«Церковная жизнь в 1940-е гг.». Алексей Светозарский

У нас в гостях был председатель ученого совета музея «Советский Союз: вера и люди», профессор Московской Духовной Академии, заведующий кафедрой Церковной истории Алексей Светозарский.
Мы говорили о церковной жизни в 1940-е годы: о возрождении спустя длительное время после закрытия духовных семинарий в Москве и других городах СССР, а также о возвращении церквям мощей святых.

Ведущая: Ксения Толоконникова

---

К. Толоконникова

— Здравствуйте, дорогие слушатели, сегодня четверг, семь часов вечера и по традиции, в это время, на волнах светлого радио, на «Светлом вечере» передача, совместная с музеем «Советский Союз: вера и люди». Сегодня в студии я, Ксения Толоконникова, директор музея и исследовательского центра, и Алексей Константинович Светозарский

А. Светозарский

— Добрый вечер.

К. Толоконникова

— Добрый вечер, Алексей Константинович, председатель ученого совета музея, заведующий кафедрой Церковной истории Московской Духовной академии. И мы продолжаем разговор, начатый нами в прошлый раз о жизни Церкви в 40-е годы. Мы остановились на 43-м годе, на избрании митрополита Сергия (Старгородского), местоблюстителя Патриаршего престола патриархом, а начнем сегодня с 45-го года, с кончины, я так понимаю, неожиданной, более или менее, для всех патриарха Сергия и с Собора 45-го года.

А. Светозарский

— Тем неожиданней, что он служил накануне своей кончины и погребение его собрало огромное количество народа, и есть кадры кинохроники. Необычным было то, что похоронили его в соборе Богоявленском, в Никольском приделе — это, конечно, было, тоже очень необычно.

К. Толоконникова

— То есть таким образом была заведена эта традиция погребения патриархов в Елоховском соборе?

А. Светозарский

— Да, потому что до революции в Лавре хоронили московских митрополитов, патриарх Тихон был погребен в Донском, то есть какой-то традиции-то не было, вот Сергия похоронили там, а уже Алексия Первого (Симанского) опять в Лавре, он очень любил Лавру, была уже возможность, там же был и похоронен.

К. Толоконникова

— И там же и Пимен?

А. Светозарский

— Да.

К. Толоконникова

— Это под Успенским собором, если я правильно помню, там вот эта небольшая крипта. И вот Собор 45-го года, который избирает патриархом Алексия Первого, но я так понимаю, что Собор этот был, не надо это скрывать, этот секрет Полишинеля — Собор был декоративным вполне...

А. Светозарский

— Но вполне каноничным.

К. Толоконникова

— С одной стороны, каноничным, с другой стороны, декоративным, то есть кандидатура Алексия Первого, скажем так, не вызывала ни у кого вопросов, правильно я понимаю?

А. Светозарский

— Да, до этого были объективные, на самом деле, мог бы как-то посоперничать с ним в плане популярности митрополит Николай (Ярушевич) и его отношение тогда...

К. Толоконникова

— «Наш златоуст», как его называли...

А. Светозарский

— Да, но тем не менее, как-то он на это не пошел, но и не предполагалось, потому что было открытое голосование, все было вполне так гласно, на виду, но и объективно: ну, во-первых, старейший по хиротонии архиерей, он 913-го года, только два участника Собора были рукоположены до революции: он и Виталий (Введенский) в 1915-м — всё, остальные — это 20-е, 30-е годы...

К. Толоконникова

— А Николай (Ярушевич) тоже послереволюционной хиротонии?

А. Светозарский

— Конечно, в 20-е годы, больше всего было хиротоний, больше всего и дожило епископов этого поставления, в 30-е годы меньше всего и очень много тех, кого рукополагают 42-й, 43-й, 44-й — 44-й особенно — это, в основном, вдовые протоиереи, принимающие монашество и призываемые на епископское служение.

К. Толоконникова

— Да, вот сразу вспоминается, например, митрополит Ленинградский, который наследовал митрополиту Алексию...

А. Светозарский

— Григорий Чу́ков, Дмитрий Градусов, Варфоломей Горо́дцев — это вообще однокурсник патриарха Сергия по Петербургской академии, он говорит: «Ну куда мне? — Нет, надо послужить Церкви, давай». Он очень интересовался богословскими вопросами, такой, старой школы был человек, ну и часть уже, конечно, бывших обновленцев участвует в Соборе, принятых, принимали их довольно строго, хиротонии признавались только до 24-го года действительными, когда патриарх Тихон и Синод при нем не издали соответствующее постановление, всех остальных перерукополагали, женатых не брали и так далее.

К. Толоконникова

— Довольно быстро же при отсутствии каких-то противопоказаний проводили по этой иерархической лестнице, никого же там в дьячках не держали...

А. Светозарский

— Ну, Введенский не попал никуда.

К. Толоконникова

— Введенский не попал, ну так уж это он сильно постарался, чтобы никуда не попасть.

А. Светозарский

— Вот, кстати, два слова надо сказать, отдавая должное деятельности обновленческого духовенства, лично Введенского, тоже следует отметить, в годы войны: это и сбор средств, это и послания, довольно сильные, они неизвестны, в своем ключе написаны, обновленческое духовенство на оккупированных территориях у оккупантов было под подозрением и подвергалось репрессиям, в них видели агентов сплошь и так далее, поэтому хорошо, что этим вопросом занимались исследователи.

К. Толоконникова

— Конечно хорошо, да и просто такая однобокая демонизация того или иного слоя или класса — ну, это, все-таки, тоже наследие эпохи воинствующего атеизма, ну зачем мы будем этим заниматься, это совершенно не наша история, а мы лучше вернемся к Собору 45-го года. Вот интересно взглянуть на два этих Собора: Собор 43-го года и Собор 45-го года, что изменилось за это время? Все-таки, мне кажется, за эти два года изменилось очень многое в церковной жизни?

А. Светозарский

— Ну конечно, безусловно, да, в той же московской церковной жизни, здесь нет массового открытия церквей, потому что считается, что храмов достаточно, хотя это не так — храмы забиты, можно было бы открыть, но этого не делают...

К. Толоконникова

— Но вплоть до конца 40-х годов все-таки открывают, постепенно, понемногу...

А. Светозарский

— Открывают, но это очень такие вот знаковые, многофункциональные, это два храма Новодевичьего монастыря, Надвратная Преображенская для нужд Богословского института и пастырско-богословских курсов...

К. Толоконникова

— Открыта в 44-м году во исполнение договоренности 43-го года.

А. Светозарский

— Да, 14 июня уже не Сергий, уже Алексий, как местоблюститель, приветствует, благословляет начало этой работы, но огромные подготовительные работы делаются еще при жизни патриарха Сергия под водительством митрополита Григория (Чу́кова), у которого был огромный педагогический опыт, на таком, духовно-педагогическом поприще он трудился и вот представил проект такого духовного образования. Возникает духовное учебное заведение, представьте себе — вдруг, в Москве, то есть даже не так важно, что открыты храмы, хотя Успенский храм, конечно, очень популярен.

К. Толоконникова

— После почти четверть векового перерыва.

А. Светозарский

— Да, но там были, были разного рода, но, опять же, все это до 35-го года, православным запретили, раньше был Богословский институт недолго в Ленинграде, ректором был как раз Чуков, обновленцы продержались чуть дольше, но с 35-го года и у них все плохо, и у них разгромлены структуры, у них есть два вот этих: Виталий Введенский, формальный первоиерарх Александр Введенский, а никаких структур нет, никаких епархиальных управлений, ничего этого нет, тем более учебных заведения и вдруг вот такое. Все это очень скромно, конечно, так что даже иерархи в беседе со Сталиным настаивают, что это пока что курсы института, а ему нужен статус академии, семинарии, привычные для него структуры...

К. Толоконникова

— Ну конечно, погоны-то вернули, надо и академию вернуть.

А. Светозарский

— Ну конечно, а тут какие-то курсы пулеметные, понимаешь, но сил нет, людей нет, потому что даже при том, что поступившие на эти курсы освобождались от призыва — это все-таки 44-й год, таких людей-то немного, кто не призван еще, то есть это очень-очень почтенные люди, возрастные, причем те, кто начинал учиться до революции, ну можете себе представить, там люди 903-го года рождения приходят, либо та молодежь, которая под призыв не попала, вот первые слушатели — тоже такая, не очень читаемая страница в истории начальной нашей возрожденной духовной школы, допустим, будущий митрополит Питирим или Алексей Сергеевич Буевский, они все — студенты МИТа, тогда он как-то по-другому назывался, но суть та же, нашего железнодорожного вуза.

К. Толоконникова

— Инженеры транспорта.

А. Светозарский

— Да.

К. Толоконникова

— Но они под бронью?

А. Светозарский

— Они под бронью и так, слегка недоучившись, они без того параллельно помещали занятия, ну а дальше уже где-то с 46- года туда приходит две категории основных, подавляющее большинство — это те, кто родился уже в постпризывном возрасте для военного времени, то есть те, кто родился после 27-го года, за них дослуживали, условно говоря, старшие братья, которые семь лет, если ты призван в 43-м — ты будешь служить до 50-го или даже 51-го года, а кто 28-й, 29-й — они приходят, это молодежь военного времени, которые работают на заводах, в каких-то совхозах, в том числе, жившие в оккупации тоже приходят — это 29-й, 30-й год и приходят первые демобилизовавшиеся фронтовики. Понятно, что первыми отпускают не всех, а самых старослужащих и вот в 46-м году — это отец Кирилл Павлов, фронтовик, отец Тихон будущий, Агриков, у него две войны, если я не ошибаюсь, не только Великая Отечественная, но еще и Финская.

К. Толоконникова

— По-моему, тоже, да.

А. Светозарский

— Конечно, отец Петр Бахтин, трудившийся в армии трудовой...

К. Толоконникова

— Я ничего не путаю: по-моему, отец Алипий Воронов тоже?

А. Светозарский

— Нет, он не учился. Отец Петр Бахтин — такие яркие биографии, фронтовые именно, Марк Харитонович Трофимчук, который был в трудовой армии старшиной, был Алексей Петрович Горбачев, будущий председатель и такой, дежурный помощник, казавшийся бессменным, вот эти люди, как бы одно поколение, но в этом поколении есть люди, которые старше на целую войну по своему́ и опыту, и так далее. И вот это уже новое такое поколение начинает формироваться, это видно, это заметно, это молодежь, это всегда забитый храм, много очень желающих. Первый этот, Спасо-Преображенский, он крохотный, Надвратная церковь, по сути, домо́вая, стоят на гульбище, на высоте, там поднята открытая площадка, гульбище, в холодную, правда, погоду храм не действует и учащиеся отправляются в Елоховский, где для них отдельное место, особо выделенное, чтобы они там молились.

К. Толоконникова

— VIP ложа.

А. Светозарский

— Да. И потом уже, это очень важно: под нужды института передают Успенскую церковь, где масса подсобных помещений, вот в нижнем этаже в подклете, там же размещается, в этом комплексе, это целый комплекс — редакция журнала Московской Патриархии...

К. Толоконникова

— И она там будет находиться довольно долго.

А. Светозарский

— Долго, до начала 80-х, когда будет переоборудовано, очень сильно модернизировано одно из зданий на Погодинской улице, Погодинская, 20, ну как новое оно презентовалось всячески, хотя отдельные подразделения останутся там же, в Успенской церкви, там живут учащиеся, часть отдана под общежитие и главное, что это действующий храм, храм учебного заведения, где молодежь и поет, и читает на клиросе, вообще привлекает, там вне богослужебные беседы проводят, то есть давным-давно нигде и никак, туманными картинами...

К. Толоконникова

— А люди внешние могли туда прийти?

А. Светозарский

— Конечно, вечером, в воскресенье вечером, вечерня, как это было принято до революции, не знаю уж, с акафистом или без, и потом какие-то на тему Священной истории, но здесь тоже не будем идеализировать, потому что дальше будет полоса арестов...

К. Толоконникова

— Но это уже 49-й год.

А. Светозарский

— Ну, 48-й.

К. Толоконникова

— Я напомню нашим слушателям, что сегодня мы разговариваем с Алексеем Константиновичем Светозарским. С вами в студии я, Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди». И мы говорим о 40-х годах, о жизни Церкви в 40-е годы. Алексей Константинович, можно ли сказать, что это время...я вот в прошлый раз еще об этом говорила и сейчас повторюсь: у меня вот это время послевоенное как-то очень плотно сцеплено не только с рассказами представителей старшего поколения в моей семье — это и голод в деревне, и какие-то другие обстоятельства, но есть песня Высоцкого «Баллада о детстве»: «Было время и цены снижались...» что там дальше?

А. Светозарский

— «...и текли куда надо каналы и в конце куда надо впадали»

К. Толоконникова

— «Из эвакуации толпой валили штатские», то есть все-таки это было время, несмотря ни на что, какого-то колоссального, как мне кажется, общественного оптимизма, время надежд, в том числе, и церковных. И вот какие надежды сбылись все-таки, хотя бы отчасти, а каким не суждено было, не дано было сбыться?

А. Светозарский

— Ну вот эта вот как раз молодежь, которая приходит уже в семинарию, уже 46-й год и позднее, она вполне ориентировалась в реалиях времени, это были люди, один из них, например, перевелся в ночную смену, ночью он работал, его не отпускали с оборонного предприятия, потому что у нас ведь долго, где-то до 47-го года у нас действовали законы военного времени на производстве, его не отпускали, нужно было вмешательство наркомата, курирующего это предприятие наркомата, к которому обращалась администрация Академии, интересные были времена и, как правило, человека отпускали с производства, уважительная причина: он идет учиться в Духовную семинарию, представляете отношение? Вот они были очень в этом плане люди живые, быстро все схватывавшие тогда на лету, и они рассказывали, как вызов в семинарию, один рассказывает уже оба покойные московские протоиереи: послал все, как положено, послал запрос, в ЖМП-то напечатали, что набор идет, адрес дали, бывший Новодевичий монастырь, и вот ему приходит, что явиться на приемные испытания, иметь с собой подушку и запас продуктов на три дня, потом они поступают, москвичи питаются дома, а те, кто проживает в общежитии, сдают свои карточки, но это до 47-го года, потом потихоньку налаживается. Вот эти трудности военного времени, конечно, присутствуют, но они все вместе, они занимаются тем делом, к которому всей душой стремились. Другой протоиерей рассказывает, как он преодолевал сопротивление, священников не было, семья была благочестивая, христианская, бежавшая из деревни в Москву по можно предположить, каким причинам, и он работал как раз на заводе 16 лет, чуть не мастером был, как он говорил, и там родственники говорили: «Ты, что, тебя заберут, просто посадят и все, какая семинария, о чем речь вообще? Что это такое, что ты придумал?» Ну вот тем не менее преодолевает, но при этом, когда вызывают куда надо, они начинают рассказывать, что они газет не читают, что они любят культуру, ничем не интересуются, то есть это вот такой момент «прикинуться валеночком» и отказываются от участия...

К. Толоконникова

— По-моему, даже это в интервью у архимандрита Кирилла (Павлова) покойного, что ему пришлось когда-то кому-то сказать, что досуг у них такой: «они пьют водку и разговаривают о девушках», вот так вот. То есть этот досуг был понятен вопрошавшим.

А. Светозарский

— Моя любимая история, опять же, из первых рук, насчет девушек понятно, отец Кирилл был как-то на монашество всегда настроен, насчет водки: конечно, нет, не принято было в среде, но он всегда сдавал денежки на коньячок, если что-то справляли бурсаки, новые уже, советского периода, он сдавал деньги, но никогда не участвовал, я могу свидетельствовать, мне об этом рассказывали те, кто справлял какие-то свои события.

К. Толоконникова

— Но тем не менее, вел себя товарищески.

А. Светозарский

— Вел себя, как товарищ, это был, наверное, тоже, один из самых дорогих таких моментов, это всегда очень крепкая дружба, это выпуск, который, до последнего времени встречались они, пока был жив хоть последний, когда уже никого не осталось, встречались матушки, которые пережили супругов.

К. Толоконникова

— Это очень трогательно и очень интересно и вот это, ну все-таки эта новейшая история академии, она, конечно, ждет своего исследователя, она еще не написана, это потрясающе интересно...

А. Светозарский

— Ну, отчасти написана, все-таки я возражу, просто не очень доступное издание, мы его называем сборником, на самом деле это трехтомник, посвященный 325-летию Академии, издание дорогое, потому что такое оно, на прекрасной бумаге...

К. Толоконникова

— Подарочное...

А. Светозарский

— Оно не пошло, в широком распространении его нет, собираем этот материал, как-то стараемся каждое свидетельство зафиксировать, так что интересное время. И опять же, вот явление московской жизни: конечно, туда пойдет народ.

К. Толоконникова

— Но это явление именно в московской жизни было сравнительно недолгим, ведь семинарию и академию перевели уже в 48-м году в Посад, в Лавру и она водворилась там, где и была почти всегда, да?

А. Светозарский

— Ну не очень, но довольно долго, храм считался академическим, давал значительный процент содержанию духовной школы, вот этот храм Новодевичьего, он же большой, там всегда масса народу, особенно в большие праздники, на Пасху там весь двор всегда был народом занят и вот этот статус некий был, там они разрывались, потому что хор продолжал петь учебного заведения, регенты там должны были отправляться заранее, где-то ночевать там, где-то их кормили, укладывали и так далее. И главное, что удалось отстоять, потому что, конечно, было бы это не очень удобно: открыть храм, потом закрыть, но патриарх Алексей планировал там еще и монастырь открыть женский, но не получилось, монахини-эмигрантки попросились, Ле́снинский монастырь, группа во главе с игуменьей Ниной, но не получилось, по независящим ни от него, ни от советского правительства обстоятельствам они не смогли приехать в Советский Союз, а так он хотел, очень, ведь у нас не было женских монастырей на территории Российской Федерации, в РСФСР, ни одного.

К. Толоконникова

— Не было, были на Украине, на территории Украинской ССР, в Молдавии и в Прибалтике, это были. Но вот мы сейчас с вами сказали о Московской Духовной семинарии, но семинарии открылись ведь не только в Москве в это время, значит, это же открывается и Ленинградская семинария и академия в 47-м году, затем в Одессе, мне кажется, даже раньше была открыта или нет?

А. Светозарский

— Нет. Одесса, ну, кое-где что-то такое действовало, да.

К. Толоконникова

— Мерцало так, да?

А. Светозарский

— Да, это Жиро́вицы, Минская, там какие-то курсы...

К. Толоконникова

— Жиро́вицы, Киев.

А. Светозарский

— Да, конечно, Киев, но там нет академии, действует семинария.

К. Толоконникова

— Саратов?

А. Светозарский

— Саратов тоже, да, предполагалось в Вильнюсе, не получилось, как-то там с этой учебой не заладилось...

К. Толоконникова

— То есть все духовные школы, которые действовали в 50-е, 60-е годы, еще в Ставрополе, все они открылись в 40-е годы, в 50-е не открывалось уже ничего, а, начиная с 60-го года или даже с конца 50-х, пошел процесс закрытия семинарий и первой в этом числе, в этом ряду закрытых была, по-моему, Ставропольская как раз?

А. Светозарский

— Я точно не скажу, но Ставропольская, Жиро́вицкая, Минская она же, Саратовская, все они были закрыты.

К. Толоконникова

— Подождите, Жиро́вицкая разве не действовала?

А. Светозарский

— Нет, ничего не был в Белоруссии, но Белоруссия уникальна, это такая советская республика поголовного атеизма, то есть был курс взят на это.

К. Толоконникова

— Да, да, ее хотели, как показать последнего попа́ по телевизору, так хотели показать первую союзную республику, победившего культурного такого атеизма. Возвращаясь к 40-м годам, вот как раз в это время происходит открытие духовных школ, открытие храмов, если говорить о Москве, то это, помимо уже упомянутых вами храмов Новодевичьего монастыря — это Ордынка, 48-й год, Всех Скорбящих Радости, даже не очень там был порушен интерьер, практически все в целости осталось.

А. Светозарский

— Запасники Третьяковки, все, кроме чтимого чудотворного образа, он исчез, хотели, видимо, сохранить из каких-то благих побуждений, непонятно, где он бы, и там сейчас список, подаренный патриархом Алексием Первым из каких-то своих келейных икон, не тот образ, что был, но уже в силу своего почитания, я думаю, для москвичей...

К. Толоконникова

— Ну конечно. А подсвечники там, я думаю, что надо нам отдельно, специально поговорить о храме на Ордынке Скорбященском, подсвечники там эти высокие, к которым нужно подниматься по ступенькам — это подсвечники из разрушенного храма Христа Спасителя.

А. Светозарский

— Там, кстати, дружественный, я надеюсь, нам музей, мы уже установили первые контакты, я думаю, что представителя можно будет как раз к разговору пригласить...

К. Толоконникова

— Конечно.

А. Светозарский

— ...это будет очень интересно, такой значимый московский храм, нарядный, торжественный...

К. Толоконникова

— Но теплый при этом, он не вот эта его такая ампирная, даже в чем-то пышность...

А. Светозарский

— Светскость некоторая

К. Толоконникова

— Светскость, да, «кринолинистость» такая в этом есть, все-таки он не сообщает его атмосфере какого-то холода. Мы сейчас должны, к сожалению, на минуту прерваться, но, к счастью, тотчас же вернуться в студию. Я напоминаю нашим слушателям, что сегодня здесь, в студии, я, Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди» и Алексей Константинович Светозарский, заведующей кафедрой Церковной истории Московской Духовной академии. Не покидайте нас, мы скоро вернемся.

К. Толоконникова

— Возвращаемся в студию светлого радио. Сегодня, в четверг, с вами здесь я, Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди», музея-исследовательского центра. И разговариваем мы с Алексеем Константиновичем Светозарским, заведующим кафедрой Церковной истории, председателем ученого совета нашего музея, разговариваем о 40-х годах, о церковной жизни в 40-е годы, ну, преимущественно, конечно, в Москве, но не только. Вот очень интересным еще для этого времени явлением, сейчас мы заговорили о храме Скорбященском на Большой Ордынке, о пропавшей иконе — интересным явлением этого времени становится возвращение Церкви святынь. Коль скоро речь зашла о святынях и прежде всего мощей: в каком году первый прецедент имеет место?

А. Светозарский

— Московский, вы имеете ввиду, да? Ну, собственно, он первый и единственный, это 47-й год, это возвращение мощей святителя Алексия, опять же, под дату, вот здесь надо привыкать: советский период, он должен...

К. Толоконникова

— Неужели к 7-му ноября?

А. Светозарский

— Нет, нет, 7-е ноября в том году бледнело по сравнению, хотя это был юбилей 30-летия великой октябрьской социалистической революции, казалось бы, круглая дата — нет, отмечали событие более масштабно, на уровне Москвы, по крайней мере: юбилей 800-летия первого упоминания Москвы в летописи, в сентябре большие торжества, небывалые совершенно, феерические действия...

К. Толоконникова

— Поставлен памятник Юрию Долгорукому, вот это очень интересно, далеко не все москвичи знают, что этот памятник был установлен очень поздно, в 47-м году, он уже кажется таким, вросшим в эту почву Тверской улицы, улицы Горького, этого сквера.

А. Светозарский

— Да, до этого был монумент Свободы, до этого стоял белый генерал Скобелев, его так называли, он не белогвардеец, я напомню все-таки, выдающийся наш полководец и потом вдруг появляется там Юрий Долгорукий, медаль с профилем витязя, предполагаемый Юрий Долгорукий, которым, кстати, награждали священнослужителей, тех, кто имел медаль «За оборону Москвы», кто имел медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и почти автоматически Юрий Долгорукий, если человек там себя как-то негативно не проявил, он ее получает. Твардовский: «За далью даль, поп с медалью восьмисотлетия Москвы»

К. Толоконникова

— Да, да, я это помню.

А. Светозарский

— И тоже реалии времени. Ну и, конечно, масштабнейшие торжества, вплоть до фейерверков, то, чего люди давным-давно не видели, это первое масштабное празднование послевоенное и отдельно празднование церковное...

К. Толоконникова

— Мультфильм, кстати, вышел к 47-му году, очень интересный мультфильм, он черно-белый, но очень выразительный, там вся прямо история Москвы проходит перед глазами зрителя.

А. Светозарский

— Но вот смотрите: юбилей из национальной истории заслоняет собой празднование новой истории, дату из новой истории, важнейщая дата.

К. Толоконникова

— И это тоже примета 40-х годов, именно 40-х годов.

А. Светозарский

— Конечно, послевоенное время. И уже в октябре к дню Московских святителей, 18 октября по новому стилю церковное празднование, отпечатано большим тиражом...

К. Толоконникова

— А где мощи, кстати, находились, после их изъятия из Чудова монастыря?

А. Светозарский

— В музеях Кремля, рядышком.

К. Толоконникова

— Потому что у нас в музее есть замечательная книжка, 58-го года издания «Русская Православная Церковь. Устройство, положение, деятельность», она была тоже приурочена к юбилею ее издания, патриаршество, 18-й год, 40 лет, адресована она была, конечно, главным образом, зарубежному читателю и там сказано о мощах святителя Алексия, фотография представлена раки в Елоховском соборе, мощи святителя Алексия, митрополита Московского, находятся в Богоявленском соборе в Елохове, ни слова не сказано о том, как они там оказались.

А. Светозарский

— Там интересная была процедура, вот к этому дню напечатана была брошюра церковная празднования, было составлено чинопоследование особое, еще в музее у нас этого нет, надо нам как-то воззвать или потрудиться...

К. Толоконникова

— Разжиться бы.

А. Светозарский

— Да, хорошо было бы, это очень характерный момент и как-то этот тираж не очень разошелся, потому что я знаю, что еще в советское время еще на разного рода складах патриархийных это имелось, но уже понятно, что какого-то хождения иметь не могло, это не календарь, не журнал, но это памятник времени, и были переговоры, что боялись, боялись вспышки фанатизма, потому что уже в этот период после 43-го года засыпают прошениями Совет по делам, люди знают, где какие мощи на местах находятся, они видели их в музеях, знают от сотрудников, может быть, каких-то своих родственников, что они в запасниках, боятся, что будет тут какая-то религиозная пропаганда, но все проходит тихо, что можно было тогда вернуть — вернули потихонечку.

К. Толоконникова

— Там же было даже предложение со стороны Карпова: собрать все книги бы да сжечь, собрать все мощи бы да сжечь.

А. Светозарский

— Да, Молотов остановил это его решение и благодаря этому эти мощи сохранились.

К. Толоконникова

— А почему остановил, из боязни народных волнений каких-то, недовольства?

А. Светозарский

— Видимо, ему эта мера показалась слишком радикальной, да еще и жутковатой, конечно.

К. Толоконникова

— Ну конечно, да, все-таки это, все эти аутодафе́, они уже остались в 30-х годах.

А. Светозарский

— Да, время прошло, и мы не видим, если что-то и происходило, то явно не публично, также, как и возвращение не публично: патриарх Алексий с протопресвитером Николаем (Колчи́цким) едут в Кремль, я предполагаю, что это, может быть, даже и не дневное время, может быть, ну, первый визит — я не знаю...

К. Толоконникова

— Мне где-то встречались какие-то, даже я не помню, где я могла об этом читать или слышать, что, действительно, перевоз мощей ночью происходил.

А. Светозарский

— Ночью, ночью, встреча мощей где-то пока еще метро не ходит, только открытие, в полшестого привез отец Николай (Колчи́цкий) а вот первое такое освидетельствование, вы представьте: Кремль, закрытая зона, через часовых они проезжают, через эти посты, идут в музей, имеющие тоже такой особый статус, убеждаются, что это действительно мощи святителя Алексия и уже потом один протопресвитер Николай (Колчицкий), настоятель собора, на Покров привозит, и духовенство в храме, как положено, святыню встречает в облачении, с кадилом, вносятся мощи в Никольский придел, и все, и тишина, тишина до вечера 17-го октября, всенощная на Московских святителей, люди приходят — рака стои́т, уже на солее — это был подарок, конечно, просто никто не ожидал, хотя до этого были мощи, но временно, Виленских угодников, которые с 15-го года в Москве находились...

К. Толоконникова

— Будучи эвакуированными из Вильны из тогдашней, из Вильнюса, находились в Москве.

А. Светозарский

— По ним, поскольку часть мощей была передана с благословения патриарха Тихона одной игумении, было уголовное дело, по которому патриарх проходил, потому что почитание мощей было запрещено законодательно, ну а теперь вот возвращают, мотивируют чем необходимость вернуть святыни — это не только мощи святителя Алексия, но и, предположительно, князя Даниила Московского, благоверного князя, первый Московский князь, все это описывается и есть письмо Карпову, где патриарх расписывает государственную деятельность, но мощей князя Даниила не оказалось, они исчезли, после даже закрытия монастыря, а прихода, куда перешли Даниловские монахи, я так понимаю, что это храм Воскресения Словущего, рядышком. Опять же, видимо, кто-то укрыл из лучших соображений, и все, и бесследно.

А. Светозарский

— Были возвращены в это же время мощи в 40-е года Анны Кашинской, Тихона Задонского, Иоасафа Белгородского нет, уже в конце 80-х годов, в начале 90-х.

А. Светозарский

— И преподобный Серафим, Иоасаф Белгородский, в музее, никто не знал, что они там.

К. Толоконникова

— Ну и естественно, конечно же, мощи Преподобного Сергия.

А. Светозарского

— Да, ну там, как возвращать: ночью перенесли в Успенский собор, который первым был передан, вот опять же, в 45-м обещали открыть Лавру, в 46-м открыли, постепенно, очень медленно последние жители, до конца 60-х точно жили на территории Лавры посторонние, очень медленно, но вот эти вот шестеренки этой машины бюрократической, они медленно вращались, но в правильном направлении, вот все, что было обещано, все сделано, в период хрущевского гонения, опять же, происходит научная реставрация Лавры, первая, зданиям, в том числе, и церковным, придается начальный вид.

К. Толоконникова

— Да, потому что, если вообще мы посмотрим на старые дореволюционные фотографии Лавры, даже на фотографии начала 60-х годов еще мы увидим совсем не те храмы, которые мы привыкли видеть, потому что Троицкий собор, например, с 4-х-скатной кровлей, с какими-то странными росписями по стенам.

А. Светозарский

— Ну, с росписями тут момент такой, мы говорили как-то, во время одной из наших встреч: росписи внешние, наружные, были очень приняты, популярны, просто их замазывали после 29-го года, это считалось такой наружной религиозной пропагандой, внутри, вы можете вспомнить тот же храм Ильи в Обыденном, никаких там нет, вот они недавно (на нашей памяти уже давно, конечно) восстановлены, на Неждановой, еще при советской власти восстановили, я помню, отмывали там эти побелки все, помню.

К. Толоконникова

— Это в Брюсовом переулке?

А. Светозарский

— Да, да, я советский адрес даю, Брюсов переулок.

К. Толоконникова

— То ли по старинке, то ли по новинке говорить. Но можно ли сказать, что как раз 45-й, 46-й, 47-й год — это время, когда государство наибольший, что ли, кредит доверия оказывало Церкви, делало ей авансы?

А. Светозарский

— Ну конечно.

К. Толоконникова

— Но надо только сказать нашим слушателям, напомнить, вернее, потому что наверняка это многим известно, в преддверии какого несостоявшегося события все это делалось?

А. Светозарский

— Ну, здесь, наверное, не событие, а, опять же, проект некоторый...

К. Толоконникова

— Великодержавный такой, да?

А. Светозарский

— Да, которым должен был стать некий церковный форум, которому предлагалось со стороны властей придать статус Вселенского Собора и конечная цель уже такая, совсем программа максимум — это перемещение в Москву центра Вселенского Православия, для этого собирались главы, предстоятели Поместных Церквей, предполагалось также приглашение древних восточных церквей: и монофизитов, и несториан, предполагалось, что все там должны подружиться, объединиться, ну, конечно, немножко здесь переоценили возможности...

К. Толоконникова

— Ну грешит каким-то идеализмом эта концепция...

А. Светозарский

— Да, но это вписывалось в такой средиземноморский проект, если мы возьмем, какие справки составляли преподаватели нашей Академии на основании архива МИДа о русских имуществах на Афоне — это очень серьезный документ, вплоть до последнего вершка, где чего нам принадлежало и как это восстановить и Святая Земля, Академия уже действовала, и некоторые преподаватели в качестве экспертов очень активно привлекались...

К. Толоконникова

— Да, вот Святая Земля — а Русская духовная миссия в это время действовала?

А. Светозарский

— Русская духовная миссия наша начинает как раз в этот период действовать, а там действует миссия, подчиненная Русской Православной Церкви за границей, две миссии действовало, которые вне общения друг с другом находились, там очень была сложная ситуация. Чуть позже об этом времени очень интересные дневники, владыки Пимена (Хмелевского), очень ярко, интересно он описывает свою жизнь там, это еще время, когда храм Гроба Господня находился на территории Иордании, туда доступ был.

К. Толоконникова

— Потрясающе интересно, я не читала, надо обязательно почитать

А. Светозарский

— Очень, надо обязательно эту часть, потому что вторая — уже его жизнь в Лавре в качестве наместника, тоже интересно, но все гораздо более как-то лаконично, видимо, вот эта загруженность его.

К. Толоконникова

— Ну, видимо, не до того ему уже было.

А. Светозарский

— Да, там он так живописует очень интересно, как будто сам там присутствуешь. Ну, как мы знаем, вот это совещание планировали на весну 47-го года, а может, не знаем, я напомню, в результате...

К. Толоконникова

— Планировал кто? Мне интересно, ведь патриарх Алексий, будучи человеком высокообразованным и понимающим хорошо ситуацию, я не верю, что он мог всерьез к этому ко всему относиться, мне кажется, что он просто время тянул и пытался на этом поле выиграть, выгадать что-то для Церкви.

А. Светозарский

— Ну, выгадал он так максимально все, что он мог — это восстановление могилы патриарха Тихона, это открытие Малого собора Донского монастыря, это появление подворий, где и находилось место погребения патриарха, которое считалось несуществующим, потому что предполагали, что оно было уничтожено, тем более, что стои́т...

К. Толоконникова

— Я помню, как раз вот у нас есть ЖМП этого времени, журнал Московской Патриархии или это календарь, да, это, по-моему, календарь на 48-й год или на 49-й и там фотография с подписью: «Высокие гости посетили могилу патриарха Тихона в Малом соборе Донского монастыря».

А. Светозарский

— Высокие гости стремились с 43-го года, но туда их нельзя было приглашать, потому что, конечно, там был музей, в самом соборе Малом находилось общежитие, вот там совсем был вид никудышный...

К. Толоконникова

— Жесткач.

А. Светозарский

— Да, поэтому потребовалось время, открылись подворья тех Поместных Церквей, которые поддержали Русскую Церковь, ну а саботировали греки, у них не совсем понятный момент, в результате родилась идея праздновать 500-летие автокефалии, которая, конечно, для греков, как тряпка для быка, 500-летие автокефалии Русской Церкви и совещание, греки попраздновать согласились, послужить, попить, поесть, подарки получить, но участвовать в совещании отказались, потому что совещание было направлено против католиков, против политики Ватикана, в противовес, ну и некоторые называют это проект «Московского Ватикана», не знаю, насколько это можно, столь громкое название давать, но не получилось

К. Толоконникова

— Говоря о подарках — подарочный фонд был, насколько я понимаю, такой, весьма щедрый, я вспоминаю историю, связанную с митрополитом Гор Ливанских Илией (Карамом), по-моему, он все отсюда увез, все, что мог увезти.

А. Светозарский

— Ну, это воспоминание владыки Питирима, потому что, если мы возьмем документы — там стандартные наборы из госмузеев, выписывает не патриарх, а Карпов, ну брали из каких-то фондов, дублирующие или не дублирующие, панагий таких было много, слава Богу, ну, какую-нибудь панагийку XIX века умеренно усыпанную драгоценными камнями людям с Востока, конечно, было приятно получить. Я не думаю, что здесь митрополит Илья был каким-то исключением, он очень активно хотел встретиться со Сталиным, это факт, документальный, именно в 47-м году, участвуя в этом совещании. Выступал, говорил какие-то тосты, но уже вне присутствия вождя. Очень интересный фильм «Праздник православия», рекомендую.

К. Толоконникова

— Да, прекрасный, очень интересный.

А. Светозарский

— Вполне такой полнометражный, документальный, он отличается от фильма «Поместный Собор Русской Православной Церкви», там уже больше акцент на достижения советского общества, но в любом случае это очень живое свидетельство, хотя, конечно, вполне официальное.

К. Толоконникова

— Я напомню нашим слушателям, что сегодня в этой студии Алексей Константинович Светозарский, с ним беседую я, Ксения Толоконникова, директор музея-исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Мы беседуем о 40-х годах, времени надежд, не знаю, насколько больших надежд, от больших надежд, мне кажется, наше общество к тому времени было отучено, но какие-то надежды все-таки были. В 48-м году уже властям стало понятно, что из проекта «Москва- Третий Рим и четвертому не бывать», мало что вытанцовывается и для Церкви это сразу стало иметь какие-то последствия или нет, как-то чего-то еще продолжалось?

А. Светозарский

— Разные есть точки зрения, разные подходы, 49-й год — это же и статья о «Саратовской купели» и большое дело, связанное с этими самыми...

К. Толоконникова

— И запрет крестных ходов.

А. Светозарский

— Запрет со стороны патриарха, который сказал: «Ничего не надо, оставьте, потому что не дай бог, не надо злить, не надо дразнить гусей, все, занимайтесь в ограде храма, не надо». Они, действительно, потрясают, потому что опубликованные есть в свободном доступе фотографии того, что было в Саратове, что это было за шествие, весь город там был, а я видел в маленьком Белёве, ну просто весь город стои́т, и все, около этих прорубей крещенских, хотя, как мы знаем, совершенно никто никогда не понуждал никого окунаться в проруби в нашей традиции, это народное творчество.

К. Толоконникова

— Между прочим, традиция-то далекая от, собственно, церковной.

А. Светозарский

— Далекая и более того, духовенство, совершив Великое Освящение воды, отправилось в собор, а уже энтузиасты начали купаться, кто-то это фотографировал, в общем, это все дело раскрутили, потому что были сторонники непримиримой линии в отношении религии, такие вот молодые идеологи, к которым можно отнести Михаила Андреевича Суслова, потому что для него это было явное отпадение от марксистской ортодоксии...

К. Толоконникова

— Ну и Хрущева

А. Светозарский

— Да, ну, Хрущев — это гвардия старая, еще с троцкистской заквасочкой в этом отношении, он, конечно, не понимал этого, ну и были такие умеренные люди, как Молотов, Ворошилов: «не надо ничего трогать, зачем, освятили и пусть, все это раздули», но для меня показателен финал, когда Сталину принесли огромную...

К. Толоконникова

— Кстати, этот вот очерк, я обращаюсь к нашим слушателям: этот очерк доступен на просторах интернета, его можно найти, он краткий и он очень интересный, он ярко показывает, иллюстрирует ситуацию этого времени, пропагандистскую, я имею ввиду.

А. Светозарский

— Понятно, что были оргвыводы и к делу подключилось МГБ — Министерство госбезопасности, которое все это дело расследовало, огромную папку положили на стол Сталину, на которой он написал: «В архив», то есть никакой погромной антирелигиозной кампании не получилось, потому что вождь велел сдать все в архив: не своевременно, не нужно, но при этом уже каких-то таких прорывов массового открытия оно, я думаю, что не предполагалось, потому что каждый раз: достаточно, есть там в 12-ти километрах церковь, и хватит, боялись, не предполагалось такой широкой сети и не предполагалось открывать все то, что люди просят, просто отказывали и все, без мотивации или чем-то мотивируя, закрывались некоторые храмы, опять же: ну был клуб колхозный, храм был уничтожен, во время оккупации люди открыли там храм, ну даже если клуб, тем более, если какая-то постройка производственного назначения...

К. Толоконникова

— Зернохранилища...

А. Светозарский

— Да, что-то передавали. Кроме храмов была система молитвенных домов, просто обычный дом, где совершались богослужения, устанавливался престол, вот это тоже надо учитывать. А аресты духовенства, посадки — да, но здесь тоже опять же нельзя думать, что мстительный товарищ Сталин, которому не устроили, как он хотел, Третий Рим...

К. Толоконникова

— Ну это тоже упрощение ситуации.

А. Светозарский

— Да, это время, связанное с тем, что раскручиваются дела коллаборационистов — людей, бывших в оккупации, в чем-то замешанных, это не сразу идет дело, но известный, это не анекдот, действительно, случай, когда какой-то тихий искусствовед получил погоны подполковника, киновед, его посадили в зал и он смотрел кадры трофейной хроники, кто кого с хлебом-солью встречал — это факт, там же называли: «Глава городского самоуправления...», ну и там 25 лет потом глава получал, если его изловили, то есть коллаборантов вычисляли, в том числе, и тех, кто в церковных стенах оказался, студентами, был мальчик, публиковал в какой-то газетке на русском языке она выходила, еще называлась как-нибудь красиво: «За Родину!», какие-нибудь стишки и ему припомнили, это было.

К. Толоконникова

— То есть это нельзя назвать, в любом случае, коллаборационизмом в полном смысле этого слова, человек мог не быть полицаем для того, чтобы пойти...

А. Светозарский

— Конечно, нет, мы помним, даже были, извините, «лежачие» коллаборационистки — это французский термин, но я не об этом, с точки зрения человека того времени — несомненное сотрудничество с врагом, несомненное: человек печатается в фашистской газетке и делает вид, что он как бы, он же там не про белых лебедей писа́л, а о большевистском гнете, о тяжком колхозном труде. Не будем судить с нашей точки зрения...

К. Толоконникова

— Да, давайте не будем, это тяжко...

А. Светозарский

— Тогда — все, это срок. И были люди, потом, выходцы с Западной Украины, вот они — раз, приехали, поступили какие-то хлопчики, оказалось, что хлопчик был связным у бандеровцев, выяснилось, ну что, ну получает свой срок, такие случаи были, неожиданно человека арестовывают, он едет домой на каникулы, прямо на перроне его забирают, он исчезает навсегда, вот был такой случай, я даже фамилию знаю, но не будем, опять же, ворошить, пропал он, все. Преподаватель, который, знаете, эффект палатки, мудрые воспитатели-политработники, они, когда воинская часть или курсанты летом в лагерях, они любят походить между палатками, потому что они узнают все, что думают эти воины и о них, и о существующих порядках, потому что эффект некоей стены, так и здесь: человек вдруг оказался там, где не надо нам направо и налево как-то расшаркиваться, раскланяться, ему кажется, что он попал на территорию свободы, ну, кто-то оповестил, например, был преподаватель в Московской академии, который рассказывал о передачах радио, какое-то русскоязычное радио, которое как раз начинает вещать, холодная война, я не знаю, какое, «БиБиСи», по-моему, он слушал, ну так он и пропал. Были люди, которые там что-то неосторожное говорили, да, усиливается этот момент, но я думаю, что это в целом, по стране.

К. Толоконникова

— Ну да и, мне кажется, здесь не сто́ит выделять духовенство, как какую-то специальную группу, это, наверное, так, просто 48-й, 49-й год, мне кажется, было принято решение, ну что значит — «кажется», есть свидетельствующие об этом факты: принято было решение «прикрутить гайки», чтобы уж не слишком на что-то такое рассчитывали, потому что тут же мог возникнуть эффект 1813-го года, походили там, пошастали по Европам, вернулись — сейчас затеют здесь, затейники.

А. Светозарский

— Но этого не произошло.

К. Толоконникова

— Да, не до того было, надо было как-то выживать, но мы, кстати, не остановились на одном еще существенном моменте, так, вскользь мы в прошлый раз об этом сказали: на выходе на открытое служение после 45-го года «не поминающих»

А. Светозарский

— Ну да, так называемый умеренный, хотя не очень я понимаю, как можно умеренно и не умеренно не поминать. Речь идет о той группе людей, которые, не приняв новой позиции, провозглашенной тогда митрополитом Сергием этой самой декларации...

К. Толоконникова

— Я слышала, что было такое, что в алтаре не поминали, а на Великом входе поминали.

А. Светозарский

— Ну, это такая, очень интересная форма компромиссная. Если мы небольшой экскурс сделаем, все-таки поминовение новой власти, а именно советской вводит патриарх Тихон в 23-м году, потом это стерлось, как-то так затерялось, Сергий это возобновляет, это вдруг вызывает неприятие и протест, ну и ни Сергия не поминают, ни властьпридержащих не поминают, но часть из них — это, так называемая, «Мечёвская» группа, они выходят.

К. Толоконникова

— «Мечёвская» — здесь имеется ввиду имеющая отношение к общине храма Святителя Николая в Кленниках на Маросейке?

А. Светозарский

— Да, и не только, тот же владыка Афанасий (Сахаров), который призвал уже выходить на это служение открытое, а часть выходила, потому что больше выходить было некуда, они понимали, что все оппозиции уже закончились и возможности катакомбного существования не было. Были люди, которые ходили в храмы Московской Патриархии...

К. Толоконникова

— Мне кажется, тут просто было дело проще, ну вот, например, сейчас я вспоминаю историю Караганды, ну вот там не было до 45 или до 44-го года просто никакого молитвенного дома, служили люди, которые там в ссылке после лагеря жили, служили по домам, потом появился молитвенный дом, появилась возможность открыто как-то молиться и люди стали служить и молиться открыто.

А. Светозарский

— Это одно, а есть люди, вот известный случай: человек всю жизнь ходил, даже назову, в храм Ильи Обыденного, это не отец Глеб Каледа, там немножко другая история, катакомбный священник, не поминающий, ходил, как прихожанин, но как священник, он вообще себя никак не реализовывал, не знаю, он служил-не служил и никто из самых близких его не знал, что он священник.

К. Толоконникова

— То есть это продолжалось все и в более позднее время?

А. Светозарский

— Да.

К. Толоконникова

— А как это стало известно?

А. Светозарский

— Ну, видимо, после кончины, не знаю. Причем его зять преподавал в нашей академии, то есть он даже ему не доверил этой тайны, много лет он не знал, не знаю, как это открылось, он был священник, который нелегал, не желал служить, не желал поминать, были какие-то здесь, вот они служили. По квартирам служили-не служили, непонятно.

К. Толоконникова

— Слушайте, а вот нелегал, а когда появились, кстати, эти справки, регистрация?

А. Светозарский

— Ну, как только совет.

К. Толоконникова

— То есть в 43-м году были введены уже все основные вот эти...

А. Светозарский

— Сейчас точной даты я не назову, но эта практика уже идет с самого начала, это такой «антиминс», прости Господи, в кавычках, справка о том, что государство допускает. Если этой справки нет — все, архиерей ничего не может сделать, архиерей не может этого человека принять в клир.

К. Толоконникова

— То есть обстоятельства были таковы: архиерей рукополагает ставленника, по-разному бывало, кто-то заручался согласием уполномоченного по делам религии, кто-то нет, кто-то так это все, какую-то аферу такую проворачивал, а после хиротонии этот, новопоставленный, новорукоположенный священник, он должен был еще получить справку у уполномоченного?

А. Светозарский

— Да, это хождение, это тоже примета нового времени: хождение к уполномоченному, учитывали, кто прислал телеграмму, вот, кстати, к 30-летию революции надо было прислать телеграмму в Совет, ну как — надо, никто не заставлял, но на карандаш их брали, прислал или нет, злостно не прислал, черный список составляли...

К. Толоконникова

— Рецидивист...

А. Светозарский

— Рецидивист — это был как раз тот владыка Алексей Палицын, на котором была ответственность за церковную жизнь Москвы в период московской битвы, он не любил как-то писать, считался не очень лояльным, угрюмым, ну то есть не ходил в Совет по всяким пустякам, на вот эти беседы не поддавался, во время которых, многочасовых все равно что-нибудь из него да вытянут, или осуждение, или какую-то информацию, но ничего за это, да, вот не прислал, вот уполномоченный отмечает.

К. Толоконникова

— Но имеет это ввиду.

А. Светозарский

— Да, что вот ради главного государственного праздника человек не соизволил.

К. Толоконникова

— Нам уже нужно заканчивать и мне хочется как-то подытожить: то есть уже к концу 40-х годов весь тот комплекс явлений, с которыми мы имели дело впоследствии в 50-е, в 60-е, в 70-е годы, он уже сложился и окреп.

А. Светозарский

— Сложился, окреп и обеспечил период такого, мирного положения Церкви в период до начала хрущевской кампании.

К. Толоконникова

— Спасибо, Алексей Константинович, я надеюсь, что мы цикл этих обзорных бесед продолжим в каком-нибудь сравнительно недалеком будущем и поговорим и о 50-х годах, и о 60-х и так далее, сегодня, к сожалению, нам приходится расстаться. Дорогие слушатели, доброго вечера вам, с вами была я, Ксения Толоконникова, Алексей Константинович Светозарский, заведующий кафедрой Церковной истории Московской Духовной академии. До свидания.

А. Светозарский

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Журнал от 22.11.2024». Алексей Соколов, Роман Торгашин
• «Послание апостола Павла к Филиппийцам». Священник Дмитрий Барицкий
• «Вера и дело». Елена Николаева