«Образование и воспитание в многодетной семье». Юлия Бештень

В программе «Пайдейя» на Радио ВЕРА совместно с проектом «Клевер Лаборатория» мы говорим о том, как образование и саморазвитие может помочь человеку на пути к достижению идеала и раскрытию образа Божьего в себе.

Гостем нового выпуска программы «Пайдейя» стала Юлия Бештинь — многодетная мама, музыкант, жена священника. В тёплой беседе она поделилась опытом воспитания детей, семейного образования и организации жизни в многодетной семье.

Юлия рассказала о своём пути к вере и семейной жизни. Она отметила, что только начинала воцерковляться, когда встретила своего будущего мужа. Поначалу ей было непросто осваивать новый для неё путь, но любовь и поддержка близких помогли справиться с трудностями.

Особое внимание в эфире уделили теме домашнего образования. Юлия поделилась опытом и отметила, что строгость без любви — это деспотизм, а любовь без строгости — попустительство. Она подчеркнула, что важно сохранять баланс между строгостью и заботой, особенно когда перед глазами стоит долгосрочная цель.

Юлия также рассказала о трудностях, с которыми сталкиваются многодетные семьи, часто переезжающие с места на место. Этот непростой путь научил её относиться к испытаниям с терпением и смирением, поддерживая друг друга в любых обстоятельствах.

Эфир стал вдохновляющим рассказом о силе веры и любви, которые помогают сохранять гармонию и радость в семье, несмотря на все испытания.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева

— Здравствуйте, дорогие слушатели. Меня зовут Кира Лаврентьева. И хочу с радостью напомнить вам, что в это время в эфире программа «Пайдейя». Этим красивым словом древние греки называли целостный процесс образования и воспитания. О том, как образование может помочь человеку на пути к достижению идеала, раскрытию образа Божиего в себе — очень надеюсь, что мы сегодня будем говорить. И напомню, что эти беседы мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который объединяет учителей и руководителей школ, детских садов, родителей, всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием. С трепетной радостью представляю вам нашу сегодняшнюю гостью. В гостях у Светлого радио Юлия Бештень, многодетная мама, музыкант, жена священника. Юлия, дорогая, здравствуйте. Добро пожаловать.

Ю. Бештень

— Здравствуйте.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, миллион вопросов к вам, миллион. Ну, наверное, давайте начнем с того, что такое вообще многодетная семья. По советской традиции как-то сложилось, что ну все дать, вот это вот все — внимание, любовь, заботу, образование, одеть, обуть, — можно одному, максимум двум детям, двоим детям. Сейчас у нас тенденция меняется, особенно среди верующих людей. Можно встретить и трое, и четверо, и пять, и шесть, и десять детей. И как-то более-менее сознание современного человека русского уже начинает к этому привыкать. Хотя еще и бывают вопросы. У меня подруга пришла беременная четвертым ребенком на УЗИ, и узистка ее спрашивает: вы хотите государство поддержать? Я говорю: вы же понимаете, чтобы родить ребенка, это недостаточный аргумент. При всей любви к государству, для рождения нового ребенка нужны какие-то более глубокие личные мотивы. Это, конечно, с одной стороны, шутка, с другой стороны, нет, потому что общество тяжело раскачивается в эту сторону. И кажется, что если многодетная семья — значит, недосмотрены, недолюблены, недоодеты, недообуты, голодные, и с образованием проблемы. Я знаю, что у вас все дети — знаю вот буквально из вашего канала, вижу их, вы их регулярно, о них рассказываете, видео с ними рассказываете, где они учатся, что они делают. Во-первых, на домашнем обучении. Во-вторых, старшие дети уже живут отдельно, у них есть и образование, и дело жизни, слава Богу. То есть есть какой-то плод, о котором уже можно говорить, о котором не страшно говорить, которым можно поддерживать других. Вот давайте, наверное, мы с многодетности и начнем. Что это за феномен такой, и как в этом жить, чтобы каждому ребенку хватало любви и заботы, внимания?

Ю. Бештень

— Что такое многодетность? Мне пример многодетности, во-первых, муж подал. Я до знакомства с ним вообще не знала, что такие семьи существуют. Вот настолько. Он шестой ребенок. Для меня это стало настоящим открытием. Больше трех — вообще я не знала, что такое бывает. И поэтому, когда узнала, что такое есть, я вот вижу, что он такой, как он есть — как он прекрасен, какой он глубокий, какой он удивительный человек, — я понимаю, что это возможно. И поэтому, естественно, когда я увидела этот пример, поняла, что я согласна создать такую же семью, в которой мы сможем этот опыт повторить. Поэтому мне это было, это очень здорово. Я восхищена своей, ныне уже почившей, свекровью. У нее был очень непростой жизненный путь. И, конечно, то, что она смогла дать, для меня это стало таким неким примером, ориентиром. Вот что такое многодетная семья? Это семья, в которой, конечно... И вообще, про численность даже, мне кажется, три — это маловато. Как-то у нас отец Илья Шугаев сказал: все, говорит, множественное число начинается с пяти, сказал он, говорит: стул — стулья. Пять стульев, четыре стула, пять стульев и так далее. Много примеров в русском языке. Для меня это было неожиданно, но как бы это так, к слову. А многодетная семья — это где не просто дети, наверное, есть, а где это семья, отношения.

К. Лаврентьева

— Вы были верующим человеком, когда встретились со своим женихом?

Ю. Бештень

— Я только воцерковилась. Я была махровая неофитка. Я буквально год назад переступила осознанно порог храма. И вот сразу так.

К. Лаврентьева

— То есть за год до знакомства с ним?

Ю. Бештень

— Да.

К. Лаврентьева

— И сразу в жены священника?

Ю. Бештень

— Да. Я вообще не планировала. Я пришла в храм просто помолиться.

К. Лаврентьева

— А тут такой поворот.

Ю. Бештень

— Да, это было неожиданно для всех, для меня тоже.

К. Лаврентьева

— По поводу распределения любви среди детей.

Ю. Бештень

— Вот когда у нас родился первый ребенок, мы еще не знали, сколько у нас будет детей. У нас как-то было совместно сразу решение, что мы не зацикливаем внимание на одном нем. Вот говорят — я не могу сказать, что я прямо сто процентов согласна, но говорят, что в семье, где один ребенок, легче вырастить эгоиста. Я не могу сказать, что так всегда, это просто скорее родительская ошибка. Но мы сразу поняли, что мы хотим, чтобы ребенок умел делиться, видеть сложности или какие-то там задачи своей семьи. Никогда не было что-то там ему одному. И когда родился следующий ребенок, вот дочка, ему уже тоже было это понятно, что у него ничего не отобрали, он приобрел. И так с каждым из детей у нас была такая задача, чтобы дети увидели, что они стали счастливее от того, что у них появился еще один член семьи.

К. Лаврентьева

— Как это сделать?

Ю. Бештень

— Как это сделать? Когда-то мне священник сказал: не делай из ребенка кумира. Сначала были двое, потом родились дети. Глава семьи есть глава семьи, мама есть мама, а дети... Это вот как в образ Церкви...

К. Лаврентьева

— Прихожане.

Ю. Бештень

— Да, священник, диакон, прихожане — у каждого своя роль. Как это сделать? Не возводить ребенка, его желание в какую-то там превосходную степень. Просто не знаю даже как...

К. Лаврентьева

— Это сложно. Сейчас же век детоцентризма. Натворили дел в советское время в отношении детей, теперь хочется все компенсировать.

Ю. Бештень

— У нас так получилось, что вот этот детоцентризм как-то немножко мимо нас прошел. Потому что мы, в силу обстоятельств, не ходили ни в садики, дети не ходили — так вот, по переездам как бы, — ни в какие-то группы продленного дня. И у нас было больше возможности с детьми быть вот в нашем маленьком миру, дома. Наверное, это в какой-то степени избавило их от этих рисков.

К. Лаврентьева

— То есть вы думаете, что детоцентризм берется от того, что родители испытывают переживания по поводу того, что чего-то им недодают, они в школах, в садах, и им надо быстренько им додать, компенсировать, когда они дома?

Ю. Бештень

— Да, наверное. Возможно. А где-то прямо изначально люди понимали, что я все одному. Да зачем ему все одному? Будет ли он счастлив от этого всего одного? Очень частые истории, я знаю уже выросших детей, которые говорят: вы хотели дать мне все, все блага, а мне вас не хватало. Мне вас не хватало. Или родной души рядом. Вот когда родители не хотят рожать второго ребенка, именно когда не хотят, они говорят, что мы хотим одному все дать, они обрекают в какой-то степени человека, ребенка на одиночество. К сожалению, я тоже знаю такие истории, их немало, когда нет никого. Родители есть родители, друзья — это друзья. А братья и сестры — это то, что невозможно заменить. Вот у меня такой опыт.

К. Лаврентьева

— Да, это очень интересный опыт. А какие у них отношения между собой, у ваших детей, если не секрет?

Ю. Бештень

— Не секрет, нет. Старшие выросли очень-очень дружными. У нас, получается, за первые их десять лет жизни, получается, мы переехали восемь или девять раз, мы где-то жили там по полгода в какой-то квартире, где-то год-два на разных приходах, и нам некуда было как бы...

К. Лаврентьева

— Приткнуться.

Ю. Бештень

— Да, и мы были друг у друга, просто это было самое главное, мы вот это... И причем даже тогда вот, получается, двадцать лет почти уже назад, когда они выходили где-то на площадку поиграть, им, к сожалению, было сложно найти общий язык с детьми. Хотя они никакие не дикари, они абсолютно адекватные дети, но их воспринимали как слишком добрых, слишком простых. Они настолько были наивны где-то, да, вот.

К. Лаврентьева

— Я понимаю.

Ю. Бештень

— И кто-то над ними там любил поиздеваться...

К. Лаврентьева

— Смеяться.

Ю. Бештень

— Да, смеяться. Но вот это такая длительная работа, что у нас получилось сделать так, чтобы они и друг у друга были, и вот в школе нормально потом учились.

К. Лаврентьева

— То есть адаптировались?

Ю. Бештень

— Адаптировались. Да, постепенно адаптировались.

К. Лаврентьева

— Юлия, вот если можно, немного советов, может быть, или каких-то, не знаю, рецептов по поводу взаимоотношений братьев и сестер друг с другом, чтобы они были дружескими, надо делать что? Вот три пункта, например, самых главных. Я понимаю, что их там сто, но давайте три. Три прямо вот флагманских таких момента.

Ю. Бештень

— Культивировать старшего...

К. Лаврентьева

— Авторитет старшего.

Ю. Бештень

— Уважение, авторитет старшего обязательно. У нас бывают перекосы, что все маленьким. Ни в коем случае. То есть банально на примере. Вот приносят там, я не знаю, торт домой. Первый кусок — папе, второй — маме, третий — старшему и далее. Когда мы вечером молимся вместе, то папа дает благословение, начиная со старшего каждому: меня, потом старшего, детей и дальше до младшего. Это первое. Ну это только просто такие прикладные примеры, которые на ум пришли. Что делать? Критически иногда относиться к младшему ребенку в хорошем смысле. Потому что младшие обычно такие милые, что бывает такое, что...

К. Лаврентьева

— Ты его залюбливаешь.

Ю. Бештень

— Да. Не вызывать ревности у старшего. Это прямо вот крайне важно. Потому что эта ревность такое страшное чувство, когда ребенок потом это на всю жизнь пронесет, и я тоже с этим знакома.

К. Лаврентьева

— Абсолютно.

Ю. Бештень

— Вот, это надо всячески избегать. Чаще всего, когда особенно появляется ребенок маленький, старшему необходимо больше внимания, чем младшим. Старшим морально, младшим.

К. Лаврентьева

— Вот это момент.

Ю. Бештень

— Это очень важный момент, чтобы он — еще раз говорю, чтобы он не потерял, а приобрел. Вовлекать его во все, что связано. Конечно, хвалить очень тоже как бы умеренно. Умеренно, чтобы это не вызывало никакой гордости, но за дело. Не ты молодец, а там вот...

К. Лаврентьева

— Как здорово ты вот это сделал.

Ю. Бештень

— Да.

К. Лаврентьева

— Как внимательно ты к этому относишься. То есть именно описывать то, что он сделал.

Ю. Бештень

— Да, проговаривать, потому что это важно. Для меня, я проговариваю, не обесценивая его трудов, он в возрасте другом, он не обязан делать то, что я. У нас, кстати, был опыт преодоления ревности, когда как раз старший, Арсений. Было два годика, родилась Аня, и вот он на своем двухлетнем опыте очень сильно переживал. У него был невроз, у него было там такое... Мы даже не сразу поняли. Потому что частая родительская ошибка: рождается ребенок, он такой маленький, а тот, кажется сразу, большой.

К. Лаврентьева

— А тот очень большой.

Ю. Бештень

— А он никакой большим не был, он остался таким же маленьким.

К. Лаврентьева

— Двухлетний.

Ю. Бештень

— Да, и наша задача помочь ему вот этот стресс тоже пережить. Мы преодолели это через какое-то время, где-то, может быть, полгодика как это все у нас длилось. И он потом все, это не разлей вода, это прямо вот... Вот сейчас они живут в разных местах, но раз в один-два выходных они ездят, вместе встречаются, гуляют вместе.

К. Лаврентьева

— Вот это счастье материнское, конечно.

Ю. Бештень

— Вообще это просто, да. Ну, а третье, младшие пока... Бывает всякое. Это нормально я отношусь к этому. Всякое. Они пять раз за день, десять раз за день...

К. Лаврентьева

— Поругаются и помирятся.

Ю. Бештень

— И поругаются, и помирятся, да, и поиграют, и друг другу... Ну, все бывает.

К. Лаврентьева

— Ну да, это вечные эмоциональные качели, конечно, для родителей.

Ю. Бештень

— Да, это непросто. Но мы это, плавали, знаем.

К. Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Юлия Бештень, многодетная мама, музыкант, жена священника. Юлия, когда мы с вами разговаривали до программы, переписывались, договаривались о том, чтобы встретиться в рамках эфира, вы сказали, что музыка и строгий преподаватель дали вам определенную школу жизни. Вот расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее. Потому что сейчас же все-таки тенденция к таким преподавателям очень мягким, которые ищут подход, которые не давят, которые, не дай Бог, там не травмируют ребенка. У меня просто тоже был строгий преподаватель в музыкальной школе очень, но она действительно воспитывает характер. Вот расскажите, что вы об этом думаете уже сейчас, когда прошло столько лет. И вообще по поводу преподавательского подхода было бы здорово поговорить, но давайте начнем с преподавателя музыки вашего.

Ю. Бештень

— Да, я скрипачка, я пришла в музыкальную школу в шесть лет. И вот этот педагог, она тоже уже ныне почившая, Анастасия Михайловна Данилова, она меня сначала проучила в музыкальной школе девять лет, и потом четыре года в музыкальном училище она же. У меня не было другого педагога. Мне было по-детски завидно и обидно то, что соседний педагог очень такой улыбающийся. Но никто из тех, кто там учился, у того педагога, доброго, улыбающегося, не достиг никаких вот как-то серьезных задач. Мы все, кто выпустились у Анастасии Михайловны, пошли дальше и очень хорошо. Она была очень строгим человеком, у нее было свое понимание о том, как правильно. Она могла меня оставить в классе, если я не позанималась нормально. Она меня могла оставить в классе в соседнем там еще заниматься 40 минут. Ее не касалось мое время, куда я тороплюсь: ты не выучила — ты будешь здесь заниматься. Она строго следила за дисциплиной прихода вовремя. Она, как и папа у нас тоже, мой папа тоже очень строго за временем. И вот настолько это, ты должен быть не просто вовремя, должен быть заранее. И это наказывалось. И даже сейчас, вот мне уже больше сорока лет, и я до сих пор понимаю, что это действительно важный навык — уважение к чужому времени, верность тому, что ты вообще... Ну это вежливость. А ведь есть люди, которые опаздывают, даже не считают нужным как-то...

К. Лаврентьева

— Извиниться.

Ю. Бештень

— Да. Ну как бы автобус опоздал.

К. Лаврентьева

— Ну само собой разумеется, десять минут.

Ю. Бештень

— Да. Нет, это... И, конечно, она очень много дала мне в плане музыки. Все, что вложено, это она и последующие с ней месяцы педагоги, это просто огромное. Мне вот, представляете, более тридцати лет прошло, а я до сих пор помню вот эти навыки, я знаю, как это... Мне хочется это передать своим детям.

К. Лаврентьева

— Вот это важный момент. Мы же в этой программе говорим об образовании и внутреннем возрастании личностном каком-то. Вот передать, что именно? Вот это важный момент. Передать как? Что именно у детей должно быть у современных, чего им не хватает? Потому что это старая школа такая, которая все же нужна.

Ю. Бештень

— Нужна, да. Строгость, рамки, которые нам нужны, чтобы нас не расхолаживать. Просто здесь нужно с мудростью. Где мы можем взять от прошлого строгость хорошую, ее нужно, без строгости не получится, мне кажется, скорее всего. И по крайней мере я не смогу без строгости ничего, благополучно научить детей ни музыке, ни образованию своему. Что я хочу передать детям? Я любовь к музыке хочу передать. Это очень важно. Я считаю, что музыка — это вообще не про знание нот.

К. Лаврентьева

— Это про сознание.

Ю. Бештень

— Это про сознание, да. Это уровень отношения к музыке, к жизни в том числе. То есть я понимаю, что если они знают хорошую музыку, то они вряд ли соблазнятся на какие-то не очень...

К. Лаврентьева

— Ну низкопробной какой-то.

Ю. Бештень

— Да, они это не сделают, я так думаю. И вообще это действительно развивает личность. Музыка развивает личность, если она преподана с любовью.

К. Лаврентьева

— Юлия, а как любовь к музыке прививать, чтобы это не было так насильственно? «Нет, ты полюбишь классическую музыку! Сегодня мы идем в консерваторию!»

Ю. Бештень

— Ой, нет, этого не будет. У нас сейчас вот как раз Таисия, четвертый вот ребенок, она пошла в музыкальную школу, и у нее не очень хорошо получается. А у третьего ребенка, Леши, получается. Я с ним вообще не занимаюсь. А с ней мне приходится много вкладывать сил. Но мне главное, чтобы она смогла полюбить то, что она делает. Классическая музыка — она потом ее узнает, она потом ее будет узнавать.

К. Лаврентьева

— В течение жизни, конечно.

Ю. Бештень

— Да, это какие-нибудь такие маячки. Сейчас ей нужно понять, что вот она это играет, и ей хорошо от этого. А в данном случае ей хорошо тогда, когда с ней рядом мама, которая вместе с ней ставит руку, вместе с ней говорит: смотри, у тебя так получилось здорово, а вот здесь надо поработать.

К. Лаврентьева

— Юлия, ну это значит, что у вас есть педагогический дар. А есть люди, у которых его просто напрочь. У меня, например, его нет. Помните, Рахманинов? Он был прекраснейшим, совершенно виртуозным исполнителем, но он был никаким преподавателем, он сам об этом говорит. Он там кидался, бросал, нервничал, не понимал, почему ученик не может ничему научиться. Я когда сижу со своим ребенком за фортепиано, я чувствую ровно то же самое. Я думаю: ну как можно не видеть, что это диез?

Ю. Бештень

— Да, у нее тоже такое бывает, и мне тоже не всегда это просто. На самом деле иногда прямо нервные клетки сильно погибают. Но я вижу цель. Когда я вижу цель — а я хочу, чтобы она именно полюбила музыку, я вижу, что у нее есть потенциал, я себя тоже тренирую и говорю: так, мать...

К. Лаврентьева

— Давай, терпи.

Ю. Бештень

— Успокойся, надо заниматься, и это ей принесет пользу.

К. Лаврентьева

— А старшие трое все учатся и закончили музыкалку?

Ю. Бештень

— Старшие закончили. Даже у нас, получается, Арсений сначала пошел на скрипку — мы жили в другом городе, но через год...

К. Лаврентьева

— Сдался.

К. Лаврентьева

— Сдался. Потом немножко было, по-моему, фортепиано — я уже забыла, так давно было. Потом он закончил художественную школу. И уже здесь, где мы живем, он закончил, сам пошел на гитару и закончил.

К. Лаврентьева

— То есть уже во взрослом возрасте?

Ю. Бештень

— Да, он закончил гитару. А Аня у нас сначала на фортепиано училась. Тоже опять же переезжали, но она сохранила. А потом после этого на гитару тоже, она два отделения закончила. Алексей — вот сейчас на гитаре первый год. У него, слава Богу, очень хорошо получается. Это прямо... Я к этому не имею отношения. Вот что есть, то есть.

К. Лаврентьева

— То есть вы вот такой упор сделали на музыкальное образование как на развитие личностное?

Ю. Бештень

— Да. Переоценка у меня была музыкального образования. Раньше я выслуживалась перед учителями. Когда вот старшие как раз росли, для меня это было важно, что учитель сказал, важно, что там какую-то отметку поставили. Важно было. И я, к сожалению, как говорится, выплескивая из таза воду, выплескивала ребенка. Да, потом я поняла — это большая, огромная ошибка. Тебе дорог ребенок? Ты чему ему хочешь научить? Ты хочешь, чтобы он стал великим музыкантом? Или тебе нужно просто дать ему, занять его время качественно, чтобы он время не терял? Не на улице бегал, где-то непонятно, где-то с какими-то друзьями. Только если чем больше качественно ребенок занят, в хорошем смысле, не перегибая, тем ему потом, это будет влиять на его жизнь. Это не значит, что я против гуляния. Нет, конечно, ребенок должен отдыхать. Но когда ребенок качественно занят, у него потом какие-то навыки приобретаются также. Также доведение до результата.

К. Лаврентьева

— Труд.

Ю. Бештень

— Да, это как бы навык трудиться, доводить до результата. Видеть чуть больше, чем другие. Это просто прекрасно — видеть чуть больше.

К. Лаврентьева

— Ну и в конце концов рука — мозг, вот эта связь.

Ю. Бештень

— Конечно, да, это вообще просто.

К. Лаврентьева

— Инструмент и мозговая деятельность, они неразрывно связаны.

Ю. Бештень

— И, как сказала одна из педагогов: все, говорит, кто ушли из музыкальной школы под предлогом, что они не успевают с учебой, они не стали лучше учиться.

К. Лаврентьева

— Не стали.

Ю. Бештень

— Поэтому я переоценила, переоценку сделала. Здесь уже с младшими мы иначе к этому подходим. Мне важно, что ребенок приобретает, как он вкладывает, какие силы, как он старается, как ему нравится. Да, через труд, а не то, что нам поставят или что об этом думает педагог. Но я, честно, перестала быть зависима от мнения других.

К. Лаврентьева

— Это такое, прямо левел. Я помню, у меня были времена со старшими детьми, когда мне без конца писали СМС все из школы, что не сделал домашку. Учитель английского — что он плохо выполняет задания и плохое у него произношение. Как будто это все мои задачи. И мне потом мой руководитель — вот здесь, кстати говоря, спасибо ему, Арсений, передаю тебе привет, — он мне сказал: слушай, но ведь задача учителя английского все же — произношение ставить. Почему он тебе пишет, что у него плохое произношение? Ты как бы делаешь свои задачи, ты выполняешь то, что ты должна, а он должен все-таки выполнять то, что он должен. Потому что он мне писал действительно каждый день, через день. Я помню, меня это просто доконало. Из музыкальной школы — и по сольфеджио, и по специальности. Я думаю: нет, ребята, я просто это не вывезу. Это было невозможно. Постоянное ощущение: ты плохая мать, ты не успеваешь, ты недодаешь. Посмотри, вот у них дети, вот у тех людей, они такие успешные, у них все получается, а ты какая-то недомать вообще.

Ю. Бештень

— И дети твои недодети.

К. Лаврентьева

— И недодети. Абсолютно. Зачем тогда вообще их куда-то отдавать, если ты ничего не можешь с ними сделать?

Ю. Бештень

— Вот да, сейчас мы будем решать тоже. Первый год обучения заканчивается у Таечки. Ей, правда, непросто, и я вижу у нее потенциал есть, ей полезна будет эта учеба, действительно, как для личности. Но если у нас будут продолжаться такие сложности, то я лучше...

К. Лаврентьева

— Заберете ее все-таки.

Ю. Бештень

— Да.

К. Лаврентьева

— То есть вы готовы к тому, что если...

Ю. Бештень

— Да, оказаться плохой матерью для других.

К. Лаврентьева

— Да. Но если все-таки напряжение психологическое будет сильно как бы перевешивать пользу, тогда ее заберете.

Ю. Бештень

— Да. Я вспомнила, что у меня, кстати, мой педагог как раз все время говорил, что я ленивая, что я талантливая девочка, такие прекрасные уроки, но я ленивая. У меня абсолютный слух, но я ленивая. А до меня только потом уже, гораздо позже дошло, что они называли ленью то, что я не знала, как это сделать. Они думали, что я понимаю, а я не понимаю. Но вот кому-то нажимают, а они не понимают. Вот я дочери своей говорю: ты не ленивая, тебе просто немножко сложнее, чем другим.

К. Лаврентьева

— И, может быть, еще какие-то отделы мозга недоразвились.

Ю. Бештень

— Ну конечно.

К. Лаврентьева

— Это же все происходит в индивидуальном каком-то темпе.

Ю. Бештень

— Проще сказать: ты ленивая, ты не старательная. Мне так, кстати, педагог говорил тогда.

К. Лаврентьева

— Всем так говорили, да.

Ю. Бештень

— Нет, она не ленивая. Она просто не знает пока, либо как, либо зачем.

К. Лаврентьева

— Она просто не понимает. Искренне не понимает. А потом поймет.

Ю. Бештень

— Да. Именно поэтому, когда она начинает радоваться, что у нее это все получилось или я вижу, что она села сама за инструмент, я говорю: слава Тебе, Господи, мы в правильном направлении. Мне важно вот это вот не затушить.

К. Лаврентьева

— Очень хорошо, что вы это сейчас говорите. Потому что ведь очень много сейчас матерей, которые переживают из-за детей-дислектиков или из-за детей, у которых позже чуть-чуть развивается вот эта вот функция: писать — читать. У меня, например, ребенка до определенного возраста, до девяти лет, отправляли в спецшколу. Я ничего не имею против спецшколы, я думаю, что для многих детей это действительно поддержка на определенном этапе. Но я чувствовала сердцем, что это не его история. И нас взяла хорошая директор в свою школу, и он сейчас, в общем, совершенно доразвился в этом смысле и нормально пишет. Представляете?

Ю. Бештень

— Вот-вот.

К. Лаврентьева

— А я была уже близка к тому, что он абсолютно дислектик. И это, кстати, не проблема, дислектики-то талантливейшие люди. Просто не нужно как бы навешивать на ребенка то, чего у него нет. У него свои проблемы, а у дислектиков свои проблемы. У всех свои проблемы. У меня вот свои.

Ю. Бештень

— Вот мне кажется, маме очень важно, вообще родителям очень важно думать: а почему? А почему, кого мы слушаем больше, мнение других или свое сердце, принимая решение. Иногда не очень удобное решение.

К. Лаврентьева

— Но надо слушать.

Ю. Бештень

— Обязательно. Потому что нам...

К. Лаврентьева

— Бог вкладывает.

Ю. Бештень

— Да. И нам за это отвечать.

К. Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА. Интереснейший разговор у нас сегодня с нашей гостьей в студии Светлого радио. Юлия Бештень, многодетная мама, музыкант, жена священника. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы вернемся очень скоро. Пожалуйста, оставайтесь с нами.

К. Лаврентьева

— Меня зовут Кира Лаврентьева. И с радостью напоминаю вам, что у нас в студии Юлия Бештень, многодетная мама, музыкант, жена священника. Да, триста тридцать раз Юлия и ее супруг вместе с детьми переезжали с места на место. Это, конечно, определенные сложности создает и со школами, и с музыкалками, и вообще с каким-то таким чувством заземления, оседлости какой-то. Ты не можешь никуда прибиться, никуда приткнуться. То есть единственное, что у тебя есть — это Господь и твоя семья.

Ю. Бештень

— Да.

К. Лаврентьева

— Но это потрясающий опыт. То есть это очень трудно, но это потрясающий опыт.

Ю. Бештень

— Я так для себя сделала, очень такое приняла решение, как к этому относиться, когда мы жили в девятом жилье. Сейчас у нас десятое. В девятом жилье жили и я говорю: значит, нам для чего-то нужно, что у нас нет своего дома. И если у нас внутри этого дома любовь, то какая разница, где мы?

К. Лаврентьева

— Точно.

Ю. Бештень

— Вот для меня такое открытие было. Вот у тебя как бы лодка, вот жизненная лодка, шатает ее туда-сюда, ее как-то волнами бьет в житейском море. Но мы-то остаемся внутри любящими друг друга людьми. Вот это самое главное.

К. Лаврентьева

— Вот пока про любовь говорим. Вы в первой части программы сказали, что строгость очень важна с детьми. Вот мне очень важно понять, любовь и строгость, как они совмещаются все-таки. Строгость, она должна как проявляться? Хотя бы какой-то пример. Последовательность? Что вот ты сказал, что вот, извини, но вот из-за того, что ты это сделал, вот этого не будет — и это надо, значит, до конца дотянуть? Или строгость — это что-то другое? Я просто, понимаете, человек плавающий в этих всех понятиях. Я только пытаюсь еще как-то нащупать этот путь, несмотря на то что у меня дети старшие уже подростки. Ну вот вопрос такой серьезный.

Ю. Бештень

— Мне нравится выражение, что строгость без любви — это деспотизм. Все, что мы делаем с детьми, нам нужно понимать, зачем мы это делаем, чем мы руководствуемся.

К. Лаврентьева

— А любовь без строгости — это попустительство.

Ю. Бештень

— Может быть, еще да. Такого я не слышала, но... Интересно.

К. Лаврентьева

— То есть можно просто продолжить логически.

Ю. Бештень

— Да. Потому что когда мы в чем-то проявляем строгость, предположим, если ребенку было дано какое-то...

К. Лаврентьева

— Задание.

Ю. Бештень

— Задание, да.

К. Лаврентьева

— И он должен посуду помыть если.

Ю. Бештень

— Да, ты должен ее помыть. Ты должен ее помыть. Вот у нас такое, у нас регулярно это случается...

К. Лаврентьева

— «Почему я?»

Ю. Бештень

— «Почему я?» Или «я не хочу», или «я сегодня устал». Вот если ты должен был сделать, и у тебя объективно нет сил, то мы покрываем любовью. То я сделаю за тебя, не потому что я... А потому что я вижу, что ты действительно там потрудился в другом, и ты действительно устал. А завтра будет новый день, и там надо будет новая сила. А если объективно ты ничего не делал сегодня...

К. Лаврентьева

— И устал, да-да.

Ю. Бештень

— То завтра ты дежуришь заново. Вот это просто банальный пример. Это даже вот не то, что последствия там. Ну ты должен, по совести. Почему должны другие делать твою работу? Вот у нас это, вот мы с папой работаем, дети в свою там очередь трудятся, каждый должен выполнять свои обязанности. Ты свои как выполнил? Хорошо, плохо? Или вообще не выполнил? У нас, предположим, есть как и там мультики, и все это общее тоже, есть график определенный. Это строго. Я вообще бы исключила бы этот телевизор из нашей жизни совсем, но...

К. Лаврентьева

— Это ужас. Отдельная тема.

Ю. Бештень

— Да, это ящик Пандоры просто. Вот поэтому в этом строго. Вот как бы они ни просили — нет. Потому что я знаю, зачем. Когда есть объективно, я знаю, долгосрочные цели, мне вообще не страшно быть строгой. Потому что строгость — это проявление любви.

К. Лаврентьева

— Потому что вы знаете, зачем вы это делаете.

Ю. Бештень

— Да, конечно. А если вот сейчас чтобы отстал...

К. Лаврентьева

— И чтобы отдохнуть, занял его мультиком.

Ю. Бештень

— Да, но это вообще... Это ловушка. Она потом очень дорого обходится.

К. Лаврентьева

— То есть телевизор по расписанию.

Ю. Бештень

— Да. Три раза в неделю вне поста.

К. Лаврентьева

— Класс! Сказка какая-то просто. Как вы пришли к теме домашнего образования?

Ю. Бештень

— Это был длинный путь. Впервые о семейном образовании, о домашнем образовании я задумывалась, когда у нас старшему ребенку делали операцию на колени в первом классе. Там такое было серьезное вмешательство хирургическое. И в ноябре нам сказали, что вы не потянете программу первого класса, уходите, приходите в следующем году. Я говорю: вы что, серьезно? Мы не потянем — ну это просто я... Мы, естественно, ее спокойно потянули и восстановились как бы нормально. Мы не ходили.

К. Лаврентьева

— Перешли в второй класс.

Ю. Бештень

— Да, спокойно совершенно. Тогда у меня возникло что: а оказывается, я могу. И когда родился третий ребенок, почему-то вот в сердце было у меня, когда он начал расти, было какое-то внутреннее чувство, что нам предстоит этот опыт. Я не знаю, откуда, он просто нанизывался, нанизывался...

К. Лаврентьева

— Ты просто знаешь и все.

Ю. Бештень

— Просто знаешь и все. И когда трое подряд детей родилось, я прямо... Видимо, в сердце и Господь вкладывал вот это, что оно будет. Но я очень любила школу, я с удовольствием училась в школе, для меня это не было никогда проблемой. И все эти тетрадочки, все эти уроки — это просто...

К. Лаврентьева

— Удовольствие просто.

Ю. Бештень

— Это удовольствие было, да. И наш ребенок пошел третий, вот тогда вот Леша пошел в первый класс в самый разгар пандемии. Буквально месяц он проучился, и начался кошмар. И вот пока этот кошмар продолжался, я потом поняла, что он нужен был для того, чтобы мы поняли, что нам надо учиться дома.

К. Лаврентьева

— И сделали.

Ю. Бештень

— Да. Это была такая цепь таких совпадений, когда ты в сердце потихонечку это знаешь, и видишь ребенка, у которого, говорят: у него будут сложности, —логопед ему говорит там, нейропсихолог или кто нам говорил. И они действительно появляются. А потом ты понимаешь, что сложности только потому, что неправильно выбран путь. И все эти сложности рассеялись, как туман. Через год ребенка не узнать.

К. Лаврентьева

— Да, самый большой страх перед домашним образованием, вот лично у меня — это то, что все будут сидеть дома, пытаться ухитриться ничего не делать. И я буду ходить за ними, значит, там с ремнем, с палкой какой-то, и заставлять их делать то, что они должны делать за день. А для меня это просто невыносимо.

Ю. Бештень

— Я представляю.

К. Лаврентьева

— Как это у вас организовывается, Юля?

Ю. Бештень

— У нас, во-первых, есть занятия — мы вместе собираемся с семейными группами в городе. Это у нас раз в неделю. Остальное время мы немножко занимаемся дома. Но за счет того, что в пятницу, когда мы ездим, это очень интересно, материал подается настолько продуманно педагогически и настолько прекрасно и разносторонне, что детям вообще не составляет никакого труда просто сделать то, что остальное задано, понимаете. А дальше вопрос организации. Просто что взять вот в своем вот этом быту бесконечном определить расписание, когда мы встречаемся, занимаемся, когда мы садимся за стол. Мы сидим за общим столом и все одно и то же делают. А что-то разное если, это несложно в нашей программе.

К. Лаврентьева

— Если супертяжело с детьми, с их образованием, с секциями, организацией их времени. Вот супертяжело. И ты, и муж, например, там вот впахивают — говорю про себя, не будем даже тут скрывать.

Ю. Бештень

— Так мне очень понятно все это.

К. Лаврентьева

— Именно как стали подростками, почему-то стало очень тяжко. Вот до этого было еще более-менее, сейчас очень тяжко. Причем мир этот, с другой стороны, с которым ты реально просто борешься иногда, потому что это невозможно, он их захватывает через эти телефоны, через эти ноутбуки, они все равно ухитряются что-то посмотреть, что-то там поиграть. Совершенно невозможно. И ты превращаешься в цербера, который начинает за ними ходить буквально и говорить: «Так, твое время закончилось в телефоне, все. Ты извини, но ты садишься, сейчас тебе нужно заниматься». И вот тут начинается вот этот бой. Мне это просто невыносимо, мужу тоже. Вот он ко мне подходит и говорит: слушай, а что мы будем делать дальше? Я говорю: я не знаю. Вот, Юля, скажите, почему так тяжело и что с этим делать?

Ю. Бештень

— Да, у нас есть такой опыт со старшими детьми. Они как раз все в школе учились, и телефоны у них были.

К. Лаврентьева

— Появились только.

Ю. Бештень

— У них были телефоны, все это. Они говорили, что они занимаются, на самом деле они в это время, оказывается, в телефонах были.

К. Лаврентьева

— Точно.

Ю. Бештень

— Вот это на доверии. Они использовали наше доверие, этот соблазн у них очень был, они его использовали. Мы — всяко было, бывало, и забирали мы телефоны. «А как я без телефона? — Ничего, проживешь как-нибудь». Вот ничего страшного. И да, у дочери мы один раз забрали телефон на неделю — и у нее резко пошли четверки, пятерки. Во-первых. Во-вторых, когда старший не хотел учиться, и он так вот... А я все время напоминала, напоминала: нужно уроки, нужно то-то, то-то... Потом я просто сказала: «Слушай, ты хочешь по-взрослому? Тебе 13 лет, давай по-взрослому. Взрослый — это ответственность. Вот теперь ты сам отвечаешь за свои уроки, ты сам отвечаешь за свои рубашки и за все остальное».

К. Лаврентьева

— И что было? Провис? Провис сначала, да?

Ю. Бештень

— И спросите у него сейчас. Он сказал: «Тогда я начал учиться. Когда я понял, что это моя ответственность». Однажды... Короче, я миллион раз могла говорить: вешайте одежду на место, вешайте одежду...

К. Лаврентьева

— Снимайте сразу школьную форму, когда приходите домой.

Ю. Бештень

— Ходишь вот, например, как цербер. А потом у него был экзамен, зачет какой-то, контрольная что ли. Им нужно было прийти в парадной форме. А накануне он бросил рубашку. Я сказала: «Посмотри, вот она сейчас лежит. Если сейчас ты ее не поднимешь — это будут твои проблемы».

К. Лаврентьева

— И вы смогли в это больше не вмешиваться?

Ю. Бештень

— Я смогла. Он утром встал — мятая рубашка, лежит на этом же месте, а утюг я не достала. Я забрала утюг и сказала: «Я тебя предупреждала. Сколько можно? Если можно более бережно относиться к вещам». И он говорит: «Мам, ты что, серьезно? У меня контрольная». Я говорю: «Я переживу. Мне гораздо более важно вырастить из себя человека».

К. Лаврентьева

— Круто.

Ю. Бештень

— И все. С этого момента он больше не бросал свои вещи.

К. Лаврентьева

— Заберите моих детей на неделю, пожалуйста.

Ю. Бештень

— Нет. Все, я выдержала. Я поняла, что не так важно, что обо мне подумают.

К. Лаврентьева

— А когда вы сказали, что твои уроки — это теперь твоя зона ответственности, вы перестали ему напоминать, перестали ему говорить?

Ю. Бештень

— Я вообще отстала от его учебы.

К. Лаврентьева

— Он провис на какое-то время?

Ю. Бештень

— Нет.

К. Лаврентьева

— Ага. Вот это интересный, кстати, момент. То есть сколько они могут ехать на родителях, столько они едут. Как только они понимают, что все, родители сдулись, они начинают спокойно это делать сами.

Ю. Бештень

— Абсолютно.

К. Лаврентьева

— Прекрасный тост. Как говорит Новосельцев в известном фильме.

Ю. Бештень

— Это было феерично, конечно. Ну сейчас, слава Богу.

К. Лаврентьева

— Но это же тоже вы рискнули, вы же на риск пошли.

Ю. Бештень

— Конечно.

К. Лаврентьева

— Вы же понимали, что может чем угодно закончиться.

Ю. Бештень

— Но я понимала, что я теряю ребенка.

К. Лаврентьева

— Да.

Ю. Бештень

— Ну мне какая разница, что вот мнение других...

К. Лаврентьева

— Надо радикальные меры принимать.

Ю. Бештень

— Да, все. Все.

К. Лаврентьева

— А если бы он реально ничего не стал вот делать? Перестал вообще трудиться, делать уроки, и такой: ну и ладно, ну и не нужно мне это образование, я вообще пойду там, в интернете буду деньги зарабатывать. Вот если такой вариант развития событий? Наверняка же есть такие дети сейчас среди наших слушателей, дети наших слушателей, которые вот попытаются это провернуть.

Ю. Бештень

— Не станет. На самом деле детям иногда интересно, они вообще способны... Им больше нравится познавать что-то новое, им нравится вот это... Школьникам еще тусовка нравится. И поэтому, да, они все равно. Ну их раз спросят: ты че? ты че? Другие, их же друзья. Они все равно обратно вернутся. Они, может быть, там недельку побузят. Недельку вот покажут, какие они взрослые. А потом по-взрослому возьмут учебу в свои руки. Он мне так и сказал: «Я начал учиться, когда ты от меня отстала. Потому что мне надоел контроль. Я взрослый, 13-летний ребенок». Они же себя ощущают взрослыми. И я говорю: «Слушай, мне так нравится, что ты взрослый. Пожалуйста, я хоть что-то меньше буду».

К. Лаврентьева

— Класс! Я сижу в какой-то эйфории, думаю: вау, классно! Так. Но при этом, если он взрослый, вы же все равно следили за его интернетом в его жизни или нет уже, все? Ты же не отберешь у 15-летнего парня гаджет из рук.

Ю. Бештень

— Я на тот момент, знаете как, поняла, что все, что я могла уже вложить в ребенка, мы уже с мужем вложили. Дальше — это развитие. И когда человек тебя не хочет слышать, нужно замолчать и больше молиться. Предать вот эту свою печаль вот...

К. Лаврентьева

— Богу.

Ю. Бештень

— Богу. И то есть: «Господи, Ты видишь, я не могу ничего больше сделать. Но я его люблю, Ты его любишь. Помоги Сам. Скажи ему в сердце то, что он меня не слышит». Вот это Порфирий Капсокаливит. Вот это было, вот я когда встретила эти слова, это было в самом сердце. Я поняла, что действительно так и есть.

К. Лаврентьева

— Какие слова? Вот именно про материнскую молитву.

Ю. Бештень

— Когда ты не можешь, скажи Богородице, Она скажет. Она вложит в сердце ребенку твои слова. Но он их услышит иначе. То есть да, вот смысл такой. И в 15 лет он уже переехал в город совершенно внезапно, учиться. Мы не собирались его, и он сам не собирался. Так все сложилось интересно. И мне говорили: а как ты там, а как он без контроля? Я говорю: ну как без контроля? Если человек захочет что-то натворить, он и здесь натворит. Я не буду ему препятствием, я об этом не узнаю. Все, что мы могли, мы сделали. Дальше мы предаем его, взрослого, в руки Божии и молимся о нем.

К. Лаврентьева

— Потрясающе.

К. Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Юлия Бештень, многодетная мама, музыкант, жена священника. Вот действительно, жена священника. Юлия, вам же еще приходится, и важно, и нужно помогать и по храму супругу. Вы, я насколько понимаю, регентует.

Ю. Бештень

— И не только.

К. Лаврентьева

— И не только. И еще масса всяких послушаний. Особенно когда ты с места на место переезжаешь, тебе нужно адаптироваться в каждом храме, брать в свои руки что-то и делать, иначе никто это делать больше не будет. А дома дети на домашнем образовании. Вот это вот как все совмещать? Вопрос такой, на сто миллионов долларов, как говорят молодые люди.

Ю. Бештень

— Да, когда батюшку назначили на вот нынешний приход, у нас было двое детей, у нас вообще была куча энергии, и мы так взялись с радостью за новое дело, потому что нам наконец-то доверили быть полностью, делать то, что мы считаем нужным на приходе, строить новый приход. И в этот момент, через несколько месяцев я узнала, что мы ждем Алексея. И все планы...

К. Лаврентьева

— Рухнули с грохотом.

Ю. Бештень

— А остановиться уже нельзя — поезд уже запущен, локомотив уже идет. Мы воскресную школу запустили и там много чего другого.

К. Лаврентьева

— Действительно, воскресная школа, клирос, какая-то приходская деятельность, просто хозяйство, вопросы по храму.

Ю. Бештень

— Я не знаю, как мы это смогли. Вот еще один токсикоз за другим.

К. Лаврентьева

— Я даже сейчас не буду спрашивать у вас: а как вы не выгораете? Вот даже не буду. Я даже не попытаюсь подобрать к этому вопрос.

Ю. Бештень

— У меня нет шансов. Мне некогда.

К. Лаврентьева

— Времени выгорать нет.

Ю. Бештень

— Никого не касается. Я помню, как я сижу с четвертым, беременным животом, где-то на исходе какого-то восьмого месяца и пишу отчеты там в Патриархию про воскресные школы. У меня: зачем мне это надо? Я хочу просто побыть беременной и никому ничего не должной.

К. Лаврентьева

— Да, вот.

Ю. Бештень

— Но если у человека нет выбора, то он просто идет, куда ему надо, и все.

К. Лаврентьева

— Значит, это Бог дал.

Ю. Бештень

— Да. И все. Бог дает сил. Сегодня с утра встал — Бог дал силы ровно на день. Вот так и живем.

К. Лаврентьева

— Владыка Антоний так говорил. Никогда не думайте о будущем, потому что это вызывает тревогу очень большую. А Господь нам дает сил только на сегодняшний день. А завтра будут новые силы на завтрашний день. Но сегодня сил на завтра нет. Они есть только на сегодня. Вот это, кстати, очень хорошая мысль по борьбе с тревожностью и материнской, и вообще любой. Мне кажется, хорошо. Да, Юля, смотрите, еще вот такой вопрос. Ведь к образованию мы должны подходить творчески. Ну должны — наверное, не то слово, да, хотим подходить творчески. Вот у меня ребенок, например, проходит по истории, я вижу какую-то тему — «Крещение Руси» там, пятый класс. Мне очень интересно с ним это обсудить, чтобы он не просто запомнил: 1988 год, князь Владимир Красное Солнышко крестил Русь. А вообще как-то всеобъемлюще подошел к этому вопросу. И, я не знаю, там про Бориса и Глеба поговорить. И про перемену самого князя Владимира. То есть, понимаете, это же можно настолько творчески рассмотреть.

Ю. Бештень

— Да.

К. Лаврентьева

— Но это возможно, если ты не гонишься за оценочкой. Вот тебе нужно сделать сейчас в рабочей тетради по истории 5-6-ю страницу, заполнить там, тест сдать, завтра ответы на вопрос — и все, и дальше пошли. А мне интересно, чтобы он как бы вникал в какие-то вопросы. Но времени, сил как бы иногда на это не остается. Вот у вас на домашнем образовании есть возможность подсвечивать какие-то важные для вас темы? Литература, не знаю, там — Печорин, Онегин, что-то поглубже рассказать ребенку, если есть возможность. Или вы не считаете это важным и нужным, и вы уделяете время чему-то другому?

Ю. Бештень

— Это одно из фундаментальных, то, что нам нужно.

К. Лаврентьева

— Умение углубиться все-таки.

Ю. Бештень

— Когда вот Леша, получается, у нас третий сын, пошел в первый класс, и вот это началось, вот этот кошмар с учебой. И реально кошмар. У нас был кошмар, видимый только нам. Я поняла, что я не хочу, чтобы так было всегда. Он только в первом классе — и я ребенка не вижу, я ребенка не узнаю. Я не понимаю, зачем ему вот эта информация, зачем ему надо нарисовать в окружающем мире какие-то... Ну я не видела смысла в этом образовании, оно меня просто полностью разочаровало, это образование. Я начала искать альтернативу. Потому что я не согласна, чтобы ребенок, проводя столько времени вне дома, не получал никакой от этого пользы. И опять же нам же перед Богом отвечать за детей. И да, мы могли как будто бы уйти в другую школу, потому что разные везде программы. Вернее, другие могут где-то уйти, а нам некуда было уходить. Это тоже те самые обстоятельства, которые, когда некуда уходить — значит, надо уходить совсем. И поэтому принято было такое решение. Это вообще небо и земля, как сейчас учатся дети, что они получают, что они видят, знают. Я вот на семейном образовании увидела, как могут много дети глубже понимать, чем мы о них думаем, и им это интересно.

К. Лаврентьева

— Но вот этот момент социализации, о котором много говорят, нехватке времени родителей обучать детей на дому. Понятно, что у вас тоже времени...

Ю. Бештень

— Совсем нет.

К. Лаврентьева

— Совершенно нет, да. И как вы на вот эти вопросы себе отвечаете, как эти вопросы решаете?

Ю. Бештень

— Во-первых, социализация — это такая, знаете... Социализация в чем? Чтобы все дети вместе были в одном коллективе и...

К. Лаврентьева

— Учились взаимодействовать.

Ю. Бештень

— Взаимодействовать? Ну нет, социализация — это умение жить в обществе. А дети наши очень социализированы. Им не составит труда побеседовать с людьми разного возраста, они очень открыты к диалогу, это вообще не проблема. Они гораздо более социализированы стали, во-первых, уйдя со школы. Вот я не за то, чтобы все уходили со школы. В нашем конкретном случае...

К. Лаврентьева

— Это был лучший вариант.

Ю. Бештень

— Это просто прекрасно, да. Во-первых. Во-вторых, когда дома такая большая семья, и все возраста, там так социализируешься...

К. Лаврентьева

— С любым научишься.

Ю. Бештень

— Там научишься границы свои отстаивать, да, и молчать, когда надо. Это просто потрясающе. Опять же они на спорт ходят, они в музыкальную школу ходят, они все равно где-то всегда...

К. Лаврентьева

— Взаимодействуют со сверстниками.

Ю. Бештень

— Да, они не заперты в доме. Вот что касается того, что родителям некогда — да, действительно, когда нужно выжить, когда родители работают, потому что это вопрос выживания семьи, когда это доход семьи. Я так подумала, что для нас важнее, чтобы мы детей не потеряли, а остальное Господь все...

К. Лаврентьева

— Управит.

Ю. Бештень

— И Он действительно управил. То есть вот здесь такое, да, мужество довериться, когда ты понимаешь, зачем. Ты либо делаешь, как все, так потому что положено, принято. Либо ты собираешь на себя горящие угли всех знакомых, которые говорят: ты с ума сошла? Я говорю: ну, слушайте, это наши дети, и нам за них перед Богом отвечать. И мы сердцем чувствуем, что именно так надо. Как, не знаю...

К. Лаврентьева

— Дальше посмотрим.

Ю. Бештень

— Но, когда ставишь первый шаг, дорога появляется сама собой. Ты видишь столько других...

К. Лаврентьева

— Преимуществ.

Ю. Бештень

— Вообще просто. И поэтому для нас это больше не вопрос.

К. Лаврентьева

— С выбором образования как у вас стоял вопрос со старшими детьми?

Ю. Бештень

— Мы смотрели на то, к чему они склонны.

К. Лаврентьева

— В смысле профессии, с выбором профессии?

Ю. Бештень

— Да. К чему они склонны. Арсений поступил у нас на архитектурный. Ему всегда нравилось очень пилить, строгать, он, наверное, родился с молотком в руках. Анюта сейчас в кулинарном учится. Ей нравится очень готовить. Она недавно выиграла первое место, дальше едет сейчас на всероссийский конкурс уже кулинаров. Это тот случай, когда нравится и образование, и как бы по жизни нравится это делать, и обучение. А дальше посмотрим. Пока она учится.

К. Лаврентьева

— Ну у вас есть какие-то собственные представления об их образовании? Вы можете им сказать: слушай, мне кажется, что у тебя вот есть вот этот талант, и было бы здорово тебя обратить внимание там.

Ю. Бештень

— Я считаю, что это обязанность родителей — подчеркнуть.

К. Лаврентьева

— В эту сторону посмотреть.

Ю. Бештень

— Прекрасно, да, чтобы помочь. Но выбор остается за ребенком. И даже если... Вот у нас получилось, что Анюта сначала поступила на географическое отделение, проучилась там полтора года и ушла. Она чувствовала свою очень сильную вину, что она потеряла время, что там определенные сложности возникли. А я говорю: слушай, мы все, бывает, ошибаемся. Во-первых. Во-вторых, не бывает негативного опыта, он просто опыт. Для чего-то тебе был нужен. И все. Ты прожила, никто тебя не винит, что ты ошиблась. Ты сделала все, что могла, ты видишь, что дальше не тянешь — уходи с этого и поступай туда, куда ты сможешь, где ты можешь быть счастлива, когда ты будешь учиться.

К. Лаврентьева

— С чтением как в вашей семье обстоят дела? Какие у вас по этому поводу мысли?

Ю. Бештень

— Я очень люблю читать.

К. Лаврентьева

— Ну это понятно.

Ю. Бештень

— Говорят, что дети, если видят родителей читающих, то они читают...

К. Лаврентьева

— Ну не знаю.

Ю. Бештень

— У нас не сразу так сложилось. Вот старшему только что вот недавно дошло. Вот он все время как бы не любил читать, но то, что нужно было по программе школьной, читал. А младшие, они вообще с книжкой в обнимку.

К. Лаврентьева

— Это само наступило?

Ю. Бештень

— Само.

К. Лаврентьева

— Не было такого, что вы говорили: так, читать! Сейчас пришло время читать.

Ю. Бештень

— Нет. Нет, я могу сказать, когда я сильно-сильно устаю...

К. Лаврентьева

— Ну да, когда уже сил никаких нет.

Ю. Бештень

— Так, объявляю полчаса чтения. Беру книжку, сажусь в кресло, и все остальные берут книжку, по полчаса читают. Ну какой-то минимум мы все равно, ежедневно у нас как бы рутина. Это как бы не потому, что они должны любить читать, но подготовка к занятиям.

К. Лаврентьева

— К своим.

Ю. Бештень

— А так я скажу: так, все, полчаса тишины. Нам с папой надо отдохнуть. И мы сидим, читаем, и я с карандашом читаю обычно. И они сразу — раз, и наступает тишина. Вот это строго. Это вот потому, что мама должна быть адекватна.

К. Лаврентьева

— Да, это правда.

Ю. Бештень

— Это перезагрузка такая.

К. Лаврентьева

— Да, Юля, это, конечно, все очень интересно. По поводу экзаменов. Если дети учатся на дому, как они сдают ЕГЭ, есть ли у них какие-то с этим дополнительные сложности или это все на уровне абсолютно школьного образования? И тем сложно, и домашним сложно, какой-то все вот этот определенный этап у всех одинаковый.

Ю. Бештень

— Ну ЕГЭ, ОГЭ сдают дети в любом случае в учреждениях. Да, и в учреждениях сдают, просто к этому нужно подготовиться, знаете, чисто как к формату. ЕГЭ и ОГЭ — это не показатель знаний, это прямо сто процентов, как и тесты — не показатель знаний ребенка. Мы это, правда, тоже уже хорошо увидели. Вот как сдают? Точно так же. Будут прикрепляться к школе для прохождения аттестации за девятый класс и приходят на экзамен.

К. Лаврентьева

— Вопрос предназначения, он в вашей семье как-то обсуждается, что важно все-таки понять, для чего тебя Бог сюда послал? Важно понять, чем ты можешь Богу и людям послужить, себя найти. И вот как-то вы ведете эту линию переговоров с детьми? Тут же важно понимать и зачем тебя сюда Господь послал. Мне кажется, если ты это не понимаешь, ты с детьми не сможешь говорить на эту тему.

Ю. Бештень

— Мы освободили детей от ожиданий. Они, знаете, как вот любят же спрашивать: если ты сын священника, значит, ты будешь священником? Нет. Кто вам сказал? Ну как же? В смысле главное, чтобы он вырос христианином. А будет ли он священником — это не в наших силах, а если Господь призовет. И все. У нас нет никаких иллюзий на этот счет. Так же, как и что дочка у нас станет матушкой. Я знаю, каково это.

К. Лаврентьева

— Это не для всех крест.

Ю. Бештень

— Это не для всех крест. Да, им в какой-то степени, им дано — мы говорим о том, что вам дано счастье жить в любящей семье, искренне верующих и любящих Бога и вас родителей. Такое счастье, оно не всем. Мы об этом говорим. И у вас есть возможность, это видя, создать такие же семьи.

К. Лаврентьева

— Ресурс такой мощный.

Ю. Бештень

— То есть вот если этого не было у кого-то, они с нуля будут ошибаться и что-то там делать. Мы все, говорят, дальше воспитываем своих детей либо благодаря, либо вопреки нашему воспитанию и опыту. Но чтобы вот ты предназначен для этого — нет, пусть это будет выбор. Пусть они ищут. Если они захотят наше мнение услышать — они должны быть готовы его услышать. А говорить, когда тебя не готовы услышать, не хочется.

К. Лаврентьева

— То есть все-таки почва должна быть орошенная, чтобы зерно там взошло.

Ю. Бештень

— Да, мы хотим, чтобы они были счастливы. Вот это главное. А в чем? Это вот пока что...

К. Лаврентьева

— Думайте, ищите, ребята, сами.

Ю. Бештень

— Надо будет ответ — они спросят, мы скажем. Или мы когда сами увидим.

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное за этот разговор, какой-то он многогранный, многосторонний. Спасибо, Юлия. Многое мы успели с вами обсудить, это очень ценно. Обязательно к нам, пожалуйста, приезжайте еще. Я буду вас очень ждать, мы будем вас очень ждать. Напомню, что наши регулярные беседы об образовании мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», которая собирает лучшие и самые интересные опыты работы в области образования и воспитания. Узнать подробнее об этом проекте, стать участником или поддержать его, вы можете на сайте https://clever-lab.pro/. И напомню, что у нас в гостях была невероятная Юлия Бештень, многодетная мама, музыкант, жена священника. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующей недели. Всего вам доброго и до свидания. А вам, Юлия, сил, помощи Божией и вдохновения.

Ю. Бештень

— Спасибо, что пригласили. Мне было очень приятно.

---

Все выпуски программы Пайдейя

• «Воспитание через театр». Юрий Макеев
• «Олимпиады в системе образования». Елена Анашкина-Хоанг
• «Клевер ДНК» для учителей. Ольга Пирогова