«Жизнь и идеи графа С.С. Уварова»

Библиотечная полка с книгами в полумраке

Гость программы — Максим Шевченко, доцент исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, кандидат исторических наук.

Ведущий: Алексей Козырев

А. Козырев:

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев. Сегодня мы поговорим о Сергее Семеновиче Уварове. У нас в гостях доцент исторического факультета Московского государственного университета, кандидат исторических наук Максим Михайлович Шевченко. Здравствуйте, Максим Михайлович.

М. Шевченко:

— Здравствуйте, Алексей Павлович.

А. Козырев:

— Ну вот Сергей Семенович Уваров у нас связывается в нашем сознании, общественном сознании, кто немного знает историю, помнит школьный курс по истории, со знаменитой его триадой: «Православие, самодержавие, народность». То есть он рисуется нам таким идеологом, прежде всего, Николаевской, наверное, России, Николая I, хотя его действия начинались много раньше, и по сути, вся Александровская эпоха тоже была связана с его активностью. Но вот что это была за фигура такая в русской истории? Мы не случайно решили о нем поговорить не только как об идеологе, но и все-таки как о человеке, который был тесно связан с философским, литературным процессом, научным процессом, поскольку он был президентом Академии наук своего времени. Откуда, что называется, корни? Что это была за семья, как он пришел в Санкт-Петербургскую элиту?

М. Шевченко:

— Сразу можно с последнего начать, что в элиту он не пришел — он в ней родился. Это представитель традиционной аристократии, столбовой русский дворянин, сын гвардейского офицера, приближенного ко двору. В общем, придворный по обеим линиям своего происхождения. Человек, как позднее о таких говорили «рожденный на ступенях трона» или есть такое выражение современное: «с золотой ложкой во рту». Человек, которому судьба назначила быть потомственным слугой двух монархов — Александра Павловича, затем Николая Павловича, разных по своим направлениям: человека более либерального и космополитического, воспитанного в духе идей Просвещения Александра и национального и ориентированного традиционно, совершенно не гуманитария по образованию, военного инженера Николая Павловича. Один воплощает у нас либеральные начала, второй — начала национальные или консервативные. Сергей Семёнович в этом отношении был в моменте связи между двумя царствованиями, он находился в определённом поиске, это человек, который мог выбирать себе карьеру, и он, будучи чужд желанию посвятить себя военной службе, был особенно расположен к занятию науками прежде всего, и с наукой он связал свою карьеру придворную, прежде всего политическую карьеру, конечно, потому что научный ценз сам по себе никуда не вёл тогда ещё, то есть не было системы включения в правящий отбор России определённого научного ценза, это было просто некое дополнение к аристократическому воспитанию незначительное, которое каждый сам мог углубить или увеличить по собственному желанию.

А. Козырев:

— А что это было за образование? Он же достаточно рано развился, да?

М. Шевченко:

— Практически очень просто, сама по себе идея общего образования в России, она появляется где-то с конца XVIII века, то есть когда появляются идеи Просвещения. Может быть, сами идеи Екатерины, что должны быть новые люди, новые мужчины и женщины, идея того же Бецкого. Ну а применительно к Уварову: когда в России появляются беженцы от французской революции, появляются те самые знаменитые католические аббаты, а французское духовенство, вообще Католическая Церковь во Франции — это лидер в области образования, это законодатель и ретранслятор массовых педагогических каких-то стандартов и концепций. Известная мода на инновации в области педагогики — это Швейцария, неслучайно Лага́рп был Екатериной взят для Александра I как воспитатель оттуда. Франция к XIX веку — это вообще глубоко католическая страна.

А. Козырев:

— То есть это парадоксально, но автор триады был воспитан католическим аббатом.

М. Шевченко:

— Конечно. Это аббат Николь и его иезуитский пансион в Петербурге, открытый при Павле, собственно говоря, Уваров писал так, что «тогда все знатные семьи должны были иметь какого-то французского аббата в мое время, у нас это был аббат Манге́н», глубоко уважаемый человек, который остался в России, жил до конца своих дней в семействе Уваровых, скончался, окружённый заботой и уважением, старым почтенным человеком, и он был его воспитателем. Аристократическое воспитание, понятно, что оно разностороннее, но разносторонность довольно поверхностная, то есть там знание языков, словесности французской, немецкой, ну и, конечно, физическое воспитание: пятиборье, плавание верховая езда, фехтование.

А. Козырев:

— Это обязательно было тоже, да?

М. Шевченко:

— Конечно, это было обязательно. На самом деле, оно не отличалось, не было дифференциации на военное и гражданское.

А. Козырев:

— Ну здесь-то аббат, наверное, не был экспертом?

М. Шевченко:

— Вот аббаты во Франции, они даже и спортом занимались, доминиканцы.

А. Козырев:

— Потрясающе.

М. Шевченко:

— Вообще, лозунг «Быстрее! Выше! Сильнее!» — это тоже французский монах-доминиканец, если не ошибаюсь, придумал олимпийский лозунг, то есть они к истокам олимпийского движения ещё имели отношение. Там была идея всестороннего гармонического развития личности, она как раз очень была с этим связана. Но тогда не было дифференциации, Уваров мог выбрать себе сам поприще, но как он его выбрал? Уваров очень быстро начал служить по части дипломатической службы, но здесь еще политический момент был важный: он был племянником генерала Федора Петровича Уварова — участника заговора 11 марта 1801 года, свергнувшего Павла I и приведшего на престол Александра I, и он сразу получил от императора Александра придворный чин камер-юнкера, а это генерал, это 4-й класс по Табели о рангах, это «ваше превосходительство», он уже с детства практически стал генералом придворным в таком виде, с соответствующим жалованием, статусом и доступом ко двору, и понятно, пошёл по дипломатической службе.

А. Козырев:

— Но он же и в Германии поучился, по-моему, в Гёттингене?

М. Шевченко:

— А вот это легенда, нет. Вот его сын, Алексей Сергеевич, будет им отправлен в Гёттинген на стажировку, он там будет учиться. Сам Уваров, у него хорошие были связи, он был почётным членом Гёттингенского университета примерно в первые десятилетия своей карьеры, он очень хорошие отношения в Германии наладил, своё дипломатическое положение, статус секретаря и свои поручения, которые он выполнял в Берлине, Вене и Париже, но в Берлине в меньшей степени. Он в это время начинает дружить с братьями Шлегелями, с братьями Гумбольдтами...

А. Козырев:

— То есть про нельзя, как про Ленского, сказать: «с душою прямо геттингенской», да?

М. Шевченко:

— Нет, вот именно. Уваров — крестник императрицы Екатерины II, понимаете? Крестник — это было неформальное такое, сегодня бы мы сказали «номенклатура» примерно, то есть «крестники» Екатерины — это были люди непростые, и он был одним из таких, и он мог себе выбирать, кем он хочет стать, и что он выбрал: европейский вот этот шарм, аромат культуры французской и немецкой старого порядка, конечно, нового просвещения немецкого, Гёте, конечно, прежде всего, образ Гёте в этом отношении.

А. Козырев:

— То есть он лично был знаком с Гёте?

М. Шевченко:

— С Гёте он в переписке состоял, мы не знаем, были ли встречи. А с братьями Шлегелями он был лично знаком, с Августом Шлегелем он дружил довольно серьёзно. С братьями Гумбольдтами был знаком.

А. Козырев:

— То есть Гумбольдты — это всё-таки такие основоположники университетского образования, да?

М. Шевченко:

— Конечно, это концепция, модель, и ещё политические фигуры, масштаб этот, потому что это Берлинский университет, это Королевский университет как раз нового типа, нового стиля, не средневековый, а совершенно по другой модели. И что характерно, при Уварове, когда в течение шестнадцати лет будет возведён в норму принцип, что лучшие выпускники русских императорских университетов при Николае — сам Николай этому положил начало — будут на два года отправляемы за казённый счёт на заграничную стажировку, больше половины русских студентов будет стажироваться где? В Берлинском университете. Это место самое основное, хотя там, понятно, и Сорбонна была, и Оксфорд, и Кембридж тоже, попадались, но в основном это будет, по большей части, Берлин, и больше половины, конечно, Германия. Германия — страна университетов, это само собой. Сразу скажем: Уваров не катедер-философ, ни в к коей степени, никакого академического его симбиоза с кем-то и такого честного сотрудничества и восприятия нет, то есть называя великие имена немецкой философии XIX века, мы не можем Уварова рядом там найти совершенно, но ощущение такое, что в одном-двух рукопожатиях он там где-то находился. Мы можем сказать, что в его политических текстах, в его публицистике проскальзывают идеи немецкого романтизма, очень характерные идеи того времени, причём чувствуется религиозная философия французская. Известна его переписка с Жозефом де Местро, с ним они были знакомы, тем более, что Жозеф де Местр, как фигура в европейской мысли, он состоялся в России.

А. Козырев:

— Сардинский посланник, беженец французской революции.

М. Шевченко:

— Да-да-да, он состоялся в России в этом отношении, основоположник движения так называемых ультрамонтанов, загорцев, которые из-за Альп пишут, как во Франции их называли, то есть ярый сторонник особой роли совершенно, миссии и значения Католической Церкви, главенства папы Римского, института папства. В этом отношении Уваров имел переписку и полемику какую-то, взаимный интерес к общению имел, конечно, с ним, и мы найдём это всё. Но Уваров — человек, который, как блеск молнии, вошёл в европейскую науку, и как он подошёл к этому: прежде всего он сам осознал своё невежество, он почувствовал, насколько поверхностным было его образование, и в этом смысле, как человек, себя сделавший, он нашёл себе учителя. Когда он уже стал попечителем Петербургского учебного округа и членом главного управления училища — это важная фигура, это лицо в Совете министра народного просвещения, и он в качестве подчинённого имел у себя профессора Фёдора Богдановича Грефе — известного учёного-эллиниста, и у него же получал частные уроки, профессор его обучал классической филологии.

А. Козырев:

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», с вами её ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость — доцент кафедры истории России XIX — начала XX века исторического факультета Московского государственного университета Максим Михайлович Шевченко. Мы говорим сегодня о Сергее Семёновиче Уварове, исключительно важной для интеллектуальной жизни России двух царствований: Александра I и Николая I, фигуре, идеологе, но и учёном, и большом деятеле развития российского образования и науки. И вот вы сказали о том, что он нашёл себе учителя в классических науках, в классических языках, но ведь он и сам стал писать работы по истории античности, причём, если я верно помню, у него была работа «Об элевсинских мистериях», у Шеллинга была работа «О самофракийских божествах», то есть Уваров тоже в период где-то середины 10-х годов занимается вот этой темой, и он здесь следует за Шеллингом, или совершенно независимо от Шеллинга выбирает тему?

М. Шевченко:

— Здесь я бы сказал так: мы не можем это утверждать. Несомненно, тема совершенно зашла, тема с огромным интересом была воспринята в Европе немецкими, а особенно французскими интеллектуальными кругами, востоковедами, профессиональными учёными, академией. Работа «Опыт об Элевсинских таинствах» 1810 года, в 1811 году опубликованную в Петербурге на французском языке, затем издана за границей, сразу же институт Франции его за это сделал почётным членом своим.

А. Козырев:

— Шеллинговская работа издана позже — «О самофракийских божествах», 1815 год, по-моему.

М. Шевченко:

— Я думаю, здесь дело не в соревновании, но сама тема вызывала огромный интерес. Собственно, идея там такая, что он показывает арийско-ведические корни античной мифологии, античных мистерий в этом отношении, показывает эту основу, то есть эта тема отчасти могла вызвать интерес у тех, кто занимался философией истории, как движение развития идей в философии истории человечества, развитие человеческого духа и духа Божественного в философском понимании, и вот здесь это всё рядом находилось, но мы не можем сказать точную корреляцию, у нас нет документов для этого, хотя переписка Уварова есть.

А. Козырев:

— Она не издана ещё полностью?

М. Шевченко:

— Нет, она издана на нескольких языках, и сейчас постепенно его наследие потихонечку публикуется, ваш покорный слуга тоже в этом принимает своё скромное и посильное участие, но всё это небыстрый процесс, есть некоторые очень ценные «перчинки» к тому блюду, к той картине, которая нас может ожидать в этом отношении. И Уваров здесь сразу же вызвал огромный интерес в Европе. Вот эта одна работа и ей предшествовавшая — это «Проект Азиатской академии», с одной стороны, он предъявил себя как человек, как личность, как настоящий учёный-филолог-классик, именно самостоятельно выступающий в этом отношении, а с другой стороны, как особо приближённый к императору, он общественности европейской, предъявил проект развития восточных исследований, опираясь на Россию в этом отношении, который сразу привлёк к нему интерес, сразу Гёте к нему обратился, очень живо на это отреагировал, мы имеем письма по этому поводу. Вот здесь, конечно же, играло роль и то, что Сергей Семенович был придворный монарха, чьи войска за несколько лет до этого триумфально вошли в Париж, это тоже кое-что значило, но не только это, само собой, надо ещё, чтобы Сергей Семёнович сам по себе что-то представлял как учёный.

А. Козырев:

— Как раз мы с вами беседуем — 210 лет этой даты недавно отмечалось, когда российские войска вошли в Париж.

М. Шевченко:

— Да. И как маленькая интеллектуальная деталь из отечественной интеллектуальной истории, можно к этому приурочить и появление «Опыта об Элевсинских таинствах» Сергея Семёновича Уварова, а это все предпосылки, лежавшие в основе его назначения в 1818 году президентом Императорской Санкт-Петербургской Академии наук. Надо сказать, что есть шутка такая, записанная дипломатом Александром Булгаковым, что однажды, чуть ли не в Вене, где-то в узкой среде, в какой-то салонной игре нужно было высказать свои сокровенные желания, условно, какие-то такие, в игровой форме, и вот Сергей Семёнович, тогда ещё юноша, сказал, что если бы он утром проснулся, и на его трюмо лежал бы рескрипт его назначения министром народного просвещения, он этому был бы рад.

А. Козырев:

— Но это тоже в будущем произойдёт, то есть он ректором университета, по-моему, только не успел побывать, но и то — создание Санкт-Петербургского университета прошло не без его участия, насколько я помню.

М. Шевченко:

— В конце концов, ту самую гумбольдтовскую модель русского университета он осуществил при Николае I, он начал с 1819 года этот проект. Он преобразовал главный Педагогический институт, сделал огромный шаг в развитии начального образования, училищного института и его создания, педагогического образования в России. Он начал очень серьёзно формировать, работать над оптимизацией учебных планов, он уже подумывал о том, что необходима институциональная поддержка просвещения, о том, что выпускники должны иметь преимущество на государственной службе перед необразованными чиновниками, например. Там были сокращённые сроки получения классного чина, и так далее, и вот эта идея очень важная, она потом получит развитие. Но завершение этого — это устав 1835 года, сменивший устав 1804 года, еще при Александре I созданный устав, который считается более консервативным, чем либеральный 1804 года, но отчасти это так, отчасти не совсем...

А. Козырев:

— Устав университета?

М. Шевченко:

— Да-да, университета, императорских российских университетов. Устав, который именно в европейском контексте выглядит как именно та самая гумбольдтовская модель университета, шедшая на смену старой средневековой. Средневековая основывалась на привилегиях корпорации, в конце концов она привела потихонечку к тенденциям загнивания тогдашнего университетского мира, там уже просто должности профессоров могли наследоваться, это всё не очень здоро́во с точки зрения развития творчества, конкуренции, стимула для того, чтобы идти вперёд и больше, и выше. Гумбольдтовская модель усиливает значение королевской власти и министерской власти в этом отношении. Значит, министр, как представитель короля, имеет право назначить сам профессора в университет, помимо воли и желания корпорации, назначить профессора, но из числа тех, кто имеет учёную степень. И самая важная принципиальная вещь, она ещё была Уваровым предложена в 1819 году: устав 1835 года окончательно отделял административно-хозяйственную часть от учебно-научной. Что это означает: что все вопросы дисциплинарные, хозяйственные, административные брал на себя аппарат попечителя учебного округа, а попечитель относился к министру примерно как губернатор к министру внутренних дел, то есть того и другого, и министра, и попечителя назначал лично государь-император из людей по собственному усмотрению. Иногда здесь мнение министра играло роль, иногда не совсем, он мог назначить человека просто в адьютанты, как Сергея Строганова в Москву, человека просвещенного, мецената, тонко понимающего многие вопросы науки и просвещения, но тем не менее, никак не коррелируемого с Уваровым в этом плане. И вот теперь профессора могли сконцентрироваться на, собственно, науке и преподавании.

А. Козырев:

— Ну вот Уваров, он всё-таки учёный или администратор?

М. Шевченко:

— Уваров — политик, государственный деятель. Уваров — учёный, но, скажем так, вольно-невольно, иногда с радостью, с энтузиазмом, иногда с осторожностью, это человек, безусловно, честолюбивый в этом отношении, но он как бы учёный сверху, немножечко для него это такой кенозис, самоумаление, потому что по социальному статусу статус учёного ниже, а у него учёность, она как бы в расположении сердца. Для души, безусловно, ему это очень ценно и важно, но раскланиваться перед кем бы то ни было ему смысла нет, хотя есть одна деталь. Уже когда он закончил свою карьеру, будучи президентом Академии наук, оставаясь уже в качестве, по сути...

А. Козырев:

— Это пожизненно, что называется.

М. Шевченко:

— Да-да. У него, кстати, основная позиция — президент Академии наук, а ещё момент мощный — это 16-летнее управление министерством, или 17-летнее, с 1832 года — товарищ министра, потом, после отставки предшественника Карла Андреевича Ливена — управляющий министерством, затем уже, до 1849 года — министр народного просвещения. Так вот, уже уйдя в отставку, что он сделал: из уважения к тем институтам и принципам научной аттестации, которые им самим были же созданы, он подал диссертацию в Дерптский университет, на латыни написанную, не по-немецки и не по-русски, поскольку там был определённый конфликт, он продавливал идею восприятия, адаптации Дерптским округом русского языка, что немцы не любили и пассивно этому сопротивлялись, так он подал диссертацию о происхождении болгар на латыни и защитил магистерскую диссертацию в Дерптском университете, уже за считанное время до кончины своей.

А. Козырев:

— Потрясающе. Именно магистерскую, не докторскую?

М. Шевченко:

— Да. И уже находившийся в опале, уже человек, которым можно было, ну, не совсем пренебрегать, но, по крайней мере-то имевший в этом отношении гораздо меньше политического веса, конечно, вот такой момент.

А. Козырев:

— Мы вспомнили многие его позиции в административном мире, а не вспомнили его участия в «Арзамасе», это же, по сути, круг, где Пушкин участвовал.

М. Шевченко:

— «Арзамасское общество безвестных людей». Уваров, с легкой руки мемуариста Филиппа Ви́геля, хотя Вигель не весьма достоверный мемуарист, в том числе и автор, по некоторым сведениям, порочащих Уварова слухов в личном плане, такое тоже было, в порядке придворных интриг, как инструмента политической борьбы, в том числе. Уваров — один из инициаторов «Арзамасского общества безвестных людей». Безусловно, это некая попытка найти культурную точку воздействия участия людей, интересующихся проблемами творчества, ассистировать в политической линии императора Александра и в европейских, во внутрирусских вопросах, связанных как раз вот этими идеями священного союза, то есть там контекст был какой: вот это просвещение, какое, где, когда? Но Уваров при этом был и почётным членом «Беседы любителей русского слова» у Шишкова, где явно преобладали консерваторы, если «Арзамас» считается более либеральным в этом отношении, скептически относящимся, выдразнивающим Шишкова и его «Беседы», отчасти иронизирующим над ним. Хотя считается, что там есть более радикальное крыло, типа Михаила Орлова или Николая Тургенева, и Петра Вяземского, и более консервативное, там Жуковский, Уваров, Блудов, условно, такая немножко бинарная схема, самая простая. И в этом плане у Уварова, безусловно, такой момент свободного творчества, свободного творческого общения по интересам, попытка найти, но с интересом, отчасти имеющим некую для него лично политическую точку.

А. Козырев:

— Мы сегодня говорим о человеке, который действительно объединяет свою эпоху, таких людей, наверное, мало в истории, которые выполняют функцию вот такого соединителя, и, может быть, в чём-то и разъединителя, но человека, который очень многие процессы, которые шли в интеллектуальной, духовной, религиозной жизни своей эпохи, во многом определил — это Сергей Семёнович Уваров. И после небольшой паузы мы вернёмся в студию и продолжим наш разговор с нашим сегодняшним гостем, доцентом исторического факультета МГУ Максимом Шевченко.

А. Козырев:

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев, и наш сегодняшний гость — доцент исторического факультета МГУ, кандидат исторических наук Максим Михайлович Шевченко. Мы говорим сегодня о Сергее Семеновиче Уварове — ученом, министре, президенте Российской Академии наук, человеке, который соединяет эпоху, если можно так выразиться. И вот я хотел спросить вас: мы много говорим о его пути, о разных позициях, придворных и научных, которые он занимал, а вот его отношение к религии? Я где-то читал, что в ранние годы он был масоном, писал по-французски, учился у католического аббата. Можно ли назвать Уварова православным человеком? Ведь его знаменитая триада, по которой Россия начала жить, и которую мы до сих пор вспоминаем часто: «Православие, самодержавие, народность» начинается именно с православия.

М. Шевченко:

— Можно ли назвать его православным человеком? Я думаю, можно для того времени. Для эпохи Александра I характерна вот та степень, как называл Флоровский, «вряд ли не самая высшая точка русского западничества», причём в сочетании это были патриоты, это были люди очень ревностные о славе и величии Отечества, но по мышлению, по воспитанию не просто западники, но абсолютно западные люди, то есть быть образованным — значит, быть европейцем, вот просто стандартно. Поскольку отечественное образование ещё только-только формируется...

А. Козырев:

— Его надо создавать. И в течение правления Уварова, хотим ли мы, допустим, немножко эмансипироваться от влияния немцев, допустим, или заставить немцев уважать русский язык, как язык образования и культуры, потеснить поляков — для этого надо развить русское образование настолько, чтобы оно было конкурентноспособным с польским и немецким, которые старше его по возрасту, не говоря о том, что языки литературные: русский только формируется, а европейские основные языки на триста лет старше, они с XVI века, литературные, и Уваров это понимал, кстати говоря. И отчасти это разделял и понимал император Николай. Для эпохи Александра вообще, если смотреть, что человек, у которого была догматическая ясность православного сознания, чёткая артикуляция, человек, в личной образованности которого именно богословское мировоззрение играло важную роль, это был только один человек — это Александр Сту́рдза. Он из молдавской аристократии традиционной, он — осколок Византии живой, не исчезнувшей, не уничтоженной, то есть это Фанар и Дунайские княжества, вот эта знать там и там, не уничтоженная турками, сохранившаяся, не погибшая, для которых это византизм самый настоящий, вот тот самый, найденный Константином Леонтьевым несколько десятилетий спустя византизм, где действительно остаётся та древняя образованность, в которой личное православие, глубоко артикулированное в отношении богословия: почему я не католик, почему я не тот, не тот, не тот, и почему я верую именно вот так, и Символ Веры, то есть дифференцированно развитое богословское мировоззрение, вот он в этом отношении один такой. Все остальные — это глубокая степень секуляризации, но в сочетании с традициями наследственного отеческого благочестия бытового. Например, если императрица Екатерина всю внешнюю обрядовость православную соблюдала величайшей щепетильностью, то есть внешне она должна была выиграть стопроцентно православной, хотя внутренне она была достаточно индифферентна в этом плане, мы это знаем. Но Уваров — романтик. Кстати, не так просто понять, вот «православие, самодержавие, народность», в этом дискурсе я бы назвал это так, не касаясь мифов на эту тему или устаревших представлений, связанных с определяющим характером истории революции, освободительного движения и так далее, то есть сил прогресса, перед которыми то, что олицетворял Уваров, потерпело бы историческое поражение, он был не на стороне «правильной», так называемой, истории, поэтому, собственно, и попал туда. По сути, «Православие, самодержавие, народность» — это девиз официального дискурса, предложенного учёной литературной общественности, которая могла реагировать...

А. Козырев:

— То есть это программа воспитания, да?

М. Шевченко:

— Да-да-да, программа воспитания, в которой предлагалось внести свой вклад тем, кто занимался науками и просвещением, пером и словом устным, и письменным, и в качестве профессора или публициста, или писателя, которым это, возможно, было позволено. При том, что существовала и цензура, и Уваров понимал, что люди, которые с ним сотрудничали, так или иначе имели проблемы с цензурой. Не всегда Уваров мог их уберечь от этого, это тоже сложно. И «Москвитянин» был на грани закрытия, который был при протекции Уварова разрешён в Москве, и сам Михаил Петрович Погодин, человек известных консервативных взглядов. Так вот, «Православие самодержавие и народность», что это такое? Какую роль здесь православие играет, отвечая на ваш вопрос: есть один документ, не так давно мне доводилось его цитировать: записка «Об отношении государства с Церковью в России» на французском языке. Документ, который, очевидно, появился в начале 50-х годов, когда с разрешения императора Николая Тютчев инициировал дискурс в Европе, он написал «Папство и римский вопрос», ему Лоранси́ ответил статьёй «Папство. Ответ господину Тютчеву», Хомяков написал свои известные «Несколько слов православного христианина и западных исповеданиях», а Уваров отозвался на это, он не мог это публиковать, у него не было таких прав, и сам Хомяков ещё это же анонимно печатал, с этим, это отдельная история, напечатано было только после его смерти. И Уваров написал эту записку, она осталась в архиве, он оставил ее своему сыну. Что можно понять из этой записки? Уваров остаётся романтиком.

А. Козырев:

— Она опубликована сейчас, эта записка?

М. Шевченко:

— Нет.

А. Козырев:

— То есть это совершенно такой неизвестный ещё документ?

М. Шевченко:

— Да, я надеюсь опубликовать эту записку. Есть её переводы сделанные, но оригинал на французском языке, а переводы хранятся в синодальном архиве, где близко к обер-прокурору Синода, его дяде, Дмитрию Толстому, которого Уваров знал и принимал себя в Поречье ещё, и по легенде даже говорил, что якобы «вот кто меня заменит на должности министра народного просвещения». Я кратенько скажу так: Уварова можно упрекнуть в нечёткости, в недостаточной твёрдости в догматическом отношении, что он, может быть, слишком либерально относится к католицизму, считает, что разделение Церквей — это только продукт человеческих страстей и больше ничего, но при всём том он готов находиться в послушании у духовенства, государство пусть облегчит ему отношения с Ватиканом, а оно само определит, какими они должны быть, он готов слушаться в этом плане. Он часто апеллировал к народной гордости, которая не поступится ни единым догматом православия, так же, как не поступится ни одним перлом из венца Мономахова, то есть как будто бы какие-то патриотические национальные здесь в этом отношении посылы и важно что он человек, который нигде и никогда не проявляет легкомыслия по отношению к религии вообще, ни к языческой, ни к христианской, наоборот. Что характерно здесь: Уваров, как романтик, он знает, что есть тайна, существует тайна истории, есть тайна Церкви и тайна России. Он пишет, что в России Церковь и государство, церковь и общество — это одно целое, общество имеет свою санкцию только в Церкви, Православная Церковь, русский народ и Россия, и государство даже, переплетаются на каждой странице своей истории, не столько победил Мамая Дмитрий Донской, его победил духовно преподобный Сергий Радонежский И, в конце концов, он говорит там: любой государственный человек, который непредвзято смотрит на вещи, должен понимать, что без Русской Церкви, какова она есть, нет и не может быть Российской империи, какова она есть. Невозможно быть за Церковь и против России, невозможно быть за Россию и против Церкви.

А. Козырев:

— А что он понимает под Церковью — это иерархия? Ведь даже Патриаршества в это время нет. Синод?

М. Шевченко:

-Нет. В таких случаях говорит так: я сейчас не буду говорить, что православие догматически чище, чем католицизм и другие исповедания, тем более другие, а к протестантизму он крайне отрицательно относится, к католицизму — спокойно, к протестантизму — резко отрицательно, как к анархии, буйствующей человеческой мысли и человеческого дерзания, очень опасной и разрушительной, и показавшая себя в эпоху министерства Голицына вот эта мистическая партия, засилье мистицизма, буквально в Россию влез протестантизм.

А. Козырев:

— То есть он критически относится к Библейскому обществу, к Голицыну?

М. Шевченко:

— Крайне резко, крайне отрицательно, именно как к совокупности всей этой тенденции, этой протестантствующей политике в России, которая подорвала основы господствующего статуса Церкви, то есть это угроза православию очень серьёзная была. В первую половину царствования император Александр создал угрозу самодержавию — проект Сперанского и либеральные тенденции, а во вторую — он создал угрозу православию вот этой своей политикой, этим двуединым министерством, сугубым Министерством духовных дел и народного просвещения и его политикой. Так вот, Уваров говорит так: «Я не говорю о том, что догматически лучше православие, чем католицизм или что-то ещё. Я не буду говорить, что наше самодержавие важнее и лучше, чем иные политические формы правления. Я только скажу вот это: что если вы не хотите погубить Россию, вы должны вот этот принцип понимать, что это вещи неразделимые — Православная Церковь и Российская империя».

А. Козырев:

— И российское общество, да?

М. Шевченко:

— Именно как политическое общество, политически организованное, это и есть Россия, Российское государство, Российская империя. Вообще, это на самом деле античная традиция, там понятие «polis» по-гречески или «civitas» по-латыни, оно может означать и общество, и государство, там нет дифференциации, созданной просветителями в XVIII веке. Вот Уваров здесь, как романтик, он некоторые грани формальности не очень развивает, но у него вот эта интуиция основная, он исходит из неё прежде всего. У него есть выражение «две католических Церкви», здесь можно переводить как «две вселенские Церкви» или «две универсальные Церкви».

А. Козырев:

— То есть, Католическая Церковь и Кафолическая — Православная, да?

М. Шевченко:

— Папство и мы. Вот мы — одна Кафолическая церковь, а папство — другая.

А. Козырев:

— Кафолическая — в смысле соборная, да?

М. Шевченко:

— Да, две соборные Церкви, можно переводить так и так, но каждая из них в собственном понимании называет себя «католическая», хотя толкования разные, но само понятие...

А. Козырев:

— Ну, это так. Кафоличность есть признак Церкви — соборность, то, что мы исповедуем в Символе Веры.

М. Шевченко:

— Тут смотря какое богословие. Западное богословие говорит о всемирности и универсальности, восточное — о единстве со Христом, а значит, она самодостаточна для спасения человека, то есть соборная почему: потому что быть в ней достаточно, чтобы спасти свою душу, больше ни в какие сообщества вступать не нужно для этого, ни в тайные, ни в явные.

А. Козырев:

— Он понял это для себя, да?

М. Шевченко:

— У него лично — да, он умер православным христианином, он боялся поехать с собой, он в Москве умирать остался, чтобы перед смертью случайно не оказался в состоянии, когда ты не можешь исповедоваться и причаститься. А отпевал его святитель Филарет, митрополит Московский, в храме святой мученицы Татьяны на Моховой, в присутствии профессоров и студентов, при великой княгине Елене Павловне, в салоне которой собирались будущие деятели освободительных реформ, там, где раньше отпевали Гоголя в 1852 году, и затем его повезли в Поречье и похоронили уже, когда его крепостные, дворовые люди, которых он отпустил на волю по завещанию, «послужим нашему барину в последний раз»: его взяли на плечи и понесли в соседнюю Смоленскую губернию, в село Холм, где его родовая усыпальница. Уваров в этом отношении, в личном плане, он умер как христианин.

А. Козырев:

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, доцент исторического факультета МГУ имени Ломоносова, кандидат исторических наук Максим Шевченко, мы говорим о Сергее Семеновиче Уварове. Ну и вот, возвращаясь все-таки к его жизни, мы вот сказали о том, как с ним прощались, как его отпевали, как он ушел по-христиански, по-православному. Все-таки вот эта триада, она сегодня имеет какую-то ценность, кроме исторической? Вот когда мы говорим о русской истории XIX века — ну, куда без уваровской триады? Это такой оплот николаевской идеологии, николаевской реакции, как раньше называли. А сегодня мы можем обращаться к этой триаде, как к тому, на чем мы можем строить какие-то идеи будущей России или идеи просвещения русского?

М. Шевченко:

— Все-таки реальный разговор о консерватизме современном, без этого он невозможен. Недавно в одном клубе был задан всем вопрос: что для вас консерватизм, вот сейчас в России для вас самих? Я сказал просто: «Консерватизм — это православная христианская вера, российское государство и русский народ для меня», вот и все, это то же самое, это проекция полуторастолетней вот этой формулы, просто сюда, в нашу с вами жизнь, где все факторы остаются именно в этой последовательности, то есть православная христианская вера, основа — это Божественное откровение, понятно, и опыт жизни во Христе, и со Христом, движимый Духом Святым, по опыту святых отцов. Российское государство, обладающее всеми чертами, в нем можно усмотреть черты единодержавия и олицетворение персонификации государства и власти в лице одного человека, и можем поговорить о том, что реальное народное сознание этому человеку сейчас дает гораздо больше полномочий на любые действия на благо государства, чем формально ему предоставляет Конституция. Если я не прав, возразите мне, пожалуйста, и пусть кто-то мне возразит. Ну и наконец, одна из проблем: национальный вопрос, как русский вопрос, он остается, это очень острый вопрос сейчас в России.

А. Козырев:

— Народ — это что, это политическое целое, это избиратели? Ведь тогда не было выборного процесса, не было демократии, как сейчас.

М. Шевченко:

— А вот здесь мы возвращаемся опять к эпохе романтизма, то есть вот то, что сложилось в романтическом дискурсе — это представление о народе как о целом, что это живая личность, которая имеет свою молодость, свою зрелость, своё старение, свою дряхлость. Как пишет Уваров, «народность не требует неподвижности в идеях, черты могут меняться с годами, но физиономия изменяться не должна», то есть мы себя узнаём, это мы, какими мы знаем себя сто лет назад, двести лет назад, у нас есть преемственность и связь определённая, и наш язык, наши поиски, наше состояние.

А. Козырев:

-Уваров себя включал в народ? Аристократия — это тоже часть народа?

М. Шевченко:

— Конечно, безусловно.

А. Козырев:

— То есть народ — это не крепостные крестьяне?

М. Шевченко:

— Аристократия — это органическое понимание, то есть как бы контрпросвещение и, собственно говоря, возражение. Есть много на эту тему, что такое равенство понятия. Если говорить серьёзно, то, как творение Божие, люди равны между собой, то есть как все цифры равны перед бесконечностью, но между собой они не равны по разным причинам. Иногда сословные социальные развившиеся общества, и здесь явная дальнейшая вот эта линия потом в леонтьевскую нас ведёт сложность. Другое дело, что у Леонтьева больше экзистенциальные моменты, у Уварова не так ярко всё это, но некие протоидеи этого, конечно, есть.

А. Козырев:

— Леонтьев тоже дипломат, политик, но его знатность, она, конечно, не может соперничать с уваровской.

М. Шевченко:

— Знатность не может, но, простите, матушка его — придворная императрицы Марии Фёдоровны, это тоже важный момент.

А. Козырев:

— Она училась в Екатерининском институте, и Мария Фёдоровна испытывала к ней симпатию, но она не была фрейлиной.

М. Шевченко:

— По воспитанию, мать была более крупной личностью, чем отец, по воспитанию самого Леонтьева, и ее дух, ее образ, безусловно, вообще ее влияние на его воспитание было огромным в детстве, он это признавал и это очень важный момент. Если вы помните, Юрий Фёдорович Самарин, он крестник императрицы Марии Фёдоровны, и многие-многие вот эти вещи, и неважно, в каком направлении он двигается, Самарин: более в сторону либерального национализма государственнического или более консервативного — здесь можно поспорить. Либерализм и консерватизм друг от друга китайской стеной не отделены, понятно, что тут есть определённые переходные формы, нюансы какие-то, но мне кажется, здесь именно вот это органическое понимание, что это некий организм, народ и государство, пока они существуют — это некий организм, безусловно, со своими тайнами, а человеческий организм — это не тайна? Мы можем многое знать, и у нас есть направление огромное в науке — психологии, но мы не можем до конца знать, как душа соединена с телом, это загадка для нас. Мы знаем, что душа и тело влияют друг на друга и есть нарратив и гигантское изучение этих проблем, но до конца понять мы не можем это, тайна остаётся. И если есть тайна человеческого организма, то можно сказать, что есть тайна и народного организма в этом.

А. Козырев:

— А вот всё-таки эпоха Уварова — это для русской культуры эпоха Пушкина, и эти два человека знали друг друга, Пушкин был моложе, по-моему, на тринадцать лет, но, насколько я понимаю, Уварову не могут простить какие-то его не очень лицеприятные высказывания о Пушкине, да?

М. Шевченко:

— Знаете как, поскольку у нас Уваров виноват всегда, у нас негативное поэтому отношение, а к Пушкину — позитивное.

А. Козырев:

— Ну, «Пушкин — наше все».

М. Шевченко:

— А «Уваров — наше ничего», да?

А. Козырев:

— Так никто не говорит, но...

М. Шевченко:

— Так не говорят, но тем не менее.

А. Козырев:

— ... но он отчитал Краевского за «солнце русской поэзии».

М. Шевченко:

— С арзамасцами у него отношения очень сложные были, потому что, будь его инсинуатор Ви́гель или очень конфликтный Пушкин, тут речь идет о политике, о проблеме кто первый, кто второй, потому что Пушкин двигался «вправо», это известно, Пушкин становился консервативным, Белинский писал, что Пушкин метил на место Карамзина, а Карамзин — придворный историограф и лично с императором беседует о высших материях. Сперва ему оказывает протекцию великая княгиня Елена Павловна, а затем он же сам вырастает, вот таким хотел Пушкин быть перед Николаем, что было уже невозможно, просто потому что Николай был не Александр, у Александра были политические причины для этого, Николай всю эту картину видел иначе. Но Пушкин человек непростой в общении, конфликтный, со своими страстями и пристрастиями, а Уваров хочет его, чтобы он при нём был вторым, и не только он. Хотя он может привести его на лекцию к студентам, где профессор Давыдов читает лекцию по истории русской словесности«, и Уваров заканчивает лекцию словами: «Господа, вы слышали теорию искусства, а вот вам само искусство» — и показывает на Пушкина.

А. Козырев:

— Он представил Пушкина студентам Московского университета?

М. Шевченко:

— Как живого гения — вот он, между нами. Восторг студентов, радость, и понятно, что Пушкин был страшно этим доволен, но конфликтов это не избежало, потому что, опять же, Александр Сергеевич не хотел, «я и государь», «только мы», «я и царь».

А. Козырев:

— Может быть, его такой снижающий пафос по отношению к некрологам Пушкина был связан с тем, что Пушкин всё-таки, по сути, пошёл против закона, дуэль была нарушением, грубым нарушением и гражданского, и церковного законодательства.

М. Шевченко:

— Знаете в чём разница: Александр Сергеевич — человек, который подчёркивает свою независимость: «я числюсь по России», «не торговал мой дед блинами, не ваксил царских сапогов, не пел с придворными дьячками, в князья не прыгал из хохлов». Тут ещё один момент ведь есть: понимаете, Уваров — человек, который как бы стилизуется под денди, но это был человек невероятного трудолюбия и энергии. Если посмотреть его формулярный список — Уваров вкалывает постоянно везде, то есть он работает, это непросто. Другое дело, что он сам выбирает, чем он занимается, и его свобода аристократическая, она вот здесь, то есть он сам решает, чем он занят, но он ревностно берётся за всё, он все поручения монархов выполняет и получает за всё почти высочайшее благоволение. На Александра Сергеевича это категорически не похоже. Ну скажите, можно ли с Уваровым тут быть на равных, скажем так? А в глазах Николая ревность на службе важную роль играет. Гений — это всё хорошо, только ты покажи прилежание и терпение ещё покажи. А дальше Пушкин становится инструментом разных интриг и сплетен, он не очень опытный придворный, в конце концов, его убила как раз неопытность в придворных интригах в этом отношении.

А. Козырев:

— Но ведь Уваров тоже пал жертвой?..

М. Шевченко:

— Нет, ну Уваров шёл сознательно, имейте в виду, что Уваров никогда не уклонялся от ответственности, был момент, когда он монархам говорил прямо: «Да, я так считаю, Ваше Величество». Известная история, когда был суд над профессорами, которых обвинили в богохульстве и в вольнодумстве, и Ру́нич судилище над профессорами Петербургского университета, это было в 1821 году, и Уваров написал прямое письмо Александру, где сказал: Ваше Величество, идея, в общем, простая, может быть, они в чём-то виноваты, но у них нет права на ошибку, а правительство несёт ответственность, оно своей инициативой и диапазоном действий не могло ввести их в искушение. И он прямо скажет: «Тогда отдайте меня под суд, если их виновность доказана — судите меня, я предстану перед судом, буду отвечать, ибо я их попечитель, я старший по отношению я администратор», вот позиция его. И, наконец, когда он в 1849 году прямо сказал Николаю, что — «Ваше Величество, я предлагал в 1843 году те меры, которые вы отвергли, но я считаю, что они и сейчас необходимы, второй раз», и Николай это отверг. И в конце концов, когда профессор Давыдов за статью в защиту университетов, получил, так сказать, нахлобучку от цензуры, Уваров прямо написал: «Ваше Величество, статья была написана по моему приказу и мною одобрена». Уваров от ответственности никогда не уходил, хотя он был придворным, но он знал, за что. Это был не просто карьерист придворный, у него была политическая позиция, он боролся за определённые принципы, у него были определённые идеи, программные задачи, он их осуществлял, когда это было невозможно, он принимал ситуацию такой, как она сложилась, но он оставался при своих убеждениях, они у него были.

А. Козырев:

— Таких людей называют государственными людьми, и действительно, то, что он сделал для российского образования и науки, это просто бесценно.

М. Шевченко:

— Мне кажется, у Уварова был реальный политический замысел определённый. Если бы откровенно он мог об этом говорить, то больше бы его понимал Погодин, допустим, или Шевырёв, или тот же Устрялов. Устрялов фактически занялся историей Петра Великого, и он написал историю Петра, если вы помните, и в качестве академика Устрялов не мог опубликовать по цензурным соображениям свои работы о Петре I, и Уваров это понимал. Но, что характерно: в Академии на заседаниях, когда Устрялов клал на стол очередной том рукописи и рукописи обсуждали, Уваров его благодарил, выписывал ему денежное вознаграждение и говорил: «но не публикуйте, продолжайте работать». И когда наступило новое царствование, Устрялов свой шеститомник опубликовал уже в 1850-е годы. Но очевидно, Устрялов был ближе, и сговорчивее, в каких-то случаях сопряжённее, то есть политически это было как культурное движение, имеющее политический оттенок. Мне кажется, в этом смысле Уваров не был во всём хорош и возможно, он мог быть злым, он разозлился, впал в мелочность, и так далее, и в отношении похорон Пушкина некрасиво держался. Словом, там многое можно найти, где не выглядят хорошо ни тот, ни другой.

А. Козырев:

— Поскольку у нас время подходит к концу, мы, конечно, многие темы ещё не обсудили, хотел спросить и о его взаимоотношениях со славянофилами, но я думаю, что это на другой раз мы оставим, а в конце хотелось бы вспомнить такую фразу библейскую: «По плодам их узнаете их». Вот, действительно, об Уварове можно говорить разное, но можно говорить о том, что после него остался великий университет, два университета: Петербургский и Московский, который тоже изменился и в 40-е годы вошёл просто в цвет блестящих учёных, блестящих историков, правоведов. Остался «Журнал Министерства народного просвещения», который стал первым русским систематическим научным журналом на русском языке, если так можно сказать. Может быть, вы не согласитесь, но...

М. Шевченко:

— Левые оппоненты признали то, что вы говорите.

А. Козырев:

— Это протекционизм русскому языку, русской науке, русским учёным, которые на своём родном языке, хотя сам Уваров писал по-французски, но он всячески способствовал тому, чтобы...

М. Шевченко:

— ... при Уварове русский язык впервые вошёл в официальный обиход Академии наук, наряду с немецким и французским.

А. Козырев:

— Поэтому, конечно, сегодня вспоминать Уварова — это не только вспоминать его триаду «православие, самодержавие, народность», но это вспоминать и образ достойного учёного и очень крупного деятеля науки. Сейчас мы отметили 300-летие Российской Академии наук, а вблизи 270 лет со дня основания нашего с вами Московского государственного университета, Московского Императорского университета и поэтому, конечно, роль таких великих людей, как Сергей Семёнович Уваров в блеске российской науки, она несомненная. Я благодарю Максима Шевченко за увлекательный, интересный рассказ о Сергее Семёновиче Уварове и до новых встреч в эфире программы «Философские ночи».

М. Шевченко:

— До свидания.

Все выпуски программы Философские ночи

Другие программы

Богослужения вечера

Тексты богослужений праздничных и воскресных дней. Всенощное Бдение. 21 декабря (вечер 20 декабря) 2025г.

Вечер 20.12.25

Неде́ля 28-я по Пятидеся́тнице, святы́х отцо́в.

Прп. Пата́пия.

Глас 3.

ВСЕНО́ЩНОЕ БДЕ́НИЕ

Вели́кая Вече́рня

Диакон: Воста́ните!

Хор: Благослови́.

Иерей: Сла́ва Святе́й и Единосу́щней и Животворя́щей и Неразде́льней Тро́ице всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Священнослужители в алтаре:

Прииди́те, поклони́мся Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Христу́ Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Самому́ Христу́, Царе́ви и Бо́гу на́шему.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Ему́.

Псало́м 103, предначина́тельный:

Хор: Благослови́, душе́ моя́, Го́спода./ Благослове́н еси́, Го́споди./ Го́споди, Бо́же мой, возвели́чился еси́ зело́./ Благослове́н еси́, Го́споди./ … / Вся прему́дростию сотвори́л еси́./ Сла́ва Ти, Го́споди, сотвори́вшему вся.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Вели́кая ектения́:

Диакон: Ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)

Диакон: О Свы́шнем ми́ре и спасе́нии душ на́ших, Го́споду помо́лимся.

О ми́ре всего́ ми́ра, благостоя́нии Святы́х Бо́жиих Церкве́й и соедине́нии всех, Го́споду помо́лимся.

О святе́м хра́ме сем и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся.

О вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем, Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, честне́м пресви́терстве, во Христе́ диа́констве, о всем при́чте и лю́дех, Го́споду помо́лимся.

О Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, Го́споду помо́лимся.

О гра́де сем (или: О ве́си сей), вся́ком гра́де, стране́ и ве́рою живу́щих в них, Го́споду помо́лимся.

О благорастворе́нии возду́хов, о изоби́лии плодо́в земны́х и вре́менех ми́рных, Го́споду помо́лимся.

О пла́вающих, путеше́ствующих, неду́гующих, стра́ждущих, плене́нных и о спасе́нии их. Го́споду помо́лимся.

О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.

Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко подоба́ет Тебе́ вся́кая сла́ва честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Блаже́н муж:

Хор: Блаже́н муж, и́же не и́де на сове́т нечести́вых.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Я́ко весть Госпо́дь путь пра́ведных, и путь нечести́вых поги́бнет.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Рабо́тайте Го́сподеви со стра́хом и ра́дуйтеся Ему́ с тре́петом.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Блаже́ни вси наде́ющиися Нань.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Ектения́ ма́лая:

Диакон: Па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Твоя́ держа́ва, и Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Го́споди, воззва́х, глас 3:

Хор: Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя./ Услы́ши мя, Го́споди./ Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя:/ вонми́ гла́су моле́ния моего́,/ внегда́ воззва́ти ми к Тебе́.// Услы́ши мя, Го́споди.

Да испра́вится моли́тва моя́,/ я́ко кади́ло пред Тобо́ю,/ воздея́ние руку́ мое́ю/ – же́ртва вече́рняя.// Услы́ши мя, Го́споди.

Стихиры воскресные, глас 3:

На 10. Стих: Изведи́ из темни́цы ду́шу мою́,// испове́датися и́мени Твоему́.

Стихира: Твои́м Кресто́м, Христе́ Спа́се,/ сме́рти держа́ва разруши́ся,/ и диа́воля пре́лесть упраздни́ся,/ род же челове́ческий, ве́рою спаса́емый,// песнь Тебе́ всегда́ прино́сит.

Стих: Мене́ ждут пра́ведницы,// до́ндеже возда́си мне.

Стихира: Просвети́шася вся́ческая/ Воскресе́нием Твои́м, Го́споди,/ и рай па́ки отве́рзеся,/ вся же тварь восхваля́ющи Тя,// песнь Тебе́ всегда́ прино́сит.

На 8. Стих: Из глубины́ воззва́х к Тебе́, Го́споди,// Го́споди, услы́ши глас мой.

Стихира: Сла́влю Отца́ и Сы́на си́лу,/ и Свята́го Ду́ха пою́ власть,/ неразде́льное, несозда́нное Божество́,/ Тро́ицу Единосу́щную,// ца́рствующую в век ве́ка.

Стих: Да бу́дут у́ши Твои́// вне́млюще гла́су моле́ния моего́.

Стихира: Кресту́ Твоему́ честно́му покланя́емся, Христе́,/ и Воскресе́ние Твое́ пое́м и сла́вим.// Ра́ною бо Твое́ю мы вси исцеле́хом и́.

На 6. Стих: А́ще беззако́ния на́зриши, Го́споди, Го́споди, кто постои́т?// Я́ко у Тебе́ очище́ние есть.

Стихира: Пое́м Спа́са от Де́вы вопло́щшагося./ Нас бо ра́ди распя́тся,/ и в тре́тий день воскре́се,// да́руя нам ве́лию ми́лость.

Стих: И́мене ра́ди Твоего́ потерпе́х Тя, Го́споди, потерпе́ душа́ моя́ в сло́во Твое́,// упова́ душа́ моя́ на Го́спода.

Стихира: Су́щим во а́де сшед Христо́с благовести́:/ дерза́йте, глаго́ля, ны́не победи́х,/ Аз есмь Воскресе́ние, Аз вы возведу́,// разруши́в сме́ртная врата́.

На 4. Стих: От стра́жи у́тренния до но́щи, от стра́жи у́тренния,// да упова́ет Изра́иль на Го́спода.

Стихира: Недосто́йно стоя́ще в пречи́стом дому́ Твое́м,/ вече́рнюю песнь возсыла́ем,/ из глубины́ взыва́юще, Христе́ Бо́же:/ просвети́вый мир тридне́вным воскресе́нием Твои́м,// изми́ лю́ди Твоя́ от руки́ враго́в Твои́х, Человеколю́бче.

Стихиры прп. Патапия, глас 1, подобен: «Всехва́льнии му́ченицы…»:

Стих: Я́ко у Го́спода ми́лость, и мно́гое у Него́ избавле́ние,// и Той изба́вит Изра́иля от всех беззако́ний его́.

Стихира: О́тче Пата́пие,/ пло́ти стремле́ния воздержа́нием увяди́в разжже́ние,/ в пусты́ню всели́лся еси́,/ я́ко Или́я дре́вле,/ ум очища́я непреста́нными к Бо́гу моли́твами./ И ны́не моли́ дарова́ти душа́м на́шим// мир и ве́лию ми́лость.

На 2. Стих: Хвали́те Го́спода вси язы́цы,// похвали́те Его́ вси лю́дие.

Стихира: О́тче Пата́пие,/ лико́м по́стническим причи́слился еси́,/ безстра́стием украша́яся,/ и всели́лся еси́ во оби́телех преподо́бных,/ иде́же Свет незаходи́мый,/ иде́же есть дре́во жи́зни./ И ны́не моли́ дарова́ти душа́м на́шим// мир и ве́лию ми́лость.

Стих: Я́ко утверди́ся ми́лость Его́ на нас,// и и́стина Госпо́дня пребыва́ет во век.

Стихира: О́тче Пата́пие,/ свети́льник из Еги́пта возсия́л еси́,/ просвеща́я подсо́лнечную чуде́с светлостьми́,/ душетле́нных неду́г отгоня́я мрак,/ де́монов охужда́я тьму./ И ны́не моли́ Христа́/ дарова́ти душа́м на́шим// мир и ве́лию ми́лость.

Догматик, глас 3:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Догматик: Ка́ко не диви́мся/ Богому́жному Рождеству́ Твоему́, Пречестна́я?/ Искуше́ния бо му́жескаго не прие́мши, Всенепоро́чная,/ родила́ еси́ без Отца́ Сы́на пло́тию./ Пре́жде век от Отца́ рожде́ннаго без ма́тере,/ ника́коже претерпе́вшаго измене́ния,/ или́ смеше́ния, или́ разделе́ния,/ но обою́ существу́ сво́йство це́ло сохра́ншаго./ Те́мже, Ма́ти Де́во Влады́чице,/ Того́ моли́ спасти́ся душа́м,// правосла́вно Богоро́дицу испове́дающих Тя.

Вход с кади́лом:

Диакон: Прему́дрость, про́сти.

Све́те Ти́хий:

Хор: Све́те Ти́хий святы́я сла́вы Безсме́ртнаго Отца́ Небе́снаго, Свята́го, Блаже́ннаго, Иису́се Христе́! Прише́дше на за́пад со́лнца, ви́девше свет вече́рний, пое́м Отца́, Сы́на и Свята́го Ду́ха, Бо́га. Досто́ин еси́ во вся времена́ пет бы́ти гла́сы преподо́бными, Сы́не Бо́жий, живо́т дая́й; те́мже мир Тя сла́вит.

Диакон: Во́нмем.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Проки́мен воскре́сный, глас 6:

Диакон: Прему́дрость во́нмем. Проки́мен, глас шесты́й: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся.

Хор: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся. (На каждый стих)

Диакон: Облече́ся Госпо́дь в си́лу, и препоя́сася.

Стих 2: И́бо утверди́ вселе́нную, я́же не подви́жится.

Стих 3: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня, Го́споди, в долготу́ дний.

Диакон: Госпо́дь воцари́ся.

Хор: В ле́поту облече́ся.

Ектения́ сугу́бая:

Диакон: Рцем вси от всея́ души́, и от всего́ помышле́ния на́шего рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Го́споди Вседержи́телю, Бо́же оте́ц на́ших, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Поми́луй нас, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды, на каждое прошение)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, и всей во Христе́ бра́тии на́шей.

Еще́ мо́лимся о Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, да ти́хое и безмо́лвное житие́ поживе́м во вся́ком благоче́стии и чистоте́.

Еще́ мо́лимся о блаже́нных и приснопа́мятных созда́телех свята́го хра́ма сего́, и о всех преждепочи́вших отце́х и бра́тиях, зде лежа́щих и повсю́ду, правосла́вных.

Еще́ мо́лимся о ми́лости, жи́зни, ми́ре, здра́вии, спасе́нии, посеще́нии, проще́нии и оставле́нии грехо́в рабо́в Бо́жиих настоя́теля, бра́тии и прихо́жан свята́го хра́ма сего́.

Еще́ мо́лимся о плодонося́щих и доброде́ющих во святе́м и всечестне́м хра́ме сем, тружда́ющихся, пою́щих и предстоя́щих лю́дех, ожида́ющих от Тебе́ вели́кия и бога́тыя ми́лости.

Иерей: Я́ко Ми́лостив и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Сподо́би, Го́споди:

Хор: Сподо́би, Го́споди, в ве́чер сей без греха́ сохрани́тися нам. Благослове́н еси́, Го́споди, Бо́же оте́ц на́ших, и хва́льно и просла́влено и́мя Твое́ во ве́ки. Ами́нь.

Бу́ди, Го́споди, ми́лость Твоя́ на нас, я́коже упова́хом на Тя. Благослове́н еси́, Го́споди, научи́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Влады́ко, вразуми́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Святы́й, просвети́ мя оправда́нии Твои́ми.

Го́споди, ми́лость Твоя́ во век, дел руку́ Твое́ю не пре́зри. Тебе́ подоба́ет хвала́, Тебе́ подоба́ет пе́ние, Тебе́ сла́ва подоба́ет. Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Ектения́ проси́тельная:

Диакон: Испо́лним вече́рнюю моли́тву на́шу Го́сподеви.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Ве́чера всего́ соверше́нна, свя́та, ми́рна и безгре́шна у Го́спода про́сим.

Хор: Пода́й, Го́споди. (На каждое прошение)

Диакон: А́нгела ми́рна, ве́рна наста́вника, храни́теля душ и теле́с на́ших, у Го́спода про́сим.

Проще́ния и оставле́ния грехо́в и прегреше́ний на́ших у Го́спода про́сим.

До́брых и поле́зных душа́м на́шим и ми́ра ми́рови у Го́спода про́сим.

Про́чее вре́мя живота́ на́шего в ми́ре и покая́нии сконча́ти у Го́спода про́сим.

Христиа́нския кончи́ны живота́ на́шего, безболе́знены, непосты́дны, ми́рны и до́браго отве́та на Стра́шнем Суди́щи Христо́ве про́сим.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́, и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Благ и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Бу́ди держа́ва Ца́рствия Твоего́ благослове́на и препросла́влена. Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Лития́: (В приходской практике может опускаться)

Поется стихира храма [1] , затем:

Богородичные стихиры Павла Аморрейского, глас 7, подобен: «Днесь бдит Иу́да…»:

Стихира: Ми́лостива, благопребы́тна мне, Де́во,/ и благопослу́шна яви́ся призыва́ющу Боже́ственную Твою́ благода́ть/ во всех вои́стинну случа́ющих ми ся:/ всю бо наде́жду души́ моея́ возложи́х к Тебе́,/ и во всех упова́ю на Боже́ственный про́мысл Твой,/ Ты и бу́дущия мя сла́вы,// и живота́ Боже́ственнаго сподо́би.

Стихира: У́глие во мне, Богоро́дице, страсте́й мои́х возгоре́шася,/ от гне́ва же и я́рости,/ от пия́нства и блуда́,/ от сребролю́бия и же́стости се́рдца,/ умерщвле́ния лю́таго,/ от уны́ния и смуще́ния,/ от тщесла́вия же и попра́ния со́вестнаго,// от ни́хже изба́ви ду́шу мою́, молю́ся, Влады́чице, и спаси́ мя.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Стихира: Вси чи́стою со́вестию Богоро́дице припаде́м,/ вопию́ще непреста́нно от среды́ серде́чныя:/ Влады́чице Свята́я, спаси́ всех от гне́ва и озлобле́ния, бед и паде́жей:/ я́ко Тебе́ стяжа́хом сте́ну, и утвержде́ние,// Тобо́ю спаса́еми под кров Твой притека́юще.

Диакон: Спаси́, Бо́же, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, посети́ мир Твой ми́лостию и щедро́тами, возвы́си рог христиа́н правосла́вных и низпосли́ на ны ми́лости Твоя́ бога́тыя, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день), и всех святы́х. Мо́лим Тя, многоми́лостиве Го́споди, услы́ши нас, гре́шных, моля́щихся Тебе́, и поми́луй нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (40 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о господи́не на́шем высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к и о всем во Христе́ бра́тстве на́шем, и о вся́кой души́ христиа́нстей, скорбя́щей же и озло́бленней, ми́лости Бо́жия и по́мощи тре́бующей; о покрове́нии гра́да сего́, и живу́щих в нем, о ми́ре, и состоя́нии всего́ ми́ра; о благостоя́нии святы́х Бо́жиих церкве́й; о спасе́нии и по́мощи со тща́нием и стра́хом Бо́жиим тружда́ющихся и служа́щих оте́ц и бра́тий на́ших; о оста́вльшихся и во отше́ствии су́щих; о исцеле́нии в не́мощех лежа́щих; о успе́нии, осла́бе, блаже́нней па́мяти и о оставле́нии грехо́в всех преждеотше́дших оте́ц и бра́тий на́ших, зде лежа́щих и повсю́ду правосла́вных; о избавле́нии плене́нных, и о бра́тиях на́ших во слу́жбах су́щих, и о всех служа́щих и служи́вших во святе́м хра́ме сем рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй. (50 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о е́же сохрани́тися гра́ду сему́, и свято́му хра́му сему́, и вся́кому гра́ду и стране́, от гла́да, губи́тельства, тру́са, пото́па, огня́, меча́, наше́ствия иноплеме́нников и междоусо́бныя бра́ни; о е́же ми́лостиву и благоуве́тливу бы́ти благо́му и человеколюби́вому Бо́гу на́шему, отврати́ти вся́кий гнев на ны дви́жимый, и изба́вити ны от належа́щаго и пра́веднаго Своего́ преще́ния и поми́ловати ны.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Диакон: Еще́ мо́лимся и о е́же услы́шати Го́споду Бо́гу глас моле́ния нас, гре́шных, и поми́ловати нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Иерей: Услы́ши ны, Бо́же, Спаси́телю наш, упова́ние всех конце́в земли́ и су́щих в мо́ри дале́че, и ми́лостив, ми́лостив бу́ди, Влады́ко, о гресе́х на́ших, и поми́луй ны. Ми́лостив бо и человеколю́бец Бог еси́, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́, и Сы́ну, и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Влады́ко многоми́лостиве, Го́споди Иису́се Христе́, Бо́же наш, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день) и всех святы́х. благоприя́тну сотвори́ моли́тву на́шу, да́руй нам оставле́ние прегреше́ний на́ших, покры́й нас кро́вом крилу́ Твое́ю, отжени́ от нас вся́каго врага́ и супоста́та, умири́ на́шу жизнь. Го́споди, поми́луй нас и мир Твой, и спаси́ ду́ши на́ша, я́ко благ и человеколю́бец.

Хор: Ами́нь.

Стихи́ры на стихо́вне:

Стихиры воскресные, глас 3:

Стихира: Стра́стию Твое́ю, Христе́,/ омрачи́вый со́лнце/ и све́том Твоего́ Воскресе́ния,/ просвети́вый вся́ческая,// приими́ на́шу вече́рнюю песнь, Человеколю́бче.

Стих: Госпо́дь воцари́ся,// в ле́поту облече́ся.

Стихира: Живоприе́мное Твое́ воста́ние, Го́споди,/ вселе́нную всю просвети́,/ и Твое́ созда́ние истле́вшее призва́./ Те́мже кля́твы Ада́мовы изме́ншеся, вопие́м:// Всеси́льне Го́споди, сла́ва Тебе́.

Стих: И́бо утверди́ вселе́нную,// я́же не подви́жится.

Стихира: Бог сый неизме́нен,/ пло́тию стражда́ измени́лся еси́,/ Его́же тварь не терпя́щи ви́сяща зре́ти,/ стра́хом прекланя́шеся,/ и стеня́щи пое́т Твое́ долготерпе́ние:/ соше́д же во ад, тридне́вен воскре́сл еси́,// жизнь да́руя ми́рови, и ве́лию ми́лость.

Стих: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня,// Го́споди, в долготу́ дний.

Стихира: Да род наш от сме́рти, Христе́, изба́виши,/ смерть претепе́л еси́:/ и тридне́вен из ме́ртвых воскре́с,/ с Собо́ю воскреси́л еси́,/ и́же Тя Бо́га позна́вших:/ и мир просвети́л еси́.// Го́споди, сла́ва Тебе́.

Богородичен воскресный, глас 3:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Стихира: Без се́мене от Боже́ственнаго Ду́ха,/ во́лею же О́тчею зачала́ еси́ Сы́на Бо́жия,/ от Отца́ без ма́тере пре́жде век су́ща:/ нас же ра́ди, из Тебе́ без отца́ бы́вша,/ пло́тию родила́ еси́,/ и Младе́нца млеко́м пита́ла еси́./ Те́мже не преста́й моли́ти,// изба́витися от бед душа́м на́шим.

Моли́тва свято́го Симео́на Богоприи́мца:

Хор: Ны́не отпуща́еши раба́ Твоего́, Влады́ко,/ по глаго́лу Твоему́, с ми́ром;/ я́ко ви́деста о́чи мои́ спасе́ние Твое́,/ е́же еси́ угото́вал пред лице́м всех люде́й,/ свет во открове́ние язы́ков,// и сла́ву люде́й Твои́х Изра́иля.

Трисвято́е по О́тче наш:

Чтец: Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Пресвята́я Тро́ице, поми́луй нас; Го́споди, очи́сти грехи́ на́ша; Влады́ко, прости́ беззако́ния на́ша; Святы́й, посети́ и исцели́ не́мощи на́ша, и́мене Твоего́ ра́ди.

Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

О́тче наш, И́же еси́ на Небесе́х, да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на Небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго.

Иерей: Я́ко Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Тропа́рь, глас 4:

Хор: Богоро́дице Де́во, ра́дуйся,/ Благода́тная Мари́е, Госпо́дь с Тобо́ю:/ благослове́на Ты в жена́х/ и благослове́н Плод чре́ва Твоего́,// я́ко Спа́са родила́ еси́ душ на́ших. (Трижды)

Благослове́ние хле́бов:

Диакон: Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Иерей: Го́споди Иису́се Христе́ Бо́же наш, благослови́вый пять хле́бов и пять ты́сящ насы́тивый, Сам благослови́ и хле́бы сия́, пшени́цу, вино́ и еле́й; и умно́жи сия́ во гра́де сем и во всем ми́ре Твое́м; и вкуша́ющия от них ве́рныя освяти́. Я́ко Ты еси́ благословля́яй и освяща́яй вся́ческая, Христе́ Бо́же наш, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, со Безнача́льным Твои́м Отце́м, и Всесвяты́м, и Благи́м, и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь. Бу́ди И́мя Госпо́дне благослове́но от ны́не и до ве́ка. (Трижды)

Псало́м 33:

Иерей: Благослове́ние Госпо́дне на вас, Того́ благода́тию и человеколю́бием, всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

У́треня

Шестопса́лмие:

Хор: Сла́ва в вы́шних Бо́гу, и на земли́ мир, в челове́цех благоволе́ние. (Трижды)

Го́споди, устне́ мои́ отве́рзеши, и уста́ моя́ возвестя́т хвалу́ Твою́. (Дважды)

Псало́м 3:

Чтец: Го́споди, что ся умно́жиша стужа́ющии ми? Мно́зи востаю́т на мя, мно́зи глаго́лют души́ мое́й: несть спасе́ния ему́ в Бо́зе его́. Ты же, Го́споди, Засту́пник мой еси́, сла́ва моя́ и вознося́й главу́ мою́. Гла́сом мои́м ко Го́споду воззва́х, и услы́ша мя от горы́ святы́я Своея́. Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя. Не убою́ся от тем люде́й, о́крест напа́дающих на мя. Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой, я́ко Ты порази́л еси́ вся вражду́ющия ми всу́е: зу́бы гре́шников сокруши́л еси́. Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя.

Псало́м 37:

Го́споди, да не я́ростию Твое́ю обличи́ши мене́, ниже́ гне́вом Твои́м нака́жеши мене́. Я́ко стре́лы Твоя́ унзо́ша во мне, и утверди́л еси́ на мне ру́ку Твою́. Несть исцеле́ния в пло́ти мое́й от лица́ гне́ва Твоего́, несть ми́ра в косте́х мои́х от лица́ грех мои́х. Я́ко беззако́ния моя́ превзыдо́ша главу́ мою́, я́ко бре́мя тя́жкое отяготе́ша на мне. Возсмерде́ша и согни́ша ра́ны моя́ от лица́ безу́мия моего́. Пострада́х и сляко́хся до конца́, весь день се́туя хожда́х. Я́ко ля́двия моя́ напо́лнишася поруга́ний, и несть исцеле́ния в пло́ти мое́й. Озло́блен бых и смири́хся до зела́, рыка́х от воздыха́ния се́рдца моего́. Го́споди, пред Тобо́ю все жела́ние мое́ и воздыха́ние мое́ от Тебе́ не утаи́ся. Се́рдце мое́ смяте́ся, оста́ви мя си́ла моя́, и свет о́чию мое́ю, и той несть со мно́ю. Дру́зи мои́ и и́скреннии мои́ пря́мо мне прибли́жишася и ста́ша, и бли́жнии мои́ отдале́че мене́ ста́ша и нужда́хуся и́щущии ду́шу мою́, и и́щущии зла́я мне глаго́лаху су́етная и льсти́вным весь день поуча́хуся. Аз же я́ко глух не слы́шах и я́ко нем не отверза́яй уст свои́х. И бых я́ко челове́к не слы́шай и не имы́й во усте́х свои́х обличе́ния. Я́ко на Тя, Го́споди, упова́х, Ты услы́шиши, Го́споди Бо́же мой. Я́ко рех: да не когда́ пора́дуют ми ся врази́ мои́: и внегда́ подвижа́тися нога́м мои́м, на мя велере́чеваша. Я́ко аз на ра́ны гото́в, и боле́знь моя́ предо мно́ю есть вы́ну. Я́ко беззако́ние мое́ аз возвещу́ и попеку́ся о гресе́ мое́м. Врази́ же мои́ живу́т и укрепи́шася па́че мене́, и умно́жишася ненави́дящии мя без пра́вды. Воздаю́щии ми зла́я возблага́я оболга́ху мя, зане́ гоня́х благосты́ню. Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Псало́м 62:

Бо́же, Бо́же мой, к Тебе́ у́тренюю, возжада́ Тебе́ душа́ моя́, коль мно́жицею Тебе́ плоть моя́, в земли́ пу́сте и непрохо́дне, и безво́дне. Та́ко во святе́м яви́хся Тебе́, ви́дети си́лу Твою́ и сла́ву Твою́. Я́ко лу́чши ми́лость Твоя́ па́че живо́т, устне́ мои́ похвали́те Тя. Та́ко благословлю́ Тя в животе́ мое́м, о и́мени Твое́м воздежу́ ру́це мои́. Я́ко от ту́ка и ма́сти да испо́лнится душа́ моя́, и устна́ма ра́дости восхва́лят Тя уста́ моя́. А́ще помина́х Тя на посте́ли мое́й, на у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́. Ти́и же всу́е иска́ша ду́шу мою́, вни́дут в преиспо́дняя земли́, предадя́тся в ру́ки ору́жия, ча́сти ли́совом бу́дут. Царь же возвесели́тся о Бо́зе, похва́лится всяк клены́йся Им, я́ко загради́шася уста́ глаго́лющих непра́ведная.

На у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Го́споди поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Псало́м 87:

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́, я́ко испо́лнися зол душа́ моя́, и живо́т мой а́ду прибли́жися. Привмене́н бых с низходя́щими в ров, бых я́ко челове́к без по́мощи, в ме́ртвых свобо́дь, я́ко я́звеннии спя́щии во гро́бе, и́хже не помяну́л еси́ ктому́, и ти́и от руки́ Твоея́ отринове́ни бы́ша. Положи́ша мя в ро́ве преиспо́днем, в те́мных и се́ни сме́ртней. На мне утверди́ся я́рость Твоя́, и вся во́лны Твоя́ наве́л еси́ на мя. Уда́лил еси́ зна́емых мои́х от мене́, положи́ша мя ме́рзость себе́: пре́дан бых и не исхожда́х. О́чи мои́ изнемого́сте от нищеты́, воззва́х к Тебе́, Го́споди, весь день, возде́х к Тебе́ ру́це мои́. Еда́ ме́ртвыми твори́ши чудеса́? Или́ вра́чеве воскреся́т, и испове́дятся Тебе́? Еда́ пове́сть кто во гро́бе ми́лость Твою́, и и́стину Твою́ в поги́бели? Еда́ позна́на бу́дут во тьме чудеса́ Твоя́, и пра́вда Твоя́ в земли́ забве́нней? И аз к Тебе́, Го́споди, воззва́х и у́тро моли́тва моя́ предвари́т Тя. Вску́ю, Го́споди, отре́еши ду́шу мою́, отвраща́еши лице́ Твое́ от мене́? Нищ есмь аз, и в труде́х от ю́ности моея́; возне́с же ся, смири́хся, и изнемого́х. На мне преидо́ша гне́ви Твои́, устраше́ния Твоя́ возмути́ша мя, обыдо́ша мя я́ко вода́, весь день одержа́ша мя вку́пе. Уда́лил еси́ от мене́ дру́га и и́скренняго, и зна́емых мои́х от страсте́й.

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́.

Псало́м 102:

Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и вся вну́тренняя моя́ и́мя свя́тое Его́. Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и не забыва́й всех воздая́ний Его́, очища́ющаго вся беззако́ния твоя́, исцеля́ющаго вся неду́ги твоя́, избавля́ющаго от истле́ния живо́т твой, венча́ющаго тя ми́лостию и щедро́тами, исполня́ющаго во благи́х жела́ние твое́: обнови́тся я́ко о́рля ю́ность твоя́. Творя́й ми́лостыни Госпо́дь, и судьбу́ всем оби́димым. Сказа́ пути́ Своя́ Моисе́ови, сыново́м Изра́илевым хоте́ния Своя́: Щедр и Ми́лостив Госпо́дь, Долготерпели́в и Многоми́лостив. Не до конца́ прогне́вается, ниже́ в век вражду́ет, не по беззако́нием на́шим сотвори́л есть нам, ниже́ по грехо́м на́шим возда́л есть нам. Я́ко по высоте́ небе́сней от земли́, утверди́л есть Госпо́дь ми́лость Свою́ на боя́щихся Его́. Ели́ко отстоя́т восто́цы от за́пад, уда́лил есть от нас беззако́ния на́ша. Я́коже ще́дрит оте́ц сы́ны, уще́дри Госпо́дь боя́щихся Его́. Я́ко Той позна́ созда́ние на́ше, помяну́, я́ко персть есмы́. Челове́к, я́ко трава́ дни́е его́, я́ко цвет се́льный, та́ко оцвете́т, я́ко дух про́йде в нем, и не бу́дет, и не позна́ет ктому́ ме́ста своего́. Ми́лость же Госпо́дня от ве́ка и до ве́ка на боя́щихся Его́, и пра́вда Его́ на сыне́х сыно́в, храня́щих заве́т Его́, и по́мнящих за́поведи Его́ твори́ти я́. Госпо́дь на Небеси́ угото́ва Престо́л Свой, и Ца́рство Его́ все́ми облада́ет. Благослови́те Го́спода вси А́нгели Его́, си́льнии кре́постию, творя́щии сло́во Его́, услы́шати глас слове́с Его́. Благослови́те Го́спода вся Си́лы Его́, слуги́ Его́, творя́щии во́лю Его́. Благослови́те Го́спода вся дела́ Его́, на вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

На вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

Псало́м 142:

Го́споди, услы́ши моли́тву мою́, внуши́ моле́ние мое́ во и́стине Твое́й, услы́ши мя в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м, я́ко не оправди́тся пред Тобо́ю всяк живы́й. Я́ко погна́ враг ду́шу мою́, смири́л есть в зе́млю живо́т мой, посади́л мя есть в те́мных, я́ко ме́ртвыя ве́ка. И уны́ во мне дух мой, во мне смяте́ся се́рдце мое́. Помяну́х дни дре́вния, поучи́хся во всех де́лех Твои́х, в творе́ниих руку́ Твое́ю поуча́хся. Возде́х к Тебе́ ру́це мои́, душа́ моя́, я́ко земля́ безво́дная Тебе́. Ско́ро услы́ши мя, Го́споди, исчезе́ дух мой, не отврати́ лица́ Твоего́ от мене́, и уподо́блюся низходя́щим в ров. Слы́шану сотвори́ мне зау́тра ми́лость Твою́, я́ко на Тя упова́х. Скажи́ мне, Го́споди, путь во́ньже пойду́, я́ко к Тебе́ взях ду́шу мою́. Изми́ мя от враг мои́х, Го́споди, к Тебе́ прибего́х. Научи́ мя твори́ти во́лю Твою́, я́ко Ты еси́ Бог мой. Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву. И́мене Твоего́ ра́ди, Го́споди, живи́ши мя, пра́вдою Твое́ю изведе́ши от печа́ли ду́шу мою́. И ми́лостию Твое́ю потреби́ши враги́ моя́ и погуби́ши вся стужа́ющия души́ мое́й, я́ко аз раб Твой есмь.

Услы́ши мя, Го́споди, в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м.

Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

После Шестопсалмия