«Церковь в СССР в разные годы». Глеб Елисеев

Гостем программы был кандидат исторических наук Глеб Елисеев.

Разговор шел о положении Русской Православной Церкви в Советском Союзе, как менялась ситуация в разные годы и при разных руководителях государства.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Здравствуйте дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня мы поговорим о судьбе Русской Православной Церкви в гуще Советского Союза. Только ленивый уже не отметился в разговорах о Церкви периода её тотального разгрома, это имеется в виду первые годы после революции, Гражданская война, 20-е годы, очень большие споры вызывают репрессии 30-х годов, и вот мы начнём от этого периода пика гонений на Церковь в 30-х и доведём её до финального завершения — только не самой Церкви, а Советского Союза, который всё стремился сам её завершить, а вышло иначе, — иными словами, до 80-х. Сегодня у нас в гостях замечательный историк, кандидат исторических наук Глеб Анатольевич Елисеев, и он будет нашим гидом по судьбе Русской Церкви в советский период отечественной истории. Здравствуйте!

Г. Елисеев

— Здравствуйте!

Д. Володихин

— Ну, давайте начнём с ужасов, то есть, в общем, 30-е годы — это один из, по-моему, кошмарнейших периодов в истории Русской Церкви, если не худший изо всех.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Русская Церковь к 1939 году пришла в состояние почти полного разгрома, но полному разгрому, конечно, подвергалось не только доминирующее у нас стороне православие, но и любые другие религии и конфессии, которые в тот момент существуют, однако такое ощущение, что по Русской Церкви били целенаправленно, жестоко и даже с каким-то таким нарочитом изуверством.

Д. Володихин

— Больше всего.

Г. Елисеев

— Да, это понятно, конечно, и чисто статистически, всё-таки православных верующих у нас было большинство в Российской империи и в Советском Союзе так или иначе, но тем не менее прослеживается какое-то злонамеренное издевательство в отношении Русской Церкви. Ей не давали существовать даже при условии проявления максимальной лояльности, даже несмотря на то, что в 1927 году митрополит Сергий был вынужден вписать в свою декларацию слова о предельной лояльности советской власти, о том, что её радости — это и наши радости, её горести — это и наши горести, Русской Церкви это не очень помогло, массовые репрессии обрушились на неё в совершенно непропорциональном количестве. К 1939 году на свободе у нас остаётся всего четыре архиерея.

Д. Володихин

— Имеется в виду — четыре архиерея, сидящих на кафедрах. Но вот что касается архиереев, которые вроде бы на свободе, то им не дают занимать кафедры, они сидят на положении священников или вообще вынуждены не заниматься ни архиерейской, ни богослужебной деятельностью, а оставаться в стороне от церковных дел, то есть их в живых-то побольше, мне кажется. Некоторые из них в живых, но на лесоповале находятся.

Г. Елисеев

— Да, совершенно верно. В ссылке, на лесоповале, в заключении достаточно большое количество архиереев, и когда возникла парадоксальная ситуация с необходимостью выбрать патриарха в 1943 году, некоторых напрямую, прямо из заключения привозили на Собор.

Д. Володихин

— Ну вот получается, конечно, чудовищная картина: четыре действующих архиерея на огромную страну, ноль монастырей. Вот когда присоединили к Советскому Союзу западную Украину, западную Белоруссию и Прибалтику, в Советском Союзе появились, как это ни парадоксально, действующие православные монастыри, до этого момента они все были уничтожены.

Г. Елисеев

— Во многих крупнейших городах у нас почти не оставалось действующих православных храмов, то есть, естественно, истребляли не только архиереев, истребляли простых священников, истребляли диаконов, истребляли активных просто православных прихожан.

Д. Володихин

— Но закрылась ещё и Духовная академия, и таким образом, как это говорили в советское время: «готовить кадры на будущее» Церкви было крайне затруднительно, издавать церковную литературу с закрытием издательских мощностей церковных тоже крайне затруднительно, ну и так далее, и так далее.

Г. Елисеев

— Да, причём это была именно целенаправленная кампания. В стране идёт так называемая «безбожная пятилетка», уже не первая, но по её результатам было объявлено, что в 1942 году у нас вообще не будет верующих на территории Советского Союза, и здесь активно работали, и вовсе не по воле тех, кто проводил такую политику не удалось эту программу завершить, а так бы СССР ещё задолго до социалистической Албании, мог бы заявить о себе, как о первом в мире атеистическом государстве.

Д. Володихин

— Ну что же, Россия, как предтеча Албании, это очень бодрит. Но, насколько я понимаю, речь идёт не только об уничтожении духовенства и активно действующих православных мирян, не только об уничтожении монашества, но и о постоянной борьбе идеологической против Церкви, борьбе беспощадной, и государство её постоянно подстёгивало, эту борьбу.

Г. Елисеев

— Да, государство её подстёгивало, поддерживало, в стране действует «союз воинствующих безбожников», в него формально входит три миллиона человек, выходят журналы специализированные, как тот же «Безбожник у станка», «Под знаменем марксизма», которые в основном ориентированы именно на постоянную борьбу с «религиозными пережитками», как это называется. И в таких условиях Церковь полностью вынуждена перейти на подпольное положение, она становится, вроде бы, таким несуществующим фактором общественной жизни, но огромное количество верующих продолжает крестить своих детей, огромное количество верующих продолжает отпевать своих умерших, огромное количество верующих на праздники, как минимум, старается посещать церковь, то есть Церковь уходит из видного общественного пространства, но не исчезает из народной жизни.

Д. Володихин

— Ну что ж, вот стряслась Великая Отечественная война, и на середине войны неожиданно коммунистическое руководство и лично вождь его, товарищ Сталин, решили неожиданно почти убитую Церковь реанимировать, но не всю, конечно, а частично дать глоток воздуха тем, кто ещё жив, и тем, кто готов вернуться к священнической, к архиерейской деятельности. Что это было, почему это произошло и в какие формы вылилось?

Г. Елисеев

— Во-первых, большую роль сыграла позиция самой Церкви с самого начала. Не надо забывать, что митрополит Сергий, тогдашний местоблюститель Патриаршего престола, то есть формальный глава вот этой полуживой Русской Православной Церкви, был первым общественным деятелем, который отреагировал на немецкое вторжение. Отреагировал с призывом 22 июня — встать на защиту Родины.

Д. Володихин

— То есть ещё сам товарищ Сталин почивал, а глава Церкви отреагировал раньше всех коммунистических бонз.

Г. Елисеев

— Совершенно верно, раньше всех и именно с призывом встать на защиту, при условии, что Церковь в этой ситуации могла позволить себе вполне понятное ощущение чувства социальной мести или хотя бы промолчать, сделав вид: «ну что же, давайте подождём, как вы из этого выкрутитесь». Нет, глава Церкви, при поддержке, опять же, высших иерархов и при поддержке большинства верующих, призвал активно сопротивляться врагу, вторгшемуся на нашу территорию.

Д. Володихин

— Что тут скажешь, Церковь должна быть со своим народом вместе, а народу предстояло воевать. И ещё один важный аспект: ну вот, собственно, тот момент, когда Церковь начали восстанавливать. Дело ведь не только в позиции самой Церкви, а в том, что за время оккупации гитлеровцы восстановили приходы, монастыри, в общем-то, вернули на свои места духовенство, и наступление дальнейшее, речь шла об операции форсирования Днепра и так далее, оно предполагало, что советские войска переходят в наступление на земли, на которых эта сеть существует и что, если её ликвидировать, так ведь это, не дай бог, вызовет партизанское движение на религиозной почве.

Г. Елисеев

— Этот момент, конечно, существовал, вы здесь абсолютно правы, Дмитрий Михайлович, существовал ещё и момент, связанный с геополитическими проектами. Сталин, надо отдать ему должное, был человек, который умел планировать достаточно далеко, его планы могли быть вполне жутковатыми и даже людоедскими, но тем не менее, эти планы имели стратегическую направленность. И, естественно, он надеялся на то, что советской армии удастся пройти дальше, на территорию Балкан и Центральной Европы, которые являются преимущественно территориями православными и что так или иначе, Русская Православная Церковь может стать положительным фактором с точки зрения взаимодействия с православными народами, особенно балканскими, и с иерархиями тех Церквей. Получается, та идея своеобразного русского «Ватикана», которую пыталось использовать, разыгрывать советское руководство во второй половине 40-х годов XX века, она, видимо, существовала в проектах сталинского руководства ещё в середине 40-х годов, то есть ещё пока у нас идут бои на территории Украины и Белоруссии, а Сталин уже проектирует определённые контуры послевоенного мира, понимая, что опереться только на коммунистические группы и просоветские группы будет недостаточно.

Д. Володихин

— Ну что ж, вот, собственно, 43-й год, начинают предприниматься попытки, ну, если не подружиться с Церковью, то пойти ей навстречу. Что это было?

Г. Елисеев

— В первую очередь, это был момент восстановления Патриаршества. С 1926 года патриарха у нас не было, после смерти патриарха Тихона у нас существовали только местоблюстители Патриаршего престола, по отношению к которым без конца совершались разнообразного рода репрессивные акты, ну или просто ограничения в деятельности, как было с митрополитом Сергием. В сентябре 1943 года проходит Архиерейский Собор, митрополит Сергий становится новым Патриархом Московским и всея Руси, то есть Церковь получает главу, получает центр сборки и восстановления нормальной церковной жизни, это избрание сопровождается освобождением целого ряда архиереев и возможностью открывать новые приходы, вообще воссоздавать нормальную жизнь Церкви на территории всего Советского Союза.

Д. Володихин

— Ну, отдали помещение под восстановленную Духовную академию. Я уж не помню, монастыри стали отдавать или нет?

Г. Елисеев

— Да, тоже, конечно, процесс пошёл, стали отдавать целый ряд монастырей.

Д. Володихин

— Ну, не густо.

Г. Елисеев

— Не густо. Дело в том, что те монастыри, которые были открыты немцами, они не закрывались в тот момент, часть из них была закрыта в период после 1948 года, а значительно большая часть была закрыта в период гонений конца 50-х — начала 60-х годов.

Д. Володихин

— Короче говоря, получается так, что на территории России отдали небольшое количество монастырей, и было принято решение, что та разветвлённая сеть приходов, которую восстановили гитлеровцы, она сохраняется. Ну что ж, ситуация, как минимум, парадоксальная.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях замечательный историк, член редколлегии научного ежегодника «Историческое обозрение» Глеб Анатольевич Елисеев, мы рассказываем о страданиях Русской Православной Церкви в советское время, в середине XX столетия. Вот краткий период заигрывания с Церковью длится всего несколько лет, насколько я понимаю. Война закончилась, начинается, я извиняюсь, социалистическое строительство в странах Восточной Европы, но в какой-то момент то, что дали Церкви, начинают отбирать, когда это начинает происходить?

Г. Елисеев

— Прежде чем начинается процесс ущемления некоторых сторон церковной жизни, в 1946 году у нас совершается довольно любопытное действие: в 1946 году, при поддержке советской власти и при явном одобрении Церкви, происходит как бы второе издание воссоединения униатов с Русской Православной Церковью. После событий 1839 года, в 1946 году у нас происходит новый Собор, при котором униаты Западной Украины и частично Белоруссии воссоединяются с Русской Православной Церковью. Это, пожалуй, пик благорасположенности по отношению к Русской Православной Церкви со стороны советской власти, потому что, если не было административной поддержки, естественно, ничего подобного совершить бы не удалось. Но вот после этого Церковь начинают активно использовать в геополитических играх. Почему? Происходит целый ряд совещаний или приглашений на Соборы представителей Зарубежных Православных Церквей, в первую очередь, представителей Александрийской Церкви, Антиохийской Церкви, представителей Иерусалимской Церкви, представители Константинопольской Церкви, как ни странно, тоже приезжают её экзархи, а также других Балканских Церквей, которые активно участвуют в деятельности Русской Православной Церкви. Это что-то напоминает мне Соборы середины XVII века, когда тоже активно приглашали восточных патриархов для участия в наших внутренних делах.

Д. Володихин

— Это идея эпохи Патриарха Никона и царя Алексея Михайловича: «давайте перенесём центр вселенского православия из православного Востока в Москву».

Г. Елисеев

— Вот совершенно верно. Товарищ Сталин, видимо, пытался использовать как-то вот эту технологию для решения уже своих задач, а вот тут не очень хорошо получилось, то есть — да, все формально приезжали, все улыбались, участвовали в выборах, ведь Патриарх Сергий очень быстро скончался, он умер буквально в мае 1944 года. В избрании, например, нового Патриарха Алексия активно принимали участие и патриархи других Церквей, и их посланники, всё происходит торжественно, всё хорошо, но как только доходит до конкретных каких-то предложений по поддержке политических ходов советской власти, вот тут представители Зарубежной Церкви начинают как-то осторожно уходить в сторону, занимать какую-то межеумочную позицию, а через некоторое время представители Константинопольского Патриархата, по сути дела, активно выступают против позиции Московского Патриархата, ведь в тот момент, как раз во второй половине 40-х годов XX века, определённого рода мутация происходит не только с Русской Православной Церковью, которая находит способ выживания в условиях коммунистического государства, которая отказывается от такого жёсткого давления с ней и пытается находить определённого рода политические схемы взаимодействия.

Д. Володихин

— Компромиссы.

Г. Елисеев

— Да. А Константинопольский Патриархат в этот момент находит очень любопытную схему взаимодействия и компромиссов с правительством и государственными структурами Соединенных Штатов Америки, именно с этого момента Константинопольский Патриархат в значительной степени становится Американской Церковью, когда увеличивается очень количество прихожан Американской Архиепископии, то есть на территории Соединённых Штатов и Канады. С этого момента количество прихожан там растёт, и соответственно, увеличиваются доходы, увеличиваются связи и увеличиваются контакты. И в этот момент Константинопольский Патриархат во многом начинает проводить политику, ориентированную на Соединённые Штаты Америки, а это у нас период пика холодной войны, которая всё более и более усугубляется. И вот в этой ситуации как раз представители многих автокефальных поместных Православных Церквей скорее склонны поддерживать Константинопольский Патриархат, нежели чем Русскую Православную Церковь, и здесь Сталин и его окружение несколько разочаровываются в Русской Православной Церкви, как в инструменте, тем более, что и Русская Православная Церковь инструментом-то не очень хотела быть.

Д. Володихин

— То есть, с одной стороны, политические вожди СССР смотрят на Церковь: «А, опять не получилось! Ну что за ерунда все время с этой Церковью?» А Церковь смотрит: «Боже мой, да когда же вы от нас отцепитесь?»

Г. Елисеев

— Да-да-да — «что же вы пытаетесь нас все время вовлечь в эти игры-то ваши сатанинские, мы не хотим этим заниматься! Да, мы, конечно, будем улыбаться, будем показывать, что мы готовы взаимодействовать, и молебны за товарища Сталина тоже, если надо, устроим, но входить в эти геополитические игры, втягиваться в них и предавать душу свою ради этого — нет уж, извольте! Напрямую мы не откажем, но и делать ничего не будем».

Д. Володихин

— Ну что ж, конец правления Сталина — это начинающиеся еще пока репрессии против Церкви, они не принимают такого масштаба, как в 30-х годах, но несколько болезненных ударов по Церкви партия и правительство наносят.

Г. Елисеев

— Да, конечно, в самые первые годы после смерти Сталина новому советскому руководству было не до этого, несколько лет решали, кто же будет главный, кто же будет наверху, и когда им стал Никита Сергеевич Хрущев, с его очень своеобразным пониманием восстановления ленинских норм на всех уровнях, одной из этих ленинских норм стала жесткая атеистическая пропаганда. Вот с 1958 года где-то примерно начинается новый накат на Церковь, он, конечно, не приобретает таких чудовищных форм, как это было в 20-е и 30-е годы, то есть массовых репрессий не было, Церковь пытались разрушить организационно-экономически. В первую очередь активно идет закрытие церквей и приходов, причём под лозунгом того, что «здесь недостаточно верующих», «здесь церковь слишком ветхая», «здесь у вас нет возможности обеспечить нормальное функционирование её».

Д. Володихин

— «А здесь у вас по налогам что-то не то выходит».

Г. Елисеев

— Да-да-да, совершенно верно. У нас закрывается примерно половина приходов в период с 1958 по 1961 годы. Если к 53-му году у нас 14 тысяч приходов Русской Православной Церкви, то к 61-му году их остаётся около 8 тысяч. Закрываются семинарии, закрываются монастыри, ухитрились закрыть даже Киево-Печерскую Лавру под предлогом её реставрации.

Д. Володихин

— Ну и, мне кажется, количество архиереев уменьшилось, во всяком случае им просто не давали заниматься их деятельностью на кафедрах, которая им положена по сану.

Г. Елисеев

— Да. Изменяли границы епархий, не назначали архиереев в течение очень долгого времени, то есть формально епархия оставалась вакантной, одному архиерею приходилось окормлять несколько епархий, что было крайне затруднительно, всё это, в конце концов, было доведено до решений 1961 года. Церкви активно выкручивают руки политически, принимается целый ряд закрытых, опять-таки, решений со стороны Центрального комитета Коммунистической партии, и в итоге на Соборе 1961 года Церковь вынуждена принять новый устав по организации жизни Русской Православной Церкви, согласно которому теперь главной фигурой в приходе является вовсе не священник, главной фигурой в приходе является так называемая «двадцатка», то есть сообщество прихожан.

Д. Володихин

— Кто старший в двадцатке?

Г. Елисеев

— В первую очередь церковный староста, который фактически обычно бывал старшим в двадцатке, то есть миряне, прихожане, которые и должны решать все дела церкви. А настоятель прихода и диакон превращались не более чем в наёмных работников, которые должны оказывать услуги вот этим их нанимателям. Такого рода парадоксальная система, при которой фактически тот, кто должен возглавлять приход и всегда возглавлял в нормальных условиях жизни церкви, был отстранён от её внутренней жизни, а обычные миряне и старосты были вынуждены во многих случаях сотрудничать с советом по делам Русской Православной Церкви, который в тот момент ещё возглавил человек, который крайне неприязненно относился к религии вообще и к православию в целом — Куроедов, охотно соглашались под давлением на то, что: «ну, у нас что, всего двадцать человек, у нас в церковь никого не ходит, давайте мы её закроем. А настоятель — что значит голос настоятеля-то, он наёмный». Итак, снова продолжился вот этот вот накат, сопровождавший закрытием приходов. Представители вот этих вот церковных общин, сотрудничая с представителями светской власти, охотно клеветали на представителей Церкви.

Д. Володихин

— Да почему же охотно-то, что же им сделали священники бедные?

Г. Елисеев

— И священники, и архиереи — ну, здесь «охотно» по причине давления со стороны светских властей, они находили людей, которые достаточно гнилые душой, которые говорили: «А вот у нас батюшка, на самом деле, налогов не платит, он там подворовывает», в этом смысле, и так возникали и раскручивались дела, которые в основном шли не как политические, а дела, связанные с финансовыми якобы преступлениями священников и епископов, с административно-хозяйственными преступлениями, и таким образом снова шло гонение на Церковь уже в таком, несколько смягченном, но тем не менее действенном направлении.

Д. Володихин

— То есть это то, что иногда на Востоке называют «массаж бамбуковыми палками», это когда добиваются получения мраморной говядины в результате того, что тело бедного быка избито со всех сторон, его не сразу зарезали, но вот в 30-х годах стремились зарезать Церковь сразу, но не вышло, во время войны дали ей ожить. Теперь, значит, давайте попробуем забить ее бамбуковыми палками, сделаем аккуратный массаж по всему телу так, чтобы отбить все, что там есть живое, но демонстративно резать не станем, авось, сама помрет.

Г. Елисеев

— Да, совершенно верно. Вот эта попытка создать условия самопомирания Церкви сопровождалась еще и мощнейшей идеологической кампанией. Идеологическая кампания, связанная с усилением пропаганды атеизма, на эту тему было принято тоже несколько специальных постановлений ЦК, а также с выступлениями, это вот был новый фактор — людей, которые якобы порвали с Церковью. Целый ряд ренегатов церковных, в том числе и такой Александр Осипов, выступали, как люди, которые разочаровались в Церкви, которые сняли с себя сан, и теперь обличают ее на всех углах как ложь и пережиток прошлого. И, естественно, Церковь на эту тему ничего сказать не могла, Церкви было запрещены здесь выступать, а вот эти вот ренегаты и клеветники получали самую-самую широкую аудиторию, возможность для выступления перед самой широкой аудиторией, начиная от газет, специализированных журналов вроде «Науки и религии» и кончая выступлением на радио и телевидении.

Д. Володихин

— Ну, там, помнится, в кинематограф проникла идея, что: «ну, давайте хорошенько пнем Церковь, может, фильм легче пройдет».

Г. Елисеев

— Да, в этот момент выходит целый ряд фильмов, и не только, кстати, против Русской Православной Церкви, там пинали как бы христианство вообще, чаще всего выступали некие абстрактные сектанты, но которые, тем не менее, ходили под вполне православными крестами и, в общем-то, напоминали обычных простых верующих, как в известном фильме «Тучи над Борском», а в известном фильме, опять же, того же времени «Армагеддон», «Молдовы-фильм», там оказывалось, что на самом деле они ещё являются не только проводниками изживших себя религиозных идей, но и просто группой шпионов, работающих на Соединённые Штаты.

Д. Володихин

— Помнится, ведь ещё в известной комедии «Берегись автомобиля» некий протестантский пастор рассчитывается пожертвованиями своей паствы за купленный им краденый автомобиль.

Г. Елисеев

— Да, мятыми рублями, которые вот он явно вымогает у несчастных, бедных прихожан, которые обмануты, которые тёмные, каких-нибудь старушек, которые приносят эти последние рубли, а он их использует для того, чтобы купить себе роскошный автомобиль, он покупает «Волгу».

Д. Володихин

— Ну вот это всё к картинке, к портрету Никиты Сергеевича Хрущева, для кого-то он отец советского либерализма в стране, освободитель от догм, борец с культом Сталина, а для кого-то он был человеком, который рьяно взялся за роль могильщика Церкви. Ну, правда, сам Никита Сергеевич помер, а Церковь жива, ну да за Церковью — Бог, а за Никитой Сергеевичем — сами поймите, кто. Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы буквально на минуту прерываем общение с вами, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, кандидат исторических наук Глеб Анатольевич Елисеев. Мы обсуждаем страдания Русской Православной Церкви в СССР в середине второй половины двадцатого столетия. Условно говоря, от Сталина и до заката Советского Союза. Ну что ж, вот, собственно, приходит время, когда коммунистическая партия зачищает своего собственного вождя, Никиту Сергеевича Хрущева, на замену является тогда еще молодой Леонид Ильич Брежнев, 1964 год, он что-то меняет в отношении Церкви? Понимаете, вот в публицистической литературе, а иногда даже в научной, обнаруживаешь высказывания на сей счет в духе: «вот, наконец-то вздохнули свободно», «наконец-то он прекратил мучения Церкви», «наконец-то человеческое отношение со стороны власти». Что на самом деле?

Г. Елисеев

— После 1965 года, когда два совета, занимавшиеся делами религиозных организаций в стране: Совет по религиозным культам и Совет по делам Русской Православной Церкви были объединены в один Совет по делам религии, отношения между Русской Православной Церковью и коммунистической властью перешли в состояние своеобразного холодного мира. Наиболее яркие и харизматичные фигуры, вроде того же митрополита Николая (Яруше́вича), ушли из жизни, а оставшееся руководство Церкви слишком хорошо помнило о гонениях, в том числе и сам Патриарх Алексий, и поэтому они активно старались сделать так, чтобы их не трогала советская власть, чтобы быть максимально незаметными и полезными для простых верующих.

Д. Володихин

— Получается довольно скверная картина. 1918 год и до конца Гражданской войны — гонения. Середина 20-х годов — гонения. Гонения в конце 20-х годов почти непрестанно до начала 40-х. Новые, еще пока не очень масштабные гонения, в конце жизни Сталина. Почти все правление Никиты Сергеевича Хрущева — это сплошные гонения. И вот архиерей, который оказывается на кафедре своей в середине 60-х при молодом Брежневе, человек немолодой и либо сам видел, почувствовал на себе, а то и на лесоповале побывал, — всю мощь политической дубинки советской власти, либо просто знает о ней от своих ближайших сотрудников, и он старается опять под эту дубинку не попадать, и, что самое главное — не подставлять ни мирян, ни клир под эту дубинку.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Церковь старается действовать следующим образом: в какой-то степени, если есть прямая договоренность с властью, поддерживать её некие, возможно, даже очень странные проекты. Ведь это период, когда Церковь активно участвует в экуменической деятельности, работает в рамках Всемирного совета Церквей, в рамках христианской ассоциации борьбы за мир, то есть те проекты, которые явно спускались со стороны светской власти, со стороны власти коммунистической, Церковь активно действует здесь. Церковь активно взаимодействует с представителями протестантских церквей, представители Русской Православной Церкви участвуют в работе Ламбе́тской конференции Англиканской Церкви, Церковь даже налаживает контакты с Католической Церковью.

Д. Володихин

— А советской власти-то это зачем?

Г. Елисеев

— А для советской власти это один из способов проявления мягкой силы, воздействия на общественное мнение Запада в том числе. «Смотрите, нам нужен мир, мир возможен только в том случае, если проклятые империалисты перестанут оказывать воздействие на советскую власть, противиться нашей деятельности на всех уровнях», а Церковь активно призывает к такого рода деятельности. Иметь положительный голос Ватикана во многих случаях, особенно в странах Третьего мира, — это большой плюс для советской власти. Одно дело, если Ватикан активно поддерживает какие-то реакционные режимы, а другое дело, если он выступает в поддержку какого-нибудь местного «Сальвадора Альенде», или лояльно выступает в отношении Фиделя Кастро.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, получается так: в течение первых десятилетий советской власти партия и правительство изо всех сил старались сделать из Церкви удобный инструмент. Не очень получалось, Церковь так или иначе сопротивлялась. Потом это стремление сделалось не столь мощным, во всяком случае несущим в себе меньше угрозы, но Церковь уже в какой-то степени утомилась оказывать сопротивление. До какой степени в этот момент всё-таки на Церковь нажимают, чтобы она вот шла в установленной колее?

Г. Елисеев

— Церковь загнали в определённые рамки, не давали из них выходить, и Церковь старалась сама не провоцировать неадекватную реакцию государственной власти. Она старалась и сама не выходить из этих рамок, работать в тех условиях, которые существуют. Есть определённые правила игры, мы с ними согласны. Поэтому, например, столь непропорционально жёстким кажется руководство Церкви, высших иерархов в отношении церковного диссидентства. Когда священники Эшли́ман и Якунин выступили своим письмом о необходимости исправить многие проблемы, которые как раз возникли в конце 50-х, в начале 60-х годов в устроении жизни Церкви, на них обрушились не то что с репрессиями, но во всяком случае с достаточно жёсткими отповедями о том, что сейчас не время и не место для подобного рода действий. И церковное диссидентство, а особенно диссидентство не священников или представителей монашеских кругов, а мирян — никогда не пользовалось поддержкой со стороны церковной власти. Архиереи могли к ним испытывать сочувствие, даже выступали и были сочувственны ко многим людям, но говорили: «сейчас не это время, наша задача — выждать в этих ситуациях». Они сейчас не трогают, они сейчас на нас не давят, они позволяют нам действовать в определённого рода ситуациях, проводить целый ряд выигрышных вещей. Ведь, например, начало 70-х годов — это у нас возвращение той же самой Японской автономной Церкви в состав Русской Православной Церкви, ещё целый ряд внешнеполитических актов, которые позволили Русской Православной Церкви выступать заметным деятелем снова в рамках межправославного диалога. Мы сыграли большую роль в создании Американской Православной Церкви. Всё это было бы невозможно в условиях открытого, неприкрытого давления и неприязненного отношения со стороны светских властей. То есть что-то церковь даёт сквозь зубы: да, мы поучаствуем в ваших этих разнообразного рода мероприятиях в отношении борьбы за мир, ну и вообще, борьба за мир — дело-то богоугодное, но вы, с другой стороны, и не будете нам мешать на уровне налаживания взаимодействия, может быть, с другими христианскими Церквями в этом смысле. Другое дело, что подобного рода контакты влекли за собой удивительные соблазны. Всё-таки, как ни странно, вот это участие в экуменическом движении начинало создавать иллюзии того, что: может, действительно, всё-таки все мы христиане, может быть, стоит объединиться, может быть, стоит найти какую-то бо́льшую почву для взаимодействия с теми же самыми католиками или с теми же самыми протестантами?

Д. Володихин

— Конечно, подо всем этим была всё-таки не иллюзия, а определённая угроза со стороны советской власти: «давайте-давайте, поддерживайте это, потому что пока мы вас не трогаем, мы вас не расстреливаем, мы не отбираем ваши приходы, мы не взрываем ваши монастыри. Ну вот и давайте». И, наверное, иллюзия-то была не столько в том, что «все мы христиане», сколько в том, что если мы будем максимально послушны, то нас минимально обидят.

Г. Елисеев

— Совершенно верно, здесь подобного рода ощущения, конечно, были, существовали, ну и, опять же, надежда на то, что если на нас начнут гонения, может быть, эти за нас вступятся.

Д. Володихин

— Ну, а гонения-то случались?

Г. Елисеев

— Гонения случались, да, гонения на отдельных священников, давление на отдельных архиереев всё равно было, но таких масштабов, как в начале 60-х годов, конечно, не происходило.

Д. Володихин

— Помнится, вот христианское общественное движение, в котором участвовал писатель Бородин, будущий главный редактор журнала «Москва», ведь оно получило очень тяжёлые сроки за очень незначительную деятельность, и, в общем, основа её общественной деятельности была совершенно православной.

Г. Елисеев

— Да, но это всё-таки было диссидентство, которое организационно никак не связывалось с Церковью, это все были отдельные независимые группы, в которых действовали миряне. Выступления священников, того же Якунина, уже упоминавшегося, или отца Дмитрия Дудко, всегда позиционировались как выступления отдельных фигур, отдельных личностей, это никогда не было выступление от имени Церкви, уж тем более деятельность мирян-диссидентов всегда позиционировалась именно как личная позиция конкретных людей. За это, кстати, Русскую Православную Церковь и так критиковали представителей Русской Православной Церкви за рубежом. Рассуждения о сергианстве, о предательстве истинного православия — это тоже постоянный такой информационный фон, в котором живёт Церковь в 70-е годы.

Д. Володихин

— Ну, люди жили в тех местах, где священников не расстреливали, и памяти об этом не было. А тут ведь, конечно, холодный мир — это время соблазнов, согласен, но соблазн здесь прежде всего в том, что оказывается, под давлением политического свойства внутри Церкви появляются группы, которые хотят действовать вне Церкви, формально её не покинув. Ох, это запутанная ситуация.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк Глеб Анатольевич Елисеев, мы рассказываем о судьбе Русской Православной Церкви в середине-второй половине XX столетия в рамках Советского Союза. И мы перешли к... Ну, собственно, это уже закат Советского Союза, это эпоха немолодого Брежнева и его преемников, 70-е, 80-е годы, тут начинается какое-то оживление, некие новые, скажем так, клетки на шахматной доске большой политики для Церкви, а с другой стороны, это оживление вызывало и опасения, потому что проходило оно в нервной обстановке и было, как вы уже сказали, отравлено соблазнами.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Отношение со стороны советской власти в тот момент лучше всего характеризует соответствующая 52-я статья Конституции Советского Союза новой, принятой в 77-м году — о том, что граждане СССР имеют право на активное высказывание своего атеистического мировоззрения, а верующие имеют право на исполнение религиозного культа. Верующие, сидите и молчите, а мы будем вас гвоздить по голове атеистическим молотком. Вот в этой ситуации Церкви, конечно, было выживать крайне тяжело, поэтому надежда на контакты, на некую помощь со стороны западных конфессий всё время, в конце 70-х, в начале 80-х годов преследует Русскую Православную Церковь. Пиком, например, контактов с Ватиканом у нас тоже становится как раз поздний брежневский период, 70-е годы, ведь в 78-м году случился вообще парадоксальный случай: глава Отдела внешних церковных сношений, митрополит Никодим, умер в Ватикане. Он присутствовал на приёме у свежеизбранного папы Иоанна Павла I, поздравляя его, и там же, в кабинете у него случился сердечный приступ, и он умер. Ну, есть конспирологическая версия, что на самом деле его отравили, пытались отравить папу Иоанна Павла I, который после этого прожил 33 дня и всё-таки тоже умер.

Д. Володихин

— Тут уж, что называется, темна вода в облацех.

Г. Елисеев

— Да. Но, тем не менее, смотрите, настолько контакты были тесны в этот момент. Но середина 80-х годов XX века неожиданно приносит сюрпризы. Итак, поздняя советская власть, сначала умирает Леонид Ильич Брежнев, избирается новый генсек — Юрий Владимирович Андропов, быстро умирает он, избирается новый генсек — Константин Устинович Черненко, быстро умирает он, избирается новый генсек — Михаил Сергеевич Горбачёв, как раз приход которого к власти вначале в Церкви восприняли с очень большой опаской. Горбачёв, с его риторикой возвращения к ленинским нормам...

Д. Володихин

— ... казался новым Хрущёвым.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Все ожидали новых хрущёвских гонений, причём были для этого и некоторые довольно чёткие знаки. Сейчас об этом мало кто помнит, но период 1986- начала 1987 года — это период активизации, во всяком случае, в медиапространстве атеистической пропаганды. Резкие высказывания, необходимость новой борьбы против церковных пережитков — это очень такая постоянно звучащая нота во многих газетных и журнальных статьях этого периода.

Д. Володихин

— Это связано было и с тем, что лозунг «Ускорения, перестройки, очистим партийную совесть, вернёмся к изначальному светлому чистому коммунизму, и, кстати, почему мы столько уступили попам, давайте отрезать от них по кусочку опять, обидим их, потому что они не вписываются».

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Это внутри Церкви был период так называемого «горбачёвского призыва», как потом с иронией это называли в Церкви, когда заранее в ожидании гонения и новых арестов рукополагали многих мирян заочно в священники для того, чтобы они могли при необходимости, если будут арестованы настоятели, заменить их.

Д. Володихин

— На всякий случай, про запас.

Г. Елисеев

— Да.

Д. Володихин

— Тут получилась довольно своеобразная ситуация. Церковь будет оживать, расширяться, и все эти люди потребуются, но поскольку их отыскивали в ситуации кадрового голода, то требования, которые к ним предъявлялись, были заниженными, и Церкви потом придётся столкнуться с тем, что священник порой не обладает достаточной степенью образованности, пониманием богословских вещей, и, в общем, этот «горбачёвский призыв», он и свежая кровь, он и определённые проблемы.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Но всё-таки к 1988 году Церковь проходит ситуации очень больших сложностей, ожидания сложностей и сложности реальных. По-прежнему уменьшается количество приходов, по-прежнему уменьшается количество подготавливаемых священников. У нас приходов накануне 1988 года меньше 7 000 на всю огромную территорию Советского Союза.

Д. Володихин

— То есть меньше, чем при Хрущёве.

Г. Елисеев

— Да, меньше, чем при Хрущёве. Весь брежневский период не постоянно, не на уровне кампании, но таким вот постепенным давлением со стороны светской власти церкви всё равно закрывались, количество приходов уменьшалось. Умирает священник, на его место не дают назначить нового, и количество вот это уменьшается, уменьшается, уменьшается.

Д. Володихин

— Давайте чётко обозначим. Вот всё время, вроде бы, мирное в отношении Церкви Брежнева, всё время Андропова, Черненко, да и, по большому счёту, раннего Горбачёва, это всё равно, так или иначе, продолжение давления на Церковь, продолжение её мягкого, вежливого удушения, и время от времени непослушных лиц всё-таки отправляли на лесоповал, хотя их было не так много, но время от времени напоминало: «Ах, вы выступаете против нас? Ну, давайте, посидите с бензопилой „дружба“ в тайге. Может быть, ваша христианская совесть это воспримет как должное, а может быть, вы просто сломаетесь». Всё это было, к сожалению, и, конечно, в Церкви были опасения того, что ну вот опять начинается девятый вал гонений. Вышло иначе?

Г. Елисеев

— Да, гонения были, давление было, но давление не таких масштабов, как в 30-е и даже в 50-е годы, как мы говорили, потому что били по одному и надеялись, что это будет пример для ста. И, в общем-то, этот пример во многих случаях срабатывал, особенно учитывая достаточно осторожную, более сверхосторожную политику нового Патриарха Пимена, который у нас был избран в 71-м году, который уже был достаточно пожилой человек и хлебнул в своё время давление со стороны государства и репрессивной политики, который старался всеми силами исключать Церковь из политических возможных игр. А в 88-м году неожиданно и сам Патриарх, и вся Церковь оказываются совершенно в другой ситуации. Активно и широко празднуется 1000-летие принятия христианства на Руси, потому что тогдашнее политическое руководство во главе с Горбачёвым принимает совершенно другую политику — политику, связанную с тем, чтобы максимально увеличить, во-первых, социальную базу поддержки планирующихся возможных реформ, а во-вторых, политику, связанную с изменением имиджа советской власти, в первую очередь, на международной арене: мы на самом деле вполне терпимы, толерантны и уважаем всех, в том числе и верующих, и неверующих, потому что все одинаково любят советскую власть, все одинаково нас поддерживают, и мы ко всем прекрасно относимся.

Д. Володихин

— По большому счёту, это была попытка взяться за Церковь, как за инструмент, но только с другой стороны, там нельзя обвинить советское руководство, тем более партийное руководство, что оно вдруг всё, оптом, начало бесконечно любить Русскую Церковь и стремиться к поцелуям с нею. Речь идёт опять о политической необходимости, и может быть, о Божьем произволении, когда Господь решил: ну хорошо, чаша ваших грехов отчасти искуплена той жизнью, которую вы вели, дадим Церкви и верующим некоторое облегчение.

Г. Елисеев

— Да, кнута оказалось мало, кнут оказался не очень действенным, а давайте попробуем пряник, может быть, он получится. Надо отдать должное Церкви — Церковь на это не купилась, но появившийся шанс использовали на все сто процентов. Есть возможность открывать приходы? Конечно. Есть возможность вернуть диссидентов из ссылок и заключений? Конечно, мы этим пользуемся. Да, мы ни в коем случае не высказываемся против советской власти, мы активно поддерживаем новое политическое руководство, тем более, что оно так действует. Начинают открываться новые приходы, начинают открываться монастыри, Церковь начинает путь активного возрождения. Но этот путь активного возрождения идёт в очень сложных условиях, почему? Уже с 1989 года начинаются значительные политические потрясения в масштабах всего Советского Союза, и Церковь оказывается перед той угрозой, которая в конце концов реализовалась и с последствиями которой сталкиваемся мы по сей день — то, что та зона юрисдикции, та зона, на которой распространяет своё каноническое право Русская Православная Церковь, она может распространять его теперь на территории нескольких государств. И одно дело — взаимодействие, может быть, с не очень доброжелательным, но понятным руководством советского государства превращается в необходимость взаимодействовать и как-то выживать в условиях с новым руководством совершенно новых государств. Церковь эту угрозу чувствовала, и как раз в этот момент, например, церковные структуры на территории Белоруссии и Украины получают гораздо большую степень самостоятельности. Это не спасло от церковного сепаратизма, особенно на территории Украины, но, тем не менее, в значительной степени смягчило.

Д. Володихин

— Ну что ж, мы с вами подходим к концу советской эпохи, собственно, уже подошли. Что можно сказать в целом об истории Церкви в условиях Советского Союза? Понимаете, какая вещь, Церковь всегда и неизменно придерживалась одного — той истины, которая есть Господь Бог, как Святая Троица, как Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святой, как пришествие Сына на землю и Его муки во искупление грехов рода людского. Никогда от этого не отходила, не пыталась что-то добавить в Священное Писание, убавить, сделать веру более удобной, претерпела за это, когда-то больше, когда-то меньше. И получилась довольно странная ситуация: Церковь политически неизмеримо слабее, чем советская власть, это, в общем-то, агнец, который живет рядом со львом, и этот лев рыкающий в любой момент готов вонзить зубы в агнца. Но агнец неизменен, а лев постоянно меняется, то внутри самого льва начинают грызться различные органы друг с другом, то у льва появляются новые мечтания, то он стареет, то он болеет, то он впадает в старческий маразм, то в младенческие мечтания. И что получается? Агнец остается жив, лев умирает, и в итоге, собственно, восстанавливается естественная ситуация. Не без угроз, не без сложностей, понятно, что никогда Церковь не жила спокойно, потому что общество никогда не жило спокойно, но тем не менее, мы можем констатировать: самая страшная страница в ее истории была перевернута, слава Тебе, Господи! Мне остается, дорогие радиослушатели, поблагодарить от вашего имени Глеба Елисеева за его просветительскую работу и сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

Г. Елисеев

— До свидания.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Живые былины». Арсений Миронов
• «История Ярославля». Сергей Алексеев
• «Русские инженеры начала ХХ века». Александр Музафаров

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов