У нас в гостях была жена диакона, куратор различных семейных проектов, многодетная мама Мария Медведева.
Мы говорили с нашей гостей о том, как ее родители передали ей веру и любовь к церковной жизни и как теперь уже она сама передает это своим детям, а также о том, в чем она видит для себя возможность самореализации в современном мире.
Ведущая: Кира Лаврентьева
Кира Лаврентьева:
— Вечер воскресенья на Радио Вера. Здравствуйте, дорогие наши слушатели. Меня зовут Кира Лаврентьева. И, как всегда, по прекрасной доброй традиции, мы приглашаем в нашу студию гостей, чтобы они рассказали о своём пути к вере. Потому что тема у нас очень интересная: «Христианин в светском обществе». И с радостью представляю вам нашу сегодняшнюю гостью. У нас в гостях Мария Медведева, многодетная мама, жена дьякона, куратор разных семейных проектов. По образованию историк, но уже очень много лет занимается вопросами семьи, в том числе в средствах массовой информации разными семейными проектами занимается. И, дорогие друзья, знаю, что вы очень любите протоиерея Максима Первозванского, нашего частого гостя. И особый сюрприз нашего сегодняшнего часа — это то, что Мария — старшая дочь отца Максима. Здравствуйте, Мария.
Мария Медведева:
— Здравствуйте, Кира.
Кира Лаврентьева:
— Ну, конечно, давайте тогда и сразу про православное воспитание поговорим. Вы родились в верующей семье. Даже не то что в верующей, Вы родились в священнической семье! У Вас много очень братьев и сестер, у Вас совершенно потрясающие родители. И, конечно, кажется, что... Ну, какие тут могут быть вообще вопросы? Тут все ясно и понятно. Если что-то вдруг не так, отец Максим всё разъяснит в лучшем виде. Так ли это? Или всё-таки существует проблема «сапожник без сапог», что на своих детей времени не хватает? Я сейчас ни в коем случае тут не ковыряюсь. Я к тому, что я понимаю по себе, что на Радио ВЕРА я говорю, например, о каких-то вопросах кризиса веры лучше, чем со своими собственными детьми. И с ними мне уже приходится очень сильно напрягаться. Поэтому я , конечно же, адресую этот вопрос от сердца к сердцу к Вам.
Мария Медведева:
— Ну, мне кажется, что эта проблема действительно есть. Да, что человеку проще говорить вовне, чем с собственными детьми. Эта проблема есть у меня, потому что я тоже много рассказываю о вере. Я в какой-то момент вела рубрику «Детям о Вере» у себя.
Кира Лаврентьева:
— Давайте напомним, сколько у Вас детей. Пятеро, дорогие друзья. Вот такая история. Очень молодая Мария, и у неё пятеро детей, колоссальный уже опыт.
Мария Медведева:
— Вы знаете, самое смешное, что я не планировала в столь молодом возрасте быть такой многодетной. Потому что, когда мы с мужем познакомились, решили, что мы будем семьёй, то мы обсуждали, что хотели бы максимум пять детей. Но 4-го и 5-го мы будем рожать, когда мне будет 35-36 лет. Ну, так. Для себя. Для души. Полноценно насладиться. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог предполагает. Вот. И на самом деле с нами больше о вере говорила мама. То есть она взяла на себя эту функцию. И она всегда нам рассказывала и о святых, и о каких-то праздниках, и о церковных традициях. И как-то это было очень органично. А папа, это скорее, знаете, как есть высказывание: «Меня воспитывал свет из-под двери его кабинета». Это не значит, что он с нами не разговаривал. Но в какой-то момент, когда стали появляться его статьи, когда стали появляться видео выступления, я поняла, что мне проще не его напрямую спросить, а просто включить себе и послушать. И знаете, я до сих пор так делаю.
Кира Лаврентьева:
— Слушайте, это класс.
Мария Медведева:
— Мне так проще. И я вроде и с ним пообщалась, и вопросы какие-то себе прояснила, и его не дёргаю. И потом мы это можем обсудить. Я уже понимаю, что он знает, как бы может сказать на эту тему, и мы уже обсуждаем из позиции, когда ему не нужно с нуля какие-то вещи объяснять. А в детстве, ну как, он нас брал с собой в храм. То есть на тот момент, когда нас было уже много, нас уже было там 5, потом 7. У мамы не было возможности, не было ещё машины. И, соответственно, мама брала маленьких, ехала на автобусе уже ближе к концу службы. А нас, старших троих, папа брал с собой. К ранней, прямо вот к началу. То есть мы просыпались, он заплетал нам косички, причёсывал, там платьишки висели с вечера на стульях. И мы, значит, собирались, вместе с ним ехали, вместе. Папа садился, читал молитвы перед причастием, мы открывали свои молитвословчики. Мы вместе ехали, потом папа уходил в алтарь. Мы с бабушками, которые такие наблюдают за подсвечниками, свечки меняли. Потом мама уже после службы уезжала, если это воскресенье, это венчание. Мы оставались на венчании. Я потом долго не могла понять, почему я чин венчания знаю наизусть. Но стало понятно, что поскольку я каждое воскресенье, иногда не один раз подряд, ты стоишь, ждёшь, когда выносить венцы, когда выносить корец с вином. Ты просто запоминаешь. И это было настолько... Знаете, вот с нами не говорили о вере, вот именно разговоры. Как надо, как правильно, как там по святым отцам. Не было такого. Но это было настолько внутри жизни, то есть у нас дома аналой был. И мы вечерние молитвы читали, как? Вот мы вставали всей семьёй. Маленький тут ползает, и никто как бы не запрещает ему ползать. Он что-то ползает, у него там кубики. Мы все вместе стоим, у нас аналой. На аналой молитвослов лежит. Вот мы с сёстрами подходим, ну, как старшие, да? Мальчики, они у нас помладше все. Мы к аналою подходим, папа что-то читает, что-то мы читаем. Вечерняя молитва. С утра проснулись, первое, что у нас там на столе стоит, мисочка с кусочками просфорки, маленький стаканчик со святой водой. Пока все там зубы почистили, причесались туда-сюда, все собираются на завтрак. «Царю небесный», «Отче наш», «Богородица Дева, радуйся». Да, это не полноценное утреннее правило. Да, конечно, а как тут полноценное, почитаешь? Но мы привыкли, что с утра у нас совместная молитва. И это, знаете, ненарочитая какая-то вот тема. Это именно вот жизнь. Органично очень. У меня родители так жили. И сейчас так живут. Хотя многое, конечно, поменялось. Косички они уже не заплетают с утра. То есть это было внутри. У меня мама после того, как она стала матушкой, она до сих пор носит платок везде. Причём это, знаете, на некоторых людях это выглядит как-то странно. Да, вот какая-то есть неорганичность. А для неё это, ну, вот это сарафан в пол. Понятно, не русский народный, обычный сарафан, да, но это длинное какое-то. Длинное платье. Да, длинное платье и платок. И это, опять же, я на маму смотрела, и для меня это всегда было чем-то, ну, примером. Всегда же смотришь на маму и хочешь быть как мама. Нас как-то так воспитывали. Знаете, вот у девочек кто обычно принцесса? Кто там у нас? Золушка, Белоснежка. А у нас была Александра Фёдоровна, у нас была Алекс, у нас была Лизи, понимаете? Мы росли, у нас вот в комнате у меня сестра Лиза, у неё святая Елизавета Фёдоровна. И у нас в комнате висел портрет. Я вот смотрела, вот эта талия тончайшая, вот эта прическа собрана, то есть не вот эти вот кудри буйные во все стороны. Это вот эта вот кротость такая.
Кира Лаврентьева:
— Эстетика такая.
Мария Медведева:
— Да, это настолько красиво, вот эти платья конца XIX, начала XX века. Потом смотришь, там, опять же, у нас всякие альбомы были разные, там, вот эти царевны, которые в форме сестёр милосердия, которые там солдатам помогают. И, опять же, это, знаете, иногда рассказывают, и слушаешь, и какая-то чувствуется фальшь в рассказах. А здесь это было вот, ну, настоящее. И я как-то на этом росла. Для меня быть принцессой, это не значит хотеть красивое платье, а это нести ответственность, быть примером.
Кира Лаврентьева:
— Ну и хотеть красивое платье.
Мария Медведева:
— Ну, понятное дело. Но если что, надеть форму медсестры и пойти мыть пол в лазарете. Это кровь и пот, и гораздо менее приятные жидкости будут у тебя на этом полу. Я просто в этом росла. Я считаю, на самом деле, что, наверное, лучшего христианского воспитания его сложно было дать, потому что я понимаю, я видела по друзьям, которых воспитывали иначе, которым именно рассказывали, как надо быть христианином. Не показывали, а насильно водили в храм. У меня с 14 лет, если я говорила, что я в воскресенье хочу остаться дома, меня оставляли дома.
Кира Лаврентьева:
— И не было такого? Нет. Ну, оставайся (со вздохом)...
Мария Медведева:
— Нет, не было такого. И самое интересное, что, знаете, это был год, когда у меня в субботу были уроки. Да, тяжело рано вставать все 7 дней месяцами подряд.
Кира Лаврентьева:
— Ну, 7 дней в неделю, да.
Мария Медведева:
— Но на следующий год, когда у меня суббота освободилась, я поняла, что я в воскресенье с утра не могу не пойти в храм, потому что я туда иду как домой. И это интересно в том плане, что мы очень часто переезжали в детстве, а храм был один и тот же. То есть, когда мы были маленькие, родители пошли в Новоспасский, а потом открыли напротив Новоспасского наш вернули храм Сорока мучеников Севастийских. И вот куда бы мы ни переезжали, мы продолжали ходить в этот храм. И сейчас, вот у меня несколько лет назад я как-то думала об этом, я поняла, что вот есть люди, которые возвращаются в деревню, к бабушке, вот эти детские воспоминания. Ну, знаете, вот это меня несколько лет назад я как-то думала об этом, я поняла, что вот есть люди, которые возвращаются в деревню к бабушке, вот эти детские воспоминания. Ну, знаете, вот это вот детское такое, дорогое, родное.
Кира Лаврентьева:
— Тёплое очень.
Мария Медведева:
— Да, вот именно в детство вернуться. Для меня вернуться в детство — это зайти в наш храм. Это единственное место, куда я прихожу. Вот оно осталось, потому что те квартиры, те дома, где мы жили, их сейчас уже каких-то домов нет , по реконструкции снесли. Какой-то дом, я даже не знаю, где он находится, я была маленькая, да, какой-то год, несколько лет мы жили в школе-пансионе Плёсково, который папа помогал там организовывать вот эту всю школьную деятельность. То есть там сейчас в этом доме живут совершенно другие люди. Там совершенно всё заросло, там какие-то деревья. То есть я фотографии видела, я понимаю, что меня туда не тянет. А сюда я возвращаюсь с радостью. И на самом деле это просто чудо. Я вот не знаю, по-другому это не назвать, что у меня муж, когда принял решение о рукоположении, много-много лет он к этому шёл, и было совершенно непонятно, куда. И вот в этом году, вернее, в конце прошлого, сложилось так, что у нас уходил дьякон из нашего родного храма. И наш настоятель искал ему замену. И просто какой-то невероятной скоростью у меня муж прошёл все советы, собеседования, всё, что можно. И его на Пасху рукоположили в наш храм! Потому что я разрывалась, сколько лет он в семинарии учился, вот это шла подготовка какая-то... И я свыкалась с мыслью, что придется разрываться, потому что я не могу бросить свой родной храм, но при этом я внутренне понимаю, что жена диакона, священника, она должна быть с ним в одном храме на службе. Это правильно. Какая-то у меня такая глубинная убеждённость. И каким-то чудом просто, я не знаю, как это, так не бывает, его рукополагают к нам в храм. И вот я сейчас захожу с детьми на службу, это совершенно невероятное ощущение, захожу внутрь на службу, я слышу возглас голоса мужа, и ему отвечает мой папа. Вы понимаете, просто вот я сейчас рассказываю, у меня мурашки бегут. Вот. И на самом деле вот я сейчас прихожу в храм. Это дом, в который так получилось, что мы с мужем когда познакомились, он был человеком верующим, но не активно воцерковлённым.
Кира Лаврентьева:
— Ничего себе.
Мария Медведева:
— Вот. И я ездила в храм каждое воскресенье, я, как мои родители, говорила: «Поедешь со мной сегодня»? Он такой: «Нет, я сегодня посплю, в другой раз поеду». И он воцерковлялся активно именно в нашем храме. Он начал в нём алтарничать, он начал постепенно как-то вникать. То есть, и я сейчас понимаю, что это вот какое-то чудесное совершенно стечение обстоятельств, что нас вот так вот всех свело в одном храме, который для меня вот... Ну, это, пожалуй, для меня, если говорить про место на земле, которое самое дорогое. Да, вот что бы хотелось сохранить после апокалипсиса, назовём это так, я бы сказала, что вот этот храм. Потому что какой бы он ни был, да, там, хороший, плохой, кому-то, может быть, не понравится. Но это вот моё родное место, куда я хочу возвращаться. И сейчас мы там, и я имею возможность оттуда не уходить. Но на самом деле я вот, наверное, по жизни могу сказать, что люди с разным сталкиваются. Я понимаю, что я Богом по жизни, вот с рождения обласканная, просто, знаете, как залюбленная дочка. Вот я разных людей, опять же, слушаю. Я 90-е не помню вообще, в плане, вот как их обычно помнят: там голод, там какие-то проблемы с преступностью, да, еще какие-то вещи. Я этого не помню. То есть я помню, как мы в храм ходили. Иногда несколько раз в неделю. Когда я была малюсенькая, меня папа, тогда ещё активно воцерковлявшийся, ещё не диакон, ещё не священник, он ходил в Новоспасский каждый день. Я причащалась каждый день, понимаете? И сейчас вот, когда мужу рукоположили, у него был сорокоуст, я немножко начала так завидовать. Думаю, господи, ну как так? Ну он каждый день у престола, я тоже так хочу. Потом я себя так осаживаю. Так, Маша...
Кира Лаврентьева:
— свое место.
Мария Медведева:
— Нет, я себя осадила в том плане, что у него-то этого не было.
Кира Лаврентьева:
— Ну конечно.
Мария Медведева:
— Как он до этого вообще дорос и выжил? И дорос до этого. Это тоже своего рода чудо. А я до этого дошла просто...
Кира Лаврентьева:
— Божией милостью, да?
Мария Медведева:
— Меня донесли. Я не шла даже.
Кира Лаврентьева:
— Вечер воскресенья на Радио ВЕРА. Напоминаю, что этот чудесный, радостный разговор мы ведём с Марией Медведевой, многодетной мамой и женой дьякона, куратором разных интересных семейных проектов. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мария, Вы знаете, Вы прямо заражаете меня радостью своей, вот этой удивительной студию нашу освещаете в некотором смысле. И, конечно, хочется спросить, вот эти традиции свои семейные, родительские, насколько легко Вам удалось перенести уже в свою семью, в общение со своими детьми?
Мария Медведева:
— Не всё. Не всё. То есть я когда... Мы только создали семью. У нас первый ребёнок родился через год после того, как мы поженились. Муж ещё не был таким активно верующим человеком. И у меня как-то ещё с детства сложилось ощущение, что с этим вопросом нельзя лезть и давить.
Кира Лаврентьева:
— О, это интересно.
Мария Медведева:
— Потому что я не знаю, откуда это взялось. То есть мне никогда на словах этого не говорили. Но я просто понимала, что нельзя человека насильно тащить в храм, нельзя его насильно, не знаю, учить молиться. Там, стращать вот это, не дай Бог, ах, ты не помолился на ночь, ах, ты там грешник, в аду тебе гореть. Вот ни в коем случае такого делать нельзя. Наверное, повлияло опять же, я в свое время читала переписку Николая с Александрой, да, страстотерпцев того времени вообще, вот в целом размышлений Елизаветы Фёдоровны. И было ощущение, что женщина — это такая вот мягкая, скорее, сила. И вот слова о том, что муж неверующий, женой верующей спасается, я как-то к этому относилась, что я буду молиться, это моё дело, то есть это моя вера с Богом, моё общение с Богом. Муж со мной единая плоть, как-нибудь, если надо, Господь управит.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Мария Медведева:
— Поэтому насаждать какие-то серьёзные традиции я сразу не стала. То есть у нас не было изначально, например, совместной молитвы, что мы вместе на ночь молимся или с утра, не было такого. Поначалу, первые месяцы, я не лезла. Я сама тихонечко про себя читала «Отче наш», крестился перед едой и садилась кушать. Вот, потом муж такой говорит: «А что мы как-то, почему ты молишься, а я нет»? Я говорю: «Слушай, если хочешь, прекрасно, давай вместе молиться перед едой». Мы начали вместе молиться перед едой. В какой-то момент, когда родился второй ребёнок, муж решил, что мы на ночь будем вместе читать молитвенное правило. Правда, полное молитвенное правило у нас так и не сложилось, потому что погодки, мы оба к вечеру уже никакие.
Кира Лаврентьева:
— Да вот, я про вечер как раз хотела спросить.
Мария Медведева:
— Поэтому мы как-то потихонечку свели всё к чтению нескольких молитв. Просто помолиться, вместе побыть. Такой вот опыт. С утра тоже одна-две молитвы. Просфора, к сожалению, со святой водой так и не прижилась. Наверное, моя проблема.
Кира Лаврентьева:
— И у нас не прижилась.
Мария Медведева:
— Потому что у нас дети, это саранча просто какая-то. Я не знаю, мы такими в детстве не были. И у нас она просто всегда стояла. У нас был святой угол в кухне, и стояла вот эта баночка открытая. Но мы как-то, я не знаю, мы только с утра эту просфорку брали. Я несколько раз пробовала, и у нас эта просфорка заканчивалась в течение пяти минут. Вся, целиком, сколько ни поставь.
Кира Лаврентьева:
— То есть надо очень много просфор сразу сушить, но всё равно это правило надо внедрять. Я сижу, слушаю вас и понимаю, что это необходимо, это благочестие, просфора со святой водой натощак. Это обязательно надо делать.
Мария Медведева:
— Вот надо. Я вас слушаю, понимаю, что тоже, думаю, надо. Но у нас ещё проблема в том, что я соня. Вот я по жизни соня.
Кира Лаврентьева:
— Нет, ну слушайте, Вы, наверное, много лет ночей не спали.
Мария Медведева:
— Вот в тот момент, когда я просыпаюсь. И, казалось бы, надо уже давать эту просфорку, все уже успели себе что-нибудь приготовить и скушать. Вот, то есть это очень редкий момент когда я встаю и прям готовлю на всех завтрак.
Кира Лаврентьева:
— Понимаю.
Мария Медведева:
— У нас еще так сложилось, что мы с детьми учимся дома. Вот, они не ходили у меня в садик. И школа у нас домашняя. Поэтому у нас нет такого, что мы встаем по будильнику. Дети, правда, и без будильника в 7 утра встают прекрасно. Им ничего не мешает. Но у меня нет такой необходимости встать первой и всем приготовить вот эту кашу, яичницу, что-то еще. Поэтому я пока не знаю, как вводить эту традицию. Возможно, муж, который решит, что ему очень надо, он возьмёт это на себя. Потому что он как раз ранняя пташка, он обычно самый первый встаёт, вот. А так, какие ещё традиции? Ну, у нас вот именно из семьи пришли традиции какие-то на ночные службы ходить с детьми. То есть мы с рождения детей, вот даже если маленький кулечек, мы его, значит, в автокресло и берем с собой. Пусть они там спят где-нибудь на лесенке чуть постарше, да, в какой-нибудь стасидии забьются. Вот, но мы ходим, потому что у меня был один опыт. Я на Рождество не поехала в храм на ночную службу. Это был, наверное, год, когда второму сыну было полгода. То есть старшему полтора, младшему полгода. И я решила, что я лучше дома посмотрю с телевизора трансляцию патриаршей службы. И потом лягу спать. И когда началось причастие по трансляции, я так рыдала! Что потом мужу сказала, говорю: " Как хочешь. Вот просто кровь из носу, но я буду на ночной службе стоять и причащаться, потому что это очень тяжело для меня не участвовать«. Есть люди кто рассказывают, да, православные, которые говорят, что ну можно на ночной не причаститься, а можно на утреннюю пойти. Особенно про Пасху. Я думаю, что нет. То есть для меня, на самом деле, я пришла к тому, что я сейчас причащаюсь каждую неделю. Потому что я, ну, все равно привожу детей. Дети идут со мной к чаше. Господь предлагает, вот, говорит: «Я здесь ради тебя, вот, только возьми». Я думаю, как это, чтобы я сегодня не готовилась. Я не постилась, я молитвы не нашла прочитать времени. Как? Вот, и я сейчас понимаю, что для меня сейчас причащаться каждую неделю, вообще прийти в храм на литургии и не причаститься, это должно случиться что-то, я не знаю, что должно случиться! Вот. Поэтому дети у нас, конечно, затасканы в этом плане в храм, потому что и на Страстной неделе мы стараемся, может быть, не все службы, но хотя бы знаковые. На чтение 12 Евангелий, хотя бы на одно Евангелие приехать, постоять, вот послушать, да, побыть. На все какие-то, на двунадесятые праздники, на Великих Святых, ну, постараться просто вот прийти, побыть в храме. Да, на все ночные они были очень давно. Это вот я каюсь. Потому что с детьми невозможно. Они к вечеру уже уставшие просто вдрызг. Я попробовала несколько раз и поняла, что это мои нервы, и это нервы прихожан, это нервы настоятеля нашего бедного. Золотой просто человек, святой, который терпит. Мало того, что нас терпит, так у нас ещё считается самый детский храм Москвы. Потому что у нас дети, перед причастием, представляете, вот солея... И они как воробушки на нижней ступеньке просто сидят все. И у нас как-то так получилось, что я сама у себя рассказываю в социальных сетях, что у нас храм такой. И многие люди через это именно в наш храм приходят и начинают ходить с детьми, потому что знают, что у нас не прогонят. Знают, что есть куда поставить коляску, есть вода, есть пеленальный столик. Ну, то есть вот... Какие-то такие вещи. Да, то есть именно удобство, потому что иногда в храм приходишь и понимаешь, что с детьми здесь очень сложно. Потому что они всё равно... Ну, даже взрослый, там, 10-летний ребёнок, он что-то громко спросит. Он устал стоять, он встал как раскоряка непонятная. И, соответственно, ну дети затасканы, я понимаю. Но, с другой стороны, я вспоминаю себя, и мы точно так же были в храме. И это было нормально, что мы в храме. То есть как бы...
Кира Лаврентьева:
— У вас никогда не было желания вообще, как бы вот пока в храм не ходить, найти себя, всё пересмотреть? Знаете, как это бывает?
Мария Медведева:
— Мне как об этом рассказывают, я не очень это понимаю в том плане, что для меня Бог, он как бы есть. Это с детства было так, ну вот как есть папа, мама, дедушка, бабушка, Бог есть тоже. Вот он рядышком где-то, да. И когда там рассказывают, что Бог там накажет, ещё что-то. Я прекрасно понимаю, что Бог — это строгий родитель, но это именно родитель. Я всегда себя воспринимала именно дочкой, любимой такой вот как бы. И даже в периоды подростковых каких-то моментов я даже со своими родителями никогда надолго не ссорилась. Назовём это так. То есть я могла что-то там взбрыкнуть, уйти и дверью захлопнуть, но там через час-два я шла мириться. И родители всегда меня там обнимут, поцелуют, постараются разобраться. И у меня такое же отношение с Богом было. Я это воспринимала как не то, что он где-то там, на облаках, знаете, смотрит сверху. Он рядышком. И у меня наоборот было, что если какой-то кризис, если что-то не так, я, наоборот, шла в храм. Причём зачастую не к батюшке, потому что с священником у меня так и не сложилось. Вы знаете, как говорят, найти своего духовника. У нас есть один батюшка с мужем, к которому мы, если что, бежим вдвоём. Вот. Но мне обычно хватает, знаете, как я захожу, у нас в храме такие стасидии вдоль стеночек стоят. Я вот так сажусь. Я когда узнала про последнюю беременность, она была очень... Ну, не то, что не вовремя, но она была... Мы не поняли как, назовём это так...
Кира Лаврентьева:
— Бывает так.
Мария Медведева:
— Да, то есть это было настолько неожиданно и не вовремя. То есть всё навалилось, и, в общем, всё какое-то нервное было. Я вот пришла, села, посидела 15 минут. Просто поговорить. Я пришла поговорить. Да. Я поговорила, обсудила, приняла. И вышла просто вот окрылённая, что это самый желанный подарок вообще, который мне могли сделать. И раз он сейчас вот у меня есть, этот ребёнок, значит, он нужен именно сейчас. Значит, что-то в нашей жизни сейчас вот так сложилось, что не хватает вот этого кусочка. То есть я, наверное, свою жизнь так, если представлять, я себе представляю пазл, который такой состоит. Это кусочек- храм, это кусочек- работа, это кусочек- дети. Вот оно всё из кусочков состоит. И если Бог сейчас послал этого ребёнка, значит, это тот кусочек пазла, который вот у меня сейчас пазл расширяется, и возникла дырочка. И ребёнок туда значит встанет. Потому что все прошлые разы у меня было так, что я думала, что что-то не вовремя, не обязательно ребёнок, что-то. Но потом, там через год, через два, я думаю: «А как, вот, если бы вот этого сейчас не было, значит, вот этого бы не было, и вот этого бы не было»? То есть оно как-то врастает и даёт расширяться дальше общей картине-пазлу, да. Вот, поэтому, пожалуй, я по молодости ещё брыкалась.
Кира Лаврентьева:
— А сейчас смирилась.
Мария Медведева:
— Да, сейчас я просто, если что-то случается, говорю: «Слава Богу за всё».
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья у нас в гостях Мария Медведева, многодетная мама, жена дьякона, куратор семейных проектов. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько секунд. Вечер воскресенья на Радио ВЕРА.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Честно говоря, у нас с Марией такой душевный и прекрасный разговор складывается, дорогие друзья. Я надеюсь, вы тоже это чувствуете. Мария, вы знаете, вот много вопросов у меня появилось в ходе разговора. Но очень Вам благодарна за мысль, что всё приходит вовремя. Тебе кажется, не вовремя. Мозг сопротивляется, душа сопротивляется, всё сопротивляется, а потом ты понимаешь, что роста дальнейшего без вот этого события в твоей жизни, его не будет. Ты будешь просто ходить по одной орбите и думать, что же с тобой не так. А может быть, потому что ты не пускаешь в свою жизнь какие-то очень важные перемены, которые даёт тебе Господь. То есть это очень глубокая мысль.
Мария Медведева:
— Я к этому пришла не сразу, к сожалению. Сейчас я думаю, наверное, куча метаний, терзаний, слёз и нервов было бы меньше, наверное, по молодости, по юности.
Кира Лаврентьева:
— Если бы ты понимал, что всё по воле Божьей происходит в лучшем виде для тебя.
Мария Медведева:
— Как говорится, расслабься и получай удовольствие.
Кира Лаврентьева:
— Точно, точно. Мария, вы знаете, вопрос очень прикладной сейчас у меня будет. А как Вы успеваете заниматься семейным образованием, быть мамой пятерых детей, женой, очень-очень красивой, тёплой женщиной, ну, правда, не комплимент, а вот именно такое искреннее сердечное расположение к Вам! И при этом заниматься какими-то семейными проектами, при этом консультировать молодых мам, семьи, работать в средствах массовой информации, помогать Вашему прекрасному отцу Максиму с его проектами. Ну, то есть как бы совершенно непонятно, как вы это делаете, успеваете.
Мария Медведева:
— Честно, я не знаю.
Кира Лаврентьева:
— Без невроза, вот ключевое, без невроза.
Мария Медведева:
— Я, наверное, скажу так. Я в какой-то момент научилась забивать на то, что в данный момент неважно. Да, то есть я какие-то моменты вижу, например, понимаю, что если я ещё, например, буду до идеальной чистоты дом доводить, то я просто сдохну.
Кира Лаврентьева:
— Да, так и будет.
Мария Медведева:
— Я на какие-то моменты, особенно это период беременности и после родов в какое-то время, я на это дело забиваю. То есть я делаю самое необходимое, и на этом всё. Очень сильно выручает тот момент, что изначально, когда мы поженились, у меня муж работал в основном из дома. И он такой человек, который... Знаете, есть люди, мужчины, которые говорят: «Ну, я помогаю своей жене». Вот у нас муж, он не помогает. Он как бы внутри семьи. То есть он не считает, что есть там женская какая-то обязанность смотреть за детьми. А я, ну, так и быть, тебе помогу, поезжай вот сегодня на радио. Для него эти дети это тоже его дети, и сидеть с ними, как-то с ними заниматься, это точно такая же обязанность, как и моя. И я ему очень благодарна за то, что он в целом никогда не относился к семейной жизни, так что муж добытчик а, жена сидит с детьми. Хотя я, когда была маленькая и юная, я себе представляла картинку, что, значит, я сижу дома с детьми, муж приходит с работы. У меня младший на бедре сидит, мы встречаем папу, и вот такое всё прекрасное. Иногда я об этом мечтаю до сих пор. Но как-то так сложилось, что, уже выходя замуж, я на тот момент писала материалы в журнал «Наследник». Я тогда писала еще в несколько других журналов. Тоже это семейная была такая тематика. Больше подростковая, конечно, на тот момент. Я такой автор, который что вижу, о том пою. Чукча, писатель. Соответственно, тогда были вот эти материалы. Много времени было не нужно. Я как-то сживалась с материнством, училась это всё применять на практике именно в своей жизни, да, как это должно выглядеть, выстраивать это всё. Потом предложили один проект. Вроде бы немножко времени. Я говорю: «Слушай, можно я вот... Ты сейчас посиди с ними, я тут быстренько». Как-то постепенно мы вышли к тому, что стало нормально, что я уезжаю на какие-то встречи. Я могу уехать провести какую-то лекцию по семейной тематике. И самое важное, просто согласовать наши графики. Если у мужа в этот момент нету каких-то важных моментов, говорит: " Да, поезжай, конечно«. Соответственно, если у него какие-то дела, он там предупреждает. Сейчас он ещё предупреждает: «У меня вот в эти дни служба будет». Я понимаю, так, я не могу в эти дни, значит, просто поставить.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы помогаете друг другу.
Мария Медведева:
— Да, то есть на самом деле для меня вот семья видится вот таким организмом, что так и должно быть, когда двое друг друга поддерживают. Нам иногда так ещё поначалу пеняли, что в семье должен развиваться кто-то один профессионально, ну вот так, чтобы прям развиваться, чтобы это было углублённо, чтобы там был рост какой-то серьёзный, ещё что-то. Но у нас как-то всегда было, что, если кому-то что-то интересно, муж видит, что мне искренне интересна вот та тематика, в которой я кручусь. Говорит: «Ну, как я тебе, в смысле, как я тебе там запрещу или не дам поехать? Нет, ты не поедешь, мне надо сегодня с друзьями встретиться, да»? Вот, то есть вот в этом, пожалуй, секрет, да, того, что успевать какие-то моменты совмещать. С детьми те же школьные программы. Мы по утрам с мужем вдвоем занимаемся этим. Условно, я в одной комнате со старшими мальчиками математикой. Там сейчас у нас четвертый, третий класс. Вот они сидят, занимаются. Муж в это время во второй комнате с девочками. Там одна сказку читает, вторая прописи пишет. То есть вот так как-то комбинируем. Я не знаю, мне сложно объяснить, дать рецепт. Я не знаю, как это работает. Потому что я прекрасно понимаю, что есть люди с гораздо более ёмкой батарейкой, я бы так сказала. То есть я на них смотрю, и я не понимаю, в смысле вы столько успеваете. Я половину этого не успеваю. При этом есть люди, которые, наверное, сделают там условно четверть того, что делаю я, и они действительно устали. Не потому, что они ленивы, не потому что у них там что-то не так. Просто вот изначально Господь даёт какую-то внутреннюю ёмкость, да, вот батарейки. Кто-то там заряжается на 24 часа, а у кого-то там телефон через 6 часов разрядится, и всё. Хоть ты тресни. Поэтому я здесь просто смотрю по силам. Если я понимаю, что я какой-то проект не тяну, ну просто вот не хватает меня, я говорю: «Давайте пока на паузу поставим. Если нельзя поставить на паузу, значит, нет». Значит, сейчас вот я выбираю другое. То есть, опять же, это вопрос выбора. Я понимаю, что у меня есть основное, то, что я уже выбрала давно, и не могу там дальше не выбирать, это дети, это общение с супругом. Здесь у нас как бы полный коннект, как говорят. То есть для нас вообще там проболтать до двух часов ночи, это норма. Причем зацепились за какую-то ерунду. Спать пора давно, сейчас просыпаться через 4-5 часов. Это так было всегда. То есть мы когда познакомились, мы изначально даже познакомились не как парень с девушкой. То есть это было скорее дружеское такое общение. Он служил в армии, его тетя из нас соорудила такую конструкцию, потому что «Там ему скучно, а ты вроде хорошая девочка из священнической семьи, плохого там не насоветуешь, давайте вы как-нибудь пообщаетесь». Да, и мы оба как бы были скептически настроены, но раз уж контакты дали, ну, надо хотя бы приличие соблюсти.Вот, и мы, в общем-то, первые полгода мы общались исключительно, вот, ничего не скрывая, как говорится. Все свои косяки, все какие-то свои вот загоны. Мы познакомились до того, как мы друг в друга влюбились. Вот, и у нас это осталось. Это очень важная часть составляющей наших отношений. Что мы можем обсудить всё, что угодно. Вот это так до сих пор осталось, что я с мужем могу обсудить вообще всё. Мне кажется, я вот с батюшками столько не обсуждаю, сколько я могу с мужем обсудить. И мне не будет там за это как-то стыдно или неловко подойти и обсудить. И, ну, наверное, в этом тоже секрет каких-то отношений, да, когда ты даже если обиделся, ты можешь честно сказать, что на самом деле я вот не, если обиделся, а потому что у меня здесь вот такой загон, и поэтому мне вот тут обидно, но ты, пожалуйста, не обижайся на меня. Я сейчас продышу, проживу, и будем дальше нормально с тобой существовать вдвоём.
Кира Лаврентьева:
— Тут уже понятно, у меня другой вопрос, насколько вам приходится бороться с собой в каких-то моментах и приходится ли? Потому что я, например, годами наступаю на одни и те же грабли. Я очень сильно и быстро устаю, например, от крика детей совместного, когда все начинают одновременно говорить или спорить друг с другом. Я понимаю, что для меня вот эта точка выгорания, я её так и не перешла. Вот я сколько лет? 13 лет с детьми в общем нахожусь, и я как-то вот не преодолела это.
Мария Медведева:
— Я тоже не могу, когда они все кричат, орут. Вот. Ну, я для себя нашла отдушину. Я говорю: «Ладно, вы можете сами там тогда разбирайтесь». Я пытаюсь сначала влезть и помирить. Я так, так, сейчас вы мне расскажете, что у вас тут происходит. Если вот это вот продолжается, море эмоций продолжается, говорю: «Хорошо, пока вы успокаиваетесь, я пойду книжку почитаю».
Кира Лаврентьева:
— Ого!
Мария Медведева:
— Я просто иду читать книжку. Потому что я понимаю, что если я туда полезу... У меня были прецеденты, когда я туда влезала, из меня просто высасывали всё, что у меня есть. Дети потом ходят такие паиньки, да, у нас дома, значит, чистота, порядок после того, как мы поссорились, убрали вот это вот всё. Приходит муж откуда-нибудь в какой-нибудь встрече с работы и не очень понимает вот эти благостные такие дети прекрасные. И просто жена, которая на любое просто вот минимальное. «Мам, дай мне хлебушек» следует ответ: " Отстань, возьми, сам уже возьми". Говорит: " Ты чего кричишь? Ну, то есть, вот чего ты срываешься«? А я понимаю, что меня вот высосало. Я сейчас нашла вот этот момент, что я иду читать. Причем читать иду какую-нибудь научную фантастику, какой-нибудь детектив типа Агаты Кристи. Вот что-нибудь такое вот легкое просто отвлечься. Я просто поняла, что дети сами потом мирятся. У них всё прекрасно налаживается. Они становятся точно такими же благостными, как они были бы, если бы я туда влезла. Только у меня вот этих вот нервов нет. Поэтому, возможно, это не лучший метод воспитания. Я здесь как бы не психолог, скажем так. Но я просто понимаю, я видела, опять же, со стороны, как выгорают мамы. Как вот они, им настолько становится... А не то, что даже им всё равно. Вот это страшно, когда маме всё равно на детей. Причём они уже не выносят ей мозг, они уже не треплют ей нервы, а ей уже всё равно. Ей уже не важно, там, успехи, неуспехи, что там получилось, плачет ребёнок, не радуется. Мама просто вот она в параллельной где-то вселенной существует. Я поняла, что пусть я где-то что-то упущу, да, какие-то моменты, но у меня психика сохранится просто, и у меня останется вот эта связь с детьми, мне будет не всё равно на детей. А там разбросанные вещи, там несделанная домашка, что-нибудь там еще, не знаю, порванные штаны. Но они все равно когда-нибудь порвутся. Ну, будем честны, ну, даже если не порвутся, он из них вырастет рано или поздно.
Кира Лаврентьева:
— Вечер воскресенья на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, в гостях у нас Мария Медведева, многодетная мама, жена дьякона, куратор семейных проектов. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мария, скажите, пожалуйста, а есть ли среди Ваших знакомых и друзей, ну, неверующие, например, люди, или верующие, но не воцерковлённые, как это принято говорить, или, например, другой веры? Вот Ваше взаимодействие, оно строится на чём с людьми светскими? Потому что у нас всё-таки тема христианин в светском обществе, и задать этот вопрос, конечно, тоже критически важно для нашей программы. Очень интересно.
Мария Медведева:
— Ну, скажем так, у меня до определенного времени, наверное, лет до 25, большинство друзей было либо неверующие, это интересно, кстати, либо, знаете, вроде как крещеные верующие, но это из серии Кулич на Пасху осветить. Для меня это никогда проблемой не было. Я просто даже не вижу, в чем проблема. Даже с друзьями, которые у меня позже появились именно из верующих семей, там, дочки священников, или там люди, которые пришли к вере позже, но прям искренне верят и ходят много в храм, мы, когда встречаемся, мы это не обсуждаем. То есть мы обсуждаем кино, искусство, детей, там, я не знаю, новости политические. Ну, всё, что угодно. То есть с девчонками обычно всегда есть что обсудить. Кто-то ногти себе покрасил, там, не знаю, платьишко новое прикупила. Ну, какие-то такие моменты. Единственное, что я никогда, наверное, не дружила с воинствующими, скажем так, атеистами, которые будут тебя тыкать носом в то, что ты там, не знаю, как это называется? Ходишь в храм. Ну да, в общем, что ты сумасшедший, который непонятно во что верит. С такими никогда не дружила, но оно как-то естественно получается. А так обычно я сходилась просто с девочками. С мальчиками я вообще особо не дружу. Ну как-то у меня так сложилось, что с мальчиками не дружат. То есть если я сейчас с кем-то и поддерживаю дружеские отношения, то это скорее я дружу изначально с женой, а с мужем уже по факту... С семьями как бы уже. Да, то есть это семейное. Либо это мужа-друг, и я как бы поддерживаю такой скорее приятельский контакт, и могу потом задружиться с женой этого человека. Скорее так. Но я могу точно сказать, что для меня вот обсудить какие-то христианские моменты, какие-то, да, там, такие вот моменты веры, я в дружбе этого никогда особо не поднимала. То есть мне это было неинтересно, мне интересно было всегда обсудить, там, реально, книжки прочитанные, фильмы посмотренные. Можно с христианской точки зрения. Это никто не отменяет. То есть мы можем с другом не совпадать во взглядах на какие-то моменты. Но у меня как-то друзья всегда с интересом относились, если я говорил: «Слушай, смотри, вот здесь вот этот мотив, посмотри, как он с библейскими событиями перекликается». Человек такой: «Слушай, никогда об этом не думал. А давай, обсудим». Но вы это делаете не специально, просто сердце идёт, вы это озвучиваете. Да, и на самом деле я просто вижу, что часть моих друзей, которые за мной просто вот так наблюдают, они потихонечку в храм приходят. И я считаю, пожалуй, такую дружбу даже своего рода проповедью, наверное, тихой такой, знаете, не громко, да, вещать, а просто показывать, какой ты христианин, как ты живёшь.
Кира Лаврентьева:
— Вот это, наверное, главная для меня мысль из сегодняшнего нашего разговора, Мария. Почему? Потому что это вообще-то редкое явление, вот эта деликатность для верующего человека, такой высший пилотаж, к которому мы все должны стремиться. К некой деликатности для верующего человека... Уважение чужого пространства, без своей вот этой вот агрессивной проповеди принести добро, принести любовь, научить верить. И ещё знаете, что мне очень понравилось? Ведь сначала, изначально, Ваш супруг не был активно таким прихожанином какого-то храма московского, и Вы даже молились перед едой без него. Не было такого? Так, с завтрашнего дня мы читаем ученого перед едой. Я к чему это говорю? Потому что это ведь такое явное назидание многим верующим женщинам. Оно такое прямо практическое назидание, не теоретическое.
Мария Медведева:
— Я, к сожалению, научилась на чужих ошибках. Я в семье видела. У нас среди родственников была семья, когда жена верующая, и она очень активно пыталась мужа затащить в храм. И, к сожалению, муж этот крестился и начал в храм ходить только в тот момент, когда он начал умирать от рака. Жёстко прям. При том, что он с огромным уважением относился к вере, с огромным уважением относился к моему папе. То есть это семья, всё как бы, да. Но из-за вот этого давления он, даже когда в храм на крестины приходил, то есть семейные какие-то мероприятия, да, такие венчания, крестины. Ну как надо же прийти. Он всегда стоял очень так с краешку. То есть он старался максимум протеста выжать из-за ситуации. И по итогу этот человек оказался глубоко верующим, но его настолько вот это вот... Напрягало, что: «Ну куда ты меня тащишь». И я на это насмотрелась, я ещё маленькая была. Я просто это видела, видимо, не знаю, может быть, чутким ребёнком каким-то была, вот это считывала, что я поняла, что я своего мужа, какой бы он ни был, я его так гнобить не буду. То есть я ещё понимаю, что у меня мама человек очень деликатный. То есть она никогда... Это знаете, как тёща, когда тыкает. У нас как тёща. Так и мама очень деликатный. То есть она никогда... То есть она никогда не полезет в семью. И вот эти границы, наверное, личные, они воспитывались с детства, что ты как бы можешь сам верить. Не обязательно это про христианство даже речь. Тебе могут нравиться какие-то книги или там что-то. Не знаю, помидоры тебе нравятся. Но не надо эти помидоры пихать всем. Кому-то могут не нравиться помидоры. Как-то это всегда так было, что личные границы, они должны быть. И, наверное, это, опять же, от папы шло, что он по молодости-то проповедовал очень активно, а потом как-то в его речах стало проскальзывать такое, что человек, когда ему придёт время, Господь к нему постучится сам. И если надо будет сделать так, чтобы это было сделано твоей рукой, ты просто не сможешь этого не сделать. То есть это сложится так, что твою руку поднимут и постучат. Поэтому на самом деле я считаю, что вообще в целом в семье, в отношениях с супругом особенно, очень важно чувствовать эту границу. То есть, с одной стороны, да, мы плоть едина. То есть, то, что делаю я с собой, оно неумолимо отражается на моём супруге. Это невозможно по-другому. Но, с другой стороны, это всё равно отдельный человек, это отдельная личность. У него свои отношения с Богом, у него свои вкусы, привычки, ещё что-то. И я не имею права туда лезть и давить. Потому что я не знаю. То есть, бывает так, что на меня тоже кто-то пытается давить, я потом объясняю: «Пойми ты, у меня другой опыт, ты давишь, ты думаешь, что ты мне приятно делаешь массаж, условно, а мне тут больно, потому что у меня там синяк набитый не проходит». Вот, и, ну, я как-то достаточно рано поняла, что одна из моих любимых фраз: «Не делай другому того, что не хочешь, чтобы делали тебе». Мне очень не нравится, когда лезут ко мне, условно, в душу, когда я не готова туда пустить. Поэтому я всегда стараюсь так аккуратно постучаться. Тук-тук, можно я войду? Если человек не против, мы обсуждаем. Вообще не проблема. Если я понимаю, что человека напрягает, мы не будем это обсуждать. То есть у меня сейчас не так давно появились друзья, семейная пара, муж дружит с мужем, я дружу с женой, они неверующие. И мы никогда эту тему, по крайней мере я вот с подругой, я ее не поднимаю . Но тут когда мужа моего рукоположили, то она заинтересовалась. Говорит: " А вот иерархия, я думала, типа священники, а тут иконы какие-то«. Говорю: «Если тебе интересно, я расскажу». Я рассказала. Я вижу, что напрягаться начинает. Сколько рассказала, я говорю, ну все, давай. Что-нибудь другое обсудим. Свернула разговор. Я не знаю, к чему это придёт. Может быть, ни к чему. Может быть. Но, с другой стороны, я думаю, вот они на нас смотрят, на нашу семью, на наш какой-то пример. Может быть, в их голове выстроится какое-то представление вообще в целом о христианах, да, о верующих людях. Ну, вот об этом, да, сообществе, да, священнической иерархии. Как это правильно сказать, и сословий сейчас нет. Да, может быть, тоже сложится, потому что у нас как бывает, что человек неверующий как-то контактирует с одним священнослужителем неудачно. И потом переносит этот опыт в целом на церковную, да, среду. Вообще на представление о христианах. Я поэтому очень стараюсь, особенно в отношениях с людьми неверующими, быть максимально тактичной, максимально мягкой, наверное. В границах, понятно, то есть я не позволяю там богохульствовать. Там что-то там, о патриархии как-то отзываться плохо. Но я скорее скажу: «Слушай, это не наша с тобой проблема, давай сейчас не будем это обсуждать, мне это неприятно». То есть как бы вот закрыть, чтобы, опять же, у людей хотя бы не пропадал интерес к этой теме. Потому что, возможно, когда-нибудь случится так, что будет распутье у человека, и у него хотя бы будет вариант пойти в церковь. Потому что он вспомнит, что была такая Маша, нормальная вроде девчонка. И вроде какие-то вещи нормальные говорила, и не давила. А может быть, там нормально, может быть, мне туда можно пойти. И меня там обнимут, утешат, как-то обогреют. Может быть, я там встречу. Хороший приём. На самом деле, я не собиралась сегодня так благостно это всё рассказывать, но...
Кира Лаврентьева:
— Видимо, так надо было.
Мария Медведева:
— Да, наверное. И кого-то это очень утешит и поддержит. Да, потому что, на самом деле, по жизни, я вот так благостно не разговариваю. И всем встречным поперечным я не рассказываю о том, как Господь меня там с детства нёс на ручках. Вот это вот всё.
Но поскольку знаю, что вас слушают люди, которые поймут и примут, я, наверное, сегодня вот так вот это рассказываю. Кому-то надо.
Кира Лаврентьева:
— Вы не представляете, Мария, как я Вам за это благодарна.
Мария Медведева:
— На самом деле у меня просто по жизни нет, наверное, вот таких испытаний, которые бы я... Хотя вот так вспоминаю, у нас были же! Мы ребёнка теряли во время беременности, и всякое случалось, да. Но я, наверное, понимаю, что вот как есть такая притча, что... «Господи, а почему здесь только мои следы? Только одна цепочка следов?» А Господь ответил: " А я тебя нес на руках. Это мои следы«. То есть у меня вот ощущение по жизни, что у меня вот с детства все сложные моменты, которые я там даже нервничаю, дёргаюсь, а потом оглядываюсь, у меня ощущение, что там вот эти одни следы. И просто меня вот на ручках... Более того, например, когда началась специальная военная операция. Я как раз там была на последних месяцах беременности последней своей дочкой. И я помню, что я первый день дико нервничала. То есть меня всю колотило, у меня прихватывало живот. Вот ещё старшие дети. То есть вот это всё на нервах. В какой-то момент это всё закончилось. Я в какой-то момент поняла. Думаю, так, я не могу читать новости, я буду молиться. Я про себя там ходила, читала «Богородица Дева радуйся» и ещё что-то. Меня отпустило, и вот у меня знакомые продолжают нервничать. Я просто вижу даже в социальных сетях. Но я даже, когда видела новости, у меня было ощущение, знаете, вот как, когда что-то страшное, мы ребёнка вот так к себе забираем, вот так вот головку к себе прижимаем, чтобы ребёнок не видел. Вот у меня было ощущение, что меня вот как ребёнка вот так вот взяли, завернули, сказали, так, твоя задача сейчас слушать сказку. И рожать детей. Кушать чупа-чупс. Как мы детей, да, там утешаем. Вот так же меня завернули. «У тебя сейчас дети, у тебя вон бельё не постиранное, вот, у тебя там вот, тебе сейчас доносить и родить, пелёнки выбирай, сиди, тебе очень нужны пелёнки сейчас». Вот, как-то я понимаю, что сама бы я, наверное, не переключилась. И вот все такие моменты, наверное... Да, я где-то плакала.
Кира Лаврентьева:
— Естественно.
Мария Медведева:
— Где-то там ногой по дереву постучишь, психанёшь. Но я понимаю, что, наверное, если бы не было вот этого вот кокона любви вокруг, я бы через многие вещи проходила бы гораздо, вот знаете, выходила бы потрёпанная просто. А у меня ощущение, что я через всё прохожу как-то вот... У меня зонтик сверху, мне так вот, оп, что-то попало, покапало, ну так подол просохнет и нормально.
Кира Лаврентьева:
— Ну что, дорогие друзья, я думаю, что вы тоже поняли, что сегодня у нас был «Вечер воскресенья», пропитанный насквозь мудростью Марии Медведевой, многодетной мамы, жены дьякона, куратора семейных проектов, популяризатор этих семейных проектов. И это, конечно, потрясающе. Спасибо вам огромное, Мария. Сил вам и помощи Божьей во всех ваших делах, в вашей семье. Всего самого наилучшего. Мы будем вас еще с нетерпением ждать в нашей студии. Меня зовут Кира Лаврентьева. Дорогие наши слушатели, мы прощаемся с вами до следующего воскресенья. Всего вам доброго и до свидания.
Мария Медведева:
— Спасибо. Всем до свидания.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
Второе послание к Коринфянам святого апостола Павла
2 Кор., 178 зач., V, 1-10.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Что является главной целью жизни христианина? На чём крещёный человек должен сосредоточить своё внимание в первую очередь? Движению к чему должен посвятить все свои силы? Ответ на этот вопрос находим в том отрывке из 5-й главы 2-го послания апостола Павла к Коринфянам, который звучит сегодня в православных храмах за богослужением. Давайте послушаем.
Глава 5.
1 Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный.
2 Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище;
3 только бы нам и одетым не оказаться нагими.
4 Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью.
5 На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа.
6 Итак мы всегда благодушествуем; и как знаем, что, водворяясь в теле, мы устранены от Господа,
7 ибо мы ходим верою, а не видением,
8 то мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа.
9 И потому ревностно стараемся, водворяясь ли, выходя ли, быть Ему угодными;
10 ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое.
В только что прозвучавшем отрывке апостол Павел, рассуждая о конечной участи человека, довольно чётко указывает, к чему стремится каждый ученик Христов. Сейчас мы живём в смертных телах. Но желаем, по словам апостола Павла, облечься, то есть одеться, в небесное жилище, то есть в небесное, бессмертное, тело. Сейчас в нашей человеческой природе царствует закон смерти. Мы болеем, получаем раны, страдаем и, наконец, умираем. Поэтому мы хотим, чтобы смертное было поглощено жизнью. Именно на это направлены все наши усилия. Итак, в глобальном смысле цель жизни христианина — это преодоление смерти. Для этого, по словам апостола, необходимо приблизиться к источнику жизни, к Богу.
Что для этого надо сделать? Павел предлагает во всех своих делах полагаться на веру. Поэтому он и говорит: «мы ходим верою, а не ви́дением». И здесь вполне уместно задать апостолу вопрос: легко идти к цели, когда видишь её. Когда её можно осязать хотя бы одним из органов чувств. Но как можно двигаться к цели, когда её не видишь? И когда она недоступна нашему телесному восприятию? Ведь сам же апостол говорит в другом своём послании, что вера эта — «уверенность в невидимом». Но подобное утверждение противоречит здравому смыслу. Это всё равно, что пытаться идти по воздуху, как по асфальту. Попробовать можно, но толку-то?
Предчувствуя такие недоумения, апостол делает очень важное пояснение. Господь, по словам Павла, дал нам «залог Духа». Что это такое? Говоря простым языком — это духовная интуиция. Врождённая чувствительность к духовной реальности, которая есть у каждого человека в силу того, что каждый из нас — образ Божий. В каждого из нас Господь вдохнул дыхание жизни. Как инстинкты помогают животным выжить в мире дикой природы, так и духовная интуиция подсказывает нам, как необходимо действовать, чтобы не потерять связь с Творцом. Она позволяет нам ощущать и осознавать Его присутствие. Она делает нас чуткими и проницательным в тех вопросах, которые связаны с духовным миром.
Так в чём же тогда проблема? Проблема в том, что мы не пользуемся этим чувством. Оно у нас атрофировано. В этом мы чем-то похожи на животных, у которых отбит нюх. Зубы есть, когти есть, сила и ловкость есть, но без нюха животное обречено. А потому наша задача распознать эту важную часть своего существа, а потом всячески её разрабатывать. Именно для этого Христос дал нам Церковь с её таинствами, именно для этого Он дал нам Евангелие с его заповедями. Тот, кто понуждает себя организовать свою повседневную жизнь так, чтобы самоотверженно служить ближним и во всём искать волю Бога, создаёт в своей душе пространство, которое Господь через церковные таинства наполняет Своей благодатью. Присутствие Бога в жизни становится для такого человека ощутимой и осознаваемой реальностью. Духовное измерение получает плотность. А это и означает, что наше смертное тело уже здесь на земле превращается в небесное жилище и наполняется вечной жизнью.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Помогать Благотворительной клинике и бездомным людям
Григорий из Санкт-Петербурга в прошлом бизнесмен. Восемь лет назад под Новый год его жизнь круто изменилась. Мужчина потерял работу, деньги, дом и оказался на улице.
«Моя история про то, как резко всё может поменяться, — рассказывает Григорий. — Однажды летом я выходил из ресторана и, проходя мимо бездомного человека, пнул его ногой. И ещё добавил: „Что тут расселся? Иди работай!“. И когда спустя пару лет я замерзал у метро и просил у прохожих деньги на проезд, а все шли мимо, я очень отчетливо вспомнил эту историю».
В один из дней, между поисками жилья и заработка, Григорий набрёл на маленький храм под Петербургом. Там он встретил женщину, которая рекомендовала ему поехать в посёлок Вырица, в Ленинградской области. Так мужчина оказался в Серафимо-Вырицком монастыре, где обрёл кров и поддержку. То, что с ним произошло, полностью изменило его взгляды на жизнь. Теперь дни Григория наполнены смыслом, верой и помощью ближним.
Сегодня он трудится в монастыре, выполняя разные послушания, работает в строительной сфере и помогает Благотворительной больнице. Это место, где бесплатно принимают пациентов, у которых нет дома, денег или документов. Им перевязывают раны, проводят обследования, выдают лекарства и в целом помогают выбраться из трудной ситуации.
Григорий всегда готов здесь что-то починить или решить другие важные задачи. Кроме этого, он не оставляет без внимания и людей, оказавшихся на улице — при случае накормит и направит за поддержкой в Благотворительную больницу.
Если вы тоже, как и Григорий, хотите помогать проекту и людям, попавшим в беду, переходите на сайт Благотворительной больницы — заполните анкету волонтёра или сделайте любой денежный перевод: https://charityhospital.ru/donate/
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Послания апостола Павла к Ефесянам и Колоссянам». Прот. Андрей Рахновский
У нас в студии был настоятель храма Ризоположения в Леонове протоиерей Андрей Рахновский.
Разговор шел о посланиях апостола Павла к Ефесянам и Колоссянам: как они были написаны и как в них формулируется учение о Христе и Церкви.
Все выпуски программы Светлый вечер