождает?

О. Тимошенко

— Да, кто кого по жизни.

В. Рулинский

— И куда?

О. Тимошенко

— А вот вы начали говорить о том, что родителям, да, им страшно. Я мама такого вот взрослого, теперь уже взрослого молодого человека, которому 22 года, которому сопровождение нужно будет всю жизнь 24 на 7. Да, он может ходить, да, он сам одевается, да, но, к сожалению, сопровождение 24 на 7 подразумевает не только, одеваешься ты или что-то можешь, ходить или не нуждаешься в приёме пищи, но мы понимаем, что это разные понятия. Ну, по крайней мере, я это понимаю, я не знаю, как это для людей. Так вот, первым делом, я понимала, что мне, как родителю, нужно понимать, а что будет дальше с моим сыном. Ну, когда я стану немощной, старой или когда меня не станет. А что же будет с ним дальше? Ну, конечно, вот вы сказали, что интернаты. Да, мы все, мамы, все папы, все семьи думаем, что дальше это будет интернат. Ну, потому что альтернативы другой на тот момент я для себя не понимала, не видела. Как волонтёр Центра «Прикосновение» города Оренбурга, которым руководит моя подруга Наталья Калиман, я слышала от неё, что есть такие дома с сопровождением проживания. Есть в Питере, и здесь уже начинали тогда задумываться о квартирах в Москве, не только о домах, но и квартирах в Москве. И вот я впервые тогда побывала здесь, в Москве, в Центре лечебной педагогики. Я была у Андрея Царёва в Пскове. И видела, как это вообще организовано. Мне тогда казалось, это вообще другая планета.

В. Рулинский

— Космос.

О. Тимошенко

— Нет, это даже не космос, это вообще другая вселенная. Вот. И для меня, конечно, да, хочется, но мало ли что мне хочется, но не получалось как-то в голове своей всё это уложить. А в 2018 году мне посчастливилось познакомиться с отцом Сергием Барановым.

В. Рулинский

— Да, это известный батюшка в Орске, и не только в Орске.

О. Тимошенко

— Да, да, да. Я обычный человек, невоцерковленный, обычный, самый, знаете, я всегда говорю, что мы верим в Господа, ну, как-то все там внутри, по-своему. Иногда, наверное, когда нас прижмёт, мы больше всего начинаем обращаться и приходить в церковь, ну, каждый по-своему. На тот момент я точно таким же человеком была, а для меня отец Сергий стал тем человеком, который взял меня за руку и привел к Господу. И это не только вот этот путь. Этот путь был тоже нелегким. У каждого человека он свой. А у меня получилось, что я именно этот путь начала с Гайского детского дома-интерната, где я была волонтёром, членом попечительского совета, и куда я сама в 2018 году привезла своего сына и сдала. Что такое сдала?

В. Рулинский

— Ну да, звучит, конечно, не совсем понятно. Надо расшифровать: мама сдала в интернат своего сына.

О. Тимошенко

— А как вы понимаете, когда вы своего ребёнка привозите и отдаёте на попечение государству? В простонародье это называется «сдала». Отдала, повернулась и ушла. Легко сказать: «повернулась и ушла». На самом деле... Уйти-то не удалось, потому что это твоя частичка, это твой ребенок, потому что... Каждый раз, когда я рассказываю об этом моменте, нечасто, такое ощущение, что я каждый раз это всё заново проживаю. Мне было, необходимо, чтобы мой сын мог удерживать себя в группе. Вот тогда уже у меня была идея, что я создам этот дом как-то, при помощи чего-то, но тогда на тот момент я же сильная, я же могу всё, я же тут это...

В. Рулинский

— Сильная, независимая.

О. Тимошенко

— Да. И тогда я еще, знаете, не думала, что да, все в руках Господа, но это так, знаете...

В. Рулинский

— На дистанции, да?

О. Тимошенко

— Да. Потом со временем я поняла, что ничего сама не могу, абсолютно ничего. Я даже помыслить не могу сама, потому что все мысли там. Доктор наш, который вел Женю, он сказал, что, Оль, если ты хочешь, чтобы Женя жил в каком-то социуме, в каком-то обществе, тебе просто необходимо будет его поместить туда, где он сможет это все приобрести. И благодаря хорошим, добрым людям, в том числе и директору Гайского интерната, он пошел ко мне навстречу, и он меня впустил в этот интернат, впустил тогда на правах... как это правильно назвать?

В. Рулинский

— Волонтёра?

О. Тимошенко

— Да, в качестве волонтёра, да для того, чтобы я занималась с ребятами в молодёжном общежитии и обучала их обычным социально-бытовым навыкам. Ну, вот что обычно мы умеем в своей жизни, да? Сопровождать. Ну, то есть я человек, который на тот момент сопровождал их в том или ином каком-то направлении. В данном случае, в социально-бытовом направлении. И мы тогда учились первое — приготовить расстегаи. Я помню, когда привезла мультиварку, и мы учились, как это сделать, тесто, что-то, как вообще это, что такое тесто, да? Вот, как сделать это всё из теста.

В. Рулинский

— Я думаю, непраздные навыки. Я, например, до сих пор не очень знаю, как сделать расстегай, честно говоря.

О. Тимошенко

— Приезжайте, мы вас научим. А потом мы сделали, разбили первый огород наш под карагачами, которые были такие, знаете, под ними земля была такая железобетонная, ну, такая вытоптанная. Мы разбили там огород и вырастили свой первый урожай, а осенью начали заготовки. Мой сын там пробыл чуть больше двух лет. За это время я научилась дистанцироваться немножко, знаете, как пуповину слегка, знаете, как-то её всё-таки обрезать, наверное, так и не удалось, но в то же время хотя бы сделать какой-то участок. Это было важно не только для меня, это было важно и для него. Он смог себя удерживать в группе, он узнал, что такое слово «нет». Это тоже очень важно. И, знаете, а меня научили ребята...

В. Рулинский

— «Нет» в смысле, когда ему говорят «нет», да?

О. Тимошенко

— Да, да.

В. Рулинский

— Когда не просто мама такая добренькая, всё-всё.

О. Тимошенко

— Да, когда ему говорят: нет, нужно подождать. Да, вы правы, абсолютно правы. И на тот момент ребята меня научили терпению. Да, терпению, вот именно. И это очень важно. Я не знаю, как они это сделали, но они меня этому научили. За эти два с лишним года у меня была чёткая цель, что нужен этот дом. Я обратилась в первый раз к отцу Сергию и говорю: «Батюшка, вот у меня такая идея, я хочу такой дом». И когда я с ним познакомилась, ему так рассказываю всё, он так слушает меня, так тихо, а потом говорит: «Знаешь, Оль, когда-то я создал дом для бездомных в городе Орске. 12 лет я содержал этот дом». Ну, то есть вот полностью. Они были на самоокупаемости, они там жили просто очень прекрасно. И после того, когда этот дом уже лет 10, наверное, существовал, может быть, даже больше, я тогда сейчас не помню, может, перевру немножко. Батюшка говорит: «Это был мой первый инфаркт».

В. Рулинский

— Ого.

О. Тимошенко

— Ну, вот так вот случилось, и там были небольшие такие, ну, как бы он мне так рассказывает. А я тогда не поняла, зачем мне батюшка это говорит? Я-то дом хочу, я-то для ребят хочу. Прошло время, за два с половиной года. Батюшка, наверное, что-то разглядел в нас, или увидел наши уже труды, которые стали получаться у ребят. Я помню, приехала к нему в монастырь, говорю: «Батюшка, у меня ребят расформировывают». То есть, согласно, ну это нормально, когда ребята вырастают, то есть они должны двигаться дальше. Кто-то в другие интернаты, согласно диагнозу, кто-то, может быть, выходит из интернатов. Это нормально. А мне так стало страшно, что первого парня, которого увезли, ну, в смысле, перевели в другой интернат, я поняла, что вот тот костяк, та группа, мы называли «модельная группа», то есть которая действительно на регулярной основе, еженедельно с пятницы по воскресенье у нас проходили занятия. То есть я туда приезжала, и всё, я туда погружалась. На протяжении двух лет, с пятницы по субботу, это вообще все отпуска, все праздники, все выходные. Два с половиной года меня семья вообще потеряла, потому что у меня там сын, у меня там не только сын, у меня теперь мои ребята, и я вообще не могу без них, это вот модельная группа. И из этой модельной группы выпадает один из ребят, его увозят. Я понимаю, что они уезжают, и все навыки, которые они получили здесь, они просто потеряют. Ну, как-то потеряют, они будут, ну, не так, может быть, там дальше востребованы, а может быть, и были бы востребованы. Но мне вот эту целостность было важно сохранить. И я к батюшке прихожу: «Батюшка, вот я ездила в Санкт-Петербург к Марии Островской. И я видела такой дом, и я видела там такого же парня, который живет в этом доме, он очень тяжелый. Среди вот ребят из интерната, вот бы нам такой дом создать. Я хочу обратиться к тем своим знакомым, друзьям. Мне необходимо собрать средства для того, чтобы приобрести дом». Тогда на тот момент у меня там было немного своих сбережений. Батюшка говорит: «Ну, Оль, решила, вот там вот недалеко, — и так показывает вот так вот в сторону, — вот там недалеко дом продается, я все хотел там детский садик сделать. Ну, может быть, с Божьей помощью как-то это...». Я помню, я пошла вот так вот, как он показал, там такой переулок небольшой, а там домов так много продавалось. И один из домов заросший-заросший, выше меня были деревья такие карагачи, я так возле него крутилась, говорю, как же там вообще зайти? А сосед рядом сидит и говорит: «Девушка, вы что хотите?». Я говорю: «Да вот тут дом, сказали, продается». Он говорит: «Да, тут вот продается, вот». А мне почему-то вот именно этот приглянулся. Не знаю, почему он мне приглянулся. И он говорит: «Ну, хотите, я вам этот покажу дом?». Я говорю: «Как покажете? У вас есть ключи?». Он говорит: «А мы сейчас хозяину позвоним». Позвонили, он сказал, что там под подоконничком, как в деревнях бывает, ключик лежит, можно зайти. Я зашла. Дом, конечно, в ужасном был состоянии. Пять лет там никто не жил. Вся водопроводная система была разморожена, плитка вся вспучилась. Там вообще было, конечно, жуть. Но мне почему-то показалось... бордовые обои, бордовый потолок, такое всё бордовое, бордовое всё это. Я почему-то так посмотрела, придавило меня слегка, но почему-то я вполне почувствовала, что это будет наш дом.

В. Рулинский

— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА, мы говорим с Ольгой Тимошенко, руководителем Дома сопровождаемого проживания в городе Орск. Дом называется «Маяк», и, если у вас есть желание поддержать работу этого дома, можно на любом поисковике ввести вот: Дом сопровождаемого проживания «Маяк» или Территориальный центр социальной адаптации «Маяк», тоже название такое более официальное, тоже можно так назвать, и найти сайт организации, там узнать все подробности о том, как поддержать работу этой прекрасной инициативы. Меня зовут Василий Рулинский. Мы продолжаем. Ольга, вы начали говорить о том, что очень приглянулся вам этот дом. С одной стороны, совсем неприглядный, а с другой стороны, всё-таки, что-то было своё, да, уже тогда чувствовали. Что было дальше?

О. Тимошенко

— А дальше? А дальше мы начали искать средства для того, чтобы купить этот дом. Всё упирается в средства, да? Любое дело, оно требует каких-то вливаний, средств, всего прочего. Дом стоил достаточно большую стоимость, и я поехала по своим знакомым во все города, везде. Что-то нашла, что-то нет, что-то пообещали. А однажды вечером, приехав с работы, устала так, звонок. Батюшка звонит. «Оля, а ты стоишь или сидишь?» Я говорю: «Батюшка, стою, хожу, собираюсь в интернат». Как раз была, да, суббота. А он говорит: «Лучше сядь». Я говорю: «Батюшка, что случилось?». Он говорит: «Нет, Оля, у меня радостная весть. Мы нашли человека, который даст всю сумму для того, чтобы приобрести дом». Вы бы слышали, как я бегала, я кричала, я ликовала, я не кричала, я ликовала, конечно, о том, что там нужно сделать ремонт, что это я даже не думала. Самое главное, у нас есть дом. И всё. Я, по-моему, приехала в этот же день в интернат и с порога ребятам: «Ребята, у нас будет дом, мы будем вместе!». Это был конец июня, вот. Постепенно, первыми волонтёрами, кто расчищал, кто всё это там помогал мне убирать всё, это были все мои немногочисленные родственники, и все приезжали, с таким энтузиазмом включились в работу. Оказывается, вы знаете, только тогда я стала понимать, что у очень многих людей есть потребность в помощи. И это действительно так. Потом, со временем, меня многому научила жизнь в доме, что, когда тебе предлагают помощь, ты начинаешь, да ладно, мы там это, ну, стесняться как-то брать. А батюшка мне говорит: «Оль, ну, вот, значит, этому человеку это больше нужно. Это больше не тебе нужно, это ему нужно. Поэтому прими, поблагодари и живи дальше». Вот так на протяжении уже четырёх лет Мы живем, благодарим, живем. Первые семеро смелых, я их так назвала, приехали в дом вместе со мной.

В. Рулинский

— Это как раз те ребята, которые вот в этой модельной группе были.

О. Тимошенко

— Модельной группе, да. Ну, не вся модельная группа, именно вот семеро смелых приехали.

В. Рулинский

— И вместе с вашим родным сыном, собственно.

О. Тимошенко

— Конечно, да, да, да. Женя, под опекой. Я оформила опеку на себя ребят и на своего супруга Виктора. Вот так мы заехали в дом. Было страшно, честно. Я помню, когда в первый же день, когда мы приехали, у нас рванула канализация.

В. Рулинский

— Ой, ну прям вообще испытание такое.

О. Тимошенко

— Я выбежала вот так вот, знаете, холодно так было. Куда бежать? Я не орчанка. Я никого не знаю. Где кого брать? Где эта канализация? Что это? Супруг у меня был в командировке. Куда я побежала? Да, конечно, к батюшке побежала. Куда же я ещё побегу? Бегу, идёт послушник у нас, Дмитрий. «Ольга Владимировна, что случилось?». А у меня вот такие глаза, наверное, вот такие были: «Что случилось?». Я говорю: «У меня, говорю, канализация». «Не переживайте, сейчас придём мы с Сергием, сейчас что-то посмотрим». Батюшке позвонила. «Оль, сейчас». До двух часов ночи. Ребята такие все испуганные. Представляете, первый день приехали, а у нас тут... Такое. Ну, потом всё выяснили, в чём причина, наладили, всё, слава Богу.

В. Рулинский

— Там, наверное, трубы долго не использовались...

О. Тимошенко

— Да, ну вот, я совершенно была далека. Я экономист. И для меня строительство дома, ремонт, я точно знаю, что у меня в доме 38 радиаторов. На каждом этаже и в каждой комнате я знаю, сколько секций. Ну, потому что это пришлось вот выучить, да, ну, потому что я знаю, сколько это труб теперь, я это всё знаю, а тогда, для меня это было вообще нечто. Я знаю теперь, когда и что выгоднее. Когда включить лучше посудомойку, а когда лучше в тазике помыться. Мы тоже этому... В интернате-то мы этому не учились.

В. Рулинский

— Ну да, все государственные расходы.

О. Тимошенко

— Да, да, зачем свет выключать? А зачем, простите, воду экономить? А зачем? А после потопа... Я забегаю вперёд, а после потопа в прошлом году у нас была очень плохая вода, и нашёлся добрый человек, который нам поставил такую... Ну, очиститель воды. Я такая: ну, замечательно, так этот очиститель-то нужно только для питья же использовать, ну, в лучшем случае ещё для, ну, чтобы помыться. А я включила его, как, и в унитазы, простите, и везде это. Господи, а там же соль, да, она дорогая. То есть я хочу это вот подчеркнуть, что вместе с ребятами я всему учусь. Казалось бы, я думала, что, ну, много что уже знаю.

В. Рулинский

— Ну да, вообще-то, когда мама уже, в общем-то, не первый год, как говорится, да, замужем,

О. Тимошенко

— Да, да, да. А получилось, что нужно учиться всему. А больше всего нужно было учиться жить вместе. Вместе коммуницировать. Вы знаете, у меня был такой случай. Когда мы приехали только, у меня ещё не было своего дома, потому что нужно было продать в одном городе свой дом, приобрести здесь что-то рядышком.

В. Рулинский

— Ну да, в Оренбург не мотаться, да, постоянно?

О. Тимошенко

— Не в Оренбург, мы в Кувандыке жили. Вот, это где-то порядка 150 километров, то есть с работы я приезжаю, я приезжаю сразу сюда. Что хочу отметить, я сейчас всё так вот помешаю сразу, что с ребятами я сразу понимала, что мне нужны будут воспитатели. Воспитатели, помощники. И воспитателями стали те люди, которые воспитали этих ребят. С интерната они пришли вместе.

В. Рулинский

— Да, это удивительно, у вас практика получилась. Вы взяли из государственного интерната, вот как раз из этой группы тех людей, кто с ними занимались до этого. Получается, ваши единомышленники.

О. Тимошенко

— Да. А если бы они тогда в интернате меня не поддержали, вот нашу инициативу, у меня бы ничего не получилось. Я уезжала в воскресенье, да, а целую неделю они всё это поддерживали. Им было очень интересно, как это, что. То есть они создали там, назвали «Вкусные истории», помню, продолжение вот этого всего кулинарного действия, которое вот мы замутили вот благодаря вот всей этой технике, оборудованию там. Это очень было интересно. И воспитатели приехали вместе с нами, это были трое, потому что сначала работали по два человека, 24 на 7, неделя через неделю.

В. Рулинский

— Это очень непросто, конечно.

О. Тимошенко

— Это непросто. Я потому что, ну как бы, нет, вы как бы давайте, потому что с работы я приезжаю в 6 часов, я заступаю на смену. Я им даю отдых. То есть вы абсолютно свободны. Ну как вы себе это представляете? Я буду с ребятами, они уйдут в комнату там, будут там, ну, или поедут домой. Ну, во-первых, поехать нужно это километров 140 в другой город. Они жили в другом городе, в городе Гае. И, конечно же, все всё равно вот тут вот всё это вот такое. И получилось, что вот неделю они работают, неделю они дома, неделю работают, неделю дома. Ну вот как-то это... Ну хотя, действительно, я понимала, что они устают, потому что... Ну, нагрузка колоссальная, конечно. А я жила здесь, в гараже, то есть я машину загоняла, у меня здесь была раскладушка, ну, потому что...

В. Рулинский

— Здесь, это в Орске, да?

О. Тимошенко

— В Орске, да. Ну, я потому что с работы приезжала сюда к ребятам сразу же. А работаю я в 120 километрах от города Орска, поэтому мне каждое утро нужно вставать, в 4:15 у меня будильник. В полвосьмого я приезжаю на работу за 120 километров, и достаточно это далеко у нас, тем более погодные условия очень плохие, там место такое есть, Сара, но там всегда все водители знают, что там действительно погодные условия очень плохие, всегда плохие, что осенью, что зимой, там всегда вот так, то туманы, то бураны, то ещё что-нибудь. Вот, и поэтому приходилось пока так. Возвращаюсь. Быт, конечно, мы вели с мальчишками поначалу все вместе, да. И вот у меня маленький Юрка есть. Он небольшого роста, ну где-то метр пятьдесят, сейчас скажу точно, где-то метр пятьдесят шесть. Да, наверное, где-то так. Очень худенький, сорок два килограмма. И вот мне говорит: «Ольга Владимировна, у нас общий стол.» Помню, мы еще полгода сидели на обычных коробках, потому что не было стульев. Самый главный у нас был приоритет, чтобы у них были кровати, чтобы у них было на чем спать. Однозначно, я должна была обеспечить это все. А вот стола у нас не было, и не было стульев. Садились мы все, несколько столов составляли и вот так вот кушали. И Юра мне накладывает кушать. Я говорю: «Юра, не надо мне так много». Юра маленький, худенький, но кушает, у него вот такая всегда гора, вот такая кружка, вы знаете, она самая сиротская, мы её ещё называем. Юра кушает очень хорошо, слава Богу. Но куда у него уходит? Мы все смеемся. Либо в уши, либо в пятки. Потому что он ходит так интересно, особенность его ног, что он постоянно стучит ногами. И он мне всегда говорит, а я всегда вот такая вот, ну, вот такая, как мнне всегда говорил поначалу Юрка: «Ольга Владимировна, я тебя увидел в интернате, жирная такая, толстая, жрёшь, наверное, много». Ну, так вот, знаете, они ведь что думают...

В. Рулинский

— Деликатность наше всё.

О. Тимошенко

— Нет, они что думают, то и говорят. «А сейчас смотрю, ты кушаешь так мало, (ну, я правда кушаю мало, но часто). А почему жирная? Как объяснить?»

В. Рулинский

— Да, непосредственность такая.

О. Тимошенко

— Я говорю: Юр, ты знаешь, говорю, я всегда отшучивалась, если бы я знала, что ты такой маленький, худенький, если бы я знала, сколько ты кушаешь, я бы, наверное, тебя не взяла.

В. Рулинский

— Хорошая шутка.

О. Тимошенко

— Да, вот так мы друг другу всегда подкалываем.

В. Рулинский

— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы говорим сегодня с Ольгой Тимошенко, руководителем Дома сопровождаемого проживания «Маяк» в городе Орске Оренбургской области. Меня зовут Василий Рулинский, я пресс-секретарь синодального отдела по благотворительности. Есть ли у вас желание поддержать работу центра «Маяк» это можно сделать на сайте этой организации. В любом поисковике можно ввести «Дом сопровождаемого проживания „Маяк“ в Орске». Там ещё появится информация, что это территориальный центр социальной адаптации «Маяк», более официальное такое название. Мы вернемся после короткой паузы.

В. Рулинский

— Это «Делатели» на Радио ВЕРА. В студии Василий Рулинский, пресс-секретарь синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня Ольга Тимошенко, руководитель Дома сопровождаемого проживания «Маяк» в городе Орск Оренбургской области. В первой части программы мы говорили о том, как зарождался проект, и немножко поговорили об отце Сергии Баранове, который, можно сказать, благословил и помог. И на первых этапах, наверное, сейчас помогает этому проекту. И вот получилось, что семь первых ребят, семеро смелых, вселились в этот трёхэтажный дом на окраине города Орска. И удалось его купить. Но вот мне кажется, что, наверное, у какого-то не самого маленького количества людей будет вопрос: а зачем вообще дома сопровождаемого проживания? Ну, то есть, есть же государство, есть интернаты, есть модельные возможности, как вот вы говорите, группы там создать, и даже родителям поместить туда детей, приезжать, навещать и с ними там заниматься. Зачем это всё? Как вот вы могли бы ответить на этот вопрос? Может быть, это вообще всё не нужно и это всё, как говорится, баловство?

О. Тимошенко

— Это такой дом. Вы сами понимаете, да? Он должен быть домом. У каждого человека должен быть дом. Семья. Вот у этих ребят не было семьи. Ну, в основном отсутствуют родственники, практически нет информации. И поначалу, вы знаете, как, наверное... Мне так было интересно, я проговорила уже поначалу про розовые очки. Мне было непонятно, что спустя полгода ребята затосковали, и многие прямо... Назад бы в интернат. Назад бы в интернат.

В. Рулинский

— Это тяжело прямо представить, да?

О. Тимошенко

— Да. Я, знаете, вспомнила, что когда я уезжала учиться из своего дома, когда мне было 17 лет, мне так интересно было. Другой город, большой, да, я из деревни. Но так хотелось домой. Особенно поначалу, на первых этапах, вот эта эйфория прошла, и очень хотелось домой. Я думаю, что у всех в основном это было так, кто далеко учился. Я это, знаете, провела такую параллель, что ребята, наверное, тоже хотят, ну, как бы это... Я говорю: «Вы совсем?» Нет, никто не хотел назад совсем. Все хотели повидаться и назад вернуться. То есть, понимаете, и для чего этот дом? Возвращаясь к этому вопросу. Качество жизни. Всё-таки качество жизни в доме, ну давайте так, как бы там ни было замечательно в государственных учреждениях, это всё-таки государственное учреждение. А качество жизни всё-таки для того, чтобы дать возможность выбора этим ребятам и, конечно, улучшить это качество. Сейчас для них это действительно дом. У каждого своя комната, свои интересы. Каждый свободно теперь передвигается туда, куда ему нужно. Ну, понятно, что он говорит, как это вы в семье. Говорите там: «Я поеду сегодня туда-то, у меня такие-то планы». Мы это всё обсуждаем вместе, то есть как-то проговариваем, как в семье. Ты там плохо поступил сегодня или там как же ты здорово сегодня поступил. Получается, что мы подстраиваемся под их сленг, мы подстраиваемся под их интересы, а они подстраиваются под нас. То есть как нормальная, обычная семья. И это важно. Сейчас у нас есть уже выпускник. Юрка Маленький, про которого я вам говорила, он получил квартиру в городе, который... Откуда они... Где располагался интернат, то есть они там стояли на очереди. Это небольшой дом на четыре хозяина, и вот одна четверть этого дома была выдана в социальный наём. Сейчас мы это усиленно обустраиваем. Как и любая мать... Вот я, конечно, переживаю. А как он будет? А что он? Да он ещё не готов. Да он... Ну, то есть... Это нормально такое, знаете, как клуша цыплят, но я же понимаю, что рано или поздно этот момент придёт. И Юрка действительно самый подготовленный из всех ребят. Самый подготовленный.

В. Рулинский

— Ну, с чувством юмора у него всё хорошо, да?

О. Тимошенко

— С чувством юмора, да. Немножко с финансами пока мы... Я считаю, что ему ещё бы надо было этот год до конца пробыть, но Юра сделал выбор, сделал решение, и у меня нет права как-то останавливать его или говорить: «Нет, Юр, ты не пойдёшь». Я ему дала право выбора, как в нормальной семье. Это нормально. Юра, конечно, я вижу, что чем ближе к моменту, что он вот-вот-вот переедет, мы сделали ремонтик там, всё это там благоустроили, я вижу, что он трусит, боится. Ну как и, в принципе, всё нормально, но при этом, я говорю: «Юра, а как я буду ходить к батюшке на службу? А батюшка в Херсоне, мы ездим на службу за 80 километров, батюшка был переведён из Иверского женского монастыря, и служба в основном в Херсоне, это 80 километров от нас, прямо от нашего дома, село такое, Херсон, и там небольшой храм Табынский, и батюшка у нас там литургии служит, и мы ездим каждое воскресенье, пятницу на ночную и ребята у меня благодаря, опять же, батюшке получилось так, что ребята теперь под два человека, дееспособных, всю неделю проходят сопровождаемое проживание уже не под присмотром педагогов и воспитателей, а у нас там есть половиночка небольшого домика, нам пожертвовали, и они проживают всю неделю там. Они трудятся вместе с сёстрами, они помогают братьям, послушникам, да.

В. Рулинский

— Под присмотром общины отца Сергия, получается.

О. Тимошенко

— Да-да. И это так важно, потому что батюшка на протяжении всей нашей жизни в этом доме, для нас, батюшка — это всё. То есть, ребята, они... Только слово «батюшка». И это всё. Глаза... Любому можете подойти в любой момент, и батюшка сказал, всё. Это, вы знаете, это непререкаемо. Это вот настолько они... Для них это очень значимый человек. И это важно, что в их жизни вот есть такой значимый человек. И ребята в интернате, как и обычные такие люди, совсем далеки были, чтобы выучить молитву или что-то. И все говорили, что у них нет памяти, они там не могут. Все могут. Поверьте мне, даже мой неговорящий сын вместе со всеми встает перед трапезой, он знает, что нужно постоять тогда определенное время, пока читается молитва, пока идет богослужение. Все-все знают и все читают. А Валя у нас, Валентин, парень, он у нас пришел один из последних. Сейчас у нас в доме 10 человек. Он выучил величание Серафиму Саровскому, но у него немножечко...

В. Рулинский

— Дефекты речи?

О. Тимошенко

— Отсутствует слух. Но он при этом так старательно поёт.

В. Рулинский

— Обычно те, кто не имеет слуха, очень громко поют.

О. ТимошенкоЯ этого не говорила. А батюшка всегда восхищается и говорит: «Валя, ну давай».

О. Тимошенко

— И Валя у нас с таким...

В. Рулинский

— А все, наверное, из деликатности тоже смиренно слушаются.

О. Тимошенко

— Конечно.

В. Рулинский

— Не прерывая.

О. Тимошенко

— И радуемся. А Валя у нас тут сообщил недавно, что он ещё величание одно выучил и с большой радостью будет петь это всё. Я говорю: «Хорошо, Валя».

В. Рулинский

— Да, замечательная история. Вы знаете, я узнал, что у вас есть, помимо Жени, есть еще, получается, семья, в общем-то, состоит из других членов семьи, да, и один из ваших сыновей — это солист Парижской и Венской оперы. Вот и получается, старший, по-моему, да? Как вообще семья отнеслась к вашему такому пути и выбору и организации такого грандиозного проекта?

О. Тимошенко

— Каждый день мой старший сын звонит вечером. Неважно, есть ли у него занятие. Пусть это будет минутка или полминутки. И всегда со слов: «Мам, у тебя есть минутка для меня?» И это вот сейчас не подбор, не какие-то выбранные слова. Это действительно так. Когда мне недавно исполнилось 50 лет, и ребята сделали мне подушку, где большая толстая кошка, а вокруг неё много-много котят. Они как бы сделали. И один кот такой чёрный, высокий такой. Ну, это Миша. И Миша мне говорит: «Мам, а я это... Я десятый уже или одиннадцатый?» И я говорю: «Миш, ты уже одиннадцатый». Смеемся, конечно. Семья меня полностью поддержала. Если бы, наверное, не мои близкие — вот тогда, в 2018 году, когда было принято решение, что Женю нужно будет отвезти в интернат, я вообще бы не справилась. Не справилась, потому что без поддержки семьи это просто немыслимо. Первыми, конечно, меня поддержали мои родители, супруг, сын, это безусловно. Ну, потому что Миша до сих пор у нас, он поддерживает меня не только морально, и мы с ним обсуждаем, мы с ним пишем гранты. Все гранты, которые мы пишем, мы пишем вдвоём.

В. Рулинский

— Он же из-за границы там помогает вам?

О. Тимошенко

— Конечно, электронную почту никто не отменял, он в теме любого моего... Ну, потому что звонки каждый день не ограничиваются одной минутой общения, да. Иногда мы там растягиваем это всё на целый час, а то и более. И он знает вообще все мои проблемы, он знает, где мне сложно, где нужно поддержать. И каждый раз, особенно в последнее время, он так говорит: «Мам, тебе просто нужно как-то научиться делегировать хотя бы что-то, потому что ты просто свалишься. И это всё? Потом как это всё будет?» Я говорю: «Ну вот... Ещё чуть-чуть, и я найду время. Или найдётся человек, Господь пошлёт человека, который проникнется этим и будет». Но Господь действительно посылает нам. У нас нет случайных людей в доме. Совсем нет. Потом пришли как-то мастера, мы в подвальном помещении организовали очень хорошие мастерские. Это гончарка, ткачество. Мастерские были организованы, когда выиграли первый грант, и привлекли уже родителей ребят, которые к нам приходят на занятия. Грант закончился, а что ж потом сказать: «Извините, двери открылись, а потом мы их закроем?» Такого не бывает. Не получилось, просто не получилось. И теперь уже к нам приходят в эти мастерские, и уже у меня многие из моих ребят как сопровождающие выступают, как тьюторы выступают на определенных занятиях, ну, потому что рук-то не хватает, и ребята из семьи приходят очень тяжелые, ну, в плане того, что не тяжёлые, а что-то многое не умеют, у кого-то по состоянию здоровья просто элементарно нужно всегда, чтобы была рука в руке. Всегда. Для них это важно. А ещё я поняла, мне, наверное, года полтора назад, что это не столько нужно для самих ребят, сколько для их родителей. 24 на 7 для родителей это просто... Если у нас вредные профессии, вообще те профессии, которые занимаются психиатрией, да, у них большие отпуска там, у них есть какие-то перерывы, да, то у родителей этих перерывов и этого отпуска нет. И он 24 на 7 с этим ребёнком, да, и если уж по статистике, как-то я где-то читала, что по статистике люди, занимающиеся психиатрией, очень часто страдают, это вредная профессия, и накладывает отпечаток, то у родителей, представляете, там, я не знаю, как они выдерживают, и какие у них... Я не знаю, я сама мама, да, я знаю, что это такое. И это для них больше надо. И мы организовали отдельно, что родители, когда приходят, мы разделяем эти группы, родители отдельно. Им просто иногда нужно за кружкой чая посидеть и пообщаться друг с другом. И это тоже очень важно. А потом я подумала, а почему бы родителям не организовать какое-то... ну, какое-то действие, которое будет приносить пользу. Почему бы? Для них же это тоже важно. Мастера у меня пенсионеры. Все пенсионеры, которые... Один у меня замечательный мастер, это геофизик, представляете? Вторая у меня физик-математик, совершенно, которая делает качеством, занимается, но я не понимаю... Я физик-математик, она до сих пор занимается, преподаёт, и у неё репетиторство по физике-математике, но при этом она приходит и занимается с ребятами, и это тоже очень... это совершенно другое направление, и люди в себе тоже открывают какие-то новые грани, и это им помогает дальше двигаться вперёд, развиваться, вот это я точно могу сказать. А ребята коммуницируют и с разными, получается, не только с обычным... Им очень тяжело было с обычным миром столкнуться. Особенно, знаете, когда мы вот... Вот он монастырь в 30 метрах от нас, да, и благодаря батюшке ведь трудовая занятость или как социальная занятость, это вопрос сейчас такой, да, всё-таки это социальная занятость или трудовая занятость... была организована на базе монастыря, в тех мастерских, которые были в монастыре. Это хлебопекарня, это сыроварня, это молочка, это кондитерка. То есть ребята постепенно смогли освоить все те навыки, которые сейчас мы применяем вот на Херсоне. Они смогли... кто-то печь хлеб, кто-то... маленький Юрка научился печь хлеб. Гриша у меня научился в кондитерской делать потрясающие кондитерские изделия. И это тоже очень важно. Но, с другой стороны, меня настораживало, что вот этот мир, который добрый, замечательный, потрясающий мир, который был создан вокруг монастыря, это же не весь мир, в который мы потом будем выпускать этих ребят. Конечно, тоже это очень страшно, и как дальше? И вот Юра сейчас у меня выходит в обычный мир. Мне очень страшно. При этом и он, я говорю, повторяю, что ему тоже боязно. И он говорит: «А может, я буду работать здесь, на Херсоне?» Я говорю: «Хорошо, Юра, давай тогда будем вещи называть своими именами, как ты будешь сюда добираться. Транспорт, к сожалению, туда не ходит. Ну, в какие-то дни я могу тебя возить, но если мы говорим о трудовой занятости, то это должно быть ежедневно, как мы с тобой... То есть надо приучать их к нормальной жизни, они же выходят в нормальную жизнь, к определённому времени, то есть к определенному часу, ты должен выполнять определенные функции, да?» Он говорит: «Да, вы правы». И пока, вот пока, он как бы... Вот когда в мае месяце он у нас выходит, и мы решили: «Юль, давай ты сначала обживёшься, пока ты сейчас заключишь там все договоры, ну, чисто такие бытовые моменты, а дальше мы с тобой будем двигаться дальше».

В. Рулинский

— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы говорим сегодня с Ольгой Тимошенко, руководителем Дома сопровождаемого проживания «Маяк» в Оренбургской области, в городе Орск. Меня зовут Василий Рулинский. Я пресс-секретарь синодального отдела по благотворительности. Я всех призываю поддержать работу Центра сопровождаемого проживания. Можно это сделать, зайдя на сайт организации «Территориальный центр социальной адаптации «Маяк» в Орске, можно в любом поисковике найти сайт организации и поддержать, сделать пожертвования. Ну, а если вы тот самый физик-математик, физик-ядерщик и совсем не физик, но тоже хотите помочь, как хотите, как можете, да, тоже можно там найти контакты и связаться с Ольгой. Я думаю, действительно, случайных людей не бывает, так что это, может быть, ваш шанс сделать что-то доброе. Ольга, вы знаете, тут такой момент получается: действительно, проговорили о том, что интернаты — это место, куда не хотелось бы, чтобы попал его ребёнок с инвалидностью. Но всё-таки дома сопровождаемого проживания появляются, их появляется мало, но всё-таки появляются. Но здесь вопрос-то в чём? Всё равно это очень адресная и очень индивидуальная творческая работа, которая, мне кажется, очень сильно зависит от личности того человека, кто это организовал. То есть поменяется человек, поменяется во многом вообще сама организация, её начинка, что ли, да? И в этом смысле, как вы видите дальнейшую перспективу таких организаций, как ваша? Как это правильно выстроить, чтобы это действительно появилось, ну, как целая полноценная альтернатива? Не просто такая, знаете, на несколько лет или на несколько даже десятилетий, да? А вот чтобы это было... Вы же, наверное, тоже про это думаете? Это вопрос такой, знаете, непраздный. Что с этим делать?

О. Тимошенко

— Ну основа всё равно заложена, уже основа, как говорят, фундамент. Если уже есть такой фундамент, очень прочный, с определёнными устоями, с определёнными правилами, я считаю, моё мнение такое вот субъективное, что тогда это будет, и вся эта организация будет стоять на этих правилах, на этих основах, тем более, говорю, повторяю, всё-таки... Государство заинтересовано в этом, это всё поддержано на законодательном уровне. Поэтому от человека зависит, согласитесь, не только дома сопровождаемого проживания, да? Любое предприятие, в зависимости от того, кто стоит у руля, всё равно есть. Я действительно повторяю ещё раз, что, слава Богу, сейчас уже есть определенные законы, локально-нормативные акты, в рамках которых мы всё-таки можем эти дома создавать, и чтобы эта основа не рушилась. А кто у руля будет стоять, я думаю, эти стены, стены локально-нормативных актов и законов, всё равно не дадут слишком увести в сторону от той идеи, которая лежала в основе создания этого дома. Может быть, я не совсем искренне сказала. Я сказала искренне, но не так, чтобы это было понятно. Но что касается дома, да, конечно, я хочу, чтобы был преемник. Тот преемник, который всей душой любил ребят, болел этим, и для которого этот дом был не просто работой, а целью всей жизни, потому что дом мы называем семьей, и хотелось бы, чтобы структура была как семьи, чтобы это было не совсем как госучреждение, закрытое в локально-нормативные акты, но хотелось бы, чтобы человек думал о каждом из участников нашего проекта.

В. Рулинский

— А вообще, где появляются такие люди? У меня ощущение, что, когда ты просто нанятый сотрудник, это сложно, мне кажется, маленький процент, что будут такие люди. По-моему, это должно прорасти изнутри. Вот вы, например, могли бы сказать: «У меня есть Женя, я его поместила, посмотрела, как он существует в новых социальных условиях, как приобрел навыки. Я приобрела навыки жизни без него, и всё, заберу Женю, буду с ним дальше заниматься. Зачем мне все остальные ребята?». Это же в каком-то смысле нужно быть немного сумасшедшим, чтобы еще взять всю модельную группу, увеличивать количество, да?

О. Тимошенко

— Вы знаете, когда мы открыли этот дом, и батюшка пришёл освящать его, приезжал мой старший сын и давал благотворительный концерт там же, в Иверском женском монастыре, там есть зал. Было огромное количество людей, и батюшка меня позвал и говорит: «Познакомьтесь, это сумасшедшая Ольга». Я стою, смотрю: батюшка, вы меня сумасшедшей... Миша потом говорит: «Мам, я бы всё отдал, чтобы меня назвали сумасшедшим». Вчера я приехала на конференцию ЦЭН «У каждого», которую проводят центры лечебной педагогики, основатель Анна Львовна Битова. Общаюсь с ними очень давно, и вчера вечером после 20:00 мы собрались, руководители таких центров, домов, реабилитационных центров, и из всех этих разговоров следовало, что все, кто организовал такие дома, имеют личную мотивацию. Они родители особенных детей все. Я общалась вчера с Иркутском, с Ярославлем, с теми, кого я знаю из Питера, Москвы, Пскова. Я эту историю знаю очень давно. Вчера у меня было много новых знакомств. Это все родители, родители, у которых особенные ребята. Вот как этому прорасти?

В. Рулинский

— Ну, действительно, наверное, будут еще такие родители, которые станут преемниками таких проектов?

О. Тимошенко

— Знаете, я хочу сказать, что есть и люди, у которых нет таких детей, но они действительно горят. Я хочу сказать про своих сотрудников. Нужно так любить ребят, не свое дело, а ребят, потому что здесь совсем другая работа. За минимальную заработную плату ездить из другого города, бросить семью на неделю и полностью погрузиться сюда, в этот процесс, это дорогого стоит. А один педагог-старший воспитатель у меня из Оренбурга, она уехала с семьей в Оренбург из Гая, и она из Оренбурга ездила. Оренбург от нас практически 300 километров. И зимой, весной, по нашим дорогам, где есть опасные участки, она ездила. Я благодарю Господа за то, что он послал мне таких сотрудников.

В. Рулинский

— Да, у вас недавно был серьезный катаклизм, про который мы упомянули. В Орске было наводнение, и насколько ваш дом пострадал, насколько эти стихийные бедствия изменили ваш уклад, повлияли на что-то?

О. Тимошенко

— Наш дом, слава Богу, не пострадал. Мы живем возле монастыря на самой высокой точке Орска. Но мы сразу почувствовали наводнение. Пятого числа, когда прорвало дамбу, началось резкое подтопление. Я ехала с работы, было много машин, сирены, объявление, чтобы все покинули помещение, где вероятно подтопление. А нам, уже на улице мы когда делали ремонт, нам помогали люди из Таджикистана, многодетные, у них ребенок-инвалид, люди с другой верой. 5 апреля 2024 года пришлось на их праздник, у них свои уклады, они не кушают днем, едят по ночам. Ребята спрашивают, почему они едят по ночам? Они боятся, что мы у них еду заберем, — это я смеюсь. Я знала, что они живут возле зоны потопления, и позвонила, говорю: «Вы где?». Они говорят: «Мы только домой приехали». Они с супругой вдвоем работают. Я их нанимала по договору, и я говорю: «Вы собираетесь куда-то?». Он говорит: «А нам некуда уйти». Я говорю: «Собирайтесь, мы сейчас подъедем, заберем вас». Думали, что это на ночь, максимум на две, никто не думал, что будут такие масштабы. Привезли мы их домой, к ребятам. Это четверо детей, двое взрослых, плюс мы все. Одно дело, когда они приходили к нам работать, мы их кормили, чай пили. И совсем другое жить бое о бок. Для ребят это было испытание. Принять у себя совершенно посторонних людей, людей с другой верой. Нам приходилось им это объяснять, растолковывать. Они у нас жили полтора месяца. У них по самую крышу всё затопило. Для ребят это было испытание, для нас тоже, мы по-другому научились. Не стало воды, у нас было плохо с питьевой водой, и мы вместе обеспечивали себя водой, продуктами, потому что пришли еще 6 человек, и за стол садятся не 13 человек, а плюс 6, это значительно для бюджета. Мы через это прошли. Я начала понимать, что нужно помогать другим семьям. У меня есть знакомые многодетные семьи в Старом городе, где было подтопление. Я стала звонить, собирать продукты, у нас много солений. С ребятами мы засаживаем огород, закупаемся осенью овощами, у нас много продуктов, которые мы консервируем, готовим, заготавливаем, потому что нужно кормить эту большую семью. Мы стали делиться своими запасами, и я официально издала приказ как организация, что мы соберем средства и закупим необходимое для многодетных семей, которые пострадали. И мы заказывали через «Вайлдберисс» либо «Озон» необходимые вещи. Таких семей оказалось 27. Теперь это друзья нашего дома. Я не думала, что такое большое количество на маленьком пятачке, недалеко от храма, много многодетных семей, хороших, нормальных, здоровых, крепких. Оказывается, они все выпускники воскресных школ при храме. Они остались здесь жить, ходят в храм, добрые, сплоченные. Мы дружим уже почти год. Это событие, понятно, что значимое для нашего города, потому что мы живем в полупустыне, и тут откуда-то пришла вода. Это нечто. Это событие изменило не только эти семьи, но и нашу семью. Я стала замечать, что ребята стали более жалостливыми. Они проявляют своё сострадание. Ведь, ребят, когда приехали из интерната, вы знаете, очень было интересно, что только у Артура всегда проявлялось участие: он меня спросит вечером, говорит: «Устала, да?» То есть он это видел, остальные нет. Наверное, в интернате не было принято думать о других или как-то заботиться о других, а вот именно только у него было. Со временем, вот после, особенно, этого нашего потопа, я видела, как они сострадают другим. И это тоже важно.

В. Рулинский

— Да, это очень важно. Слава Богу, что появляются такие проекты, такие люди, которые учат состраданию, и с Божьей помощью удаётся помочь большому количеству людей. А главное, конечно, поменять, как вы сказали, качество жизни. Сегодня у нас в гостях в программе «Делатель» была Ольга Тимошенко, руководитель Дома сопровождаемого проживания «Маяк» в городе Орске, Оренбургской области. Если у вас есть желание поддержать работу этого центра, можно это сделать, зайдя на сайт организации, в любом поисковике введя «Центр сопровождаемого проживания „Маяк“ в Орске». Меня зовут Василий Рулинский, я зампредседателя синодального отдела по благотворительности. Мы сердечно благодарим, Ольга, вас за сегодняшний разговор. Спасибо большое и до новых встреч. До свидания.

О. Тимошенко

— Спасибо, до свидания.

---

Все выпуски программы Делатели

• «Помощь людям с особенностями развития». Ольга Копылова
• «Помощь людям с инвалидностью». Вероника Леонтьева
• «Социальное служение». Татьяна Зальцман