«Духовность в творчестве». Алексей Свиридов

У нас в гостях режиссер, руководитель центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс» Алексей Свиридов.

Разговор шел о том, какие смыслы может нести театральное искусство и кино, и как доносить до современного зрителя нравственные и христианские ценности.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

Анна Леонтьева

— Добрый «Светлый вечер». Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Алексей Свиридов, режиссер, актер, сценарист, руководитель Центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс». Добрый вечер.

Алексей Свиридов

— Добрый вечер, Анна и всем слушателям.

Анна Леонтьева

— Сегодня мы хотим поговорить на такую увлекательную тему, как христианство и кино или христианское кино. В общем, как получится. Но я хотела, Алексей, начать с нескольких личных вопросов, пользуясь служебным положением. Что такое работа режиссера, мы все знаем по нескольким бессмертным произведениям. Одно из них это мультфильм, который называется «Фильм, фильм, фильм» и второе это — их гораздо больше, просто то, что сейчас на ум приходит — «Жизнь в забвении». Помните такой фильм, который рассказывает, как снимали фильм? Рекомендую посмотреть, он очень классный, черно-белый, отличный фильм.

Алексей Свиридов

— Да, это про внутреннюю жизнь, что за кулисами кадра.

Анна Леонтьева

— Да, да, и профессия режиссера вырастает до потрясающей степени сложности. Поэтому можно немножко поговорить о профессиях на программе?

Алексей Свиридов

— Конечно.

Анна Леонтьева

— Скажите, быть режиссером — это ведь уже иметь к этому склонность? Режиссер руководит огромным количеством людей, которые делают фильм, вся ответственность в конечном счете лежит на нем. И за обеспечение жизни этих людей, и за съемки, и за качество. Это какой-то характер — быть режиссером?

Алексей Свиридов

— Да, режиссер — это.... Сегодня может быть режиссер и приглашенный, его пригласили ему дали проект, он сделал качественно и выполнил свою работу. Но часто, у меня так в жизни, что приносишь идею, ты собираешь команду и ты отвечаешь потом за финальные титры. То есть от начала до конца ты следишь за всеми процессами. Где-то оператор пришел, где-то осветитель, гафферы, где-то сценарист подключилась, где-то актер. Они потом растворяются, сделали свою работу, режиссер продолжает, продолжает, продолжает. И ты уже сидишь на финальных титрах: ну еще чуть-чуть, вот еще в монтаже, вот это еще сделать, а тут еще заставочку. Работа, конечно, очень ответственная. С многими режиссерами разговаривал, испытания большие, как мы их проходим очень важно. Я когда больше был актером, еще не заходил в сферу режиссуры, но уже подумывал о ней, я встречался на площадке с разными именитыми режиссерами, менее именитыми. Я помню, как этот стресс, а он часто на площадке есть, помню такие вибрации, немножко напряжение. Я сижу, сейчас будет моя сцена, и заходит режиссер, нецензурно кого-то покрывает, ругает. Прямо чувствую, как это напряжение начинает в меня входить, я думаю, мне-то сейчас играть вообще про другое. И я тогда подумал, что надо становиться режиссером, потому что как актер ты как будто у кого-то все время, как у какого-то кукловода находишься, если режиссер в профессии... по-разному все относятся к этому. Кто-то относится, как к своей жизни, как к своей семье. А кто-то, как к профессии, как будто все должны вокруг. Разное отношение. И думаю, надо все-таки быть режиссером. Во-первых, я понимал, что материал, который выбирают продюсеры, режиссеры... Последнее время, как уйти в режиссуру, мне присылали сценарии, я понимал, что всё, это невозможно уже играть, просто невозможно. Раз сыграл бандита, два сыграл что-то еще и потом понимаешь, что начинаешь как личность разрушаться. Одно дело, ты играешь негодяя, но ты понимаешь, что этот негодяй помогает — в Достоевском имею в виду — этому произведению прорасти потом ввысь, дойти до дна, а потом ввысь, там есть надежда, человек понимает, что да, даже такие.... В итоге позитивное получается кино. А когда ты играешь негодяя ради негодяя. Как, я помню, на дорожке в фитнесе бегал. Я телевизор просто не смотрю, а в фитнес когда ходил, сейчас я уже на природе в основном занимаюсь, и телевизоры вокруг стоят и там какие-то каналы такие, не буду называть каналы эти, и там перестрелки. Я смотрю и понимаю, что там стреляют, каждые две минуты кого-то убивают, и я понимаю, что обесцениваются убийства. Когда ты смотришь убийство за убийством, оно обесценивается. Как человек на войне, привыкает, вначале у него паника.... Так как мы кино разные делали и с бойцами много разговаривали, вначале первый бой самый страшный бой, там деморализуешься немножко. Подготовка все равно, когда ты выходишь в первый бой, это прям... А в кино показывают, что вообще жизнь ничего не стоит. Я понимаю, для чего это делают. Для того чтобы...

Анна Леонтьева

— Эмоционально удержать?

Алексей Свиридов

— Создать эмоциональный накал, но они не понимают, что если постоянно идет одно и то же напряжение, то оно перестает быть напряжением. А в хороших качественных произведениях, допустим, таких как «Чайка», «Гамлет», всего лишь одно убийство. В «Гамлете» понятно, что в конце их больше, но я имею в виду, в «Гамлете» запускается...

Анна Леонтьева

— Но это трагедия, это убийство.

Алексей Свиридов

— И там ты это чувствуешь, что это трагедия, ты умеешь оценить, ты можешь это прожить, ты это воспринять можешь. Я понимаю, что сегодня, к сожалению, много произведений... за это отвечают режиссеры и продюсеры, конечно же. Все равно, как ни крути, режиссер либо в связке с продюсером, либо все-таки продюсер ему диктует. Опять, можно сказать, что попадаешь в ту же зависимость, как актер до этого был зависим от режиссера, режиссер зависим от продюсера, продюсер зависим от рынка. Рынок — это люди, зрители. Здесь есть, конечно, этот момент, где приходится искать какой-то коннект, соединение, чтобы это было востребовано. Как раз тоже сегодня об этом хотелось бы поговорить, потому что христианство и кино либо христианское кино сегодняшнее, хотелось бы понять, кому оно нужно, нужно ли? А если нужно, хотелось бы понять, как его делать, чтобы оно было в темпе ритма современного зрителя.

Анна Леонтьева

— Точно.

Алексей Свиридов

— Это самое главное, его сделать в темпе ритма восприятия современного зрителя, особенно молодежи. Я еще раз резюмирую ваш вопрос, я к нему возвращаюсь. Конечно, работа режиссера — это огромный труд, и часто бывает, что режиссеры уходят в какие-то непотребные взаимодействия, потрясают воздух. Когда у меня был такой случай, один из самых напряженных — я не помню, когда я рассказывал, где-то на эфире рассказывал — это фильм «Сикера». У нас был самый напряженный момент, когда началась пандемия и когда всё, можно сказать, что едут уже на съемку все, Виторган, Ирина Безрукова ехала, из ГИТИСа везли целый фургончик студентов. Всё ехало, всё собиралось, а не пускают в парк Горького. И я думаю, ну, всё. Я помню, иду, остается полчаса до того, как все приедут, а нас не пускают, нет, пандемия, никак, со всех сторон заходим. Я просто начинаю вслух молиться. Я вслух молюсь-молюсь-молюсь, и приходит потом ответ. Не буду сейчас разбирать по атомам, как всё произошло, но в итоге всё каким-то чудным образом произошло.

Анна Леонтьева

— Всё получилось?

Алексей Свиридов

— Всё произошло, случилось, нас пустили, потом выгнали. В итоге мы всё успели снять, и это было чудо, потому что после этого съемки уже не разрешались вообще. И как раз мы этот год спокойненько монтировали, музыку сочиняли. Это был крайний день для съемок. С молитвами это искушение было пройдено. Честно говоря, когда начинаешь молиться, сколько раз в такие критические моменты это было, ты думаешь: да нет, невозможно, смысл молиться? Прям такие мысли приходят: смысл молиться, всё равно невозможно. И просто начинаешь молиться, всё равно буду молиться, и молишься, не знаю, как так получается. Хотелось бы, чтобы было больше режиссеров, которые не вне выходили на площадке и разрушали и атмосферу и актеров, чтобы уже ушло это. Я часто слышу, когда на 1 канале говорят, где-то телевизионщики наши собираются, кто-то начинает нецензурно выражаться, я говорю: так все, ребята, при мне, пожалуйста, не ругаемся, я прошу. И кто-то говорит, что невозможно, в съемочных цехах такое напряжение, что невозможно не ругаться. Я говорю: всё возможно. Я знаю, что есть режиссеры, которые тоже не приемлют такое общение, на таких тонах и в таких красках. Я бы хотел, чтобы режиссеры, как люди, которые ведут за собой команду, это делали под знаменем какого-то благочестия, терпения. Да, понятно, бывает трудно, можно где-то поругать в какой-то момент, чтобы собрался человек. Но это делается с любовью. На это смотрит все и команда начинает... Как говорится, рыба гниет с головы. Кино невозможно создавать, мне кажется, в такой атмосфере, хорошее благостное кино. Это как приготовить пищу, если ты в этот момент ругаешься или смотришь новости всякие криминальные, ну какое у тебя приготовится блюдо, которое ты подашь потом на стол своей семье. Либо ты с молитвой читаешь. Как говорят, что к монахам приезжаешь... Я помню, на Афоне когда приезжаешь и там с любовью приготовят в какой-нибудь келье или в монастыре, и ты кушаешь и думаешь, самое вкусное, хотя вроде пища простая такая, но думаешь, это какой-то Божественный вкус. Вкус любви — самый высокий.

Анна Леонтьева

— Потрясающе. То есть вы, побыв актером, поняли, что такое хороший режиссер. То есть режиссер, который по-отцовски относится к команде, а не этот стереотип, что построились, равняйсь, смирно, делай, как я сказал.

Алексей Свиридов

— Да, я увидел со стороны, как не надо и как лучше, потому что был внутри тех людей и того цеха актерского, где воспринимаешь от режиссера информацию. Ты понимаешь, что поможет тебе развиться и подняться, что заживает. То же самое и с исповедью, вообще, то же самое. Ты приходишь к священнику, тебя отругал, не знаю, может, кому-то это поможет, но я лично понимаю, что приходит напряжение, зажим и недоверие. Если отругал прямо. А если, опять же, на Афоне пример привожу, эти глаза священника, который смотрит на меня с любовью, я читаю в них, типа, да, ты ошибся, но Бог тебя любит.

Анна Леонтьева

— Это самое главное.

Алексей Свиридов

— И он как будто вместе с Богом тебе руку протягивает и вытаскивает тебя оттуда, и ты уже после этой руки милосердия не можешь снова совершать грех, не хочешь изо всех сил, потому что тебе дали... Милосердие лучше в миллиарды раз работает, чем упрек, угроза, уничижение. Поэтому хочется, чтобы людей, которые в храм приходят, встречали, даже если женщины пришли первый раз в штанах без платка, чтобы с любовью встретили. По этой первой встрече они потом формируют свое отношение и желание, все-таки приходить мне в храм или не приходить. Часто, очень большое количество людей, я спрашивал, почему вы не православные, вы же верите, они говорят: вот, у меня был опыт. И рассказывают про этот опыт. Я думаю, как же так, сколько людей я лично знаю...

Анна Леонтьева

— Развернулось и ушло.

Алексей Свиридов

— Которые развернулись из-за того, что их встретили с осуждением, что они в штанах, не так, вместо того, чтобы протянуть руку и сказать: здесь любовь.

Анна Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами Алексей Свиридов, режиссер, актер, сценарист, руководитель Центра культуры и киноискусства «Апостол Филм». Потрясающе вы рассказали про профессию режиссера, с неожиданной стороны. Я, честно говоря, не знала с этой стороны. И хотелось еще про профессию вопрос задать. Режиссер работает с тем, что самое главное, со сценарием. Профессия сценариста. Вы рассказали о том, как создается напряжение в фильме, например, путем бесконечных перипетий, стрелялок, убивалок.

Алексей Свиридов

— Я скажу, что его пытаются создать недобросовестные сценаристы и телевизионщики, в основном, с помощью простых, примитивных событий. Убийство — это примитивное событие. Понятно всем, что убийство это всегда будет событие. Но они начинают ими так приправлять партитуру кино. Как, положи немножко перчика, это вкусно, немножко приправки. Попробуй просто засорить, засыпать суп. Вот они то же самое делают. Поэтому это напряжение, второе, третье убийство уже начинают уходить. Как, помните, Эзоп говорил в притче, что когда, кто там бежал? Лиса, что ли, бежала мимо зайца, потом мимо то ли медведя, то ли льва, она испугалась, второй раз побежала, уже меньше испугалась, третий раз уже вообще не испугалась. И он говорит, что привыкает человек и к красоте, и к уродству одинаково. Когда привыкает, то уже ты не можешь отличить. Здесь есть намек на то, что мы действительно ко всему привыкаем, как ни странно, и к плохому, и к хорошему. Эта привычка на самом деле разрушающая вещь, человек перестает уметь оценивать. Почему мы с возрастом перестаем понимать вкус мороженого, съел, как будто просто съел? В детстве ты ешь...

Анна Леонтьева

— Это счастье и радость.

Алексей Свиридов

— Откусываешь каждый кусочек — это как будто что-то такое, гормон радости необыкновенный. А когда ты можешь есть по пять мороженных в день, всё уже, нет вкуса мороженного. И так же с этим напряжением. Саспанс, Хичкок, но это делал еще Гриффит. Понятно, что наши метры — имею ввиду, киношные, это американский режиссер — создавали саспансы в 20-30 годах, там всё уже разработали, как создавать напряжение. Хичкок это хорошо формулировал, назвал это саспансом — это создание напряжения. Это опять относится к профессиональной терминологии — организация события. Прежде чем произойдет нехороший случай с человеком, мы должны его полюбить, мы должны понять его, мы должны понять природу его существования, его мотивы. Если эти мотивы каким-то образом нам откликаются как хорошие, то нам будет больно его потерять, очень высокая эмпатия. Если же это негодяй, нам опять об этом надо рассказать, чтобы мы сказали: вот, негодяй. Мы, конечно же, с православной точки зрения это не очень хорошо, потому что мы порадуемся, что негодяй умер. Я пример привожу, у меня на мастер-классе на первом идет большой вброс информации, которая раскрывает наше эго со студентами. Там есть такой момент, я говорю: если святой человек, то он хочет чего врагу, погибели или спасения?

Анна Леонтьева

— Ну, понятно.

Алексей Свиридов

— А в кино, как правило, мы радуемся за погибель врага.

Анна Леонтьева

— Это плохо?

Алексей Свиридов

— Я не знаю, не могу говорить, плохо это или хорошо, это как некий факт. Как будто мы радуемся, что добро восторжествовало, что нехороший убит, месть произошла. Господь же прощал, Он не наказывал. Вот этот момент, ты порадуешься за прощение? Если бы апостола Павла не простил Господь за то, что он был свидетелем, как первомученика Стефана камнями побивали, он там одежду держал. Представьте, что Господь бы его не простил, мы бы сказали: вот этот негодяй, он даже не остановил. А он был прощен, да, он на время потерял зрение, потом снова зрение обрел и стал самым большим проповедником любви. Это почему? Потому что нет больше радости о покаявшемся грешнике. Мы хотим все-таки, чтобы он покаялся, не уничтожить его. А в кино нас учат, как правило, радоваться, что грешника замочили, я скажу это слово молодежное.

Анна Леонтьева

— Нормальное слово.

Алексей Свиридов

— Это тонкий нюанс, на который можно, вроде, не обращать внимания, но как режиссер я не могу не обратить внимания, когда говорится о христианских, о православных ценностях. Что такой есть тонкий-тонкий момент. Эти тонкие моменты мы как будто хотим не видеть.

Анна Леонтьева

— Ну, потому что уже огромное море снято по этим лекалам фильмов и, в том числе, очень гениальных.

Алексей Свиридов

— Да. Поэтому это такие нюансы тоненькие, которые если обнаруживаешь, то понимаешь, что даже здесь в таких нюансах можно дать человеку привычку радоваться уничтожению врага. Понятно, что враг должен быть побежден. Но тут надо всё разбирать в частном порядке, я имею в виду конкретные ситуации, нельзя брать всё под одну гребенку. Брать фашизм, когда-то мы его победили, свергли, уничтожили, это зло нужно уничтожать. Но конкретного человека, если он обращается, изменяется... Как «Проверка на дорогах», фильм замечательный. Там герой, который приходит, он предал нашу родину, шел за немцев, потом раскаялся, пришел и весь фильм практически идет о том, как его не принимают обратно. А он своим подвигом, тем, что потом отдает свою жизнь за других, исполняя заповедь «положить душу свою за други своя» — самый высокий подвиг любви, он это исполняет и этим исповедует, искупает свою вину.

Анна Леонтьева

— То есть это христианский фильм, притом, что он не задумывался таким.

Алексей Свиридов

— Да, я считаю, что это христиански фильм. «Проверка на дорогах», я считаю, один из самых мощных наравне «Летят журавли», я все время путаю, «Журавли летят» или «Летят журавли».

Анна Леонтьева

— «Летят журавли». Мы поняли, о чем вы говорите.

Алексей Свиридов

— Я все время говорю эти два слова туда-сюда, по действию я запомнил. Это такие сценарии, которые, могу сказать, самые крепкие сценарии, потому что в них так всё правильно прописано, там так обозначено, и вскрывается очень мощно человеческая сущность. Ведь искусство это исследование человека. Режиссеру важно это исследование вместе со зрителем пройти. То есть он должен так организовать кадр, сцену, чтобы зритель пошел в исследование не только жизни героя, но и самих себя, это самое правильное. Ты начинаешь тогда использовать эмпатию и выстраивать внутри парадигму поведения верного, правильного, основанного на ценностях.

Анна Леонтьева

— И понимаешь что-то о себе.

Алексей Свиридов

— Да, конечно, всё о нас на самом деле.

Анна Леонтьева

— Кстати, «Летят журавли», там этот негодяй так негодяем и остался.

Алексей Свиридов

— Да, там акцент смещен, как бы есть некая незавершенность линии. Я тоже об этом думал, это хороший вопрос, потому что когда линии в кино организованы, линия одного человека, линия ситуации, линия отношений, в качественном кино должна завершиться. Либо открытым финалом завершиться, когда мы видим вектор, куда думать. Нельзя просто бросить. Здесь, это ошибка, я считаю.

Анна Леонтьева

— Нет, там есть определенное возмездие, он же потерял свою семью и всех.

Алексей Свиридов

— Да. Здесь эти моменты с линиями, хорошо, когда мы понимаем, куда что пойдет и увидеть момент, может быть, раскаяния человека. Понять, где он потерялся, что с ним в итоге-то, с точки зрения, он осознал или не осознал. Человека когда наказывает жизнь, судьба — это же наказ. Не наказание, тебе просто больно, а наказ, как делать нельзя. И вот этот наказ как прошел? Он озлобился либо он сказал: да я понял. Хочется просто увидеть вектор, это же по-христиански, это как мед на сердце, когда ты видишь, что человек раскаялся, и он оборачивается слезами раскаяния, и у тебя радость возникает.

Анна Леонтьева

— Ну да, это другое ощущение, видимо, от кино. Раз уж вы говорили про негодяя в кино, есть такое мнение, что проще сыграть негодяя, плохого человека, чем положительную какую-то роль. Это так?

Алексей Свиридов

— Это, мне кажется, я сейчас прямо думаю, что это заблуждение. У меня многие знакомые актеры, актрисы, почему-то особенно актрисы, говорили: вот, хочу сыграть какую-нибудь... Это играть интересно. Почему? Могу сказать, там есть куда размахнуться, там можно шалить, там можно придумать, что угодно, и тебе никто не скажет ничего. Потому что играешь негодяя, можно и так, и так, и так, большой разбег для фантазии, и это, наверное, привлекательно и это интересно, потому что здесь многогранно. Доброго человека сыграть сложно, потому что в доброте, во всем надо искать противоположность. В доброте тоже надо искать, где у человека может быть какое-то искушение, слабость, трудность, и через преодоление проявляется характер.

Анна Леонтьева

— Чтобы он не был плоским, да?

Алексей Свиридов

— Конечно. Ведь в преодолении проявляется действие человека. Мы все действуем в жизни, мы всегда чего-то добиваемся, у нас просто так ничего не происходит. Если актер просто что-то показывает, это называется лицедейство, я делаю лицо. А чтобы человек действовал, ведь актер акт — это действие переводится. Актер — это действующее лицо во всех пьесах. Это акты и действия, первое действие, второе действие. Слово «действие» везде сквозной нитью, это главное слово вообще любого произведения. Доброму человеку найти действие сложнее, потому что он может быть простым, добрым, но создать в нем напряжение с помощью внутреннего, может быть, монолога, внутренние какие-то отыскать сложности, потому что каждого человека есть искушения, есть слабости, трудности и болевые точки, труднее. Внешне только гении могут сыграть добрых людей так, чтобы это было — Леонов, мне кажется — только такие, которые умеют играть так, что сердце прямо радуется.

Анна Леонтьева

— Точно.

Алексей Свиридов

— Я объяснил, почему привлекает негодяев играть, там легче делать разбег и доброе найти там уже не надо. Оно, может быть, проявится в каком-то завершающем акте, когда он раскается или его накажут. И как будто зло имеет право быть лицедейным, как будто бы. Но это заблуждение, действие во всем, мы следим только за действием. Если человек не действует на сцене или в произведении, то мы не смотрим за ним, он нам не интересен, он плоский. Действие должно быть и внутреннее, оно из конфликта возникает, конфликт-препятствие, и оно заставляет человека действовать, мы начинаем действовать. Мы лежим-лежим, ничего не делаем, вдруг пожар, начинаем тушить. То есть действие возникает в конфликте. Или два человека любят друг друга, год любят, два, три, а потом приелось, всё хорошо, вообще не парятся. Но как только возникает конфликт, сразу начинается борьба, активизируются силы.

Анна Леонтьева

— Например, кто-то заболел.

Алексей Свиридов

— Да, сразу эта любовь начинает, сразу начинаешь ценить, как же так, если я его потеряю, это мой любимый человек. Тот, который болеет, говорит: ничего себе, как меня любит мой любимый человек, он так старается ради меня. Сразу возникает действие и жизнь возникает, то есть она возникает именно в действии. Поэтому кино, как и во всех произведениях, показывает нам не просто жизнь, как под копирку, а это увеличительное стекло самых ярких, сильных моментов с напряжением. У каждого человека в жизни есть такие этапы действенные, и эти действенные этапы переносят на литературу, на кино для того, чтобы мы смогли вместе с ними попереживать, подумать, а как из этих конфликтов выходить, как в этих конфликтах не сдаться, как в этих конфликтах не потерять любовь.

Анна Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами Алексей Свиридов, режиссер, актер, сценарист, руководитель Центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс». У микрофона Анна Леонтьева. Мы вернемся к вам через минуту.

Анна Леонтьева

— Продолжается «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Алексей Свиридов, режиссер, актер, сценарист, руководитель Центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс». У микрофона Анна Леонтьева. Говорим о христианском кино. Алексей, когда я почитала книги про то, как быть сценаристом — у меня, кстати, к вам еще есть вопрос про сценаристов — меня поразил самый поверхностный слой, который я сняла. Это как строится обычный классический сценарий. Это предисловие, потом поворотный пункт, потом герой должен измениться, но старается жить так, как жил до поворотного пункта. Потом уже очень могучий поворотный пункт, потом герой должен изменяться и действовать по-новому. Так вот, когда я прочитала, я подумала, это же мне так много объясняет. Это то — может быть, в моем лице радиослушатели тоже узнают себя — как я пришла в христианство. Я жила какой-то совершенно светской жизнью, нормальной карьерной, ни о чем таком не думала. Потом пришли люди, которые показали мне вот этот свет, и я пришла в церковь, начала, так называется у нас, воцерковляться. Но при этом я пыталась все это совмещать, здесь я так, а здесь так. До следующего поворотного пункта, очень мощного, мне казалось, можно быть такой теплохладной христианской. А дальше Господь поставил в такие обстоятельства, что стало невозможно. Я, оборачиваясь назад, хотя бы могу это объяснить, вот же это классический сценарий, это классическая человеческая жизнь.

Алексей Свиридов

— Да. Как ни странно драматургия, я говорил на прошлом эфире про Евангелие, что если смотреть на Евангелие и попробовать его — надеюсь это не дерзость — драматургически посмотреть, что это идеальная драматургия, самая высокая. Я приводил пример «Зеленой мили», что в этом фильме самая главная кульминационная сцена построена по Евангелию. Кинг написал это произведение, фильм отражает этот момент, это работает.

Анна Леонтьева

— Что вы имеете в виду? Какая сцена?

Алексей Свиридов

— Там есть такой темнокожий великан, который обладает даром лечить людей, такой огромный великан, и сам по себе, как ребенок, по своему доброму, наивному суждению. Он пытался спасти двух девочек, которые были маньяком... они умирали у него на руках. И когда обнаружили его с этими девочками, подумали, что это он их убил, и его осудили. Его на электрический стул ведут. И этот момент, когда все понимают, все охранники понимают, что он не виноват, но ничего уже сделать не могут, он говорит: нормально, всё хорошо, я уже так устал от этой жизни, пусть так и будет. Его, человека, который спасал людей, незаконно ведут на электрический стул. И люди, которые в зале сидят, с такой ненавистью на него смотрят, а он с добротой такой. И еще там сделан момент, организующий события, я тоже студентам показываю. Сейчас будет жуткая сцена, он умирает на электрическом стуле. Перед этим нам не начинают усугублять, что всё плохо, а нам делают спину к событию, то есть разворачивают, дают что-то позитивное, чтобы потом негативное для нас стало еще более щемящим, сильнее нас потрясло. Он, когда его уже ведут к электрическому стулу, рассказывает сон. Ему приснилось, что он в раю, и что мышонок, который бегал в этой тюрьме, с ним все дружили, кормили, показывает цирковое представление, катушку из-под ниток катит, что эти девочки рядом с ним, мы все смеемся и радуемся, такая атмосфера любви. Он рассказывает этот сон, как будто это то, что сейчас его ждет, когда этот электрический стул пройдет уже. Он радуется, улыбается, смеётся прямо. Этот момент как раз организует тот ужас, который сейчас будет перед нами. Эта несправедливость очень сильно воспринимается. Это и есть правильная организация события. Невинный человек, полный любви и незлобия, даже к тому, что сейчас произойдет с ним из-за того, что люди его не понимают, пытаются на ком-то выместить зло, он все равно любит, его ведут с этим сердцем любви на электрический стул.

Анна Леонтьева

— Да. Вы начали говорить, что это сцена евангельская, несет такой смысл.

Алексей Свиридов

— Да. Это то же самое, когда на Крест ведут Христа, Любовь. Господь всё прощает, а они продолжают делать то, что делают. Это момент очень сильный. Почему наше сердце сострадает здесь? Потому что мы видим любовь, несмотря ни на что. Не желает уничтожить врага. Господь мог бы попросить ангелов и чтобы молнии, всех бы раскромсало просто. Но нет.

Анна Леонтьева

— Вы очень пронзительно рассказали про этот эпизод. Я сейчас чуть не заплакала, потому что правда, это очень пронзительный момент. Когда мы с коллегами пытались состряпать на скорую руку, я бы сказала на коленке, что-то вроде сценария с этими самыми поворотными пунктами, с тем, чтобы был какой-то action. Часто у нас получается action ради actionа. Я в какой-то момент поймала нас всех на том, что в этом смысла-то большого нет. Мы просто как неумелые люди каким-то образом пытаемся соединить события. Похожий эпизод был, я вспомнила, когда я в детстве ужасно любила Конан Дойля, мама работала в редакции, и мамин коллега, которого я очень любила, я говорю, давай я буду писать тебе письма, как Холмс, а ты будешь, как Ватсон, мне отвечать. И мы так напишем целый детектив. И вот я начала писать ему письма, как Холмс, он очень аккуратно, прекрасным почерком отвечал мне: Холмс, это гениально, — все, что нужно было отвечать. Но когда я из своих писем попыталась составить детектив, оказалось, что это такая скукотища. Я какой-то дедуктивный метод туда, вроде, ввела. То же самое примерно я почувствовала с этим сценарием. Что нужно сценаристу, чтобы эти поворотные пункты, эти ПП, как их называют, были к чему-то осмысленному?

Алексей Свиридов

— Есть ли какие золотые правила?

Анна Леонтьева

— Может быть, их и нет?

Алексей Свиридов

— Они есть, мы понимаем, что нужно создавать напряжение, нужны события. Но весь секрет, вся сложность в том, чтобы находить эти события, находить те препятствия, находить эту мотивацию героя, создавать обстоятельства. Там очень много идет от рифмы, человек почему-то очень любит рифму. Рифма — это такая вещь, она в кино тоже прослеживается, где-то мы заявили, в конце оно выстрелило, как ружье висит, оно выстрелило по Чехову, это и есть рифма. Если выстреливает ружье, но его не было, то нет и рифмы, нет и организации этого выстрела. Это называется тогда «рояль в кустах», это противоположное ружью, которое выстрелит. У древних греков было «Бог из машины». Когда они не знали, чем закончить, просто Бог из машины выходил и всё расставлял на места. И потом они подумали, да это как-то скучно, это вообще не интересно, и поняли, что Бог из машины — это не лучший выход. Как организовать вот эти перипетии?

Анна Леонтьева

— Я уточню свой вопрос, потому что мне кажется, я вас немножко запутала. Я имею в виду, мы как люди христианского вероисповедания хотели бы, чтобы наши эти поворотные пункты были какими-то христианскими. При этом вводить такую символику специально, получается несколько дидактично. Я в последней части программы хотела разобрать ваш фильм. Как сделать так, чтобы это было все-таки осмысленно, но при этом, видимо, искусственно иконки, лампадки развешивать по фильмам — не работает.

Алексей Свиридов

— Да, впрямую вообще ничего не работает. Самое, что есть разрушающее драматургию и любое произведение, это очень понятное и распространенное, Антон Павлович Чехов называл это пошлостью. Что-то очень банальное, примитивное, общепринятое, далее делать постоянный бесконечный набор ради набора этих препятствий, будет опять же, событие, которое будет разрушать сцены другого события, и их количество перейдет в некачество в итоге. Здесь то, что меня спасает в таких ситуациях написания — это труд. Могу сказать, что хоть я человек ленивый и неусидчивый, но я в любом случае, знаю точно, где гений зарыт. Я, когда прошел в свое время креативное мышление, я его использовал на курсе Хейфеца Леонида Ефимовича, это был его последний курс перед тем, как он оставил эту жизнь, это был достаточно великий режиссер, в Маяковке он был руководителем и режиссером. Его любимое слово — обострение, надо обострять. Действительно, как вы сказали, у вас пока не началось обострение в жизни, вы не перешли на финальный этап. Это обострение необходимо, нам надо дойти до этого накала. На его курсе я делал спектакль со студентами, помню, что одной студентке было тяжело сыграть одну роль. Кстати, хорошо, это произведение все должны знать, Лескова «Очарованный странник». Есть с Михайловым фильм, произведение очень мощное.

Анна Леонтьева

— Отличное, мощнецкое и такое приключенческое.

Алексей Свиридов

— Мне повезло, что на тот момент я изучил сценарное мастерство. Я, когда читал критику к этой книге, не мог понять, почему многие критикуют за то, что Лесков здесь нарушил все законы. А прочитав книгу, я понял, действительно он нарушил. Там получается, после кульминационного рассказа с Грушей, идет завершение логическое, а потом идет еще пара рассказов, как он в цирке работал, еще что-то. Они вообще уже как будто вне контекста предыдущего этапа произведения, и уже слабее. Это неправильно, он размыл таким образом.

Анна Леонтьева

— По правилам так нельзя?

Алексей Свиридов

— Нет, он, получается, размыл, кульминацию нельзя запихивать в середину. Почему? Потому что кульминация — это максимальное напряжение. Представляете, после максимального напряжения вам потом долго зачем-то рассказывают. Мы не хотим заканчивать историю тем, что уже накала нет, напряжения нет, просто болтаем. Так и получилось у Лескова. Я поэтому убрал два последних рассказа у Лескова, ничего страшного, оно уже не работало на героя с точки зрения главной сквозной сцены и его линии взаимодействия с Грушей. Актрисе было трудно сыграть эту роль. Там персонаж, я думаю, кто читал, тот помнит.

Анна Леонтьева

— Кто не читал, тот перечитайте.

Алексей Свиридов

— Там есть момент, он в книге скрыт немножко, Груша это цыганка, которая выходит замуж за богатого человека, который в итоге ее бросает и выгоняет из дома. В нашем смысле вроде цыганка и цыганка, но у них были ценности. Если ее выгоняет муж, для нее всё, нет жизни. И она скитается, убегает. Он ее отправил куда-то в ссылку, за ней следили, она в итоге вырывается, убегает. Вот этот Голован, очарованный странник, пытается ее найти, спасти, потому что он понимает, что что-то не то происходит. А оказывается потом, что она еще и беременна. Это очень аккуратно написано, мы докопались до этого не сразу. В итоге вот сцена. Он говорит, когда ее нашел, давай жить вместе, я буду тебе как брат, — он ее очень любит, но он готов быть как брат. — Домик тебе сделаю, буду ухаживать. Говорит, не переживай, будем жить, всё будет хорошо. Она говорит: нет, ты должен меня убить, если я сама себя убью, то это самоубийство, это высший грех, мне не отмолить себя, а если ты меня убьешь, то ты меня отмолишь, потому что ты сильный молитвенник, ты меня отмолишь. То есть у нее такой расчет. И как сыграть это девочке, которой 19 лет, актрисе? Как сыграть без опыта такую жизнь, такую принципиальность, такой веры, такой силы, отчаяния такого. В итоге не шла сцена, и я понял, всё, капут. Не сыграет, и менять ее на другую актрису тоже неправильно, хотя у нас там Оля Бодрова играла другую роль, Алексея Бодрова дочка, она гениальная актриса, уже со студенческих занятий, я видел, просто шикарная актриса. Но уже было не поменять, это было бы некрасиво по отношению к актрисе, которая играла эту роль Груши.

Анна Леонтьева

— Вы добрый режиссер.

Алексей Свиридов

— Да нет, может быть, я изначально не распределил роли правильно, так получилась, может быть по типажу она больше подходила на цыганку. В итоге я делаю перерыв недельки на полторы, уезжаю на море. И на море я применяю технику креативного мышления. Я, как говорил Сергей Васильевич Женовач, надо ставить такую планку, чтобы сегодня казалось, что ты ее не можешь достичь, тогда ты сделаешь свой максимум. Я тогда тоже по креативному мышлению взял эта вариативность и дал для себя задачу: придумаю 50 вариантов этой сцены. Вы не представляете, что такое 50 вариантов сцены.

Анна Леонтьева

— Нет, не представляю абсолютно. Я даже три варианта не представляю.

Алексей Свиридов

— Это, можно сказать, полнометражный фильм, 50 сцен. Я ходил, писал, думал, это такой труд. Оказывается, мозг напрягать очень сложно, мы ленимся, нужен какой-то мотив. В итоге я придумал 37 сцен и понимаю, больше не могу, всё, это мой максимум. Я смотрю на этот список, кучу листов, сижу, песок, море вокруг, а я ничего этого не вижу, потому что у меня вся голова в сценарии. Я начинаю перечитывать и думаю, сейчас прочитаю, а вроде ничего там и не было хорошего. Думаю, перечитаю и всё, на этом, наверное, я попал, пойму, что я бездарный режиссер, вообще ничего не могу сделать. И читаю 26-е решение сцены и думаю: это что, я написал? Я не мог поверить, что я это написал. Я потом уже заметил, что после 20-го варианта мозг выдает что-то, что мы вообще не понимаем, откуда это берется. 26-я сцена. Я приезжаю, мы ее ставим так, как у меня там придумано, написано. И она становится самой лучшей сценой, самой мощной, самой трогательной. Актрисе даже делать ничего не надо было практически, она просто говорила, была. Я не знаю, это надо видеть. Я к тому, что как разработать? Это через труд, через вариативность, через метод ассоциативного мышления. Про эту технику можно отдельно поговорить.

Анна Леонтьева

— Да, целую программу можно говорить, я так подозреваю. Напомню, что сегодня с нами и с вами Алексей Свиридов, режиссер, актер, сценарист, руководитель Центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс». Я хотела в связи с этими нашими разговорами о христианском кино немножечко коснуться темы социального кино. Мы на прошлой программе, отсылаю наших радиослушателей к архиву Радио ВЕРА, где мы с Алексеем и со Светланой Феодуловой, оперной певицей, говорили, в том числе, про фильм короткометражный «Сикера», который снял Алексей, и сейчас хотела коснуться фильма «Мама, я вырасту». Это тема абортов и деторождения. Он снят настолько... Во-первых, очень талантливо, во-вторых, настолько узнаваемо, такое впечатление, что вы, простите, сами прошли эту ситуацию и видели этих врачей и подслушали, что они говорят. Он очень трогательный. Само словосочетание «социальное кино» сначала показалось мне скучным. Что такое социальное кино? Нет, его можно сделать так, что реально зритель проживает эту ситуацию, реально все законы кино соблюдаются, там есть и кульминация и потрясающее напряжение и столько доброты, но при этом ты действительно проживаешь этот фильм. Как сделать социальное кино таким ярким?

Алексей Свиридов

— Да, это Алексей Дегтярев режиссер, у них «Общее дело», Всероссийская организация. Они занимаются фильмами, таким контентом для молодежи, для школы, против наркотиков, зависимостей. Когда мне Лёша позвонил, предложил как будто историю игрового кино на эту тему, я говорю: Лёша, если мы будем ввязываться в это, это будет что-то позитивное, не надо никаких ужасов. Это очень сложная тема, зачем еще? Мы пересмотрели всякие фильмы, как там «Безмолвный крик»? Когда исследования были разные, что кричит ребенок в утробе, когда делают аборт, это ужас.

Анна Леонтьева

— Да, да. Очень тяжелый.

Алексей Свиридов

— Всё пересмотреть, перечитать. Нам такой ужас нет смысла давать людям. Они, во-первых, не будут это смотреть. Во-вторых, это не остановит никого. А если дать любовь, через теплоту, через душевность, позитивность, какую-то историю, чтобы люди ее смотрели. И вот мы стали сочинять, думать, так накидывать сценарий, так. Там есть режиссерские решения специальные, они работают. Хорошо, когда ты понимаешь, как контрапункты создавать. Допустим, сцена — я ребятам когда объяснял, они говорят, да зачем это, зачем, я говорю, да надо, ребята, вы не понимаете, ее можно еще усилить — это когда мой персонаж выходит и понял, что сейчас видел своего внука, который ему спас жизнь. А он хотел, чтобы сделать аборт.

Анна Леонтьева

— А он доктор суровый.

Алексей Свиридов

— Да. И он стоит в полной потерянности, жизнь как будто закончилась для него, он понял, что всё жил не туда, самое страшное в преклонном возрасте это понять.

Анна Леонтьева

— Хорошее выражение — жил не туда.

Алексей Свиридов

— А перед ним мы видим дедушку, к нему запрыгивает на руки внучка, и подходит его сын и они счастливы, и это находится в одном кадре.

Анна Леонтьева

— Прямо столько смысла там.

Алексей Свиридов

— Это есть контрапункт, который показывает этот объем того, как можно было прожить, и так и так, два полюса вместе начинают друг друга усиливать. Это один из таких моментов. Ну, и с часами тоже история, это часы моего дедушки, снимались уже не раз, у меня есть целая история большая про них. Они пока временно потеряны, я надеюсь, что вернутся в мою жизнь.

Анна Леонтьева

— То есть это реальные часы?

Алексей Свиридов

— Это реальные часы моего дедушки Августа. Целая история, как он передал в свое время моему отцу, и мой отец так и не увидел дедушку. Должна была состояться встреча, и лишь часы, которые передал приятель через вокзал, там большая история целая.

Анна Леонтьева

— Я просто радиослушателям, которые не знают контекста, хочу сказать, что в фильме есть герой, врач, который склоняет женщин к аборту. И вот после перенесенного инфаркта он требует принести ему часы и говорит о том, что они ему очень дороги, что это часы его дедушки и что этот герой жил не туда.

Алексей Свиридов

— Да, да. Зрителям, если не видели, лучше посмотреть.

Анна Леонтьева

— Лучше посмотреть.

Алексей Свиридов

— Кто смотрел, какие-то если вопросы, вы можете задать, если что-то хотели про кино. Мы с Лёшей шли по сантиметру, как говорится, с ним обсуждали каждую сцену, диалоги все. Это сложно было придумать. Во-первых, режиссерский опять момент, когда мой персонаж сидит, пишет, она заходит, а он не видит, кто она. Она рассказывает, что хочу сделать аборт, Он говорит, да нет, зачем, то есть он в принципе вначале отговаривает делать аборт. Потом, когда он поднимает глаза, он меняется и начинает за аборт, она против уже аборта, потому что только что от него услышала. Это режиссерский ход, когда в одной сцене вначале один персонаж идет в одно, другой в другое, потом всё меняется. То есть это перевертыш внутри сцены. И это можно было сделать, если он вначале занят бумажками. Такое решение было, и это помогает усилить сцену.

Анна Леонтьева

— Ну да. Вопрос, на который не так много времени осталось ответить. Может быть, что-то главное. Социальное кино, почему оно мне казалось таким скучноватым словосочетанием? Потому что во многих не очень талантливых проявлениях себя компрометирует, просто потому, что когда ты смотришь что-то не талантливое, в тебе возникает отторжение.

Алексей Свиридов

— Могу ответить на этот вопрос. Я понимаю, почему так происходит. Когда люди успешны, профессиональны, они быстро уходят в коммерческую историю. Когда менее профессиональны, они идут в какие-то такие, социальные истории часто, к сожалению. То есть в социальную сферу можно прийти с профессиональным пониманием, знанием, а можно прийти от того, что как ты хочешь, ну социалкой позанимаюсь. Социальная сфера часто привлекает людей непрофессиональных. В ней, как и в христианстве, в православии много непрофессионалов. Как будто мы по форме да, про добро, про добро, но по сути смотришь, нет там профессионализма. Получается, много добрых фильмов снято непрофессионально, они лежат на полках, никому не нужны. Мы же делаем доброе, и вроде этого достаточно. Нет, не достаточно, потому что по этим фильмам будут понимать, что опять вы нам это навязываете, опять вы нам это втюхиваете, продаете. Потому что непрофессионально, типа, добро и этого достаточно. Не достаточно. Добро должно быть профессиональным. И христианство и всё должно быть профессиональным. Что такое профессионализм? Когда я делаю со знанием дела и не по форму, а внутри, по сути. Профессионально — это когда внутри, по сути оно такое, а не только внешне. А я по форме такая вся хорошая и выгоню другую, потому что она пришла в штанах, потому что она не как я, в юбке. Вот нам опять непрофессионализм в православии.

Анна Леонтьева

— Вообще хорошо закольцевали. Спасибо большое. Я чувствую, что еще много чего можно поговорить про кино. Может быть, еще раз придете к нам и расскажете.

Алексей Свиридов

— Может быть, какие-то фильмы взять и проговорить, почему, как, откуда работа.

Анна Леонтьева

— Тема потрясающая.

Алексей Свиридов

— Мы хотели бы сделать проект киновоспитания новый, не знаю, может быть, в этом году получится. Чтобы снова обучить молодежь и взрослых людей в Москве, в России и онлайн, и очно снимать профессиональные фильмы, добрые, хорошие, духовно-нравственные и профессионально, самое лавное.

Анна Леонтьева

— Да, да. Христианскому кино быть.

Алексей Свиридов

— Если люди, которые слушают нас, кто-то захочет снять какой-то профессиональный фильм, у меня есть много разработок на наши книги «Отец Арсений» и так далее. Если кто-то захочет, может меня легко найти, вдруг люди хотят, но не знают, как начать, что делать, или какую-то свою историю, могут обратиться, и мы с удовольствием поможем, чтобы создавались действительно хорошие духовно-нравственные фильмы, и профессионально. Тогда это будут смотреть, тогда это будет воспринято.

Анна Леонтьева

— Тогда это будет действовать.

Алексей Свиридов

— Конечно, конечно.

Анна Леонтьева

— Вас искать на «Апостол Филмс»?

Алексей Свиридов

— Да нет, Алексей Свиридов очень легко найти или вконтакте написать, везде можно меня найти.

Анна Леонтьева

— Вот, дорогие радиослушатели, если хотите, чтобы чему-то такому научиться очень христианскому и очень увлекательному, обращайтесь.

Алексей Свиридов

— Либо помочь, создать мы поможем, у нас команда большая киношная и театральная, у нас есть все ресурсы. Поэтому добро пожаловать делать добро.

Анна Леонтьева

— Спасибо огромное, Алексей, за этот увлекательнейший, потрясающий разговор. Напомню, что сегодня с нами и с вами был Алексей Свиридов, режиссер, актер, сценарист, руководитель Центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс». У микрофона была Анна Леонтьева. Говорили о христианском кино. Спасибо, Алексей.

Алексей Свиридов

— Спасибо большое. Быть любви и добру. Спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Развитие железных дорог в России». Александр Музафаров
• «Театр и вера». Ирина Чернова
• «Восприятие человека самим собой и Богом». Диакон Иоанн Мыздриков, Яна Зотова, Алексей Шириков